Текст книги "Авантюристка"

Автор книги: Кэтрин Нэвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Работать на доктора Тора? – просиял Тавиш. – Что-то у меня такая перспектива мало вяжется с представлением о проигранном пари. Да доведись мне хотя бы просто повидаться с ним, пожать руку, о чем-то поговорить, – я бы уже чувствовал себя на седьмом небе от счастья. И я бы хотел попросить тебя, раз уж ты так хорошо его знаешь, устроить мне с ним встречу.

– Я даже могу сказать тебе, когда это случится, – отвечала я. – Это будет в тот самый день, когда ты наконец одолеешь проклятый код.

В пять часов в моем офисе появилась Перл и сразу же принялась метаться по кабинету, словно пантера в клетке.

– Итак, что же в итоге он сказал? – прорычала она.

– Он сказал, что я должна избавиться от тебя – подыскать новую работу.

– Где?

– Да хоть в самой Сибири – ему-то какое дело? Он плакался, что ты доведёшь его до сумасшествия, заставляя заполнять самому всю документацию, что ты провожаешь его даже до дверей мужского туалета…

– Это наглая ложь! – вскричала Перл. – Ну, может быть, я и дожидалась его около туалета раз или два…

– Подай на него в суд за клевету, – расхохоталась я. – Мне пришлось, не имея другого выхода, согласиться помочь Карпу избавиться от тебя. Если вечером мы не пробьёмся в систему, то я проиграю пари, и Тор сразу же об этом узнает. У меня есть надежда, что удастся добраться до значительной суммы денег, чтобы утереть нос Карпу и Киви. Именно это я и намеревалась сделать с самого начала. Но ты же видишь, теперь дела обстоят так, что весь банк дышит мне в затылок. И как только я начну действовать, они пойдут по моим следам. В этом случае, если в моей колоде не будет козырей, то придётся просто сматывать удочки и убираться подальше отсюда.

– Этим вечером? – переспросила Перл. – Медовая моя, я не верю, что ты успеешь. На это понадобится как минимум месяц. Кстати, для меня почему-то до сих пор все представлялось несколько абстрактно – словно мы играем в шахматы. Но ведь ты не отступилась от своего решения?

– Можешь держать пари, – отвечала я и только потом заметила свой невольный каламбур.

Ну конечно же, именно то глупейшее, опаснейшее пари, которое я имела неосторожность заключить меньше месяца назад, ввергло меня в те несчастья, которые навалились на меня сегодня. И как только Тору удалось все подстроить в тот короткий день в Нью-Йорке? Всего месяц назад я была самой высокопоставленной дамой, вершившей дела одного из крупнейших банков в мире. Я посвятила всю себя освоению премудростей банковского дела. За двенадцать лет работы я стала специалистом высочайшего класса и имела отличные перспективы в плане дальнейшей карьеры.

И вот скоро наступит вечер, когда я должна буду либо ограбить банк, либо отправляться первым же самолётом в Нью-Йорк, чтобы выполнить уговор, слишком смахивающий на превращение свободного человека в раба. И все это благодаря Тору, извратившему моё здоровое чувство справедливости до масштабов международной вендетты. Боже правый, ну когда я наконец поумнею?

И именно в тот самый момент раздался робкий стук в дверь. В коридоре за прозрачными стенами царил полумрак, как всегда, перед началом каникул ещё в три часа банк закрыли для посетителей и обычное освещение притушили.

Мы с Перл долго вглядывались в смутную фигуру за стеклом двери.

– Что мы скажем по поводу моего присутствия, если это пришёл Карп? – прошипела мне на ухо Перл.

– Мы обсуждаем твою новую работу, – прошипела я в ответ.

Наконец она решилась и распахнула дверь. Там стоял Тавиш с пачкой компьютерных распечаток в руках. Он протопал через комнату и вывалил всю эту кипу мне на стол. Однако взгляда на него мне было достаточно, чтобы понять, что произошло.

– Мы раскусили шифрованные ключевые коды, мадам, – сообщил он. – И добрались до обменных счётов нашего банка. Я уверен, что сегодня ночью на них начнут поступать весьма значительные суммы.

