Текст книги "Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка"

Автор книги: Кейт Мак-Канн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Конечно, мы столкнулись с критикой в свой адрес. Главным образом нас обвиняли в том, что, отправившись в ресторан ужинать, мы оставили детей одних в номере. Надо сказать, что некоторые из первых репортажей могли ввести зрителей и читателей в заблуждение, указывая на то, например, что мы находились от своего номера в нескольких сотнях метров. Те журналисты, которые побывали в Прайя-да-Луш, воочию убедились, что расстояние от ресторана «Тапас» до нашего корпуса составляет чуть меньше пятидесяти метров по прямой, и изумлялись тому, что Мадлен была похищена, когда мы находились так близко. То же можно сказать и об их начальниках, руководителях телеканалов и газетных редакторах. Их я воспринимала как союзников и помощников в поисках Мадлен. И хоть я не сомневалась в искренности их желания помочь, через какое-то время я осознала, что главная задача прессы – не распространение новостей, а продажа продукта. Пришлось смириться с горькой истиной: спасение нашего ребенка не входило в число их приоритетов. Важнее для них были не мы и, к сожалению, не Мадлен, а кто-то орущий в телефонную трубку, что редактору нужно восемьсот слов к десяти часам.

Первые несколько дней после похищения Мадлен в нашем полном людей номере постоянно звучали англоязычные новости каналов «Скай» и Би-би-си. Мы часто смотрели репортажи, но когда как грибы после дождя начали появляться совершенно безосновательные теории и догадки, желание следить за новостями пропало. Джерри сказал мне: «Нужно прекращать смотреть это». Еще мы перестали покупать английские газеты, которые появлялись в «Баптиста» в тот же день, что и в Англии.

В поселке водителям приходилось искать объездные пути и место для парковки из-за того, что вся территория у нашего корпуса была забита машинами и микроавтобусами со спутниковыми тарелками. Журналисты заполонили «Баптиста», «Хьюго бьюти бар» и пляжи, приставая к местным жителям и отдыхающим с расспросами.

Но во всем этом была и хорошая сторона. Очень скоро стало понятно, что исчезновение Мадлен глубоко взволновало огромное количество людей в Британии. На нас обрушился поток писем, в которых люди старались нас поддержать, выражали сочувствие и надежду на благополучный исход. Электронный почтовый ящик компании «Марк Уорнер» завалили письмами сразу же после того, как о похищении сообщили в новостях. Ежедневно приходили сотни посланий.

Первая, самая страшная неделя прошла в лихорадочном возбуждении и показалась нам бесконечно долгой. Неослабевающая боль превратила минуты в часы, но для нас дни удлинились в буквальном смысле, потому что спать мы почти перестали. Спали урывками, просто падали от истощения посреди ночи и засыпали на пару часов, но просыпалась я всегда засветло. Едва я открывала глаза, все мои мысли тут же обращались к Мадлен, и я сразу чувствовала болезненную тяжесть в груди и необоримый страх. К шести часам я обычно уже успевала встать, выйти на веранду и сделать несколько телефонных звонков – дома тоже никто не мог спать. Я начала понемногу есть, хотя далеко не достаточно. Слухи о потере мною веса были сильно преувеличены: в первую неделю я действительно похудела примерно на 4,5 фунта, и на их восстановление у меня ушло несколько месяцев, но отнюдь не на 14 фунтов, которых лишили меня некоторые журналисты. Я всегда была худой, у меня такое строение тела. Были дни, когда я говорила себе: «Как ты можешь сидеть здесь и есть, когда Мадлен пропала?» или «Как ты можешь принимать душ?», и все же как-то делала это. Джерри повторял мне много раз: «Если ничего не делать и медленно превращаться в развалину, этим мы Мадлен не поможем». Он был прав, конечно, но впереди нас ждало еще много разочарований.

Мы так много времени проводили со всевозможными консультантами и советчиками, что почти перестали видеться с друзьями. Встречались мы разве что с Фионой. Она очень хорошо знала нашу семью, и, как никто, понимала нас, поэтому ее поддержка для меня была особенно важной. Как-то рядом с «Тапасом» я столкнулась с остальными из нашей компании. Они стояли растерянные, Джейн и Рассел плакали. Скоро мы уже все плакали и обнимались. И сейчас, когда я об этом вспоминаю, у меня на глаза наворачиваются слезы.

