Текст книги "У мужчин свои секреты"
Автор книги: Кей Хупер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
– Это то самое устройство, которое эксперты нашли на месте?
– Да. Теперь уже никто не сомневается, что это был поджог.
Вместо того чтобы зажечь свет под потолком салона, Эдам извлек из кармана крошечный потайной фонарик размером не больше авторучки. Включив его, он принялся внимательно рассматривать сквозь прозрачный пластик содержимое пакета.
В пакете лежали почерневшие от огня металлические детали, спутанные провода, куски оплавленной пластмассы.
– У следователя есть кто-нибудь на примете?
Майкл покачал головой.
– Нет. Это дело выделено в отдельное производство, так как все остальные поджоги на нашем участке совершались с помощью бензина и спичек. Тот, кто взорвал магазин на улице Клейборн, проявил гораздо больше изобретательности и технической сметки. Эксперты утверждают, что это сложное взрывное устройство оригинальной конструкции с дистанционным управлением. Или с таймером – этого, к сожалению, установить не удалось. Мы проверяли по компьютеру все случаи нераскрытых поджогов и взрывов,но эти обломки не подходят ни под одно из описаний.
Эдам что-то проворчал.
– Что? – насторожился Майкл. – Тебе это устройство знакомо? Ведь ты, как-никак, специалист по всяким электрическим штукам.
– Нет, оно мне незнакомо, – ответил Эдам, выключая свой фонарик. – Послушай, я точно не могу оставить его у себя хотя бы на сутки?
– Послушай, приятель, я, конечно, твой должник, но не настолько же! – возмутился Майкл. – Я же сказал, если эта история откроется, меня выставят в два счета. Я не хочу рисковать.
– Ладно, не переживай. – Эдам вернул ему пакет. – Как-нибудь обойдусь. Кстати, вот еще что, Майкл, не мог бы ты достать мне копию экспертного заключения?
Майкл застонал.
– Нет, ты точно хочешь моей смерти!
– Просто копию, – продолжал настаивать Эдам. – Ты же можешь ее достать?
– Хорошо, попробую, —неохотно согласился Майкл. – Но я ничего не обещаю.
– Спасибо, дружище.
Майкл, прищурившись, посмотрел на Эдама.
– Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело? Из-за чего весь сыр-бор?
– Одному моему другу, возможно, угрожает опасность. И я хочу исключить любые неожиданности,
– Ты имеешь в виду Рэчел Грант? – Майкл усмехнулся. – Половина мужчин в Ричмонде желали бы иметь такого друга.
Эдам поерзал на сиденье, но сказал только:
– А что ты можешь сказать по этому поводу?
—То есть не думает ли кто-то из наших, что покушение было организовано с целью отправить наследницу на тот свет?
– Да, примерно это я и имел в виду.
– Нет, насколько мне известно. Все считают, что это просто совпадение. А что? Ты знаешь что-нибудь такое, что мы упустили?
– Нет. Я просто спросил.
– Если уж речь зашла о покушениях, – заметил Майкл, – то мне кажется, что жертвой этого несчастного случая должна была стать не Рэчел Грант, а ты. За свою жизнь ты обзавелся изрядным количеством врагов, которые хотели бы тебе отомстить.
– Да, – спокойно согласился Эдам. —Но ведьэто Ричмонд,а не Чикаго, не Лос-Анджелес и неНью-Йорк.
– И все же мне кажется, что один-два твоих приятеля так тебя «любят», что готовы последовать за тобой хоть на Северный полюс.
Эдам медленно повернул голову и уставилсяна Майкла.
– Кого ты имеешь в виду?
– Макса Гэллоуэя. Я видел его буквально на днях. Он – та песчинка, которая может попасть в часовой механизм и вывести его из строя. Или, вернее, не песчинка, а нечто более увесистое. И опасное.
– Что Макс делает в Ричмонде? Что он задумал?
– Честно говоря, не знаю. Но готов поставить свой последний доллар, что ничего хорошего.
– А ты можешь это выяснить?
– Вряд ли. Мы можем взять его за бока, только если он нарушит закон. Но он, похоже, не собирается предпринимать ничего такого. Полиции Ричмонда Макс, во всяком случае, неизвестен. Один я знаю, что это за фрукт, потому что когда-то я работал в Калифорнии и в Чикаго.
– Может быть, стоит предупредить копов?
– Возможно, я так и поступлю. Но до тех пор, Эдам, я рекомендую тебе почаще оглядываться. Гэллоуэй никогда не скрывал, что ненавидит тебя. Не исключено, что он приехал в Ричмонд, чтобы, наконец, поквитаться с тобой.
