Текст книги "Англия и англичане. О чем молчат путеводители (Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения)"
Автор книги: Кейт Фокс
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)
«Свободный» год: перерыв в учебе и новые испытания
У образованных классов за «обрядом перехода» по достижении восемнадцати лет зачастую следует «свободный» год – длительный «промежуточный» период между окончанием школы и поступлением в университет, в течение которого молодые люди несколько месяцев путешествуют за границей. При этом многие занимаются благотворительной деятельностью (помогают перуанским селянам строить школу, работают в румынском приюте для сирот, спасают тропические леса, копают колодцы и т. д.), знакомясь с настоящим (то есть бедным) миром и набираясь жизненного опыта, который формирует характер. Путешествие, предпринятое в «свободный» год, рассматривается как своеобразный обряд посвящения – менее трудный вариант обычая, практикуемого в некоторых племенных обществах, суть которого заключается в том, что взрослеющих мальчиков на некоторое время посылают в джунгли или в дикую местность, где те борются с трудностями и тяготами, доказывая, что они достойны быть официально принятыми в сообщество взрослых.
Для детей из среды высшего общества и верхушки среднего класса таким испытательным полигоном зачастую является закрытая частная школа, куда родители их отправляют на весь период отрочества. До относительно недавнего времени представители высшего класса и аристократии были убежденными противниками интеллектуальности (в этом, а также в своей увлеченности спортом и азартными играми они схожи с рабочим классом) и смотрели свысока на средние классы, почитающие высшее образование. Их дети могли учиться в университете, но это не считалось жизненной необходимостью – служба в армии, сельскохозяйственный колледж[145]145
Сельскохозяйственный колледж – специальное одногодичное или двухгодичное учебное заведение, государственное или частное. – Прим. пер.
[Закрыть] или какое-либо другое учебное заведение их бы тоже вполне устроили, – а уж дочерям, по их мнению, высшее образование и вовсе не к чему. Леди Диана Спенсер никогда особо не стыдилась своей необразованности и, выступая перед общественностью, весело шутила по поводу своих удручающе низких результатов в средней школе. Девушка из среднего класса скорее бы сквозь землю провалилась. С некоторых пор представители верхушки общества несколько пересмотрели свое отношение к высшему образованию, особенно ее низшие или менее богатые слои, дети которых ныне вынуждены конкурировать за престижные рабочие места с представителями средних классов, имеющих университетское образование. Молодые люди из высшего класса и даже аристократии, в том числе королевских кровей (например, принц Уильям), теперь общаются, взаимодействуют в одном коллективе и сравнивают следы от укусов москитов с юношами и девушками из средних классов в ходе поучительных путешествий, предпринятых в «свободный» год.
Считается, что молодые люди всех классов, прошедшие испытание «свободным» годом, должны вернуться из путешествия зрелыми, сознательными, серьезными людьми, готовыми к самостоятельной жизни в университетском общежитии, способными постирать свою одежду и иногда открыть консервную банку с бобами, если к моменту их возвращения из паба кафетерий уже закрылся. Студенты первого курса, «пережившие «свободный» год», смотрят свысока на тех, кто поступил в университет «сразу после школы». Они считают себя более зрелыми и умудренными жизненным опытом и постоянно подчеркивают, что они гораздо взрослее своих инфантильных, глупых, «непосвященных» сверстников.
В некоторых менее привилегированных слоях общества аналогом «свободного» года является срок, проведенный в тюрьме или в колонии для несовершеннолетних преступников примерно в таком же возрасте. Считается, что в этих исправительных учреждениях так же закаляется характер, как и во время испытаний «свободного года», поэтому «выпускники» тюрем и колоний зачастую демонстрируют то же чувство превосходства по отношению к своим незрелым, не знающим жизни ровесниками. В сущности, можно заметить поразительное сходство в манере изъясняться тех, кто «побывал за решеткой», и тех, кто прошел испытания «свободного» года.
