Текст книги "Чудовище маякаи другие хонкаку"

Автор книги: Кейкичи Осака

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Какие прекрасные цветы. Неужели они растут даже в такую холодную погоду?

Мужчина поднял голову.

– Конечно, но только в теплицах аграрного училища, что в городе Б. Вы можете купить их там в субботу вечером. Так, венок готов. С вас шестьдесят сен.[10]10
  Один сен – 1/100 йены. В настоящее время хождения не имеет.


[Закрыть] Благодарю.

Господин Катаяма взял венок, расплатился и вышел из магазина. Ёсиока следовал за ним по пятам, но когда он оглянулся, то увидел, что лицо очаровательной грустной женщины все еще выглядывает из двери. Оказавшись на улице, Ёсиока догнал своего босса и спросил его в растерянности:

– Господин Катаяма, этот человек признался, что бывает в городе Б. каждую субботу после обеда, так почему же мы его не схватили?

– Потому что мы не полиция, – ответил помощник начальника депо. – И не нужно торопить события. Предположим, что мы задержали его, какие убедительные доказательства у нас есть на данном этапе? Конечно, я более чем уверен, что преступник, которого вы преследовали прошлой ночью, это наш торговец. Однако не лучше ли нам подождать несколько дней и поймать его прямо с поличным в субботу вечером, чтобы он не смог отрицать обвинения? Давайте сохранять спокойствие, по крайней мере до субботы, и посвятим наше внимание оставшимся загадкам, которые у нас есть.

И вот группа послушно вернулась в депо.

***

На следующий день господин Катаяма начал расследование в отношении угрюмого отца и грустной дочери из магазина «Дзиппоши», опрашивая всех по соседству.

День за днем они узнавали всё новые и новые факты. Отец и дочь вели затворническую жизнь, и вся семья их состояла из двух человек. Они никогда не жили богато и почти не общались со своими соседями. Дочь звали Тойо, и она требовала к себе внимания. Любопытно, что последние несколько лет она вообще не выходила из дома, и проводила целые дни, разглядывая через полуоткрытую бумажную дверь покупателей, словно кого-то ожидала. Отец же, напротив, очень любил свою дочь и был готов на все ради Тойо. Всякий раз, когда его дочь впадала в истерику, он старался успокоить ее, – даже пускал слезу, – на что больно было смотреть. Истерические припадки дочери участились за прошедшие полгода, но в последний месяц она стала необыкновенно спокойной, когда пела много старомодных популярных песен вроде Катюши или Потонувшего колокола звонким детским голоском и, как будто счастливая, громко и весело разговаривала с отцом. Затем, совсем недавно, внезапно без видимой причины она снова впала в истерику.

Я сам был крайне удивлен тем, насколько тщательным было расследование господина Катаямы. Видите ли, мне самому приходилось часто ходить в этот магазин за покупками. И каждый раз я видел лицо дочери, выглядывающее из-за бумажной двери. Ей бы рассмеяться мне – как бы это сказать? – в искусительной манере с ее круглыми, широко распахнутыми мягкими шелковистыми глазами, но напряженный взгляд проникал прямо в мой разум...

После каждого визита я вспоминал только, как чарующе она выглядела. И ее отец был именно таким, как описывал мистер Катаяма в своих расследованиях. Даже когда он был занят работой, он находил время, чтобы посмотреть на свою дочь любящими глазами и сказать что-то вроде: «Ты простудишься, если оставишь раздвижную дверь открытой» или «Почему бы тебе не поболтать о поездах с этим клиентом?» Я не раз видел, как он нежно заботился о дочери, обращаясь с ней так, словно она могла рассыпаться от одного прикосновения.

Так или иначе, как только господин Катаяма показался удовлетворенным результатами своих поисков, он взял опять тех же подчиненных и полицейского из участка Х. в сосновый лес у изгиба в следующую субботу ночью, точнее рано утром в воскресенье, чтобы схватить отца. Таким образом, восемнадцатого марта, в половине пятого утра, все четверо молча притаились в темноте.

Вскоре после этого, однако, планы господина Катаямы начали рушиться. В четыре сорок две проехал ночной поезд, прошло пять минут, но свиной вор, к их удивлению, так и не появился.