Эдам ничего не ответил, но когда он выходил из машины, лампочка под потолком осветила его лицо. Оно было спокойным, хотя и бледным.
– Спасибо, что дал мне взглянуть на вещественное доказательство, – сказал он, придерживая дверцу. – Когда достанешь заключение экспертов – позвони. Я буду ждать.
– Дай мне несколько дней, – попросил Майкл.
– Хорошо. – Эдам захлопнул дверцу.
Не тратя времени даром, Майкл включил передачу и отъехал. Когда красные тормозные огни его машины в последний раз мелькнули вдали и пропали за углом, Эдам зашагал в противоположном направлении. Ночная прохлада, которую он неожиданно почувствовал, заставила его поднять воротник куртки. Улица, по которой он шел, была пустынна, хотя из расположенной неподалеку «Старой таверны» доносились нестройные пьяные крики. Это, да еще шорох его шагов и шелесч газетных обрывков, которые тащил по асфальту порывистый северный ветер, были единственными звуками, нарушавшими ночную тишину.
Макс Гэллоуэй.
Что это – случай? Паутина, сплетенная богинями судьбы? Тяготеющее над ним проклятие? Как еще объяснить, что его злейший враг появился в Ричмонде именно сейчас, когда столько поставлено на карту?
Как давно Макс в Ричмонде? Что он делает? Наблюдает? Выжидает? Или уже действует?
Эдам покачал головой и невольно ускорил шаг. Насколько он знал своего врага, Макс Гэллоуэй никогда не отличался терпением. Прежде Эдам просто не позволял ему подойти к себе достаточно близко, чтобы нанести удар, но теперь, когда он вынужден был делить свое внимание между безопасностью Рэчел и собственными проблемами, его бдительность неизбежно должна была ослабеть. И Макс мог воспользоваться первой же представившейся ему возможностью.
Стало быть, ему тоже грозит опасность. И не только ему, но и Рэчел…
Эдам машинально поднял руку, чтобы потрогать под рубашкой золотой медальон. Но это прикосновение лишь усилило его тревогу.
Макс Гэллоуэй.
Рэчел.
Господи Иисусе!..
Эдам Делафилд бросился бежать.
Выйдя из ванной комнаты, Рэчел опустила полотенце и тряхнула влажными волосами. И остолбенела. На мгновение ей показалось, что она снова почувствовала ускользающе тонкий запах одеколона Томаса.
«Опять мое дурацкое воображение разыгралось», – подумала Рэчел, но эта мысль ее не успокоила.
Сев перед зеркалом, Рэчел стала приводить себя в порядок, однако движения ее были автоматическими и, глядя на себя в зеркало, она почти ничего не видела. Почудившийся ей запах снова пробудил в ней воспоминания, совладать с которыми было нелегко. Ну разве могла она не вспомнить, как Том добродушно поддразнивал ее тем, что туалетная вода, которую она подарила ему и которая потом так нравилась ей самой, была той, что усиленно рекламировалась по телевизору. В рекламе утверждалось, что каждая женщина «мечтает о том, чтобы от ее мужчины пахло морскими просторами», и Том говорил, что, когда одеколон кончится, ему придется бросить летать и пойти матросом на нефтеналивной танкер или на какую-нибудь пропахшую сырой рыбой посудину. Теперь-то Рэчел понимала, что сам Том никогда не купил бы себе ничего подобного, однако ради нее он постоянно пользовался именно этой водой. Томас… Он любил писать ей записки и делать маленькие подарки, которые прятал здесь же, в доме или в саду, а потом заставлял искать, счастливо смеясь всякий раз, когда она их находила. Он нашептывал ей на ухо горячие слова любви, и Рэчел чувствовала, как ее охватывает сладкая истома. Он рассказывал Рэчел об их долгой и счастливой жизни, которую Том обещал ей в самом ближайшем будущем.
Но и это обещание он не сумел сдержать. Когда эта мысль пришла ей в голову, Рэчел неожиданно почувствовала такое острое разочарование, что ее грезы прервались сами собой, и она в мгновение ока вернулась из сладостного прошлого в одинокое воскресное утро, которое она не знала, чем занять.
Посмотрев на себя в зеркало, Рэчел увидела, что ее щеки мокры от слез.
«Этого еще не хватало!»
Разозлившись на себя, она схватила со столика салфетку и поспешно вытерла глаза.
