Текст книги "Дитя пламени"

Автор книги: Кейт Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Они продолжили свой путь. Быстрые движения помогли Ханне согреться, но ноги ее все еще были холодные, а большие пальцы постоянно сводило от боли. Они прошли по дороге не больше полумили, как вдруг раздался крик лорда Фритурика, все так же идущего впереди. Поспешив на зов, они увидели, как он отгоняет ворон от небольшой ямы у края дороги.

Кузены лорда Дитриха и их семеро спутников свой последний в жизни привал устроили в каком-то полуразвалившемся строении вблизи дороги, безуспешно попытавшись использовать для защиты его стены. Трое лежали обезглавленные; остальные были просто мертвы, безоружны, без доспехов, и, конечно, не видно было поблизости трех лошадей. Снег вокруг их тел был насквозь пропитан кровью. Огонь опалил солому, прежде чем разгорелся сильнее. Опаленная солома была разбросана по снежному покрову земли, насколько хватало взгляда. По оставшимся следам стало понятно, что дезертиров атаковали, по меньшей мере, двенадцать всадников. Несколько перьев, втоптанных в снег и оставшихся лежать около мертвых тел, не оставляли сомнения, что их противниками были жестокие куманы.

Никто не решался заговорить, опасаясь, что ветер, подхватив звуки их голосов, пронесет их над безбрежным морем снегов и чернеющими вдали лесами к недремлющим куманам. Конечно, они все еще были где-то рядом.

У спутников Эккехарда не было ни сил, ни времени выкапывать могилы в промерзшей земле, поэтому они просто оставили мертвые тела на съедение волкам и даже не позаботились о насыпи из камней над ними, как это сделали для солдата, умершего ночью. Что еще они могли поделать?

В то время как все готовы были двигаться дальше, Ханна мрачно осматривала следы конного отряда, пытаясь понять, в каком направлении они могли двигаться. Результаты оказались ужасающими: очевидно, всадники-куманы поехали обратно по следам, ведущим к заброшенной деревне. У одного из них сильно кровоточила рана, так что на снегу остался заметный кровавый след, несмотря на то что снежный покров был взбит копытами лошадей. Теперь, оглядываясь назад, становилось понятно, что, скорее всего, одинокие следы на снегу, уходившие в сторону от дороги, непонятные звуки упавшего камня неподалеку от покинутой деревни говорили о присутствии воинов-куманов, а не одного из беглецов. Действительно ли ей только показалось, что прошлой ночью она заметила движение бледных крыльев среди деревьев?

Конечно да. Если бы куманы обнаружили их, они немедленно напали бы, а поскольку они их не видели, то и не атаковали.

Никогда не спорь с Госпожой Удачей, сказала бы ее мать.

Вздрагивая от каждого треска веток под ногами и нервно оглядываясь по сторонам, Ханна вернулась к ожидавшим ее спутникам. Они хотели скорее уехать прочь от этого страшного места.

– Неужели они не убили ни одного кумана? – требовал ответа на свой вопрос лорд Фритурик. – Я думал, кузены лорда Дитриха сильные воины.

– Может быть, их застигли врасплох, – ответила Ханна, заставив всех замолчать.

Возможно, она путешествовала и в худших условиях, исполняя поручения короля, но сейчас не могла припомнить ни один из таких случаев. Тишина мучительно давила на путников. Время от времени вспыхивали незначительные споры по пустякам, все были охвачены пламенем беспокойства. Они упорно следовали по тропе, ведущей все дальше и дальше в глубь леса, попадая в объятия деревьев и тишины. Они не видели других живых существ, кроме самих себя. Тропа была их единственным ориентиром. Они пробирались по колено в снегу по узкой тропинке, окруженной с обеих сторон нависающими деревьями. Если не считать незначительных поворотов то там, то здесь, чтобы обойти какой-нибудь крутой откос или спуск к реке, дорожка ровно бежала через лес. К счастью для их уставших ног, все речные потоки замерзли, что сильно облегчало их движение вперед.

