Текст книги "Тильда. Маяк на краю света (СИ)"

Автор книги: Кейт Андерсенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– Идите, мы догоним. Ну же!

В этот момент я и не допускала мысли, что они выразят несогласие. Кастеллет толкнул медлящего Фаррела вбок, кивнул: мол, пошли.

– Посмотрим, что вы приготовили для нас, господа! А вы, девушки, не спешите – мы вас встретим, как полагается!

И погнал всех вперед. Я посмотрела вслед ему с благодарностью, одновременно проклиная день нашей встречи. Едва мы остались одни, я обвела взглядом обступивший нас лес и попросила:

– Пять минут. Спрячьте нас на пять минут, пожалуйста.

И обратилась к Ро, потянув на удобный склон над тропинкой.

– Подруга, выкладывай. На нюни время есть всегда, – и шлепнулась на приятно теплую землю первой: тут уже нагрело. Я блаженно закрыла глаза: солнце светило прямо сюда, еще и из-за спины. Тепло и глазам спокойно.

Аврора усмехнулась, уселась рядом, сорвала травинку. Покрутила перед глазами: те одновременно и плакали, и смеялись. И были совершенно сухи и неподвижны. Засунула травинку в рот, подтянула колени к груди. Обняла их одной рукой, двумя пальцами второй на миг вынула травинку, будто курительную трубку, чтобы изречь:

– Что тут рассказывать? Ты же видишь… это я его заставила на мне жениться.

И закусила обратно. Пожевала. Я рассмеялась:

– Ну, уж нет. Если бы он не хотел, он бы не согласился. Поверь: мы росли вместе, я знаю. Это просто… снаружи казалось, что ты его заставила. Главное слово – «казалось».

Ро повела плечами, резко выплюнула травинку. Сорвала целый ворох горстью, начала увлеченно в них копаться и бормотать:

– Я постоянно вылезаю вперед, пытаюсь рулить, принимаю решения, не соглашаюсь, не советуюсь, гну свою линию, а ведь он этого ой как не любит, я совершенно не хочу его расстраивать… А он такой добрый, и все терпит…

Я привлекла ее к себе, погладила по спине. Травинки неопрятной кутерьмой рассыпались на мои сапоги и ее ботинки.

– Я хочу… чтобы он знал: он такой потрясающий! Я правда так считаю! Но… ничего не получается. Наверно, я обречена сражаться одна. Как Кастеллет – ты видишь? Именно поэтому мне его жаль, несмотря на то, что положено ненавидеть… Мы так похожи… Наверное, он тоже хотел бы сражаться не один… Но что, если тот, второй, уйдет или погибнет?.. Как его отец, как его брат? Как все мои несбывшиеся и потерянные люди?.. Ведь возвращения к одиночеству не вынести. Так лучше из него не выходить, весело улыбаться и делать вид, что все хорошо. Мне следовало выйти замуж за Чака – он прав. Тогда и ты была бы избавлена от этой тяжкой участи. Мы с ним друг друга стоим.

Я гладила ее по спине и думала: вот уж верно, точно также мне исповедовался на днях Кастеллет. Сбивчиво, о тех ужасах души, о которых даже внутренние демоны не факт, что расскажут… Обратная сторона героев?.. Быть одинокими в поле воинами. А почему? Да потому, что боятся – они сами говорят. Потерять. Потому что забыли, что так можно. Но ведь… можно, еще как можно! Только как их заставить узнать об этом?..

Герои боятся. Смешно. Но – кто мы без страхов? Все равно что мертвецы – она же сама говорила.

– Я так боюсь… Я жутко боюсь, Тиль.

Я отстранила от себя уже тихо глотающую слезы Ро, придержала за плечи, заглянула в лицо.

– Посмотри на меня, Ро.

Взяла ее щеки в ладони, осторожно утерла слезы.

– Посмотри, – повторила приказ.

Она сглотнула и виновато воззрилась на мою проклятую маску.

– Прости… тебе гораздо тяжелее, чем мне, а я…

Я возразила:

– Мы люди. Ты боишься потому, что ты – человек. Ничего тебе не надо замуж за Кастеллета. Ему самому нужна помощь. Может… может я смогу ее дать. А может, нет, – я тряхнула головой. – Поговори с ним. С Фарром. Он – и вправду замечательный. И еще любит тебя. Он должен знать, он найдет способ. А может… он уже знает. Просто доверься ему, слышишь? Как мне сейчас.

Ро хлопала ресницами, смаргивая слезы мимо.

