Текст книги "Дитя пламени"

Автор книги: Кейт Эллиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

– Увы, легендарные Аои тоже подвержены интригам.

– Даже животные метят свои территории, кто пришел первым и кто должен остаться. Если после возвращения к власти придет та часть Аои, которая питает ненависть к людям, то принц, рожденный от человека, должен готовиться к войне. Если мой отец так не поступит, это должен буду сделать я.

Хериберт слегка закашлялся.

– Мой принц, мой добрый друг. Если бы вы не тревожили Анну и позволили ей продолжать то, что она делает, Аои не возвратились бы вообще. И Вендар был бы нетронут.

Санглант смотрел куда-то вдаль.

– И вся моя семья была бы мертва. Нет. Я не должен так поступать. Я не могу отвернуться от народа моей матери. Я не позволю им всем погибнуть.

– И вместе с тем невольно станете инструментом, с помощью которого они победят людей? Вы сами признались, что они не очень заинтересованы в вас. По правде говоря, Санглант, вы могли бы служить с большей пользой, если бы попросили прощения у вашего отца и помогли бы ему вернуть трон Аосты королеве Адельхейд. Когда Аоста будет под его началом, он станет достаточно могущественным, чтобы быть коронованным как Святой Даррийский Император, подобно Тейлеферу. Это даст ему такую силу, что никакая угроза со стороны Аои ему будет не страшна.

Сангланту вспомнились цепи Кровавого Сердца. Он до сих пор ощущал их тяжесть на себе, это навсегда останется с ним.

– Я не стану просить прощения у отца, ведь ничего оскорбительного я не сделал, только женился против его воли.

– Женись вы на королеве Адельхейд, как того желал ваш отец, вы стали бы королем Аосты и наследником вашего отца. Тогда бы у вас была полная власть делать то, что должно быть сделано.

Санглант резко повернулся и увидел, как Хериберт в шутку припадает к его ногам, словно простой человек, ненароком оскорбивший достойного воина. Он хорошо знал этот взгляд. Монах вытянул вперед посох, будто защищаясь им, хотя никогда не имел дела с оружием.

– Я говорю истинную правду, Санглант, ничего другого я бы вам не предложил.

Санглант выругался, но за грубыми словами последовал взрыв хохота.

– Ты все делаешь великолепно, Хериберт, но я не стану искать прощения моего отца.

– Да будет так, – согласился монах, опуская посох. – Я знаю, как чувствуешь себя, когда не можешь простить. Сейчас самое главное – понять, какую выбрать дорогу и к чему она приведет.

– Тс-с-с, – Санглант поднял руку, услышав, что его имя произносят в лагере. – Пойдем. – Хериберт поспешил за ним, и они направились к руинам форта. На полпути они увидели молодого Матто, спешащего к ним.

– Это будет тебе уроком, Хериберт. Я нуждаюсь в советниках, которые не ослепли от восхищения моими прекрасными качествами.

Хериберт засмеялся.

– Вы имеете в виду вашу способность неустанно бороться. Господи, прости его, он так молод и сам не ведает, что говорит.

– Боюсь, если он пойдет по моим стопам, он и не станет старше.

– Не говорите так, да простит вас Господь! – отругал его Хериберт. – Никто не знает, что нас ждет впереди.

Санглант не ответил ему, поскольку юный Матто был уже почти рядом. Его сломанная рука все так же была перевязана, но больше не причиняла ему боль. От волнения он покраснел, и казалось, сейчас падет ниц перед Санглантом, чтобы поцеловать носки его сапог. К счастью, из примера капитана Фалька и его солдат он знал, что может за этим последовать, и воздержался. Вытянувшись перед принцем, он сообщил то, с чем так спешил, так гордо, будто был самим королевским «орлом».

– Ваше высочество! Капитан Фальк просит вас прибыть в лагерь как можно скорее. Вас ищет какой-то брат.

