355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кейт Эллиот » Дитя пламени » Текст книги (страница 18)
Дитя пламени
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 20:54

Текст книги "Дитя пламени"


Автор книги: Кейт Эллиот



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

Его рабы не предали бы его, даже если бы время от времени думали о восстании и свободе. У него не было необходимости говорить или действовать как-то иначе, чем это было. Они знали, какие были бы последствия, если бы они подвели его, и знали, что будет с ними, если его власть над фиордом Рикин закончится.

В их интересах было помогать ему оставаться сильным.


2

– Что-то сверхъестественное, – сказал Инго той ночью у походного костра тоном человека, который уже говорил это вчера и собирается повторить завтра. – Дождь идет всегда сзади и никогда впереди. По крайней мере, мои ноги не промокли.

– Это та ведьма, создающая погоду, – импульсивно ответил Фолквин. – Она посылает дождь на армию куманов, а не на нас.

– Его товарищи яростно зашипели на него, оглядываясь вокруг, будто опасались, что ветер может донести эти слова до той всемогущей женщины, о которой шла речь.

Ханна обхватила кружку руками, отчаянно пытаясь согреться. Несмотря на то что было сухо, ветер на северо-западе обжигал, словно лед.

– Будь осторожен, Фолквин. Мать принца Бояна отлично разбирается в красивых молодых людях и берет их к себе на службу, возможно, ты бы ей понравился, если бы она тебя увидела.

Инго, Лео и Стефан весело посмеялись над ее шуткой, но, быть может, потому что молодые девушки не обращали на Фолквина внимания, ее слова обидели его.

– Так же как ты, «орлица», принцу Бояну?

– Тихо, парень, – отругал его Инго. – Ханна не виновата, что унгрийцы считают ее белокурые волосы символом удачи.

– Все нормально, – быстро ответила Ханна, поскольку Фолквин, казалось, будет долго извиняться за свой дерзкий язык. – Вы не правы, принц Боян хороший человек…

– И несомненно, был бы лучшим, если бы держал руки при себе, – проговорил Фолквин с усмешкой, потихоньку успокаиваясь.

– Если блуждающий взгляд – это худший из его недостатков, то, видит Бог, он лучше, чем многие из нас, – ответил Инго. – Я не могу сказать, что он плохой командир. Если бы не его стальные нервы, наши головы уже давно висели бы, привязанные за пояса куманов.

– Вот если бы принц Санглант командовал нами, – внезапно произнес молчаливый Лео, – мы даже не сомневались бы в победе или просто не стали бы ввязываться ни в какие сражения, видя, что шансы наши невелики.

– О Боже, приятель! – воскликнул Инго, презрительно усмехаясь, как солдат, повидавший раза в два больше битв, чем его самоуверенный товарищ. – Кто же мог предположить, что маркграфиня Джудит упадет замертво и все ее стойкие ряды распадутся? Под ее командованием была треть нашей тяжелой кавалерии. После ее поражения у нас не было никаких шансов. Принц Боян сделал все, что мог, в такой ужасной ситуации.

– Могло бы быть и хуже, – согласился Стивен, но, поскольку его считали новичком, пережившим лишь одно крупное сражение, его высказывание оставили без внимания.

Потрескивал костер. Они убрали почти дотлевшие головешки, внезапно вспыхивающие мелкой россыпью красных огоньков, и Лео подбросил свежих дров в огонь. Со всех сторон пылали другие костры, даже вдалеке, насколько хватало глаза, то тут, то там виднелись горящие точки; Ханна заметила, что все они располагались вдоль дороги, ведущей к Хайдельбергу. Но даже при виде такого множества огней она не чувствовала себя в безопасности. Она медленно потягивала горячий сидр, надеясь, что он растопит лед, сковывающий ее сердце.

Ивара нигде не было видно. Она долго искала его среди отступившей армии Бояна, но так и не нашла. Не было ни одного человека, кто видел его в день сражения, кроме раненого принца, Эккехарда, но тот был так расстроен и раздражен потерей своего фаворита, Болдуина, что был не в состоянии вспомнить, где и когда он видел Ивара последний раз.

