Текст книги "Жадность"

Автор книги: Ким Алтынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

8

Новым же начальником кредитного управления утвердили одного из немногих уцелевших высокопоставленных кредитчиков, мрачного алкоголика со странной фамилией Курятый, прославившегося своей жесткой работой с должниками: у семидесятилетней старушки, унаследовавшей долг от погибшего сына, он отобрал домашнюю библиотеку и коллекцию раритетных пластинок; у беременной женщины отнял холодильник; у многодетной семьи изъял полуразваленный дачный домик.

– Каждый должен платить по счетам! – бронзовым голосом говорил Курятый. При этом имелись, вероятно, в виду те, кто не заплатил предварительно за право не платить. Но так или иначе репутация палача – бойца за интересы банка за ним закрепилась. За что, вероятно, он и был возведен на мини-пьедестал.

Васканяну, своему самому молодому заместителю – выскочке, новый руководитель сразу дал понять, что тому надо сидеть тихо и не высовываться, а еще лучше «сразу по-тихому свалить». Надо отдать ему должное, Курятый и в прежние времена с Артуром в игры не играл и за человека не считал.

Интеллектуальных подчиненных Курятый терпеть не мог, поскольку страшно комплексовал из-за собственной дремучести, неумения связывать слова в предложения и отличать винительный падеж от родительного. К тому же у него была тяжелая личная жизнь: жена-истеричка плюс любовница, общедоступная некрасивая операционистка банка Люба, честно требовавшая не конфет и цветов, а ощутимых материальных вливаний в свой личный бюджет. При этом с молодыми орлами из управления ценных бумаг она спала совершенно бескорыстно. На фоне личных неудач Курятый нередко срывался, а все свои печали топил на дне бутылки с дагестанским коньяком.

«Сваливать» Васканяну не хотелось. Ни по-тихому, ни как-либо иначе. Работать ему нравилось, он заработал определенный авторитет, начал делать карьеру, расширять круг знакомств, воплощать новые идеи. Резюме с учетом нового назначения у него стало почти хорошее, но только почти: банковский стаж все же был крайне непродолжителен, и другие работодатели могли совсем неправильно понять его карьерные подвиги.

Грубый намек Курятого поставил Артура в тупик. Просить и унижаться он бы не стал. Подставлять кого-то было не в его правилах, а силенок для выхода на открытую конфронтацию пока не хватало. В голову ничего не приходило. Его изощренный ум тем не менее всегда чувствовал себя в затруднительном положении, когда дело касалось подковерных интриг. Выбор был: уйти из «Лавины» с перспективой немедленного трудоустройства в мелкий банк и необходимостью начинать сначала либо попроситься в другое подразделение. Но куда?

Среди людей Белецкого он быть не хотел, впрочем, не сомневался, что возьмут с распростертыми объятиями. В борьбе за власть над кредитной службой Белецкий уже только ради наличия такого инсайдера сделал бы ему предложение. Однако остальные службы в большей степени занимались технической работой, что Артуру не подходило. Определенно цугцванг.

Но создатель опять вступился за своего блудного дитятю. Во время корпоративного празднования Нового года Курятый, крепко выпив, решил домой не возвращаться, а завалить прямо к своей Любе и утолить изголодавшуюся и подогретую «Дагестаном» мужскую жажду до женского тела. Однако пассия отказалась, предпочтя потанцевать с молодой частью коллектива. Начальник кредитного управления хлопнул дверью, но домой не ушел, а добрых пару часов терпеливо выжидал на морозе, предчувствуя недоброе.