Во вторник, 8 мая, мы с тяжелым сердцем попрощались с членами семьи и друзьями, которые возвращались домой, в том числе и с моими родителями и мамой Джерри. Было очень грустно с ними расставаться, но мы понимали, что так будет лучше. Потом мы с Фионой пошли посидеть на пляже. Я по-прежнему ни на что не обращала внимания, ничто для меня не имело значения, кроме Мадлен. Мы разговаривали, плакали и обнимались. Случившееся было похоже на фильм ужасов, который все никак не заканчивается. Но теперь это стало моей жизнью, и она будет такой до тех пор, пока Мадлен не найдется.

Когда мы около пяти вечера возвращались с пляжа, мне позвонила Шери Блэр, тогда еще супруга премьер-министра Великобритании (ее муж Тони через два дня подаст королеве прошение об отставке и уйдет с поста через месяц). Она была очень добра, хотела помочь, удивлялась тому, что о Мадлен по-прежнему говорят в новостях каждый день, но находила это вселяющим надежду. Разговор этот состоялся через пять дней после похищения, и, как оказалось, история нашей несчастной дочери еще долго не будет сходить с первых полос газет. В том разговоре Шери произнесла мудрые слова: «Что бы ни случилось, ваша жизнь уже никогда не будет такой, как прежде». Она упомянула, что ее подруга Кэтрин Мейер является основательницей организации «Родители и похищенные дети вместе» (РПДВ), и сказала, что свяжется с ней от моего имени. Разумеется, я спросила у Шери, может ли британское правительство чем-то помочь португальской полиции или как-то ускорить поиски Мадлен. Я не хотела поставить ее в неловкое положение этим вопросом, и наверняка она это поняла. Мы были в таком отчаянии, что я просто не могла не воспользоваться такой возможностью.

Нам дали ключ от церкви, чтобы мы могли приходить и молиться там, когда у нас возникнет желание. Нам был очень дорог этот оазис покоя и уединения. Как-то раз, кажется, это было в тот же вторник вечером, когда мы молились в Носса Сеньора да Луш, Джерри посетило поразительное видение. Он вдруг увидел перед собой длинный, светящийся в конце туннель. Ему представилось, будто он вошел в этот туннель, и пока он по нему шел, туннель становился все шире, а свет – все ярче. Никогда прежде с ним не случалось ничего подобного, и он истолковал это как знак, указывающий на то, что мы должны как можно скорее сделать все, абсолютно все, что в наших силах, чтобы самим найти Мадлен. С того дня Джерри не покидала уверенность в том, что мы не должны ограничиваться обращениями и воззваниями, пассивно ожидая, что ее кто-то приведет домой. Нам нужно было проявить инициативу. Он сразу же поделился со мной этим откровением и попытался объяснить, какой ему в этом увиделся смысл. Мы должны были немедленно, не теряя ни минуты, собрать все доступные нам средства и начать действовать.

Видение (как это назвать по-другому, не знаю) в этой прекрасной маленькой церкви оказало огромное воздействие на Джерри. Именно оно послужило толчком к началу кампании по поискам нашей дочери.

На следующее утро, едва проснувшись, Джерри начал действовать. Первым делом он встретился с послом Джоном Баком. Также он поговорил с министром иностранных дел Маргарет Бекет. Он попросил обоих как-то поспособствовать расследованию и поискам, которые, как он им сказал, могут и должны вестись активнее и тщательнее. Уверена, что они и сами это знали. В тот же день он обратился ко многим друзьям и коллегам с просьбой хорошо подумать, что может помочь нам найти Мадлен. Кто может помочь ее найти. «Вспомните всех своих знакомых. Вспомните знакомых своих знакомых. Может быть, они могут что-то сделать».

Весь день Джерри не отнимал от уха мобильный телефон. Помню, я даже почувствовала некоторое раздражение от того, что он был так занят. «Почему боль от потери Мадлен не терзает его так, как меня?» – думала я. Он просто воплощал собою охвативший его накануне вечером порыв сделать все возможное – эта фраза, произнесенная им в обращении к прессе в конце недели, превратилась в своего рода девиз, обобщающий лозунг движения, которое он организовывал. Я буду всегда гордиться им и испытывать благодарность за его решительность, старание и упорный труд в то время, когда боль еще не утихла, а раны на сердце продолжали кровоточить. И хотя конечная цель всей этой работы пока еще не достигнута, нет сомнения, что без этого мы (и Мадлен) сейчас были бы гораздо дальше от ее достижения, и кто знает, какие плоды она еще принесет?