– Это судьба, – проникновенно сказала я. Оставалось только надеяться, что мы ещё не опоздали.

Я позвонила цветочнице и заказала цветы, непременно белые: лилии, хризантемы, нарциссы, белую сирень и ветви вишни – все, что нашлось в магазине. Цветочница была счастлива.

Я очень редко допускаю в свой дом посторонних, моё единственное убежище, где можно отдохнуть и привести себя в чувство. Но нынешним вечером я решила, что лучше всего именно отсюда нам с Перл и Тавишем начать атаку на банк, сопроводив наши действия хорошим ужином. Это будет гораздо приятнее, чем работа в офисе, и в какой-то степени обезопасит нас от чужих ушей и глаз.

Я позвонила в винную лавку, чтобы заказать охлаждённое шампанское, а на закуску – различные деликатесы из Сычуаньского ресторана, ориентируясь на то, что было в меню мистера Хзу.

Приехав домой, я увидела, как портье ставит у меня под дверью контейнер с сухим льдом, в котором остывало шампанское. Мистер Хзу восседал тут же, на верхней ступеньке лестницы, подпирая спиной пирамиду коробок из цветочного магазина.

– Мадам Правда, – пропел он, поднимаясь и приветствуя меня, – я сам принёс вам эти продукты – мне было по пути – я отправлялся домой.

– Мистер Хзу, вы не задержитесь, чтобы выпить со мною бокал шампанского? – предложила я, втаскивая внутрь коробки с цветами, в то время как он занялся шампанским и снедью.

– Нет, я спешу, меня ждёт жена. Но, прежде чем уйти, я бы хотел спросить вас: сколько гостей вы ожидаете на ужин сегодня вечером?

– Придут ещё двое. А почему вы спросили?

– Так я и сказал жене: мадам Правда всегда заказывает на тридцать персон, даже если ожидает всего двоих гостей. Моя жена не поверила, глупая женщина. Когда вы в следующий раз придёте ко мне в ресторан, растолкуйте ей, что это по-американски.

– Вы имеете в виду то, что лучше иметь слишком много, чем слишком мало? – уточнила я.

– Да. Мне очень нравится американский размах. И в один прекрасный день с помощью американцев я стану очень богатым человеком.

Я не стала вдаваться в подробности, объясняя мистеру Хзу, что все, кто работает с компьютерами, – просто-напросто утрированно воплощение «съехавших с катушек янки», пусть продолжает верить в американское чудо. Итак, после того, как мы все внесли в квартиру, мистер Хзу удалился.

У меня едва хватило времени на то, чтобы распечатать и расставить по местам цветы, разложить по блюдом еду и поставить её подогреваться в духовку, а потом ещё заскочить в душ и переодеться. Как только я успела напудрить физиономию, побрызгать себя духами и накинуть любимый просторный кашемировый свитер, в дверь позвонили.

Перл была облачена в нежно-розовый, очень свободный пуловер, на Тавише же я увидела неизменную футболку, выбранную наверняка не без подсказки Перл. Надпись на ней гласила: «Белужья икра – еда для Настоящих Мужчин!»

Итак, мы открыли бутылку и разлили по бокалам шампанское, бутылку поместили обратно в серебряное ведёрко со льдом и сели на диван, чтобы слегка расслабиться и отдохнуть перед предстоящим штурмом компьютерной твердыни.

– Находясь здесь, словно на крыше мира, в окружении цветов и попивая шампанское, – заметила Перл, – я начинаю думать, что все остальное: моя вонючая карьера, банк, этот выродок Карп – вовсе не существует.

– Но при этом, благодаря современной технологии, – заметил Тавиш, – все это находится в пределах досягаемости простого телефонного звонка.

«Звонка, который станет поворотным пунктом во всей моей жизни», – подумала я.

В девять часов мы все столпились возле моего блестящего лаком рабочего стола в кабинете. Тавиш, предельно сосредоточившись, работал на пульте. Мы с Перл, чувствуя себя изрядно утомлёнными сегодняшними волнениями и, возможно, парой лишних глотков шампанского, восстанавливали силы с помощью крепкого чёрного кофе, следя за манипуляциями Тавиша.