Оказавшись в лагере, Санглант первым делом отыскал взглядом Блессинг; она тихо посапывала в импровизированном гамаке, один конец которого был привязан к старому каменному столбу, другой же крепился на недавно вырубленном деревянном. Ветерок, поднятый Джерной, мягко покачивал ее ложе. Поскольку малышка все больше начинала есть твердую пищу и уже не так остро нуждалась в молоке дэймона, сущность Джерны истончалась. Санглант едва мог различить ее женственные формы, она стала похожа на водяные отблески, мерцающие в лучах предзакатного солнца, расплескавшего свет по каменному столбу. Эти женственные изгибы все больше и больше беспокоили его во снах, когда он просыпался среди ночи или, устав за день, отпускал мысли в вольный полет. Было бы лучше, если бы он вообще ее не видел, чем поддаваться такому непристойному искушению.

Только дела могли отвлечь его, дав небольшой перерыв. Поэтому все свое внимание он обратил на незнакомца. Ему потребовались доли секунды, чтобы узнать в этом неопрятном оборванце брата. Человек прибыл в сопровождении козы, которая в тот момент пыталась оттеснить другую козу от наиболее сочного куста чертополоха. Капитан Фальк и дюжина солдат стояли в стороне, следя за происходящим.

– Вы тот человек, который путешествовал с моей матерью, – произнес Санглант, осматривая его с ног до головы. Вид у него был ужасный: грязный, в рванине, с больным глазом. И от него так сильно воняло. – Она сказала, что вы мертвы.

– Должно быть, она так думала, – ответил тот.

– Отвечайте должным образом, перед вами принц Санглант, – резко сказал капитан Фальк. – Для вас он «ваше высочество». Он – принц королевства, сын короля Генриха.

– Ваше высочество, – усмехаясь, сказал оборванец. – Меня зовут брат Захария. – Он посмотрел на тех, кто окружал принца. Солдаты столпились вокруг, с интересом наблюдая за происходящим. Что подумал брат о его импровизированной свите, он не сказал, Санглант не мог прочесть это на его лице. Наконец Захария вновь встретился с пристальным взглядом Сангланта. – Я следовал за вами, ваше высочество.

– Это гораздо больше, чем сделала моя мать, – произнес Санглант, вкладывая в слова некий смысл, который мог понять только Хериберт, и обратился к брату. – Брат, зачем вы следовали за мной? Чего вы хотите от меня?

Захария достал грязный свиток пергамента из разбитого горшка, который свисал у него с пояса, привязанный почти истлевшей полоской кожи. Он осторожно развернул его, боясь грубого прикосновения, и показал порванный лист, испещренный числами, шифрами, диаграммами, эксцентриситетами, эпициклами и точками, словно булавочными уколами, показывающими звезды.

Санглант тотчас узнал эти каракули. Он взял у брата бумагу, даже не спросив разрешения, но человек не возражал, даже наоборот, удовлетворенно улыбнулся, что повергло в неуемное удивление солдат, столпившихся вокруг них.

– Лиат. – Санглант прижал кусок пергамента к щеке, словно эти торопливо начерченные числа и круги все еще были насыщены ее энергией, которую он хотел впитать через кожу.

– Вы знаете, кто написал эти вычисления, ваше высочество? – В голосе брата чувствовались нотки волнения.

Он вспыхнул и так быстро заморгал больным глазом, что слезы покатились по щеке.

После долгой паузы Санглант наконец опустил пергамент. Это были всего лишь знаки. Ему были известны их названия, как-то она их проговаривала, но он не знал, что они означают.

– Моя жена.

– Тогда она та, кого я ищу! – радостно вскрикнул брат. Руки немного дрожали, но он протянул их вперед, желая получить обратно свиток.

С некоторой неохотой Санглант возвратил ему пергамент.

– Вы, конечно, знаете, что с ней случилось. Ее похитили огненные дэймоны.

Солдаты слышали эту историю прежде, но волна шепота прокатилась по их рядам, когда они поняли, что принц говорит об этом так открыто. Санглант до сих пор не переставал удивляться, как они все еще путешествуют с ним, несмотря на его вызов отцу и правителю, несмотря на репутацию его жены, которую Совет Церкви обвинил в колдовстве, и она исчезла с Земли при таинственных обстоятельствах, несмотря на нечеловеческое существо, которое было кормилицей его дочери.