Очень много людей, в особенности из числа наших родственников и друзей, отчаянно стремились нам помочь. Призыв Джерри подтолкнул их к действию, и постепенно каждый из них начал вносить свою лепту в наше дело. Уже на следующее утро Фил, сестра Джерри, разослала по цепочке электронное письмо с просьбой к каждому получателю помочь найти нашу девочку. В письмо был вложен файл с фотографией Мадлен, той самой, с теннисными мячиками, которую я сделала за два дня до ее исчезновения. Это привело к тому, что уже на следующий день с Фил, учительницей, связался ее бывший ученик и специалист по информационным технологиям Калум Макрэ, он предложил создать веб-сайт в поддержку Мадлен. Джон Корнер открыл протокол передачи файлов, который он запустил 4 мая, чтобы распространять фотографии Мадлен среди родственников, друзей и тех, кто поддерживал нас. Понятия не имею, что это такое и как это работает, знаю только, что это позволяло, используя слово-пароль, получать доступ к архиву фотографий и других документов и делиться своими материалами. Желавшие помочь могли пересылать свои электронные документы на специальный сервер по FTP и использовать предоставленные другими файлы для изготовления листовок, постеров и так далее. Средствам массовой информации пароль уже был известен, так что у них был доступ к фотографиям и видео.

Появились люди и организации, которые предложили денежное вознаграждение за информацию, если она поспособствует возвращению Мадлен. Мы узнали, что один мой коллега пожертвовал на эти цели 100 000 фунтов. Наш близкий знакомый, работавший в ливерпульской полиции, предупредил нас, что нам понадобится сумма куда большая, чтобы кто-либо причастный к похищению соблазнился ею и вернул Мадлен. Для нас это была огромная сумма, но он, работая в полиции, наверняка лучше знал психологию преступников.

Алекс Вулфол сообщил нам, что газета «Ньюс оф зе ворлд», возглавив группу других жертвователей (среди которых были Билл Кенрайт, театральный антрепренер и президент футбольного клуба «Эвертон», бизнесмены сэр Ричард Бренсон и сэр Филип Грин, а также автор книг о Гарри Поттере Джоан Роулинг), была готова выплатить в качестве вознаграждения полтора миллиона фунтов. Собирались подключиться и такие компании, как «Бритиш эруэйз» и «Водафон». Чтобы начать, им нужно было получить лишь наше согласие. Это может показаться неразумным, но нам приходилось быть очень осторожными. Мы ведь тогда не представляли, как работает эта схема с вознаграждением. Будет ли привлекаться полиция? Кто будет осуществлять передачу денег и вести переговоры? Как мы получим все эти деньги, если дойдет до дела? И самое главное, есть ли здесь «подводные камни»? Конечно же, существовала вероятность того, что объявятся мошенники, желающие заполучить деньги. И мы не представляли, как это может отразиться на безопасности Мадлен.

Поскольку от нас требовали незамедлительного ответа, мы решили получить совет от разных компетентных лиц. Наши опасения относительно того, что подобная тактика может оказаться палкой о двух концах, подтвердились. И все же, поразмыслив, мы решили, что плюсы перевешивают минусы, поблагодарили всех, кто принимал участие в обсуждении, и приняли предложение, не желая отказываться от корпоративной помощи, как и от любой другой. К 100 000 фунтов, пожертвованным моим коллегой, добавился миллион фунтов, пожертвованных Стивеном Виньярдом, владельцем превращенного в оздоровительный комплекс шотландского замка Стобо (этот человек с нами даже никогда не встречался). Таким образом сумма вознаграждения составила 2 600 000 фунтов.

Захватив с собой Ники, я пошла на англиканскую службу в Носса Сеньора да Луш, которую используют для служб как католики, так и англиканцы. Помню, в церкви мы увидели съемочную группу. Представления не имею, как это могли разрешить, – я всегда считала церковь святилищем, местом, куда идешь в тяжелое время, – но думаю, что сделано это было с благими намерениями. К сожалению, я тогда была не в лучшей форме, и нацеленный на меня объектив огромной видеокамеры заставил меня нервничать еще больше. Примерно через год после похищения Мадлен я видела по телевизору запись, сделанную в тот момент, когда я выходила из церкви после службы. Я себя не узнала. Ники практически пришлось нести меня на себе, и это при ее пяти футах трех дюймах роста!