– Твой компьютер – мистер Чарльз, верно? Он явно обладает яркой индивидуальностью, – ухмыльнулся Тавиш, не отрывая взгляда от дисплея. – Он только что передал мне, что ожидает дополнительной платы за сверхурочную работу.

Ещё бы, ведь я заранее предупредила Бобсей Твинс, чтобы они держали моего Чарльза наготове и не отключали сегодня вечером. Таким образом мы получали возможность «пробежаться» по составленному им для Гаррисов списку адресатов, ввести его в банковский компьютер и открыть на их имена новые счета.

У банка появляются десятки новых клиентов каждый день, и наша возня со счетами пока не выходила за рамки обычной рутинной работы, тем более что у нас появилась наконец возможность обеспечить им необходимый баланс.

Для этого необходимо добыть деньги, запустив руку в электронные обменные фонды, как только наши «изменения в программе» пройдут через систему тестов и попадут в производственный блок. До тех пор, пока Бобби не удалось подобрать нужный код, я и сама толком не представляла, как именно будут выглядеть эти новые программы. Нам пришлось сейчас изрядно попотеть, пока мы их в срочном порядке не составили. Теперь оставалось ввести их в банк данных, и не позже нынешней ночи они должны на нас заработать.

Стоит заметить, что сегодняшний вечер был весьма удобен для того, чтобы постараться в последнюю минуту внести нужные нам изменения в оперативную банковскую программу. Ведь именно в конце года в каждом разделе нашей системы выстраивается длинющий хвост вводимых в последний момент разнообразных данных – и отдел обменных фондов в этом смысле являлся исключением. Мне просто останется присоединить наши программы к пакету остальных, и, несомненно, ещё до наступления полночи они начнут свою работу внутри компьютерной системы, рассылая денежки из обменных фондов по учреждённым нами счетам.

Часы показывали десять, когда произошло несчастье. Мы с Перл вышли на террасу подышать свежим воздухом и прийти в себя после трудного дня. Тавиш остался за компьютером набивать программы. Он как раз только что завершил перерегистрацию списка из блока памяти мистера Чарльза и распрощался с сим почтённым джентльменом, пожелав ему доброй ночи. И вдруг мы услышали вопль Тавиша:

– Ах, черт побери!

Мы ворвались в кабинет и увидели, как Тавиш уставился на дисплей.

– Что случилось? – воскликнула я, обегая стол, чтобы взглянуть на экран дисплея.

От волнения голос Тавиша я почти не услышала. Смысл происшедшего дошёл до меня, когда я увидела на экране текст:

СИСТЕМА ТЕСТОВ ВСЕМИРНОГО БАНКА ЗАКОНЧИЛА СВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ.

ЖЕЛАЕМ ВАМ САМОГО СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА И ВЕСЁЛЫХ КАНИКУЛ!

– Они отключили эту чёртову систему тестов! – Тавиш чуть не плакал. – Мои программы уже были включены в очередь на проверку, а они вырубили проклятую тестирующую систему на два часа раньше!

Дерьмо, – бормотала я, тупо уставившись на экран и пытаясь собраться с мыслями. Ни разу в жизни я не испытывала такого потрясения.

– А мы тут расслабляемся, – прокомментировала Перл, – смакуем китайские деликатесы, попивая коллекционное шампанское, как будто время нас совершенно не волнует. А что этот ваш визг означает на самом деле? Что, собственно говоря, случилось?

– «И если захочешь, ты сможешь понять их грёзы, – продекламировал Тавиш. – Их разочарованье, их отчаяние, их взлёты и падения – море, море грёз…»

– И все-таки что это означает? – недоумевала Перл, посмотрев на Тавиша так, будто у него крыша поехала.

– Это Дилан Томас[15]15
  Томас Дилан (1914 – 1953) – английский поэт из Уэльса (Прим. ред.)


[Закрыть] – объяснил он. – И это означает, что наши грёзы погибли – наша система погибла – наш проект погиб – и мы тоже погибли.