Десять минут. Двадцать минут. Группа продолжала ждать, затаив дыхание, но их добыча не появлялась. Неужели вор стал осторожен из-за того, что случилось в прошлый раз? Наконец мимо прогрохотал Д50-444 во главе грузового поезда.

– ...Хм. Должно быть, он заметил нашу засаду. Придется тогда ехать прямо в «Дзиппошу», – сказал господин Катаяма, поднимаясь в скверном расположении духа.

Группа села на следующий поезд до станции Х., и уже совсем рассвело, когда они пересекли территорию станции по направлению к депо на своем пути в «Дзиппошу». Но тут они заметили Оса-Сена с Траурного Локомотива и его помощника Сугимото, понуро бредущего к ним. И под носом Сугимото сажа была вытерта начисто!

– Это случилось снова.

– Что случилось? – воскликнул господин Катаяма.

– В этот раз я определенно почувствовал что-то. Это было под мостом, примерно в квартале от станции. Женские волосы, которые зацепились за колеса локомотива. Это не свинья...

Группа возложила задачу ареста владельца «Дзиппоши» на полицейского и повернула назад. Им не потребовалось много времени, чтобы добраться до места, где поезд переехал жертву – оно находилось чуть западнее станции Х.

Ранние зеваки уже вовсю ползали по замерзшему мосту и вокруг влажных от мороза рельсов. Когда группе удалось протиснуться сквозь толпу, первое, что им ударило в нос, был зловонных запах крови и плоти. Поодаль лежала голова женщины, представлявшая собой ужасное зрелище – верхняя половина отсутствовала, мозги и оба глаза куда-то отлетели. Сквозь глазницы и дырку в голове они могли видеть железнодорожные пути, покрытые черными пятнами крови. Пока они стояли там, зачарованные ужасной картиной, неумолимая мысль медленно проникла в их головы. Это была Тойо, дочь владельца магазина похоронных принадлежностей.

Мистер Катаяма повел трясущихся спутников дальше по путям. Вид того, что лежало на рельсах, вызвал потоки рвоты.

Им показалось, что они увидели две женские ноги, отрезанные в верхней части бедер, но около восьми или девяти сун в диаметре, толщиной с бревно. Кожа была пепельно-серой, лишенной цвета жизни. Господин Катаяма присел рядом с ними на корточки с бледным лицом, однако не колеблясь ткнул пальцем в кожу. В этом месте образовалось несколько складок, но кожа не поддалась. С озабоченностью на лице господин Катаяма серьезным тоном произнес:

– ...Это не отеки, вызванные порезом. Вы когда-нибудь слышали о том, как паразитный филяриатоз, который блокирует лимфатическую систему, может стать причиной скопления лимфы или как стрептококк, проникнув в ваше тело через небольшую ранку, вызывает отеки?

Он встал.

– Мы должны опустить занавес над этим делом. Кто бы мог подумать, что несколько происшествий с задавленными свиньями закончатся такой трагедией? Я был неосторожен. Девушка почти наверняка покончила с собой. Давайте обсудим всё по дороге в «Дзиппошу». Если этот человек увидит свою любимую дочь мертвой, он сойдет с ума...

И пока все шли, господин Катаяма кратко объяснил последнюю загадку этого странного случая: как его интуиция помогла ему выйти на мотив кражи свиней хозяином «Дзиппоши».

Господин студент, я не знаю, был ли я счастлив оттого, что интуиция господина Катаямы подсказала ему верный путь, но то, что он был прав, вскоре подтвердило предсмертное письмо, найденное судмедэкспертом на теле девушки и адресованное Оса-Сену с Траурного Локомотива.

Письмо девушки... знаете, оно сейчас у меня с собой. Вместо того чтобы слушать от меня объяснение господина Катаямы, вам лучше прочесть письмо. Честно говоря, у меня нет желания цитировать самодовольное объяснение господина Катаямы, оно слишком душераздирающе. Эта история... это ужасно болезненное воспоминание для меня. Это слишком ударило по мне много лет назад. Пожалуйста, прочтите это письмо сами...

Дорогой Оса-Сен.

