Текст книги "Пурпурное сердце"

Автор книги: Кэтрин Райан Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава тридцать четвертая
Майкл

Он гребет изо всех сил, так, что жжет мышцы, но даже это его не останавливает. Эндрю сидит лицом к нему, и время от времени Майкл бросает на него взгляд, пытаясь определить степень его озабоченности.

Он не намерен выяснять, в чем его проблема.

Если Эндрю есть что сказать, он уже достаточно взрослый мальчик и не нуждается в подсказках.

Словно читая его мысли, Эндрю произносит:

– Зачем мы уходим так далеко?

– А на сколько, по-твоему, мы должны удалиться от берега?

– Не дальше, чем у меня хватит сил грести обратно.

– Ты что, планируешь сбросить меня за борт?

– Тот же самый вопрос я как раз собирался задать тебе.

– Ладно, Эндрю, я отвечу на него честно. Я намеренно ухожу так далеко, чтобы ты не смог догрести до берега. Когда мы будем в открытом море, тебе останется рассчитывать только на меня. Поэтому мы вернемся не раньше, чем решим кое-что.

– Мне это не нравится. Я начинаю нервничать.

Майкл бросает весла, и лодка останавливается.

– Это потому, что тебя мучит чувство вины. Ты уверен в том, что я должен ненавидеть тебя. Ты стал похож на ходячую вину. Ты взрастил ее в себе, а теперь она поедает тебя изнутри. Так что в итоге останется только вина.

– Ради всего святого, что все это значит?

Майкл видит, что Эндрю не настроен рыбачить. Он, должно быть, забыл ту вымышленную причину, по которой они вышли в море. Майкл тоже забыл, но его руки машинально совершают движения, похожие на подготовку к рыбалке. Он привязывает крючок к леске.

– Я не виноват, – сквозь зубы произносит Эндрю. Майкл ждет, не подгоняя его и не перебивая. – Я не убивал его. – Его голос звучит громче. Майкл знает, что для Эндрю такое признание равносильно смерти, если только не остановить его.

– Нет, но ты помог.

– Как ты смеешь говорить мне такое. Я не обязан оставаться здесь и выслушивать все это.

– Ну, на этот раз тебе придется.

Эндрю озирается по сторонам, как будто ищет кого-то.

– Я не помогал.

– Ты уговорил его записаться добровольцем.

– Его бы все равно призвали.

– Да, но к тому времени он бы мог уже жениться. – Он отвлекается от снастей и наблюдает за тем, как дергается у Эндрю кадык, потом смотрит ему в глаза. У него возникает странное ощущение, будто он произносит слова, заученные наизусть. Словно и не было рядом с ним Уолтера. – К тому времени, как его призвал бы дядюшка Сэм, он бы уже был женат на Мэри Энн. И тогда бы твой план не сработал.

– Выходит, ты притащил меня сюда, чтобы убить.

Майкл смеется.

– Ты невозможен, Эндрю. Что я должен сделать, чтобы убедить тебя в том, что люблю тебя?

– Доставить меня обратно на берег.

– Не сейчас. Прежде чем мы вернемся, ты признаешься в том, что хотел моей смерти, а я прошу тебя. А потом я скажу тебе кое-что неприятное, и ты простишь меня.

Он смотрит в глаза Эндрю, в которых смешаны остатки былой храбрости и испуг, словно у ребенка, которому рассказывают о привидениях.

Эндрю закуривает, и Майкл отмечает, что у него сигарета без фильтра, а руки дрожат.

– Эти сигареты убьют тебя, Эндрю.

– Надеюсь, что так и будет. Кстати, «Лакки Страйкс» не лучше. Как насчет еды и питья?

– Зачем было тащить еще и это? Чем быстрее мы проголодаемся, тем быстрее простим друг друга.

– Ты действительно сумасшедший.

– Ты считаешь прощение сумасшествием?

– То, что ты думаешь, будто я желал смерти Уолтера, само по себе безумие. Я больше не хочу говорить с тобой об этом.

– Ладно, – говорит он и забрасывает леску в воду. – Придется нам здесь задержаться на какое-то время.