– Любит?.. Ты… уверена?.. После всего…

Меня разобрал тихий смех.

– Еще как. Поговори с ним. Не убегай. Не улыбайся, не делай вид, что все хорошо. Просто будь собой.

– И все?

– И все. А когда случится момент, когда ты захочешь выйти вперед, принять решение, выкрикнуть все, что думаешь – сначала посмотри на него. И ты поймешь.

Я поцеловала ее в лоб, отпустила и собралась подняться, но Аврора удержала меня за рукав:

– Тиль…

Я в недоумении обернулась:

– А ты… как?

Я задумалась. И ответила честно:

– Я пока не думала.

И мы обе рассмеялись.

– Да, все так стремительно… Тс-с! Слышишь?

Я прислушалась, осторожно отодвигаясь от начинающего палить солнца. Деревья совершенно отчетливо шептались. Я перекатилась на бок и поспешно приложила ладонь к ближайшему стволу.

– Глупенькая… – услышала я внутри себя голос. – Думает, будто только так нас можно услышать…

– Твоя мама сказала то же самое тогда…

– Вывела почти всех…

– Поищи под алтарем…

Я сморгнула слезу, как только что делала Аврора.

– Ты… что-то слышишь? – спросила та пораженно.

– А что с ней… потом?..

– Они прыгнули с обрыва… – прошелестело дерево с желтыми фруктами, который мы назвали драконьим.

Я ахнула.

– Но ведь у них не было ларипетры… Или была?

– Что стало в море – тайна…

И шелест прекратился. Я поджала губы и вскочила. Ро все поняла, встала следом.

– Что… они сказали?

– Давай вернемся… к алтарю.

Мы копали, наверное, почти весь день. И перерыли землю вдоль и поперек. По дороге только поглощали драконьи фрукты, вытирали подбородок и возвращались обратно к работе. Я начинала думать, что все впустую, что я не так поняла, что мне почудилось, что глаза ослепнут, но небо начало окрашиваться горячими красками заката, и нас так и никто не пришел искать. Я гадала, в чем же дело, когда наконец ковыряющаяся в глубокой яме Аврора воскликнула:

– Нашла!

И торжествующе выбралась из копанной вчерашней кочергой ямы. Деревянный футляр с тем самым узором. Перепачканная грязью с ног до головы Ро устало и довольно улыбалась, а я потянулась к трофею дрожащей рукой.

– Это ее…

Это могло быть только ее.

– Открывай, что же ты, – подбодрила Аврора.

– Деревья сказали, что они прыгнули с обрыва… И я по-прежнему не знаю, кто…

Я шмыгнула носом. Ро погладила меня по плечу:

– Нет ничего хуже незнания.

Я покрутила деревянную коробку: она была заперта, и никакого отверстия для ключа, ничего… Встряхнула: внутри что-то подпрыгнуло. Такой звук издают книги – уж я-то не ошибусь. Ее записи. Мама всегда вела дневник. Дневник о пребывании на острове Гудру! О тех дополнительных шести месяцах, на которые она прожила дольше, чем я знала… Тут все тайны… Или не все.

– Мы не могли укрывать ее долго… Как и вас.

Так вот что означало… «ее спрятал лес». Я осмотрелась вокруг, будто впервые. Начинающее золотиться море, поросший травой обрыв, просвечивающий солнцем алтарь звезд с маской и обгрызенным уголком – кусок теперь в кармане Ро или Кастеллета… И деревья, деревья. Будто смотрят на нас, как добрые лесные духи, которым очень, очень много лет, а наши проблемы для них – детские и забавные… Вдалеке слышались голоса. Схватила Аврору за руку:

– Пойдем… за нами пришли. Куда бы спрятать…

Аврора забрала футляр и… засунула за пояс сзади. Теперь выглядело, будто… гм… причинное место ее подросло, но в целом – кто не оценивал, не догадается. Она схватила меня за руку.

– Они так же прятали твою маму, да? – поняла подруга без слов.

Я кивнула.

– Пойдем…

И мы направились в деревню, чтобы вскорости наткнуться на двоих озадаченных туземцев.

– Королева! – с облегчением воскликнули они и преклонили каждый по колену.

– Королеву укрывал лес, – царственно сказала Аврора, снова поднимая их на ноги. – Вы знаете как это, верно?

– Да…

– Женщина друид тоже…

– Вот видите, – удовлетворенно кивнула крючкотвор Аврора головой. – Друиды всегда могут уйти, и вы их не найдете, пока они на то не согласятся. Но праздник, должно быть, уже в разгаре?..