Да, Том не сумел сдержать свое обещание, и не только то, которое он дал ей, отправляясь в свой последний полет. Часто бывало, что, пообещав ей что-то под влиянием минутного настроения, порыва, простой прихоти, он впоследствии оказывался не в состоянии сдержать слово. Когда это случалось, Том всегда искренне сожалел и горячо извинялся, и Рэчел вполне мирилась с этой особенностью его характера, но сейчас ей совершенно неожиданно пришло в голову, что из Тома вряд ли бы вышел идеальный муж.
Это соображение снова расстроило ее, и она поспешила занять себя чем-нибудь, чтобы отогнать непрошеные мысли. Рэчел поднялась, подошла к стенному шкафу и стала одеваться. Она уже повернулась, чтобы выйти из спальни, когда вдруг заметила розу. Цветок лежал на ее подушке. Роза была такая свежая, что на желтых матовых лепестках еще блестели капли росы.
Сначала Рэчел не удивилась. Она всегда любила розы, особенно – желтые. Лишь когда она взяла цветок в руку и поднесла к носу, чтобы вдохнуть сладкий, легкий аромат, Рэчел неожиданно поняла, насколько все это странно. Откуда здесь взялась эта роза? Час назад, когда она пошла в ванную комнату, никакой розы здесь не было – в этом Рэчел была совершенно уверена. Значит, пока она принимала душ, кто-то заходил к ней в спальню. Но кто?
Она посмотрела на часы. Вряд ли это был Кэмерон – как все артистические натуры, дядя Рэчел любил поспать подольше, особенно в выходные. Фиона? Тоже нет. По самому складу своего характера старая экономка вряд ли была способна на подобное проявление сентиментальности. Кроме того, в саду не было ни одного куста желтых роз, а представить себе Фиону, едущую за цветами в Ричмонд, Рэчел не могла при всем желании.
Значит, в спальне побывал кто-то чужой. Но кто?
Только после обеда Рэчел сумела заставить себя засесть за разборку отцовских бумаг. Откровенно говоря, этой работе она предпочла бы любую другую, однако сознание того, что кто-то пытается запугать или даже убить ее, пугало Рэчел даже больше, чем перспектива остаться один на один с памятью отца.
По крайней мере она надеялась, что страх поможет ей справиться с болью.
В первый час она, однако, занималась в основном тем, что доставала из верхних ящиков стола их содержимое и аккуратно раскладывала по столешнице. В одной кучке оказалось несколько перекидных календарей за разные годы, которые Рэчел собиралась просмотреть позднее. Рядом она сложила личные письма, однако пока читать их не стала. Карандаши, ручки, скрепки для бумаг и прочие канцелярские принадлежности она сметала в картонную коробку, чтобы отдать их Фионе – пусть разберется и выбросит все ненужное или испорченное. Отдельно Рэчел положила карточки из плотной бумаги, на которых рукой ее отца были сделаны разнообразные пометки, не всегда понятные ей или просто загадочные. В последней маленькой стопке лежала деловая корреспонденция, не имевшая отношения к компании.
Среди бумаг Рэчел увидела две крошечные записные книжки. В них подробно, с указанием дат, были расписаны все вклады и снятия денежных сумм с личного номерного счета Дункана Гранта.
Счет был открыт в одном из швейцарских банков в Женеве.
Открыв одну из записных книжек, Рэчел стала медленно ее перелистывать. Руки ее дрожали.
Счет был открыт ее отцом больше двадцати лет назад. С тех пор отец регулярно пополнял его или, наоборот, снимал со счета определенные суммы. Некоторые из них были совсем маленькими. Некоторые, наоборот, были представлены шести– или семизначными цифрами.
Миллионы! Миллионы проходили через этот секретный счет.
Когда первое потрясение прошло, Рэчел разыскала в кипе канцелярских принадлежностей чистый блокнот и заточенный карандаш и принялась за вычисления. Ей потребовалось всего полчаса, чтобы заметить, что в том, как пополнялся или худел счет, была своя система.
В первые пять лет Дункан Грант только клал деньги в банк. Когда же общая сумма вклада превысила десять миллионов долларов, он впервые снял со счета пятьсот тысяч долларов.
Впоследствии, примерно один или два раза в год, Дункан Грант снимал со счета энную сумму, однако пополняя его затем в один или несколько приемов. Например, взяв со счета двести тысяч, он в тот же год вносил миллион, или, наоборот, сняв два миллиона, клал только пятьсот тысяч, да и то не сразу, а частями. Несмотря на это, общая сумма вклада год от года почти не менялась, колеблясь в районе двенадцати миллионов, хотя, после особенно крупных вкладов, она подскакивала до пятнадцати или, напротив, после снятия значительных сумм со счета падала до семи миллионов.