К его величайшему негодованию, Любаша появилась изрядно подшофе в обнимку с очередным юнцом из ценных бумаг, которого она все время норовила поцеловать, а тот вовсю пытался прощупать ее формы, засовывая руки ей под дубленку. Где и как они закончат вечер, сомнений не было. Курятый взбесился. Подбежав к парочке, он без лишних слов ударом кулака в ухо отшвырнул зазнобу в сторону, а ее кавалера несколькими сверхточными и мощными ударами в лицо повалил на снег и начал топтать. Несчастная жертва непроизвольно брыкалась, удачно угодив Курятому в коленную чашечку. Тот взвыл и присел на корточки. Окровавленный ценнобумажник, поняв, что только в клинче его спасение, подполз к своему палачу и, обхватив его руками, увлек за собой вниз. Здесь уже завизжала виновница «торжества», придя в себя после нокдауна. На визг начали сбегаться сперва охранники, потом и подгулявшие банковские служащие. В порыве подразделенческого патриотизма в драку полезли представители ценных бумаг и кредитов. Битва любовного треугольника немедленно переросла в побоище давних врагов. Дралось уже человек двенадцать. Охрана и не думала вмешиваться, образовав кружок зрителей и выкрикивая одобряющие призывы.

Шум привлек президента Боброва, который в это самое время обходил банк, чтобы определить объем хозяйственных работ в праздники. Он направился к окну, несколько секунд лицезрел весьма уродливую картину и решил прекратить безобразие. По пути ему попался смертельно уставший Васканян, тащивший несколько папок с кредитными делами. Президент прошел мимо, смерив его коротким неодобрительным взглядом и не ответив на приветствие и поздравление с праздником…

Подводя итоги «побоища», вице-президент по вопросам безопасности констатировал сломанный нос, две сломанные челюсти, немало сломанных ребер и разбитых лиц, а также значительный материальный урон личной собственности бойцов. Участники действа, включая охранников, были переписаны и уволены, былые заслуги не учитывались. Среди уволенных оказалось и два заместителя Курятого. Начальник охраны получил выговор и единовременно лишился годовой премии. Управлению кадров было поставлено на вид за недостаточный контроль за моральным обликом персонала банка. Отныне запрещалось организовывать и проводить на территории банка любого рода увеселительные мероприятия.

И. о. начальника в отсутствие более подходящих кандидатов назначили… Васканяна. Но тут даже ему самому было очевидно, что это совсем временное и техническое назначение. Либо наймут варяга со стороны, либо в осажденный город войдут преторианцы Белецкого.

Кредитное управление притихло. Даже на обед затрачивали не больше двадцати минут. После работы не задерживались. Пустопорожних разговоров не вели. От девиц шарахались, как черт от ладана. Качество работы сильно не повысилось ввиду безнадежной некомпетентности персонала, но тенденция устойчивости показателей обозначилась достаточно четко.

9

Тем не менее, пользуясь паническими настроениями своих сотрудников, Васканян изыскал возможность потихоньку протащить несколько прогрессивных кредитных схем, начал выдавать гарантии, запустил факторинг, учет векселей. На небольшие суммы, но все же. Однако радость его была не слишком долгой.

Президент подобрал нового начальника кредитного управления по фамилии Худяков из числа бывших крупных чиновников Минфина, и он притащил за собой целых ворох вольготнейших государственных программ вексельного кредитования. Пообщавшись единожды с этим человеком, Артур понял, что президент Бобров выбор сделал правильный.

У новичка было еще одно важное и выгодное качество: он умел не раздражаться из-за непрофессионализма, умел уживаться с любыми людьми (даже с уродами из кредитного управления «Лавины»), умел не требовать от людей большего. Этот господин исходил из принципа: раз здесь есть эти люди, значит, это кому-то наверху нужно. Важно только умело отодвинуть их от дел серьезных к делам пустым, но требующим изрядного шумового оформления. Коллектив его сразу полюбил за мягкость и терпимость, а заодно за внешне неконфронтационную, но жесткую оппозицию притязаниям Белецкого.

