Текст книги "Пурпурное сердце"
Автор книги: Кэтрин Райан Хайд
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Глава сорок седьмая
Уолтер
А сейчас я должен уйти. Прощайте.
Глава сорок восьмая
Майкл
Майкл собирается медленно, плохо соображая, усилием воли заставляя двигаться свои руки.
Он одевается в костюм, позаимствованный в гардеробе Эндрю.
Рукава слишком длинные, поэтому он стоит перед зеркалом, пробуя держать руки согнутыми в локтях, складывая их на груди, так чтобы рукава казались короче.
Он причесывается перед зеркалом, разглядывает свое лицо так, словно перед ним незнакомец. Под глазами круги. Он выглядит старым. Уставшим.
Он находит Мэри Энн в ее спальне, где она мастерит прическу, словно это имеет какое-то значение.
Он обнимает ее сзади. Смотрит на ее отражение в зеркале. Она не смотрит на себя. Уронив голову ему на плечо, она крепко зажмуривается.
– Слава богу, что ты здесь, Майкл. Не знаю, как бы я справилась без тебя.
– У тебя все будет хорошо. У нас обоих.
– Я знаю, – говорит она. – Но пока мне очень плохо.
– Хочешь, я поведу машину?
– Нет, не стоит. Роб заедет за нами.
– Ты шутишь.
– Нет, он сам настоял на этом.
– Я даже не знал, что он был так близок с Эндрю. Приехать из Далласа на похороны…
– Думаю, дело не только в Эндрю. Он хочет увидеть тебя.
* * *
Майкл сидит на заднем сиденье машины, взятой Робби напрокат, и смотрит Мэри Энн в затылок.
Она протягивает ему руку, и Майкл держит ее. Потом отстегивает ремень безопасности и наклоняется вперед, чтобы поцеловать ее в волосы.
Робби краем глаза следит за ними.
Майкл откидывается назад. Встречается с ним взглядом в зеркале заднего вида.
– Выходит, Робби, ты не стал хозяином магазина?
– Простите?
– «Кроули и сыновья». Ты не взял его. Мэри Энн говорит, что ты брокер.
– Я работал в магазине до самой смерти отца, – говорит Робби. – И на следующий же день после того, как его не стало, поместил объявление о продаже.
Майкл отмечает, что он сказал «отца». Не «моего отца». Просто «отца». Это, пожалуй, хороший признак, и большего от него сейчас нельзя требовать.
* * *
Он пропускает Мэри Энн в дверь церкви, поддерживая ее под руки. Большинство родных и друзей уже прибыли.
Они опоздали, хотя это и неважно.
Пока они идут к гробу, к ней тянутся руки соболезнующих.
Майкл пытается разглядеть лица окружающих. Он не знает, кто эти люди. А они не знают, кто он, это очевидно. Но он-то может прожить, так и не узнав, кто они, а они, кажется, лопаются от любопытства.
Гроб открытый. Никакой лжи, никаких секретов.
Эндрю выглядит каким-то ненастоящим, слишком красивым, от этого становится как-то не по себе.
Майкл наблюдает за Мэри Энн, но она не плачет. Потом. Она заплачет, когда будет готова к этому.
Она целует в лоб тело, которое некогда было Эндрю.
Выдержав паузу и убедившись, что уже не мешает их прощанию, Майкл тоже целует его в лоб.
– Прощай, дружище, – шепчет он в тишине.
Хотелось бы ему знать, слышит ли его Эндрю, станет ли он спорить с тем, что его назвали дружищем? Или смирится?
* * *
На кладбище нещадно палит солнце, и Майкл ослабляет узел галстука. Стоять на такой жаре в темном костюме равносильно пытке.
Мэри Энн сжимает его правую руку. Робби где-то в стороне, он не смотрит на Майкла, и Майкл думает, что ему тоже следует проявлять подобную учтивость.
Священник читает слова молитвы, пока гроб опускают в землю.