Праздник – если не знать контекста – был великолепным. Вино, фрукты, твердоватые, но вкусные, будто с медом, лепешки, цикорра – кто бы подумал, что тут, на острове, она тоже мирно росла. Только пили ее иначе, без прожарки и холодным настоем, а оттого вкус совершенно иной, но совершенно великолепный пряный запах – прежний. Мясо. Жаренное на костре. Песни. Пляски.

Я смотрела в костер, как его языки пляшут вместе с людьми, и ничего не чувствовала. Я устала – это да. До сих пор оставалась в шоке – верно. Горевала в очередной раз по маме: после прыжка с обрыва весьма затруднительно выжить. Сомневалась, сгорала от любопытства – что там, в коробке. Но еще я… просто наслаждалась моментом, когда наконец никто ничего от меня не хотел.

Просто жмурила глаза, прячущиеся за маской, и смотрела, в какие причудливые узоры складывается огонь, искры и свет.

Рядом на бревнышко упал разгоряченный, запыхавшийся Кастеллет – он только что отплясал очередную песню.

– Тебе бы тоже следовало веселиться, королева.

Я вздрогнула. Покосилась на него удивленно. Вот уж не ожидала, что кто-то вмешается в мой наконец тихий, спокойный, одинокий мир.

– Я… мне и так хорошо.

Чак кивнул.

– Я так и понял. Может, хочешь пойти в шатер?

– Шатер?

Вот так новость. У меня есть шатер. Это же прекрасно!

– Для нас и Вайдов поставили шатры. Такие себе, конечно, но… там внутри есть шкуры. Можно удобно поспать. Пошли?

Он встал и протянул мне руку.

В… одном шатре с этим обормотом?

– Да, – видимо, понял Чак мои сомнения, – Оло согласился на церемонию завтра.

– Завтра?.. А как же…

Чак понизил голос:

– Все путем. Мы с вашим любимым темнейшеством пообщались с местными. Точнее, я – с местными, а он – с вождем. Это ж Фарр, – Чак закатил глаза к небу. Мне сделалось смешно. – В общем, никто особо оставлять остров желанием не горит. Вождь твердит, что такова судьба и даже, если б это было возможно, и блаблабла… Зато отдал ларипетру темнейшества. С моей стороны согласились двое крепеньких мужичков. С восторгом. Фрида будет наготове, Бимсу и Вир приглядят за ней в деревне, ребята сдружились. Добудут серебра. Кстати, Оло сказал, что перед свадьбой жених и невеста непременно должны спать вместе. Ты же понимаешь?

Я вспыхнула. Но успела сдержать метнувшиеся к лицу ладони. Темно, он не увидит.

– Значит, завтра?

– Что-то завтра, что-то – сегодня, – многозначительно подмигнул Чак в отблесках костра, по-прежнему протягивая ладонь.

Он слишком явно пытался меня смутить. Я услышала фырканье не то Алисы, не то мотыльков. В ночи они почему-то не показывались.

– Идем. Мне как раз есть, чем заняться. Надеюсь, ты не храпишь?

* * *

Шатры стояли на пригорке, откуда было удобно наблюдать за праздником у костров, не столь отдаленными. Судя по приглушенному свету ларипетры, пробивающейся сквозь не до конца зашторенный вход, Вайды уже были внутри.

– Куда? – дернул Чак меня за запястье.

– Ш-ш, – шикнула я на него, опасаясь, что за нами могут следить. – Зайдем сначала к Вайдам.

– Чего?..

Но я направилась уверенным шагом на голубоватый свет. Мне нужна коробочка, она ведь так и осталась у Авроры. После еды меня разморило, и я про все забыла, кроме огня и покоя в шуме праздника. Но прочитать мамины записи необходимо, есть ночь поломать голову, чтобы найти способ ее открыть… Чак тоже может помочь, все же, он много чего знает… Но уже у самого входа я услышала голоса и замерла.

– … Фарр… я хочу извиниться. Прошу, не перебивай!

Ро решила поговорить. Да чтоб тебя!

Я легла на землю, чтобы не торчать чересчур приметной тенью в свете луны на пустом пригорке. Потянула вниз Кастеллета. Нет, Ро молодец, конечно. Но так не вовремя!