Худяков оправдывал выданные ему авансы. Он хоть и изрядно подзапустил кредитование частных фирм, зато участие в госпрограммах начало приносить бешеные барыши, покрывавшие любые убытки. Суть программ была проста: «Лавина» выдавала под гарантию государства миллиардные кредиты организациям, занятым в строительстве для государственных нужд, под не самые высокие проценты. Фокус был в том, что все эти миллиарды выдавались векселями самой же «Лавины». Заемщик получал векселя, на следующее же утро досрочно погашал их в банке по две трети стоимости, в результате получалось, что на руки ему оставалось реально только две трети суммы кредита, а вернуть должен был всю сумму и еще проценты. Доходность таких операций была фантастической, риски же благодаря государственным гарантиям и вовсе отсутствовали. Само собой, с этого неплохо получали свое и все вовлеченные лица.

Практически все силы были брошены на эти «золотые копи». Васканян сбивался с ног, мотаясь между организациями-заемщиками и организациями-гарантами. Худяков не щадил никого, но премии распределял не слишком щедро, указывая на то, что невелика заслуга оформить три бумажки. Вся слава и весь навар доставались ему. С ежемесячными официальными поощрительными выплатами в среднем больше десяти тысяч долларов Худякову не нужно было воровать. Он этого и не делал, а если и делал, то отследить этого никто не мог.

К Артуру он был безразличен, однако сразу же смекнул, что самые ответственные дела следует поручать именно этому парню. Отношения были самые ровные. Платили Артуру (с учетом премий) неплохо, но не более того. В хороший месяц выходило аж по две тысячи долларов. Правда, работать приходилось все больше. И возможности для внепланового наполнения своего кармана теперь не было.

Однако с каждым днем Васканян все сильнее ощущал, что мешает Худякову. Тот прекрасно ориентировался в политической ситуации и понимал, что со дня на день все эти вексельные лавочки прикроют, поскольку уж больно велика дыра в бюджете, на носу выборы президента России, надо погашать долги по зарплате, а тут несколько банков и несколько сотен госслужащих наживаются. Альтернатива – только нарождающиеся олигархические империи в качестве заемщиков, но «Лавина» могла и не справиться с ними, начни олигархи не возвращать деньги.

Значит, основной козырь Худякова – масштаб – исчезнет, и работать придется в реальных условиях с сомнительными ООО, ТОО, ЗАО и прочей дребеденью, где нет ни гарантий, ни толкового плана, ни уверенности в людях. А так работать он не умеет. И тогда взоры руководителей «Лавины» снова обратятся к молодому находчивому пареньку, про подвиги которого до сих пор ходят легенды. У половины вице-президентов любимая шутка: если у тебя проблемы – выруби им электричество. Такой конкурент Худякову не нужен. Тем более что и народ в кредитном управлении Васканяна недолюбливает: как-никак слишком молод, и методы у него полубандитские. Так что поддержка масс гарантируется.

Незримый прессинг ощущался все сильнее. Тяжелая психологическая ситуация усугублялась разводом с женой, выпившей из Артура все соки. У него не было сил сражаться на два фронта. Становилось очевидно, что надо искать новое место. И он его нашел.

10

На переговорах Васканяна с «любимым» директором «любимого» завода по вопросу пересмотра графика платежей на очередное полугодие присутствовал управляющий средненьким по размеру банком «Столичный легион» Гурин. Через этот банк директор завода пропускал все свои денежки.

Представляя Артура, он со смехом сказал своему банкиру:

– Я был готов ко всему: к судам, банкротству, перестрелке, уголовному делу, но не к выключению света. Этот парень меня добил.

– Наслышан! – Банкир протянул Васканяну руку и крепко ее пожал. Собеседники расположились за большим «пластик под мрамор» столом в кабинете директора. Тот отделал себе кабинет в псевдоэлитарном стиле, обзавелся модельного вида секретаршей, ноутбуком и сервизом кузнецовского фарфора для чае– и кофепитий с посетителями. Долго играть нищенствующего не смог.

– И как поживает «Лавина»? – поинтересовался Гурин. – Я слышал, все тихо разворовывается.

