Текст книги "Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка"
Автор книги: Кейт Мак-Канн
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Процесс затянулся, и все мы лишились приличного количества волос. Я поверить не могла, что для этого их понадобится так много. Эксперт срезал целые пучки волос с голов Шона и Амели, пока те спали. У меня сердце кровью обливалось, когда я слышала, как по их светловолосым головкам прохаживаются ножницы. И меня ужасно злило то, что детям приходится проходить через очередное унижение. Глядя на меня, вообще можно было подумать, что я облысела. Но хоть я и проклинала за это похитителя и судебную полицию, у меня были более серьезные причины для беспокойства.
Исследования всех образцов волос дали отрицательный результат. Это не исключало возможность того, что дети были усыплены (особенно если учесть, сколько прошло с того дня времени), но и означало, что никто, в том числе полиция и СМИ, не может утверждать обратное. Кроме того, это означало, что я не «злоупотребляла» успокоительными средствами. Печально, что нам приходилось идти на подобное, чтобы доказать это кому-то, но еще печальнее то, что эти исследования не были проведены вовремя.
Пока мы с Джерри продолжали трудиться, нападки СМИ не прекращались.
«Макканны лгут».
«Если тело не будет найдено, Макканны уйдут от ответственности».
«Британская полиция утверждает: Мадлен умерла в номере».
«Новый анализ ДНК указывает на Кейт».
«Экспертиза подтвердила:
родители усыпили детей снотворным».
«Джерри не является биологическим отцом Мадлен».
Вы можете подумать, что к этому времени у меня уже должен был выработаться иммунитет к такого рода заголовкам, но я по-прежнему не могла смотреть на подобное спокойно.
«Пьяные выходки Кейт во время учебы в университете».
Возможно, между всем этим и проскальзывала крупица правды, но такое случалось редко и за потоком лжи не замечалось.
Ангес Макбрайд снова отправился на встречу с редакторами газет, на этот раз вместе с Кларенсом. Майкл Каплан отправил главному констеблю Лестершира письмо с просьбой вмешаться. 17 сентября главный констебль обратился к СМИ с призывом быть сдержаннее в высказываниях, но это практически не возымело никакого действия. 8 октября он отправил очередное письмо, в котором подчеркнул, что большая часть написанного и сказанного о нас ни на чем не основывается и что смакование слухов для многих стало важнее поисков правды.
Тяжелее всего нам было по ночам. Лежа в темноте с открытыми глазами, я уносилась мыслями к той самой страшной ночи, и мой разум, освободившись от дневных забот, без моего на то желания отправлялся в прошлое темными, жуткими переулками. Я то и дело пыталась вернуться в реальность, заставить себя думать о приятном и заснуть, но демоны прошлого не отпускали меня и еще сильнее мучили видениями слишком страшными, чтобы их описывать. Где моя Мадлен? Боже, прошу, сделай что-нибудь!
После того как у нас отняли Мадлен, мои сексуальные потребности свелись к нулю. В других обстоятельствах мне бы и в голову не пришло посвящать кого-то в наши интимные отношения, однако это является такой неотъемлемой частью большинства браков, что было бы неправильно умолчать об этой стороне жизни. Я уверена, что другие пары, пережившие психологическую травму подобного рода, сталкиваются с такими же проблемами, и, возможно, им будет проще, если они узнают, что они не одиноки. Тем же, кому повезло не испытать такой боли, надеюсь, это поможет понять, насколько глубокими бывают раны.
Помимо нашего угнетенного состояния и того, что я не могла думать ни о ком и ни о чем, кроме Мадлен, полагаю, для этого были еще две причины, которые никуда не делись. Первая – это психологический барьер, не позволявший мне испытывать удовольствие, будь то чтение книги или занятие любовью с мужем. Вторая – отвращение, вызванное страхом, что с Мадлен случилось самое ужасное, что только можно вообразить: она могла оказаться в руках педофила. С самого начала мы думали только о педофилах, эти страшные мысли снедали нас с первого дня после похищения Мадлен.
Когда я представляла, как какое-то чудовище прикасается к моей дочери, оскверняет ее, глумится над ее идеальным маленьким тельцем, мне хотелось умереть. И не имело значения, что в действительности этого могло не быть (Господи, пусть этого не будет!), раз такая возможность существовала, этого было достаточно, чтобы подобные мысли терзали меня день и ночь. Преследуемая отвратительными видениями, даже от одной мысли о сексе я испытывала отвращение, что вполне естественно.