Меня зовут Тойо, я дочь владельца «Дзиппоши». К тому времени, как вы прочтете это письмо, я уже отправлюсь в такое место, где больше не буду чувствовать себя неловко. Вот почему я могу здесь все написать. Пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я скажу.

С самого рождения я была обречена на несчастную жизнь. У моей семьи не так много денег, поэтому мои родители не смогли сделать меня счастливой, как детей в других семьях.

Четыре года назад, когда мне было девятнадцать лет, в результате несчастного случая я немного поранила ногу. Часто ходить к врачу возможности я не имела. Инфекция попала в рану, и я заразилась болезнью, которая называется «огнем святого Антония». Я пошла к врачу, который вылечил меня, но шесть месяцев назад я снова подхватила похожую болезнь, и мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы оправиться. В результате меня поразил страшный недуг – элефантиаз, от которого ноги пухнут, как у слона, и ужасно болят, и я не могу без мучений смотреть на них. По словам доктора, это не смертельная болезнь, но она на всю жизнь и мне никогда не поправиться. С приходом весны и осени мое состояние ухудшалось.

О, дорогой Оса-Сен.

Какая же я несчастная, что начала проклинать отца и мать за такую судьбу. Но с этого времени мои родители начали лечить меня иначе.

Отец пришел в отчаяние и стал относиться ко мне с любовью. Моя мать каждый день умоляла меня простить ее, как сумасшедшая. И в конце концов с ней это и произошло – она сошла с ума.

Ровно три года назад, холодной и дождливой осенней ночью, сойдя с ума, моя мать убежала из дома, и ее задавило поездом под мостом.

Дорогой Оса-Сен.

Машинистом, который управлял тогда поездом, были вы. Вы были очень добры. Вы поднесли венок из цветов духу моей матери. И вы приходили ко мне домой, чтобы купить венок, когда сбивали какого-нибудь человека. Какое же у вас, должно быть, чистое сердце.

О, мой дорогой Оса-Сен.

С того момента, как я впервые увидела вас в нашем магазине, я почувствовала к вам глубокую любовь. Я не переставая думала о вас. Мой отец в конце концов узнал о моей сердечной болезни. К тому времени я стала для него смыслом жизни, поэтому каждый раз, когда вы приходили за венком, он исполнял заказ особенно тщательно.

Но послушайте, что я вам скажу, мой возлюбленный Оса-Сен.

Мое тело слишком чудовищно, чтобы вы могли приблизиться к нему. Но время шло, и я все больше расстраивалась, впадала в истерику и терзала себя каждый прожитый день. Как часто я боялась расплакаться отцу, что сильно хочу видеть вас, хотя вы приходили всего два или три раза в год. Мой отец больше не мог смотреть на мои страдания, когда я целыми днями выглядывала из подсобки в надежде увидеть вас. Примерно месяц назад мой отец пообещал, что раз в неделю, отправляясь в город Б. за цветами, он будет молиться за меня очень действенному богу. И что, вы думаете, произошло? Этот очень действенный бог посмотрел на меня с неба и сделал так, чтобы я могла видеть вас каждое воскресенье. Вы можете представить себе, как я была счастлива? Дни напролет я пела и весело болтала с отцом...

Но это продолжалось недолго, и в прошлое воскресенье вы не пришли. Отец сказал, что небеса разгневаются, так что он больше не мог молиться, поэтому в тот вечер планировал лишь купить цветы. Я больше не могла себя контролировать и сильно поссорилась с отцом.

О, мой любимый Оса-Сен.

В тот момент я держала в руках сверло, которое используется при изготовлении гробов, и им я случайно убила отца. Мне больше незачем жить. В обнимку с этим письмом я отправляюсь туда, где находится моя мать благодаря вашей заботе. Я оставлю венок из цветов у себя дома, после того, как закончу это письмо. Пожалуйста, повесьте его в кабине своего локомотива в память об одной несчастной девушке.

Тойо из «Дзиппоши», семнадцатого марта (вечер).

...Вы закончили читать письмо? Как здесь написано, к тому времени, когда группа, возглавляемая господином Катаямой, прибыла в «Дзиппошу», тело отца, склонившегося над наполовину готовым гробом, с большим сверлом в животе, воткнутым до самого сердца, уже остыло.