– Я – сама не знаю как – договорилась со своими пикси и дуэньями, что они не станут вмешиваться… Я… уважаю тебя, Фарр. И… люблю. Думаю, это называется «люблю». Но ты так много раз мог почувствовать, что все иначе…

Следовало бы, конечно, уйти. Но я не смогла – любопытство пересилило. Потому и Чака заставила не елозить по траве ногами и не пыхтеть, как медведь.

– Когда я борюсь… а я борюсь всегда, каждый день… вся моя жизнь – она борьба, понимаешь… Нет, пожалуйста, дай мне закончить! То я привыкла полагаться только на себя. Ты… ты не дал мне повода усомниться в том, что будешь рядом, и даже больше… Ты всегда рядом, ты не бросаешь меня, не оставляешь… Сама не знаю, чем я заслужила встречу с тобой, ты – лучшее, что случалось со мной в жизни. Но… в самый ответственный момент я забываю, забываю, что я теперь не отдельная единица, что есть ты, что есть МЫ, и уже не просто потому что хотим, но и потому, что обещали… И что можем бороться вдвоем. Но я… не только обещала, я и желаю этого всем сердцем. Бороться вдвоем. Хочу, чтоб ты знал. Что мне не все равно.

Ро закончила, в наступившей тишине прозвучал спокойный и теплый голос умницы Фарра:

– Я знаю, заря. Однажды… однажды ты сможешь. Иди сюда.

Шелест и шорох, всхлип. Чмок поцелуя.

– Ты… так думаешь?

– Это не я так думаю. Таков… закон мироздания.

Она фыркнула первой, потом и Фарр тихо засмеялся. У меня по душе расползлась огромная волна милашества. Въежить голову в плечи, зажмуриться, издать мурлыкающий звук… и обнаружить, что локоть упирается в бок напыженного Кастеллета.

– Теперь понимаешь? – спросила я тихим-тихим шепотом, с неудовольствием очнувшись от наваждения.

Мой горе жених только сопел в ночь.

– Они – пара, и больше не смей их разбивать! А то скажу деревьям, и… подвесят тебя на какой-нибудь верхушке и…

– Пошли, Тиль, – тихо потянул меня Кастеллет прочь.

Потому что дальше нам точно не стоило подслушивать.

Глава 17
О предсвадебном обычае Гудру, честности и плане, что пошел наперекосяк

Остров Гудру, восьмое орботто.

Кастеллет ворочался рядом на шкурах, а я думала. О маме. О деревянной коробке. О прыжках в море с обрыва. О смерти короля Басса. О том, как я докатилась до жизни такой. О Фарре и Ро. Что сами еще не знают, как счастливы. Впрочем, Фарр как раз знает. И о всей этой безумной земле, где живут и что-то делают такие разные и такие одинаковые люди. Кто мы на ней?.. Маленькие разноцветные букашки, которые страдают и терзаются… с точки зрения Вселенной – преходящими мелочами.

И каждый имеет на то право.

И каждый…

– Тиль, не спишь? – ворвался в мои размышления голос Кастеллета.

Это у него уже начинало входить в привычку.

– Думаю.

– Думаешь?..

– Да, знаешь – люди порой этим занимаются, – внезапно вспылила я, поворачиваясь на бок, чтобы недовольно посмотреть в его бесстыдную рожу.

Зря, вообще-то, и незаслуженно. По крайней мере, в данный момент. Сама не ожидала.

Может, я надеялась, что однажды мы тоже вот так… будем не знать, как счастливы. Но это невозможно – и ты это знаешь давно. Так что нечего яриться.

– Не будь злюкой. Тиль… – причина моих бед заложила руки за голову и вперила взгляд в свод шатра, будто это было звездное небо, – ты любила когда-нибудь?

Я задохнулась. Что?..

– Да! – с готовностью откликнулись мотыльки. – Конечно!

Я ударила кулаком о шкуры и села. Замахнулась рукой на эти летающие белые клубки, отражающие с легкостью лунный свет, просачивающийся сквозь вход шатра, будто огромные неповоротливые светлячки. Они так стайкой наружу и выпорхнули, сделалось почти темно.

Но ненадолго: Алиса сонно вытаращилась на меня и замерцала не хуже любого кристалла. От мерчевильского украшения пошли блики по стенкам шатра; я нахмурилась, и край маски уже привычно впился в лоб.

– Если уж на то пошло – а ты любил, Кастеллет?

Он, кажется, удивился. Даже повернулся и приподнялся на локте. Отблески Алисиного сияния отразились от его небритого пару дней и… накуксившегося лица.

