Текст книги "Ничего интересного"

Автор книги: Кевин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Почему она вдруг захотела прийти к детям? Почему, если семейный ужин на выходных действительно так важен, она навестила их сегодня? Может, она всегда так вела себя, выступала разведчиком, прежде чем Джаспер отправлялся в бой? Может, всю свою жизнь она выступала впереди кого-то, потому что знала, что бессмертна, что ее никто не тронет? Я понимала, что так думать нехорошо: естественно, у Мэдисон были свои больные места. Ее отец настоящий мерзавец, мне ли не знать. Братья никогда ее не уважали. Она не стала президентом Соединенных Штатов Америки. Я постаралась вызвать в себе нежность к ней, и это не составило большого труда.

– Тимоти, – обратилась Мэдисон к сыну, – это твоя сестра, Бесси, и твой брат, Роланд.

– Сводная сестра, – уточнила Бесси.

– Конечно, – согласилась Мэдисон, – но я думаю, Тимоти будет проще, если мы будем звать вас просто братом и сестрой.

– Хорошо, – пожала плечами Бесси, но я видела, что ей важно было отметить эту грань.

– Привет, – сказал Роланд Тимоти, и тот спрятался за спиной матери, но в конце концов ответил:

– Привет.

И все было хорошо.

Мэдисон предложила нам лимонад, и мы все взяли по стакану. Он был холодный и сладкий. Дети пили, как будто умирали от жажды, проливая лимонад на рубашки.

– Ты учишь их играть в баскетбол? – спросила меня Мэдисон, и было неясно, считает она это хорошей идеей или нет.

– Пытаюсь, – ответила я. – У них получается.

– И сегодня все было… хорошо? – поинтересовалась Мэдисон, и, конечно, я поняла, о чем она.

Я знала, что она имела в виду. Она спрашивала: эти дети, теперь мои подопечные, загорались сегодня или нет? Сожгли что-нибудь дотла? Они демоны? Они представляют для меня опасность? Они помешают Джасперу стать госсекретарем?

Я не знала, как именно ответить на эти вопросы: слишком много всего. Так что просто кивнула.

– Все хорошо, – сказала я, как будто это что-то проясняло.

– Отлично, – ответила Мэдисон. Она как будто порвала обертку подарка, увидела, что внутри, и перешла к следующей коробке.

Мэдисон нарядилась во что-то обтягивающее и эластичное, похожее на форму конькобежца или велосипедиста. Честно говоря, выглядело это довольно вызывающе, хотя, вполне возможно, так казалось только мне.

– Ты занималась спортом? – спросила я.

– Аэробикой в спортзале. А потом Тимоти сказал, что вы тут, и я подумала: почему бы к вам не спуститься?

– Привет, Тимоти, – сказала я, и мальчик помахал рукой – будь это кто-то другой, я заподозрила бы его в снисходительности…

– Лилиан очень хорошо играет в баскетбол, – поведал Роланд.

– Это правда, – согласилась Мэдисон, и от этих слов по мне пробежала легкая дрожь.

– А ты хорошо играешь в баскетбол? – поинтересовалась у нее Бесси.

– Очень, – ответила она, ни секунды не медля.

– Лучше, чем Лилиан? – спросил Роланд.

– У нас разные техники, – сказала Мэдисон, и даже мне, взрослой, этот ответ показался недостаточным.

– Сыграйте матч, – предложила Бесси, но я покачала головой:

– У Мэдисон много дел.

– Ничего, – улыбнулась она. – Я не против.

– Но нам с вами пора заниматься, ребята, да? – напомнила я.

Не знаю, почему я не хотела с ней играть. Ладно, черт, знаю. Я не хотела проиграть на глазах у детей. Я не хотела, чтобы они любили ее больше, чем меня.

– Не пора, – хором заныли близнецы.

Мэдисон забрала у меня мяч и пару раз ударила об пол:

– Будет весело. Давай!

Я попыталась вспомнить хоть один случай, когда я отказала Мэдисон. Такого не случая было.

– Ну хорошо, – сдалась я. – Давай быструю игру.

– Тимоти, – сказала Мэдисон, – иди сядь на трибуны с Роландом и Бесси.

По виду ее сына можно было подумать, что его попросили сесть на муравейник, но он послушался. Бесси и Роланд сели на краю трибун, в полном восхищении от того, что сейчас увидят баскетбольный матч, прямо здесь, как будто этот вид спорта изобрели пятнадцать минут назад.