Он не слышит их. И даже не пытается.
Мэри Энн вдруг покачивается и медленно оседает.
Майкл подхватывает ее. Оглядываясь по сторонам, ищет, куда бы ее посадить. Спрятать от солнца. Но ничего не видно. Ничем нельзя помочь.
– Прислонись ко мне, – шепчет он, что она и делает.
Он чуть шире расставляет ноги, чтобы удерживать ее вес.
Капли пота стекают по его лицу и шее, его начинает мутить. Слишком жарко, слишком тяжело, слишком много всего. Минуты тянутся, словно недели.
Взглядом он отыскивает Робби в толпе, пытается мысленно отвлечься. Представить его мальчиком, стоящим на перроне вокзала.
Что ты думал, когда я уезжал, Робби? Ты никогда не говорил об этом.
Робби встречается с ним взглядом, словно Майкл думает слишком громко. Майкл вежливо улыбается и смотрит в сторону.
* * *
После похорон в доме Мэри Энн собираются гости. Майкл никого из них не знает. Только Мэри Энн и Робби.
Он старается быть рядом с Мэри Энн, чтобы в любой момент прийти на помощь.
Гостям, похоже, интересно, кто он и почему выступает в роли организатора, но никто не решается спросить напрямую, а Мэри Энн не поощряет всеобщее любопытство и молчит.
Каждый раз, когда Майкл смотрит на Робби, который сидит в самом углу гостиной, тот обязательно перехватывает его взгляд. Наконец он подходит к нему и садится рядом.
– Привет, – говорит Майкл.
– Привет.
Неловкое молчание.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось взять на себя магазин.
– Ты был не виноват.
Майкл полагает, что смысл его слов такой: «Тебя это не касается. Ты тут ни при чем».
Но Робби вдруг говорит:
– Вот если бы ты вернулся с войны и потом сорвался в Калифорнию, чтобы снимать мультики, тогда бы я обиделся. А так… Нельзя же обвинять человека в том, что он погиб.
– Еще как можно. Так часто бывает.
– Только не со мной. Единственное, что я не могу забыть… – Он замолкает. – Ладно, не обращай внимания. Это не важно.
– Продолжай, – говорит Майкл. – Облегчи душу. Робби вздыхает.
– Не знаю, задумывался ли ты когда-нибудь о хронологии событий, но мне пришлось столкнуться с войной слишком поздно. Был уже 1945 год, когда меня призвали. Так что на войне я пробыл всего пару месяцев. Времени маловато, чтобы успеть в очереди на смерть. Хотя что я говорю. Бывало, ребята годами воевали без единой царапины, а некоторые так погибали в первый же день. Просто кажется, что чем дольше ты на войне, тем меньше случайностей. Как бы то ни было, не моя вина в том, что я был молод и пропустил большую часть войны. Но потом я пришел домой… И у мамы была такая скорбь в глазах… Она, конечно, обняла меня, обрадовалась, поблагодарила Господа, но все равно в ее глазах было что-то такое…
Робби, кажется, становится трудно говорить, поэтому Майкл заканчивает его мысль.
– В смысле, почему ты, а не Уолтер?
– Выходит, ты не отрицаешь, что она любила тебя больше.
– Не могу отрицать, нет.
Какое-то время они сидят молча. Майкл думает о том, стоит ли ему извиниться, и если да, то как это сделать. Трудно просить прощения за то, что совершил кто-то другой.
Он бросает взгляд на Робби и видит, что тот сломлен. Но это, может, и неплохо. Необходимо сначала сломать что-то, чтобы потом выстроить заново. Мотоцикл, здание, человека.
– Знаешь, Робби, когда ты отправился на войну в сорок пятом, я был там с тобой.
Робби тяжело заглатывает воздух. Он хочет что-то сказать, открывает рот, но не издает ни звука. Майкл видит, что у него дрожат губы. И он готов заплакать.
