Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 01"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Александр Громов,Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Джеймс Типтри-младший,Сергей Кудрявцев,Джеффри Алан Лэндис,Станислав Ростоцкий,Билл Джонсон,Александр Алексеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Вообще творчество Типтри – не для тех, кого может шокировать парадокс, выворачивание простых истин наизнанку; это творчество по-мужски рационально, убедительно и выражает мужественное стремление автора идти до логического конца. Герой одного из самых вызывающих рассказов – «Последний полет доктора Айна» (1969) – решается даже на уничтожение человечества ради спасения планеты, ее экологии, жизни, которую человек все равно рано или поздно погубит! ⁷ 7
  Можно отметить также короткую повесть «Хитроумное решение» (1977). Она вышла под псевдонимом Ракуна Шелдон и принесла Типтри очередную премию «Небъюла».


[Закрыть]

«Ее рассказы, – писал Джон Клют, – обращены во внешний мир, наполнены радостью бытия и энергией и в то же время поразительно мрачны. Читая их, невозможно отделаться от впечатления (теперь-то, зная, что за человек их написал, понятно, откуда оно взялось!), что в них соединено несоединимое: юная жажда жизни и приходящее с возрастом осознание того, что конец ее неизбежен. Почти все произведения Типтри заканчиваются чьей-то смертью; а все их радости вспыхивают в ночи и исчезают».

Безрадостно шла к концу и ее собственная жизнь. Детей не было. Она перенесла два инфаркта (один – с операцией на сердце), а у мужа дела обстояли и совсем худо: он ослеп, был прикован к постели, и диагноз врачей – болезнь Альцхаймера (иначе говоря, старческое слабоумие) – надежд не оставлял никаких.

Оба были профессионалами и иллюзий не строили. Потому Алиса и поступила так, как впору ожидать от верного друга, но не от любимой и любящей женщины. А может быть, на курок нажимал уже мужчина – Джеймс Типтри, в которого она в какой-то мере успела превратиться? Во всяком случае, как зафиксировала полиция, рука ее не дрогнула.

А я, еще раз пробегая взглядом эту странную, необычную и завораживающую судьбу, задумался вот над чем. Так ли уж и ошибался Силверберг, утверждая, что рассказы Типтри написаны мужчиной? И так ли не правы феминистки, запальчиво пообещавшие «стереть все грани между мужчиной и женщиной»? Пример Алисы Шелдон доказывает, что да – смогут. Но выиграет ли от этого человечество, потеряв целую половину – и, говоря по совести, действительно прекрасную?..

Вл. ГАКОВ

________________________________________________________________________

БИБЛИОГРАФИЯ ДЖЕЙМСА ТИПТРИ-МЛАДШЕГО

(Книжные издания)

1. Сб. «За десять тысяч световых лет от дома» («Теп Thousand Light Years from Ноте», 1973).

2. Сб. «Миры теплые и прочие» («Warm Worlds and Otherwise», 1975).

3. Сб. «Звездные песни старого примата» («Star Songs of an Old Primate», 1978).

4. «Выше стен Земли» («Up the Walls of the World», 1978).

5. Сб. «Вне чего бы то ни было, и другие экстраординарные видения» («Out of the Everywhere, And Other Extraordinary Visions», 1981).

6. «Свечение с небес» («Brightness Falls from the Air», 1985).

7. Сб. «Звездная щель» («The Starry Rift», 1986).

8. Сб. «Прекрасный Байт» («Byte Beautiful», 1986).

9. Сб. «Рассказы Квинтаны Ру» («Tales of Quintana Roo», 1986).

10. Сб. «Корона звезд» («Crown of Stars», 1988).

11. Сб. «Ее дым поднимался вечно: великие годы Джеймса Типтри-младшего» («Her Smoke Rose Up Forever: The Great Years of James Tiptree, Jr.», 1990 – под ред. Д. Тернера).