Он встал из-за стола и, словно сомнамбула, удалился из комнаты, не удостоив нас даже взглядом.

– Это правда? – обратилась Перл ко мне. – И ничего уже нельзя исправить?

– Не знаю, – отвечала я, все ещё не сводя глаз с экрана дисплея. – Я действительно пока ничего не знаю.

В гостиной часы пробили одиннадцать, и Перл только что предупредила Тавиша, что если он ещё хоть раз заикнётся «Если бы мы только…» – то ему явно не поздоровится.

И тут у меня родилась одна идея. Я понимала, что для её реализации предстоит преодолеть длинный и извилистый путь, но я уже вполне созрела для того, чтобы что-то предпринять.

– Бобби, ты пробовал составить целевые коды? – спросила я Тавиша.

– Могу постараться, – но, по правде говоря, это не моё хобби, – признался он.

– Что ещё за целевые коды? – заинтересовалась Перл.

– Машинная тарабарщина, – пояснил Тавиш. – Это те элементарные кусочки, из которых составляются более объёмные программы. Это словно мозаика, и каждый её кусочек содержит инструкцию, приказ, который машина может понять и выполнить.

– Что ты задумала? – спросила теперь Перл у меня, не отрывая глаз от Тавиша.

Не отвечая ей, я задала вопрос Тавишу:

– Ты не мог бы извлечь целевые коды из программ, которые написаны сегодня вечером, и ввести их прямо в операционный блок, как будто это части некоей уже прошедшей тестирование и принятой к руководству программы?

– Ну как же, несомненно, – наглой издевательской ухмылкой паясничал Тавиш. – Вот только для этого придётся пробраться в оперативный отдел и получить доступ к системе телеграфных обменов. Но я уверен, что любой из работающих там операторов с радостью уступит мне своё кресло (они ведь дежурят там круглые. сутки, не так ли?) – как только мы объясним, что намерены слегка ограбить банк.

– Я не об этом, – возразила я, хотя понимала, что то, что имела в виду на самом деле, ещё более безумная затея. – Я хочу сказать: если смогу прямо сейчас обеспечить тебе доступ в операторскую, ты сможешь внести в рабочую программу нужные изменения до тех пор, пока не отключилась и система телеграфных обменов?

Тавиш посмотрел на меня, а потом истерически расхохотался.

– Признайся, что ты шутишь, – произнёс он.

– Будьте добры, поясните, – вмешалась Перл. – Не означает ли ваша милая беседа, что у кого-то из нас ум за разум зашёл?

– Совершенно верно, она рехнулась, – подтвердил Тавиш. – В компьютерную систему банка входит множество первоклассных машин, которые принимают постоянно сотни данных с периферии, и информация проносится по их бокам, как импульсы по системе нервных узлов, и соответственно этому сотни ячеек памяти открываются, фиксируя информацию, и закрываются за тысячные доли секунды…

– Прекрати, – возмутилась Перл, – и перескажи это на общепринятом английском языке.

– Короче, – с нетерпением поморщился Тавиш, – представь себе чертовски искусного жонглёра, который работает одновременно не меньше чем с миллионом шариков, причём движутся они со скоростью света. И пытаться вмешиваться в эту механику – это все равно что, например, оперировать мозг кенгуру, руководствуясь показаниями секундомера.

– Гениальное истолкование, – похвалила его я. – И как ты полагаешь справиться с этим, если я обеспечу тебе доступ?

– Конечно, я сумасшедший – но не до такой степени, – веско произнёс он. – К тому же ты не сможешь подключиться в оперативную систему со своего частного терминала.

– Я и не предлагаю тебе действовать опосредованно, – улыбнулась я. – Мне кажется, мы могли бы попробовать сделать это на месте.

– Ты имеешь в виду – прямо в машинной операторской? – удивлённо ахнул Тавиш.

Онемев от ужаса, он вскочил с дивана, швырнув на пол салфетку.

– Нет! Нет! Нет, и ещё раз нет! – вскричал он, как только к нему вернулся дар речи. – Это абсолютно невозможно! – Он едва не дошёл до истерики, и я прекрасно понимала почему.