Студенческие ритуалы. Неделя первокурсника
Для привилегированной молодежи, поступившей в университет, за празднованием восемнадцатилетия, сдачей экзаменов и иногда «свободным» годом следует еще один важный «обряд перехода» – неделя первокурсника. Этот ритуал посвящения проходит по классической модели, выявленной ван Геннепом: отделение (прелиминальная фаза), маргинализация/переход (лиминальная фаза) и инкорпорирование (постлиминальная фаза). Сначала новички расстаются со своими родителями, знакомым окружением и социальным статусом школьников. Большинство из них прибывают в университет в сопровождении одного или обоих родителей в машинах, набитых вещами из их прежней жизни (одежда, книги, компакт-диски, одеяло, любимая подушка, плакаты, фотографии, плюшевый мишка) и купленными специально для новой жизни (сияющий новенький чайник, кружка, миска, тарелка, ложка, полотенце и т. д.).
Родители, как только они помогли выгрузить вещи из машины, становятся смущающей помехой, и новичок с бесцеремонной поспешностью пытается отправить их домой, нетерпеливо повторяя: «Да, да, все будет в порядке. Нет, я сам распакуюсь, справлюсь без вас. Не суетитесь, ладно? Да, завтра позвоню. Да, понял. Ну, все, пока. Пока…» На самом деле новичка мучает страх и до слез пугает разлука с родителями, но он знает, хотя о том ему никто не говорил, что нельзя выказывать эти чувства перед другими новичками, иначе тебя сочтут маменькиным сынком.
Едва новоявленные студенты успели повесить на стены несколько плакатов, начинается «лиминальная» фаза, и они окунаются в дезориентирующую круговерть шумных утомительных вечеринок, выставок и мероприятий, организуемых бесчисленными студенческими клубами и обществами самой разной направленности – спортивными, общественными, театральными, художественными, политическими, – которые стремятся навязать им участие в самых разных видах внеклассной деятельности. Эти «официальные» мероприятия перемежаются посещением пабов, ночными посиделками с пиццей или кофе (а также бесконечным стоянием в очередях, чтобы записаться на курсы, получить студенческие билеты и заполнить какие-то непонятные формы). Эта недельная «лиминальная» фаза – период культурной ремиссии и адаптации, в течение которого новичок находится в состояния психологического дисбаланса, вызванного алкоголем, недосыпанием и новой средой, бросившей вызов его прежней индивидуальности, средой, в которой стерты грани между социальными категориями, а доступ в новый социальный мир обеспечивает членство в студенческих клубах и обществах. К концу недели новичок приобретает новый социальный статус: его приняли в студенческое «племя», и теперь он может немного отдохнуть, успокоиться, начать посещать лекции и участвовать в нормальной студенческой жизни.
Описывая «неделю первокурсников», студента любят употреблять такие эпитеты, как «сумасшествие» и «хаос», но, как и в большинстве случаев культурной ремиссии, это на самом деле регулируемое правилами предсказуемое узаконенное отклонение от условностей. На период ритуала посвящения в студенты действие определенных социальных норм приостановлено или они действуют в обратном порядке. Например, заводить разговор с незнакомыми людьми не только позволительно, но и желательно. В одной из бесчисленных инструкций о том, как вести себя и что делать во время «недели первокурсника», которые издают студенческие союзы, новичкам напоминают, что они вправе заводить разговор с совершенно незнакомыми им людьми и, поскольку, «вероятно, такая возможность им вряд ли когда-нибудь еще представится», советуют использовать этот шанс на все сто. Подтекст абсолютно ясен: по окончании «недели первокурсника» возобновляется действие традиционных норм английского этикета, и без уважительной причины инициировать разговор с незнакомцами будет запрещено. Новичкам предлагают заводить как можно больше друзей среди студентов – то есть игнорировать классовые барьеры, – но при этом намекают, что знакомства, завязанные в лиминальный период «недели первокурсника», «ни к чему не обязывают» и никто не требует, чтобы они продолжали общаться с людьми «не их круга». «Вы встретите бессчетное множество новых людей (многих из них после первых двух недель вы больше никогда не увидите) и выпьете бессчетное множество пинт пива (которое вы будете пить опять, уже на следующее утро)», – гласит одна из типичных инструкций о том, «как пережить «неделю первокурсника».
