Текст книги "Пурпурное сердце"
Автор книги: Кэтрин Райан Хайд
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава тридцать восьмая
Уолтер
Итак. Сорок три года никто, кроме меня и Эндрю, не знал об этой истории с миссис Макгерди. Впрочем, теперь все это уже неважно. У нас была причина держать это дело в секрете, но и эта причина уже неактуальна. Поэтому я сейчас и расскажу обо всем.
Не то чтобы это было крайне важным звеном в череде событий, но мне кажется, у вас появились некоторые сомнения, поскольку мы с Эндрю совсем не похожи на парней, которые терроризируют старушек.
Как бы то ни было, вот с чего все началось.
Субботним вечером мы прогуливаемся по набережной. Нас пятеро. Я с Мэри Энн. Еще одна парочка из нашей школы, они уже выпускники.
Парня зовут Гари, а девушку Дженет. Идея устроить групповое свидание принадлежала Гари. Потом пригласили и Эндрю, поскольку у Гари была на примете девушка и для него. Правда, в последний момент она отказалась. Так что бедный Эндрю оказался пятым колесом в телеге.
Мне кажется, он чувствует себя неловко из-за этого и поэтому махнул сразу три пива. Мы все выпили только по два, и нам хорошо. Поскольку Эндрю выпил лишнего, его слегка развезло.
Мы бредем по набережной, просто наслаждаясь прекрасным вечером.
Эндрю начинает рассуждать о бейсболе. Если точнее, об отбивающих мяч и разнице между хорошими и великими игроками. Будучи навеселе, он быстро приходит в раж. И даже вышагивает перед нами, пятясь так, чтобы видеть наши лица.
И вот тут-то он и натыкается прямо на миссис Макгерди. Чуть не сбивает ее с ног.
А теперь, чтобы вам было понятнее, скажу, что в списке соседей, с которыми прошли бы такие шутки, на первом месте стояла бы мать Эндрю, а на последнем как раз миссис Макгерди. Эта старушенция весьма крутого нрава. Несдобровать тому, кто попадется ей под горячую руку.
И она обрушивается на Эндрю всей мощью своей ярости. Просто изничтожает его на глазах у всех.
– О, Эндрю Уиттейкер. Не удивляюсь. Вижу, идешь по стопам своего папаши-алкоголика.
Все застывают на месте. Смолкают разговори, сходят с лиц улыбки. Вообще весь мир замирает.
Эндрю говорит:
– Простите, что вы сказали только что? – Его учили быть вежливым по отношению к старшим, но, похоже, он готов забыть все правила.
– Ты слышал. Я сказала, что твой отец пьяница и садист, а твоя мать – тряпка, и я не удивлюсь, если из тебя вырастет законченный негодяй. Что еще ожидать от такой семейки.
И все это в присутствии его друзей.
Должен сказать, что все мы тотчас сплачиваемся и встаем на сторону Эндрю. Я это вспоминаю с особым удовольствием. Может, я и рад переписать историю, но вынужден говорить правду. Мы стоим открыв рты, а она уходит, смерив нас брезгливым взглядом.
После того как она уходит, мы обступаем Эндрю и начинаем хлопать его по плечу, по спине, подбадривая: «Эй, не слушай эту старую клюшку. Что она знает?»
Но он был задет за живое. Впрочем, все мы расстроились. Вечер испорчен.
Я провожаю Мэри Энн домой.
Возвращаясь к себе, я вижу Эндрю, который сидит на ступеньке крыльца. Я знаю, что он не может идти домой, не сможет заснуть, поэтому присаживаюсь рядом с ним.
– Я убью ее, – произносит он.
– Не советую.
– Почему?
– Тебя посадят.
– Ну и что? Дело того стоит. Я серьезно. Я собираюсь проучить эту старую суку.
– Нет, ты не понял, Эндрю. Тем самым ты просто докажешь, что она была права, обзывая тебя негодяем. Если ты хочешь проучить ее, выстави ее на посмешище.