– Только Господь знает исход битвы, – тяжело вздохнув, произнесла она. – Нет необходимости переживать из-за того, что уже случилось.

Инго хотел было пошутить, но, увидев ее печальное лицо, передумал.

– Вот, выпей еще немного сидра. Ты вся дрожишь. Какие новости из лагеря принца?

– Принцесса Сапиентия благосклонно приняла симпатии лорда Уичмана, сейчас он восстанавливается от ран, а вы знаете, как принц Боян потакает ей во всем. Что же до Уичмана и его друзей… – Она колебалась, пытаясь по их лицам понять, потрясет ли ее высказывание кого-нибудь. – Иногда мне кажется, что принцесса… в общем, пусть Господь пребудет с нею, больше я ничего не стану говорить на этот счет. Но лучше бы она обращала больше внимания на своего бедного брата.

– Его правая рука все еще не двигается? – спросил Инго.

– Насколько я знаю, она никогда не восстановится, рана была слишком серьезной. Лорд Уичман совершенно невыносим, но ведь это он спас принца Эккехарда от вождя куманов, когда тот уже собирался убить его.

– По правде говоря, – сказал Фолквин, понизив голос, – нехорошо плохо отзываться о принцессе, пусть Господь пребудет с нею, но интересно, знает ли она, что принц

Эккехард делает сегодня вечером в лагере?

– О чем ты говоришь? – потребовала ответа Ханна.

Фолквин колебался.

– Ты бы лучше показал ей, – сказал Инго. – Когда-то сражались по этому поводу, но сейчас наша армия в таком состоянии, что солдаты не могут бороться друг против друга.

– Да ладно тебе, – неохотно произнес Фолквин.

Ханна опустошила свою кружку и передала ее Инго.

Четверо «львов» расположились в том месте, где повозки были составлены в виде подковы, таким образом формировалась преграда, разделявшая основную часть армии и караульных, находящихся несколько в отдалении. Деревянные борта повозок создавали некоторую защиту от крылатых всадников, которые упорно их преследовали, как только они начали отступать на север, пытаясь укрыться от непогоды. Они чувствовали, что ливень следует за ними по пятам, а так как Ханна ехала за Фолквином, ей казалось, будто шторм катится на них. Ветер и дождь бушевали в лесах, оставшихся позади, но ни одна капля не коснулась армии Бояна. Сухая земля, по которой они проезжали, за ними превращалась в непролазное месиво, создавая такие трудности их преследователям, что большая часть армии куманов никогда не смогла бы их догнать и убить.

Такой силой обладала мать принца Бояна, всемогущая волшебница, принцесса кераитов.

Но при всем ее волшебстве, которое, безусловно, им помогало, они провели ужасный месяц после поражения, нанесенного армией Булкезу у древнего кургана. У унгрийцев есть такое изречение: «Побежденная армия словно умирающий цветок, чьи опадающие лепестки остаются лежать на земле». Каждое утро, прежде чем двинуться в путь, они хоронили еще нескольких своих солдат, умерших от ран после перенесенного сражения, их могилы оставались позади, отмечая путь армии. Только твердое командование принца Бояна держало их более или менее в единстве.

Но даже этого было недостаточно, чтобы спасти Ивара.

«Львы» и большая часть легкой кавалерии, оставленной Бояну, теперь находились под командованием второй дочери маркграфини Джудит и отряда ее непобедимых воинов. Леди Берта была единственной из командиров армий Австры и Ольсатии, под началом Джудит, кто не потерял свои отряды в сражении, когда маркграфиня лишилась головы на поле битвы. Тут же в войсках распространился слух, что леди Берта настолько не любила свою мать, что смерть маркграфини скорее обрадовала ее, чем расстроила. Именно к ее лагерю и направились Фолквин и Ханна.

Шесть походных костров были расположены так, что они образовывали круг. В центре сидела леди Берта и ее фавориты, угощаясь оставшимся медом, который два дня назад реквизировали в Салавии. Обычно Ханна слышала, как они громко распевали песни, будучи сильно пьяны, так что их голоса разносились повсюду, но сегодня вечером они спокойно сидели, а леди Берта, призывая их соблюдать тишину, внимательно слушала принца Эккехарда.