Напиваться в течение «недели первокурсника», в общем-то, обязательно («вы выпьете бессчетное множество пинт пива»). В данном случае важно, что англичане верят в волшебную силу алкоголя как растормаживающего средства – без этой веры приостановка действия традиционных социальных правил общения с незнакомыми людьми не имела бы смысла, так как большинство новичков вообще ни к кому не посмели бы подойти. На всех вечеринках и мероприятиях в изобилии бесплатные спиртные напитки («социальный посредник»), в котором новички не должны себе отказывать. Ожидается, что они напьются и будут вести себя раскованно. Количество допустимых моделей поведения в состоянии опьянения тоже ограничено. Например, «оголять задницу» позволительно, но демонстрация гениталий порицается; споры и даже драки одобряются, но несоблюдение очереди по-прежнему строго запрещено; непристойные шутки приветствуются, расистские – вызывают осуждение. Среди англичан расторможенность в состоянии опьянения регулируется жесткими правилами, и «неделя первокурсника», которая проходит под знаком кутежей и анархии, на самом деле являет собой череду четко спланированных традиционных ритуалов – каждый октябрь первокурсники по всей стране сбрасывают с себя одни и те же узы ограничений одними и теми же освященными временем способами.
Выпускные экзамены и церемония вручения дипломов
Следующие важные «обряды перехода» для студентов – выпускные экзамены, послеэкзаменационные торжества и церемония вручения дипломов, знаменующие вступление в настоящую взрослую жизнь. Годы студенчества сами по себе рассматриваются как затянувшийся «лиминальный» период – некое переходное состояние, когда ты уже не подросток, но еще и не полноценный взрослый. Университет успешно отсрочивает наступление подлинной зрелости еще на целых три года. В отличие от многих других переходных состояний, это – довольно приятное: студенты пользуются почти всеми привилегиями взрослых членов общества, но фактически не несут никакой ответственности. Английские студенты постоянно жалуются друг другу на «непомерно» большую нагрузку, у них всегда, как они выражаются, «писательский кризис» (это значит, что им нужно срочно написать эссе), однако большинство учебных курсов не очень обременительны в сравнении с занятостью полного рабочего дня.
Выпускные экзамены – это еще один повод для жалоб и нытья, но этот терапевтический ритуал стенаний осуществляется в соответствии с присущими ему собственными неписаными правилами. Самое важное из них – правило скромности: даже если вы относительно спокойны за результат своего экзамена, говорить о том не принято. Вы должны делать вид, что трясетесь от страха, не верите в собственные силы, убеждены, что провалите экзамен, поскольку (это само собой разумеется, хотя вы постоянно об этом твердите) не подготовились как следует. Только самые заносчивые и самонадеянные студенты, которым все равно, как к ним относятся окружающие, могут признать, что они досконально выучили весь материал. Такие люди встречаются редко, и обычно они не пользуются симпатией у своих товарищей.
Даже если вы не поднимали голову от книг и вызубрили все, что можно, признать это позволительно только в самоуничижительной манере: «Я всю задницу отсидел, и все равно не разобрался в генетике – не сдать мне этот предмет. Так или иначе, непременно попадется вопрос, который я плохо выучил. По закону подлости». Всякое выражение уверенности должно уравновешивать выражение неуверенности: «Думаю, с социологией я справлюсь, но вот от статистики у меня ум за разум заходит…»
Перед экзаменом студенты прибегают к ритуалу стенаний из суеверия или из страха выставить себя в глупом свете, однако скромность необходимо выказывать и после того, как был достигнут желаемый результат. Те, кто хорошо сдал экзамен, всегда должны делать вид, что они удивлены своим успехом, даже если в душе считают, что их оценили по заслугам. «О Боже! Даже не верится!» – это типичный возглас студента, получившего хорошую оценку. Ликование, конечно, ожидаемо, но свой успех нужно объяснить везением – «Мне повезло. Билет хороший попался», – а не отнести за счет собственного таланта или упорного труда. Студент медицинского факультета Оксфордского университета, получивший степень бакалавра с отличием первого класса, на торжественном обеде, устроенном в его честь, в ответ на поздравления друзей и родственников, пожимал плечами и, опустив голову, твердил: «В естественных науках – это обычное дело. Тут не нужно быть семи пядей во лбу. Все очень просто: вызубри материал и дай правильные ответы. Типичное попугайство».