– Хочешь размяться? – спросила я, но Мэдисон покачала головой:

– Я готова. Играем до десяти.

Она передала мяч мне и встала наизготовку. Она позволила мне закинуть мяч в корзину, как будто брала на слабо, чтобы увидеть, на что я способна. А может, подумала я, ведя мяч перед собой, хотела, чтобы я атаковала, и возвышалась надо мной в зоне защиты. Я сделала ложный выпад, но Мэдисон и бровью не повела, только снова встала в позицию. Я сделала подачу и поняла, что она идеальна, едва выпустила мяч из руки. Он безмятежно упал в корзину.

– Черт, вот это да! – прокричал Роланд.

– Не ругайся при Тимоти, – сказала я, и Мэдисон кивнула, одобряя и мой упрек, и мой бросок.

Она догнала мяч и подала обратно мне. Один – ноль. На этот раз она играла ближе, длинные руки мелькали передо мной, пальцы чуть подрагивали. Я отступила, сделала бросок, и мяч снова упал в корзину, задев только сетку.

– Ура! – воскликнул Роланд.

– Хороший бросок, – сказала Мэдисон.

Я не ответила. Мое сердце билось как бешеное. Я обожала играть. Даже в юношеской лиге, с девушками моложе меня, но и вполовину не такими умелыми; даже с мужчинами, которые соглашались со мной сразиться; неважно, в каких условиях, – мое сердце начинало колотиться. Как будто я не могла поверить, что мне это позволено, как будто это в последний раз. И я обожала это чувство.

На этот раз Мэдисон подошла совсем близко, и я увела мяч подальше от нее. Это не помогло – она с легкостью следовала за мной, не отставая. Я сделала ложный выпад, бросок, и Мэдисон, даже не подпрыгнув особо, задела мяч кончиками пальцев, сбив траекторию. Тот ударился о кольцо и отскочил. В два шага Мэдисон перехватила его и понеслась. Я опустилась, согнула колени, расставила руки. Она проскочила мимо, ударив мне в плечо так, что я закрутилась на месте, и сделала бросок в прыжке, мяч отскочил от кольца и упал в корзину.

– Ура, – тоненько пискнул Тимоти, и Роланд с Бесси повернулись и нахмурились.

– Отлично, – сказала я.

– Повезло, – признала Мэдисон. – Ты не растеряла хватку.

– И ты тоже.

– Мы жжем.

– Да, – согласилась я.

И она проскочила мимо меня, как чертова газель, и подпрыгнула так высоко, что на секунду я подумала: будет данк. Она сделала бросок из-под корзины, и на этот раз все трое детей хором воскликнули:

– О-о-о-о!

Я покраснела, немного разозлившись. И только поймав мяч после двухочкового, глядя в глаза Мэдисон, я поняла: мы действительно играем. Это матч. И одна из нас победит, а другая проиграет. И я хотела победить. Я правда хотела победить.

Так оно и продолжалось, очко за очком. Мне в общем удавались подачи, к корзине было не подойти. Мэдисон пользовалась своим ростом, вынуждая меня готовиться к атаке, а сама кручеными бросками с прыжком забрасывала мяч за мячом. За весь матч разница была не больше двух очков. Дети упоенно следили за нами. Тимоти подвинулся ближе к брату и сестре, убедившись, что они не собираются его есть или, боже упаси, пачкать ему штанишки.

Ничья, девять – девять, и я только что поймала мяч после того, как подача Мэдисон отскочила от корзины.

– Дьявол, – пробормотала она.

Мы к этому времени были разгоряченные, вспотевшие: Мэдисон потому, что перед этим плотно занималась аэробикой, а я потому, что вообще-то не тренировалась с тех пор, как переехала в поместье. Я повела мяч, пытаясь разглядеть дыру в защите, руки как будто стали резиновыми. Мэдисон стояла передо мной наготове.

– Давай же, Лилиан, – напряженно сказала Бесси. Она втянулась в игру сильнее, чем мне хотелось.

Я взглянула на детей.

– Глубокий вдох, – напомнила я им: как бы они не загорелись от возбуждения.