* * *

Солнце становится похожим на янтарный диск, плывущий вдоль линии горизонта. Океан темнеет, и граница между ним и небом все более отчетлива.

Стало гораздо прохладней, Майкл ощущает это всем телом.

В садке, который болтается за бортом лодки, уже три трески, два красных берикса, окунь.

Тревога все явственнее проступает в лице Эндрю.

– Мы должны вернуться до того, как стемнеет.

– Кто сказал?

– Небезопасно оставаться на ночь в океане.

– Почему?

– Ну…

– Повторяй за мной, Эндрю. Я желал смерти Уолтера, чтобы я мог вернуться домой и жениться на его девушке. Все сработало замечательно, если не считать того, что ничего не вышло. Потому что после этого я чувствовал себя полным дерьмом, и все последующие сорок лет мучился в его тени.

– Он был моим лучшим другом. Я не хотел, чтобы он умирал.

– Когда меня ранило, я чуть не умер. Ты хочешь сказать, что не испытал легкого разочарования от того, что мне удалось выкарабкаться?

Эндрю невозмутимо забрасывает удочку, как будто ничто не может отвлечь его от столь увлекательного занятия.

Он так и оставляет вопрос без ответа.

– Разве ты никогда не представлял себе, как после моей смерти возвращаешься домой? Не было у тебя таких фантазий? Как будет убиваться Мэри Энн, а ты будешь утешать ее, и как ты станешь для нее самым близким человеком, живым напоминанием обо мне.

– Каждый имеет право на фантазии.

«Ага, – думает он. – Уже теплее».

– Так ты согласен, что отчасти хотел моей смерти?

– Я не убивал тебя.

– Но что-то в тебе хотело моей смерти.

– Может быть, какая-то крохотная частичка.

– Хорошо, Эндрю. Теперь вопрос на засыпку. Почему ты не оттолкнул меня в сторону? – В сумерках ему не удается рассмотреть выражение лица Эндрю. Только в небе остаются проблески света, и появляются первые звезды. Качка уже не утомляет. – Когда ты увидел, что в меня целится тот парень?

– В то же время, когда это увидел и ты.

– Точно?

– Ну, может, на долю секунды раньше.

– Тогда почему не толкнул меня?

– Не успел! – Он выкрикивает это, вскакивая на ноги, так что раскачивает лодку и, раскидывая руки для равновесия, аккуратно усаживается обратно.

– Реакция подвела?

– Нет.

– Меня все время мучает один вопрос. Что было бы, если бы ты не был влюблен в мою невесту? Что, если бы крохотная частичка твоего «я» не желала бы моей смерти? Что, если бы не твоя замедленная реакция?

– Если я отвечу, мы покончим с этим? Мы сможем вернуться? – Он задумчиво смотрит на горизонт, так что Майклу виден только его профиль.

– Мы еще даже не подошли к сути.

– Это неважно. Потому что ответа нет. Никто не сможет дать ответ.

– Но ты ведь живешь с этим вопросом. Не так ли, Эндрю?

Эндрю не отвечает.

Теперь небо совсем черное. Только светит луна, бросая серебристый отсвет на воду.

Время от времени Майкл берется за весла и гребет к берегу, пытаясь приспособиться к течению, которое могло бы помочь быстрее добраться. Огни маяка служат ему ориентиром.

Эндрю нарушает молчание.

– Хорошо, я признаюсь. Я хотел твоей смерти.

– Боже мой.

– Ты сам просил, чтобы я это сказал.

– Сукин сын.

– Ты собираешься убить меня, да?

– Эндрю, черт бы тебя побрал. Когда ты выбросишь эту дурь из башки? Вся беда в том, что я любил тебя как брата. Я бы никогда не смог причинить тебе зла. А ты хотел моей смерти.

Он вдруг замечает, что стоит в лодке и кричит. Где же его беспристрастность?

И словно ответ, ему приходит озарение: он понимает, что вновь балом правит Уолтер.

Он испытывает странное чувство облегчения.

«Хорошо, что ты вернулся, дружище, – думает он. – Я так привык, что ты рядом. Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить».

Глава тридцать пятая
Уолтер

Когда я знакомлюсь с Эндрю, нам по четырнадцать лет.