– Я ведь тебе говорил! Ты забыла⁈

Дурак. Идиот. И еще имеет наглость спрашивать… Пожаловаться у него настроение, значит. А я что – деревяшка? Друид и дерево – не одно и то же, даже если наполовину.

– Ты никогда не любил Ро, – отрезала я жестко. – Если бы любил, не травил бы. Не обманывай себя.

– Я… ради ее же безопасности…

– И ради ее безопасности шантажировал того и тем, кого она любит⁈ Знаешь, что значит любить? «Любить – это когда ее улыбка значит все на свете» – а ты что?

Если следовать Вайдовскому принципу, я не люблю Кастеллета. Потому что такие разговоры к улыбкам не ведут. Что ж, даже и лучше. С влюбленностью справиться проще: если ее не подпитывать, она просто умира…

Чак взял и улыбнулся. И у меня в голове мгновенно сделалось пусто.

– Чтоб тебя морские медведи сожрали, – неожиданно наконец выругалась я, еще и вслух.

Замялась и… легла обратно, заложив руки под голову так же, как этот разгильдяй, потому что выскакивать наружу было бы глупо, как ни хотелось. Мне теперь с ним не просто шатер, мне с ним жизнь делить. Уставилась в потолок. Блики пропали. Сделалось почти темно.

Люблю. За что мне это⁈

И собиралась влюбить. Совершенно неверный метод. Когда любишь, намеренно и безжалостно влюбить не сможешь.

– Ну, ладно тебе… Это все равно уже не имеет значения. Потому что она теперь Вайд, еще более законно, чем прежде и… ну, в общем обманывать себя нечего. Моя любовь безответна – ничего не поделаешь. Но это красиво. Создает такой… романтический благородный ореол, знаешь… Который я с честью буду носить…

Благородный ореол. Сам орел. Вот какой из него…

– … переживу – от безответной любви не умирают.

Я засопела. Не умирают. Эмпирически доказано.

– Не надо мне тут откровенничать, я тебе «не друг».

– Но мы завтра женимся. А брак без честности – это же ночной кошмар.

Ха! Фырканье получилось неудачным и вышло через нос.

– Ты – и честность? Это совместимо?

– Тогда хотя бы ТЫ будь честна. Что скрываешь ТЫ? – Кастеллет пропустил мой выпад мимо ушей и все перевернул по-своему.

Как всегда. Гад. Жизнь мне тоже перевернул, и не замечает. Что я скрываю⁈.

Я хотела скептично усмехнуться, но вдруг… расплакалась. Е-мое! Вот уж не ожидала. Кастеллет зашевелился, шуршанул шкурами и… обнял меня.

– Тиль… ну, чего ты? Испугалась, трусишка?

– А ты думаешь… это вы привычны… а я… а я домой хочу-у… – тихо пробубнила я у него на груди, даже не предпринимая попыток оттуда выбраться.

– Ну, ну… – он нежно гладил меня по голове, и, если опустить прошлое и будущее, момент был идеальным. – Вернешься ты еще в свою башню, к своему старому клену, к розовым горшкам…

Я заскулила еще сильнее. Моя башня, мои розы…

– Их теперь никто не поливает…

– Вернемся и посадим новые.

– Вернемся? Ты шутишь⁈ Мы же с острова выберемся. О камни разобьемся. А даже если нет – еще на конец света плыть, а там солнечный ветер, звездная пыль и еще Видящий знает чего…

– Тиль! – засмеялся Чак теплым дыханием мне прямо в макушку. – Нечто думаешь, не справимся? Заря, я, темнейшество – мы все прожженные герои! Ты сама сказала!

Ну… он был прав. Я хлюпнула носом. Жених осторожно нащупал завязки маски у меня на затылке, распустил, снял, промокнул слезы Видящий знает откуда взявшимся платком. Приложил к носу.

– И тебя вытащим, трусишка. Ну, давай.

– Чего?..

– Высморкай это все. Неужели мама так не делала? – он пару раз легонько нажал на ноздри сквозь платок. – Моя говорила «давай продуем нос». Ну?

Прозвучало смешно. Я тихо засмеялась сквозь слезы и послушалась уговоров – «продула нос». Его и правда заложило. Вот одна из причин, по которым всегда избегала плакать.

Я отобрала платок и закончила дело сама. Насколько это было возможно. Прогундосила:

– Что стало с твоей мамой? – я ведь ничего о госпоже Жан-Пьери не знаю.

– О, это давняя история… И не очень веселая. И – увы – на перемену ее конца нет шансов, как у твоей.