Лежа в кровати, я проклинала человека, который сделал это с нами, человека, который отнял у нас нашу девочку и напугал ее, человека, из-за которого вырос барьер между мною и мужчиной, которого я люблю. Я ненавидела его. Я была готова убить его своими собственными руками. Я бы подвергла его самым страшным пыткам за то, что он причинил нашей семье столько горя. Меня переполняли злость и отчаяние. Я молила Бога, чтобы все это поскорее закончилось. Я хотела вернуть свою прежнюю жизнь.
Меня очень беспокоили наши отношения с Джерри. Я боялась, что, если не смогу наладить нашу сексуальную жизнь, наш союз может развалиться. Я понимаю, что отношения – это больше чем секс, который, тем не менее, важный элемент. Мы должны были оставаться вместе и быть сильными ради нашей семьи. Джерри прекрасно меня понимал и поддерживал как мог. Ни разу он не повел себя так, чтобы я почувствовала себя в чем-то виноватой, он никогда не давил на меня и никогда не обижался. Более того, он даже иногда просил у меня прощения. Он часто обнимал меня своей большой, надежной рукой и говорил, что любит меня, просил не переживать.
Но я не собиралась сдаваться, принимать это как один из печальных побочных эффектов трагедии. Мы с Джерри немного поговорили об этом, но в основном я анализировала эту проблему молча, в голове. Обсудила я это и с Аланом Пайком, который заверил меня, что, как и способность расслабляться или получать удовольствие от пищи, это постепенно вернется и что мне не стоит из-за этого слишком беспокоиться. Легко сказать! Я даже подумывала обратиться за помощью к специалистам. И все же глубоко в душе я знала, что для меня существует лишь два способа решения этой проблемы: либо вернется Мадлен, либо я преодолею внутренний психологический барьер. Поскольку первое было мне неподвластно, оставалось попытаться обуздать свой разум и воображение. Этим я и решила заняться.
По утрам наш и без того беспокойный сон часто прерывали дети. Я всегда радовалась, ощущая рядом их тела, однако когда это случалось, о спокойной ночи можно было забыть. Иной раз, когда начинало светать, я с трудом могла определить, кто где находится.
«Шони пришел под утро и улегся по центру нашей кровати. Пришлось нам с Джерри ютиться на краях. Через пару часов появилась Амели. Шон тогда уже ушел к себе, но вскоре вернулся. Я знала, что рано или поздно у нас в семье появится главный!»
В другой раз я проснулась между Амели и Шоном и, подняв голову, увидела, что Джерри лежит в ногах поперек кровати. Ничего не скажешь, удобно устроился.
Каждый раз утром я обнаруживала кого-то из близнецов, а то и обоих сразу, в нашей кровати, и тут же мое сердце наполнялось болью и чувством вины. Где-то в конце 2006-го и начале 2007-го Мадлен тоже прошла через этот этап. Она приходила к нам по ночам, но мы почти всегда сразу отправляли ее обратно. Чтобы она не обижалась, я повесила в кухне на стену специальную табличку (она и сегодня там висит), и за каждую ночь, которую Мадлен проводила у себя в постели, не вставая, клеила на эту табличку звездочку. Когда звездочек набиралось достаточное количество, ей полагался приз. Я рассказала об этом на допросе, и следователей почему-то очень заинтересовала эта табличка. Сколько я ни повторяла им, что для Мадлен это была возможность получить награду, они настаивали на том, что в табличке отмечались наказания. Господи, как же мне хотелось теперь приподнять край одеяла и почувствовать, что Мадлен укладывается рядом со мной! Ей бы уже никогда не пришлось возвращаться в свою комнату.
Моя вера в Бога оставалась непоколебимой, кроме редких минут отчаяния. Я ходила в церковь, испытывая потребность обратиться к Господу, и в часы утомительного труда в кабинете, бывало, бегала наверх, чтобы помолиться кому-то из святых.
«Милый Боже, пожалуйста, помоги нам найти Мадлен! Пожалуйста, пусть тот человек или люди, которые удерживают ее, не придумают что-то страшное. Пусть они не сделают ей ничего плохого. Пожалуйста, подскажи им выход. Пожалуйста, укрепи мою веру. Не покидай нас, Господи. Аминь».