– О, ты хочешь, чтобы я предстал перед ней пай-мальчиком?
– Ну, мы могли бы сделать так, что все сочтут ее сумасшедшей. И тогда все, что бы она ни сказала, будет восприниматься как бред шизофренички. Кто станет слушать старуху, которая выжила из ума?
Таким образом, я в какой-то степени уберег его от неверного шага. Смог заставить его думать о мести, в которой не будет ни крови, ни переломанных костей, ни тюрьмы.
Так начинается эта история.
И вот ее продолжение.
Каждый понедельник и четверг миссис Макгерди вместе со своей кошкой Энджел спускается в подвал, где занимается стиркой. Это длится более часа. У нее подвал с наружной лестницей, так что Эндрю может стоять прямо за дверью черного хода и следить, чтобы она вдруг не прошла в дом. Если она наткнется на него, он просто скажет, что зашел поговорить насчет того вечера в субботу. Я услышу разговор и выбегу через парадную дверь.
Но такой неожиданности не случается.
И пока она стирает в подвале, я пробираюсь к ней в дом и очень тихо – имейте в виду, что стиральная машина работает шумно, но я все равно стараюсь все делать без звука – переворачиваю все вверх тормашками.
Тостер. Все лампы. Часы. Огромное радио. Подсвечники. Вазу с цветами на столе, из которой выливается вода. Чайник на плите. Короче, все, что можно перевернуть.
Потом мы с Эндрю возвращаемся ко мне домой и наблюдаем из окна и молимся, потому что, если наша идея сработает, она расскажет о случившемся по крайней мере соседям. Конечно, лучше всего, если она вызовет полицию.
Не проходит и пары часов, как к ее дому подруливает полицейская машина.
Мы живем в маленьком тихом городке, и патрульная машина возле чьего-то дома неизменно привлекает внимание. Соседи тут же собираются на улице посудачить о происходящем.
Мы с Эндрю тоже среди них.
– Что случилось? – спрашиваю я. – Миссис Макгерди ограбили?
Мистер Блейк, который живет неподалеку, отвечает: «Нет, она уверяет, что ничего не украли. Говорит, что кто-то пробрался к ней в дом и перевернул все вверх ногами».
Мы с Эндрю закатываемся от хохота, и Эндрю говорит: «Все сходится. На прошлой неделе она мне сказала, что у нее соусники под потолком летают».
Теперь все прислушиваются к нашему разговору, подходят ближе, интересуются: «Вы думаете, она тронулась умом?» Кто-то замечает: «Да, вы знаете, мне тоже это показалось странным. Я имею в виду, кто будет устраивать такой погром в чужом доме? Все это смахивает на бред сумасшедшего».
Как раз когда мы сплетничаем, подходит совершенно незнакомый человек и рассказывает очередную байку про миссис Макгерди. Говорят, что она сама перевернула все вверх дном в собственном доме, чтобы привлечь к себе внимание.
С этого дня все называют ее не иначе как чокнутая миссис Макгерди.
Даже удивительно, как ловко у нас все получилось. И немного страшновато от того, как быстро соседи составляют мнение о тебе и так неохотно его потом меняют. Это, кстати, полезно усвоить в качестве теории соседских взаимоотношений.
Мы это сделали не из мести. Мы стремились спасти остатки достоинства Эндрю. На самом деле никому из нас и дела нет до того, что думает или говорит про нас миссис Макгерди.
Разумеется, это было лишь частичное решение вопроса. Его отец не перестал быть садистом-алкоголиком, а мать – тряпкой. И если уж говорить начистоту, это вообще не решало проблемы. Старуха была не единственной, кто высказывался в таком духе о родителях Эндрю. По правде говоря, если бы кто-то оказался очевидцем той сцены на набережной, то наверняка подумал бы: «Да, старуха, конечно, дура, но насчет Уиттейкеров она точно подметила».