– Вот знаешь, Чак, когда ты говоришь вот так – ты будто правда мужчина.

– А я не «правда мужчина»?

Было странно вот так говорить в темноте, разглядывая только легкую, будто звездную пыль в воздухе в узкой полоске лунного света. И шкуры, и угадывающиеся очертания наших ног под ними. Алиса уснула, наверное, и больше не искрила. Мотыльки тоже не нарушали ночного покоя, если это так можно назвать. Легкий ветерок трепал полу шатра, и свет порой показывал призрачно белую руку Чака, которая по-прежнему покоилась на моем плече.

– В большинстве своем ты ведешь себя как капризный испорченный мальчишка.

Чак негромко хохотнул. Снова мне в макушку. Так лежать на нем было уютно и тепло. В конце концов… могу себе позволить. Тем более, что народ Гудру требует от жениха и невесты «спать вместе» перед свадьбой. Требования идеально удовлетворены.

– Шарк тоже так говорит.

– Почему?

– Почему так говорит?

– Нет, почему так себя ведешь?

Чак не ответил. Было слышно, как где-то совсем рядом по-лягушачьи трещит ночной козодой.

Я переспросила в тишине:

– Чак?..

– Тиль, это уже… слишком. Лично.

Я вывернулась, вытащила ларипетру из корсета и посветила ему в лицо. Кастеллет отпрянул от неожиданности – кристалл вдруг загорелся особенно ярко.

– И это благодарность за утешение! Тиль! Ты от братца научилась фокусам допроса⁈

Мы расхохотались, какое-то время боролись – я пыталась засветить ему в глаз, а он – уклониться и одновременно вырвать кристалл.

Но… снаружи раздался хруст ветки и кашель. И никаких козодоев. Мы прервали нашу возню, я как обычно – замерла. Так вышло, что под Кастеллетом. Весьма… гм… неудобно. Он отодвинулся, я села, и мои стремительно краснеющие щеки больше не защищала маска. Начала шарить по шкурам в ее поисках. Раздался голос Ро, но от сердца не отлегло, будто мы занимались чем-то противозаконным.

– Ой, я услышала, что вы не спите… Тиль, принесла тебе знаешь-что. Я не трогала, это ведь твое.

В щель просунулась ее рука с маминым кладом. Едва я несмело перехватила, как Аврора отпустила и исчезла. Коробка вывалилась в шкуры нам на ноги. Я поспешно высунулась из шатра и приглушенно позвала:

– Ро!

Ее быстро удаляющаяся фигура остановилась и обернулась. Прозвучала виновато:

– Простите, что помешала… Но я не думала… И – рада за вас, Тиль.

Послала воздушный поцелуй и побежала обратно к себе, хихикая. Мда. Я так и осталась сидеть с головой снаружи, ногами – внутри.

Это как бы я за них рада, а я – что… А мы – что…

– Слушай, а ведь это идея… Давай так и сделаем, Тиль?

Я влезла обратно, тряся головой и сгоняя наваждение.

– Что?

Огладила коробочку. Подсветила потерянной в играх ларипетрой.

– Притворимся, что влюблены. Идеальное ведь решение – и как я не догадался!

Он серьезно⁈ Я подняла полный ярости взгляд.

– А ей и притворяться не надо! – имел несчастье влететь в шатер один мотылек.

– Убью, – процедила я не то ему, не то Кастеллету.

Перевела взгляд с пораженного человека на заметавшегося под потолком пышку-мотыля. Сузила глаза:

– Пришпилю в блокнот и буду изучать. Давно хотела. Хоть одного.

– Так я… это… – залепетал бедняга, бочком двигаясь к спасительной лунной полоске света. – Не помещусь… блокнот у тебя слишком маленький…

Я провела ладонью по лицу. Случайно нащупала борозды шрамов. С шумом выпустила воздух, поспешно накрыла ладонями сияющую ларипетру, упуская коробку на мягкие сбитые шкуры. Шаловливая рука мигом потянулась к ней.

– А что за коробка?

– Сначала подай маску, – глухо попросила я.

– Зачем…

– Я тебе говорила уже – что запрещаю смотреть на мое лицо. И до, и после свадьбы. И… вообще.

Чары с оглушительным звоном разбились вдребезги, мы вновь сделались теми, кем мы есть.

– Тиль… Ну, трусишка…

Несмотря на просительный тон, жених маску все же подал. Пока я сердито завязывала тесемки на затылке, он слямзил светящийся кристалл и принялся внимательно рассматривать коробку.