12. «Цвет глаз неандертальца» («The Color of Neanderthal Eyes», 1990)

Факты

*********************************************************************************************

Старый конь борозды не испортит

Британское правительство намерено срочно призвать на государственную службу… пенсионеров-программистов, в совершенстве владеющих машинными языками Assembler и Cobol. Указанные языки были разработаны в 1960-х и широко использовались вплоть до конца 1970-х, а прикладные программы, в ядре которых они задействованы, применяются до сих пор, в частности, в суперкомпьютерах, осуществляющих банковские операции, регулирующих авиа– и железнодорожное движение и т. п. Программы эти, как известно, имеют общий недостаток: текущая дата представлена в них шестизначным числом, где два последних разряда обозначают год, к которому по умолчанию приписывается «тысяча девятьсот» – а следовательно, после 31 декабря 1999-го для компьютеров, ведающих жизненно важными государственными проблемами, наступит не 2000-й, а 1900 год.

К примеру, компьютеры Скотланд-Ярда начисто «позабудут» о ныне действующих преступниках, услужливо подсовывая криминалистам списки давно упокоившихся с миром. Авиакомпания «British Airlines» недавно заявила, что, скорее всего, отменит рейсы на пару дней до и после роковой даты, если проклятый программный «баг» не удастся вовремя обезвредить. Нынешнее поколение программистов Великобритании да и других стран, весьма слабо разбирается в тонкостях архаичных компьютерных языков… Впрочем, как заверяют наши специалисты, в России-то как раз нет недостатка в знатоках «Кобола» и «Ассемблера»! К тому же люди сведущие утверждают, что шумиху вокруг роковой даты подняли в рекламных целях. И словно в подтверждение этих слов, в СМИ прошла информация о том, что австралийский школьник написал программу, снимающую эту проблему.

Еще не поздно прикупить участок на Марсе!

Как известно, в 1967 году ООН запретила земным государствам обращать в свою собственность какие-либо территории за пределами нашей планеты, однако об отдельных индивидах в этом эпохальном документе не было сказано ни слова… А посему, когда в 1980-м некий предприимчивый гражданин Соединенных Штатов по имени Деннис Хоуп подал официальную заявку на ВСЮ ВНЕЗЕМНУЮ ТВЕРДЬ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ, правительство удовлетворило ее на совершенно законных основаниях! Заделавшись самым крупным частным землевладельцем в истории человечества, бывший торговец подержанными автомобилями начал, естественно, потихоньку распродавать свое добро и притом довольно удачно. Так, на одной лишь Луне было куплено свыше 10 тысяч участков (что обогатило продавца примерно на 200 тысяч долларов), а вскоре нашлись охотники и на марсианские пустыни…

С недавних пор Деннис Хоуп открыл виртуальный магазинчик в Internet, так что теперь любой желающий урвать кусочек Солнечной системы может заключить эту сделку без особых хлопот: 177 акров на солнечной стороне Луны обойдутся вам всего в 16 долларов плюс почтовые расходы и налог, а шикарный участок на Марсе размером в 2000 акров – на какой-нибудь десяток долларов дороже.

Джеффри Лэндис
БЕСКОНЕЧНЫЕ СОБЛАЗНЫ ЭНИГМЫ

Я искал Лию, а нашел в мастерской Толли. Ее лицо было прикрыто зеленым пластиковым фильтром, на верстаке перед ней лежал разобранный омнибластер. Она ковырялась зондом в его потрохах. Я остолбенел: никогда еще не видал разобранного бластера. Даже не знал, что они разбираются: думал, они сплошные.

– Что ты делаешь, Тол?

Она даже не взглянула на меня.

– Будь добр, уйди с траектории луча.

Я и так предусмотрительно старался не попасть в створ выстрела, но все равно попятился.

– Что я делаю, Тинкерман? Регулирую бластер, только и всего. Закрой глаза.

Я закрыл, но не совсем: хотел увидеть, что она вытворяет. Она дотронулась до какой-то детальки, и из жерла ударил тонкий, яркий луч пурпурно-розового отлива. Я зажмурился изо всех сил, но все равно увидел на внутренней стороне век ослепительную зеленую вспышку, сменившуюся абсолютной темнотой.

– Все, можешь больше не жмуриться, – проворчала она немного погодя.

Я опасливо приоткрыл глаза. Окружающий мир был по-прежнему подернут зеленой дымкой.