Иными словами, сумма снятых отцом денег всегда в конечном итоге оказывалась равна сумме возвращенных.
Некоторое время спустя Рэчел выяснила, что, кроме дат, каждая финансовая операция сопровождалась коротеньким комментарием, часто представлявшим собой лишь несколько цифр и букв. Последних было строго по две, и Рэчел поняла, что это могут быть только инициалы. Тогда, взяв наугад одно из самых крупных изъятий, помеченных инициалами О. X., Рэчел проследила несколько последовавших вкладов, помеченных теми же буквами, и путем простейших арифметических подсчетов обнаружила, что обе суммы равны.
– Займы! – прошептала она. – Личные займы!
У нее в руках была секретная бухгалтерия отца, подробнейший реестр всех денежных сумм, которые он давал в долг тем или иным людям. Впрочем, сам Дункан Грант наверняка предпочитал называть их инвестициями, которые он осуществлял сам, без всякой бумажной волокиты. И лишь врожденная аккуратность и привычка к порядку побудила его заносить приход и расход в свои записные книжки.
«Дункан Грант никогда не вел дел подобным образом», – вспомнила Рэчел слова Грэма Беккета. Ее отец действительно никогда бы не стал рисковать средствами основанной им компании. Но, как видно, когда дело касалось его личных сбережений, Дункану Гранту было вполне достаточно честного слова и нескольких строк в записной книжке.
Очевидно, он давал в долг только тем, в ком у него не было оснований сомневаться.
Потрясенная, Рэчел взялась за вторую записную книжку и сразу нашла то, что искала. Вот они – три миллиона, выданные пять лет назад некоему Э. Д. Эти инициалы больше нигде не встречались, но Рэчел теперь знала – почему. Долг в три миллиона не был возвращен.
Значит, Эдам сказал ей правду.
Если, конечно, он тот, за кого себя выдает.
«Но я верю ему! – сказала себе Рэчел. – Разумеется, верю. И вовсе не потому, что он похож на Тома…»
И все же сомнения не оставляли ее. Казалось, они еще больше усилились после того, как Рэчел отыскала эти записные книжки.
Внезапно новая мысль поразила ее, и, склонившись над блокнотом, Рэчел начала лихорадочно подсчитывать и вычислять.
Результат этих вычислений вызвал у нее легкое головокружение.
Если не считать трех миллионов, выданных якобы Эдаму, Рэчел обнаружила еще три займа, которые до сих пор не были возвращены. Один из них был сравнительно небольшим – всего сто пятьдесят тысяч долларов. Два других были огромными – полтора и пять миллионов.
Они были помечены инициалами Р. Ш., Л. М. и. Дж. У., причем последний, самый большой, был выдан ее отцом всего за несколько месяцев до гибели.
Значит, поняла Рэчел, существовало еще по меньшей мере три человека, которым ее отец помогал. И они до сих пор не вернули ему деньги. С другой стороны, Рэчел не было известно, когда должники должны были расплачиваться. Эдам получил свой беспроцентный кредит на пять лет; судя по записям, некоторые, особенно крупные ссуды, также выдавались Дунканом на срок в пять лет или около того. Возможно, что эти три займа должны быть возвращены через годы.
Разумеется, это не объясняло, почему должники отца не поспешили сообщить ей о полученных от Дункана суммах, как сделал это Эдам.
Рэчел предвидела, разумеется, что скажет по этому поводу Грэм. Он скажет, что эти трое злоупотребили доверием ее отца, что они не объявляются в надежде, что Рэчел никогда не узнает о полученных ими суммах.
Но у нее не было даже намерения что-либо рассказывать адвокату.
Это решение пришло к ней просто и естественно.
Рэчел считала, что раз ее отец ничего не сообщил адвокату об этой своей деятельности, значит, он так хотел. На протяжении двух десятков лет Дункан Грант помогал, как мог, таким людям, как Эдам, – людям, которым нужны были большие суммы наличными, чтобы осуществить свои планы, – и если он предпочитал делать это тайно, то она тем более не имеет права никому об этом рассказывать.
Грэм Беккет, несомненно, назвал бы такой подход неразумным.
Но сама Рэчел так не считала.
Она не знала, права она или нет, но, как бы там ни было, решение ничего не говорить адвокату об отцовской тайне не вызывало в ней ни неловкости, ни тревоги. Другое не давало Рэчел покоя – она совершенно не представляла, как ей быть дальше.