Однако на протяжении последующих недель и месяцев я часто слышала жестокую критику в свой адрес за «холодность» и «бесчувственность». Неужели эти критики не видели той записи? Или у этих людей такая короткая и избирательная память? За прошедшее время я действительно научилась прятать на людях свое горе. И еще я очень боялась показывать свои чувства после предупреждения о том, что это может как-то повлиять на похитителя Мадлен. Так что, если мое лицо и показалось кому-то каменным, стоит ли этому удивляться? Однако все это не имеет никакого значения. Кто эти люди, чтобы диктовать матери похищенного ребенка, как себя вести? Судить других и высказывать свое мнение свойственно человеку, но поражает то, что некоторые индивидуумы считают себя вправе делать это язвительно и с позиции полного равнодушия.

Со дня похищения Мадлен прошла неделя. В этот день, а это был четверг, 10 мая, португальская полиция устроила пресс-конференцию, на которой продемонстрировала фотографию такой же пижамы от «Маркс энд Спенсер», в какую была одета Мадлен, и подтвердила, что прочесывает территорию.

Тем временем меня, Джерри и пару наших друзей снова вызвали в полицейское отделение, находящееся в Портимане. На этот раз полицейские были дружелюбнее, по крайней мере, младшие чины производили впечатление напряженно работающих людей. Первым вызвали Джерри. Я осталась внизу, но долгие минуты ожидания я не сидела без дела. Вооружившись блокнотом, ручкой и цифровым фотоаппаратом, в котором хранились датированные снимки нашего пребывания в Португалии, я начала составлять подробный отчет о том, что произошло за предыдущую неделю.

Технология допроса с прошлого раза не изменилась: вопросы задавались на португальском и устно переводились на английский; ответы давались на английском, переводились на португальский и сразу вносились в компьютер допрашивающим офицером. Для всех это было очень утомительно. В конце допроса текст, набранный допрашивающим на португальском, распечатывался, сразу переводился устно на английский и подписывался допрашиваемым. Понятно, что на каждом этапе этого процесса возникало множество ошибок в переводе из-за неверного толкования высказываний обеими сторонами.

Я просидела в вестибюле восемь часов, после чего мне заявили, что для разговора со мной уже слишком поздно, что я должна возвращаться домой и снова приехать завтра. Джерри провел в отделении тринадцать часов. Вернувшись в наш номер, он рассказал, что с Мэттом во время допроса чуть не случилась истерика. Джерри слышал его крики и даже плач. По всей видимости, его обвинили в том, что он передал Мадлен через раскрытое окно постороннему лицу. Для нас поверить в такое было труднее, чем поверить в жизнь на Марсе.

Волнуясь из-за моего самочувствия, Алан Пайк попросил перенести мой допрос на несколько дней. В СП согласились и допросили меня позднее.

Одно из предложений помощи, которые мы получали постоянно, пришло от некоего помощника юриста из Лестера через коллегу Джерри. Этот человек работал в фирме, специализирующейся на семейном праве, которая называется Международная группа семейного права (МГСП). Трудно было понять, что может сделать для нас эта организация, но мы решили, что стоит с ними встретиться, и в пятницу, 11 мая, помощник юриста в сопровождении барристера^[4] вылетел в Португалию. Мы предупредили их, чтобы они особо не распространялись о своем приезде, дабы не привлекать к себе внимание журналистов, оккупировавших прилегающую к нашему корпусу местность. И вот они появились: оба в галстуках-бабочках и подтяжках, а барристер еще и в панаме. Я сокрушенно вздохнула. Ходить в таком виде – все равно что носить над собой транспарант с надписью «Я – адвокат». Впрочем, главным было то, что они прибыли и хотели помочь.

Кроме этой первой встречи, в течение двух последующих дней мы еще дважды встречались с адвокатами, решая, что они могут для нас сделать. В прессе к этому времени уже появились различные инсинуации, основанные на ложных сообщениях о том, что, когда Мадлен похитили, мы якобы ужинали в нескольких сотнях метров от своего корпуса. Определив на глаз расстояние между рестораном «Тапас» и номером 5А, барристер первым делом заявил, что нас нельзя обвинить в небрежности и что наше поведение вполне соответствует понятию «разумной родительской заботы». Нас эти домыслы волновали мало, но услышать это все равно было отрадно. Адвокаты уговорили нас попытаться добиться для Мадлен статуса лица, находящегося под опекой суда.