– Не знал, что омнибластеры теряют настройку…

– Ты большой специалист.

Она продолжала рыться в разобранном оружии. Приглядевшись, я увидел боевой кристалл, похожий на темное стекло в белой изолирующей оболочке, чем-то напоминающей вату.

– Вообще-то они должны работать без всяких фокусов полный срок. – Она поглядывала на экран, что-то подкручивая пластмассовой отверткой. – Бластеры настраивают на фабрике, и пользователю не полагается в них копаться. Но я не хочу доверять свою жизнь оружию, которое не могу самостоятельно отладить. А ты? От ерундовой разницы между фабричной и собственной настройкой будет зависеть моя шкура. А кстати, и твоя, белый паренек. Зажмурься!

В этот раз я не сжульничал, и все обошлось.

– Уже лучше, – проворчала Толли. – Что тебя сюда привело? Неужто высоколобые ученые решили наконец выйти в народ?

Я огляделся. Какие ученые? Наверное, она имеет в виду не меня: конечно, я неплохой техник, могу при случае заменить пилота, но ученым меня не назовешь.

– Или ты решил поменять свою белую камбалу на настоящую женщину? – Наконец-то она подняла голову и усмехнулась; на лице цвета пивной бутылки блеснули белые зубы.

Толли, конечно, очень даже ничего, лакомый кусочек для любителя – крепкая, ладная, мускулистая. Но я к ней не испытываю особых чувств.

– Это вряд ли, Толли.

– Дело твое. – Она покачала головой. – Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь. Со мной ты ее живо забудешь.

– Ну да! Держу пари, что даже в разгар утех ты можешь пустить в ход три бластера и четырнадцать фунтов гранат, если какая-нибудь вражеская армия случайно прервет свидание.

– Вполне возможно! – Она засмеялась. – А ты проверь! Дверь моей каюты никогда не запирается. Но ты все равно открывай ее очень медленно, иначе я проделаю пару лишних дырок в твоей костлявой заднице. Ну-ка, закрой глазки еще разок.

Бело-розовая вспышка на внутренней стороне век.

– Готово.

Я открыл глаза. Она уже собирала омнибластер.

– Хочешь, я и твой отлажу в лучшем виде?

– Мой? Я еще не выбрал себе оружие из пирамиды. Неужели ты воображаешь, что оно мне понадобится? Это в дыре глубиной в десять миллиардов километров?

– Как знать! Береженого Бог бережет – вот мой девиз. Ближе к делу, Тинкерман. Если ты меня искал, говори в чем дело или проваливай.

Я искал не ее, но вежливость помешала мне в этом признаться.

– Мы приблизились на расстояние, когда уже можно воспользоваться дальнобойной оптикой. Я подумал, может, ты захочешь взглянуть?

– Еще как захочу! Так бы сразу и сказал!

Она задрала куртку и сунула отлаженный бластер в кобуру, прилепленную прямо к телу под левой грудью. Я успел рассмотреть еще один бластер и два кинжала в ножнах. Толли известна своей предусмотрительностью. Она перехватила мой взгляд.

– Нравится, белый паренек? Если хорошенько попросишь, могу разрешить как следует посмотреть и потрогать.

– Как-нибудь в другой раз.

Мы оба знали, что другого раза не будет, но Толли обожала такие шутки. Мы шутили уже не один год, с тех самых пор как я впервые повстречал Толли Окумбу. Мы с Лией участвовали в экспедиции к руинам старого Лос-Анджелеса. Толли была телохранительницей. Среди руин почти не осталось жизни, но то, что еще жило, действовало быстро, ловко и безжалостно. Движущей силой тамошних обитателей был голод. Однако скорость, ловкость и безжалостность Толли были круче. Гораздо круче.

Самое забавное, Лия и Толли сразу понравились друг другу. Лия Хамакава уважает профессионалов в любой сфере деятельности. Они так хорошо ладили, что порой я чувствовал себя лишним. Толли частенько со мной заигрывала, но я знал, что дальше слов дело не зайдет. Лия иногда намекала, что не будет против, если у меня возникнет легкая интрижка с другой женщиной.