– Ну, в последнее время мы перешли на социалистическое соревнование: какое подразделение больше заработает для банка, кредиты или ценные бумаги. Потому не воруем, а иногда даже свои довкладываем.

– А что ожидает победителя?

– Возможность щедро компенсировать произведенные в ходе соревнования затраты.

– То есть начать воровать в большем объеме?

– Я не допускаю такой мысли. Пагубного воровства не будет. Благородные же явления, а именно придержание дельты, без сомнения, будут иметь место.

– А хорошо ли платят в «Лавине»?

– В среднем плохо, процентов на тридцать ниже, чем по Москве. Хотя ценные бумаги и программисты получают нормально. Прочие добирают кто как может.

– То есть лично вы довольны? – прищурился Гурин.

– Конечно, он доволен! – захохотал директор. – С меня сколько зараз снял за свою столовку.

– Хм… – Васканяну не очень понравилось, что директор позволяет себе не соблюдать конфиденциальность в отношении столь деликатных вещей. – Я мог бы сказать следующее: «Я небогатый человек, у меня нет депозитов, вложений в ценные бумаги, доходной недвижимости, левого бизнеса. Все, что у меня есть, – это жалование. И я всегда на него жил, живу и буду жить. А поскольку я считаю, что достаточно квалифицирован, то жалование хочу получать достойное». Но этого я говорить не буду…

– Из чего следует, – с улыбкой заключил Гурин, – что у вас есть и депозиты, и бумаги, и недвижимость, и левый бизнес.

– Нет, – замотал головой Васканян. – Я сказал почти правду. За исключением того, что на жалование я не живу. Но я призываю вернуться к теме нашей встречи: коррекция графика погашения задолженности.

– По-моему, эти две темы как раз связаны, – серьезно сказал директор. – Однажды мы уже договорились. Почему бы нам не договориться еще разок?

– Стать участником очередного благородного явления? – Васканян откинулся в кресле. – В тот раз я предъявлял ультиматум и диктовал условия. Потому все и было для меня столь успешным. Чем я могу пугать вас сейчас? У вас теперь свой рубильник.

– Диктовать больше никому и ничего не надо! – сказал Гурин. – Можно перейти на партнерские взаимоотношения. Вы доказали свои неординарные способности. И у вас есть возможность помочь нам. Небезвозмездно, разумеется.

– Интересно… – Васканян уже давно вынужденно не действовал в собственных интересах. – И чего же вы хотите?

– Как должен выглядеть скорректированный график погашения, по замыслу «Лавины»?

– Ежемесячно по четыреста миллионов рублей деньгами с начислением на сумму кредита ставки рефинансирования.

– Да я скорее удавлюсь! – возмутился директор. – Это кто придумал такую душиловку? Нет, ты послушай, Гурин!

– Аппетиты у людей не слабые! – согласился Гурин, задумчиво помешивая чай серебряной ложечкой.

– Все просто. Мы играем в вексельные игры под госгарантии. Там доходность дикая. Поэтому все средства собираются туда. Недоимщиков велено либо обирать до нитки, либо банкротить, без церемоний. А кто у нас один из главных недоимщиков, напомнить? – Васканян пожал плечами.

– До нитки решили завод раздеть? А как я это налоговой объясню? Налоговики тут косяками ходят, собираются имущество описывать.

– Все это неприемлемо! – отрезал Гурин. – Есть предложение получше. «Столичный легион» выкупит долги завода у вас.

– Нормальный человек спросил бы сразу: зачем? Но я предпочитаю спросить другое: почём?

– Договоримся.

– Что вы можете предложить? – настаивал Васканян.

– «Лавина» отдает «Столичному легиону» все долги завода, включая проценты, повышенные проценты и штрафы с дисконтом… процентов пятьдесят. Всю выплату мы произведем векселями самой «Лавины» по номиналу.

Васканян понял, что при удачном лоббировании этой схемы его личное состояние может заметно увеличиться.