На послеэкзаменационных торжествах студенты обычно жалуются на «опустошенность». На каждой вечеринке можно слышать, как они говорят друг другу о том, что выжаты как лимон. «Я знаю, что должен прыгать от счастья и праздновать, но, кроме опустошенности, ничего не чувствую», «Все в эйфории, а я… даже не знаю, что я чувствую…» Каждый из выпускников уверен, что до него/нее никто подобного не испытывал, однако жалобы на опустошенность – типичное явление среди студентов, и таких, у кого и в самом деле приподнятое, праздничное настроение, меньшинство.
Следующее событие, во время которого не принято выказывать радостное возбуждение, – это церемония вручения дипломов. Все студенты всегда говорят, что это мероприятие – сплошная тоска, они умирают от скуки; никто никогда не признает, что он горд собой. Это просто утомительный ритуал, который нужно вытерпеть ради любящих родителей. Как и на старте «недели первокурсника», родители – смущающая помеха. Многие студенты из кожи вон лезут, чтобы не подпустить своих родителей к присутствующим на церемонии друзьям, кураторам и преподавателям. «Не надо, папа! Не спрашивай его о моих «дальнейших перспективах»; Это не родительское собрание…»; «Послушай, мам, только не выкинь что-нибудь сентиментальное, ладно?»; «Бабушка, ради бога, не плачь! Это всего лишь диплом, а не Нобелевская премия…» Студенты, у которых слишком беспокойные родители, принимают скучный раздраженный вид – закатывают глаза и тяжело вздыхают, особенно если в пределах видимости или слышимости находятся их знакомые.
Последние несколько страниц были посвящены исключительно «обрядам перехода» образованных средних классов – «свободный год», «неделя первокурсника», окончание университета. Это потому, что нет аналогичных государственных – официальных – ритуалов для тех, кто покинул школу в шестнадцать лет, или даже для тех, кто покончил с дневным образованием в восемнадцать. Выпускники школ, возможно, как-то отмечают окончание школы со своими друзьями и/или родными, но их переход от учебы в школе к профессиональному обучению, трудовой деятельности или безработице не отмечается никакими официальными, церемониями. Тем не менее первая работа (или пособие по безработице) – важная веха и, вне сомнения, гораздо более знаменательная перемена, чем просто переход из школы в университет. В некоторых школах устраивают так называемый актовый день с вручением наград и т. д., но торжественной церемонии, организуемой в честь выпускников, как таковой нет (во всяком случае, нет ничего подобного американской церемонии для выпускников школ, мероприятию, которое является важным событием, более грандиозным и тщательно подготовленным). Результаты экзаменов по программе средней школы на обычном и повышенном уровнях высылают выпускникам по почте через несколько месяцев после окончания школы, так что выпускники в любом случае отмечают только расставание со школой, а не успехи в учебе, что, собственно, и подразумевает слово «graduation» («окончание»). И все же обидно, что переход из школы во взрослую трудовую жизнь не отмечается каким-либо более значимым ритуалом.
Обряды бракосочетания
В начале данной главы я указала, что гость из любой современной западной культуры не усмотрит ничего странного или незнакомого в процедуре обычной английской свадьбы. У нас почти все так же, как и у многих других народов: накануне свадьбы мальчишник («stag night») и девичник («hen night») (у американцев это называется соответственно «bachelor party» и «bachelorette party»); потом венчание в церкви или гражданская церемония; прием; шампанское; невеста в белом; свадебный торт; подружки невесты (на ее усмотрение); шафер; речи; особые блюда; танцы (необязательно); семейные ссоры и конфликты (более или менее обязательно) и т. д. С точки зрения антрополога, английская свадьба имеет много общего даже с ритуалами бракосочетания экзотических племен, которые показались бы весьма странными представителям большинства современных западных культур. Несмотря на внешние отличия, ритуалы бракосочетания всех народов строятся по общей формуле «обрядов перехода», выведенной ван Геннепом (отделение – переход – инкорпорация), в соответствии с которой люди посредством церемониала переходят из одной фазы жизненного цикла в другую.
По случаю помолвки англичане не устраивают больших торжеств, в отличие от многих других народов. В некоторых обществах обручение/помолвка считается таким же важным событием, как и свадьба. (Возможно, чтобы наверстать упущенное, мы оттягиваемся на девичниках и мальчишниках, которые зачастую гораздо более продолжительные и веселые, чем сама свадьба).