Этот статус дает судам определенные, предписанные законом права действовать в интересах ребенка в любых судебных спорах и получать доступ к защищенным законом данным (например, к информации о проживающих в гостиницах, списках пассажиров авиарейсов и прочее), если эти данные могут быть использованы в интересах ребенка. И тогда мы смогли бы получить сведения, которые в противном случае были бы нам недоступны. Мы решили последовать этому совету и подали заявку, которая была в положенный срок удовлетворена.

Также мы с ними обсуждали непрекращающиеся предложения помощи, в том числе и финансовой. Ни Джерри, ни я не знали, как с этим управляться. К примеру, нам позвонил один из коллег Джерри и сказал, что сотрудники его отделения хотят сделать взнос, чтобы помочь в поисках Мадлен, но не знают как или куда перевести деньги. В МГСП нам посоветовали организовать специальный фонд и взялись определить его цели и обратиться в ведущую благотворительную юридическую фирму «Бейтс Уэллс энд Брейтуэйт» (БУБ) с тем, чтобы с их помощью разработать его устав.

На последние две встречи барристер и помощник юриста приходили с консультантом по имени Хью, род деятельности которого нам поначалу не был ясен («Зовите меня просто Хью», – загадочно произнес он). Позже просочилась информация, что он – бывший сотрудник разведывательной службы, а ныне специалист по переговорам с похитителями. Нам рассказали, что некий анонимный (но очень щедрый) благотворитель выделил для нас значительную сумму, чтобы мы, если бы сочли нужным, могли обратиться в частную компанию. Хью нам в помощь направила фирма «Контрол рискс». Это независимая организация, оказывающая консультационные услуги в кризисных ситуациях и имеющая представительства по всему миру. Их основной род деятельности – корпоративная безопасность. Это был щедрый жест, за который мы были им очень признательны.

Первое совещание, на котором присутствовал Хью, проходило поздним вечером и чем-то напоминало фильмы о Джеймсе Бонде, но не в добром ключе. Я почувствовала себя так, будто попала в новый, непривычный мир, и мир этот загадочен и опасен. Быть может, самым неприятным во всем этом были слова Хью насчет суммы вознаграждения. Он, оставаясь совершенно бесстрастным, заметил, что эта приманка «определит цену за голову Мадлен». Меня это резануло по сердцу. Мысль о том, что какие-то наши действия могут навредить Мадлен, была невыносима.

В воскресенье вечером мы снова давали показания, на этот раз двум сыщикам из «Контрол рискс». Мы подозревали, что часть сведений, сообщенных полиции, особенно в первый день, могла потеряться из-за перевода. Кроме того, нам казалось, что тогда мы не все рассказали, и теперь хотели, чтобы каждая подробность, которую мы могли вспомнить, была должным образом зафиксирована. К несчастью, спеша передать новые сведения судебной полиции, мы посчитали, что в протоколе все будет записано верно. Лишь много месяцев спустя мы узнали, что и в нем содержались неточности, несмотря на то что показания давались и записывались на английском! Хочу дать совет всем, кому не посчастливится быть причастным к расследованию уголовного преступления в любой стране и даже дома: давая показания, всегда читайте протокол допроса на своем родном языке.

После одной из встреч с представителями МГСП Хью спросил у меня, не веду ли я дневник. Помимо того, что я была совершенно опустошена эмоционально и всю последнюю неделю у меня не было времени даже перевести дух, мысль об этом просто не приходила мне на ум. Дневник я пыталась вести в детстве, и тогда летопись моей жизни была удручающе скучной: во сколько проснулась, что ела на завтрак, обед и ужин, какой урок в школе понравился больше всего.

«Стоит начать», – сказал он, не уточняя, почему. Барристер вручил мне чистый блокнот А4 формата, который был у него с собой.

Подумав, я поняла, что это хороший способ сохранить воспоминания об этих страшных, беспросветных днях, чтобы Мадлен, когда вернется, узнала, что происходило с нами, пока ее не было. К тому же это будет хорошим подспорьем всем троим нашим детям, когда они вырастут и захотят разобраться в том, что произошло. Оставив несколько страниц для событий минувших дней, я описала несколько событий, произошедших в течение последней недели, но серьезно взялась за дело только 23 мая, через двадцать дней после похищения Мадлен. С тех пор я вела свой дневник постоянно, в свободное время возвращаясь к прошлому и описывая по памяти все происходившее с нами, начиная с 3 мая 2007 года.