Господин студент, я думаю, теперь вы понимаете, почему я оставил свою работу на железной дороге и почему возвращаюсь каждое восемнадцатое марта, чтобы посетить общественное кладбище в городе Х. Что? Конечно, вы правы... Вы, вероятно, уже некоторое время как догадались, что тот самый Сэндзо Осада, также известный как Оса-Сен с Траурного Локомотива – это я.

Кажется, мой рассказ получился довольно длинным. И, похоже, мы уже подъезжаем к станции Х5.

Ну что ж, позвольте тогда попрощаться с вами.

Призрак каменной стены

1

Сразу к западу от многоквартирного дома в городе N, где жил Ютаро Ёсида, стоял особняк Акимори. Большой, обращенный фасадом на юг, чья серая черепичная крыша, там и сям заросшая лишайником, была едва заметна из окна Ютаро, поскольку вокруг дома росли каштаны и вечнозеленые дубы. Участок при старом доме окружала крепкая стена необычайной высоты для района, приведенного в порядок лишь прошлой зимой. Перед фасадами обоих домов мирно шла с востока на запад дорога шириной в шесть кенов, отделявшая главные ворота особняка от длинного узкого пустыря площадью в триста цубо. К югу от этого заросшего сорняками пустыря на несколько десятков дзё возвышался утес, аккуратно выступавший из белой скалы.

С самого переезда Ютаро Ёсида заинтересовался особняком Акимори. И не столько обликом этого старинного дома, сколько его обитателями. С момента его переезда прошло почти полгода, но, хотя у задней двери, выходившей на тропинку у западной части ограды, иногда появлялась женщина, вероятно, горничная, он ни разу не видел никого, похожего на члена семейства Акимори. Равно как не замечал, чтобы открывались большие, старинные деревянные въездные ворота. Члены семьи явно было затворниками, избегавшими контактов с внешним миром: Ютаро казалось, что Акимори забыты обществом, брошены на этом небольшом холме у подножия горы.

По слухам, семья состояла только из трех человек – отца лет шестидесяти и двоих неженатых сыновей. В обширном особняке жили также управляющий, человек средних лет, его жена, выполнявшая обязанности экономки, и две горничные. Даже те, кто передавал Ютаро эти слухи, сами никогда не видели ни старого хозяина, ни его сыновей. Но без всякого предуведомления и неожиданно для самого Ютаро он попал в центр таинственного и совершенно необъяснимого происшествия, сценой которому послужил особняк Акимори.

Случилось это жарким воскресным днем. В половине второго, едва закончив письмо родным и вспомнив, что почтальон в любой момент может прийти забрать почту второй раз, Ютаро спешно вышел из комнаты. График подобных служб соблюдался неукоснительно, так что, конечно, надежный старый почтальон уже присел у почтового ящика при входе в дом, намереваясь вставить свой ключ. Ютаро подошел к нему, поприветствовал и вручил письмо. Изучая взглядом старого почтальона, изможденного и вспотевшего, он подумал, как жарко и тихо вокруг. Квартал был особенно тихий, даже у самого подножия холмов. Почти никто и никогда не проходил мимо, а теперь, в особенно жаркий день, на дороге шириной в шесть кенов не пробегало и кошки. Спокойствие кругом словно купалось в солнечном свете. И именно в эту минуту разразилась трагедия...

Ютаро с почтальоном внезапно услышали приглушенный крик, донесшийся от особняка Акимори. Они изумленно повернулись и увидели, как в тридцати кенах от дороги рядом с большим, темным комком, валяющимся у входных ворот, стоят двое мужчин в белых кимоно повседневного покроя юката.[11]11
  Традиционная японская одежда, представляющая собой летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки.