25 сентября мы узнали, что некая светловолосая девочка была замечена с группой марокканских крестьян. Мы получили фотографию, сделанную каким-то испанским туристом, на которой была изображена женщина с ребенком на спине. Девочка была похожа на Мадлен, но нам первым делом бросилось в глаза то, что она слишком мала. Фотография была очень зернистой, и мы не были уверены, что это не она. И пробор в волосах у нее был не с той стороны. Однако же бросалось в глаза то, что она выделяется из этой группы. Она была очень светленькая, тогда как остальные были темноволосыми и смуглыми.
Не стоит и говорить, что многочисленные журналисты уже летели в Марокко, чтобы разыскать «Мадлен». Тем временем сотрудники Центра защиты детей от эксплуатации онлайн, используя специальные компьютерные технологии, улучшили качество фотографии и пропустили ее через программу распознавания лиц, чтобы узнать, могла ли эта девочка быть Мадлен. Вечером Брайан Кеннеди зашел к нам и спросил, не хотим ли мы, чтобы он полетел в Марокко и разобрался с этим вопросом. Мы не были уверены в том, что это необходимо, но в то же время нам отчаянно хотелось узнать истину, поэтому Брайан полетел на своем самолете на север Марокко.
И снова мы пытались оставаться спокойными и бесстрастными. Разум подсказывал, что это не могла быть Мадлен, так зачем же себя обнадеживать? Впрочем, фотография была некачественная… Что, если она недостаточно выросла из-за того, что ее плохо кормили или еще из-за чего-то? И прическу легко можно изменить.
На следующий день мы узнали, что та девочка не Мадлен. Несмотря на светлые волосы, она была дочерью той женщины, которая на снимке несла ее. И пусть мы изо всех сил старались не дать волю чувствам, такие новости всегда были для нас ощутимым ударом.
2 октября глава португальской судебной полиции Алипиу Рибейру отстранил от ведения нашего дела следователя Гонсалу Амарала, координатора расследования исчезновения Мадлен. Едва ли я слышала это имя до того дня. За те пять месяцев, что он занимался этим делом, я не видела его ни разу. Джерри встречался с ним один раз, и то мельком. Причиной его отстранения, как было заявлено, стали его сомнительные высказывания по поводу участия британских властей в расследовании. К следующему лету мы узнаем гораздо больше об этом загадочном сеньоре Амарале.
Незадолго до этого Рибейру сделал еще одно заявление – о продолжающейся шумихе в СМИ. Он указал на то, что многие газетные статьи содержали неверную информацию, и добавил, что полиция по-прежнему помимо версии о смерти Мадлен рассматривает и другие версии. Четыре месяца спустя Рибейру в одном из интервью признал, что решение судебной полиции объявить нас arguidos было «поспешным».
«Наконец-то! – подумали мы. – Кто-то из властей проявил здравомыслие!» Однако не все в Португалии разделяли его мнение. К маю 2008-го господин Рибейру уже лишился своего поста.
19
ВОЙНА НА ТРИ ФРОНТА
К октябрю борьба за восстановление нашего доброго имени уже велась по всем фронтам, и мы смогли сосредоточить внимание на самом важном: поисках Мадлен. С самого начала многие наши друзья предлагали нанять частных детективов. До сих пор, кроме случая с марокканской девочкой, мы не ступали на эту стезю. Мы понимали, что могут возникнуть юридические сложности и какие-то действия частных сыщиков могут помешать официальному расследованию. Кроме того, нас заверяли, что после неудачного начала сейчас полиция делает все возможное. Да, в первые двадцать четыре часа мы испытывали острую нехватку общения с полицией, но со временем, после вмешательства британских властей и подключения британской полиции, мы получили больший доступ к информации, имеющей отношение к расследованию. Неусыпное внимание СМИ также не давало властям в обеих странах забыть о нашем деле.
До лета все надежды на то, что Мадлен будет найдена, мы связывали с полицией. Нам нужно было верить в то, что она способна найти нашу девочку. Однако месяцы шли, наша вера в это стремительно таяла, пока наконец в августе не растаяла окончательно. Когда нас объявили arguidos, нам открылась страшная правда: они уже не ищут Мадлен. Теперь они были заняты поиском способов доказать нашу виновность. Последний раз мы испытывали такое отчаяние в тот день, когда потеряли Мадлен. У нас не осталось иного выбора, кроме как начать собственное расследование. Но если бы не помощь Брайана Кеннеди, не знаю, удалось бы нам организовать новые поиски.