Основной целью этого занятия было составить достоверный отчет для детей, но я почувствовала, что заполнение страниц приносит мне внутренний покой, позволяет отвлечься мыслями и чувствами. Я как будто общалась с Мадлен. Я разговаривала с ней. Еще я могла разговаривать с Богом и даже, если этого хотела, с похитителем. Не знаю, исходя из каких соображений Хью дал мне этот совет, но я очень благодарна ему за это. Кто знает, может быть, это спасло мне жизнь.

Нас поддерживало очень много самых разных людей, и помощь тоже была разной – от крупных денежных пожертвований организаций до тихой молитвы и самых простых, искренних поступков как друзей, так и вовсе незнакомых людей. В тот день, когда мы впервые общались с представителями МГСП, у ресторана «Тапас» я встретила Падди, мужа моей подруги Бриджет из Лестера. Падди – очень набожный человек, как выражается Бриджет, «человек Божий». Но этот Божий человек имеет шесть футов три дюйма роста и богатырское сложение, к тому же у него очень темные глаза и волосы. В общем, в толпе такого не заметить невозможно. Тогда мы с ним были едва знакомы, но меня очень тронуло, что он по собственной инициативе приехал в Прайя-да-Луш, чтобы присоединиться к одному из поисковых отрядов, которые тогда начали организовываться. Он прислал мне эсэмэску: «Если хочешь встретиться, дай мне знать, и я приду. Если нет – я просто займусь поисками».

Я спросила у Падди, нет ли у него с собой Библии, которую он мог бы дать мне. Он принес мне Библию, которую Бриджет подарила ему несколько лет назад на Рождество. Эта книга до сих пор всегда лежит у моей кровати. Нужно будет ее как-нибудь ему вернуть!

Суббота, 12 мая 2007 года. Четвертый день рождения Мадлен. Пока этот день не наступил, мы не могли себя заставить думать о нем: просто нам была ненавистна сама мысль о том, что Мадлен к этому времени все еще не вернется к нам и мы не сможем устроить для нее праздник. Не быть в этот день с ней, не радовать ее, не радоваться ее счастью – это было невыносимо. Мы в это время должны были уже вернуться домой, в Лестер, и устраивать совместный детский праздник для Мадлен и двух ее детсадовских друзей, Софии, родившейся с ней в один день, и Сэма, у которого день рождения был через пару дней. Мы хотели устроить для них первую в их жизни дискотеку. Несколько недель назад я даже купила два-три компакт-диска с песнями молодежных групп, и мы на пару с Мадлен распевали в машине, готовясь к празднику. До сих пор, вспоминая, как она сидела на заднем сиденье машины и громко подпевала «Пуссикэт доллс», я не могу сдержать улыбку. И слезы.

Джон Хилл договорился, чтобы мы всей компанией – Джерри, Шон, Амели и я, Триш с Сэнди, Фиона, Дэвид, Дайан, Джейн, Рассел, Мэтт с Рейчел и их дети – провели этот день на частной вилле (Ники незадолго до этого уехала, а Майкл решил на пару дней съездить домой). Мы не знали, чем заняться. Это событие не должно было остаться незамеченным, и нам хотелось отпраздновать день рождения Мадлен, даже если ее не будет с нами, но, что бы мы ни делали, все было не то. Приятно было оказаться вдали от «Оушен клаб» и журналистов, и детям было весело играть у бассейна, но всех взрослых отсутствие Мадлен ужасно тяготило.

Компания «Марк Уорнер» обеспечила нас едой. Мужчины устроили барбекю, купили вино и пиво, но ели мы почти все время молча и то и дело оглядывались на ребятню. Аппетита у меня не было, а об алкоголе не могло быть и речи. Фиона вспоминает, что в тот день мы с Джерри были очень замкнуты и почти не разговаривали. Хоть все старались вести себя непринужденно и шутили, надеясь нас немного взбодрить, каждый чувствовал себя неловко на этой прекрасной вилле, под ярким веселым солнцем, за праздничным столом без именинницы. Торта не было. Джерри попробовал произнести тост, но еще больше расстроился и смог лишь пробормотать: «Я даже не могу сказать своей дочери “С днем рождения!”» В ту минуту наша потеря ощущалась как никогда остро. Мне ужасно не хватало Мадлен.