От этих слов Мэдисон бросила нервный взгляд на Тимоти. И если бы в этот миг я пошла на корзину, забила бы без труда, но я дала ей собраться. Повела, прокрутила мой любимый маневр с шагом назад и сделала бросок, тут же осознав, что он не удастся. Побежала к корзине. Мэдисон, почувствовав давление, развернулась и тоже побежала. И, как я и думала, мяч отскочил от кольца и прыгнул на площадку. Я почти дотянулась до него, когда что-то твердое врезалось мне в лицо. Казалось, из глаз посыпались искры, острая боль разлилась в голове.

– Ох, черт! – вырвалось у меня.

Я прижала ладонь к левому глазу и услышала, как Мэдисон вторит:

– Ох, черт, прости!

Я стояла, прижав к глазу ладонь, как будто могла запихнуть боль обратно. Но это не сработало. Когда боль наконец превратилась в пульсирующее давление, с которым можно было справиться, я посмотрела на Мэдисон, которая держала мяч.

– Что случилось? – спросила я.

– Она тебя в лицо ударила, – доложила Бесси, – локтем.

– Случайно, конечно, – заметила Мэдисон. – Черт, ты меня прости, Лилиан.

– Как на вид, все плохо? – спросила я, и Мэдисон немедленно закивала.

– Да, боюсь, плоховато.

– Это нечестно! – сказал Роланд, но я отмахнулась.

– Она случайно, – кивнула я в сторону Мэдисон. Но я помнила, как она играла в школе: небрежно, безо всяких усилий, пока не нарастало давление. Тогда она начинала распускать локти, не стеснялась играть грязно ради победы.

– Это из-за роста, – объяснила она, начиная вести мяч. – Ты у меня прямо под локтем.

– Ничего, – сказала я, прощупывая лицо вокруг глаза и морщась. Мне не хотелось ее убить, но ужасно хотелось выиграть.

– Я могу отдать мяч, – сказала она. – Если хочешь, зачтем это нарушением.

Ух, нет, может, я все-таки была готова ее убить, но что мне оставалось? Дети смотрели. Это просто игра.

– Да нет, ты поймала мяч от корзины. Давай.

Я уперлась кроссовками в пол, сильно, зная, что Мэдисон загонит меня к корзине, чтобы измотать, чтобы понять, что со мной можно сделать. Она стояла на трехочковой линии и, пожав плечами, начала вести. А потом, как из ружья, выстрелила идеальной подачей, издалека, намного дальше, чем ей обычно удавалось. И все. Мэдисон победила. Я проиграла. Я играла хорошо, но она лучше.

– Ура, мамочка, – сказал Тимоти, и на этот раз Роланд и Бесси вовсе не выглядели сердитыми. Они выглядели расстроенными. Пораженными. Как будто надеялись на что-то другое, а теперь им было стыдно, что они вообще надеялись. Мне был знаком этот взгляд. Это чувство. И мне больно было знать, что его вызвала я.

– Нужно приложить лед, – заметила Мэдисон.

– У нас в доме есть, – ответила я. – Схожу за ним.

– Синяк все равно будет приличный. Прости еще раз.

– Ничего. Баскетбол есть баскетбол. Отличный бросок, кстати.

– Поверить не могу, что я попала.

– А я могу.

Я повернулась к Роланду и Бесси:

– Ну что, дети, пойдем перекусим.

– У тебя правда большой синяк, – сказал Роланд.

– Ничего, пройдет, – успокоила его я.

– Тимоти, – обратилась к сыну Мэдисон, – попрощайся с Бесси и Роландом.

– Пока, – пробормотал он, и близнецы угрюмо помахали ему руками.

– Увидимся через пару дней на ужине, – сказала Мэдисон. – А потом мы с тобой, Лилиан, как-нибудь вечером посидим вдвоем, выпьем.

– Отличная мысль, – процедила я сквозь зубы. Голова была в тумане.

Они пошли обратно в дом, и мы смотрели им вслед, а потом Бесси подняла мяч, начала вести и посмотрела на меня.

– Как сделать так, чтобы он проскакивал между ног?

– Тренироваться. Нужно, как это сказать, обеими руками направлять мяч куда нужно, поджать колени.

– Я тоже так смогу? – допытывалась она. – Научишь меня?

– Конечно.