– Это та же самая история, которую он рассказывает каждую ночь, – прошептал Фолквин. Больше десятка «львов» тоже подошли сюда и остановились так, чтобы дым, потоками ветра направляемый на юго-восток, не попадал им в глаза. Те, кто стоял поближе к костру, обернулись и раздраженно зашипели, требуя тишины, чтобы иметь возможность дослушать рассказ.

Принц Эккехард был приятным молодым человеком, находившимся в таком возрасте, когда что-то еще остается от беззаботного детства, но в глазах уже сквозит некая умудренность. Правая рука его была перевязана, холодный ветер играл волосами, со стороны он казался очень привлекательным. Самое важное, что природа наградила его чудесным голосом, так что даже самая скучная история, рассказанная им, превращалась в захватывающее приключение, а слушатели ощущали себя главными героями и героинями. Все были в восторге, когда он подошел к концу своего рассказа.

– Насыпь из пепла и углей мерцала, словно горнило, и была это кузница чудес Господа. На рассвете, словно цветок, она раскрылась. И возродился из пепла феникс. Я видел это собственными глазами. Феникс восстал на рассвете. Цветы осыпались вокруг нас. Но лепестки их исчезли, как только они коснулись земли. Не так ли происходит с теми, кто не хочет верить? Для них след от цветов лишь иллюзия. Но я верю, потому что я видел феникса. Я, будучи сильно раненным, чудесным образом излечился. Вы знаете, когда возродился феникс, в небеса вознесся трубный звук, и мы слышали ответ. Тогда мы узнали, что это было.

– Что это было? – требовала ответа леди Берта, она была настолько поглощена историей, что она даже не притронулась к напитку, и все время поглаживала рукоять меча, словно возлюбленного.

Эккехард сладко улыбнулся, и Ханна почувствовала холодный трепет сердца от его пристального взгляда, когда он смотрел на присутствующих.

– Это был знак блаженного Дайсана, который вернулся из объятий смерти, чтобы стать Жизнью для всех нас.

Волна шепота прокатилась по толпе собравшихся.

– Ересь Ивара, – пробормотала Ханна.

– Разве скопос не отлучила от Церкви весь народ аре-тузцев и все подданные им государства за то, что они верили в Спасение? – настойчиво спрашивала леди Берта. – К моей матери, да пребудет с нею Господь, прибыл врач из Аретузы. Бедный человек, пострадавший от дикой жестокости – известно, что при дворе императора в Аретузе любят евнухов, – приехал в Вендар, чтобы проповедовать аретузскую ересь. Вы рассказали замечательную историю, принц Эккехард, но мне бы хотелось, чтобы моя голова оставалась на плечах, а не украшала острия ограждения, окружающего дворец епископа в Хайдельберге.

– Отрицать то, что я видел, еще хуже, чем лгать, – сказал Эккехард. – Или чудо возрождения феникса могут видеть только те из нас, чьи сердца открыты для правды. Остальные слышали и поняли истинные слова, хватит ли у них мужества подняться и свидетельствовать об этом?

– Смогут ли они? – Леди Берта заинтересованно осматривала круг своих приближенных, пока взгляд ее не остановился на молодом лорде Дитрихе.

Ханна хорошо помнила, сколько неприятностей принес он в самом начале их похода прошлым летом, когда они находились восточнее Отуна. Король отправил ее с двумя отрядами «львов» и небольшой армией в качестве подкрепления Сапиентии.

Лорд Дитрих медленно поднялся. Он казался невероятно застенчивым, несмотря на то что был грузным, несколько неуклюжим воином.