[Закрыть] Резко сорвавшись с места, они бросились бежать вдоль высокой каменной стены прочь от места, где стоял Ютаро. Мужчины бежали так близко друг к другу, что, казалось, они в любой момент сольются воедино. Спустя мгновение оба исчезли за углом, где дорога сворачивала в северном направлении. Все это произошло столь внезапно и в целых тридцати кенах, что Ютаро не мог разглядеть убегающих, но уверен был, что они одинакового сложения и одеты в белые юката с черными поясами. Ютаро почувствовал легкое головокружение и повернулся к почтальону. Но старика уже не было возле ящика. Он бежал к особняку Акимори, и Ютаро немедленно последовал за ним. Вскоре оба достигли ворот, где не было уже и следа подозрительных мужчин. Большой темный комок, как они и боялись, оказался жертвой нападения, упавшей лицом на землю, но еще слабо дышавшей. Это была женщина средних лет с бледной шеей. Красная жидкость уже сочилась на асфальт. Почтальон взволнованно присел рядом с ней на корточки, пытаясь оказать первую помощь и указывая подбородком на каменную стену. Он велел Ютаро преследовать тех двоих!

Дорога шириной в шесть кенов плавно изгибалась к северу перед воротами особняка, но у западного угла стены резко сворачивала, как и сама стена. Обогнув угол и уставившись вперед на дорогу, уходившую далеко на север, Ютаро увидел справа длинную каменную стену особняка Акимори, а слева столь же длинную, но куда более низкую стену, защищавшую особняк некоего барона. На всем длинном пути впереди не было ни следа преследуемых, ни места, где можно укрыться!

Вместо двух нападавших Ютаро увидел человека, одетого в костюм западного покроя и несшего черную кожаную сумку. Внешне мужчина был похож на продавца.

– Вы видели двух мужчин, одетых в белые юката и проходивших здесь? – спросил Ютаро.

Мужчина как будто удивился и энергично покачал головой.

– Нет. Что-нибудь случилось?

– Нечто ужасное, – взволнованно воскликнул Ютаро, – кого-то только что убили перед особняком Акимори...

– Что? – Мужчина заметно побледнел. – Убийство? Кто убит?

Ютаро уже бросился обратно к месту преступления, а мужчина побежал за ним. Задыхаясь от быстрого бега, он представился:

– Я... управляющий Акимори... Яити Тогава.

Обогнув угол и завидев ворота, они продолжили бежать, не говоря ни слова. Почтальон, повернувшись к женщине, прижимал носовой платок к ране на ее шее. Мужчина в костюме, только завидев безжизненное лежащее на земле женское тело, тут же закричал:

– А! Сомеко!

Он обезумел от горя.

– Это... моя жена!..

Тогава опустился на колени рядом с ней.

Из-за угла Ютаро мог слышать раздражающий шум уличных музыкантов-тиндонья.[12]12
  Тиндонья – колоритные уличные музыканты, разносившие рекламные листовки.


[Закрыть]

2

Несколькими минутами позднее, полицейский участок N.

Дежурный Хатисука, новобранец, задремал на угнетающей жаре и борется во сне с песчаным человеком. Довольно увлекательное сновидение было прервано ворвавшимся в участок запыхавшимся музыкантом-тиндонья. На спине у него табличка с надписью Café Lupin, на груди колокольчики и барабаны-тайко. Он быстро объяснил, что, когда их группа проходила мимо особняка Акимори, они узнали, что там произошло ужасное убийство на глазах троих озадаченных мужчин. И он тут же бросился сообщить в полицию.

Убийство! Дежурный Хатисука подпрыгнул, как ужаленный. Он взглянул на часы. Без десяти три. Хатисука быстро позвонил в главный полицейский участок и спешно последовал за музыкантом.

Тем временем на месте преступления к троим мужчинам присоединились горничные из особняка Акимори и куча зевак. Ютаро пытался отогнать их, но, завидев дежурного Хатисуку, подошел к нему и протянул окровавленный нож. Он пояснил, что подобрал его примерно в пяти кенах к западу от жертвы, на дороге, у каменной стены.

Дежурный Хатисука немедленно приступил к опросу свидетелей.

– Так вы говорите, что... молодой Ёсида... немедленно бросился отсюда вслед за теми двумя в юката. А господин Тогава в тот момент шел по дороге за углом. И ни следа убийц. Это значит...