Придвинув к себе блокнот и записные книжки, она вновь принялась за вычисления. Результат ее ошеломил, хотя, казалось, она уже должна была перестать удивляться. Даже за вычетом еще не возвращенных займов, включая три миллиона Эдама, на счету оставалось чуть больше восьми миллионов долларов. И она не видела никакой возможности забрать их оттуда.
– О, боже, папа! Что же мне теперь делать?! – воскликнула она вслух.
Это был настоящий крик души. Рэчел достаточно хорошо разбиралась в финансах, чтобы понять: личные финансовые операции отца, хоть и были направлены на благородные цели, оставались не вполне законными. Восемь миллионов, которые он держал в Швейцарии, не были даже включены в общую сумму наследства, хотя в завещание, насколько она помнила, и была вставлена довольно туманная фраза насчет того, что «любые вклады в любых финансовых учреждениях, не имеющие отношения к деятельности компании „Дункан и Росс Инвестиции Лтд.“, должны быть переданы моей дочери Рэчел Грант».
Или что-то в этом роде.
Тогда Рэчел приняла эту фразу за пустую формальность, но теперь она поняла, что отец вписал ее в трастовый договор не просто так.
Значит, эти деньги принадлежат ей – по крайней мере формально. Но откуда они взялись, были ли они нажиты законным путем, как получить их с секретного счета в Швейцарии?
Нет, определенно в ближайшее время ей придете нанести конфиденциальный визит специалисту по налогам и наследованию.
Но тут Рэчел пришло в голову, что с этой проблемой можно будет разобраться потом – после того, как она официально вступит во владение той частью наследства, которая не вызывала столько вопросов и сомнений, Если только ей дадут это сделать. Если ее не убьют раньше.
Это волновало ее теперь больше всего. Снова и снова Рэчел спрашивала себя, может ли оказаться так, что за этими таинственными инициалами скрывается человек, который хочет с ней разделаться, потому что ему не хочется возвращать свой долг.
Сначала она думала, что только пятимиллионный заем может служить действительно веской причиной для убийства, но, поразмыслив как следует, Рэчел поняла, что это вовсе не обязательно. Даже ста пятидесяти тысяч долларов для некоторых людей могло оказаться достаточно, чтобы решиться на преступление.
Дрожащими пальцами Рэчел обвела карандашом инициалы Р. Ш., Л. М. и Дж. У.
Рэчел понятия не имела, кто скрывается за этими инициалами. Одно было ей ясно: с ее смертью эти люди ничего не теряли. Но приобретали многое.
Рэчел с силой толкнула калитку и невольно поморщилась, когда ржавые петли пронзительно взвизгнули. За воротами начиналась тропа, терявшаяся в близком лесу, и она пошлапо ней, стараясь не обращать внимания на сырой туман, клубившийся под ногами и поднимавшийся все выше.
Вокруг было очень тихо.
И темно.
И страшно.
И все же Рэчел чувствовала себя почти счастливой. На шее у нее снова висел золотой медальон, который она когда-то подарила Томасу. На внутренней поверхности его крышки был изображен святой Христофор, и она надеялась, что он сумеет уберечь Тома от опасности.
Святой ее подвел, но сейчас это почему-то не имело никакого значения.
Рэчел быстро шла по тропе, не замечая ни сырости, ни холода. Взгляд ее был устремлен на опушку леса, где уже виднелась темная фигура.
Когда она приблизилась, ожидавший ее человек шагнул вперед, и она разглядела его широкие плечи и светлые волосы. Он протягивал к ней руки и улыбался, и Рэчел с радостным смехом бросилась вперед.
Но вот она увидела его лицо и остановилась как вкопанная.
Его лицо напоминало маску, потрескавшуюся фарфоровую маску, в темных, пустых глазницах которой клубилась тьма. Голос, донесшийся из прорези рта, тоже был незнакомым, хриплым.
– Не доверяй ему, Рэчел. Не доверяй!
Фарфоровая маска разваливалась. Из пустых глазниц выползали слепые желтые черви.
Тогда Рэчел закричала.
Эдам резко сел на кровати. Пронзительный крик ужаса застрял у него в горле, он чувствовал, что задыхается, но не мог сделать ни глотка воздуха. Сердце отчаянно стучало в груди, а кровь в ушах ревела, словно горный поток.
Но в комнате было тихо, темно, и постепенно он успокоился.
Медленно опустив голову на подушку, Эдам сжал в кулаке висевший на груди медальон.
– О боже, Рэчел!.. – прошептал он.