– Я видел то, что сотворил Господь на этой земле, – нерешительно начал он, как если бы боялся сболтнуть лишнее. – Я не умею так красиво рассказывать об этом, чтобы звучало захватывающе и правдоподобно. Я слышал об учении. Я знаю, это живет в моем сердце, поскольку я видел… – Удивительно, но он начал плакать, слезы экстатической радости катились по его щекам. – Я видел святой свет Господа, сияющий здесь, на Земле. Я согрешил против того, кто стал моим учителем. Я был опустошен, ничем не лучше, чем гниющий труп. Вожделение съело изнутри мое сердце, я бессмысленно жил день ото дня. Но свет Господа вновь согрел и наполнил меня. У меня был последний шанс выбрать, к кому присоединиться, к Господу или к Врагу. Это произошло тогда, когда я узнал правду о жертве блаженного Дайсана и спасении…

Ханна схватила Фолквина за руку и потащила его прочь от того места.

– Все, достаточно. Это злая ересь.

Свет многих костров придавал лицу Фолквина неопределенное выражение.

– Ты не веришь, что это может быть правдой? Как тогда объяснить возрождение феникса? Разве не чудо, что все их раны зажили?

– Допускаю, что-то должно было произойти, чтобы взгляды лорда Дитриха так изменились. Я помню, как вы, «львы», жаловались на него в походе на восток этим летом. Люди стремятся туда, чтобы послушать такие разговоры?

– Да. Некоторые приходят каждую ночь послушать принца Эккехарда. Он проповедует любому человеку, неважно, какого он происхождения. Кто-то считает, что он говорит голосом Врага. Как ты думаешь, «орлица»?

– Я видела так много странного…

Раздался сигнал тревоги, так происходило каждую ночь. Слушатели Эккехарда рассыпались в разные стороны, хватаясь за оружие и занимая свои позиции. Из-за защитной линии повозок был отчетливо слышен топот приближающихся крылатых всадников, на этот раз они наступали с тыла, но успели выпустить лишь несколько стрел в сторону лагеря, никому не причинив вреда, когда лорд Дитрих и его конница выступили против них с копьями, ответив неприятелю градом стрел.

К этому времени к ним подъехал принц Боян, чтобы узнать состояние армии. Все снова было тихо, если бы не вездесущий ветер и дождь в юго-восточной стороне. Он подъехал в сопровождении своей личной охраны и дюжины унгрииских всадников, чьи когда-то яркие одежды были запачканы грязью. Пешие солдаты освещали им путь факелами. Далее в таких ужасных обстоятельствах Боян ловко умудрялся всегда оставаться опрятным – в свете факелов Ханна заметила, какого насыщенно-голубого цвета была его туника; этот контраст был просто поразительным – сильный, умный мужчина в расцвете сил, никакие напасти не могли его сломить.

– Сегодня нас меньше атаковали, – произнесла леди

Берта, передавая ему стрелу, когда он спешился. – Быть может, то, что они так быстро умчались, говорит об их намерении прекратить охотиться за нами. А может, хотят ослабить наше внимание, пока не соберут сильную армию и не застигнут нас врасплох.

Принц Боян вертел стрелу в руках, пристально рассматривая промокшие перья.

– Возможно, – словно эхо повторил он. – Не нравятся мне эти нападения, каждую ночь происходит одно и то же.

Телосложением и своими манерами леди Берта походила на человека, который большую часть жизни провел в броне, верхом на лошади. Она выглядела старше своих двадцати с небольшим лет, умудренная опытом и борьбой в приграничных областях.

– Я послала трех всадников проверить, следует ли все еще за нами армия Булкезу, но ни один из них не вернулся.

Боян кивнул в ответ, подкручивая кончики своих усов.

– Мы должны двигаться в Хайдельберг. Нам необходимым отдых, ремонтные работы, продовольствие и вино. Защищенные крепкими стенами, мы можем подождать… – Он повернулся к переводчику, Брешиусу, монаху средних лет, потерявшему правую руку. – Как это сказать? Необходимо, чтобы прибыло большее количество отрядов.

– Подкрепление, мой принц.

– Да! Подкрепление. – Он нечетко произнес новое слово и усмехнулся своей неудачной попытке.

Леди Берта не улыбнулась. Нечасто можно было видеть ее улыбающейся, это ей было несвойственно.