Как будто я мог…

Лия уже находилась в зале научного совета. На плече у нее сидел Моряк. Так звали грязно-желтого австралийского попугая с пучком розовых перьев на затылке и богатым словарным запасом из отборных непристойностей. В длительных путешествиях команда развлекалась, обучая его новым забористым словечкам. Когда мы вошли, он склонил голову набок, но, к счастью, промолчал. Лия указала на экран.

– Как вам это нравится? – шепотом осведомилась она.

Экран занимало увеличенное изображение странного объекта: огромная сфера с множеством граней, чем-то похожая на мутировавшего броненосца.

– Масштаб изображения вводит в заблуждение, – пояснил главный астрофизик. – На самом деле, объект имеет в поперечнике четверть световой секунды.

Я присвистнул: штуковина оказалась и впрямь здоровенной. Земля выглядела бы рядом с ней как горошина рядом с грейпфрутом.

Моряк с восторгом отреагировал на мой свист, решив, что это адресовано ему, и осведомился:

– Эй, пр-риятель, покажи девочке, где р-раки зимуют.

Толли почесала у него под хохолком. Попугай потянулся к ней и защелкал клювом.

– Почему его не обнаружили с Земли? – спросил кто-то.

– Слишком темный. Это изображение сделано благодаря увеличению отраженного звездного света в десять миллионов раз. Его не обнаружишь даже орбитальными телескопами.

– Что же это такое?

– Что бы то ни было, – заявила Толли, продолжая почесывать попугая, – но объект явно искусственный.

– Такого размера? – удивилась Лия. – Ты только взгляни, какая громадина! Кто же способен создать подобное?

Толли покачала головой.

– Это искусственный объект. И опасный. – Она удовлетворенно улыбнулась. – Смертельно опасный.

Загадочное космическое тело было обнаружено благодаря своему гравитационному полю. Зонды, запущенные в межзвездное пространство, слегка отклонялись от курса, где-то на расстоянии световой недели от Плутона. Погрешность была слабой и быстро корректировалась, однако земные компьютеры, следившие за траекторией, заметили неладное и определили причину: большое небесное тело, самое вероятное, планета. Однако ее влияния на орбиту Плутона обнаружить не удалось. После вычисления местоположения объекта к нему был отправлен исследовательский корабль «Одиссей» с экипажем из трех человек.

За день до сближения «Одиссея» с объектом связь с кораблем оборвалась. Спустя две недели он вновь вышел на связь, передавая телеметрическую информацию, но сам экипаж молчал. Вскоре корабль вернулся в Солнечную систему, а перехват состоялся уже за орбитой Юпитера. Память бортовых компьютеров была стерта. Из трех исследователей назад возвратился только один – абсолютно невменяемый.

И тогда наступил наш черед.

«Орфей» был высокоскоростным исследовательским кораблем в семь раз крупнее «Одиссея», в два раза быстроходнее, с тремя термоядерными двигателями, обеспечивающими пятикратное ускорение столько времени, сколько выдержит экипаж. Мы были вооружены до зубов, оснащены всеми мыслимыми приборами от микроволновых зондов до гамма-телескопов; в команду входили ученые, техники, пилоты, психологи, даже специалист по выживанию. Мы были готовы ко всему.

Во всяком случае, мы надеялись, что готовы ко всему.

«Орфей» тормозил. На борту возникло полуторное тяготение. При повышенной силе тяжести я чувствую себя неуклюжим, глупым, измотанным, как хронический алкоголик после третьего стакана, когда пьяное счастье его уже покинуло и наваливается только слабость и тошнота. Необходимо обдумывать и контролировать каждое свое движение, в точности так, как это делает пьяный, не совсем утерявший стыд.

Секс при такой силе тяжести – наихудшая реклама космических полетов, но все же он возможен. Конечно, можно и рискнуть, если бы удалось убедить Лию…

Мы были свободны от вахты и лежали, отдыхая, на нашей общей койке. Даже бесформенный комбинезон не делал изгиб ее плеч и бедер менее соблазнительным. Я присел и стал с величайшей осторожностью массировать ей плечи.

– Ну, и что же это такое? – спросила она.