– Вот так. – Захария решил рассудить коз, свести их спор на нет, подтянув их за веревки поближе к столбам, за которые они были привязаны, там они успокоились и переключились на кусты ежевики. Его профиль показался Сангланту очень знакомым, но он никак не мог определиться. Видел ли он его раньше? Скорее всего, нет, но что-то необъяснимое не давало ему покоя. У брата был ястребиный нос и немного полный подбородок, что-то женское проскальзывало в этих чертах. Он был худой, как человек, который долгое время плохо питался, черные волосы были скреплены сзади. Как у хорошего брата, у него не было бороды. Он пристально смотрел ясным, открытым взглядом человека, который ничего не боится. – Вы думаете, что потеряли ее навсегда, ваше высочество?

– Я найду ее.

Захария оценил его слова, тон и наконец кивнул.

– Могу я продолжить путешествовать с вами, милорд? Вопрос был неприятен Сангланту.

– Зачем вы ищете ее?

– Только она может объяснить мне эти вычисления. Так же как и я, она стремится к тому, чтобы изучить структуру Вселенной. Она должна знать секретный язык звезд…

– Довольно! – Этот странный человек говорил, как Лиат, а этого Санглант не мог вынести. О Бог, это напомнило ему беседу между Лиат и сестрой Венией, которую он как-то подслушал: Хью умел читать и понимать ночное небо, мог вычислять траекторию луны; Хью был одержим страстью к знаниям, Санглант же – вовсе нет. Неужели Лиат предпочла бы компанию Захарии? Порой она так долго витала где-то, что не раз он задавался вопросом, замечала ли она, что ступает по земле. Быть может, больше никогда ее ноги не коснутся земли. Возможно, все тайны звезд были открыты ей в какой-нибудь далекой сфере, и ей больше не нужно возвращаться на Землю, туда, где был он.

Хериберт слегка закашлялся, и Санглант понял, что все ждут от него ответа.

– Вы можете путешествовать вместе с нами, брат, пока следуете моим распоряжениям и не причиняете никаких неприятностей.

– Я был слишком болтлив, ваше высочество, за что жестоко поплатился, – произнес он с горечью, невольно махнув рукой от пояса вниз, разрезая воздух, будто и не хотел вообще ничего показывать.

– Небольшая честная сплетня характерна для людей, привыкших к военной службе, брат, но я не допущу лжи и предательства. Но при этом никогда не наказываю тех, кто говорит правду.

– Тогда вы необычный принц, милорд.

– Да, он такой и есть, – вставил Фальк. Капитан с подозрением посматривал на брата. – Я надеюсь, вы примете на себя какую-то часть работы по лагерю?

– Я кроток, капитан, – парировал брат. – Я не боюсь трудной работы, поскольку в прошлом очень много трудился. Семь долгих лет я прожил рабом в племени куманов.

Солдаты зашептались, услышав такое хвастовство.

– Это действительно так? – потребовал ответа Санглант. – В каком племени вы были рабом и кто их вождь?

Усмешка брата, словно ястреб в полете, внезапно появилась и незаметно исчезла.

– Я шел на восток, чтобы донести свет Божий их потерянным во мраке душам. Но племя киракитов, чей символ – изогнутый рог антилопы, презрело меня. Они отдали меня племени печанеков, как часть брачного соглашения. Если хотите, я могу показать вам клеймо на спине – след от лапы снежного барса, – означающее, что я раб их главы Булкезу.

– Булкезу, – словно эхо повторил Санглант.

Захария задрожал. Даже произнесенные шепотом и так далеко, имена имели силу.

Санглант коснулся рукой шеи, почувствовав шрам от раны, которая должна была убить его, но он остался жив.

– Однажды я сражался против него, но ни один из нас не вышел победителем в той битве. – Он мрачно улыбнулся. – Я с удовольствием приму вас, брат, мне кажется, человек, переживший семь лет рабства у куманов, так легко не сдастся.