– Сейчас очень трудно получить какие-то новости из Хайдельберга, мы практически полностью находимся в окружении армии Булкезу.

– Но даже куманы не могут находиться везде в одно и то же время, – ответил Боян, заметив Ханну, когда она остановилась около толпы собравшихся, желая посмотреть на командиров. – Снежная женщина! – Дерзкая улыбка осветила его лицо. – Вы скрываете от нас свою яркость и красоту. Так темно стало у моего костра!

Ханна почувствовала, как зарделась от смущения, но, к счастью, Боян отвлекся на брата Брешйуса, который наклонился к принцу и что-то начал говорить, понизив голос.

– Эккехард?! – воскликнул принц Боян, выглядел он крайне изумленным.

Ханна посмотрела на круг из костров, но принца Эккехарда там уже не было. Она схватила Фолквина и потащила его прочь, пытаясь исчезнуть из поля зрения принца Бояна. Однажды она уже испытала на себе силу гнева Сапиентии, так что больше попадаться на крючок ей не хотелось, тем более что у нее был выбор.

Спросив разрешения Сапиентии продолжить поиски Ивара или узнать что-нибудь о нем, она вела себя очень сдержанно в последние дни их похода, пока армия не прибыла к пограничной крепости и городу Хайдельбергу. С восточных склонов, по которым они спускались в долину реки Витади, хорошо был виден окруженный стенами город, расположенный на трех островах, которые соединяли мосты, переброшенные через речные каналы. На запад, почти до реки Одер, пролегал походный путь Вилламов. На восток, за негусто населенными пограничными областями, простирались земли, на которых жили объединившиеся вольные племена, известные как королевство Поления.

Флаг епископа развевался на самом высоком шпиле башни, показывая, что, несмотря на опасность нападения куманов, она осталась в городе. Все ворота были крепко заперты, а небольшие лачуги, разбросанные по берегам реки, дома рыбаков и бедных чернорабочих печально смотрели на проезжающих пустыми черными окнами. Они были опустошены, даже мебель, словно дрова, использовали в осажденном городе. С полей давно собрали урожай, и на берегах реки не осталось ничего, что могло бы послужить кормом для скота: тростник, солома, трава – все было сострижено, когда готовились к нападению куманов. При взгляде на места, окружавшие Хайдельберг, казалось, будто полчища саранчи напали и съели все, не оставив никаких следов.

Из передних рядов до них дошло сообщение: «орел», представляющий короля, должен ехать впереди. Охваченная волнением, Ханна оставила своих товарищей «львов» и выехала вперед, чтобы занять свое место около брата Брешйуса.

– Держись рядом со мной, – сказал он тихим голосом. – Я постараюсь оградить тебя от них.

– Благодарю вас, мой друг.

Ворота были открыты, и они въехали в город. Горожане приветствовали Бояна, Сапиентию и остатки их армии, но Ханна отметила, что улицы не были переполнены, несмотря на такой прием. Она задалась вопросом, сколько же людей уже присоединилось к армии Вилламов.

Епископ Альберада встретила их на ступенях епископского дворца, облаченная в роскошные одежды, на шее блестело золотое ожерелье, свидетельствующее о королевском происхождении. Ее сопровождали знатные леди и лорды, а также один энергичный человек в шляпе с полями, которую носят обычно поленийцы. Епископ ждала, пока принцесса Сапиентия спешится, только потом спустилась со ступеней, чтобы поприветствовать ее и принца Эккехарда. Статус и звание прибывших гостей во многом были мерилом того, как она приветствовала гостей. Если бы король Генрих приехал в Хайдельберг, она вышла бы встречать его за городские ворота. А маркграф Виллам вынужден был бы зайти к ней во дворец, где она ожидала бы его приветствий.

Сапиентия и Эккехард прикоснулись губами к ее руке, как предписывал ее духовный сан, а она поцеловала их в щеки, что свидетельствовало о родстве между ними. Но сходство было достаточно сложно обнаружить. Альберада была старше Генриха, жизнь ее приближалась к закату. За этот год, прошедший со свадьбы Сапиентии и Бояна, она заметно постарела. Волосы стали белыми, словно припорошенные инеем; спина сгорбилась под тяжестью епископского облачения.