– Если я и протащу вашу идею, мне нужно будет срочно уходить с этой работы. Через какое-то время у меня неизбежно начнутся неприятности, когда игры в вексельное кредитование закончатся и все начнут считать, а где мы потеряли другие заработки. И где я буду прятаться?

– Должность начальника управления в «Столичном легионе» вам подойдет? – усмехнулся Гурин. – Управление выберете сами.

– Прямо-таки сразу управление?

– Ну, вы же в «Лавине» начальник уже какой-никакой, а мы поменьше «Лавины» будем.

– Я бы не брал человека с таким сомнительным опытом защиты интересов банка, – твердо сказал Артур. – Где гарантия, что завтра я не обижу изнутри и ваш банк?

– Мне не доводилось встречать банкиров из числа не собственников банков, которые могли бы устоять в наше время перед соблазнами, – пожал плечами Гурин. – Гораздо выше я оценил то, что вы просто не слили банк в свою пользу, хотя могли бы запросто. И банку из говна пулю сделали, и себя не забыли. Ну, и полагаю, что если изначально с вами адекватно договориться о вознаграждении, включая премии по фактическим результатам, то и проблем с «леваком» не будет.

– Да, – согласился Артур. – И я, наверное, не против. Проблема в том, что, если я перейду к вам после выкупа вами долга завода, все начнут орать, что я слил долг. И начнут рыть. А до чего дороются, одному богу известно. А давайте в ваших интересах долг купит кто-то другой, а потом перепродаст вам?

– За такую услугу придется заплатить тоже, – вздохнул Гурин. – И это снизит ваш гонорар, если только вы не сбросите цену «Лавины» еще больше. Вы же хорошо считаете, я и так предлагаю реальную цену за долг…

Все замолчали. Директор нервно тренировал свою подпись на клочке бумаги, Гурин потягивал чаек, Васканян рассматривал люстру. Вошла секретарша, которой, несмотря на выигрышную внешность, было далеко до умения красиво ходить. Она подплыла к директору и подала какую-то бумагу. Он расписался, но документ не отдал, отослав секретаршу прочь взмахом руки.

– Ладно, – вздохнул Васканян. – Все равно я собрался уходить из «Лавины». Я думаю, что ваше предложение пройдет плюс-минус. Но зайти надо не через меня, а через другого замначальника кредитного управления. Ему можно пообещать тысяч двадцать баксов. Начните с дисконта в шестьдесят процентов. Он ухватится за идею, я сделаю так, что наш босс поднимет цену процентов на пять, кредитный комитет еще на пять, ну и Бобров накинет пару пунктов. Где-то ваша цифра и получится.

– Типичный подход большого банка. – Гурин отхлебнул чая. – Следует его одобрить. Хорошо, Артур, чего вы все-таки хотите? Я подтверждаю вам место у себя, но если вы столь щепетильны… Ну поработайте где-нибудь в третьем месте для вида полгодика, потом приходите.

– Давайте начнем с гонорара за эту операцию. По работе потом определимся…

Месяц спустя все было удачно завершено. Под шумок президентских выборов, когда банки панически собирали деньги со всех рынков, чтобы в случае победы коммуниста Зюганова драпануть за границу с этими деньгами, Гурин по дешевке скупил векселя «Лавины» и разменял на долги завода. Дальше остатки завода у «яростно сопротивлявшегося» директора он отнял уже сам.

11

Три месяца спустя Васканян положил Худякову на стол заявление об уходе, сразу после совещания по подготовке очередного отчета правлению.

– Нашли что-нибудь получше? – безразлично спросил Худяков, пробежав глазами бумагу.

– Да, – столь же спокойно кивнул Васканян. – Там мне как-то комфортнее будет.

– Успехов! – мотнул голово начальник и завизировал заявление, пообещав немедленно отдать в кадры, в чем Артур ни на минуту не усомнился. – Пока готовьте дела к сдаче.