Но зато это позволило Эндрю поверить в то, что он решил проблему. И мы чувствовали себя так, будто восстановили справедливость.
У нас был жесткий уговор: никогда-никогда ни словом, ни жестом не выдавать, что это сделали мы. Потому что слово не воробей… И тогда не только реабилитируют старуху, но разоблачат Эндрю как злоумышленника. Поэтому мы дали друг другу клятву унести эту тайну с собой в могилу.
Я так и сделал.
И только сорок лет спустя, оказавшись на собственной могиле, я решился рассказать об этом.
А что касается кошки, так прав я. Кошку звали Энджел.
Глава тридцать девятая
Майкл
Он стоит, сцепив руки за спиной, пристально глядя на свою мать. Мать Уолтера. Нет, на свою мать. Он уже не знает, есть ли какая-то разница, да и неважно это, в конце концов.
Он в Оушн-сити, в помещении для гражданской панихиды. Нет никакой формальной службы, просто каждый прощается с умершей. В зале стоит открытый гроб, и люди приходят и уходят, отдавая последнюю дань уважения. Высокие окна из витражного стекла придают моменту оттенок скорбной величавости. Ковер на полу темно-коричневый, толстый и мягкий. Такие похороны, думает он, наверняка обошлись семье в круглую сумму. Например, гроб. Тысячи долларов за ручную работу уйдут в землю. Он бы предпочел, чтобы люди, которые любили Милли, потратили на нее столько денег, когда она была жива.
Но сама она удивительно красива. Несмотря на старую, почти пергаментную кожу, искривленные артритом пальцы, лицо Милли красиво.
Вот так надо умирать, думает он. Ее тело износилось. Отработало свой срок службы. И пришло время уйти в мир иной.
Он даже завидует ей.
Он чувствует, как что-то зреет в нем, но это не грусть. Чувство, более похожее на торжество. Он не может объяснить его, но приветствует.
И тут он вспоминает похороны собственной матери, матери Майкла. Он помнит, как стоял у ее гроба. Ему шестнадцать лет. Тогда он испытывал совсем другие чувства – более тягостные, никакого торжества. Где все эти годы скрывалась его способность чувствовать?
Он гонит прочь смущающую его мысль и все внимание вновь сосредоточивает на Милли.
Он позволяет себе слегка коснуться теменем ее руки.
«Я подстригся». – Он улыбается ей, зная, что ее уже нет здесь, но ему все равно хочется отдать последний долг ушедшей Милли. – «Я люблю тебя, мама».
Он наклоняется и целует ее в холодный лоб.
Выпрямляясь, он видит человека, стоящего совсем рядом. Достаточно близко, чтобы тот мог расслышать, как он назвал ее мамой. Мужчина выглядит встревоженным. Майкл думает, что он, должно быть, из числа близких родственников. И тут сто озаряет.
– Робби? – спрашивает Майкл.
Мужчина выглядит еще более обескураженным. Это темноволосый коренастый крепыш. Лицо широкое, скуластое и в общем изменившееся. Но глаза… Эти горящие глаза выдают его.
Теперь Майкл знает, почему приехал.
– Роб Кроули, – отвечает он. – Меня давно уже никто не называл Робби. Я вас знаю, да?
Робби не упомянул про сказанное «Мама», но Нет сомнения, что он слышал, и напряжение в его голосе это подтверждает.
– Ты чувствуешь, что знаешь меня?
– Как вас зовут?
– Майкл Стиб.
– Что-то не припомню.
– Но что-то во мне знакомо. Верно?
– Да, я только никак не пойму, что именно. Где я вас видел?
«Все, Уолтер, – мысленно произносит Майкл. – H нашел его, и что мне теперь с ним делать? Я сам пойму? Хорошо. Спасибо. Ты, как всегда, помог».