Она отвернулась от племянников, желая поприветствовать Бояна и узнать тех, кто с ними прибыл, был ли кто-нибудь из них достоин ее внимания. Ханна не могла понять, собирается ли она приветствовать мать Бояна, ожидавшую далеко в фургоне, или проигнорировать ее присутствие, но вдруг заметила, что фургон медленно отвозят к гостевому крылу дворца.

Если даже епископ Альберада и заметила это, то виду не подала.

– Давайте пройдем внутрь, не будем стоять на холоде. Мне жаль, что не могу встретить вас добрыми вестями, к сожалению, неприятности окружают нас на каждом шагу.

– Какие новости? – спросила Сапиентия нетерпеливо. За время долгого путешествия принцесса похорошела; нехватка мудрости с лихвой компенсировалась энтузиазмом и особым блеском в глазах, когда она была чем-то заинтересована.

– Армии куманов напали на поленийские города Мирник и Гирдст. Гирдст сожжен дотла, королевская крепость и новая церковь разрушены.

– Какие ужасные новости! – воскликнула леди Берта, которая стояла по левую руку от Сапиентии.

– Но есть и гораздо худшее. – Начал накрапывать дождь, от которого становилось все холоднее. – Король Полении мертв, его супруга, королева Сфилди, – узница куманов, его брат, принц Волоклас, заключил мир с куманами, чтобы сохранить свою жизнь и земли. Эти новости мы услышали от герцога Болесласа. – Она указала на дворянина, стоящего на несколько ступеней повыше. В моем дворце он нашел убежище для себя и своей семьи.

– Кто правит народом Полении, если их король мертв? – спросил Боян.

Очевидно, герцог Болеслас недостаточно хорошо владел вендийским, поэтому Альберада ответила за него.

– Единственная оставшаяся в живых дочь короля Сфиацлева бежала на восток в земли язычников старвиков искать помощи. Мне продолжать?

Боян рассмеялся.

– Только если мне предложат вина, запивать эти горькие новости. Без вина в этом месяце ничего не идет.

– Пройдемте в зал! – воскликнула епископ, потрясенная скорее этим заявлением, чем поражением Полении. Возможно, она просто хотела уйти с дождя. Ее служащие поспешно удалились, чтобы закончить все необходимые приготовления. – Конечно, вино есть.

– Тогда не боюсь услышать ваши новости. Не все еще потеряно, если в погребах есть вино.

Епископ Альберада устроила празднество, соответствующее ее положению королевской незаконнорожденной дочери. Благодаря ее родству с королевской семьей Полении, тридцать лет назад ей было дозволено принять епархию в Хайдельберге, через некоторое время после того, как она прибыла туда молодой девушкой. Одна из тетушек короля Сфиацлева содержала пленных, захваченных во время войн между Вендаром и Поленией, которые развернулись пятьдесят лет назад, и эту молодую дворянку отдали в наложницы юному Арнульфу, чтобы усмирить его любовный пыл, пока он ожидал, когда его нареченная Беренгария Варрийская достигнет брачного возраста. Долгие годы Альберада наблюдала за тем, как разрастался город Хайдельберг, благородные семейства Полении были почти все обращены в дайсаний-скую веру надлежащим образом.

Епископ напомнила им о своем успешном вкладе в развитие города, пока наливали вино и подавали первые блюда.

– Именно поэтому я боюсь за дочь Сфиацлева, принцессу Ринку. Стравики всегда упорно придерживались своих языческих заблуждений. Что, если они заставят ее выйти замуж за одного из князьков? Она может стать вероотступницей или, того хуже, попасть в лапы аретузцев; известно, что стравики торгуют мехами и рабами с аретузцами в обмен на золото. Что известно о твоем отце, Сапиентия? Надеюсь, он скоро прибудет на восток, мы очень нуждаемся в его присутствии здесь.

Сапиентия взглянула на Ханну, стоящую позади нее.