– У меня все закрыто с утра. – Васканян подумал, не попросить ли в издевку себе рекомендацию, но решил не наглеть.

Десять дней спустя, когда Васканян уже пребывал в состоянии дембеля, которому осталось тянуть лямку еще четыре дня, на его столе зазвонил телефон. Едва прижав трубку к уху, он услышал повелительный голос секретаря президента Боброва пятидесятилетней Анны Георгиевны:

– Артур Николаевич! Завтра ровно в одиннадцать двадцать вас ожидает президент. Прошу не опаздывать. С собой ничего иметь не нужно.

И отбой. Она даже не поинтересовалась, Васканян ли вообще поднял трубку. Артур был изумлен. Президент редко интересовался кадровыми вопросами в отношении лиц ниже начальников управлений. Он просто подмахивал приказы о приемах, увольнениях, переводах, реорганизациях, утверждениях различных положений, должностных инструкциях. Да и это зачастую спускалось на уровень замов.

Но сейчас, и Артур ни секунды в этом не сомневался, вызов к президенту был связан с его заявлением об уходе. Видимо, Васканян уж слишком прославился своими «сантехническими» и «электрическими» подвигами. «Я прямо коммунальщик», – усмехнулся он. Раньше ему эта мысль в голову не приходила.

Утром следующего дня Артур поднялся на четвертый этаж и прибыл в приемную президента к назначенной минуте. Даже часы поутру сверил с телефонной службой точного времени. Приемная располагалась в большом зале, площадью метров семьдесят квадратных, которая, впрочем, казалась несколько меньше из-за обилия расположенных вдоль стен книжных шкафов, стеллажей и полок, плотно заставленных разнообразной литературой – от немыслимых технических словарей до собраний сочинений классиков из самых экзотических стран.

История книжного собрания Васканяну была хорошо известна: специально нанятые «избачеи» скупали это великолепие на толкучках, развалах, в букинистах, у частных коллекционеров, а «Лавина» была к тому же чуть ли не единственным банком, дававшим ссуды под залог печатной продукции. Позже были привлечены дизайнеры и психологи, определявшие, куда и какие фолианты расставлять и какую мебель под них заказывать. Мебель изготовлялась якобы в Италии по эксклюзивным эскизам (в действительности же на Балканах). Деньги текли рекой – Бобров не скупился.

Самое удивительное, что к книгам строжайше было запрещено притрагиваться. То есть им придавалось значение важнейшего элемента интерьера, но не более. В связи с этим Артура мучил вопрос: книги должны были заменить обои или продемонстрировать каждому посетителю интеллектуальное величие президента? Знайте, дескать, к кому пожаловали. Не надо здесь умничать, брызгать эрудицией.

Но обсуждать личность Боброва было не в традициях «Лавины». Все что угодно, но не саму личность. Хочет книжки – пусть будут книжки. Ему на все дни рождения, именины и просто праздники каждое управление старалось преподнести нечто особенное, в связи с чем ответственные сотрудники проводили многие часы в консультациях с наиболее выдающимися библиофилами города. Такие подарки он принимал с благосклонностью. Но никто и никогда не видел его читающим!

Секретарь президента тоже смотрелась скорее как заведующая библиотекой. Седовласая, близорукая, в неизменно белоснежной блузке и черном, под ворот, костюме. Она была надменно-грозна по отношению даже к вице-президентам. Как-никак, она пятнадцать лет является секретарем Боброва (еще с добанковских времен). Все уходят и приходят, а она остается.

Но стоило лишь самому Боброву высказать свое недовольство ею, как спесь с секретарши мгновенно слетала, и она в полной панике мчалась по коридорам с застывшим в вопле именем нужного сотрудника. При этом она словно слепла и сшибала на своем пути самых здоровенных мужиков. Словно ураган, Анна Георгиевна врывалась в курилки, где чаще всего и можно было обнаружить затребованную персону. Эти набеги были столь шумны и стремительны, что иногда приводили к плачевным последствиям: например, однажды завхоз от неожиданности проглотил зажженную сигарету.