– Думаю, тебе лучше спросить у Мэри Энн или Эндрю.
– Они еще не пришли.
– Я знаю.
– Нет, в самом деле, – не унимается Робби. – Меня разбирает любопытство. Я хочу знать, откуда я вас знаю. Почему вы сами мне не скажете?
– Ба! Не тетушка ли это Пэтти и дядя Дэн?
Да, это они, и он их знает. Видел несколько минут тому назад. Он намеренно сменил тему разговора, но, разумеется, увяз от этого еще глубже. Это был непродуманный шаг.
Робби прищуривается.
– Вы из нашей семьи? Нет, конечно нет. Я бы вас знал. Не понимаю. Почему вы не скажете, кто вы?
– Робби… Роб. Я просто думаю, что такого рода вопросы не задают малознакомому человеку.
Майкл поднимает глаза и видит входящих в зал Мэри Энн и Эндрю. Под руку. Обида закипает внутри и ложится на сердце тяжким грузом. Он перехватывает взгляд Мэри Энн, но она тут же отворачивается, словно устыдившись.
– Вон она, – говорит Майкл. – Иди у нее спроси.
Робби еще какое-то время присматривается к нему, стоя совсем рядом. Потом отходит, чтобы поприветствовать Эндрю и Мэри Энн.
* * *
Рано или поздно Майклу придется подойти к ним. От этой мысли у него все переворачивается внутри, но он решает преодолеть себя.
Он направляется в их сторону.
Эндрю критически оглядывает его с ног до головы. Майкл знает, что одет недостаточно хорошо. У него нет костюма. Деннис одолжил ему темную спортивную куртку, но она слишком веника ему. И он надел ее вместе с джинсами, потому что выбора не было. Это все, что у него имеется из одежды.
– Эндрю, – произносит он. – Мэри Энн.
– Стиб, – отвечает Эндрю. В его устах это звучит явно не как комплимент.
Эндрю так крепко ухватил Мэри Энн за предплечье, что ей с большим трудом удалось высвободиться. Видимо, ей стало больно, но когда она убирает руку, это для него равносильно предательству. Похоже, это приводит его в бешенство.
С минуту двое мужчин стоят, словно начеку, при этом никто не хочет первым отвести взгляд.
Мэри Энн нарушает тревожное молчание.
– Эй вы, двое. Сейчас не время и не место для этого.
Майкл отводит взгляд. Он видит Робби, который стоит невдалеке, все так же уставившись на него. Все еще пытается угадать, кто он.
– Что ты рассказала ему, Мэри Энн?
Он видит секундный испуг в ее глазах. Возможно, она подумала, что речь идет об Эндрю. Что ты рассказала Эндрю? Насчет нас?
– Кому?
– Робби. Он спрашивал обо мне?
– Извините, – произносит Эндрю.
Майкл думает, что он перебивает их, но дело в другом. Он извиняется, пересекает зал и садится на скамью у стены. Складывает руки на груди и ждет. При этом не сводит с них глаз.
– Да, – отвечает Мэри Энн. – Он спросил меня, кто ты.
– И что ты сказала?
– Я сказала, что ты – перевоплощение его старшего брата.
– Правда? И что он сказал?
– Шучу, Майкл. Я не говорила ему этого. Как я могла сказать такое? Я попросила его встретиться со мной в кафе на углу возле нашего мотеля. В три часа. Я сказала, что это долгая история.
– Он даже не представляет, какая долгая. Мне прийти?
– Не знаю, Майкл. Никогда раньше я так не поступала. Ты хочешь присутствовать при нашем разговоре?
Майкл мельком посмотрел на Эндрю, который ответил тяжелым взглядом, полным гнева. Это чувство появилось у него с момента их последней дней встречи. Не удивительно. То, что он узнал об Уолтере и Мэри Энн, было для него тяжелым ударом, и теперь ему нужно время, чтобы прийти в себя.