– Да, мой принц, – согласился брат. – Я надеялся, что мне удастся вымыться.

– Кто распоряжается водой, капитан?

Фальк восхищенно посмотрел на брата и обратился к принцу:

– Ваше высочество, я давно хотел обратить на это ваше внимание. Руины хорошо защищают нас, но поблизости нет ни одного водного источника. Люди в ковшах принесли достаточно воды для вечернего умывания. Брат Захария может спуститься вниз к реке, если пожелает.

– Постойте, капитан. – Хериберт шагнул вперед. – Это даррийский форт, верно? – Он осматривал руины так, будто давно был с ними знаком.

До этого Санглант тоже разбивал лагерь на месте даррийского форта. Отлично выстроенные, обычно они противостояли времени и войнам настолько хорошо, что их стены все еще обеспечивали защиту, и Санглант в течение многих лет старался располагать лагерь так, чтобы обеспечить безопасность, даже если они находились на мирных территориях. Этот форт, как и все другие, представлял собой огромный квадрат, который пересекали два прохода таким образом, они делили пространство на четыре квартала с четырьмя отдельными воротами. Фальк расставил караульных вдоль внешних стен и расположил лагерь в центральном квадрате, который был окружен невысокой стеной. Хериберт подошел к стене и начал медленно двигаться по кругу, время от времени нагибаясь, чтобы смахнуть накопившуюся пыль с рельефов, на которых были изображены солдаты с орлиными головами и женщины с лицами шакалов. Они украшали стены по всему периметру квадрата.

Вдруг Хериберт сильно ударил в землю своим посохом и позвал солдат. Помогая себе древками копий и лопатами, они начали копать, как вдруг наткнулись на шатающийся камень и подняли его. Облако пара вырвалось из-под камня.

– Колдовство! – пробормотал один солдат.

– Чудо! – ответил другой.

Хериберт обернулся, услышав эти слова.

– Нет, в этом нет никакого колдовства или чуда, – ответил он с некоторым отвращением. – Все даррийские форты построены по одному и тому же плану. Один бак всегда размещался в центральном квадрате, он был отмечен рельефом, на котором изображена женщина, одетая в юбку, расшитую витыми лентами, и в руках она держит водяную лилию. Обычно в фортах, в которых жили долгое время, вся система дождевых каналов была направлена в этот центральный бак, так что вода…

Охваченный страстью, он мог продолжать бесконечно; зная это, Санглант прервал его:

– Позвольте мне первому попробовать эту воду.

Сразу же были найдены веревка и ковш. Когда солдат поднес ему наполовину наполненный водой ковш, Санглант опустил ладони в прохладную воду, зачерпнул немного, глотнул и замер, позволяя живительной влаге растечься по его телу. Вода была свежая, все это время бак был закрыт так плотно, что ни одно животное случайно не свалилось туда, не отравило и не загрязнило воду.

– Вода хорошая. Думаю, ею смело можно пользоваться, капитан.

– Спасибо, это поможет нам сохранить силы, брат, – сказал Фальк, с уважением глядя на Хериберта. Капитан и монах отошли в сторону, где молодой человек начал рассказывать ему о некоторых особенностях форта. Захария покинул лагерь, чтобы искупаться одному. Блессинг зашевелилась и проснулась, Санглант вынул ее из гамака, тогда как солдаты развели неподалеку большой костер, расположились вокруг, чтобы подшить и отремонтировать свое обмундирование и кое-где порванные туники. Повара жарили шесть оленей, которых подстрелили сегодня за время их путешествия.

Так они подготовились к ночи. Санглант накормил Блессинг смесью из бобовых и козьего молока, подслащенной медом, который два дня назад солдат Сиболд достал из пчелиного улья. Бедный человек до сих пор расплачивался за содеянное: рука распухла и пока не проходила.