Самое ужасное было то, что в этот долгий, холодный, беспокойный для всех день быстро стемнело и ночь застигла их врасплох посреди леса без какого-либо укрытия.

К счастью, старый сержант Готфрид знал, как выжить в лесу. Справа от дорожки он увидел несколько елей, стоявших плотным кругом. В центре, под нависшими ветвями, они обнаружили место, подобное настоящему собору, усыпанное иголками и почти без снега. Там было тихо и спокойно, изогнутые ветви защищали от зимнего ветра. Странным образом Ханна почувствовала себя здесь в безопасности, будто они оказались в каком-то древнем убежище. Место было настолько большим, что восемнадцать человек и восемь лошадей свободно чувствовали себя, по краям поставили двух часовых охранять и предупреждать о незваных гостях. Облака нависали над верхушками деревьев, будто защищая их от снега, который сползал вниз по ветвям, тяжело падая на землю.

– Здесь так красиво, – прошептала она Готфриду. Ханна остановилась недалеко от него, оценивая ситуацию. – Или стало бы в любом случае, если бы у нас был огонь и мед.

– И вокруг не рыскали бы куманы, словно волки, желая полакомиться нами, – согласился он. Готфрид был хорошим человеком, твердым, проницательным, непоколебимым, большую часть жизни он провел на королевской службе «львом».

– И все-таки я кое-чего не понимаю, Готфрид. – Она оглянулась, желая удостовериться, что их никто не слышит. Несколько рядов деревьев, каждый из которых был выше и мощнее предыдущего, отделяли их от сокрытого центра. – Зачем такой практичный, разумный человек, как ты, бросил все ради учения об ереси?

Он засмеялся, нисколько не обижаясь на ее вопрос, как и предполагала Ханна. Он был уже стар, убелен сединами, и несколько старческих пигментных пятен уже проступило у него на лице.

– Ты думаешь, что те молодые лорды посвятили свои жизни еретическому обучению только потому, что они молоды и глупы? Ты так считаешь, поскольку ты практичная молодая женщина, как я успел заметить. – Он убедительно говорил, и она улыбнулась, благодарная за комплимент, что не часто можно было услышать в этом полном отчаяния путешествии. – Но это не прихоть, мой друг. – Он переменился, тут же став серьезным.

Мягко падал снег, окутывая землю белоснежным покрывалом. Уже было слишком темно, чтобы различить что-то вдали.

– Ты видела когда-нибудь розу? – наконец спросил он.

– Да, один или два раза в жизни. Я была в королевском розарии в Отуне.

– Хорошо.

Он снова стоял в нерешительности. Ханна внимательно смотрела на него. Он не был ни красив, ни безобразен, что-то среднее, широкоплеч и с мощными руками солдата. Возможно, ему было столько же лет, сколько королю, но выглядел он сильно потрепанным тяжелой жизнью пехотинца; если он ошибался в каких-то словах, то только потому, что обучался он у солдат, а не у монахов.

– Подумай о розе, внезапно распустившейся в твоем сердце. – Готфрид махнул в сторону безмолвного леса, ледяного белого моря снега. – Подумай о розе, распустившейся здесь, на снегу, ведь ты никогда не думала, что можешь увидеть ее здесь. Разве это было бы не чудо? Разве ты не подумала бы, что столкнулась с явлением правды Господа?

– Думаю, да.

Он говорил так тихо, что она едва слышала его.

– Среди нас есть святой, но мы не должны говорить об этом, поскольку Господь еще не дал знать своему посланцу, кто он есть на самом деле. Но в моем сердце распустилась роза, «орлица». Я не сумею объяснить, как я понял, что это истина, услышав проповеди о Жертвенности и Спасении. Роза распустилась, и я лучше умру, чем вернусь к тому, чем был прежде. Лучше умру.

Ни дуновение ветерка не нарушило мертвой тишины.

– Что касается нашей ситуации, друг, мне кажется, слова подобраны неверно, – наконец ответила Ханна.

– Удача больше не сопутствует нам, не так ли? Господь проверяет нашу силу.

– Это так. – Она продрогла от холода и начала потирать руки, пытаясь согреться. – Но лорд Дитрих был поражен и умер, защищая еретическое учение.