– Он знает про нас, Мэри Энн?
– Кто, Эндрю?
– Эндрю.
– Что знает?
– Самое главное.
– Я не говорила ему. Но это вовсе не значит, что он не знает.
* * *
Покидая ритуальный зал, окунаясь в прохладный свежий полдень, он слышит за спиной голос Эндрю:
– Стиб.
Он оборачивается и видит, что Эндрю в нескольких шагах от него.
– Что бы ни было между тобой и моей женой в прошлом, это прошлое. Мне неважно, было это в сорок втором или на минувшей неделе. Все равно это прошлое. А она все еще моя жена. Мы покончили с этим делом. Возвращайся в Калифорнию и оставь нас в покое.
Эндрю разворачивается и вновь исчезает в ритуальном зале, оставляя Майкла одного на пустынной улице.
«Да, ты права, Мэри Энн, – думает он. – Это не по мне».
Глава сороковая
Мэри Энн
Мэри Энн сидит за столиком кафе, пьет чай и смотрит в окно. Она скучает по этим местам. Ей кажется, что она не была счастлива с того самого дня, когда они отсюда уехали. Если бы не Эндрю, она бы с радостью вернулась в Оушн-сити.
Подняв глаза, она видит приближающегося Роба.
Она встает навстречу ему, чтобы обнять, но он просит ее не беспокоиться. Он сам наклоняется к ней и целует в щеку, потом присаживается за столик.
Они улыбаются друг другу. Немного нервно, как ей кажется.
– Как ты, Роб?
– Нормально, – говорит он. – Этого следовало ожидать. В последние несколько месяцев она была такой беспомощной. И когда она наконец отмучилась, я понял, что уже давно смирился с ее смертью. Тяжело, конечно, но я пережил.
Воцаряется неизбежное молчание.
Мэри Энн бросает взгляд на часы. Майкл сказал, что придет. И она вдруг чувствует, что не хочет вести эту беседу в одиночку. И потом, прошло всего две минуты после назначенного часа. Возможно, он скоро появится.
– Ну ладно, хватит о грустном. Мне не терпится узнать другое. Кто этот парень? – Он придвигается ближе, словно для того, чтобы прошептать ей некий секрет. – Хочешь, расскажу тебе кое-что? Он наклонился к гробу, поцеловал ее в лоб и назвал мамой. Тебе это не кажется странным?
– Ну, это не самая странная часть истории.
Она опять смотрит на часы. Вполне возможно, что он не нашел в себе сил прийти сюда. И тогда ей придется брать на себя эту миссию.
– Тогда поделись со мной другими тайнами, – просит он. – Давай рассказывай.
– Роб, Майкл появился в нашей жизни не так давно, потому что… Ну, потому что ему нужно было узнать побольше об Уолтере.
Она обращает внимание, как он едва заметно изменился в лице при упоминании об Уолтере. Словно промелькнула догадка.
– И что он хочет знать об Уолтере?
– Наверное, я неправильно выразилась. Ему не то чтобы нужно выяснить что-то об Уолтере. Нa самом деле он знает о нем гораздо больше, чем все мы, вместе взятые. Пожалуй, в большей степени его интересуют люди, с которыми Уолтер был знаком.
– Откуда ему столько известно об Уолтере?
– Трудно сказать. Мне кажется, все зависит от того, чему ты готов поверить. Единственное, что невозможно оспаривать, так это то, что он помнит такие детали из прошлого Уолтера, которые могут быть известны только самому Уолтеру.
Взгляд Роба становится мрачным, и Мэри Энн понимает, что он уходит в себя. Отгораживается стеной от посягательства на его внутренний мир.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что он «помнит»?
– Я не знаю, как это лучше объяснить, Роб. Просто теряюсь. О таком не написано в учебниках, и я просто не знаю, что говорить.
– Почему ты не скажешь мне, – несколько напряженно произносит он, – что тыдумаешь обо всем этом.