– Эта «орлица» сообщила последние вести, – сказала она таким тоном, будто заранее всю вину перекладывала на Ханну, независимо от того, насколько печальными были новости. – Король Генрих выступает в южном направлении к Аосте. Он отправил армию из двух сотен «львов» и около пятидесяти всадников, хотя я умоляла его, ведь мы находимся в отчаянном положении.

– Он желает корону императора, – сказала Альберада.

– Интересно, для чего нужна корона императора, если восток охватили пожары, – размышлял Боян.

– Не только поэтому тревожно сейчас. – Альберада жестом приказала слуге наполнить кубки за столом. – Корона императора поможет обеспечить стабильность и верный порядок наследования, нарушенный нашептываниями Врага. Набеги куманов божье наказание для нас, за все наши прегрешения. Каждый день мои священнослужители рассказывают мне все новые и новые истории о том, как низко мы пали и увязли во грехе.

В течение многих дней приходилось питаться кое-как, не есть досыта, поэтому сейчас Ханна была рада, что вынуждена прислуживать, это подразумевало, что можно доесть то, что останется нетронутым. На смену блюду из тушеных угрей принесли жареного лебедя, говядину и пряные колбаски из оленины. Несмотря на запрещение епископа поддаваться греху чревоугодия, все ели с огромным удовольствием, и, конечно, много всего оставалось и слугам, и собакам.

Принц Боян умело направлял беседу в нужное ему русло, расспрашивая о самом интересном – о войне.

– Мы должны провести здесь всю зиму.

– Безусловно, набеги куманов прекратятся зимой. – Без брони и плаща Сапиентия казалась намного меньше. Ростом и шириной плеч она была не в отца, но за долгие месяцы военных походов принцесса значительно окрепла по сравнению со временем до брака.

Боян рассмеялся.

– Неужели моя королева устала от войны?

– Конечно нет! – Сапиентия всегда стремилась показать себя с лучшей стороны, когда Боян обращал на нее повышенное внимание. Ей всегда не хватало его похвалы, и только принц знал, как и когда польстить своей супруге. – Но никто никогда не сражается во время зимы.

– Нет, ваше высочество, – произнес Брешиус, перехватив инициативу у Бояна так ловко, будто они до этого долго репетировали. – Куманы известны своей привычкой нападать зимой, когда скованные льдом дороги начинают подтаивать, превращаясь в кашеобразную массу. Снег их не остановит. Ничто их не остановит, разве что потоки воды. Но даже тогда они заставляют знающих пленных строить мосты и показывать им, как переходить реки вброд или переправляться через них.

– Я подготовилась к осаде, – сказала Альберада. – Хотя, – добавила она неодобрительно, – разные бывают осады.

Немного дальше за столом лорд Уичман пил вино вместе со своими близкими друзьями. Его посадили рядом с лордом Дитрихом, но, несмотря на грубые шутки и предложения, Уичман никак не мог расшевелить Дитриха, либо заставить его присоединиться к нему, либо вывести из терпения. Потеряв всякую надежду, он обратил свое внимание на служанку, находящуюся рядом.

– Если вы собираетесь провести здесь зиму, принц Боян, то я должна быть уверена, что присутствие вашей армии не нарушит размеренную жизнь горожан.

– Это также и моя армия! – воскликнула Сапиентия. – И я не допущу дерзости или нарушения спокойствия.

– Конечно, дорогая племянница, – ответила Альберада, стараясь успокоить ее. Ханна поняла, что она будет продолжать уговаривать Сапиентию, потому что, как и каждый присутствующий, знала, кто действительно командовал этой армией. – Я надеюсь, вы обратите внимание на то, как ведет себя вендийская часть армии, тогда как принца Бояна я попрошу держать порядок среди унгрийцев.

Боян рассмеялся.

– Мои братья унгрийцы не причинят неприятностей, в противном случае они будут вынуждены сломать свои мечи по моему приказу.

– Я не одобряю таких крайних мер, – чопорно произнесла Альберада, – но надеюсь, что ваши солдаты стремятся к сохранению мира и спокойствия, а не к его разрушению.