Но сейчас она была спокойна и величавым жестом указала Васканяну на пустой плохонький диванчик из кожзама, куда, поблагодарив ее, он и присел. Здесь Бобров сэкономил.

Президент принял Артура с двухминутным опозданием. Рослый лысый худощавый мужчина пятидесяти пяти лет. В прошлом «металлургический» чиновник и доктор химических наук, а ныне – главный акционер и президент банка из первой сотни российских банков. Президент при виде Артура приподнялся с кресла, быстро и жестко пожал ему руку и пригласил занять кресло справа от своего стола.

– Ко мне принесли ваше заявление об уходе, Артур Николаевич, – без вступления начал он, – обстоятельство для меня крайне удивительное и немного огорчительное. Я хотел бы услышать ваши комментарии.

– Тут нечего особо комментировать, Николай Алексеевич! – пожал плечами Васканян. – В кредитном управлении я чувствую себя лишним человеком.

– Как Чацкий, Онегин и Печорин? Неплохое сравнение, главное, что очень скромное, – без тени улыбки покачал головой президент. – Понятно, что персонал там сложный по морально-психологическим качествам… И по профессиональным, пожалуй, тоже…

Из этой реплики следовало понимать, что президент вполне осознает, что творится в кредитном управлении, но именно такое положение его устраивает. Именно таких, тупых и безынициативных взяточников он сам и набирал. Толковые и энергичные, вероятно, принимались туда, где без них просто не обойтись. Остальные по принципу: кум, свояк или дурак.

– Но сейчас, на мой взгляд, ситуация изменилась. Худяков вполне отвечает всем необходимым требованиям. Он немного зациклен на своих махинациях с бюджетными деньгами, но это себя более чем оправдывает. За вами же по-прежнему оставалась близкая вам коммерческая сфера, мелкие и средние предприятия. Должен признаться, что я рад избавлению от нашего любимого должника-завода, хотя долги его явно проданы дешевле, чем нужно…

У Васканяна екнуло сердце. Президент на что-то намекает? Что-то прознал? Его ожидают шантаж или прямые угрозы?

– Может быть, – с наигранной задумчивостью согласился Артур. – Но все равно это надежнее, чем ждать у моря погоды. Переговоры о согласовании нового графика погашения задолженности к успеху не привели. Наш вариант они явно не выдерживали. Поэтому предложение, поступившее нам, оказалось кстати. Первоначально, когда они вышли на Сухарева, то вообще предлагали шестьдесят процентов дисконта. Обидно, кстати, что дело, которое вел я, перехватил Сухарев. Это мне было не слишком приятно.

– Ну, значит, вы в этот раз вели себя снова жестко, забыв, что у вас уже нет мгновенного рычага на них, – назидательно ответил Бобров. Знал бы ты, президент, у кого чего не было и нет и у кого дисконт меньше.

– Может быть.

– Ладно, все равно уже проехали, – вздохнул президент. – Так все-таки чем же вас не устраивает ситуация в кредитах?

– Ситуация действительно изменилась, – у Васканяна отлегло от сердца, – новый человек знает свое дело и старается поставить работу в режиме конвейера. Но этот конвейер не моей сборки. С моими обязанностями отлично справится в отлаженном механизме любой другой. Я привык всякий раз решать новые задачи. Я проектник, а не рутинник.

– Новые слова в русском языке. Неологизмы. А под новыми делами вы понимаете продажу французских сливных бачков польского производства «под Италию»?

– Ну а почему бы нет! – развел руками Васканян. – Раз уж их так приняли сами, то так и реализовали. Госказна все стерпит.

– На мой взгляд, – Бобров откинулся в кресле, – в банковском деле не должно быть ничего экстраординарного. Все призвано укладываться в рамки обычной технологии. Банк по сути своей заведение наискучнейшее. Типа министерства. Творчество проявляется, наверное, только при создании нового банковского продукта. При создании, но не при его обслуживании. Разве не так?