Если мы, влезая в святая святых жизнедеятельности компьютера, совершим хоть ничтожную ошибку, произойдёт мгновенный крах всей оперативной системы, да и не только её. Причём катастрофа будет сопровождаться таким ужасным рёвом, что, раз услышав его, всю оставшуюся жизнь будете нервно вздрагивать от самых невинных звуков, к примеру, сработавшей в супермаркете сигнализации. И ущерб, причинённый машине, будет не самым худшим результатом подобной развязки, поскольку окажется парализована деятельность всего Всемирного банка.

И в итоге, если в тот момент, когда это произойдёт, мы будем находиться в помещении операторской – в недрах банковского центра данных, в окружении нескольких колец насторожённых датчиков и постов охраны, – нас прихлопнет, как в мышеловке. И из этой ловушки нам уже никогда не выбраться.

– Да, ты прав, – мрачно призналась я Тавишу. – Я не имела права предлагать тебе такие опасные вещи. И я действительно рехнулась, если хотя бы на миг предположила, что смогу справиться с этим сама.

– Это все твои пари, похоже, оно скоро доведёт тебя до ручки, – согласился он, слегка успокоившись и снова пересаживаясь на диван. – Хотя, конечно, если бы твой приятель доктор Тор был бы сейчас здесь, все обстояло бы по-иному. Ему, сочинившему десяток книг как раз об этих вещах, нетрудно было бы справиться с тем, о чем ты просила.

Ужасно – а ведь я даже не потрудилась ответить на его просьбу, переданную Лелией. Но все равно Тор зря рассчитывал на то, что я сразу же поспешу ему на помощь. В конце-то концов, мы соперники, и он сам любит об этом напоминать.

И именно в этот момент зазвонил телефон. И, хотя такая синхронность мыслей была просто невероятна, у меня вдруг возникло дикое ощущение уверенности, что я знаю, кто это звонит. Тавиш, с моего безмолвного согласия, взял трубку.

– Какой-то малый по фамилии Лобачевский, – сообщил он, зажав рукой трубку, – говорит, что это очень срочно.

Криво улыбнувшись, я поднялась и подошла к телефону. Каким-то образом Тор почувствовал на расстоянии в три тысячи мили, что он выиграл пари.

– Ах, Николай Иванович, – пропела я в трубку, – как я рада вас слышать. Что-то не видать а печати ваших новых трактатов об Эвклидовой геометрии с самого, дай Бог памяти, тысяча восемьсот пятидесятого года, не так ли?

– С тысяча восемьсот тридцать второго года, если быть точным, – отвечал Тор. – Ты никогда не отвечаешь на мои звонки.

– У меня было дел по горло, – стала оправдываться я. – Если быть точной, меня просто взяли за глотку.

– Я отправляю тебе срочное послание, неужели не вправе в ответ рассчитывать хотя бы на вежливое внимание? По крайней мере я никогда не отказывал тебе в подобных вещах.

– Ты не заикнулся о вежливом внимании. А потребовал, чтобы я тут же вскочила в самолёт – только потому, что ты соизволил щёлкнуть пальцами, – и примчалась в Нью-Йорк, – возмутилась я. – Разве ты забыл, что у меня есть работа? Я уж не говорю про пари, которое надо выиграть.

По мере того, как до Тавиша доходило, с кем я беседую, его глаза раскрывались все шире и шире.

– Как я уже заметил, я никогда тебе не отказывал, – раздельно повторил Тор. – Ну а теперь ты наконец избавишь меня от необходимости барахтаться в этом проклятом тумане и, Может, позволишь подняться? То есть, конечно, если твой гость, или гости, не обидятся на моё вторжение.

У меня сразу же пересохло в горле.

– Так где же ты находишься? – хрипло спросила я.

– У дверей в твой подъезд, – отвечал Тор. – Я никогда прежде не видел этот твой городишко, не сподобился разглядеть его и сейчас. Ты сама-то уверена, что живёшь в городе и что он существует? Всю дорогу от аэропорта меня мучило чувство, что на голову напялили чулок, счастье ещё, что самолёту разрешили посадку.