О частных детективах мы не знали ничего. Как я уже говорила, мое представление о сыщиках складывалось исключительно из того, что я видела в телевизионных сериалах, и, думаю, то же самое можно сказать и о большинстве наших друзей, которые советовали нам обратиться к ним. Мы представляли себе проницательного, наделенного недюжинной интуицией ловкача-одиночку, который каким-то образом умеет видеть то, чего не замечают другие, и никогда не терпит поражений.
Разумеется, в реальной жизни все не так. Нет, я не хочу сказать, что настоящие сыщики лишены проницательности и интуиции, но большая часть тех, к кому мы обращались, работали на разнокалиберные сыскные агентства, начиная от международных организаций и заканчивая мелкими «местными» фирмами. Отмечу, что почти всегда их работа далеко не так проста, как можно судить по фильмам. Им нередко приходится прибегать к чьей-либо помощи и, возможно, больше работать за компьютером и разговаривать по телефону, чем «сидеть на хвосте» у подозреваемых или самолично выискивать улики. Частные детективы связаны множеством ограничений. В отличие от полиции они не имеют права никого допрашивать, если человек отказывается отвечать на их вопросы, им не разрешается осматривать какое-либо имущество без согласия владельца и, как правило, они не имеют такого же доступа, как полиция, к досье преступников или, например, к автомобильной базе данных.
Начинать заниматься любым новым делом всегда нелегко, и для нас знакомство с частным сыском оказалось настоящей прогулкой по минному полю. На нас выходило много фирм и частных лиц из разных стран, и все заявляли, что достаточно компетентны, чтобы нам помочь. Откуда начинать? Как выбрать? Кому довериться?
В течение четырех лет на нас работали и сыскные агентства разного масштаба и крупные организации. Пока те или иные занимались нашим делом, мы не прекращали искать новые возможности и пути. То, что мы обращались к другой фирме или к другому человеку, не обязательно означает, что мы были недовольны работой предыдущей команды. Просто дело в том, что иногда расследование заходит в тупик, и при отсутствии результатов сыщикам трудно долгое время сохранять изначальный запал. У разных людей разные идеи, и новый человек может продолжить работу в новом, неожиданном направлении. Когда нам кажется, что расследование сбавляет обороты или топчется на месте, мы производим замену или усиливаем команду сыщиков, чтобы поиски велись более эффективно. Однако должна заметить, что подготовка новой команды отнимает очень много времени и энергии. Вводить новых людей в курс дела и настраивать их на определенный темп работы – занятие изнурительное и требующее большого такта.
Наши первые сыщики, испанская группа «Методо 3», начали работать с нами в октябре. В Португалии частный сыск фактически незаконен, поэтому мы решили подыскать фирму с Пиренейского полуострова, знакомую с местной правовой системой, культурой, географией и имеющую разветвленную сеть в регионе. У М3 к тому же были налажены связи с испанской полицией, которая, в свою очередь, тесно сотрудничала с португальской полицией.
Мы предоставили сыщикам все доступные нам материалы по нашему делу, передали им мои дневники и другую информацию, собранную за то время, пока мы составляли бесконечные списки потенциальных подозреваемых, из которых далеко не все были опрошены полицией, а также все известные нам сообщения об увиденной при подозрительных обстоятельствах девочке, которая могла быть Мадлен. Шумиха, поднявшаяся вокруг нашего дела, привела к тому, что на полицию и СМИ обрушился целый град подобных свидетельств. Иногда «Мадлен» в один день видели в разных странах, в местах, отдаленных друг от друга на тысячи миль. Всю эту информацию нужно было обработать, а заслуживающую доверия – проверить.
Несомненно, М3 проделала большую работу, но, к сожалению, в середине декабря один из их старших сыщиков в интервью позволил себе дать слишком оптимистичные прогнозы. Он намекнул на то, что его команда близка к раскрытию преступления, и выразил надежду, что Мадлен вернется домой до Рождества. Мы с Джерри не придали особого значения этим посулам, сочтя это заявление слишком самонадеянным. Мы понимали, что сделано это было для того, чтобы представить свою работу в лучшем свете, но знали, что подобные публичные заявления делу не помогают. Доверие – очень важная вещь. Если не считать этого инцидента, у нас не было особых претензий к М3. Работали они напряженно, с полной самоотдачей, и замечу, что гонорары у них были очень невысокие, а большая часть наших денег уходила на текущие расходы. Хотя позже мы наняли другую команду, с М3 у нас до сих пор остаются хорошие отношения. У нас создалось впечатление, что им действительно была небезразлична судьба Мадлен, а это, я вынуждена с сожалением признать, большая редкость.