Бесси посмотрела на корзину, как будто это был горный хребет, как будто воздух там был разреженный. Она взвесила мяч, переложила его из руки в руку, а потом вдруг сделала довольно неуклюжую подачу. Движение было резким, как будто в три этапа, но, как ни поразительно, мяч долетел до корзины, на край кольца. Он подпрыгнул, потом еще, и еще, и еще, и мне оставалось только молиться – «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста». Наконец мяч упал в корзину. Я давно не видела такого везения. И меня охватило настоящее счастье, радость за Бесси, потому что я знала, каково это – когда такой бросок получается, когда ты получаешь то, о чем просил. Как редко это случается в жизни.

– Офигеть, Бесси! – завопил Роланд. – Это же потрясающе!

– Хорошо получилось, Лилиан? – спросила меня Бесси.

– Получилось потрясающе.

– Думаю, мне нравится баскетбол, – сказала она без улыбки, даже немного сердито, как будто принимала на себя древнее проклятие.

– А мне не очень, – признался Роланд, – но это ничего.

– Идем домой, – предложила я. – У нас занятия.

Дети застонали, но я видела, что они не очень-то расстроены. Я видела, что они позволят мне о них заботиться, что я могу заставить их делать то, что им не нравится, и они не будут возражать. Потому что кто еще у них был, кроме меня?

Восемь

На следующий день тоже обошлось без возгораний. Мы глубоко дышали, занимались йогой по кассете, которую Карл оставил у нас на пороге, а теперь уселись за уроки в гостиной. Дети открыли тетради, приготовили карандаши, и я чувствовала себя зверьком, которого вот-вот переедет трактор, или как будто на Землю летит метеорит и знаю об этом только я. Я так думала, что раз хорошо училась, то и учить мне будет легко. Но чтобы учить, нужно готовиться. Сначала нужно вызубрить урок, а потом передать другим. Вот только у меня не было на это времени. Ночью дети спали рядом, хлеща меня руками и ногами, пока им снились кошмары приемлемого уровня ужаса. Когда мне было готовиться? Пришлось импровизировать.

Прошлым вечером мой глаз, теперь ярко-фиолетовый, распух так, что смотреть через него было нельзя – спасибо разгульному локтю Мэдисон. А ведь другая половина моего лица, которую расцарапала в бассейне Бесси, только-только начала заживать. Дети всё спрашивали меня про фингал, просили потрогать его, как будто я не провела последние несколько часов, не отрывая от него пакет со льдом. Их, видимо, интриговала моя боль, то, как безропотно я ее терпела. Кажется, им нравилось, что я не плакала. У меня появились боевые шрамы, а на их коже даже огонь не оставлял следов.

Тем утром я посмотрела в зеркало – выглядел синяк ужасно, расплылся почти по всему лбу. Пока мы занимались дыхательной гимнастикой, я время от времени поглядывала на детей, а они, не стесняясь, глазели на мою рану, не переставая успокаивающе дышать.

Мы начали с истории Теннесси, потому что мне хотелось учить их чему-то, связанному с их жизнью, чтобы не было ощущения, что мы выполняем указания кого-то «главного». Но я уже начала скучать по этому «главному», всегда такому уверенному, даже когда – особенно когда – дела идут хуже некуда.

– Итак, – сказала я, постукивая по прохладной маленькой классной доске – такие, наверное, могли бы висеть в крошечной школе в прерии, – давайте вспомним о знаменитых жителях Теннесси, а затем сходим в библиотеку и узнаем о них побольше.

Хочу отметить: да, интернет существовал. У Мэдисон в особняке он был. Но я ничего о нем не знала. Однажды, в гостях у парня, который иногда приглашал меня покурить травку, я ждала минут тридцать, чтобы распечатать тексты песен Wu-Tang Clan. Я, честно говоря, понятия не имела, зачем еще нужен интернет.

Но у нас была библиотека, путешествие туда – возможность удержать внимание детей.

– Кто из известных людей родом из Теннесси? – спросила я.

Бесси и Роланд просто пожали плечами.

– Вы не знаете никого родом из Теннесси? – удивилась я, а потом попыталась вспомнить, знаю ли я сама кого-нибудь известного родом из Теннесси. Я знала, что профессиональный борец Джимми Вэлиант был родом из моего города, потому что какой-то парень из «Все по девяносто девять» постоянно об этом говорил. Но его, мне кажется, нельзя считать достаточно известным.

– Ну, наш отец, – предложил Роланд.