– Думаю, епископ отравила его. – Готфрид так спокойно произнес эти слова, что Ханне показалось, будто небо должно упасть на них, но этого не произошло. Все, что она слышала, были отдаленные звуки, доносившиеся от их группы из укрытого центра. Приглушенные разговоры и запах дыма от костра достиг ее носа, слышалось беспокойное переступание утомленных лошадей. Дважды раздался резкий кашель лорда Лотара.

– Смелое заявление, – наконец произнесла она.

– Ты тоже так думаешь, – мрачно ответил он, – иначе встала бы на ее защиту. Я полагаю, она отравила его, потому что видела – он не свернет со своего пути, не отступит. Он был самым сильным из нас в своей вере. Она надеялась испугать остальных и заставить их отречься от нашего учения. – Он наклонился к ней, так что ее волосы колыхались от его дыхания. – Не думай, что среди собравшихся было мало людей, искренне веривших в это. Правда хранится в их сердцах.

– Но у них не хватило мужества выйти вперед.

– Что ж, – великодушно ответил он, – не каждый готов умереть, если дело оборачивается так. Кто-то должен остаться в живых и распространять правду среди людей, не так ли?

Ханна усмехнулась, представив, как, должно быть, забавно смотрятся со стороны их споры о ереси, когда им необходимо просто выжить в этой ледяной долине.

– Мне нравится жизнь, и сейчас я бы не отказалась от доброго кубка горячего пряного вина.

– Да, мы все тоже были бы не против.

Но, вернувшись в лагерь, Ханна не нашла ничего, кроме нескольких кусков несвежего хлеба. Она завернулась в свой плащ и заснула, пока один из солдат не разбудил девушку, поскольку была ее очередь стоять на часах. Укрытые от ветра навесом из склонившихся деревьев, все спали, прижавшись друг к другу, так что было если не тепло, то вполне терпимо. Когда же Ханна покинула свое место, пробираясь через плотно нависающие ветви к месту поста, она почувствовала, как сильный мороз быстро высасывает из нее последние капли тепла, так что на мгновение ей показалось, будто у нее остановится сердце. Добравшись до края плотно стоящих деревьев, она тут же почти по пояс провалилась в мягкий, недавно выпавший снег. Холодная масса, попавшая под штаны, медленно стекала по ногам, обмораживая лодыжки и пальцы. Ханна тут же отступила назад в укрытие, образованное вековыми елями, и попыталась разобраться в том, что только что произошло.

Она слышала это, она чувствовала это, даже больше, чем видела, поскольку все еще было очень темно. Она ощутила присутствие чего-то неумолимого, неожиданного, что наполняет собой воздух, когда идет сильный снегопад, свинцовые тучи нависают над землей и каждый знает, что близится снежная буря. Хлопья снега падали ей на нос, оседали на щеках, ресницах и медленно таяли.

О Боже, если куманы не убьют их, они замерзнут до смерти, поверженные приближающимся бураном.

Шапка снега, слетевшая с ближней ветки, тяжело упала на землю рядом с ней. Ханна неслышно двинулась вперед, словно кролик, заметивший тень пролетевшей совы. Здесь кто-то был.

За снежной завесой едва уловимые фигуры, словно привидения, скрылись между деревьев.

Куманы.

Нет, не куманы. Только начало светать, но в неясном свете Ханна смогла различить их: стройные и бледные, эти создания скорее передвигались сами, чем верхом. Темные капюшоны скрывали их лица, и там, где ноги их касались снежного покрова, они не утопали в рыхлом снегу и не оставляли никаких следов. Это были тени.

Призраки.

Один из них откинул с головы капюшон. Она ясно увидела его лицо: лицо Аои, с острыми скулами и четкими чертами, характерными для предков принца Сангланта. Голову его украшали перья, а лук, который он держал в руках, едва заметно мерцал, будто был сделан не из дерева, а выточен из кости. Глаза его были холодны и бездонны, словно могила, он остановился, втягивая носом воздух, наполненный запахами находящейся поблизости добычи.