У нас возникла особенно неприятная ситуация с человеком по имени Кевин Халлиген (нам он был известен под именем Ричард). Халлиген руководил подразделением, занимающимся частным сыском, компании «Оукли интернэшнл», с которой в конце марта 2008-го на полгода заключил договор «Фонд Мадлен». План действий «Оукли» выгодно отличался от остальных предложений, которые мы рассматривали тогда, к тому же агентство имело хорошую репутацию. Поскольку сотрудничество подразумевало привлечение довольно крупных денежных сумм, мы договорились, что срок контракта будет разбит на три этапа, с паузой в конце первого и второго. Это давало нам возможность расторгнуть контракт как после первого, так и после второго этапа без денежных проблем. Также фонд нанял независимого юриста, который должен был контролировать наше взаимодействие с «Оукли» и выполнение ими своих обязательств.
Первый и второй этапы контракта прошли довольно гладко. «Оукли» разработала методики сбора, проверки и оценки информации, которая продолжала стекаться к нам в ответ на запросы, которые мы с Джерри подали примерно через год после похищения Мадлен. На этих двух этапах прогресс, несомненно, был. Однако на третьем этапе у нас появились вопросы. Наши отношения стали несколько натянутыми, а с некоторыми членами команды «Оукли» мы и вовсе перестали контактировать. Сначала мы не могли понять: то ли это признаки того, что они утрачивают интерес к делу (та самая ситуация, о которой я писала), то ли причина более серьезная. Слухи о Халлигене заставили нас навести соответствующие справки, прежде чем решить, продолжать ли нам сотрудничать с «Оукли». Одним словом, мы решили не продолжать. Расторжение контракта в сентябре 2008-го прошло далеко не лучшим образом, и, к сожалению, это был еще не конец истории.
Спустя несколько месяцев один из сыщиков, нанятых «Оукли», связался с нами, чтобы потребовать деньги за свои услуги. Мы еще пару месяцев назад оплатили счет, выставленный «Оукли» за эту работу, но агентство, похоже, своему работнику так и не заплатило. И он был не единственным. Через какое-то время стало известно еще о нескольких наемных работниках, не получивших свои деньги. Мы расстроились из-за того, что деньги, предоставленные нашим фондом, не дошли до людей, которые их заслужили, поскольку ради спасения Мадлен действительно была проделана большая работа.
В ноябре 2009-го мы узнали, что Халлигена арестовали по подозрению в мошенничестве после того, как были обнаружены какие-то несоответствия в гостиничных счетах. Сейчас он содержится в тюрьме «Белмарш». Было принято решение о его экстрадиции в США, поскольку его обвинили в отмывании денег и мошенничестве с использованием электронных средств коммуникации, но обвинения эти он отвергает, а решение суда оспаривает.
Впрочем, большей частью наши отношения с независимыми сыщиками были хорошими. Наша нынешняя проверенная команда работает с нами почти неизменившимся составом с октября 2008-го. Возглавляет ее бывший офицер полиции, помогают ему несколько советников по стратегии, что дает нам возможность нанимать лучших специалистов в самых разных областях для выполнения тех или иных заданий. Такая система позволила нам существенно продвинуться вперед.
Когда осенью 2007-го принялась за дело наша первая команда, Джерри вернулся на работу в гленфилдскую больницу (с неполной занятостью с ноября и полной – с января 2008-го), а я осталась дома с детьми. Помимо того, что он не получал зарплату четыре месяца, ему это было необходимо для того, чтобы не сойти с ума. Его роль в нашей кампании была ограничена нашим статусом arguidos и теми препятствиями, которые из-за этого возникали на нашем пути. Джерри страстно предан работе, ему нужно было чем-то заниматься, уходить с головой в какие-то проекты – это помогало ему выжить. Существует мнение, что все мужчины склонны четко разграничивать исполняемые ими роли, и Джерри – яркое тому подтверждение. Почти каждый день, когда дети ложатся спать, он садится за компьютер или берется за телефон, чтобы приступить к своей второй работе – поискам Мадлен.