Я побледнела, очень заметно.

– Еще кто-нибудь, – сказала я.

– Мы не знаем, – процедила Бесси, опять раздосадованная необходимостью в этом признаться. Она помолчала, глубоко вздохнула – в этот миг я очень ею гордилась. Девочка заглянула в свой блокнот, размышляя, и вдруг воскликнула: – Ой, я знаю!

– Ну? – с любопытством спросил Роланд.

– Долли Партон^[10]!

– Охренеть, – сказала я. – Ой, в смысле, извини, но да, это прекрасно. Долли Партон идеальна.

– Мама давала нам слушать ее песни, – поведал мне Роланд. – «Джолин».

– «С девяти до пяти», – продолжила Бесси.

Я задумалась: Долливуд, «Острова в океане», ее тело^[11]. Ничем лучшим Теннесси похвастаться не мог. Она на голову опережала всех соперников. Боже ты мой, я о ней даже не вспомнила, а Бесси попала в точку с первой попытки.

– Она лучше всех, – сказала я. – Отлично, запишем. Посмотрим, сможем ли мы найти ее биографию в библиотеке.

– Кто еще? – спросил Роланд, теперь полный энтузиазма, как будто это была новая игра.

– Ну, – сказала я, – может быть, Даниэль Бун^[12]? Нет, подожди, Дэви Крокетт^[13].

– Тот, который в енотовой шапке? – уточнила Бесси. – Мама тоже нам ставила песню про него^[14].

– Да, он самый. Кажется, он из Теннесси. Посмотрим.

На полках стоял ряд энциклопедий, так что я достала один из томов (от «И» до «К») и пролистала его.

– Супер, да, он родился в графстве Грин, штат Теннесси. Добавьте его в список.

– Кто еще? – жадно спросил Роланд, прямо бездонная бочка какая-то. Но уверенность вернулась ко мне. Я поймала волну.

– Так, вроде бы Элвин Йорк^[15], – предположила я. Недалеко от Нэшвилла есть больница или что-то вроде того, названная в его честь. Один из маминых хахалей заставил нас смотреть фильм с Джимми Стюартом или Гэри Купером – каким-то красивым мужчиной, идеально подходящим на роль папы. – Он участвовал в одной из мировых войн, кажется во Второй. Убил много немцев. Да, как-то так. Кучу народу поубивал.

– О-о! Я напишу доклад про него, – решил Роланд.

– Хорошо, замечательно. Бесси, ты напишешь доклад о Долли Партон, я проведу небольшое исследование о Дэви Крокетте, а ты, Роланд, – у тебя сержант Йорк. Как вам такой расклад?

– Очень круто, – сказала Бесси.

Как ни странно, несмотря на то, что этими детьми так долго пренебрегали, они были умными, очень быстро соображали. Стоило только объяснить, и они знали, что делать.

– Так мы пойдем в библиотеку? – спросил Роланд.

– И купим мороженое? – подхватила Бесси.

– Ну, сначала надо посоветоваться с Карлом, – сказала я, и дети застонали, трагически рухнув на диван.

Я подошла к телефону и набрала номер. Не успел прозвучать первый гудок, как Карл уже ответил:

– Да?

– Это Лилиан.

– Да, я знаю. В чем дело?

– О, да ни в чем. Просто хотела услышать твой голос, – сказала я, чисто постебаться.

– Лилиан, что тебе нужно?

– Ты занят?

– Так, очевидно, ничего не случилось, так что я вешаю…

– Нам нужно в город, – наконец сказала я. – В библиотеку.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Так что, мы никогда не покинем поместье? Нельзя так жить, понимаешь?

– Господи Иисусе! – Карл повысил голос, но, не успев даже закончить предложение, невероятным усилием воли вернул его в норму. – Они здесь и недели не провели. Ты ведешь себя так, будто это захват заложников или что-то в этом роде.

– Ну, для них это примерно то же, – ответила я, понизив голос, чтобы дети не услышали. – Чем дольше мы держим их взаперти, тем больше они будут чувствовать себя уродцами, как будто мы их прячем.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – повторил Карл.

– Карл, я все время буду с ними.

– Если они пойдут, – проговорил он, – если они пойдут, то только с нами обоими.

– Хорошо, – согласилась я.

– Я поговорю с сенатором Робертсом, – наконец сдался Карл.

– Разве он не занят?