Это было гораздо страшнее куманов.

Ханна резко засвистела. Громкий звук выдал ее местонахождение. Прежде чем она успела сделать шаг, укрыться в спасительной сени еловых ветвей, в рукав ей вонзилась стрела. Тонкая, словно игла, с другого конца она никак не была украшена. Она торчала из одежды, зацепившись за ткань на локте, как вдруг превратилась в дым и тут же исчезла.

Инстинктивно Ханна отпрянула вправо. Вторая стрела упала как раз на то место, где она только что стояла. Третья ударилась о плотные еловые ветви у нее над головой, отскочила и растворилась, опустившись на землю.

Сигнал тревоги, словно гром, раздался в предрассветной тишине. Из-за деревьев послышались громкие крики.

Ханна отступила назад, скрывшись за могучими елями. Ветви царапали ей лицо, тянули плащ и сдернули с головы теплый капюшон. Ее волосы зацепились за старую ветку и запутались. Пока она, пытаясь освободиться, вертела головой из стороны в сторону, просвистело огромное количество стрел, они с шипением растворились в воздухе, одна попала ей в пятку, но тонкая, словно игла, стрела не смогла пробить толстую подошву обуви. По крайней мере, Ханна надеялась на это. Спотыкаясь, она продолжала идти вперед, и не было времени проверить, все ли в порядке.

«Орлица» вырвалась из цепких объятий еловых ветвей и оказалась на открытом пространстве под высоченными деревьями. Было темно, словно в преисподней, если бы не след от едва тлевшего костра, который кто-то засыпал иголками, желая погасить его. Она вдохнула полной грудью, чтобы криком предупредить солдат, но глотнула так много едкого дыма, что закашлялась и едва смогла отдышаться. Глаза застилали слезы, но она добралась до ближайшей к ней лошади, схватила ее за поводья и взглянула на Готфрида. Старый «лев» с двумя солдатами наспех пытались соорудить стену из щитов, чтобы защитить принца Эккехарда.

Раздался чей-то крик.

– Господи, прости нас! Мои стрелы проходят насквозь! Они демоны…

Крик оборвался, а мужчина, возможно, тот самый, который кричал, упал навзничь прямо на тлеющий костер, отчаянно пытаясь вырвать стрелу, торчащую у него из горла.

Не успев понять, что происходит, Эккехард и молодые лорды ударились в панику.

Ханна крепко держалась за поводья, тогда как люди и лошади, сталкиваясь и уворачиваясь, убегали впереди нее. Дым разъедал глаза, ослеплял ее, поэтому она забрела в самые заросли плотно растущих елей. Пока она пыталась освободиться, ветви исцарапали ей все лицо, сорвали с руки одну перчатку, запутали волосы. Дальше двигаться она не могла, поскольку упустила поводья. Она обернулась, пытаясь найти их, и чуть не закричала.

Прямо перед ней стояла бледная фигура, скорее призрачная, чем плотная. У нее было тело женщины, но голова стервятника, и на блестящих бронзовых доспехах на груди были изображены женщины с головами стервятников, крепко сжимающие копья на поле битвы.

Ханна практически видела неясные очертания еловых ветвей сквозь ее призрачное тело, а возможно, они просто пронзали ее насквозь, будто ее здесь и не было.

Опустив лук, призрак заговорил:

– Я чувствую запах наших старых врагов, людей. Наконец мы разыскали вас. – И он достал длинный и уродливый нож.

Ужас охватил все ее существо.

Он собирался ее убить. Поскольку ветви плотно смыкались у нее за спиной, Ханна не могла даже достать свой лук. Пальцы нащупали рукоять ножа, но она понимала, что все это бесполезно, холодный метал, пройдя насквозь, вонзится в ствол дерева позади призрака, тогда как любое прикосновение проклятого духа лезвием или стрелой может убить смертного.

Он собирался ее убить.

Последняя мысль Ханны была такова: «О Боже, я больше никогда не увижу Лиат».