– Я это знал, – говорит Робби. Но это звучит так робко, что ему приходится сделать глубокий вдох и попытаться повторить. Слезы прорвались наружу. – Я это знал. Это был мой секрет. Один из тех секретов, что навсегда остаются с тобой. Никто и никогда не должен их знать. Я думал об этом в последние несколько дней. Если Уолтер смог сделать это тогда, то может сделать это и сейчас.
– Поэтому ты проделал такой долгий путь?
– Отчасти да. Наверное, я бы в любом случае приехал, из-за Мэри Энн. Я люблю ее. – Робби вытирает лицо носовым платком. – Черт. Ненавижу плакать на людях. Ненавижу.
Майкл обнимает его за плечи.
– Ну, смотри на это иначе, Робби. Ты же на похоронах.
Робби оглядывается по сторонам, словно пытаясь убедить себя в том, что его поведение соответствует моменту. – Хорошо ты мне подсказал, спасибо. Извини, что я раньше был так неприветлив.
– Да ладно, все в порядке. Ты всегда был таким со мной.
Одно мгновение – и они оба прыскают со смеху. Вот теперь их поведение действительно вызывает недоумение присутствующих.
– Извини, – говорит Майкл. – Ты ведь понимаешь, о чем речь.
– Да. У нас в семье не принято было проявлять эмоции.
– Может, мы еще можем это исправить.
– Как? Кто из нашей семьи еще остался?
– Мы, – отвечает Майкл.
Робби кивает головой. Смотрит вокруг. Высмаркивается. Потом опять переводит взгляд на Майкла и три раза подряд кивает головой, теперь уже гораздо увереннее.
* * *
Когда уходят последние гости, Майкл помогает Мэри Энн прибраться. Они не говорят о своей утрате. Они просто вместе – люди, потерявшие близких.
Они просто моют посуду.
Уже готовясь ко сну, Мэри Энн говорит:
– Ужасно, что ты спишь на этом диване. Он такой неудобный. А кровать такая большая. Ты ведь правильно меня понял?
– Да, – говорит он. – Я думаю, теперь мы можем думать об этом.
Он спит рядом с ней в пижаме Эндрю, как будто так и заведено.
Во сне он видит себя у постели Эндрю в больнице.
Эндрю улыбается ему, чего никогда не было в реальной жизни. Во всяком случае, в этой жизни.
– Я хочу, чтобы ты позаботился о ней, – говорит он.
Майкл утвердительно кивает.
– Она сильная женщина, Эндрю. И ей не нужно, чтобы о ней кто-то заботился. Она сильнее, чем мы оба, вместе взятые.
Эндрю соглашается.
– Ты прав. В этом моя самая большая ошибка по отношению к ней.
– Она простит тебя.
Потом он проваливается в бессвязные сны, которые ничего не значат, кроме того, что они существуют. Просто сны.
Глава сорок девятая
Мэри Энн
Она звонит знакомому риэлтору в Оушн-сити, который помогает ей снять квартиру рядом с океаном. Как для временного проживания, меблировка вполне подходящая. Она вряд ли поселится здесь навсегда, но на какое-то время эта квартира станет ее домом.
Майкл остается, чтобы помочь ей упаковаться.
Подготовка к переезду занимает пять дней.
Скопившийся за долгие годы скарб можно поместить на склад или продать и раздать. Большая его часть – хлам. Вещи, с которыми Эндрю никак не мог расстаться. Будь ее воля, от них бы и следа в доме не осталось. Она легко расстается с вещами.
Майкл нагружает свой пикап вещами, которые он хочет забрать к себе домой. Инструменты из гаража, садовые принадлежности, несколько старых костюмов Эндрю, которые были малы ему. Фотографию Уолтера и Эндрю, сделанную в Атлантик-сити.
Фотографию Мэри Энн на выпускном балу.
Это фото она не видела много лет. Сегодня они просто наткнулись на него. Собственно, это лишь половинка фотографии. Только она, а Уолтер отрезан. Фотография пожелтевшая, с оторванным уголком.