– Занят. У него очень много дел, и он будет, мягко говоря, не в восторге, если его потревожить.

– Так спроси Мэдисон, – предложила я, и Карл надолго замолчал. – Ты же знаешь, что я права, – продолжила я. – Ты прекрасно это знаешь, Карл. – Ладно, – сказал он наконец. – Я тебе перезвоню.

Я повернулась к детям.

– Он сказал, может быть! – доложила я с наигранной веселостью, как будто мой бодрый настрой мог на что-то повлиять.

– Ура! – закричали дети. – Мы идем в библиотеку!

– Может быть! – повторила я, на этот раз натужно улыбаясь, как будто находилась под дулом пистолета, но не подавала виду.

Десять минут спустя, когда дети, странным образом извиваясь, как будто безуспешно пытались изобразить лунную походку, бегали по комнате, зазвонил телефон. Карл.

– Ну хорошо, – сказал он. – Можем сходить. Я сейчас к вам подойду – хочу кое-что попробовать.

– Давай, ждем!

Я страшно разволновалась. Получив возможность покинуть поместье, я наконец осознала, как много времени провела здесь безвылазно, как мне тут надоело. Дети по-прежнему будут со мной, и по-прежнему могут загореться, но вокруг меня будет огромное пространство, чтобы убежать и спрятаться от последствий.

– Мы идем в библиотеку! – сообщила я, и дети снова исполнили свой странный извивающийся танец. Интересно, их так научили? Сказали, что так люди танцуют?

Когда появился Карл, мы все были одеты и собраны, ужасные волосы детей причесаны и уложены, как будто они собирались выступить в качестве группы, исполняющей кавер-версии песен «Дюран Дюран». Я попыталась замазать синяк тональником, но от этого стало только хуже: казалось, будто я нарисовала себе фингал. Пришлось все стереть, что было чертовски больно.

– Господи боже, – сказал Карл, увидев меня. – Что с тобой? – Он быстро перевел взгляд на детей: – Что с ней? – Он ни секунды не сомневался, что дело в них.

– Мэдисон ее ударила! – доложил Роланд.

– Баскетбол, – пояснила я. – Все нормально.

– Миссис Робертс играет на победу, – признался Карл, словно все вопросы относительно моего разбитого лица были сняты. – Ты прикладывала лед?

Я только поморщилась.

В руках у Карла было гигантское черное ведро.

– Что это? – спросила я, меняя тему, и Бесси крикнула:

– Это мороженое!

– Нет, – ответил Карл с такой болью на лице, как будто эти дикие дети прямо сейчас наносили ему ужасную травму на всю жизнь. – Это не мороженое. Почему вы решили, что это мороженое?

– Оно в большом ведре, – объяснил Роланд.

– Я, ну, обещала им, что будет мороженое, – призналась я.

– Ну, это не мороженое. Простите.

– Что тогда? – спросила я.

– Это огнеустойчивый гель, – сказал он. – Помнишь? Мы это обсуждали?

– А-а, – вспомнила я. – Большое ведро.

– Пришлось купить оптом, – сказал он. – У меня еще шесть ведер по пять галлонов в гараже. Так что лучше ему сработать.

Карл открыл ведро, и мы все заглянули внутрь, словно там хранилась душа какого-то древнего короля. Но ничего захватывающего внутри не оказалось. Просто большое ведро геля. По правде говоря, он был похож на сперму. Или на большое ведро, я не знаю, слюней. Суть в том, что выглядело это мерзко. И этим нам предстояло обмазать детей.

Карл набрал немного на указательный палец, а затем щелкнул зажигалкой, пламя выскочило сантиметров на пять. Он сначала поднес палец к пламени, а затем сунул его прямо в огонь, секунды на три.

– Ничего, – сказал он. – Гель хороший.

– Пахнет странно, – пробормотала Бесси, зажав нос.

На самом деле гель пах эвкалиптом, но настолько сильно, что внушал опасения.

– Итак, – произнес Карл. – Я поговорил со своим приятелем, и он сказал, что его надо просто нанести прямо на кожу и гель заработает, и да, он уверяет, что это безопасно. Видимо, нам придется наносить его несколько раз в день.

– Видимо? – повторила я. – Ты не знаешь точно?