Сова появилась неизвестно откуда, с изломанными крыльями и разбитым клювом. Секундная заминка. Это все, что в данный момент необходимо было Ханне. Она упала на колени и поползла, пытаясь найти убежище, чтобы спрятаться, под самыми нижними ветвями деревьев, почти устилающими землю. Ее лук цеплялся за деревья, а стрела, застряв между веток, сломалась, как только она двинулась дальше. Постель из сухих еловых игл уступила месту снежному насту, она проползла под нависшими ветвями и оказалась в сугробе. Ханна прорыла ход между двумя изогнутыми ветками и, барахтаясь в снегу, попыталась двигаться дальше.

Все, о чем она могла думать, это как скорее уйти отсюда возможно дальше.

Стало гораздо светлее, но все оставалось окутано серыми тенями, поскольку рассвет отчаянно боролся с ночью, это была нелегкая задача: не переставая падал снег, плотная пелена облаков заволокла все небо. Было ужасно холодно. Сквозь снег она увидела фигуры других людей, пытающихся убежать, и одинокую лошадь.

Прилагая неимоверные усилия, она пробралась через снежные заносы и схватила лошадь под уздцы. Животное в испуге отступило назад, так что Ханна чуть не выпустила поводья.

Один из молодых лордов внезапно появился рядом с ней. Он выхватил поводья у нее из рук и обуздал лошадь. По тому, как он осторожно действовал одной рукой, она поняла, что перед ней принц Эккехард. Он обернулся и посмотрел на нее. Он был бледен, выглядел испуганным и очень юным.

– Пойдем, «орлица». Лотар мертв, а Тиемо нигде не найти. Нам нужно бежать.

Позади них раздался стон. Ханна собралась вернуться и помочь несчастному человеку, но этот крик будто подтолкнул Эккехарда вперед, а она совершенно не хотела оставаться одна. Господи спаси еще раз столкнуться с этими созданиями. Сердце сжималось от боли, но она двинулась через сугробы, по следам принца. Отсюда она заметила небольшие, но глубокие кровавые раны на крупе лошади – отметины от стрел. Плащ Эккехарда был совершенно порван. Они не прошли и двадцати шагов через снежные заносы, как их окликнули.

– Милорд, п-принц, – голос был наполнен нестерпимым страхом. Четверо молодых лордов нашли убежище за массивным вязом, чернеющим на фоне снежных просторов. С ними было три лошади. Как только они удостоверились, что с Эккехардом все в порядке, они, спотыкаясь, двинулись в сторону заснеженного леса, не следуя какому-то определенному направлению, а просто желая уйти как можно дальше от того места, где нашли приют прошлой ночью.

Ханна взглянула на горстку людей, удалявшихся в другую сторону. Был ли там Готфрид? Она не была уверена, но не решилась окликнуть его, в любом случае он уже скрылся, растворился за снежной пеленой и рядами вечнозеленых стражей. Возможно, они ей только привиделись. А на самом деле это были тени нападавших, круживших поблизости, чтобы устроить им где-нибудь засаду.

Один из юношей плакал.

– Лотар мертв.

Эккехард ответил, затаив дыхание:

– Замолчи, Манеголд.

– Будто мы не производим шума целой армии, – пробормотал Фритурик.

Лорд Велф все так же продолжал нести флаг, хотя древко сломалось посредине, а молодой человек был настолько удручен, что просто тащил его за собой по снегу, временами спотыкаясь. Снежные хлопья все кружились и падали вокруг них, образуя небольшие сугробы, мягкие и безмолвные, пока Ханна не подумала, что они могут быть похоронены заживо среди этих лесных просторов.

Спустя какое-то время Бенедикт прошептал:

– Думаю, мы скрылись от них.

Все остановились отдохнуть. На морозном воздухе выдыхаемый изо рта пар становился белым. Лошади нервно переступали. Фритурик закашлял, и Эккехард предупреждающе шикнул. Они стояли, скрытые деревьями, окружавшими их, почти незаметные сквозь хлопья падающего снега. Было абсолютно тихо, если не считать едва уловимых звуков движения ветвей и неслышимого шепота ветра где-то высоко в кронах деревьев. Из-за плотного снега Ханна не видела на расстоянии дальше брошенного камня, но все вокруг них казалось одинаковым: снег и деревья, деревья и снег.

– Мы заблудились, – наконец проговорил лорд Бенедикт тонким, испуганным голосом.

– Меня сейчас вырвет, – вдруг сказал лорд Велф.

– Ноги болят, – произнес Эккехард с удивлением в голосе.

– Мы все здесь замерзнем, – разумно заметила Ханна, – если не будем двигаться. Мы не должны полностью полагаться на то, что скрылись от этих… этих теней. Кем бы они ни были.

– Они древние, – пробормотал Манеголд, охваченный ужасом, – их прокляли, потому что они были язычниками и безжалостными убийцами, приносившими в жертву детей на своих старинных алтарях. Они были прокляты и обречены на то, чтобы навсегда остаться блуждающими призраками. Вот почему они ненавидят нас. Моя старая няня рассказывала мне…

– Тогда тем более нам нужно двигаться дальше – заметила Ханна, надеясь, что твердая рука заставит их продолжить путь.

Так и получилось. Она научилась этому от своей матери, когда приходило время доставлять пьяных мужчин из таверны домой поздно ночью.

Ханна взяла поводья из ослабевшей руки принца и пошла вперед. Теперь не было смысла пытаться определить, в каком направлении они идут, главное – не туда, откуда они пришли. Она считала, что эльфам теней Аои не составит труда идти за ними по следу, несмотря на ужасную погоду, но она не станет стоять здесь и ждать, пока они внезапно не нападут на них сзади. Пусть она умрет, если так должно быть, но, как она сказала Готфриду всего несколько часов назад, она предпочитает остаться в живых, даже если не суждено получить хороший кубок горячего пряного вина за все ее страдания.

Эккехард и его верные товарищи неотступно следовали за ней. Несмотря на все их жалобы, они были сильными молодыми людьми, которые всегда хорошо питались, были обучены ездить верхом и обращаться с оружием и сейчас настолько были напуганы, что ни один из них не хотел бы отстать и потеряться.

Ступни Ханны были словно две ледышки, и сильно мерзли руки. Снежинки задерживались у нее на ресницах. Она нервно вздрагивала от малейшего треска или шипения, с которым сползали с ветвей тяжелые шапки снега, но упорно шла вперед. Пока они продолжают идти, они не погибнут.

Это единственное, в чем она сейчас была уверена.

Казалось, деревья сгущались впереди, хотя трудно было сказать что-то наверняка из-за сильного снегопада. Плотная линия деревьев, такая как предстала сейчас перед ними, перемежающаяся с небольшим подлеском, обычно говорила о том, что за ней протекает небольшая речушка или раскинулось какое-то поселение. Если за лесом скрывалась деревня, то у них будет кров и пища. Если нет, то они смогут пойти вдоль замерзшего речного потока через лес и выбраться наконец к какому-нибудь убежищу.

Ханна подошла к краю леса и увидела следы оленя, четко различимые на снегу, поскольку там, где тропинка проходила через деревья, было небольшое вытоптанное место. Не запах ли дыма она почувствовала? Но запах быстро исчез, будто невесомая дымка, растаявшая под первыми утренними лучами. Снегопад усилился. Если они не найдут укрытия, они погибнут.

Дорожка тут же уходила в сторону. Она взглянула сквозь занавес ветвей.

– Постой! – окликнул ее один из лордов.

Но было уже слишком поздно. Тени эльфов были не единственными врагами, от которых они скрывались. Ханна слишком далеко вышла вперед. Зацепившись ногой за невидимую натянутую нить, она упала на землю и кубарем покатилась с холма, пока наконец не остановилась где-то внизу; кружилась голова, и ее трясло от холода, поскольку она лежала спиной на снегу, подставив лицо серому суровому небу. Внезапно снегопад прекратился.

Ханна почувствовала, как ее слегка ткнули в переносицу острием копья. Собрав всю свою волю, она попыталась открыть глаза, но все сливалось, она не чувствовала ничего, кроме этого мягкого, но смертельного надавливания. Кто-то держал это копье, кто-то большой и очень сильный, не призрак, а ужасающая реальность.

Но самым отвратительным и пугающим было то, что за спиной у него виднелись сверкающие крылья и не было лица, скрытого под плоской железной маской с прорезями для глаз.

Сопровождая свои действия какими-то звуками, отдаленно напоминающими смех, он снял шлем, все так же твердо удерживая копье. Иссиня-черные волосы рассыпались у него по плечам подобно шелку. Ошеломленная, Ханна всматривалась в лицо самого красивого мужчины, которого она когда-либо видела.

За спиной воина-кумана звенели крылья грифона.

3

Они наткнулись на лагерь куманов, совершавших набеги в этих краях.

Да. Их удача сыграла с ними злую шутку.

Она не смела даже пошевелиться, хотя подтаявший снег проникал через одежду, нестерпимо обжигая кожу. Мужчины переговаривались друг с другом на непонятном ей языке. Лошадь жалобно заржала.

Неужели вдали раздаются звуки борьбы? Или это только стук кухонных горшков, сложенных вместе? Ханна прислушалась, пытаясь различить голос Эккехарда, но все было напрасно.

Воин убрал копье от ее лица и передал его кому-то невидимому. Он встал на колени рядом с ней и с выражением неописуемого восхищения на лице протянул руку и коснулся ее волос. Ханна крепко сжала зубы, пытаясь никак не отреагировать, а он провел рукой вниз к уху и поднял то, что осталось от ее шнурка, указывая на него, как будто это было самое драгоценное, с чем он когда-либо сталкивался.

Неожиданно красивое лицо мужчины, а также сознание того, что она до сих пор жива, а не лежит с перерезанным горлом, сильно потрясли ее. У него был смуглый цвет лица, темные глаза, редкие усы и небольшая бородка, но больше всего притягивали взгляд изящный овал лица, ямочка на левой щеке и ясное выражение, словно изнутри озаряющее его. К этому времени его волосы несколько растрепались и падали с плеч, настолько великолепные, что она едва сдержалась, чтобы не коснуться их.

Но тут взгляд ее упал на ужасное украшение, болтающееся у него на поясе. Сморщенная голова мягко качалась из стороны в сторону. Какое-то неприятное лицо, вызывающее отвращение своими искаженными чертами и почерневшей кожей, словно маятник, раскачивалось около нее. В нем было что-то очень знакомое, быть может, просто то, что это было человеческое лицо, совсем недавно украшавшее живого, дышащего человека, а не пояс дикаря. Волосы на этой голове были грязно-рыжего цвета, казалось, будто когда-то у этого несчастного были такие же светлые волосы, как у нее, после чего его опустили в ядовитую краску.

Раздался чей-то голос. Воин поднялся, обратив все свое внимание вдаль, так что Ханна рискнула приподняться на локтях. Никто не подскочил к ней, не полоснул ножом по горлу, поэтому она имела возможность наблюдать, как принц – а кем же еще он мог быть, с такими роскошными крыльями грифона и важной манерой держаться? – прошел вдоль поляны, оглядывая своих пленников.

Она заметила, что принц Эккехард и четверо его товарищей были связаны по рукам и ногам, словно птички, подготовленные для варки в кухонном котелке. Один из солдат-куманов передал принцу остатки их одежды. Сначала размах крыльев скрыл его на какое-то время от взгляда Ханны. Отсюда ей хорошо было видно, что к броне у него на спине были прикреплены изогнутые деревянные рамы, украшенные перьями грифона. Брешиус рассказывал ей о перьях грифонов. Только великие герои-куманы имели право их носить, поскольку сами должны были убить и ощипать грифона.

Он повернулся и расправил знамя, рассмеявшись, поскольку увидел на нем символы принца Эккехарда: золотые арфа и лев, вышитые на красном поле. Казалось, все странное и непонятное он считал забавным. Резким свистом он подозвал к себе человека средних лет, классической вендийской внешности. Они заговорили одновременно. Вендиец, нахмурившись, повернулся к молодым пленникам.

– Кому из вас принадлежит это знамя?