Справочник по этикету «Дебретт» напоминает нам, в несколько пессимистичном тоне, что «важная функция помолвки – дать возможность родным со стороны жениха и невесты привыкнуть друг к другу и таким образом устранить как можно раньше все разногласия и проблемы». Это нам очень многое говорит об отношении англичан к свадьбе. Мы знаем, что свадьба – это радостное событие, но с присущим нам пессимизмом расцениваем это событие как тяжелое испытание, полное трудностей и опасностей. (Или – снова заглянем в неунывающий «Дебретт» – как «минное поле для тех, кто тревожится за свой социальный имидж, и кошмар для организаторов», а также как «источник межсемейных конфликтов».) Что-то непременно пойдет не так, и кто-то будет смертельно обижен, – и потому что мы верим в волшебную силу алкоголя как растормаживающего средства, мы знаем, что оболочка благовоспитанной праздничности треснет, а таившиеся под ней межсемейные разногласия выльются в истеричные слезы и ссоры. Даже если нам удастся соблюсти приличия в день свадьбы, потом все равно будут жалобы и взаимные упреки. В любом случае мы знаем, что даже при самом удачном раскладе ритуал бракосочетания в целом доставит нам одни неудобства.
Табу на разговор о деньгах
Когда трения возникают из-за денег, как это часто бывает, – не в последнюю очередь потому, что свадьба – мероприятие недешевое, – ощущение дискомфорта усиливается вдвойне. В отличие от представителей большинства других культур, мы упорно стоим на том, что любовь и брак не имеют ничего общего с деньгами и что всякое упоминание о деньгах «снизит тонус» торжества. Например, обручальное кольцо невесте обычно покупает жених, выкладывая за него месячное жалованье (в Америке как минимум вдвое больше, поскольку, по мнению большинства, обручальное кольцо символизирует статут мужчины, как кормильца), но спрашивать или говорить о том, в какую сумму обошлась покупка, неприлично. Это не мешает всем и каждому строить свои предположения или спрашивать про камни и оправу, дабы окольным путем определить цену кольца, но только жених (и еще, может быть, его поверенный) знает точную стоимость, и только очень невоспитанный, вульгарный жених станет хвастаться или жаловаться по этому поводу.
Тратятся на свадьбу традиционно родители невесты, но в наши дни за все платят совместно сами брачующиеся или/и дедушки с бабушками или другие родственники. Однако независимо от того, кто оплатил основную часть расходов, жених в своей речи непременно поблагодарит родителей невесты за «это чудесное торжество» (возможны другие эвфемизмы) – слова «деньги» или «заплатили» не употребляются. Если родители жениха, дедушка с бабушкой или дядя заплатили, скажем, за шампанское или медовый месяц, их поблагодарят за «содействие» или «подарки» – слово «платить» подразумевает использование денег. Мы все прекрасно знаем, что без денег свадьбу не сыграешь, но заострять на этом внимание считается дурным тоном. Типичное английское лицемерие. За этими вежливыми эвфемизмами порой кроются неприятные финансовые споры, а в некоторых случаях возмущение по поводу того, кто и за что заплатил и что вообще вся эта свадьба – неоправданное расточительство. Если вы испытываете денежные затруднения, нет смысла влезать в долги, чтобы устроить для своей дочери пышную свадьбу. В других культурах ваши старания, возможно, оценили бы по достоинству, но англичане только скажут, что это показуха, и спросят, почему вы не организовали «что-нибудь скромное и непритязательное».
Юмор
Помимо трудностей, связанных с деньгами или запретом на разговор о деньгах, в наши дни непременно возникают трения из-за состава двух семей, участвующих в ритуале бракосочетания: почти всегда родители одной из сторон разведены, возможно, имеют уже новые семьи или живут в гражданском браке с другими партнерами, иногда имеют детей от второго или даже от третьего брака.
И даже если никто не устроил пьяный дебош, все остались довольны, как их рассадили и как был организован транспорт, и шафер никого не обидел в своей речи, всегда найдется кто-то, кто сделает или ляпнет что-либо вызывающее неловкость. На первой английской свадьбе, на которой я присутствовала, таким человеком оказалась я, хотя мне тогда было всего пять лет. Отец рассказал нам про союз двух сердец, описал свадебные обычаи и обряды разных культур и объяснил, чем могут быть чреваты браки между двоюродными братьями и сестрами по материнской линии. Мама взяла на себя задачу объяснить про «факты жизни» – про секс, откуда берутся дети и т. д. Моих сестер рассказы родителей не очень увлекли (они тогда были еще слишком малы: одной три года, другой – четыре), а я слушала как зачарованная. На следующий день я с не меньшим интересом наблюдала церемонию в церкви, и в минуту затишья, – возможно, после того, как священник произнес: «Скажите сейчас или храните молчание вечно», – я повернулась к матери и громким свистящим шепотом спросила: «И сейчас он ее оплодотворит?»