Когда вечером мы вернулись из церкви, где проводилась специальная месса для нее, к нам в номер зашла Кэт, воспитательница Мадлен из Мини-клуба. У нее была для нас новость: ее с несколькими коллегами переводили на другой курорт компании «Марк Уорнер», в Грецию. Никто из них уезжать не хотел, и по сей день мы не понимаем, чем было вызвано это решение. Думаю, скорее всего, это было сделано из практических соображений: после похищения ребенка гостям, заказавшим номера в «Оушен клаб», начали предлагать отдых в других местах, и, соответственно, компании понадобилось усилить там штат работников. Для нас же это означало, что из Прайя-да-Луш уезжают важные свидетели.

Проведя большую часть четырех предыдущих дней в тесном общении сначала с полицией, а потом с адвокатами, в воскресенье мы с Джерри почувствовали, что нам нужно побыть одним и отдохнуть. Мы решили погулять по берегу. Наверное, «одним» и «отдохнуть» – неподходящие слова, потому что почти сразу за нами потянулась вереница репортеров, да и как можно было отдохнуть от ада, в котором мы оказались? К счастью, репортеры от нас отстали, когда мы дошли до берега, и мы смогли побродить по песку в относительном одиночестве.

Я хорошо помню эту прогулку. То были сумбурные и трудные десять дней, наполненные ледяным страхом и тяжелыми мыслями, которые невозможно было прогнать, если не было чем их заместить. Именно этим характеризуется состояние, которое вызывается неведением.

Боясь услышать ответ, я спросила Джерри, посещают ли его действительно страшные мысли о Мадлен. Он кивнул. Сбивчиво, неуверенно я описала ему жуткий образ, который то и дело появлялся в моей голове, и тогда я ощущала холод и боль во всем теле: ее аккуратные маленькие гениталии, растерзанные и кровоточащие. Хоть я и чувствовала, что должна избавиться от этого бремени, поделиться этим с кем-то, даже с Джерри, было мучительно. То, что я заговорила об этом, каким-то образом словно подтвердило возможность того, что подобное действительно могло произойти, и от этого страх накатил на меня с новой силой.

Сколько всего я пережила за последние несколько лет, какую боль вытерпела – слава Богу, мало кто из людей может понять. Мне иногда казалось, что я умираю медленной, мучительной смертью. Просто представлять своего, да и любого ребенка, в такой ситуации мучительно, и если подобные мысли не имеют реального основания, для обычного человека естественно изгонять их из своего разума. У каждого есть свои механизмы психологической защиты. Стараться мыслить позитивно – один из них. Жаль, что у меня так не получалось. Ни один человек в здравом уме не захочет увидеть ребенка таким, какой я представляла себе Мадлен. В первые дни и недели после похищения я никак не могла отогнать эти жуткие видения.

Однако та прогулка с Джерри стала переломным моментом. То, что мы оба принимали возможность таких деликатных и пугающих деталей случившегося, еще больше сблизило нас.

Прошло какое-то время, прежде чем мы смогли мысленно отдалиться от преследовавших нас отталкивающих образов и обдумать события того вечера со светлой головой. Едва обретя способность мыслить здраво, мы с Джерри начали скрупулезно собирать все наши воспоминания о том дне, пытаясь отыскать хоть что-нибудь существенное.

За Мадлен охотились или она стала жертвой только потому, что кто-то знал, что в номер 5А можно проникнуть без особого труда? То, что он был угловым, облегчало похитителю доступ и отход, но еще, в отличие от большинства остальных номеров, на его окнах не было кованых решеток и сигнализации.

Могла ли необычная усталость Мадлен в тот последний четверг объясняться тем, что ей дали какое-то успокоительное средство днем или даже накануне вечером? Хотя, с другой стороны, в то время наш отдых уже подходил к концу, и дети почти целую неделю вели очень активную жизнь. Вполне может быть (так мы тогда и подумали), что она просто вымоталась. И все же, поскольку мы не знаем этого наверняка, сомнения мучают нас и поныне.

Долгое время мы полагали, что похититель проник в наш номер и покинул его через окно детской спальни, однако вполне возможно, что он воспользовался стеклянной раздвижной дверью, а то и имел собственный ключ от передней двери. Может быть, он только забрался через окно, а вышел через дверь, или наоборот; или же открыл дверь на всякий случай, чтобы облегчить себе путь к отступлению или чтобы направить полицию по ложному следу. Он мог побывать в нашем номере несколько раз, между нашими приходами.