– Мое личное мнение?
– Да.
– Я думаю, что Уолтер… вернулся.
Она выдерживает паузу, намеренно избегая его взгляда.
– Ты действительно веришь в это.
– Понимаешь, слишком много того, что может помнить только он. Давай я скажу по-другому. Почему ты так разнервничался, пытаясь выяснить, кто он? Все потому, что у тебя такое чувство, будто вы знакомы. Я права?
– Ну да, но… Он просто напоминает мне кого-то.
– Уолтера? Может, он напоминает тебе Уолтера?
Они оба поднимают глаза и видят Майкла, который, запыхавшийся, стоит возле их столика.
– Извините, что опоздал, – говорит он. – Мэри Энн. Робби.
Роб стремительно встает и выходит из кафе, не проронив ни слова.
Майкл садится напротив нее, и они обмениваются многозначительными взглядами.
– Вижу, этопрошло успешно.
– Дай ему время, – говорит она.
* * *
Мэри Энн и Майкл вместе выходят из кафе и сворачивают за угол, направляясь к ее мотелю.
Она не имеет представления о том, где остановился он.
– Мне очень жаль, что тебе одной пришлось это делать.
– Может быть, все было бы еще хуже, если бы ты там был. Не знаю.
Они слышат какой-то крик на улице.
– Эй! Вы!
Они останавливаются и оборачиваются. Роб стоит в двадцати-тридцати шагах от них, широко расставив ноги – точно так же, как делал это в детстве, когда злился. Эта его излюбленная поза «попробуй-ка, ударь меня».
Мэри Энн понимает, что он шел за ними следом, и это кажется одновременно забавным, грустным и трогательным, поскольку напоминает о прошлом. Когда он бродил следом за старшим братом. Ей интересно, видит ли сам Роб иронию в этом. Возможно, что нет, решает она.
Он даже выглядит по-детски рассерженным, этот мужчина средних лет.
– Расскажите мне то, что мог знать только Уолтер, – говорит он, приближаясь к ним на несколько шагов.
Майкл прокручивает в голове его слова. Потом улыбается и поднимает вверх два пальца, слегка касаясь ими лба.
– Как насчет салюта на финише?
Мэри Энн не знает, о чем идет речь, но догадывается, что Роб понимает.
Он разворачивается и убегает за угол, словно нашкодивший мальчишка.
Глава сорок первая
Уолтер
Представьте себе такую сцену. Эндрю стоит на лужайке перед моим домом. На костылях. Пытается собраться с духом, прежде чем постучать в дверь. И появиться перед Милли после того, что уже произошло.
Он уже говорил с ней по телефону, но, думаю, это совсем другое. А сейчас он скован, словно его связали по рукам и ногам, так что нет возможности даже пальцем пошевелить.
И вот он видит перед собой звезду. Золотую звезду, которую мои родители поместили на окне, так чтобы весь город знал о том, что они потеряли на войне сына. Как будто город этого не знает. Но как бы то ни было, так принято.
Бедный Эндрю. Думаю, он не был готов к этому. Он бросает костыли и опускается на одно колено. Здоровое. Второе у него так сильно повреждено, что это стало причиной демобилизации. Но как мне кажется, даже на здоровое колено ему тяжело становиться. Но он словно не замечает боли.
Я все думаю, что он вот-вот заплачет, но он не плачет. Он как будто выплеснул всю свою печаль, всю, кроме слез. Сейчас, думая об этом, я ловлю себя на том, что никогда не видел Эндрю плачущим. Наверное, никогда и не увижу.
Моя мама видит его из окна. Она распахивает дверь, и из дома выбегает Никки, бросаясь прямо ко мне. Он так рад видеть меня. Как и я его, поверьте. Может быть, я неудачно выразился, когда сказал «видит». Разве он видит меня? Не знаю. Я не могу судить о том, что творится у собаки в душе. Но он носится кругами, подпрыгивает. Если бы я на самом деле стоял там, он бы запрыгивал на меня, как это делают все собаки испокон веку. А сейчас он прыгает в пустоту, во всяком случае со стороны это выглядит именно так.