– Кажется, это шкатулка с секретом. И узор… Твоей мамы?

Я поджала губы. А я – «коробка». Разумеется, шкатулка! С секретом, ну любой ведь поймет, что раз замка нет, значит, есть секрет! Тильда! Ты ведь видела такие на картинках, а не догадалась… Зажмурилась, кивнула. Как же я зла на себя! Сжала кулаки. Надо успокоиться… Все… все придет в норму.

Кастеллет крутил шкатулку, осторожно нажимал пальцами то тут, то там. Встряхнул. Покосился на меня лукаво:

– Оло будет не в чем нас упрекнуть, тем более, у нас есть свидетели.

И подмигнул самым вопиющим образом.

– Мы провели ночь вместе.

– Она еще не закончилась. Дай сюда, – требовательно протянула я ладонь, но зря, совершенно зря.

Кастеллет отпустил мне воздушный поцелуй, будто у Ро только что подсмотрел.

– Это тебе не королевский двор, да? И не библиотека. Тиль, это жизнь – просто принимай как есть. Надо ловить момент, и им жить, потому что это все, что у нас, по сути, есть. Посмотрим…

Внутри что-то щелкнуло.

– Только не сломай! – придвинулась я поближе, мигом забывая все обиды. Он нашел первый секрет! – Пишут, что иногда они самоуничтожаются, если неправильно…

– Нет, эта просто с секретом. Но не одним. Нужен хороший свет, бумага для записей алгоритма, удобный стол… Я ее открою – непременно. Ты знаешь, что внутри?

Я было потянулась забрать мамино имущество, но жених преградил мне дорогу:

– Тебе некуда спрятать – твой корсет не выдержит нагрузки. А у меня нагрудные карманы большие.

Я наморщила нос. Он намеренно дразнит меня! Чак потянулся к своему сюртуку, сложенному в голове. Вытащил, распрямил.

– Отличная вещь, мерчевильские портные знают толк. Смотри.

И продемонстрировал мне хитро закрывающиеся на сплошной замочек два кармана. Потрогала. Один не был пуст. Что-то… круглое, плоское…

– Что там?

– Будешь много знать – скоро состаришься.

– Это же компас королевы Мерче, верно⁈

В свете ларипетры Чак сузил глаза, чем и выдал себя. Я бросилась вперед:

– Ты носил его с собой все время⁈ Ну, дай посмотреть! Это же такой артефакт!

Но вместо сюртука въехала ему только в грудь. Он посмеялся надо мной и любовно поправил снова съехавшую маску.

– Не дам. Все свое ношу с собой – таков девиз профессионального мошенника. Давай спать, трусишка. Завтра большой день.

Я надулась, оставшись ни с чем: мой неуважаемый супруг спрятал шкатулку – достаточно плоскую, чтоб поместиться в карман, но… громоздкую для корсета, увы… Сложил сюртук обратно под голову и улегся на импровизированную подушку, закрыл глаза, как ни в чем ни бывало.

Вот уж правда… Мошенник… Все стырил, еще и идиоткой выставил… Алиса покосилась на меня. Насмешливо и бесшумно высунула язык, подобно подколодке. Покосилась на сияющую ларипетру. Свет ей мешает… Или ему… Скажите, пожалуйста… Я скорбно затолкала кристалл на место и отвернулась к «стенке».

Ничего я не идиотка. Просто надо уснуть. Да. Слишком много событий за раз, вот мозг и не успевает. Я просто дезориентирована – ничего страшного не произошло, несмотря на все предсвадебные обычаи Гудру.

Закрыла глаза.

«Все свое ношу с собой» – хорошая фраза… Надо будет в следующий раз брать серапе и калебас… Привязать его на пояс, что ли… Пояс был бы полезной вещью, если туда же присобачить ларипетру, спрятанную в серебряную оправу…

* * *

Разбудил меня солнечный луч: он настырно лез в щель между шатерными полами. Я потянулась. Обнаружила, что ни красного сюртука, ни его хозяина внутри нет. Выглянула наружу. Зажмурилась. Но, к моей радости, солнце больше не слепило так болезненно, как прежде. Моргая, привыкая к свету, увидела его.

Чак сидел на пригорке., жевал травинку, смотрел в горизонт, за которым поднялось уже солнце и… выглядел непривычно серьезным. Я тихо вылезла, разгладила волосы на ходу, подошла, поинтересовалась из-за плеча.