– Па! Па! – настойчиво залепетала Блессинг. – Па! Ма! Ба! Ва! Ги! Ги! – Она вырвалась из рук Сангланта и схватила его за палец, показывая, что хочет идти. За прошедшие десять дней она научилась очень хорошо держаться на ногах и теперь постоянно бегала, если Санглант не держал ее или если она не была в гамаке. Блессинг так привыкла к солдатам, что могла подбежать, крича от восторга, к любому из них, когда она играла с отцом: он догонял, а она пряталась за ними. Это стало частью вечернего ритуала военного отряда. А однажды она так утомила всех солдат: за обедом малышка сидела на коленях у отца и наслаждалась пением, которое продолжалось для нее в течение всей трапезы. Каждый солдат знал десять, двадцать, если не сто самых разных мелодий и песен. Блессинг что-то увлеченно лепетала и, хотя была слишком мала, чтобы хлопать в ладоши, энергично размахивала руками.

Когда она устала, уютно свернулась калачиком у отца на груди и прикрыла глазки, Санглант подозвал брата Захарию и наедине попросил рассказать о Булкезу и куманах. Еще днем брат сумел немного отмыться, но одежда его все так же воняла. У него был акцент человека, рожденного на востоке и выросшего среди свободных фермеров, что обосновались на землях, через которые обычно проходили военные походы, в обмен на владение этой землей и защиту короля. О куманах Захария мог поведать немного, только то, что дозволено знать рабу, какие-то неполные и обрывочные сведения, но за эти долгие годы он научился обращать внимание на детали, тем более что знал, как это можно преподнести.

– Быть может, лучше отправиться на восток, – произнес наконец Санглант, поскольку Фальк и Хериберт ждали ответа. – Сапиентии не понравится новость о браке нашего отца и королевы Адельхейд.

– Долгий путь лежит на восток, – заметил Хериберт.

– Все дороги долги. – Блессинг заснула у него на груди. Он положил ее в гамак, повесив его немного повыше, так что никакие ползающие насекомые не могли потревожить ее. Солдаты укрылись одеялами. Вдалеке слышались звуки шагов караульных, прохаживающихся вдоль внешних стен форта. Санглант никак не мог заснуть. Руку все еще жгло от укола цветка чертополоха.

Эфирная Джерна раскачивалась в воздухе около него, слегка колеблясь, подобно мареву. Она окружила место, где спала Блессинг, словно защитной завесой. Возможно, подобно амулету, она оберегала ребенка. Ни разу с тех пор, как Джерна начала кормить ее грудью, Блессинг не заболела, ее не беспокоили мухи и москиты, как всех остальных. Ее смуглая кожа не покрывалась сыпью под лучами горячего солнца, и при этом она не страдала от холода. С каждым днем Блессинг быстро взрослела, становилась быстрой и ловкой; каждый знал, что это немного странно, но вслух не было сказано ни слова.

Возможно, было глупо с его стороны разрешить дэймо-ну кормить грудью дочь. Возможно, не слишком мудро. Но что еще он мог поделать? У него больше не было вариантов.

Да будет так.

3

Уже довольно давно армия короля Генриха с трудом продвигалась вперед, обессилевшие солдаты еле шли, пошатываясь от усталости. За день это была пятая остановка, Росвита снова оказалась позади застрявшего фургона. На этот раз треснула колесная спица, под тяжестью фургона раскрошилась тонкая корка льда, и колесо начало погружаться в грязь.

Фортунатус придержал своего коня, остановившись около Росвиты, и тяжело вздохнул.

– Вы думаете, это мудро со стороны короля Генриха – начать переход через горы поздней осенью?

– Не говорите дурно о короле, прошу вас, брат. Он вышел в путь по велению Господа. Видите, солнце все еще сияет.

Это было так, но каким бледным и холодным казался его свет на фоне темных облаков, мрачного склона горы и студеного ветра. Солдаты и слуги с досками и палками в руках поспешили вперед доставать фургон из болота. Очень скоро куча народу собралась вокруг застрявшего фургона, непрекращающийся гвалт прерывался громкими криками людей, доведенных до предела.