«Маркс Бразерс» процветает, звуковое кино завоевывает прочные позиции, а Никки всего лишь неуклюжий комок шерсти, у которого заплетаются лапы.

Как-то поздно вечером мы оба выходим из своих домов и встречаемся на пляже. Время слишком позднее для четырнадцатилетних подростков.

Есть что-то особенное в ночном океане. Что-то дикое. Он кажется неукротимой силой, все не так, как в летний полдень.

Мы стоим у парапета, и Никки сидит у меня на ботинке, жует шнурки, а я не возражаю.

Я смотрю на звезды.

Не знаю, стоит ли верить этой дурацкой примете – загадывать желание по звездам, и я не слишком хорошо знаю Эндрю, чтобы делиться с ним своими сомнениями.

Вместо этого мы просто болтаем о скорости света, о том, что звезды, которые мы сейчас видим, возможно, зажглись миллион лет назад, и интересно, что с ними будет еще через миллион лет.

Я задаю ему вопрос, который не имеет никакого отношения к звездам.

– Кем бы ты хотел быть, когда вырастешь?

Знаете, что он отвечает?

– Солдатом. Как мой отец.

– Почему ты хочешь быть именно таким, как твой отец?

Видите ли, я-то знаю его отца, знаю, что он поколачивает Эндрю и его мать, кричит на них, но сейчас я не напоминаю ему о таких подробностях.

– Хорошо, тогда я буду таким солдатом, как твойотец?

Что до меня, то я не могу ответить. Я действительно не знаю.

Поэтому я просто выбираю звезду и, не выдавая своего секрета, мысленно повторяю заклинание: «Звезда, гори, звезда, свети…» Ну, в общем, псе как положено.

Я прошу звезду: «Пожалуйста, сделай так, чтобы Эндрю стал солдатом, а из меня сделай человека, который твердо знает, кем хочет быть».

Я хочу повторить эту ночь. Но не могу. Я ничего не могу повторить, и в этом проблема.

Мы можем мечтать ночь напролет, но не в силах изменить ход событий.

Если бы я мог вернуть ту ночь, я бы попросил звезду о том, чтобы Эндрю никогда не становился солдатом.

И не стал бы тратить время на переживания по поводу того, кем мне стать во взрослой жизни.

Я бы просто попросил дать мне возможность стать взрослым.

Глава тридцать шестая
Эндрю

Эндрю опускает руку в ледяную воду. Он пытается воспринимать качку и плеск воды как раздражающие факторы, а не как колыбельную.

Он пытается заставить себя не спать. Закуривает. Почти следом за только что потушенной сигаретой.

Когда он видит, что Стиб начинает клевать носом, он жестко наступает ему на ногу.

– Если мы заснем, нас унесет в открытое море.

– А, да. Ты прав.

Стиб выпрямляется, трет глаза. Зевает.

Эндрю вдруг ловит себя на мысли, что, возможно, это его тактическая ошибка. Пусть бы Стиб заснул, а он попытался бы сам догрести до берега.

Но уже слишком поздно.

– Хорошо, – говорит Стиб. – Давай я расскажу тебе одну историю. Давным-давно жил мальчик по имени Уолтер и девочка, которую звали Мэри Энн.

– Нет. Только не это. Расскажи мне лучше про пурпурное сердцеУолтера.

– Ты же не хотел услышать об этом от меня.

– Ну, ты просто расскажи.

– Если ты хотел ее послушать, почему не попросил тогда, в госпитале?

Эндрю чувствует, как ему начинает изменять терпение.

– Может, тогда я не хотел, – кричит он, – а теперь хочу, и я ждал сорок лет, чтобы послушать эту историю.

– Хорошо. – Стиб берется за весла, видит вдалеке огни пирса и выпрямляет лодку, направляя ее в фарватер. – Хорошо. Итак, мы в пещере. И кто-то плюхается на меня, от чего я разворачиваюсь и падаю. Я отстал от вас. И тут я слышу, что пуля досталась Джею. Только тогда я еще не знал, что это Джей. Я решил, что это ты. И для меня это было потрясением.