Моя мать подходит к Эндрю, стоящему на коленях. Она обнимает его, и они плачут вместе.
Правда, Эндрю не плачет.
– Смотри, Эндрю, – говорит она сквозь слезы. И показывает на Никки. – Смотри, как он рад тебе.
И никто из них, похоже, не замечает, что Никки ни разу даже не взглянул на Эндрю.
* * *
А теперь мы все сидим на кухне, и Эндрю доедает уже второй кусок пирога. Тот самый, который он должен съесть за меня. Не могу сказать, что это справедливо, поскольку он не может по-настоящему оценить вкус этого пирога. Он всегда говорил про лимонный пирог: «Нормально». Не лучше, чем обычное печенье или ванильное мороженое. Хотя, возможно, тот кусок, что он ест за меня, кажется ему немного вкуснее.
Мама спрашивает: «Ты уже был у Мэри Энн?
Эндрю краснеет и опускает глаза, словно его уличили в чем-то недостойном.
– Нет, мэм. Еще нет. Мы переписывались, и я сообщил ей, что возвращаюсь. Но пока еще не звонил, нет.
– Да, но почему? Ты же знаешь, она наверняка захочет увидеться с тобой.
– Вы так думаете?
Моя мама вздыхает и направляется к телефону, который висит на стене возле холодильника. Судя по всему, пока меня не было, отец приобрел новый телефонный аппарат. Да и не только его. Повсюду я вижу новые вещи. Новая плита. Новый диван. Думаю, он старался хоть как-то восполнить ее утрату.
Она говорит с оператором, а Эндрю выглядит так, будто готов провалиться сквозь землю.
– Мэри Энн дома? Спасибо. – Она улыбается Эндрю, который вновь отводит взгляд. – Мэри Энн, угадай, кто сейчас у меня в гостях. Верно. Прямо у меня на кухне, клянусь. Может, ты придешь сегодня вечером на обед? Я зажарю пару цыплят. Они такие большие, так что наедимся досыта. Да, передам ему привет. Отлично. Жду тебя в шесть.
* * *
После обеда Мэри Энн предлагает моей матери помочь вымыть посуду. Мама даже слышать об этом не хочет. Она все пытается оставить эту парочку наедине друг с другом. Но Мэри Энн настаивает на том, что хотя бы уберет со стола.
Я вместе с ними на кухне и слышу, как моя мама говорит:
– Мэри Энн. Дорогая. Пожалуйста, пойми меня правильно. Может быть, пришло время, когда пора снять это обручальное кольцо. Ты же еще молодая женщина.
Мэри Энн застывает с открытым ртом. У нее такое выражение лица, будто мама только что предложила ей выбросить Робби в помойку или зажарить Никки на огне.
Она пытается сказать что-то, но ей не удается издать ни звука.
– Просто подумай об этом, милая, – говорит мать. – Подумай о том, что я сказала. Рано или поздно все равно придется.
Потом она выпроваживает всех нас в гостиную и произносит громко и весело:
– Я не приготовила никакого десерта, так что, Эндрю, тебе придется пригласить Мэри Энн на прогулку и купить ей мороженое.
При этом все знают, что на кухне осталось три четверти изумительного свежего пирога. Но Эндрю ведет себя, как настоящий болван.
Он говорит:
– О, я думаю, еды было достаточно. Я объелся. Правда.
Мать бросает на него взгляд, словно говоря: «Проснись».
– Но может быть, Мэри Энн хочется мороженого.
Он встречается с ней взглядом и улавливает скрытый в нем намек.
– Да, конечно. Мы пойдем прогуляемся по набережной.
Все незаметно качают головами. Мой отец. Моя мать. Я.