Я зажмурилась, накрыла рукой микрофон и с чувством произнесла:

– Благодарю тебя, о великий Боже, – после чего подмигнула Тавишу.

– Какое совпадение, подумать только, – продолжала я разговор с Тором. – Можно подумать, что у нас с тобой и впрямь существует некая психогенная связь. Мы только что мечтали, чтобы ты оказался здесь.

Никогда в жизни я не была так рада кого-нибудь видеть.' Когда я впустила Тора в здание и дождалась, пока он, как всегда, элегантно одетый, в кашемировом пальто, с аккуратно уложенной шевелюрой, отливавшей медью в сиянии ламп в вестибюле, появился в дверях лифта, я еле справилась с желанием броситься ему на шею. Но подобный жест мог быть истолкован абсолютно неверно, особенно если учитывать просьбу, с которой я намеревалась обратиться к нему прямо с порога. Итак, вместо горячих объятий я просто приняла у него пальто.

После обмена краткими приветствиями – причём Тавиш ещё долго не мог выйти из состояния лёгкого ступора, в которое впал под впечатлением первой встречи со своим кумиром, – я оставила всю троицу в гостиной, предоставив Перл и Бобби жаловаться на несчастья, свалившиеся на нас в течение последних восьми часов.

Сама же отправилась на кухню, чтобы успеть продумать. свои действия.

– Очаровательный уголок, – произнёс Тор мне вслед. – Целомудренная белизна стен и обстановки – это напоминает мне некоторые главы из «Моби Дика»[16]16
  «Моби Дик, или Белый Кит» – известный роман Германа Мелвилла (1819 – 1891) о полулегендарном ките, смертельном враге китобоев


[Закрыть]

И как нельзя лучше соответствует сути вашей натуры, мадам.

Невзирая на столь циничное проявление чувства юмора – чего же ещё было от него ожидать, ведь речь шла обо мне! – я не сомневалась в одном. Хотя многие годы Тор уже не считался моим наставником, хотя именно он вовлёк меня в историю со злосчастным пари, хотя он ни за что без крайней нужды не решился бы даже на короткое время покинуть свой возлюбленный Нью-Йорк, – он никогда бы не позволил утонуть мне в той трясине, в которую меня угораздило провалиться нынче вечером. Более того, это лишний раз позволит ему блеснуть своим непревзойдённым технологическим гением.

Уединившись на кухне, я извлекла из ящика список телефонных номеров для срочных вызовов, в котором торопливо отыскала фамилию Чака Гиббса, шефа операторской службы. Как и мой собственный, его номер значился здесь в качестве последнего средства, к которому можно было прибегнуть в случае, если во время ночного дежурства начнутся сбои в работе главной оперативной системы.

Я хорошо знала Чака Гиббса. В прошлом мы провели немало ночей в недрах операторской службы, спасая от краха оперативные системы наших компьютеров. Мне было известно, что Чак Гиббс – любящий отец пяти чудесных крошек и верный муж своей властолюбивой жены, которая к тому же меньше всего на свете любила спать в одиночестве. Я понимала, в ночь накануне сочельника никого из его домашних не обрадует весть, которую я намеревалась ему сообщить.

– Чак, это говорит Верити Бэнкс из Фонда обменов, – представилась я. – Меньше всего хотелось бы беспокоить тебя в эту ночь, впрочем, как и в любую другую, но боюсь, что в операционной системе кризис.

Из микрофона доносились отдалённые голоса, и один из них, женский, громко произнёс:

– Да не может этого быть – накануне сочельника?

– Ничего, ничего, – пробормотал Чак в трубку, – это неизбежные издержки нашей профессии, – а голос у него при этом был такой, словно я только что бульдозером сровняла с землёй могилу его матушки. – А что, разве с этим не сможет справиться кто-нибудь из операторов? – без особой надежды в голосе поинтересовался Чак.

Конечно, операторы дежурят там круглые сутки, а его дом находился на Ореховом Ручье – то есть на противоположном берегу залива. Это означало, что из-за такой погоды придётся потратить не меньше часа на дорогу.