– Неужели моя смерть была для тебя страшнее, чем смерть Джея?

– Да, именно так. Эндрю, я был знаком с Джеем всего несколько недель. Я хочу сказать, что воспринял его смерть тяжело, но…

– Нет, ты врешь. Ты не расстроился по поводу его смерти. Как и с Бобби. Вы все говорили, что Бобби повезло, он быстро отмучился.

Стиб оставляет весла и, соскальзывая на дно лодки, опирается о скамейку. Он ерошит пальцами полосы и запрокидывает голову, устремляя взгляд в небо.

– Я реагировал так, потому что мне казалось, ты ждешь от меня именно такой реакции.

– Откуда ты знал, чего я хочу? Да у меня сердце разрывалось от боли, когда погибли Бобби и Джей. А тебе не пришло в голову выразить немного сочувствия?

Стиб пристально вглядывается в Эндрю, пытаясь разглядеть выражение его лица. При таком свете Стиб выглядит старше. Гораздо старше.

– Что ж, возможно, я недооценил тебя, Эндрю.

– Продолжай свой рассказ. Ты был расстроен из-за гибели Джея, хотя он умер не девственником.

– Нет, нет, ты все путаешь. Я подумал, что это ты. И Джей, конечно же, не был девственником.

– Я знаю, сам сказал об этом.

– Нет, я имею в виду ту ночь, когда мы все целились этим… ну, опытом. Джей не был девственником, как и я.

– Постой-ка… – Эндрю подается вперед, как будто в такой позе ему проще контролировать себя. – Мы все были девственниками.

– Нет, Джей не был, и я не был.

– Откуда ты знаешь про Джея?

– Он сам мне сказал.

– Когда это ты так сблизился с Джеем, что он рассказывал тебе то, что не рассказывал мне?

– Слушай, не злись на меня, Эндрю. Я не просил его откровенничать. Он сам так захотел.

У Эндрю слегка кружится голова. «Это от голода», – думает он. По крайней мере, это единственная причина, на которой он заставляет себя сосредоточиться.

– Ты же говорил, что у тебя никогда не было женщины.

– Я этого не говорил, Эндрю. Ты сказал это и сам этому поверил.

– Но ты сам мне это сказал, когда мы познакомились.

– Конечно, Эндрю, мне ведь тогда было четырнадцать лет.

– Но другого ты мне не говорил.

В воцарившейся тишине особенно чувствуется, как усиливается волна. Господи, как же ему хочется оказаться сейчас на суше.

– Я не мог рассказать тебе про нас с Мэри Энн. Это была очень серьезная тема.

Эндрю крепко зажмуривается, ему во что бы то ни стало нужно довести до конца этот разговор, пережить его. Он не будет думать, не будет чувствовать. И не позволит себе поверить в то, что это правда. Он не станет переписывать историю своей жизни.

– Она была твоей девушкой. И ваши отношения меня не волновали.

– Но стали волновать, когда ты сам влюбился в нее. С этого момента ты стал вести себя так, будто наши отношения тебя касаются.

– Я удивлен тем, что она ничего мне не сказала до свадьбы.

– Она решила, что я тебе рассказал, поскольку мы все друг другу доверяли. Но ведь это не так, правда, Эндрю? Мы многое утаивали друг от друга. Разве нет?

Эндрю трет глаза, словно темнота защитит его. Но в то же время хочет продолжения разговора.

– Продолжай. Ты подумал, что я погиб.

– Да, меня охватила паника, и я бежал. Я убегал, когда меня накрыла взрывная волна. Я бежал от тебя мертвого. Я думал, что ты мертв. Бежал от Бобби, которого убили еще раньше. Бежал от мертвых японских солдат, которых я убил выстрелами в спину. Не знаю, поймешь ли ты это.

Эндрю тяжело дышит. За какие-то доли секунды вся его жизнь словно разбилась на мелкие сколки.

– В первый раз я убил человека, – говорит Эндрю, – в рукопашном бою. Это было при свете дня. На Папуа, уже после твоей гибели. По крайней мере, в тот раз я точно знал, что убил. Я видел свою жертву. Я смотрел в его глаза, пока он умирал. Тогда я чуть не выстрелил в себя.