На причудливо украшенном блюде слуги подали аппетитную пряную закуску из жареных груш, смешанных с фенхелем и лакрицей, что способствовало лучшему пищеварению, поскольку ужин длился довольно долго и все присутствующие очень наелись. Вскоре начал петь поленийский бард из свиты герцога Болесласа, его выразительный голос заворожил всех присутствующих, хотя пел он на непонятном им языке. От неприятного дыма в зале у Ханны потихоньку начали слезиться глаза. Она так много времени провела под открытым небом, что успела позабыть, каким неприятным может стать воздух даже в таком просторном помещении, как дворец епископа.

Несмотря на богатство, дворец не был украшен, подробно древним дворцам в Вендаре. Строительство этого зала завершили десять лет назад, но до сих пор у него был какой-то незаконченный вид, будто дерево еще не приобрело того блеска, который появляется после множества прикосновений тысяч рук и ног – такая полировка возрастом. Высокие столбы хмуро нависали над ней, на них были вырезаны строгие изображения святых, которые, несомненно, не одобрили бы чревоугодия и пения: люди громко стучали ногами, хором выкрикивая слова песни; голодные собаки грызлись под столом за кучу объедков; служанки подливали вино, ловко уклоняясь от полупьяных гостей. Действительно, унгрийские лорды Бояна вели себя лучше своих вендийских соратников: возможно шутливая угроза Бояна вовсе и не была шуткой.

Поздно вечером все собравшиеся разошлись отдыхать по комнатам, в то время как слуги, подобно Ханне, пытались найти более или менее удобные места, где бы можно было провести ночь. В зале было устроено множество спальных мест, расположенных одно над другим, и, поскольку Сапиентия не предложила Ханне сопровождать себя в ее комнату, Ханна нашла себе удобное местечко среди служанок. Они лежали рядом друг с другом, уютно устроившись, накрытые мехами, и сплетничали в темноте.

– От унгрийцев пахнет, скажу я вам.

– Не больше, чем от вендийских солдат. О Боже, вы видели, бедная Дода весь вечер пыталась увернуться от лорда Уичмана, так бесстыдно распускавшего руки? Он животное.

– Он сын герцогини, так что я уверена, он получит то, чего пожелает. – Со всех сторон раздалось нервное хихиканье. Женщина подвинулась. Другая вздохнула.

– Но только не во дворце епископа, – раздался голос в темноте, – епископ Альберада строгая, но справедливая. Она не допустит вольностей в этом зале. А теперь давайте будем спать.

Но все продолжали тихо переговариваться. Ханна впадала в забытье, убаюканная их перешептываниями. Они так странно произносили «п» и «т», как люди в той одинокой деревушке на востоке от Магдебурга, где армия куманов напала на них. Там, где она последний раз видела Ивара. Он так сильно изменился, больше не было того импульсивного, добродушного юноши, с которым она выросла. Он видел чудо феникса. Неужели та история могла оказаться правдой? Господь сотворил чудо исцеления и дал возможность Ивару, его товарищам и принцу Эккехарду узреть правду?

Она покрутила массивное изумрудное кольцо, которое подарил ей король Генрих. Здесь, уютно устроившись рядом с другими женщинами, физически она чувствовала себя в безопасности, но в сердце билась тревога. Она знала свои обязанности. Прежде всего, она служила Генриху, была его посыльным, его «орлицей», присягнувшей ему на верность, поддерживала его святую веру, чтобы не подвергать сомнению полномочия тех, кого он признавал законными главами Церкви. А что же боги ее бабушки? Разве они не относились справедливо к тем, кто в них верил, не посылали им богатые урожаи или иногда отворачивались, принося бедствия и несчастья? А как же другие люди, живущие за Кольцом Света? Были ли они прокляты и обречены на вечные мучения в Хаосе только потому, что принадлежали к другой вере? Как брат Брешиус, переживший гнев принцессы кераитов, ответил бы на эти вопросы? Она начала медленно проваливаться в глубокий сон.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю