Текст книги "Дитя пламени"

Автор книги: Кейт Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

– Лишь немногие могут путешествовать в сферах. И никто не возвращается с этого пути таким, каким был прежде.

– Я считаю, – проговорил Старейший, – что если мы останемся в живых, то должны помочь ей понять, кто она.

Сияние, освещающее кресло Орла, потускнело, превратившись в едва заметное мерцание морской раковины. С темнотой обострились наполняющие комнату запахи: сухой земли, кислого пота, едва уловимый аромат воды – и резкий привкус имбиря у нее на языке. Внезапно Лиат почувствовала себя такой уставшей, сердце нестерпимо болело от воспоминаний о Сангланте и Блессинг, которых она только что увидела, будто с нее сполз панцирь бесчувственности, за которым проглядывала незащищенная кожа.

– Пусть сюда она больше не возвращается, – сказала Крылатая Мантия, – но если она сможет пройти по тропе, ведущей в сферы, я не стану ей препятствовать. После того как ночь сменит день и наступит новое утро, я отправлю Кошачью Маску и его воинов на ее поиски. Если они найдут ее в нашей стране, то я не буду мешать им, захоти они убить ее. Я все сказала.

– Да будет так, – пробормотал Старейший, а остальные члены совета, как эхо, поддержали его, лишь Кошачья Маска зло ухмыльнулся.

ПОСПЕШНОЕ СУЖДЕНИЕ

1

– Она так сильно изменилась.

Король Генрих с внучкой на руках стоял у открытого окна в королевских покоях, куда дозволено было входить только Росвите, Хатуи, четырем слугам, шестерым охранникам и Гельмуту Вилламу. Принцесса Теофану и четыре фрейлины, находясь в соседней зале, проводили время за игрой в шашки, вышиванием и обсуждением трактата св. Сотериса «О мужском целомудрии», который только недавно был переведен с аретузского языка на даррийский монахинями из монастыря Корвей. Их голоса звенели весело и беззаботно.

Королева Адельхейд сопровождала Алию и Сангланта, желая показать им королевский сад во всем его великолепии – клумбы с розами, многообразие растений и, конечно же, вольеры, которыми славилось королевство Ангенхейм. Стоя у окна рядом с Генрихом, крепко сжав пальцами подоконник, Росвита видела яркие одежды Адельхейд среди роз. Через мгновение она заметила Сангланта, присевшего у одной из клумб, он едва касался цветов. Брат Хериберт присел рядом с ним, и они заговорили, склонив головы в оживленной беседе. Контраст между двумя мужчинами был очевиден: Санглант отличался телосложением и энергией человека, привыкшего к доспехам, путешествиям верхом и к жизни под открытым небом, тогда как Хериберт, облаченный в монашескую рясу, был стройным юношей с узкими плечами. Но по его рукам было видно, что ему знаком физический труд. Как же они встретились? Что такое знает Хериберт, чего он не сказал им?

– Она так сильно изменилась. – Генрих становился все печальнее. – Кажется, будто то время было мечтой, которую создал я сам.

Блессинг заснула на его плече.

– Может, и так, – заметила Росвита. – Юность – жертва фантазий. Мы привыкли строить воздушные замки.

– Я был очень молод, – согласился он. – Поистине, сестра, это меня беспокоит. Я так ясно помню, какую безумную страсть испытывал, но сейчас, глядя на нее, боюсь, что совершил ошибку.

Сильный порыв ветра подхватил и закружил листья у клумбы с цветами рядом с принцем. Смеясь, Санглант встал, а Хериберт подпрыгнул в испуге. Свежий ветер и присутствие Хериберта вернули принца в хорошее расположение духа, но тем не менее он оглянулся на распахнутое окно, у которого стоял его отец.

– Это было ошибкой, ваше величество? – Росвита кивнула в сторону принца.

– Нет, конечно же нет. Возможно, меня несколько удивляет то, что память больше мне не служит так же хорошо, как вы. – Он улыбнулся, как правитель, знающий, когда необходимо польстить своим советникам, но Росвита почувствовала напряжение, скрывающееся за легкими словами.

– Вы были очень молоды, ваше величество. Бог даровал нам все привилегии перемен и роста, нам только необходимо воспользоваться ими. Сейчас вы стали мудрее, чем были раньше.

На этот раз он улыбнулся с искренним удовольствием. Малышка зашевелилась на руках, просыпаясь. Она зевнула, посмотрела вокруг и отчетливо сказала: «Па!» После такого ясного утверждения она нахмурилась и посмотрела на Генриха. У нее было маленькое умненькое личико, очаровательное и очень подвижное. «Ба!» – воскликнула она. Казалось, единственной формой общения у малышки был повелительный тон.

– Время не обмануть, – сказал Генрих. – Девять месяцев носит женщина под сердцем свое дитя, и даже если она родит раньше, ни один ребенок не выживет, если ему меньше семи месяцев. Санглант и «орлица» уехали четырнадцать месяцев назад, но этой малышке год, возможно даже больше. Цвет волос у нее, как у «орлицы», но я могу ошибаться.

– Не сомневайтесь на этот счет. Мне тоже кажется, что ребенок очень похож на мать. Но вы правы, ваше величество, даже если она родилась семимесячной, сейчас ей может быть только семь месяцев.

– Пойдемте. – Генрих с Блессинг на руках направился в сад к сыну, но как только они вышли, красота осенней листвы и поздних цветов привлекла внимание ребенка. Росвита видела, как король уступал ее настойчивым требованиям: каждый раз, когда Блессинг показывала на что-то, на чем останавливался ее взгляд, он покорно нес ее к этому месту, потом к другому, опуская на землю, чтобы она коснулась цветка; отнимая ее пальцы от колючего стебля; останавливая ее, чтобы она не съела засохший лист дуба, перелетевший через стену; снова поднимая ее, чтобы показать перышко гуся, недавно пролетевшего над ними.

Малышка вскружила ему голову.

Санглант медленно брел вдоль стены в сад, где он только что разговаривал наедине с братом Херибертом. Что это могла быть за интрига? Способен ли Санглант вообще интриговать, ведь он всегда был самым честным и откровенным из людей?

Он не пытался помочь отцу: Блессинг так и продолжала беспрепятственно добиваться своего. Королева Адельхейд ушла в вольеры. Росвита не могла не восхищаться молодой королевой: либо она собиралась превратить Алию в союзницу, либо просто отвлекала внимание, снимая с себя тем самым все подозрения, выжидая и обдумывая план, как избавиться от соперницы. Сказать определенно было очень сложно: даже несмотря на то, что в течение нескольких месяцев они с Адельхейд преодолевали многие трудности вместе, Росвита не узнала ее настолько, чтобы определить, какой из двух вариантов возможен.

Но чем больше Росвита наблюдала за тем, как Генрих баловал малышку, качал ее на руках, тем больше сердце ее наполнялось тревогой.

Сумерки незаметно опустились на осенний сад, и все поспешили вернуться в дом. Адельхейд и ее спутники пришли со стороны конюшни, Санглант и Хериберт из сада. Алия задержалась на улице, наслаждаясь ароматом поздних роз. Ее никто не беспокоил. По традиции праздник должен был продолжаться всю ночь, но ни сам Генрих, ни кто-либо из его спутников не были склонны возвращаться в главную залу. Так много осталось несказанным.

Блессинг даже на руках у Сангланта стала крутиться и нервничать. Малышка была голодна. Тут же возобновилась оживленная беседа среди присутствующих о пользе козьего молока перед коровьим для кормления ребенка, оставшегося без матери. Санглант вышел с малышкой.

Росвита подошла к окну. Прохладный осенний ветер, разбуженный сумерками, заставил ее вздрогнуть. Санглант избегал встречаться с матерью, поэтому присел под кроной старого орешника так, чтобы его не было видно.

Адельхейд подошла и встала рядом с Росвитой. От королевы едва уловимо доносились запахи конюшни, откуда она только что вернулась, но их перекрывал более сильный аромат розовой воды, которой она обычно умывалась. У нее были настолько правильно очерченные контуры тела, что даже в полумраке сгущающихся сумерек в выражении ее лица читалась скрытая сила, такая же ясная, как восковая луна, поднимающаяся над стенами дворца и верхушками деревьев.

– Вы поступили очень благородно, ваше величество, – сказала Росвита.

– Разве? Ты думаешь, я ревную из-за страсти, которую он однажды испытал к ней? Это было давно. Хочу сказать, что выглядит она удивительно молодо, если вспомнить, сколько ей должно быть лет. Но до тех пор, пока она не раскроет истинную причину своего пребывания здесь, я не могу с уверенностью сказать, осталось ли что-нибудь в ней, чего бы он страстно желал и по сей день. – В голосе молодой королевы все отчетливее сквозили нотки едва сдерживаемого гнева.

– А вы?

– Раньше да, – ответила она с горечью. – Вы сами прекрасно знаете, сестра Росвита, вы с моей кузиной Теофану прибыли в Венначи, чтобы отыскать меня. Разве вы не видели, как только что Генрих держал в руках живую наследницу великой империи Тейлефера? Если так, то что за необходимость была в королеве моего рода?

– Как вы можете так говорить, ваше величество? Право вашей семьи на трон Аосты неоспоримо.

Адельхейд слегка улыбнулась уголками рта.

– Безусловно, ни одна знатная семья Аосты не обладает большим правом на трон. Конечно же, скопос поддержит меня, если будет возможность, все-таки она моя тетя. Но как мое происхождение помогло мне после смерти моей матери и моего первого супруга, да пребудет с ними Господь? Кто из представителей знатных семей Аосты пришел мне на помощь, когда я была в осаде? Мои подданные бросили меня, оставив на милость лорда Джона. Я должна была бы стать его узницей и, несомненно, его супругой, если бы вы и принцесса Теофану не приехали в тот момент. Что могло произойти, если бы мать Облигатия не приняла нас, но она сделала это, несмотря на те трудности и неудобства, которые наше пребывание доставило ей и ее монахиням? Что было бы, не позволь она отцу Хью использовать волшебство, чтобы помочь нам исчезнуть?

– Что вы хотите этим сказать? Неприятности, как стриж, подхваченный порывом ветра, могут долгое время витать где-то рядом.

– Раньше у меня не было соперников. Теперь все изменилось.

– У Генриха есть законнорожденные дети, это так.

– Ни один из них не может быть наследником императора Тейлефера. Нет, это очевидно, что Генрих благоволит Сангланту, сестра Росвита. Генрих хотел бы видеть меня замужем за принцем Санглантом, если бы он не отправился в странствие год назад.

Так как это была истинная правда, Росвита только слегка кивнула головой.

– Если таков был его план, должно быть, он надеялся, что, взяв меня в жены, Санглант будет коронован как король Аосты. Очевидно, что только достаточно сильный правитель, претендующий на трон Аосты, может надеяться на императорский титул. Генрих надеялся дать Сангланту этот титул. Или это лишь мои предположения.

– Генрих никогда не скрывал своих намерений. Он желает сам получить этот титул.

– Конечно, сейчас он может стать коронованным королем Аосты, так как он мой супруг. Но Айронхед все еще правит в Дарре. Вы понимаете меня?

Росвита вздохнула. Адельхейд была молода, но нисколько не наивна. Тем не менее Росвита не смогла заставить себя произнести ни слова, ведь это могло оказаться нечестным по отношению к Генриху.

– Вы слишком волнуетесь, ваше величество, – сказала она вместо этого, медля, стараясь выиграть время в надежде, что Адельхейд закончит этот разговор. Но импульсивность – одна из отличительных черт юности, а Адельхейд еще не правила.

– Давайте представим, что это дитя является законнорожденной наследницей Тейлефера, его двоюродной внучкой. Я принесла Генриху корону Аосты. Но ее право на трон Аосты и на Корону Звезд, которую носил Тейлефер как Святой Даррийский Император, – это гораздо больше, чем я могу даровать.

Росвита скользнула взглядом по комнате. Два охранника со скучающим видом стояли у дверей. Стены были задрапированы разнообразными гобеленами, описывающими жизнь святой Теклы: на одном она представлена как свидетель Экстасиса; далее разговор с императрицей; написание одного из самых известных посланий общинам, раскинувшимся на обширных территориях; прием людей, провозгласивших ее скопосом, Святейшей Матерью над Церковью; и на последнем гобелене были изображены этапы ее мученичества.

Генрих с Вилламом зашли в соседнюю залу, где проходила игра в шахматы; Хатуи неотрывно следовала за королем, напоминая ручного сокола. Виллам, наклонившись, оперся рукой на спинку стула, на котором сидела одна из фрейлин Теофану, крепко сбитая Леоба. Даже в его почтенном возрасте флирт был ему не чужд. В самом деле, он был не женат и, несмотря на возраст, был отличной партией. Леоба разрешила ему подвинуть за себя шахматную фигурку, ладья «съела» орла.

Шахматная игра вновь вернула Росвиту к тому, что происходило здесь и сейчас.

– Ваше величество, не думаете ли вы, что король Генрих оставит вас, основываясь на вашем шатком предположении?

Адельхейд залилась румянцем.

– Нет, сестра Росвита, только не подумайте, что я настолько эгоистична. Это истинная правда, я не боюсь за себя. Я люблю Генри и верю, он тоже любит меня. Он известен как человек благочестивый и послушный церковным законам. Генрих не станет разрывать союз, который был освящен. Но если Господь пожелает и ниспошлет на нас свое благословение, у нас будут дети. Что может произойти с ними?

Теперь перед Росвитой четко вырисовались все линии возможной битвы.

– Что я могу ответить на этот вопрос, ваше величество? В лучшем случае, я смею надеяться, что король прислушается ко мне и моим советам. Отвечать за него я не вправе.

– Вы спасли мне жизнь и корону, сестра. Я верю, что вы сделаете то, что посчитаете правильным в данной ситуации. Я знаю, вы честны в своем служении и заботитесь о благе своего правителя, а не о своей выгоде. Вот почему я прошу вас хорошо обдумать ваши советы королю. Подумайте о моем положении, я прошу вас, и положении ребенка, который, надеюсь, у меня скоро будет. – Она улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок и пошла к двери встречать Алию. Сделав знак слугам, королева поднесла бокал вина женщине народа Аои.

– Это была просьба или предупреждение?

Росвита отпрянула назад, неловко схватившись за подоконник и ободрав палец о его деревянную поверхность.

– Вы испугали меня, брат. Я не заметила, как вы подошли.

– Королева тоже, – сказал Фортунатус. – Но вместе с тем она отметила гораздо больше. У Генриха уже есть взрослые дети, которые будут соперниками любому ребенку, кого бы она ни родила. Но их она не боится так, как Сангланта.

Росвита положила руки на подоконник, заметно поморщившись от сильной боли в пальце.

– У вас заноза, – сказал Фортунатус и взял ее ладонь.

Прикосновения его руки, отточенные за годы каллиграфии, были нежны.

Он приподнял ее руку, чтобы вытащить занозу, и Росвита, понизив голос, спросила:

– Ты думаешь, она боится Сангланта?

– А ты бы не боялась? – ответил он добродушно вопросом на вопрос. – О! Вот и все. – Фортунатус смахнул занозу с ладони и отпустил ее руку. Она коснулась губами раны, а он начал говорить: – Принц в совершенстве знает все правила ведения боя. Это всем доподлинно известно. Он вернулся отдохнувшим и подготовленным, солдаты преклоняются перед ним. Хотя только Господь знает, когда они успели присягнуть в верности тому, у кого ничего нет.

– Ничего, кроме ребенка.

– Ничего, кроме ребенка, – согласился Фортунатус. Лишения, которые они испытывали в путешествии через горы в Аосту, и их последующее бегство от Айронхеда – все это оставило свои отпечатки: он заметно похудел, осунулся. Худоба подчеркивала его острый взгляд и волевой рот, благодаря чему он выглядел более суровым и непреклонным, хотя на самом деле всегда предпочитал остроумные высказывания и смех сухим речам. В течение нескольких последних недель королевского путешествия по стране у него была возможность не отказывать себе в удовольствии и есть с должным аппетитом, что привело к небольшой полноте. Это ему очень шло.

– Я бы сказал, что Санглант наиболее опасен именно потому, что у него ничего нет, кроме ребенка. Он не из тех, кто желает чего-то для себя.

– Он возжелал молодую «орлицу» против воли своего отца.

– Молю Господа простить мне эти слова, сестра, но он возжелал ее животной страстью.

– Это правда, что именно ребенок, а не брак изменил его. Ты прав в том, что он ничего не желает для себя, для своего собственного успеха. Но то, чего он хочет для своего ребенка, это совсем другое дело.

– Ты думаешь, все это перерастет в борьбу между ним и королевой Адельхейд?

Росвита нахмурилась, вглядываясь в сумерки. Ветер неистовствовал, ломая ветви и срывая листья с орешника, под кроной которого отдыхали Санглант и Блессинг, хотя повсюду не было ни дуновения. Ей показался удивительным такой контраст разыгравшейся стихии с умиротворенным спокойствием осеннего сада. Принц резко поднялся. Хериберт, находившийся рядом с ним, попросил дать ему на руки ребенка, и Санглант с неохотой, сквозившей в каждом его движении, повороте плеча, головы, передал ему малышку. Ребенок мирно посапывал на плече брата Хериберта, пока они с Санглантом разговаривали:, стоя рядом под сломанными ветвями дерева. Вдруг Санглант посмотрел ввысь и, казалось, обратился к небесам. Конечно, это было просто совпадение, но в то же самое мгновение бушующий ветер, срывавший ветви орешника, стих.

– Что принц Санглант знает, кроме войны? Разве Генрих не воевал против своей родной сестры? Почему же мы ожидаем иного в следующем поколении?

– Тем не менее хорошие советы и мудрые головы всегда побеждают, – прошептал Фортунатус.

Позади них нарастал шум голосов, поскольку все, кто был в соседней зале, перешли в эту, где до сих пор находились Росвита и Фортунатус. Росвита отошла от окна, как только Хатуи приблизилась к ней.

– Прошу вас, сестра Росвита, – сказала «орлица», – король желает, чтобы вы сопровождали его, если вы не против.

– Я бы хотела поговорить с тобой наедине, – обратилась Алия к Генриху, осматриваясь по сторонам.

Генрих едва заметным движением показал на небольшую группу придворных, знати и слуг, сопровождавших его, всего не более двадцати пяти человек.

– Мои дорогие спутники и советники маркграф Виллам и сестра Росвита посвящены во все мои самые сокровенные тайны.

Не спеша, он протянул руку и пригласил Адельхейд подойти к нему. Она прошла вперед и встала рядом с ним, румянец заливал ее щеки, она едва сдержала победоносную улыбку.

– Королева Адельхейд и моя дочь, Теофану, конечно, останутся со мной.

Он взглянул поверх голов присутствующих, осматривая комнату. Отметил Хатуи, пристально посмотрев на нее. «Орлицу» не нужно было представлять, она, как обычно, уверенно стояла за ним. Остальные незаметно отошли и встали вдоль стен, стараясь не привлекать внимания, и король проигнорировал их.

– Если Санглант желает услышать твои слова, то, я уверен, он придет.

– Ты изменился, Генри, – ответила Алия, в ее голосе не было ни злобы, ни затаенной вражды, только твердая уверенность. – Ты стал таким правителем, каким, я надеялась, ты мог бы стать со временем. Я не жалею, что выбрала именно тебя среди других.

Он покачнулся, как при сильном порыве ветра. Маленькая, но твердая ладонь Адельхейд сжала его руку.

– Что ты хочешь сказать? Выбрала меня среди других? Каких других?

Казалось, она удивлена этой вспышкой гнева.

– Разве не принято среди людей создавать союзы, основываясь на происхождении, плодовитости и имеющейся собственности? Не это ли ты сам сейчас делаешь, Генри? – Она указала на Адельхейд. – Когда впервые я вернулась в этот мир, много лет назад, я отправилась искать того, чье имя известно даже среди моего народа. Это человек, которого вы называете император Тейлефер. Но он умер к тому времени, когда я пришла на Землю, и не оставил после себя потомков мужского пола. Я не могла создать союз со смертным человеком. Я должна была найти бессмертного. Много времени я провела в поисках такого человека. Из всех принцев этих земель вендийского происхождения я искала самого сильного. Поэтому я подумала, что ты именно тот человек, которого я ищу.

Генрих покраснел от переполнявшей его ярости, но голос не выдал того раздражения, которое полыхало, как пламя, в его сузившихся глазах.

– Должно быть, я неправильно понял нашу связь. Я думал, это была взаимная страсть, и ты была настолько благородна, что поклялась в том, что наш ребенок был такой же частью меня, как и тебя. То есть ребенок имеет право на корону, наследуя мне и моему отцу. Правильно ли я понимаю, что ты преследовала совершенно другие цели? Ты так долго и усердно искала меня – или любого другого принца знатного рода – и выбрала меня среди остальных только из-за силы и мощи королевства, которым я должен был править?

– Разве вы поступаете по-другому, когда создаете союзы? – Казалось, Алия была поставлена в тупик. – Если речь идет о деле огромной важности, разве ты не станешь заключать сделку и связываться с теми союзниками, которые помогут достичь наибольшей выгоды в твоем собственном деле?

Генрих нервно рассмеялся.

– Знала ли ты об этом важном деле тогда, Алия, когда впервые повстречала меня на дороге в Дарр? Как ясно помню я ту ночь.

Она показала на сад, темный в сгустившихся сумерках, только тусклый свет луны и звезд едва освещал его. В зале слуги зажгли многочисленные канделябры. Фигуры святой Геклы на гобеленовых полотнах мерцали в золотом отблеске свечей. Ее короны были вышиты серебряными нитями, но в падающем на них свете они горели, как раскаленная луна.

– Какое другое важное дело, кроме зачатия дитяти? Разве не это мы оба понимали?

– Да, это то, чего желал я. Я прекрасно понимал, почему мне был необходим ребенок, даже если страсть к тебе уходила на второй план. Но я никогда даже не мог подумать, что ты также хочешь ребенка, – проговорил он с горечью в голосе. – Ты так быстро и легко покинула нас. Зачем ты так страстно хотела ребенка, если бросила его, когда он был еще младенцем?

Она прошла вперед, так что оказалась полностью освещена четырьмя канделябрами, сделанными в виде голов дракона, которые висели на потолке, заливая светом центр залы. Несмотря на ее тунику, было видно, что она чужестранка, так не похожая на людей.

– В нем соединились мой народ и твой народ.

– Соединились?

– Если есть кто-то между нами, в ком течет и твоя, и моя кровь, значит, есть надежда на мир.

Фортунатус хотел что-то сказать, но Росвита крепко сжала рукой его запястье, заставляя соблюдать тишину, тогда как вокруг них послышался шепот среди приближенных Генриха, все были поставлены в тупик ее словами.

Зачем бы стал народ Алии искать мира, когда они больше не живут на Земле и, возможно, никогда больше не вернутся. Алия однажды появилась среди них около двадцати пяти лет назад и затем так же внезапно исчезла, только чтобы появиться сейчас, ничуть не изменившись за прошедшие годы.

Но за эти долгие годы изменения не обошли стороной Генриха. Он вынул обрывок одежды цвета ржавчины и с яростным триумфом показал его Алии. Она отпрянула, и такая тоска читалась в ее глазах, будто один лишь взгляд на этот клочок ткани причинял ей физическую боль.

– Все время я носил этот клочок одежды с собой, у сердца, как напоминание о той любви, которую я испытывал к тебе! – В этих словах Росвита услышала молодого Генри, который, придя к власти, не знал, что с ней делать, а не зрелого Генриха этих дней, такого уверенного и жесткого, никогда не теряющего над собой контроль. – Ты никогда не любила меня, не так ли?

– Нет. – Гнев, исходящий от него, натолкнулся на неприступную скалу ее холодности и самообладания, как на стены дамбы. – Я дала клятву на совете перед моим народом, что пожертвую собой ради долга, пойду на то, чтобы родить дитя, в котором течет кровь обоих народов.

Как только смысл сказанного дошел до него, он усилием воли превратил свое лицо в подобие каменной маски, полной надменного, высокомерного достоинства, больше подходящей для правителя.

– С какой целью?

– Моя цель – это союз. Ребенок, рожденный от двух народов, имеет право жить и здесь, и там. Мы надеемся, что мальчик станет тем связующим звеном между нашими народами, которое приведет их к союзу. Мы знали, что ты не поверишь нам. Вот почему я оставила его с тобой, чтобы ты и твой народ полюбили его, я думала, он станет королем после тебя, по обычаям людей. Это во многом облегчило бы нашу задачу. Но я вернулась и вижу, что он изгнанник. Почему ты не заботился о нем так, как обещал мне?

– Я вырастил нашего ребенка! – закричал Генрих, негодуя. – Никто из людей не взрастил бы сына лучше. Но он был незаконнорожденным. Его рождение дало мне право на трон и корону, но ему ничего не дало, кроме чести быть воспитанным как капитан для битв. Я сделал все, что было в моих силах, Алия. Он стал бы королем после меня, хотя все против этого. Но он отверг это, все, что я предложил ему, поставил под удар ради этой женщины. – Сейчас Генрих был очень разгневан, вспоминая непослушание своего сына.

Санглант вернулся из сада. Люди расступились, давая возможность принцу пройти сквозь толпу. Он подошел и тихо встал между королем и женщиной Аои, их сходство было настолько очевидно, что все тут же это заметили: лоб, подбородок и рост отца, высокие скулы, цвет волос и широкие плечи от матери – две природы смешались в нем в единое целое. Но у него не было нечеловеческой осанки и холодности, присущих его матери. Манерой говорить и жестами он был похож на Генриха, истинный сын своего отца.

– Лиат – правнучка великого императора Тейлефера. – Санглант не кричал, но голос его отчетливо раздавался в самых потаенных уголках зала. – Сейчас, поистине, народ моего отца, народ моей матери и род императора Тейлефера, величайшего из правителей людей, соединились в одном человеке. В моей дочери Блессинг. – Он показал на брата Хериберта, который вошел за ним следом с девочкой на руках. – Разве это не так?

Генрих едва заметным движением руки подал знак, и «орлица» вышла вперед, чтобы ответить принцу.

– Чем ты можешь доказать, что в твоем ребенке течет кровь рода Тейлефера? – спросила Хату и.

– Ты обвиняешь меня в том, что я вас обманываю, «орлица»? – мягко спросил он.

– Нет, ваше высочество, – ответила она вежливо. – Но вас могли ввести в заблуждение. Сестра Росвита уверена, что у пропавшего сына Тейлефера родилась дочь. Тогда любая женщина может заявить, что она пропавшая внучка Тейлефера.

– Но кто может пойти на такое? – Он нетерпеливо тряхнул головой. – Сказанное вами ничего не значит. Если у вас будут доказательства, то я тоже смогу подтвердить свои слова, и после этого никто не будет сомневаться в праве Блессинг.

– Сын.

Как странно прозвучал голос Алии, когда она произнесла это слово. Стоя среди них, Санглант вдруг почувствовал себя совершенно посторонним, а не любимым родственником.

– Истинная правда то, что, когда я впервые прошла через ворота этой страны, я надеялась создать ребенка с наследником Тейлефера. Но этому не суждено было случиться. То, что ты сделал… – Она лишь пожала плечами, будто показывая, что ее боги сделали что-то по своей воле, без ее ведома. – Да будет так. Я преклоняюсь перед волей Той-Которая-Создает. Пусть доказательство будет найдено и предъявлено, если люди не знают другого способа отличить правду. Но никакое доказательство не будет иметь значения для вас, если все вы умрете из-за великой катастрофы, которая надвигается.

Многие из свиты Генриха, казалось, все еще смотрели на Блессинг, малышка крутилась на руках у Хериберта, зевала, складывая трубочкой свой маленький ротик и снова засыпая.

Но Генрих внимательно слушал.

– О какой катастрофе ты говоришь? – Он пристально взглянул на нее.

– Ты прекрасно знаешь о древнем пророчестве, сделанном святой женщиной из твоего народа. Разве в нем не говорится о великом бедствии?

Вдруг заговорила Росвита, словно не желая того, но слова сами срывались с ее губ.

– «И падет на вас великое бедствие, катастрофа, подобной которой вы раньше никогда не знали. Вода будет бурлить и кипеть, а небеса плакать кровью, реки потекут вспять, вверх по холмам и горам, а ветры станут вихрями. Горы превратятся в моря, а моря обернутся горами, и дети будут в ужасе кричать, потому что земля уйдет у них из-под ног. И назовут они это время Великим Разделением».

– Ты предвещаешь беду моему королевству? – мягко спросил Генри.

– Ни в коем случае, – резко возразила Алия голосом, полным ярости. – Ты знаешь, что твои люди изгнали мой народ много веков назад, и теперь мой народ возвращается. Но чары, наведенные твоими волшебниками, обернутся против тебя втройне. Катастрофа, постигшая Землю в давние времена, ничто по сравнению с тем, что ждет тебя через пять лет, когда то, что было изгнано, возвратится на свою исходную точку.

– Как стрела, которую Лиат выпустила в небо, – мягко сказал Санглант. Казалось, он говорил сам с собой, размышляя над тем, чего никто не знал. – Выпустила в небо, но она вернулась назад на землю. Любой глупец, зная это, сделал бы так.

– Что ты хочешь сказать своей историей?! – вскричал Генрих. – Что значит то, что ты сейчас здесь, передо мной, Алия?

Алия указала на свое лицо, его бронзовый цвет и чужие черты.

– Некоторые из моих людей все еще в ярости, потому что память о нашем изгнании тяжелым грузом лежит на нас. После того как мы вернемся на Землю, они мечтают одержать верх над людьми. И лишь немногие из нас стремятся к миру. Поэтому я здесь. – Она шагнула вперед и положила руку на локоть Сангланта. – Этот ребенок – мое предложение мира, Генри.

Генрих рассмеялся.

– Как я могу верить всем этим диким пророчествам? Любая сумасшедшая может бредить и наговорить много всего о конце времен. Если это так и история правдива, то почему тогда ни один из моих усердных клириков ничего не знает? Сестра Росвита?

Его направленная на нее рука, словно копье, пригвоздила Росвиту под неумолимым взглядом короля.

– Ваше величество, – медленно проговорила она, – я была свидетелем странных событий и слышала непонятные мне истории. Я не могу быть до конца уверенной.

Наконец заговорила Теофану:

– Вы хотите сказать, сестра Росвита, что верите этой дикой истории о катастрофе? Вы тоже считаете, что легендарный народ Аои был отправлен в магическое изгнание?

– Я хорошо помню события, изображенные на фресках в монастыре святой Екатерины. Разве вы их не помните, ваше высочество?

– Я не видела настенных фресок в монастыре святой Екатерины, за исключением одной, которая находилась в часовне, где мы молились, – ответила Теофану с презрением. – На ней изображена сама святая, коронованная во славе.

– Я верю этой истории, – сказал Санглант, – и есть те, кто тоже верят ей. Таллия, дочь императора Тейлефера, провела жизнь, готовясь к тому, что могло произойти.

– Она была осуждена церковью на Нарвонском Соборе, – произнесла Теофану.