– Прости, Эндрю, я не знал.

– В этом была твоя проблема, Кроули. Ты всегда считал, что только ты имеешь право на чувства.

Стиб откидывает голову и опять смотрит на звезды. Проходит несколько минут, и Эндрю начинает опасаться, как бы он не заснул.

Внезапно Стиб нарушает молчание.

– Если я прощу тебя за то, что ты желал моей смерти, ты простишь мне мое бегство?

– Тебя не за что прощать. Нам всем было страшно.

– А за то, что случилось с Мэри Энн?

– Это мне нужно просить прощение за нее.

– Да, только есть одно «но». Я все еще здесь. Я тебя обвиняю в моей смерти, но я здесь, чтобы сказать тебе об этом. Знаешь, не могу скрывать, но мне хотелось побыть Уолтером еще какое-то время. Я словно ребенок, который никак не хочет приспосабливаться к переменам.

– Никто этого не может. И от этого никуда не деться.

– Но жизнь продолжается. Это забавней всего. Да после моей смерти жизнь продолжается.

– Прощения нельзя добиться за одну ночь, Стибо нужно выстрадать.

– Похоже, ты прав.

– Теперь мы можем вернуться? Я голоден и к тому же остался совсем без сигарет.

Стиб берется за весла и гребет к берегу.

Глава тридцать седьмая
Майкл

Он молча ведет машину, Эндрю сидит справа от него, а по левую сторону восходит солнце.

Он испытывает смутное разочарование. На самом деле это чувство огромное, но сейчас он слишком вымотан, а поэтому оно кажется смутным. Ему вдруг подумалось, что восход солнца означает начало нового дня. Новой эры. Все закончится. И больше не будет боли.

Он сворачивает на дорогу в аэропорт.

– Ты думаешь, все кончено? – спрашивает Эндрю.

– Не знаю.

Он думает, что настоящий момент чем-то напоминает его появление на пороге дома Эндрю. Ситуация, которая ничего не решает, а просто побуждает к решению вопроса. Что ж, будем надеяться.

Он провожает Эндрю до самого выхода на посадку.

Протягивает ему правую руку, и Эндрю пожимает ее.

– Спасибо, что поверил мне.

– Я тебе не верю.

Майкл не уверен в том, что это шутка. Все возможно. Наверное, можно умереть и воскреснуть.

– Ты опять за свое.

– Если бы ты что-нибудь знал, – говорит Эндрю, – если бы находился там, ты бы знал, что кошку миссис Макгерди звали Генриетта.

Он смеется, и Эндрю смеется, но смех этот, похоже, вызван усталостью. Его все еще беспокоит, что Эндрю серьезен лишь отчасти.

– Ты невозможен.

– Это я уже слышал, Стиб.

– Позвони своей жене перед посадкой. Скажи ей, что с тобой все в порядке.

Как раз в этот момент объявляют посадку.

– Может, ты позвонишь ей? Скажи ей, что я прилетаю в 12.10. У тебя есть ручка? Я запишу тебе номер телефона.

– Я его знаю.

Эндрю так пристально смотрит ему в глаза, что ему хочется съежиться под этим взглядом.

– Я должен идти.

– Хорошо. Прощай.

Проклятье! – думает он, глядя ему вслед. – Ничего не изменилось.

Нам по-прежнему нечего сказать друг другу.

* * *

В Альбукерке всего на час позже, и все равно у нее заспанный голос.

– Извини. Я тебя разбудил?

Ее голос печальный. Обиженный.

– Обычно я уже встаю в это время. Но я ужасно спала. Итак. Ты остался жив после вашей совместной морской прогулки на лодке. Эндрю тоже вернулся или ты единственный выживший?

– Нет, он в порядке. Летит домой. Он хочет, чтобы ты встретила его в аэропорту в 12.10. – Он смотрит в окно, наблюдая за тем, как самолет с Эндрю выруливает на взлетную полосу. – Он такой упрямый старикан.

– Кому знать, как не мне.

– Постой. А как ты узнала, что мы были на лодке?

– Уолтер сказал.

– О!