Эккехард и лорды упорно молчали. Вендиец сплюнул на снег.

– Во имя любви к блаженному Дайсану, неужели вы хотите, чтобы вас изувечили, а они не будут сомневаться ни минуты, если вы не ответите на их вопросы. Не думайте, что возможно заключить какую-то сделку с его великолепием. – Произнеся этот титул, он угодливо поклонился человеку с роскошными волосами. – Позвольте сказать, вам просто повезло, что вы все еще живы. Он хочет знать, кому из вас принадлежит это знамя и есть ли у кого-то из вас право на него.

Несмотря на ужасный внешний вид – грязные волосы, ободранное лицо, грязную, в пятнах одежду и то, что веревка больно врезалась в запястья, принц Эккехард смело шагнул вперед.

– Я Эккехард, сын короля Генриха, принц королевств Вендара и Варре. На мне золотое ожерелье, указывающее на мое родство с королевским домом. Сохраните нам жизнь, и я уверен, мой отец заплатит щедрый выкуп.

Переводчик перестал слушать после слов «золотое ожерелье» и что-то быстро начал говорить, обращаясь к своему господину.

Принц куманов внимательно слушал его. Казалось, он забыл про Ханну или просто был человеком, способным делать что-то одно. Осторожно поднимаясь, она рискнула сесть на землю.

Лагерь куманов состоял из одной большой круглой палатки-шатра, неудачно замаскированной снегом, и двенадцати маленьких круглых палаток, в которые помещалось по четыре человека. Над каждой палаткой возвышалось укрепленное знамя, белое полотно с тремя пересекающими его полосами. Минутой позже Ханна поняла, что это такое: след от когтей, символ клана печанеков. Госпожа Удача действительно насмехалась сегодня над Ханной: она попала в лапы армии налетчиков из племени самого Булкезу, главы армии куманов.

Принц шагнул вперед, расстегнул плащ Эккехарда, отодвинул ворот туники и провел пальцем по блестящим бусинкам его золотого ожерелья. На мгновение Ханне показалось, что он сейчас сорвет его с шеи Эккехарда, ведь именно так делают дикари, желая обладать золотом. Но он только ухмыльнулся и отступил назад, больше не досаждая Эккехарду. Величественно взмахнув рукой, он продолжил говорить, прерываясь, чтобы дать возможность вендийцу перевести его слова.

– Его великолепие передает следующее: вы скрылись от сына моей сестры на поле боя, но теперь ваши жизни в моих руках, брат.

– Он тот, с кем вы сражались? – воскликнул Бенедикт. – Он почти убил вас!

– Нет, я боролся с другим из них, тот тоже был с этими чертовыми крыльями, – нервно ответил Эккехард. – Он просто назвал себя так. Но почему он сказал мне «брат»?

Трудно было оставаться спокойной, когда у всех с поясов свисали эти ужасные сморщенные головы, раскачивающиеся из стороны в сторону. Ханна поднялась на колени. Странно, что у них нет походных костров. Как же они собирались готовить трех убитых оленей, привязанных к ветвям дерева? И что там виднелось за деревьями, окаймлявшими расчищенную поляну? Меловые утесы? Горные хребты, покрытые снегом? Она никак не могла понять.

– Все принцы – братья, разве не так? – ответил переводчик, иронически улыбаясь. – В отличие от нас, несчастных рабов, что страдают от всевозможных прихотей принцев и отчаянно молятся о том, чтобы увидеть рассвет нового дня.

– Вы всегда такой дерзкий? – не выдержал Фритурик. – Разве вы не боитесь гнева своего господина?

Казалось, переводчик искренне улыбался, но какое-то неуловимое движение подбородка выдавало его негодование и ярость.

– Только глупец не боялся бы гнева князя Булкезу, поскольку он почти никогда не выходит из себя, что делает его самым страшным тираном. – Он продолжал что-то говорить, озлобленное существо, готовое с радостью поиздеваться над людьми, еще более беспомощными, но Ханна почувствовала головокружение, а Эккехард и его товарищи в страхе отшатнулись, изменившись в лице.