– То есть? Это просто массаж…

– Нет! – Она засмеялась. – Ты тоже думаешь, что перед нами искусственный объект?

– А ты?

– Я считаю, что это естественное образование. – Она лениво покачала головой и перевернулась на живот. Ее глаза были полуприкрыты и затуманены. – Только очень странное образование. – Обращалась она, главным образом, к подушке. – Нет отражения радарного сигнала. Ни миллиметрового диапазона, ни микроволны – вообще ничего. А ведь мы подлетели достаточно близко, чтобы получить хоть какой-то сигнал… Что ты на это скажешь? Мы все время фотографируем планету, чтобы синтезировать объемное изображение, но ничего не получается. Такое впечатление, что у нас нет даже двух снимков одного и того же объекта; можно подумать, что он меняет форму всякий раз, когда мы спускаем затвор.

Я с предосторожностями вытянулся с ней рядом, нашел молнию на ее комбинезоне и расстегнул одной рукой, другой по-прежнему поглаживая ей спину.

– Расскажи еще, – нежно попросил я, спуская ее комбинезон с одного плеча. Та загадка, которая сейчас интересовала меня, находилась рядом, что не делало ее менее таинственной.

– По-моему, мы ее вообще не видим, – сказала она. – Картина, которую мы видим, на самом деле не существует. Она от нас прячется, Тинкерман.

Я поцеловал ее в плечо.

– Раньше мы ничего подобного не наблюдали. Загадка загадкой, а я ее все равно разгадаю. Сдерну все покровы и украду секреты.

Лия Хамакава привлекала меня и вскружила голову с первого же дня, когда я ее увидел. Насчет ее отношения ко мне не могу сказать ничего определенного. Мне часто казалось, что она меня просто терпит, бесцеремонно высмеивая, как осла, пустившего слезу у нее на крылечке. Интеллектуально я ей, конечно, не ровня: у меня нет даже половины ее ума. Я бы мог служить при ней пилотом или выполнять мелкие поручения; хотя при желании она могла сама освоить любое дело.

Я так давно преследовал Лию, донимая ее своей любовью, что уже не помнил, как это началось и почему; быть может, я следовал даже не за ней, а за собственной мечтой? Меня мучил страх, что рано или поздно она ускользнет, польстившись на какую-нибудь тайну, требующую объяснения, или научную аномалию, и даже не заметит, что меня больше нет рядом; максимум, чего от нее можно было ожидать, это легкого сожаления, если я вдруг исчезну.

Но этот момент еще не настал. В нашей общей каюте, обдумывая с пьяной дотошностью каждое свое движение,' я овладевал ею, забыв и будущее, и прошлое, и вообще все на свете, кроме нежности; в конце концов и она, по-моему, немного забылась и какое-то время существовала только вместе со мной, здесь и сейчас.

«Орфей», удалившийся от родной планеты на расстояние полутриллиона километров, представлял собой двенадцать одинаковых сфер, расположенных по кругу. Их соединяли бериллиево-титановые перемычки. В центре круга – длинный узкий цилиндр. К цилиндру были подвешены три небольших транспортных корабля – открытые платформы из бериллиевого сплава с атомно-водородными двигателями. Здесь же находился и спускаемый аппарат «Эвридика». Наш корабль буксировал за собой пустые цистерны из-под водорода, похожие на медуз, угодивших в рыболовную сеть. Вся конструкция заканчивалась тремя дюзами. Прозрачное пламя, вырывавшееся из них, толкало корабль в пустоту, как невидимая, но очень сильная рука.

Мы подбирались к ЗАГАДКЕ все ближе, и она становилась все причудливее. Она больше не выглядела на снимках объектом с поперечником в четверть световой секунды: теперь она была вообще ни на что не похожа.

«Орфей» не должен был подходить к объекту ближе, чем на полмиллиона километров. Это вдесятеро превосходило расстояние, на которое к нему подлетел злополучный «Одиссей». После полета, длящегося целый год, наш капитан не хотел спешить и желал получить представление о «звере», прежде чем столкнется с ним нос к носу.