Хатисука подошел сам взглянуть на дорогу. Он прикусил губу и нахмурился, оценив глазами длину пути. Его взгляд упал на маленькую деревянную дверь западного входа сразу за западным углом стены особняка Акимори. Он повернулся к свидетелям и мрачно усмехнулся. Ютаро и управляющий Тогава поняли, что на уме у Хатисуки, и дружно кивнули.

– Ужасно, – сказал Тогава с обеспокоенным видом, – похоже, это единственный способ, каким они могли сбежать.

Дежурный Хатисука решительно направился к дверке, открыл ее и зашел во двор особняка. Вскоре он вернулся с видом триумфатора.

– Я так и знал. Там следы!

В этот момент прибыла группа полицейских во главе со старшим сыщиком. Дежурный Хатисука протянул улику, врученную ему Ютаро, и гордо доложил о своем предварительном расследовании. Тут же последовали новые расспросы свидетелей. Жертвой была Сомеко, экономка в особняке Акимори и жена управляющего Яити Тогавы. Что до преступления, Ютаро с почтальоном видели умирающую живой, и, поскольку не было никакого сомнения, что причиной смерти был удар ножом, тело вскоре увезли. Исходя из показаний Ютаро, почтальона и управляющего Тогавы, сыщик решил продолжить изучение следов, обнаруженных дежурным Хатисукой.

Они открыли заднюю калитку и зашли во двор. В пяти кенах направо был вход в кухню. Слева – каменная стена. Несколько правее, за заросшим садом, стоял дом. Виднелась веранда-энгава, через которую и был вход в особняк. Сад был слегка влажным, скорее всего, растения в такую жару поливали. На земле между задней калиткой и кухней виднелось множество следов от ботинок и войлочных сандалий-дзори, оставленных слугами и торговцами. Впрочем, следы, найденные дежурным Хатисукой, резко сворачивали от калитки направо и вели через сад перед домом к входу в особняк. Это были следы садовых сандалий-гэта.[13]13
  Гэта – японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (сверху имеют вид прямоугольников со скругленными вершинами и немного выпуклыми сторонами).


[Закрыть]

Тщательное изучение этих следов показало, что их можно разделить на четыре дорожки, что в свою очередь означало только два варианта: два человека в садовых сандалиях-гэта прошли туда и обратно. Пришли снаружи и вновь удалились? Или вышли наружу и вернулись в дом? На этот вопрос ответить было несложно, ведь в случае сандалий-гэта легко понять, в какую сторону направлены следы. Две пары таких сандалий, прекрасно совпавших со следами на земле, были вскоре найдены перед входом на веранду-энгаву, в том месте, где перед входом в особняк из сада оставляют свою обувь.

Таким образом, под подозрение попали все обитатели особняка Акимори. Полицейские, словно ищейка, взявшая след, активизировались. Старший сыщик оставил дежурного Хатисуку охранять следы и зашел в особняк через веранду-энгаву. Под пристальным наблюдением Ютаро, почтальона и управляющего Тогавы детектив начал опрос всех обитателей особняка.

Старый хозяин, Тацудзо Акимори, отказался отвечать на какие-либо вопросы, сославшись на заболевание, не позволявшему ему выходить наружу. Управляющий и горничные дружно подтвердили его болезнь, поэтому сыщик вызвал сыновей. Увидев их, Ютаро с почтальоном побледнели.

Братья были точно такого же сложения и так же выглядели, и оба носили белые юката с узором кагасури, имитирующим москитов, подпоясанные черными шелковыми лентами. Звали их Хироси и Минору, и им было по двадцать восемь лет.

Братья были близнецами.

На мгновение повисла зловещая тишина. Но почтальон не выдержал и дрожащим голосом вскричал: «Это они!»

Старший сыщик подверг их жесткому допросу. Но близнецы утверждали, что дремали под глицинией на заднем дворе, только что были разбужены и ничего не знают о случившемся. Они отрицали, что связаны с преступлением и что вообще выходили в сад перед домом.

Вновь вызвали обеих горничных. Нацу, старшая из них, заявила, что заботится о старом хозяине, так что едва ли выходила из пристройки сзади и ничего не знает о происходившем в главном доме. Кими, младшая, сказала, что, конечно, молодые хозяева спали под глицинией, но сама она тоже вздремнула часок после полудня, а незадолго до происшествия кто-то позвонил по телефону, и экономка Сомеко попросила ее посмотреть за домом в свое отсутствие. Кими, к сожалению, снова заснула, да и все еще не проснулась до конца.