– Такое впечатление, что она прошла войну, – говорит Мэри Энн, глядя на фотографию.
– Так и есть, – отвечает Майкл.
Он рассказывает ей, что это фото было в кармане Уолтера, когда он умирал. Она хочет знать, почему Уолтер отрезал свое изображение, но Майкл умалчивает об этом. Он просто говорит: «Ты же знаешь Уолтера. Знаешь, каким он был».
Потом они находят новые сокровища. Фотографию молодого безумца и старой дуры на недостроенном крыльце. Оба в грязи, машинном масле, в каких-то лохмотьях.
Он возражает, когда она отдает ему фотографию, но она заверяет, что у нее сохранился негатив.
В конце концов он берет все, что она ему предлагает.
Но даже и после того, как все вещи уложены в коробки и готовы к переезду, она никак не может успокоиться, поскольку не находит то, что так долго искала.
«Пурпурное сердце» Уолтера.
Почти пять дней они старательно избегали говорить на эту тему. Наконец он не выдерживает и спрашивает о нем.
– Если бы ты нашла в себе силы расстаться с ним, для меня это было бы очень важным. Впервые за сорок лет я не боюсь взглянуть на него.
Она вынуждена признаться, что не находит его. Странно, но нигде, кроме как в доме, оно не могло находиться. Прямо-таки мистика. Она обещает, что если найдет его при распаковке вещей, то обязательно вышлет ему.
Он сидит, уставившись на ее фото, хотя оба знают, что пора ехать.
– Позволь, я дам тебе совет насчет этой фотографии, – говорит она. – Убери ее подальше в ящик и смотри на нее только в особых случаях. А иначе она утратит свое значение. Ты перестанешь ее замечать.
Он улыбается и прячет фото в карман рубашки. Она провожает его к машине.
– Ты уедешь прямо сейчас? – спрашивает он.
– Да, как только провожу тебя.
Он кивает головой, но не двигается с места.
– Ты прощаешь его? – спрашивает он.
– Кого?
– Эндрю.
– Дай мне время.
– Хорошо. У тебя будет время. До 17 апреля будущего года. Это день нашей первой встречи.
– Это совпадение или ты знал, что это день рождения Уолтера?
– Я знал. В следующий раз мы купим цветов. И принесем их на кладбище. Расскажем, что произошло за минувший год. Скажем, что любим его. Ну и все такое. Это традиция.
Он берет ее за талию и притягивает к себе. Они привычно смыкают руки, обнимая друг друга.
– Сейчас ты похож на него, как никогда. Теперь он будет твоим фундаментом, на котором ты построишь дом.
– Ты прекрасная женщина, Мэри Энн.
– Конечно, разве нет?
Она заливается смехом.
– Ты точно не хочешь, чтобы я остался?
– Конечно, хочу. А теперь езжай. Тебе нужно строить дом.
– Да. Фундамент у меня крепкий. Так что начало положено.
Он запрыгивает в пикап и отправляется в путь.
Глава пятидесятая
Майкл
Он выходит из машины, радуясь прохладному воздуху, шуму ручья, стуку собственных башмаков по деревянным доскам мостка.
Дом все тот же. Как половина дома. Но это ненадолго.
Деннис встречает его на крыльце.
– Старик, я уж было подумал, что ты или умер, или подался куда-нибудь в другие края.
Он улыбается, но не отвечает. Он действительно умер, действительно уезжал далеко, но теперь он здесь. Дома.
– Здесь кое-что изменилось, старик, – говорит Деннис.
Майкл оглядывается по сторонам. Вроде все как всегда.
– Это шутка?
– Не совсем. Произошел гигантский прогресс.
Он исчезает в доме и появляется с телефонной трубкой в руке.
– Ты хочешь сказать, что теперь у нас есть телефон и все прочее?
– За мой собственный счет.
– Я поражен, Деннис.