* * *
Теперь мы втроем стоим, облокотившись на парапет, и смотрим на море. Вернее, только двое опираются на парапет. И двое едят мороженое. Но все равно мы вместе.
Догадываетесь, о чем шел разговор? Весь вечер?
Он начался сразу, как только мы вышли из дома.
Мэри Энн говорит:
– Я хочу знать каждую мелочь, каждую минуту из того, что произошло на этой войне.
Так что Эндрю начал выкладывать все разом, и только к тому моменту, как мы дошли до набережной, стало очевидным, что Мэри Энн забыла добавить фразу «то, что касается Уолтера», поскольку, как я понимаю, она думала, что это само собой разумеется.
И вот уже битый час продолжается монолог Эндрю, и мы стоим на набережной, глядя на рыбацкие шхуны, которые маячат вдалеке.
Мэри Энн поднимает голову и наблюдает за чайками, которые выписывают круги прямо над нами.
– Помнишь, как он кормил их хлебом из бумажного пакета? Они всегда так радостно кричали. Интересно, радуются ли они сейчас?
Эндрю пожимает плечами.
– Чайки всегда кричат.
Мэри Энн, похоже, не слышит его слов. И продолжает:
– Он всегда был уверен в том, что они его знают. Он даже говорил, что, когда они кружат над головой, он словно слышит, как они кричат друг другу: «Смотри. Пришел тот парень с хлебом». Как ты думаешь, они узнали нас? Мы ведь часто приходили сюда вместе с ним.
– Хм. Не знаю, – говорит Эндрю. – Возможно. – Но можете не сомневаться, он совсем не это имеет в виду. Похоже, он чувствует себя неловко в этой настоящей жизни. Впрочем, Мэри Энн этого не замечает.
– Расскажи мне, как он погиб.
Ее просьба повисает в воздухе, и Эндрю становится вдвойне неуютно.
– Лучше тебе этого не знать.
– Нет, я хочу.
– Почему?
– Потому что это он. Это была часть его жизни. Я знаю все о его жизни до войны. Теперь мне нужно знать и эту часть. Я понимаю, что это было ужасно, но тебе все равно придется рассказать мне.
– Это не было ужасно.
– Должно было быть. Как смерть может быть другой?
– Была лишь маленькая дырочка от пули. Только что он был рядом со мной, и вот уже лежит на земле с крохотным отверстием во лбу. Его даже не было заметно. И он выглядел спокойным.
– Еще год назад я бы не смогла об этом говорить. Но сейчас я уже научилась держать себя в руках.
Они долго молчат, просто глядя на воду.
Потом Мэри Энн поворачивается к нему и улыбается. Той самой улыбкой, которая озаряет все лицо. И не только ее лицо, но и все вокруг.
– Славный был день, – произносит она.
– Правда?
– Да, мне было очень хорошо с тобой сегодня, Эндрю.
– Правда? То есть я хотел сказать, спасибо. Мне тоже. Действительно, было здорово.
Она по-сестрински берет его под руку.
– Я имею в виду, ты был его лучшим другом. Ты был вместе с ним каждую минуту. До самой смерти. Не представляю, с кем бы еще я могла так поговорить о нем. Как давно я не говорила о нем ни с кем.
Эндрю слегка кивает головой и выдавливает из себя улыбку, которая больше напоминает мученическую.
– Мы всегда можем продолжить.
– Мне бы очень хотелось. В любое время. Мне еще о многом нужно расспросить тебя. Вернувшись домой, я сразу же вспомню еще миллион вещей, о которых я забыла спросить.
Пусть потом я забуду об этом, но именно в этот момент я отчетливо понимаю, что нет нужды наказывать Эндрю за то, что он вернулся домой к моей девушке.
Я вижу, что наказание вершится и без меня, и оно никуда не уйдет, и что бы я ни придумал сам, больнее уже не будет.