– Могу я поговорить с ними, сестра?

– Нет, позвольте им самим все сделать, только если это не перейдет в драку. Подержите мою лошадь, будьте так добры, брат. – Как и раньше, когда они останавливались по этим причинам, она слезла с лошади и пошла к фургону, чтобы хоть как-то приободрить солдат, настолько ослабленных дизентерией, что у них не было сил идти самим.

– Давайте помолимся, друзья, – сказала она, приблизившись к фургону, хотя большинство солдат так лихорадило, что они вряд ли расслышали ее слова. Из фургона доносились неприятные запахи болезни, бедняги не могли даже подняться и выбраться из фургона, чтобы опорожнить кишечник.

Всего четыре шага отделяли то место, где находилась лошадь Росвиты, от фургона, и лишь на мгновение отвернулась она от тропы, по которой двигалась армия.

У человека, правившего фургоном, почти все лицо было обмотано тряпками, чтобы защититься от ужасного зловония, но даже так она увидела, как его глаза наполняются ужасом от того, что он увидел у нее за спиной. Сначала она услышала дикий грохот, треск, рев, которые стерли все отдаленные вопли и предупреждающие окрики.

– Сестра! – кричал Фортунатус. – О Господи, на нас напали. – Росвита резко обернулась, и за то время, которого хватило бы, только чтобы сосчитать до десяти, солнце стран ным образом скрылось за белой завесой, спускающейся с гор. Она была настолько поражена увиденным, что сначала подумала, будто на них сходит лавина белых цветов.

Снежная буря налетела неожиданно. Росвита успела схватиться за борт фургона, чтобы хоть как-то удержаться. Фортунатус бросился вниз со своего коня, навалившись на поводья ее лошади. Потом буран поглотил его и прижал к ней.

Не слышны были даже стоны больных солдат. Ветер и снег хлестали их, мелкая галька, подхваченная ветром, больно била по спине, будто какой-то великан защищался камнями от своих врагов. Росвита медленно стала пробираться вдоль фургона, пока не спряталась за широкими спинами запряженных волов. К счастью, она была в перчатках, но даже так ее пальцы одеревенели, так сильно она вцепилась в упряжь. Чтобы иметь хоть какую-то возможность дышать, ей приходилось подставлять спину ветру.

Бесконечно долго, несмотря на то, что становилось все холоднее, она упорно держалась.

Вскоре ветер слегка поутих, и Росвита решилась выглянуть и посмотреть, что же происходит. Снега намело по колено, так что скоро ноги ее начали цепенеть от холода. Сквозь неистовствующую снежную пыль ей удалось разглядеть лишь неясные очертания фигур, медленно двигающихся вдоль дороги. Они больше не шли на юг, в сторону Аосты. Теперь они спешили на север, по тропе, ведущей туда, откуда они прибыли.

– О Господи! – громко крикнул возница, так чтобы голос его перекрыл вой ветра. – Нужно срочно развернуть фургон, иначе колеса застрянут в снегу.

Она махнула трем солдатам, которые медленно двигались, подставив спины бурану. С их помощью им удалось развернуть фургон, хотя это и нелегко было сделать на такой узкой дороге, одна сторона которой угрожающе обваливалась с каждым шагом, а вдоль второй высились сугробы, готовые в любую минуту засыпать их.

– Сестра! – Чудесным образом в руках Фортунатуса оказались поводья обеих лошадей, хотя сам он опасно балансировал почти на самом краю обрыва. Он усердно старался привязать поводья к задней части фургона, но пальцы, онемев от холода, его не слушались. Двигаясь рядом, опираясь на лошадей, они следовали за повозкой по дороге, ведущей назад.

Ьуря запорошила снегом весь мир. Время от времени они останавливались, натолкнувшись на лежащих товарищей, помогая им подняться. Только что выпавший снег хрустел под колесами. Поднялся сильный ветер, вжимавший их в фургон, казалось, он просто хотел избавиться от путников. Росвита споткнулась о камни и поняла, что давно уже свернула с основной дороги. Фортунатус, как мог, поддерживал ее, но каждый последующий шаг давался ей ценой огромных усилий; сжав зубы, но уже невероятно устав, двигалась она вперед.