– Ну, – раздраженно сказал Карл, – я же не мог объяснить другу настоящую причину, по которой нам нужен гель? А каскадеры не разгуливают в нем целыми днями. Они наносят гель для конкретной сцены, конкретного кадра. Но, да, в основном это вода и масло чайного дерева с какими-то особыми добавками. Думаю, он безопасен.

– Почему мы об этом разговариваем? – спросила Бесси, медленно отступая от ведра.

– Это для вас, ребята, – сказала я, – чтобы помочь вам сдержаться.

Я старалась не произносить при детях слова «огонь» или «загораться». Я называла это «сдерживаться».

– Почему нельзя просто продолжать дышать? – спросила она.

– Это дополнительная мера безопасности, – ответил Карл, и я взмолилась, чтобы этот зануда заткнулся уже. Он не помогал. – Это такой план Б, понимаете?

– Я не хочу им мазаться, – заявила Бесси.

– А как насчет одежды пожарных? – спросила я Карла.

– Ты о номексе? Его я еще жду.

– Почему так долго?

– Во-первых, прошло всего несколько дней, понятно, Лилиан? И ты думаешь, его так легко раздобыть? Думаешь, такую форму детских размеров продают в «Уолмарте»? Для крошечных пожарных? Одежду нужно перешивать. Это сложно. Я подхожу к делу настолько творчески, насколько могу.

Карл и правда выглядел измученным, волосы лежали как попало. Я подняла руки в знак примирения:

– Хорошо-хорошо. Прости. Мы благодарны за все, что ты делаешь.

– Спасибо.

– Так, ребята, – сказала я. – Давайте просто попробуем, хорошо? В качестве научного эксперимента. Будем считать это сегодняшним уроком.

– Ты первая, – сказала Бесси.

– Ко… конечно, – согласилась я, не готовая к такому повороту событий, но делая вид, что все по плану. – Конечно, я первая.

Я посмотрела на Карла, и тот немного покраснел. Затем опустил руку в ведро и резко вздохнул.

– Холодный, – проворчал он.

Гель был странный, вязкий, и Карл начал наносить его мне на руку. Было холодно, так странно холодно, что отчасти даже приятно. Карл покрыл гелем мою руку, затем другую.

– Ноги будем мазать? – спросил он, и я покачала головой:

– Мне достаточно.

Карл поднял зажигалку и снова зажег пламя:

– Не дергайся, хорошо? Это не больно.

Он поднес огонь прямо к моей руке, и секунду я была уверена, что моя кожа горит, что я горю, но стиснула зубы и поняла, что нет, все в порядке. Я не горела. И хотя прошло всего несколько секунд, это было удивительно, как будто ничто не могло причинить мне боль. Дети, когда горели, чувствовали себя именно так? Я понятия не имела, но мне хотелось, чтобы это ощущение продолжалось вечно.

Когда Карл выключил зажигалку, я посмотрела на Бесси и Роланда, показывая, что со мной все в порядке:

– Видите, все супер. Нет, ну правда, очень классно. И он холодный. В такую жаркую погоду приятно.

Роланд протянул руки.

– Похоже на слизь, – восторженно сказал он. – Какая гадость!

Карл чуть ухмыльнулся и опустил руки в ведро. Он намазал Роланда, а я Бесси, руки и ноги.

– Холодно! – вскрикнул мальчик.

Закончив процедуру, мы уставились на детей. Они выглядели очень странно, словно сквозь ребят пронесся призрак и оставил на них след.

– Не сказать… чтобы идеально, – признался Карл.

– Может, он немного подсохнет? – с надеждой сказала я. – И будет не такой… мерцающий?

– Что-то я в этом сомневаюсь, – вздохнул он. – Но пойдем. Раньше сядешь, раньше выйдешь.

Я сидела на заднем сиденье с Бесси и Роландом. Мы подложили полотенца, чтобы дети не испачкали гелем машину. Карл вез нас в публичную библиотеку. Хотя дети все уши прожужжали мне о том, как хотят выбраться наконец из поместья, они сидели молча, прижавшись к окнам, как будто их чем-то накачали.

Когда мы остановились на парковке, Бесси спросила:

– Что если у них нет книги, которую мы ищем?

– Она есть, – заверила я.

– Может, лучше тебе сходить вместо нас, – сказала она, откидываясь на спинку сиденья.

– Я не против, – ответил Карл. – Скажите, какие вам нужны книги, и я их достану.