Не сомневаюсь, что подход Джерри более правильный, чем мой. Я же вела себя совсем иначе. Поскольку мысли о Мадлен не покидали меня ни на секунду, попытки вернуться к своей прошлой жизни рождали у меня такое чувство, будто я отталкиваю ее от себя. Мадлен и остальные члены семьи оставались для меня самым важным в жизни, и, вернись я на работу, я бы не смогла проводить с Шоном и Амели столько времени, сколько мне хотелось. Я даже не знала, справлюсь ли я теперь со своей работой. У каждого практикующего врача есть постоянные пациенты со своими насущными проблемами. Учитывая, через что прошла я (и продолжаю проходить), сомневаюсь, что у меня получилось бы относиться к больным с прежним сочувствием. Да и некоторым моим пациентам общаться со мной тоже было бы некомфортно.
Впрочем, работы у меня и так было предостаточно, особенно в последнее время. Несмотря на то что у меня, к счастью, есть множество старательных помощников, на одну проверку почты может уйти целый рабочий день, а некоторые дела, как, например, анализ рассекреченных материалов расследования судебной полиции, требует месяцев напряженного труда.
Мы с ужасом ждали первого Рождества без Мадлен. Когда пришла зима, приближение этого обычно радостного праздника только усилило ощущение потери. Как-то ноябрьским утром по дороге в садик Амели без умолку болтала о своей сестре. «Мадлен получит большого игрушечного медведя на Рождество», – сказала она, когда мы подъехали к садику. К этому времени в глазах у меня уже щипало от слез. Мне всегда становится тепло на душе, когда Шон или Амели говорят о Мадлен, но при упоминании о Рождестве мои нервы не выдержали. Я, взяв себя в руки, перебросилась парой слов с молодыми воспитательницами, а потом настроилась на предстоящий долгий день.
Вечером я легла спать довольно рано. Весь день из-за того утреннего разговора я не знала покоя и очень устала. Лежа в постели, я не придумала ничего лучшего, как посмотреть новости по телевизору. Когда дошло до обзора завтрашней прессы, в самом начале показали фотографию Мадлен на первой странице какого-то таблоида под набранным огромными буквами заголовком «МЕРТВА». После этого я почти не спала. Мне казалось, что я никогда не смогу перестать плакать. Сердце пронизывала острая боль.
В начале декабря Амели сказала мне:
– Мама, Мадлен вернется к нам.
– Когда? – спросила я.
– Санта обнимет ее крепко-крепко и привезет ее к маме.
Встречать Рождество вчетвером мы бы не смогли, поэтому провели праздник с моими родителями в Йоркшире у Энн и Майкла, а потом поехали на пару дней в Шотландию навестить семью Джерри. В Глазго я спала с Амели на надувном матраце – не самое уютное место для сна, – потому что Шону потребовалась «настоящая кровать». «Девочки спят вместе! – заявила Амели. – Мама, Амели и Мадлен. Я для Мадлен оставлю место».
Мы надеялись, что в начале 2008-го ограничения по разглашению материалов нашего дела будут сняты, после чего мы получим доступ к полицейским документам и возможность свободно обсуждать ход расследования. Однако этого не случилось. Полиция попросила о трехмесячном продлении срока следствия из-за «необычайной сложности» дела. Президент Португальской гильдии адвокатов Антониу Марину Пинту, похоже, имел свое мнение на этот счет. Позже приводились такие его слова: «Есть веские основания полагать, что закон о судебной тайне используется для того, чтобы скрыть тот факт, что полиция зашла в тупик и не видит из него выхода».
Во вторник, 8 января, на 250-й день после похищения Мадлен, мы увидели очередной кричащий заголовок: «В машине родителей была ее кровь». Кто-то явно пытался выдать это совершенно ложное утверждение за неоспоримый факт. Пока мы изо всех сил старались поддержать в людях желание продолжать искать Мадлен, некоторые издания из кожи вон лезли, пытаясь доказать всем, что это пустая трата времени, потому что она умерла. Написать такое о нашей дочери! Как люди могут быть такими бессердечными?
Все эти ужасные заголовки причиняли нам сильные страдания. Дальше всех зашла «Дейли экспресс» и не очень от нее отстала «Ивнинг стандард». В предыдущем году, после очередного попавшего в печать домысла, на этот раз о том, что мы накачали своих детей успокоительным, мы связались с Адамом Тьюдором из юридической компании «Картер-Рак» и начали изучать возможность и целесообразность судебного преследования клеветников. Не желая наживать себе врагов среди влиятельных медиакомпаний, мы решили, что прибегнем к этому в самом крайнем случае. В прошлом мы полагались на них, когда у нас возникла необходимость обратиться к общественности, и знали, что их помощь может понадобиться и в будущем, но теперь у нас не осталось выбора.