Я нашел Толли и Лию в третьем научном отсеке. Здесь было тесно от аппаратуры. Лия снимала показания с каких-то приборов. Она взирала на них любовным взглядом; мне никогда не удавалось добиться от нее подобного внимания. Толли почти не уступала ей во въедливости: загипнотизировав взглядом один прибор, она внезапно бралась за другой; она смотрела на дисплеи, как на смертельных врагов или неведомую опасность, которую надлежит оценить и победить.

Ни та, ни другая не обращали ни малейшего внимания на меня. Зато мне на плечо вспорхнул Моряк, и я стал рассеянно почесывать ему спинку.

Я повернулся к иллюминатору. Наверное, один я на всем корабле пытался разглядеть ЗАГАДКУ, а не ее оцифрованное изображение. В иллюминаторе планету, разумеется, не было видно, там зияла черная пустота. В пустоте были рассыпаны звезды: Близнецы, Плеяды и Гиады романтично мерцали, как искры на ветру.

Я заморгал. В отсутствии атмосферы звезды не мерцают. Проверил еще разок: нет, все так!

– Лия! Мы что, в атмосфере?

Она не повернула головы.

– Нет.

– Ты спятил, белый? – вмешалась Толли. – Забыл, что наш корабль не предназначен для полетов в атмосфере? Если ионная плотность возрастет, капитан Шен живо смоется отсюда, будь уверен.

Я помалкивал, не отрываясь от иллюминатора. Звезды упорно продолжали мерцать. Зрелище было симпатичное, но мне все равно не нравилось.

– Ближняя точка через десять секунд, – объявила Лия.

Внезапно я увидел в самом центре загадочной пустоты то, чего там не было видно до сих пор: планету. Не темный смерзшийся комок, плавающий на расстоянии полутриллиона километров от светила, а великолепный мир с густыми белыми облаками, зелеными континентами и синими океанами, манящий и абсолютно немыслимый.

– Ближняя точка!

Планета пронеслась мимо, схлопнулась в синюю точку и пропала вовсе.

Даже если где-то там находилась безжизненная замерзшая планета, ее нельзя было разглядеть в межзвездном пространстве невооруженным глазом. Тем более – моим.

Кажется, Лия говорила, что приборы показывают совсем не то, что есть на самом деле?

– Планета, – пробормотал я, но меня никто не слушал. – Планета.

«Орфей» завис в десяти миллионах километров от ЗАГАДКИ и выключил двигатели. Он будет медленно приближаться к планете, но пока, на расстоянии половины световой минуты, мы ничего не почувствуем. Пройдет немало дней, прежде чем движение станет заметным.

ЗАГАДКА висела под нами – невидимая, но притягивающая. Корабль начал свободное падение. Все, кроме дежурного пилота, собрались в кают-компании обсудить ситуацию.

Никто, кроме меня и, возможно, Моряка, не видел планету. Или видел, но держал язык за зубами. Показания приборов были разноречивыми. Словом, что-то там, в пустоте, было, но что – никто не знал. Радар не мог определить характер поверхности, лазерные и рентгеновские излучатели тоже били словно в пустоту. Два маленьких зонда, отправленных на разведку, вернулись целехонькие, но без всякой информации. Единственное, о чем можно было сказать с определенностью, это тяготение: сферическое гравитационное поле, без всяких искажений, экваторного скачка и каких-либо гравитационных аномалий. Лия назвала это поле поразительно «мягким».

Зато связисты преподнесли сюрприз: перестали поступать сигналы с Земли. Более того, мы стали получать собственные отраженные сигналы, словно вакуум внезапно обрел свойство металлического щита.

– Если интегрировать интенсивность отраженного сигнала, – сказал связист, – учесть движение корабля и обратный конус Гаусса, то его суммарная сила будет той же, что у подаваемого нами.

– И что же это означает?

– Сигнал не проходит.

Дискуссия продолжилась, причем все заговорили одновременно.

– Искусственный объект! Черная дыра! Новый «карлик»!

Моряк прыгал по плечам, как по жердочкам, посвистывая и пощелкивая; кто-кто, а он вовсю наслаждался суматохой.

Лия покачала головой; ее короткие черные волосы, вспорхнув, снова легли на место. В невесомости, сопровождавшей свободное падение, ее тело изогнулось, как в экзотическом танце.