Показания горничных подмывали алиби близнецов, но куда больше повредило им то, что при каждом упоминании имени Сомеко Тогавы близнецы беспокоились и начинали заикаться, произведя на полицейских дурное впечатление. Старший сыщик послал одного из подчиненных в соответствующий отдел главного полицейского управления, дабы сравнить отпечатки близнецов с найденными на рукоятке орудия убийства.

3

Тем временем дежурный Хатисука, новобранец, которому поручили охранять следы, тайно гордился тем, что в первом же деле об убийстве после поступления на службу оказал такую существенную помощь. Все шло так гладко, что служба казалась ему всего лишь игрой. Он заложил руки за спину и прогуливался туда-сюда вдоль следов, кивая сам себе.

Взглянув на следы ближе, он заметил, что они весьма интересны. Эта мысль бродила в сознании Хатисуки, когда он присел у задней калитки и поднял розовый рекламный листок, раздавленный одной из садовых сандалий-гэта в тот момент, когда их след вел к задней калитке, то есть когда человек, оставивший следы, вышел из сада и наступил на листок, проходя в калитку. Взглянем-ка... Похоже на рекламу кафе. Lupin... Lupin? Кажется, он уже слышал это имя? Хатисука поднялся и увидел горничную Коми, которая вышла из кухни после допроса.

– У меня есть небольшой вопрос, – сказал он. – Где вы забираете газеты и рекламные листовки?

– О, газеты? – Горничная вытерла руки о передник. – Газеты всегда проносят через черный ход сюда, на кухню. Почту тоже. А что до рекламы, то просто приоткрывают ту калитку и бросают ее в сад.

– Ясно. Спасибо.

Дежурный Хатисука кивнул в знак благодарности, но его лицо побледнело, приподнятое настроение словно испарилось. Молодой парень принялся кусать губы и чесать дрожащим пальцем висок. «Странно. Значит, кто-то наступил на листовку, брошенную через заднюю калитку. Это так? Это и случилось? Нет, нет. В этом нет смысла!»

В этот момент старший полицейский сыщик со своими людьми, закончив расследование, в приподнятом настроении вышел из дома, забрав с собой близнецов Хироси и Минору. Дежурный Хатисука, продолжая размышлять над странным фактом, подошел к сыщику.

– Прошу вас, подождите. У меня еще есть некоторые сомнения.

– Что? – наклонился к нему сыщик. – Сомнения? Не время шутить. Все ясно. Специалисты согласны. Отпечатки на рукоятке ножа совпадают с отпечатками Хироси Акимори!

Не имея возможности это опровергнуть, дежурный Хатисука прикусил язык.

Вскоре полицейские покинули особняк. Близнецов Акимори сочли убийцами и решили пока держать в местном полицейском участке. Дело казалось завершенным. Но не для дежурного Хатисука. Вечером, после окончания смены, во время которой он ломал голову над загадкой рекламного листка, он решил вернуться в особняк Акимори. Та горничная, с которой он говорил, увидела, как он снова присел и принялся размышлять в том месте у задней калитки, где был листок с рекламой, раздавленный садовой сандалией-гэта.

Это была реклама Café Lupin, и едва ли можно было сомневаться, что ее бросили здесь музыканты-тиндонья. Значит, сперва тиндонья бросили листок внутрь? Или сперва здесь прошли убийцы? Единственной возможной интерпретацией вставших перед ним фактов было то, что сперва был брошен листок, и только потом там прошли убийцы, случайно наступив на листок садовыми сандалиями-гэта. Точно. Несомненный факт. Значит, музыканты-тиндонья должны были здесь пройти до того, как убийцы вышли через боковую калитку, – и до того, как произошла трагедия. Погоди-ка. Разве так? Этого не может быть – музыканты-тиндонья появились уже после того, как произошло убийство. Ничего не сходится!

Озадаченный Хатисука встал.