Это звучит так просто и обыденно, что он даже не переспрашивает. Да и, в конце концов, он слишком устал.

Он на мгновение закрывает глаза и тут же чувствует ритмичное покачивание, словно он еще в море. Тело помнит все.

– Ну и что произошло? – спрашивает она.

– Не знаю. Во всяком случае, не то, что я ожидал. Мы перемалывали всякую ерунду, которая пылилась на задворках памяти. А когда выговорились, оказалось, что только зря потратили время.

– Может, в этом все и дело.

– Возможно. Я думал, что все изменится. Я вновь обрету ясность мысли, смогу оценить события в перспективе, а потом, когда он уедет, уже не буду разрываться на части. – Он чувствует, что сейчас заплачет, и не может ничего с собой поделать, даже не пытается. Есть что-то утешительное в этом потоке слез, который никто не сдерживает. Сквозь их влажную пелену он различает самолет, готовый к взлету. – Он вернется домой, к тебе, и вы будете жить. Как будто ничего не случилось.

– Нет, такого не будет. Бедный Майкл. Бедный, милый. Если бы мне месяц назад сказали, что я смогу разбить сердце двадцатиоднолетнего мужчины…

– Нет, теперь мы ровесники.

Связь прерывается, оператор просит опустить еще семьдесят пять центов.

У него нет мелочи.

– Я должен идти, – говорит он и спешит прочь от телефона. Не за мелочью. Он просто не хочет знать, что произойдет дальше.

– Я позвоню тебе? Давай не будем мучить друг друга, поэтому никаких писем?

Он не хочет обсуждать возможные варианты финала.

* * *

Ночью Майкл видит сон. Он совсем не похож на те, давние сны. Особенно тем, что в нем нет ни войны, ни жестокости, ни насилия. Но это все-таки сон, с его противоречивыми образами и множеством измерений. Что позволяет относиться к нему просто как к сну и не принимать всерьез.

Во сне Майкл сидит в крохотной белой кухне вместе с Уолтером и Милли. И настроение, и обстановка на кухне светлые и спокойные. Уолтер в военной форме. Чистой. Хорошо отглаженной. Новенькой. Ни рваной, ни мятой. Он аккуратно причесан, тщательно выбрит. Милли на вид лет сорок, она сидит за столом прямая и высокая. Лицо ее бесстрастно. Она как будто не имеет никакого отношения к происходящему.

Он смотрит на нее, и она улыбается в ответ. Он переводит взгляд на Уолтера, и тот кивает головой.

Проснувшись, он первым делом едет в город, чтобы позвонить Мэри Энн с платного таксофона. Время, может, и раннее, но это очень важно. Трубку может взять Эндрю, но и это его не остановит.

Он закрывает глаза и сдерживает дыхание в ожидании, когда снимут трубку.

К. телефону подходит Мэри Энн. У него перехватывает дыхание.

– Извини, – говорит он. – Я разбудил тебя? – Он даже не удосуживается представиться. Действительно, разве представляешься, когда звонишь любимой или лучшему другу. Это просто ты, и ты сразу приступаешь к разговору.

– Нет. Я встала час назад. Как раз собиралась послать тебе телеграмму.

– Мэри Энн, я думаю, Милли уже отошла в мир иной.

Молчание в трубке. Потом она произносит:

– Именно об этом я и хотела сообщить тебе в телеграмме.

– Мне очень жаль. Да, знаю, телефон необходим.

– Как посмотреть. Разве подобное случается асто?

– Когда похороны?

– Послезавтра.

– Понятно. Я постараюсь приехать.

– Майкл, ты уверен? Ты же виделся с ней незадолго до смерти. Есть ли необходимость ехать на похороны?

– Я найду способ. Займу денег у Денниса. Я прилечу. – Он избегает говорить о том, почему ему нужно приехать. Уолтер этого хочет. Но объяснить сложно.

– Майкл, просто чтобы ты знал… Мы с Эндрю будем там. Вместе. Не будет ли это слишком тяжелым испытанием для тебя?

Майкл набирает в грудь побольше воздуха.

– Да, – отвечает он. – Очень. Увидимся послезавтра.