– Что делаешь?

– Думаю. Люди иногда занимаются таким, знаешь, – он оглянулся и весело подмигнул.

Я замерла, он, пользуясь моим замешательством, легко вскочил на ноги и не менее легко коснулся губами моего лба. Что⁈. Заглянул весело в глаза:

– Как спала, трусишка?

Я заморгала. Поправила маску на всякий случай. Нахмурилась.

– Почему ты называешь меня трусишкой?

– Ну, дознаватель называет же Аврору «заря». Надо ровняться.

– Так то «заря» и то дознаватель! Ты что же, вот это додумался за ним все повторять?

– Не все. Только самое лучшее.

Чак взял меня за руку и потянул вниз, к деревне.

– Вайды уже там. Все ждут только тебя. Готова выйти замуж?

Мне ничего не оставалось, как поджать губы. Выйти замуж. И прыгнуть с обрыва в море. Это ведь легкотня, верно? Это ничего страшного. Мама тоже сделала и одно, и второе.

Мы шли сквозь высокую траву замечательного цвета аспарагуса, гладкую и нежную, как… кожа сирены, чего уж тут душой кривить. Для острова Гудру – самое подходящее сравнение. То ли сегодня росы не было, то ли она уже высохла. Мне было немножко жаль, что на мне высокие топольские сапоги, и я не могу побежать по этому пригорку босиком. Скоро мы выйдем в море, если судьба улыбнется, и тогда никакой травы… Я завороженно касалась ее ладонью.

– Не молчи, Тиль. Хотя бы смотри на меня, как полагается невесте. А не на траву.

Пф-ф! Я расхохоталась и повернула голову к жениху:

– И как полагается невесте смотреть?

– Мы договорились ведь играть влюбленных.

– Ничего мы не договорились!

– Посуди сама… Ро, а значит, и Фарр, уже верят, народ Гудру – тоже. Теперь Ро не будет думать, что я по ней страдаю, Фарр – ревновать, туземцы не станут смотреть косо, и мы легко упорхнем…

Ха. Мотыльки играли с Алисой в догонялки в этой самой траве цвета аспарагуса. И он – настолько же легкомыслен.

– А как же «романтический благородный ореол безответной любви»?

Чак пожал плечами.

– Я подумал, что лучше уж взаимная.

– Взаимная и придуманная – разные вещи.

Вырвав руку, я широкими шагами пошла вниз, пиная траву цвета аспарагуса сапогами. У меня ведь… есть, а у него нет. И как играть? Это не игра! Ни за что!

Кастеллет догнал меня бегом, подхватил на руки, игнорируя, что я вырываюсь, царапаюсь, почти кусаюсь… Перекинул на плечо, смеясь.

– Я был неправ, Тиль. Я был очень неправ.

Опа. Приехали. В тысяче вещей, но что он имеет в виду сейчас?.. Его смех я ощутила всеми органами, будто из его тела вибрация перетекла в мое. Это почти… как говорить с деревьями. Так… куда больше, чем друзья навек даже!

– Когда ты вот так превращаешься в каменную статую, это очень мило. Но и не надейся, что я скажу, в чем и когда. Во всяком случае – не сейчас и не сегодня.

– А как же… «быть честным в браке»? – пискнула я жалобно, болтаясь за его спиной.

– Честность значит не обманывать. Я разве обманываю? Я просто говорю не все.

О, в этом он спец! Я попыталась лягнуться, но держали меня крепко, тогда я затарабанила руками его по спине.

– Тиль, что случилось с той рассудительной и сдержанной девочкой, выросшей во дворце Чудесного Источника?

Я обмякла. У меня не было доводов. Я просто плыла по течению. Среди высокой травы цвета аспарагуса. И мне подмигивали мотыльки и оранжевая летающая ящерица.

– Королева друидов идет! И потомок Сваля!

Кастеллет осторожно спустил меня с плеча и прошептал:

– А вот теперь… притвориться точно придется. Давай руку.

Мы вошли в деревню, всю украшенную причудливыми композициями из ярких оранжевых цветов вроде огромных колосьев. Массангея! Это же бромелиевые, расслабляющие свойства отвара из их растолченных листьев используются в сыворотке правды. Вот, что следует изготовить. В моей семейной жизни сыворотка правды личной не будет. Я лукаво покосилась на Кастеллета, вышагивающего со мной между полунагих туземцев с красноватыми волосами так, будто мы на приеме Исмеи. Ну, или в Золотом доме.