Через пару недель, в январе, «Экспресс» опубликовала сразу три клеветнических статьи, которые в основном пересказывали другими словами написанное о нас в 2007-м, когда нас объявили arguidos. Это была последняя капля. Мы испробовали уже все способы «мирного» решения этой проблемы и чувствовали, что, если не предпримем что-то кардинальное, эти фальшивки, сводящие на нет наши усилия по поиску Мадлен, будут отравлять нам жизнь до конца наших дней. Мы встретились с Адамом Тьюдором и очень подробно обсудили с ним все «за» и «против» правовых действий. Адам и его партнеры согласились взяться за дело с тем, что гонорар мы им выплатим только в случае победы, и это, конечно же, значительно облегчило нам принятие решения. Если бы нам для восстановления справедливости пришлось сразу выплатить из своего кармана, возможно, сотни тысяч фунтов, кто знает, решились бы мы на такой шаг?
Примерно два месяца ушли на юридические разбирательства, и «Экспресс груп» в конце концов признала, что ее публикации были лживыми и согласилась подтвердить это в суде. На первых страницах «Экспресс» и «Дейли стар» были опубликованы сообщения о том, что они согласились внести 550 000 фунтов в «Фонд Мадлен» и тем самым помочь вести поиски.
Несмотря на то что эта сумма была намного больше ожидаемой и мы могли получить ее сразу, нам сказали, что в случае судебного разбирательства можно рассчитывать на значительно большую сумму, если мы будем настаивать на том, что наша цель – компенсация причиненного нам ущерба, а не наказание ответчика. «Экспресс груп» могла быть и дополнительно наказана за то, что публиковала ложь в расчете на прибыль.
Но для меня и Джерри деньги были отнюдь не главной целью (хотя, конечно же, удар по карману «Экспресс груп» подчеркнет серьезность правонарушения и послужит предостережением тем, кто захочет напечатать что-либо подобное). Для нас было важно, чтобы больше такие статьи не выходили и чтобы «Экспресс груп» признала, что была неправа. Вред, причиненный исходящим от них потоком лжи (в обращении мы процитировали больше сотни статей) как о поисках Мадлен, так и о нас, был неизмерим, и мы были бы рады, если бы всего этого не было.
Свобода печати подразумевает моральную ответственность и честность. Публикация не соответствующих действительности голословных утверждений приносит огромный вред. Иногда вред этот нельзя компенсировать ни извинениями, ни деньгами. Наша семья с трудом пережила этот непростой период, и кто знает, что было бы с нами без помощи обычных людей, друзей, родственников и тех, кто подключался в нужный момент, как, например, Брайан Кеннеди, Эдвард Сметерст, Ричард Брансон и Стивен Винъярд, которые были готовы вступиться за нас в самую трудную минуту.
Когда тяжба с «Экспресс груп» завершилась, мы подали иск на «Ассошиэйтед ньюспейперс», в частности, на лондонскую «Ивнинг стандард», которая тогда принадлежала этому концерну. После довольно продолжительных переговоров они согласились на финансовую компенсацию и официальное извинение, которое должны были опубликовать на первой полосе «Стандард». Вероятно, мы могли бы успешно засудить все британские национальные издания, но нам не хотелось тратить силы и время на такие изнурительные войны. Кроме того, мы уже добились своего. Теперь руководство любого издания, зная, что мы не станем сидеть сложа руки, дважды подумает, прежде чем публиковать очередную ложь о нас или Мадлен. И это привело к тому, что отношение британских СМИ к нам действительно изменилось. Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что нам следовало бы заняться этим раньше, но вышло так, что мы сделали это, когда были готовы. Жаль только, что нам вообще пришлось пойти на это. Если бы руководство изданий прислушалось к нам, к Ангесу, Жюстин, Кларенсу и главному констеблю лестерширской полиции, всего этого можно было бы избежать. Вскоре после выигранного нами дела по обвинению в клевете семеро наших друзей, которые отдыхали вместе с нами в Португалии, тоже подали иск против «Экспресс груп». Правда, до суда дело не дошло – они получили от компании 375 000 фунтов, которые перечислили в «Фонд Мадлен».