– Нет. Тут что-то иное.

– Через минуту я приму решение, как продвигаться дальше и продвигаться ли вообще, – провозгласил капитан Шен.

Капитан был низкорослым азиатом с короткой седой порослью вокруг лысины; точно такая же короткая поросль обрамляла его подбородок. Назвать его тираном было нельзя: он любил пошутить, перекинуться с членами команды в картишки и делил каюту со вторым пилотом Дейлом Тен Айком, но во всем, что касалось «Орфея», его решение было окончательным.

– Корабль не место для демократии, – напомнил он. – Однако, прежде чем я приму решение, готов выслушать любые мнения и предложения. Мы могли бы повернуть назад прямо сейчас. Рано или поздно мы покинули бы эту эхо-сферу…

– Примерно через неделю, капитан, – подсказал связист.

– Благодарю, мистер Лоусон. После этого связь с Землей восстановится. Уже это было бы впечатляющим достижением. Думаю, мы могли бы считать главную научную цель экспедиции достигнутой. Но мы также можем остаться здесь и постараться побольше узнать о планете. Ваше мнение?

– Остаться!

– Если мы улетим, неизвестно, когда еще вернемся сюда. Надо сначала разобраться.

– Останемся!

– Надо подлететь поближе.

– Жаль останавливаться на полдороге!

– Еще целый год обратного пути – и никаких результатов? Мы же, по сути, вернемся ни с чем.

– Отлично, – подытожил капитан. – Я учту ваши соображения. Доктор Хамакава, вы хотели что-то добавить?

– Да. Я предлагаю высадку.

Капитан и глазом не моргнул.

– У вас есть убедительные основания полагать, что мы обнаружили поверхность для высадки?

– Показания всех приборов по отдельности не позволяют сделать такого вывода. Но все вместе – другое дело. Что-то искажает показания наших датчиков. Значит, там что-то есть. Гравитационное поле свидетельствует, что мы имеем дело с объектом размером с планету. Будь перед нами черная дыра, она бы оказалась не больше мячика для гольфа. Такую на разглядишь. Словом, мы столкнулись с чем-то очень странным. Я уверена, что перед нами объект, обладающий поверхностью. Но узнать это можно только одним способом – побывать там.

– А как насчет доказательств, доктор Хамакава?

– Считайте это озарением. – Она пожала плечами. – Или интуицией.

– Хорошо, доктор Хамакава. Составьте план высадки. – Капитан Шен поднял руку, требуя тишины. – Я еще не принял решения. Так что жду вашего доклада, доктор Хамакава. Я ни при каких обстоятельствах не подвергну корабль опасности и не подлечу к аномалии ближе, чем на полгигаметра. Предложите план, в котором были бы учтены все случайности, даже те, которые вы отметаете как невероятные. – Он развернулся. – Прошу ко мне ровно в двадцать два часа. Все свободны.

Лия избрала необычную траекторию: эллиптический эпициклоид, по которому мы шли с постоянной тягой. Теоретически подобная траектория известна, но я что-то не слыхал, чтобы кто-нибудь действительно описал столь сложную кривую. «Орфею» предстояло запустить спускаемый аппарат «Эвридику» на высокую эллиптическую орбиту. Когда «Эвридика» подойдет к низшей точке, аппарат включит двигатели и начнет вращение, чем-то напоминая огненную вертушку на палочке. Вектор вращения постепенно замедлит орбитальное движение и уронит «Эвридику» на гипотетическую поверхность, но аппарат до нее не долетит: тот же вектор замедлит, а потом остановит спуск. После короткого зависания с набором момента силы, противоположного вектору тяготения, продолжающий вращение аппарат вернется на орбиту.

Лия принялась объяснять преимущества такого маневра. Стоит его начать и не потребуется менять силу тяги и вращения. Главное – работа самих двигателей: даже при полном выходе из строя навигационной и прочей электроники «Эвридика» благополучно выйдет на исходную орбиту.