Он нажимает на кнопку телефона, вслушиваясь в протяжный гудок. Это просто музыка.
– Для тебя много почты, Майкл. Все на кухонном столе.
На кухне он берет большой бумажный пакет и выбрасывает туда весь почтовый хлам.
Оставляет лишь счета, полезный каталог, письмо от Робби и маленькую плоскую бандероль со штампом Альбукерке, Нью-Мексико.
Первым делом он вскрывает письмо Робби.
Дорогой Майкл.
Я много думал о нашем разговоре. Мне хочется писать тебе, говорить с тобой по телефону. Я бы с удовольствием к тебе приехал, если это возможно. Мне жаль, что мама не повидалась с тобой. Я имею в виду, при жизни. Она бы поверила, я думаю. Она-то знает собственного сына.
После твоего отъезда я подумал о том, знаешь ли ты про Кейти. Если нет – тогда дождись, пока мы сядем вместе и поговорим.
Наверное, и тебе о многом хотелось бы расспросить меня.
Пожалуйста, не стесняйся, пиши или звони в любое время.
С любовью, Робби.
Он аккуратно складывает письмо и кладет его обратно в конверт.
Потом он раскрывает бандероль. Она не от Мэри Энн. Она от Эндрю. Внутри он находит маленький плоский футляр. Он кажется знакомым. К нему приложена фотография четырех мушкетеров и записка.
Поначалу он думает, что все это ему снится или что он стал свидетелем чуда. Но он проверяет дату на письме и видит, что оно было написано за день до сердечного приступа, случившегося у Эндрю. Он опять изучает почтовый штемпель. Бандероль пришла в тот день, когда он уехал из дома.
Он открывает футляр, притрагивается к медали, ее пурпурной ленте, вынимает ее и прикалывает к рубашке.
Потом читает записку.
Стиб, это фото по праву принадлежит тебе, потому что мы уговорили фотографа снять нас за твои пять баксов. Я хранил ее для тебя.
Прилагаю еще одну вещицу, которую ты, наверное, ждешь.
Искренне твой, Эндрю.
Он сидит на балконе второго этажа и разыгрывается на саксофоне. Слишком долго он не брал его в руки. Инструмент слегка заржавел, но теперь снова вернулся к своему хозяину.
Он знает, что ему нужно немного поиграть сейчас, прежде чем приниматься за работу.
Деннис выходит на крыльцо.
Майкл прекращает играть.
– Не знаю, что тебе пришлось пройти, старик, но вижу, что тебя наградили медалью за твои подвиги.
– Я заслуживаю ее.
– Глядя на тебя, пожалуй, соглашусь с этим.
– Я собираюсь достроить дом, Деннис.
– А как насчет денег?
– Деньги будут. Я заработаю.
– Заработаешь? Старик, ты ли это? Кто ты и что ты сделал с Майклом?
– Я серьезно, Деннис. Если я смогу построить этот дом, я смогу строить дома для других, за деньги. Буду работать не покладая рук.
Деннис смеется, качает головой, стряхивает грязь и траву с подошв своих ботинок.
– Когда же ты сможешь расслабляться травкой, старик?
– Я больше не буду.
– Если увижу, поверю. Но сначала я должен увидеть.
И он вновь исчезает в доме.
Майкл берет саксофон и извлекает из него звуки музыки, играет он до наступления сумерек.
Потом он идет за телефонной трубкой, выносит ее на балкон.
Через оператора он звонит Робби домой.
Отвечает женский голос.
– Можно попросить Роба?
Он чуть не спросил Робби, но вовремя спохватился.
Он слышит голоса мальчишек, которые играют и кричат во дворе.
– Алло?
– Робби.
– Майкл?
– Да, это я. Я только что получил твое письмо. Это твои дети шумят?
– Это мои внуки.
– О. Да.
– Я рад, что ты позвонил, Майкл.