Так и есть. Он должен был допросить музыкантов-тиндонья. Возможно, они прошли мимо до того, как было совершено преступление. Маловероятно, но это надлежало тщательно проверить.

Хатисука покинул сад особняка Акимори и направился вдоль каменной стены на восток.

Что, если, как он заподозрил, музыканты-тиндонья бросили внутрь листок уже после преступления? Тогда следы убийц... да, тогда это была ужасающая ловушка.

Хатисука продолжал размышлять. Едва ли он знал, что столкнется с еще одной невозможной проблемой.

Дойдя до места преступления – ворот главного входа в особняк Акимори, он резко остановился. Посмотрел перед собой, покачал головой. Раздраженно прищелкнул языком и продолжил путь. Дойдя до соседнего многоквартирного дома, он зашел и сказал служащему за стойкой:

– Позовите, пожалуйста, Ютаро Ёсиду.

Ютаро, вымученный всеми этими событиями, дремал в своей комнате. Но, быстро собравшись, спустился по лестнице. Увидев лицо Хатисуки, он спросил:

– Что-то еще стряслось?

– Нет, но я хотел бы кое о чем спросить вас. Следуйте за мной, пожалуйста, – сказал полицейский и вышел.

– В чем дело? – спросил Ютаро, последовав за полицейским. Но тот продолжал идти вперед, не проронив ни слова. Дойдя до точки, где он ранее резко остановился, на площадке перед главным входом в особняк Акимори, Хатисука повернулся и произнес:

– Место, где мы стоим сейчас, это место преступления, где лежала жертва, верно?

Ютаро удивился этому неожиданному, но очень банальному вопросу. Он задрожал и кивнул. Хатисука внимательно смотрел на юного Ютаро, словно старался что-то поймать в его взгляде.

– Я верю, что вы честнейший свидетель, но, помнится, вы сказали, что стояли справа от почтового ящика перед входом в ваш дом, когда увидели, что жертва лежит тут, не так ли?

– Да, так и есть, – ответил Ютаро и быстро добавил: – Если думаете, что я лгу, спросите почтальона.

– Хм, так-так. Стало быть, если мы стоим здесь, мы, очевидно, должны видеть почтовый ящик перед входом в ваш дом, так? И что вы теперь скажете?

Ютаро побелел. С места, откуда он смотрел, не было видно никакого почтового ящика! Уличный фонарь, вроде бы стоявший в нескольких кенах впереди ящика, бросал свой мутный свет в темноту раннего вечера, но не было и следа почтового ящика, словно его поглотила каменная стена.

Хатисука положил руку на плечо Ютаро и взволнованно спросил:

– Как же вы это объясните?!

4

Ютаро был застигнут врасплох этим открытием и провел всю ночь, размышляя над ним. Ранним утром его разбудил полицейский. В очень плохом настроении, абсолютно не выспавшись, Ютаро оделся и вышел из комнаты.

– Мне нужна ваша помощь, – необычно дружелюбным тоном сказал полицейский-новичок, когда они подошли к лестнице. – Я тоже не спал эту ночь. Понимаете, я всю ночь думал о тех музыкантах-тиндонья. Об этом пока никто не знает, но я нашел нечто очень странное. Вскоре после преступления эти музыканты-тиндонья бросили рекламный листок, и двое убийц, очевидно, наступили на него своими садовыми сандалиями-гэта. Но отпечатки гэта не могли быть оставлены в момент преступления – их подделали позже, чтобы обвинить близнецов. Ужасный фокус. Не знаю, кто убийцы на самом деле, но это не близнецы Акимори!

Они вышли из дома Ютаро. Полицейский, не обращая внимания на изумление собеседника, вдруг рассердился.

– И никто в участке слушать не хочет, что я говорю. У них есть свидетели, есть улики, а хуже всего, что в ходе допроса в участке они обнаружили, что между близнецами и экономкой была интрижка. Можете представить? Уж не знаю, получала ли женщина деньги за свои «услуги» или же причиной всему были ее собственные странные желания, но, в любом случае, их связь – убедительный мотив для убийства. И еще тот факт, про который мы говорили вчера вечером. Плохо идут дела. Но не думаю, что я потерплю поражение.