– Нет, – возразила я. – Зачем мы вообще тогда поехали?

– Я не хочу туда идти, – призналась Бесси. – Все будут на нас пялиться.

– Никто не будет на вас пялиться. Бесси, – сказала я.

– Будут. Все подумают, что мы странные.

– Ну правда, Бесси! Людей волнуют только они сами. Они ничего не замечают. Они никогда не смотрят ни на что интересное – только на себя.

– Ты уверена?

– Честное слово! – Я надеялась, что права.

– Ну хорошо, – сказал Карл. – Идем.

Мы вошли в библиотеку, где гудел кондиционер. В будний день, да еще утром, народу было мало. Библиотекарь, старик с толстыми очками и очень милой улыбкой, обнажившей кривые зубы, помахал нам. Бесси подозрительно нахмурилась, но Роланд сказал: «Привет!» Через несколько секунд мы прошли мимо старушки со стопкой книг в руках. «Привет!» – снова сказал Роланд, и она кивнула. В детской зоне сидела малышка с мамой, и Роланд и ей сказал: «Привет!» Малышка посмотрела на него с недоумением, но мама поздоровалась в ответ.

Карл поморщился:

– Роланд, не обязательно говорить «привет» каждому встречному, хорошо?

– Не путай его, Карл, – сказала я. – Все хорошо, Роланд. Здоровайся с кем хочешь.

– И буду! – Роланд посмотрел через плечо на Карла и скорчил рожицу.

Мы подошли к компьютеру и вбили поиск. Карл направился с Роландом в одну секцию библиотеки, а мы с Бесси – в другую.

– Я чувствую себя странно, – призналась Бесси. – Кожа странная. Противно.

– А мне даже нравится, – сказала я, глядя на руки.

– Давай просто уйдем отсюда, – попросила она, но я подтолкнула ее к стеллажу, и мы обследовали полки, пока не нашли книгу «Долли: Моя жизнь и другие неоконченные дела». Долли была похожа на добрую ведьму, которая наверняка запросто сокрушала всех злых королев своей добротой.

– Вроде неплохо, – сказала Бесси, листая страницы, чуть успокоившись. Но как только она снова посмотрела на меня, беспокойство к ней вернулось: – Может, мы уже пойдем?

– Хорошо-хорошо, – согласилась я. – Давай найдем Карла и твоего брата.

Как только я это сказала, Карл материализовался. Его рука была прочно закреплена на плече Роланда. Роланд держал в руках две книги о сержанте Йорке.

– Думаю, нам хватит, – сказал Карл.

– Хорошо, – ответила я. – Пойдем их выписывать.

– Подожди, – спохватился он. – У тебя есть читательский билет?

– Какой билет? – моргнула я. – Нет. У меня его нет. Я здесь даже не живу.

– Ну, у меня тоже нет, – сказал Карл. – У меня нет читательского билета.

– Карл, почему у тебя нет читательского билета? – медленно спросила я.

– Потому что, – ответил он, сохраняя спокойствие, – я не люблю одалживать вещи. Мне нравится, когда они мои. Мне нравится владеть ими. Поэтому я не пользуюсь библиотекой. Я просто покупаю то, что хочу.

– Ну, тогда получи билет сейчас. Зарегистрируйся.

– Там нужно подтверждение адреса – письмо, например.

– А у тебя есть?

– Есть ли у меня письмо с моим адресом? С собой? Ты серьезно?

– Но почему ты не подумал об этом до того, как мы приехали? – спросила я.

– Хватит ссориться, – сказал Роланд. – Просто спросите библиотекаря, вдруг можно их одолжить.

– Нам нужен билет, – ответила я, и теперь мне казалось, что мы застряли в тылу врага с важными документами под полой. Как в кино. Зачем я это сделала? Почему нельзя было убрать книги и вернуться в другой раз? Почему нельзя было вести себя как нормальные люди вместо того, чтобы шептаться за стеллажом, поблескивая огнеустойчивым гелем?

– Так и знала, не стоило приходить, – сказала Бесси.

Было странно смотреть, как этот ребенок, который запросто кусал незнакомцев, который казался таким обозленным, превращается в человека, который боится окружающего мира. Мне хотелось, чтобы она загорелась, выпрыгнула в окно. С этим, думала я, я бы справилась. И с последствиями тоже. А вот утешать я не умела.