– Возможно.

– Вот… И вряд ли у нас в стране возможно изобрести что-либо не существующее уже там, на Западе. Собственно, когда мы подбирали кандидатуру начальника кредитного управления, то руководствовались двумя критериями. Один из них – умение превратить наше аврально-индивидуальное кредитование в рутинно-нормальное.

– Каков же был второй критерий? – поинтересовался Васканян.

– Своя база заемщиков! – сказал президент. – Заемщики, способные проглатывать огромные кредиты под ликвидное обеспечение. Заемщика круче государства, которого притащил Худяков, попросту нет.

– У меня таких заемщиков даже близко нет, – признался Артур. – Никаких вообще нет, точнее говоря. Поэтому, по всей видимости, мне большой банк и не подходит.

– Но вы же в банк и уходите, надо полагать.

– По правде говоря, я сперва хотел реализовать один свой бизнес-проект, а уже потом вернуться в банковскую сферу. Ну, или не вернуться. Как пойдет. Если найду банк с опорой на креатив как залог роста.

– Залогом роста могут быть только деньги, свои и клиентские, а заодно связи. Банк, знаете ли, не картина и не симфония. Его не напишешь. И банк от вкуса публики в своем успехе не зависит. Новизна взгляда на вещи в консервативной банковской среде не приветствуется.

– Я и не спорю. Но хочу попробовать. Тем более что для поиска денег и связей тоже требуется импровизация. И вдруг в итоге мне удастся и вас переубедить на своем примере.

– Это вряд ли, – отрезал Бобров. – Следите за высказываниями высших государственных чиновников. Помните, как Петр I обязал бояр не по-писаному говорить, дабы дурь каждого видна была. Умный был человек. Наш чиновник как чего без бумажки ляпнет, так государственную тайну и раскрыл. Премьер-министр как-то обронил, что Россия не страна лавочников. Учитывая, что до России этот господин управлял Газпромом, то для него все, что меньше этого Газпрома, – лавочка.

– И все в итоге, по-вашему, упрется в монополии.

– Конечно. И мелким не жить. Придется укрупнять банки Сливать по три-четыре в один.

– Зато в новообразованном большом банке верховодить будет команда того маленького, кто работал эффективнее.

– Эх! – отмахнулся президент. – Это так на Западе. Там отдают свои банки в обмен на руководящие посты. Путь у нас будет иной: большие банки станут глотать мелкие. Причем даже не присоединять, а разорять и отбирать активы и клиентов. Ну или принудительно, под давлением государства.

– Жестоко. Однако тем интереснее борьба против гигантов на стороне обиженных и угнетенных.

– О! – тут Бобров рассмеялся. – Да вы не «лишний человек», а карбонарий-разночинец. Только запомните, что разночинцев, в отличие от карбонариев-дворян, вешали. Казнь низкая, не то что отсечение головы.

– Декабристов тоже вздернули, несмотря на голубую кровь. Но в памяти людей они остались благодаря девизу Рылеева «дерзайте!» и попытке дерзнуть, а не способом казни. Но, Николай Алексеевич, мы забрались очень уж в аристократические дебри, которые никак не вяжутся с рядовым уходом из банка менеджера среднего звена.

– Декабристы останутся в памяти невнятной идеологией, а заодно непродуманным и плохо организованным мятежом. Ну что ж, – президент снова стал серьезен и поднялся во весь рост, давая понять, что аудиенция завершена, – желаю вам успехов на новом месте. Приказ об увольнении я подпишу в установленный срок. Всего доброго…

«Обиделся, что ли, – подумал Васканян. – Кто меня тянул за язык? Мило беседовали, щеголяли друг перед другом познаниями в области истории и литературы, о вечном, можно сказать, говорили… А вышло так, что и руки на прощание не подали».