«Эвридика» должна была лишь пролететь над поверхностью. Капитан Шен отказался рисковать спускаемым аппаратом. Однако план Лии на этом не заканчивался. В точке парения экипаж аппарата должен был испытать нормальное земное тяготение, и участвовать в полете вызвалась полкоманды. Но Лия выбрала для высадки Толли и меня. Нам предстояло воспользоваться тремя транспортными челноками, набитыми оборудованием, а челноки понесет к объекту «Эвридика». Во время недолгого парения нам следовало удостовериться, действительно ли объект обладает поверхностью, и принять решение о высадке. Транспортные челноки отделятся от «Эвридики» и опустятся. Тот же маневр, произведенный повторно, позволит нас подобрать.

– Безумный план! – заявила Толли. – Мне он нравится!

– Все получится, – сказала Лия. – Планета очень странная, но мы знаем, что на ней действуют законы тяготения.

– Можешь на меня рассчитывать, – сказала Толли. – Когда летим?

В спартанской каюте Толли стоит статуэтка Будды из красного дерева. Это не толстый улыбающийся Будда, какие восседают в дорогих китайских ресторанах, а стройный жилистый мужчина, скрестивший ноги и закрывший глаза; длинный посох лежит у него на коленях. Ни разу не слышал, чтобы Толли говорила о статуэтке, и не видел, чтобы она на нее смотрела, однако статуэтка сопровождает ее повсюду. Стоит Толли попасть туда, где можно найти хотя бы один цветок, этот цветок обязательно будет преподнесен Будде. Может показаться, что статуэтка не соответствует образу жизни ее хозяйки, но Толли, наверное, подражает монахам-воинам. Я никогда не задавал ей вопросов на этот счет.

Возможно, находясь одна в челноке, состыкованном с «Эвридикой», и готовясь к неведомому, она молилась. По крайней мере, я сотворил молитву, хотя был уверен, что Лия обошлась без нее.

«Эвридика» включила двигатели, и я почувствовал, как исчезла невесомость. Внизу не было видно ничего, кроме черноты, но у меня росло ощущение, что мы подвешены в пустоте и не движемся, а к нам на огромной скорости приближается нечто чудовищное. Я сидел в плетеном кресле внутри крохотного пузыря – кабины транспортного корабля, притянутого к «Эвридике» полимерными стропами. Транспортные корабли были набиты приборами под завязку.

Затаив дыхание, я посмотрел вниз, пытаясь сфокусировать зрение. Подо мной что-то находилось, но сознание отказывалось это «что-то» воспринимать. Я решил сосредоточиться на небольшом элементе, скажем, на крае. Проследив, куда уходит край, я различил круг.

Внезапно изображение сфокусировалось, и я увидел не один, а бесконечное множество, тысячи, миллионы кругов; поверхность внизу состояла из безупречных кругов с четкими краями. Круги, насколько хватало взгляда, тесно примыкали друг к другу; одни были так малы, что казались точками, другие были настолько неохватны, что терялись в бесконечности. Масштабы кругов были так же неисчислимы, как и сами круги. Круги нигде на залезали друг на друга. Картина была до того четкой, что я поразился, почему только что не мог всего этого заметить.

«Эвридика» падала, продолжая вращение; плазма из ее сопла пересекала пейзаж из кругов, как тонкая карандашная линия. Внезапно внутри кругов я увидел еще круги. Зрелище превратилось в наслоение кругов. Передо мной простерлось необозримое пространство с мириадами отверстий. То был настоящий китайский шарик с миллионами дырчатых поверхностей. Правда, уже видно, что это не слоновая кость, а тени, перемещающиеся вместе с нами. Круги расширялись, грозя нас проглотить по мере приближения к ним «Эвридики». Видит ли это пилот? Видит ли все это Лия?

Поверхность можно было рассмотреть с такой поразительной отчетливостью, будто до нее оставалась какая-нибудь сотня метров. Однако и лазерный высотомер, и радар не показывали ничего, кроме вакуума, а внешняя камера фиксировала только черную пустоту. Я почувствовал два почти одновременных толчка: Толли и Лия дружно отсоединились от «Эвридики». Мы достигли нижней точки, и «Эвридика» на мгновение застыла неподвижно. Не успев обдумать свои действия, я дернул рычаг и присоединился к ним.