После этого меня несколько лет не брали на свадьбы, что, в общем-то, несправедливо, ведь я ухватила суть вещей, лишь немного перепутав хронологическую последовательность. Помнится, в следующий раз я уже присутствовала на свадьбе в Америке: второй раз женился мой отец. Тогда мне было восемь или девять лет, то есть я была достаточно взрослой, чтобы выслушать лекцию о кузенных, патрилокальных и матрилокальных браках с использованием соответствующей терминологии и диаграмм. Тем не менее, во время самой торжественной части церемонии меня начал душить смех (слава богу, беззвучный). Тогда мне было ужасно стыдно за то, что я веду себя как ребенок – отец всегда говорил мне: «Не будь ребенком», – но теперь я понимаю, что мой приступ смеха был чисто английской реакцией. Любая торжественная ситуация нам кажется, нелепой и вызывает дискомфорт. В самые серьезные, важные моменты официальных церемоний нам, к несчастью, хочется смеяться. Это неестественный, нервный смех – близкий родственник юмора как коленного рефлекса. Юмор – наш излюбленный механизм защитной реакции, а смех – традиционный способ борьбы с нашей социальной неловкостью.
Английские свадебные торжества – и большинство других «обрядов перехода» – полнятся смехом: фактически любой обмен репликами в ходе беседы пронизан явным или скрытым юмором. Правда, это не обязательно означает, что все счастливы и весело проводят время. Кто-то, возможно, и впрямь от души веселится, но даже эти люди подчиняются неписаным правилам английского юмора – правилам, которые столь глубоко укоренились в нашем сознании, что превратились в непроизвольный, бессознательный рефлекс.
Похоронные обряды
И это является одной из причин того, что мы совершенно не умеем себя вести на похоронах. На свете мало найдется «обрядов переходов», где царила бы такая напыщенно-ходульная атмосфера всеобщей растерянности и смущения, как на типичных английских похоронах[146]146
Я имею в виду обычные похороны по англиканскому обряду, как хоронят большинство англичан. Этот ритуал можно считать типично английским. – Прим. пер.
[Закрыть].
Отсечение юмора
На похоронах мы лишены нашего основного механизма защитной реакции, благодаря которому чувствуем себя относительно свободно в процессе взаимодействия с другими людьми, поскольку шутить и смеяться на столь скорбных мероприятиях не принято. При других обстоятельствах мы постоянно шутим по поводу смерти, как и обо всем, что нас пугает и выводит из равновесия. Но похороны – единственная социальная ситуация, когда юмор, – по крайней мере, такой юмор, который вызывает более выразительную реакцию, чем просто невеселая улыбка, – неуместен и расценивается как неуважение к покойному и скорбящим. А лишенные возможности шутить, мы чувствуем себя незащищенными, все наши социальные комплексы обнажаются.
Наблюдать это интересно, но мучительно, как за поведением животного, которому жестокий вивисекционист отрезал какой-то орган. Наблюдать за поведением англичан на похоронах – все равно что смотреть на черепах, с которых содрали панцири. Не имея возможности шутить, мы чувствуем себя ужасно уязвимыми, будто нам отсекли какой-то жизненно-важный социальный орган. По сути, так оно и есть. Юмор – существенный, неотъемлемый элемент английской натуры, и, когда нам запрещено (или мы жестко ограничены в возможности) использовать этот элемент, с психологической точки зрения для нас это равносильно ампутации пальцев на ногах: без юмора мы просто не в состоянии функционировать в обществе. Правила английского юмора – это «правила» преимущественно в четвертом значении данного слова по определению «Оксфордского словаря английского языка»: «нормальное или обычное состояние вещей». Как наличие пальцев на ногах. Или как дыхание. На похоронах мы обездолены и беспомощны. Не иронизировать! Не насмехаться! Не дразнить! Не подтрунивать! Не прибегать к шутливому преуменьшению! Не каламбурить! Не говорить двусмысленности! Так как же, черт возьми, нам общаться?