– Боюсь, у него ничего не выйдет, – сказала я. – Похоже, вышел из строя один из функциональных блоков, но они не смогут поменять его, не отключая систему в целом. А ты же знаешь, что сейчас её отключение равносильно самоубийству: конец года, и нагрузка сумасшедшая. Отключив периферийный блок, мы можем нечаянно нанести вред всей системе памяти. И если она, не дай Бог, накроется, нам придётся все восстанавливать с нуля.

– Вот это плохо, – уныло согласился он. А ведь я, черт побери, права, как никогда, – и почему только мне не пришло это в голову раньше: у нас уйдёт не одна неделя на то, чтобы восстановить всю систему в целом, в случае её выхода из строя из-за нашей суеты с целевыми кодами. Если Чаку придётся вырубить всю оперативную часть, за каждый час простоя банк понесёт убытки в сотни тысяч долларов, – и уж эту новость не удастся никак скрыть от широкой общественности. Тут, пожалуй, вмешается и сама госпожа пресса – ещё бы, банк такого уровня терпит крах накануне Рождества.

– Я собираюсь притащить туда толкового инженера, который хорошо разбирается в таких штуках, – сказала я Чаку для гарантии того, что все возможные меры будут приняты. Сама я подумала, что в случае неудачи Чак сможет сохранить своё место. – Мне кажется, что во время принятия решения там должен находиться кто-то из менеджеров: трудно предугадать, какой окажется реальная ситуация.

– Я согласен, – промычал Чак совершенно несчастным голосом. В трубке отчётливо послышался голос его жены:

– Нет, ты не поедешь через мост в ночь накануне Рождества! И не вздумай возражать!

– Послушай, Чак, – бросила я ему давно заготовленную сахарную косточку, – если ты не против, я смогу заменить тебя этой ночью. Ведь банк находится в пяти минутах от моего дома, к тому же, у меня нет детишек, которые караулят у камина, когда придёт Санта-Клаус! Если ситуация там окажется катастрофической, я перезвоню тебе. Было бы позором с моей стороны заставлять тащиться в такую даль, не убедившись, что без тебя невозможно обойтись.

– Верити, ты просто отличный парень! – воспрянул духом Чак, видимо, припав к телефону в бесплодной попытке пожать мою мужественную руку. – А ты уверена, что тебе это будет удобно?

– Я уверена, что ты бы сделал для меня то же самое, – великодушно отвечала я. – Только мне потребуется разрешение на то, чтобы провести в операторскую инженера.

– Считай, что оно уже есть, – с облегчением заверил меня Чак:

– Сегодня дежурит Мартинелли, а он в отличных отношениях с охраной. Так что, отправляйтесь спокойно: вас пропустят без придирок. И поверь, Бэнкс, у меня слов нет, чтобы выразить свою благодарность.

– Без проблем, – отвечала я. – И будем надеяться на лучшее.

Я положила трубку и вернулась в гостиную. Тор оживлённо беседовавший с Перл и Тавишем, с улыбкой обернулся ко мне.

– Только что твои любезные коллеги посвятили меня в ваши трудности, дорогая, – радостно сообщил он. – И я понял, почему вы ожидали моего вмешательства. Увы, по-видимому это судьба любого гения – постоянно вновь и вновь доказывать свою гениальность, – но рад, что могу помочь тебе. Только не забывай, моя легкокрылая колибри: после нынешней ночи ты мой должник.

– Да будет так, – провозгласила я, не переставая про себя удивляться, как же это легко получается у меня с ним каждый раз. – У нас мало времени – пора отправь литься к нашим машинам.

Просто удивительно, как всего лишь один телефонный звонок может открыть двери даже такой неприступной твердыни, как самое сердце компьютерной системы Всемирного банка. Перл с Тавишем мы, конечно же, отпустили домой, пообещав позвонить им позже.

Тор вышагивал вслед за мной, низко опустив голову, держа в руках дипломат, набитый составленными Тавишем целевыми кодами. В целях конспирации он надел непромокаемый плащ, который одолжил у Тавиша: так он больше напоминал среднестатического технаря и мог бы сойти за инженера из обслуживающего персонала.