Едва слышно, стараясь перекрыть завывания ветра, раздался звук рогов, сообщающий о приближении короля.

Скоро их догнала группа короля. Генрих был готов продолжить путь верхом, королева Адельхейд решительно следовала за ним, укутанная в меха, покрытые таким количеством снега, что казалось, ее обсыпали ледяной крошкой. Приблизившись, король поприветствовал своих солдат, измученных и уставших, словами ободрения и поддержки.

Несмотря на снежный буран, он узнал Росвиту и обратился к ней:

– Сестра Росвита! Может быть, вы хотите отдохнуть в повозке?

– Благодарю, ваше величество. Но этим больным солдатам отдых нужен больше, чем мне.

Он кивнул.

– Мы скоро прибудем туда, где останавливались вчера вечером.

Король продолжил путь, быстро исчезнув в кружащемся снегу. Нескончаемо долго шли они вперед, Росвита знала, что они не стоят на месте, только потому, что передвигала ноги. Вскоре они перевалили за горный хребет, так что стало гораздо тише и почти безветренно. Снег все еще кружился вокруг них, мягко ложась на землю белым покрывалом.

Место, где они собирались остановиться на ночь, представляло собой огромное сооружение, грубо выстроенное, но достаточно просторное, чтобы вместить большие группы торговцев, в конюшнях можно было расположить до сорока лошадей, сбоку виднелись пристройки и навесы. Но королевская армия не могла здесь разместиться. Вчера вечером они разбили лагерь под открытым небом, была чудесная осенняя погода, а не снег толщиной с палец, полностью скрывающий землю. Они были уверены, что еще дней пять продержится хорошая погода, так что они как раз успеют на Совет и начнут двигаться к Аосте.

Возница фургона только и смог, что предложить расположиться по обочинам дороги. Сгорбив плечи от холода, он подпрыгивал на месте. «Львы» помогли ему накинуть теплые одеяла на запряженных волов. С небольшой группой солдат он укрылся в фургоне. Слугам совсем негде было разместиться. Солдаты и клирики ходили среди больных, помогая тем, кто еще мог добраться до конюшни. Из дюжины людей, томящихся внутри фургона, трое уже были мертвы. Росвита пробормотала над ними короткую молитву, еле двигая губами от холода.

– Увы, – бормотал Фортунатус, останавливаясь рядом с ней. – Боюсь, ни один из больных солдат не сможет пережить холода.

– Если Господу будет угодно, эти бедные души выживут. Если нет, это будет для них наградой.

– Верно, да будет так, – проговорил Фортунатус.

Когда все сказано и сделано, нечего уже добавить.

. – Пойдем, – позвала она Фортунатуса, – навестим короля.

Генрих и его приближенные укрылись в главном зале. Там было довольно тепло от большого скопления народа, хотя стояло всего две печки. От дыма сразу запершило в горле. В зале было так много людей, укрывшихся от бурана, что добраться до короля было нелегко.

Генрих позволил расположиться у огня капитанам и знатным людям, заболевшим в пути, а также некоторым рядовым, которых он знал, «львам» и его личной охране. Окруженный советниками, король находился в центре зала, возглавляя Совет, главным предметом обсуждения которого стала сложившаяся ситуация, доводившая всех до отчаяния, к ним присоединилась старая монахиня, которая управляла здесь. Большими глотками Генрих пил эль прямо из кувшина, слушая престарелую женщину, чьи слова переводила другая монахиня.

– Нет, ваше величество, если буран обрушивается так внезапно, как в этом году, маловероятно, что погода скоро прояснится. Такой она может держаться два-три дня, и выпадет столько снега, что двигаться дальше будет очень сложно.