– Я собирался написать, но мне нужно, чтобы ты кое-что узнал. Как можно скорее. Я хотел тебе сказать, что Мэри Энн водила меня к маме за несколько дней до ее смерти. Ты был прав. Она знала.
Повисает долгое молчание. Потом Робби говорит:
– Я рад.
Майкл закрывает глаза. Пока длится пауза, он слушает журчанье ручья, свист ветра, звуки дома. Открывая глаза, он замечает, что уже взошла луна. Он смотрит на мост и словно видит призрак Мэри Энн, которая сидит свесив ноги в воду. Но он знает, что время призраков прошло.
Знает он и то, что позвонил Робби не только поэтому.
– Мэри Энн рассказала мне про Кейти.
– Знаешь, я этому отчасти рад. Мне не хотелось быть первым, кто сообщит тебе эти новости.
– Ответь мне, Робби. Тебе когда-нибудь хотелось убить того парня, за которым она была замужем?
Пауза, после которой следует:
– Однажды я едва не сделал это. Отправился к нему, когда она уехала в город. Он был тщедушным, этот парень. Я схватил его за ворот и пригрозил, что, если он еще раз тронет мою сестру хотя бы пальцем, я убью его. Похоже, с тех пор он стал лучше относиться к ней. Но она все равно осталась жестокой к себе. Понимаешь, о чем я?
– Да, думаю, да. Слушай, Робби. У меня тут такое дело. Я все хожу вокруг да около, пытаюсь спросить тебя, но все это так глупо…
– Давай, Майкл. Я не стану смеяться.
– О, ты еще не знаешь, что меня мучает. Знаешь, мне так о многом хочется спросить, но вот эта мелочь не дает мне покоя. Помнишь старую миссис Макгерди, нашу соседку?
– Ее трудно забыть. Жуткая старуха. К тому же сумасшедшая.
– Как звали ее кошку? Эту старую кошку?
Он ждет ответа. Кажется, слишком долго.
Робби наверняка не помнит.
– О, черт возьми, Майкл.
– Или Энджел, или Генриетта.
– Точно не Генриетта, потому что Генриетта была собакой.
– Правда? А Эндрю думал, что ее звали Генриетта.
– Нет. Он перепутал. Это была собака, которую она завела потом. После того как кошка сдохла. Уже после войны. А кошку, должно быть, звали Энджел. Эндрю просто перепутал.
– Это я и пытался втолковать ему.
– Теперь уже поздно.
– Да, верно.
– Эй, Майкл…
Он ждет, чувствуя напряжение, дискомфорт, появившиеся в разговоре. Робби хочет что-то сказать. Майклу хочется помочь ему.
– Да, что, Робби?
– Я просто хотел сказать, что очень любил своего брата Уолтера.
– Да. Кстати, если ты этого не знаешь, он тоже любил тебя. Хотя и не демонстрировал этого. Как только я дострою дом, я обязательно приглашу тебя в гости.
– Буду ждать.
Они прощаются, Майкл отключает телефон. Восхищенно любуется им. Настоящий телефон. Символ прогресса.
Новый автомобиль. Это следующий шаг.
Небо еще светлое, но ночь наступает. Появляются первые звезды.
Майкл подходит к краю балкона и кричит во всю мочь.
– Я говорил тебе, Эндрю! – Он улыбается в пустоту, потом, уже тише, добавляет: – И если ты не веришь мне и Робби, спроси у миссис Макгерди.
Деннис опять выбегает из дому, недоуменно смотрит на него и говорит что-то про странности в поведении.
Нет больше ничего странного, думает он. Время странностей прошло.
Он хочет позвонить Мэри Энн, но не станет этого делать. По крайней мере, в ближайшее время. Пусть она успокоится. В своей новой квартире, в мыслях, в сердце.
Она постарается достигнуть равновесия. Он не станет поддерживать ее под локоть. Он подождет.
Он спрыгивает с балкона, отдает Деннису телефонную трубку и засыпает на всю ночь в своей собственной комнате.
Дома.
Наедине с собой.