– Босс сказал, что вы обнаружили неисправность в функциональном блоке, – сказал Мартинелли, дежуривший этой ночью в залитом ярким светом неоновых ламп информационном центре.

Мартинелли, смуглый итальянец, был облачён в сверкавшую чистотой сорочку, джинсы и армейскую кепку. В эти часы он являлся как бы единовластным вершителем судеб миллионов долларов, реками и ручейками струившихся по немыслимой путанице из последних достижений электронной техники, занимавшей три этажа в здании Всемирного банка общей площадью около десяти акров.

– Мы уже проверили все функциональные линии, – продолжал Мартинелли, в то время как Тор нахально водрузил на его рабочий стол свой дипломат, – но так ничего и не нашли.

– Нами был получен тревожный сигнал, когда попытались подключиться к блоку номер семьдесят, – вмешалась я. – Может быть, вы что-то прозевали.

Он недоверчиво насупился, но все же заглянул в свою рабочую схему.

– В этой системе нет блока под номером семьдесят, – заверил он меня, – что должно было означать: система отказалась подключать нас к блоку с этими номером, поскольку его не существовало вовсе.

Ещё бы, я только что его выдумала – надо же было что-то сказать. Я изо всех сил старалась обеспечить Тору доступ к проклятущей системе – и неважно каким путём я это сделаю.

– И все же боюсь, что там что-то не в порядке, – настойчиво продолжала я. – Наша система приняла для транзита деньги по электронному обмену, но каким-то образом из блока памяти исчезли данные об адресате. Твои парни не могли переключить на нас чью-то чужую линию?

– Никто не смеет и носа сунуть в эту систему, – уверенно отвечал Мартинелли, похлопав по крышке ближайшего к нему процессора. – Вот как раз через него данные об электронных обменах проходят на основной контур, а это самая современная техника с черт знает какой гарантией надёжности из всего, чем мы располагаем.

– Пока у кого-то не начнут чесаться руки, – упрямо возразила я. – Послушай, раз уж все равно мы платим этому инженеру за вызов, пусть хотя бы отработает свои деньги. Давай врубим главный детектор и позволим ему подключиться к супервизору – а там посмотрим.

Главным детектором мы называли диагностическую программу, которая работала вроде некоего компьютерного врача: беспрепятственно шаря по всей машине и проверяя программы одну за другой на прочность, не мешая работе всех остальных программ. Если при этом подключён и супервизор, то есть руководящая программа для всей системы в целом, то с его помощью можно вклиниться и внести изменения в любую из программ, которая покажется «больной», – и при этом никто ничего не заметит. Тор предупредил меня, что ему необходимо иметь в распоряжении эти две вещи, а там уж он сам разберётся, что к чему.

Мартинелли, бубня себе под нос что-то про жечшин на корабле, сдёрнул с ближайшего стеллажа какую-то ленту и вставил её в приёмное устройство, поддерживая плотный рулончик, пока тот не скрылся в недрах машины. Затем он открыл стеклянную дверь операторской, поднялся на консоль перед главным пультом и нажал несколько кнопок.

– Вы подключены, – сообщил он Тору и спустился обратно.

– У тебя найдётся для меня пара окурков? – спросила я Мартинелли, зная, какой он заядлый курильщик и как страдает от того, что не может дымить в строго контролируемой здешней атмосфере. – Пусть этот ма-лый отработает сам своё космическое-жалованье, ты не против? – предложила я, кивнув на Тора.

И мы с Мартинелли, прошли по пандусу к тесной комнате отдыха, находившейся за стеклянными дверями информационного центра. Краем глаза я заметила, что Тор уже взобрался на консоль и его ловкие пальцы вовсю бегают по клавиатуре. Я предпочла не думать о том, что случится, если произойдёт что-то непредвиденное и он совершит хотя бы малейший промах.

Я постаралась как можно дольше продержать Мартинелли в комнате отдыха, восторженно цепляясь к каждой фразе, произнесённой им по поводу успехов его команды курильщиков, выступавшей на соревнованиях в межбанковской лиге. Кофе из автомата, как; это ни странно, был хуже того, который он выдавал нам обычно днём.