Гельмут Виллам стоял рядом с королем. Он выглядел изможденным, очень уставшим, сказалась непосильная борьба со стихией. Еще неделю назад он был бодр и свеж на вечере, посвященном его обручению с юной Леобой. Теперь же он выглядел таким старым, каким и был, на свои шестьдесят лет, как если бы энергия, которая прежде подпитывала его, была до последней капли высосана холодом.

– Но ведь утром было так мало снега, – возразил он. – Если мы немного переждем здесь, то можем еще раз попытаться пересечь горный хребет, пока зима не пришла в горы.

– Вы можете так сделать, – согласилась монахиня. – Можете попробовать. Но я знаю, каковы эти бури, милорд. Уже тридцать лет я служу в этой местности. До поздней весны вы не сможете пересечь горы. А если соберетесь, вашей армии очень трудно придется в пути, ваше величество.

Выслушав такие неутешительные новости, Генрих осушил второй кувшин эля. Внезапно ноги Росвиты пронзила ужасная боль, как будто ступни начало колоть тысячами маленьких иголочек, она пошатнулась и чуть не упала, Фортунатус вовремя подхватил ее под руку.

Генрих заметил ее и послал одного из своих «львов» принести для нее стул. Тут же принесли и эль, который она с благодарностью приняла. Еще некоторое время, окруженная несмолкаемым гулом людских голосов, словно снегом на улице, она сидела, наклонившись, ловя ртом воздух и стискивая зубы, так как боль в ногах то утихала, то вспыхивала с новой силой.

Вскоре один из слуг снял с нее обувь, освободив ступни. Она не чувствовала пальцев ног, так сильно они замерзли. Фортунатус присел на колени перед ней и начал быстро растирать руками ее ступни, пока у нее не навернулись на глаза слезы.

Сквозь невыносимую боль Росвита слышала голос Генриха.

– Нет, мы не можем так рисковать. Слишком поздно. Если мы поддадимся горам, это ляжет на нас несмываемым позором. И здесь мы тоже не можем оставаться, поскольку не всем хватает места. Мы должны отступить к Бедербору и провести там зиму, воспользовавшись гостеприимством герцога Конрада.

– Он с большой неохотой согласится на это, – отметил Виллам.

– Это так, – согласился Генрих. – Но мы напомним ему, что он присягал на верность королю. Нам необходима сильная армия. Когда наступит время, переходы освободятся от снега, мы выступим на юг и нанесем неожиданный удар Айронхеду. Гельмут, вы, несомненно, будете рады провести еще одну зиму на севере. Мы доставим сюда вашу невесту, так что вам не будет холодно долгими зимними вечерами!

Раздался смех, и у всех в зале поднялось настроение. Вот какова была сила короля.

Ноги Росвиты распухли, будто их искусали сотни пчел.

– Я умоляю вас, брат, достаточно!

Фортунатус ответил ей мрачной улыбкой.

– Это лучше, чем остаться без ног, сестра, не правда ли? Вы сможете ехать верхом?

Она сжала пальцы, боль все еще не отпускала, но она смогла подняться со стула.

– Плохие новости, – сказала она ему, – мы вынуждены ждать следующего года, чтобы выступить на Аосту. Где королева?

Генрих отошел к двери, раздавая указания своим капитанам, чтобы те уже начали организовывать отступление к Бедербору. Росвита осторожно разминала ноги, удостоверяясь, что все в порядке. Сквозь толпу она заметила Адельхейд, сидящую на кровати, в спешке сколоченной в углу зала. Ее тошнило, какая-то служанка держала перед ней чашу.

– Ваше величество! – Росвита ускорила шаг. С тревогой смотрела она на молодую королеву, ведь именно тошнота была первым признаком дизентерии. Но когда она подошла, Адельхейд выпрямилась, бледная улыбка осветила ее лицо, и она позволила служанке вытереть ей пот.

– Ничего страшного. – Королева нагнулась вперед и взяла Росвиту за руку. Ее ладони были теплыми, несмотря на бушующий ветер, от которого они недавно скрылись. Она сильно сжала руку Росвиты, глаза ее светились триумфом, когда она смотрела на супруга, который возвышался над другими людьми. – Кажется, я беременна.