Приостановка действия табу на излишнюю серьезность/норма слез
Мало того что нам не дозволено освобождаться от напряжения, ломать лед и в целом избавляться от своей хронической неловкости, так мы еще обязаны сохранять важный вид. Нам полагается говорить скорбящим родственникам напыщенные, серьезные, сердечные слова или реагировать на происходящее с важным, серьезным и искренним видом, если тяжелую утрату понесли мы сами.
Но и искренность не должна быть чрезмерной. Табу на излишнюю серьезность и сентиментальность на похоронах продолжает действовать, только с некоторыми ограничениями. Даже тем родным и друзьям покойного, которые скорбят всем сердцем, не дозволено рыдать и в голос оплакивать покойного. Слезы допустимы: можно тихо всхлипывать и шмыгать носом, но громко плакать, что считается вполне естественным и, в сущности, принято на похоронах во многих других культурах, у нас расценивается как недостойное и неподобающее поведение.
Даже социально приемлемые тихие слезы и всхлипы вызывают у окружающих неловкость и дискомфорт, если вы плачете слишком долго, и, пожалуй, Англия – единственная культура в мире, где отсутствие слез на похоронах считается абсолютно нормальным явлением. Большинство взрослых англичан-мужчин прилюдно на похоронах не плачут; если у них на глазах наворачиваются слезы, они обычно смахивают их быстрым сердитым жестом и «берут себя в руки». Женщины из числа родственников и друзей усопшего, бывает, всплакнут пару раз, но если глаза у них сухие, это вовсе не значит, что они, бессердечны или не скорбят, при условии, что они сохраняют подобающее случаю угрюмое выражение лица, на котором время от времени блеснет «храбрая улыбка».
В принципе подобная сдержанность у многих вызывает восхищение. Возможно, кто-то и критиковал некоторых членов королевской семьи за их «бездушную» реакцию на гибель Дианы, принцессы Уэльской, но никого не удивило, что ее юные сыновья на похоронах пролили всего по две-три слезинки, да и те украдкой, и сохраняли самообладание все то долгое время, что шли за гробом, и вообще на протяжении всей церемонии погребения. Все отметили, что они держались мужественно и с достоинством. Их хвалили за то, как они со сдержанными улыбками и тихими словами благодарности принимали выражения соболезнования толпы. Эти улыбки и тихие «спасибо» были куда трогательнее, чем громкие рыдания. Для англичан слезы не мерило горя. Обилие слез расценивают как разнузданность и даже как эгоизм и несправедливость. Считается, что скорбящие родственники усопшего, которые не плачут или плачут очень мало на похоронах, выказывают уважение и предупредительность к окружающим, бодрятся, чтобы подбодрить гостей; они не требуют к себе внимания, не требуют, чтобы их утешали. Стремясь быть точной и при этом рискуя «скатиться» в «режим подсчета горошин», я вывела следующую закономерность в отношении нормы слез на обычных английских похоронах.
Взрослые мужчины (близкие родственники или очень близкие друзья покойного): один-два раза их глаза наполняются слезами, которые они смахивают резким движением; сдержанные улыбки.
Взрослые мужчины (все остальные): глаза сухие, но при этом угрюмое/сочувственное выражение лица; печальная/озабоченная улыбка.
Взрослые женщины (близкие родственницы или очень близкие подруги покойного): один-два раза всплакнут во время похоронной церемонии; бывает, шмыгают носом, иногда в ответ на выражения соболезнования их глаза наполняются слезами, которые они с виноватым видом промокают носовым платком; сдержанные улыбки.
Взрослые женщины (все остальные): глаза сухие или один раз за время похоронной церемонии наполняются слезами; печальное/сочувственное выражение лица; печальные/озабоченные улыбки.
Мальчики (близкие родственники/друзья почившего/ей): могут плакать сколько угодно, если очень маленькие (скажем, до десяти лет); мальчики постарше только раз всплакнут за время похоронной церемонии; храбрые улыбки.
Мальчики (все остальные): норма слез такая же, как и для взрослых мужчин (за исключением близких родственников и близких друзей).