Текст книги "Авантюристка"

Автор книги: Кэтрин Нэвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Да, да, благодарю. Вся эта чепуха вечно вылетает у меня из головы. А каково имя баронессы, данное ей при крещении?

– Лелия, сэр. Её зовут Лелия Мария фон Дамлих. Секретарша удалилась, и несколько минут спустя в кабинет вошла Лелия.

На ней были роскошные меха и высокие сапоги из белой замши. Войдя в кабинет, она откинула с головы капюшон, и от блеска бриллиантов, украшавших её причёску, у Веербума перехватило дыхание. Стараясь сохранять остатки солидности, он выскочил из-за стола и поспешил ей навстречу, приняв с почтением протянутую для пожатия руку.

– Лелия, как я рад снова видеть вас, – сердечно произнёс он, считавший, что его обаяние, несомненно, помогло ему стать одним из самых преуспевающих банкиров в Нидерландах. – Вы ещё более ослепительны, чем раньше – все та же юная девушка, которую я помню. Сколько лет, сколько зим? Прошли годы – а ощущение такое, будто мы встретились вчера.

– Для меня, – неотразимо взмахнула ресницами Лелия, – время не играет никакой роли. – Она была уверена, что никогда в жизни не встречалась с этим мужчиной: эти банкиры все такие наглые…

– Я, как всегда, слишком сентиментален, – мягко посетовал он, провожая даму к креслу. Он устроил её подле своего стола и позвонил в маленький колокольчик.

– Возможно, мой помощник уже объяснил вам, что нынче вечером я до отказа завален массой неотложных дел, и, к несчастью, это ограничивает время, которое мог бы уделить вам. Посему осмелюсь предложить приступить к делу без промедлений. Что могло привести вас к нам, в Рабобанк, перед самым началом рождественских каникул?

– Деньги, – отвечала Лелия. – Наследство моего дорогого последнего супруга. Он оставил огромную сумму для воспитания нашей единственной дочери. И я бы хотела часть этих денег, если возможно, поместить в ваш банк.

– Конечно, это возможно. Мы будем счастливы довольствоваться той ролью, которую вам угодно будет для нас отвести. Не хотите ли вы, к примеру, назначить нас в опекуны над её наследством?

– Не совсем. Моя дочь именно сейчас путешествует по Европе, и я желаю обеспечить все её потребности. Но ведь я вверяю вам… мои личные средства… и не хотела бы, чтобы они обратились просто в деньги.

– Понимаю, – отвечал Веербум. – У вас есть что-то для дополнительного обеспечения – насколько я понимаю, под эти вложения вы желаете оформить заём? В таком случае, ваши сбережения не превратятся просто в наличные, и ваши интересы не будут ущемлены. Вы используете свои вложения лишь как обеспечение кредита. Хотели бы оформить этот счёт на имя вашей дочери?

– Нет – только на моё имя, – заявила Лелия. – И желаю, чтобы мне можно было снимать с этого счета деньги тогда, когда я захочу, – к примеру, прямо сейчас.

– Значит, это надо будет оформить несколько иначе, – заключил Веербум. – Вы хотите не просто получить кредит – а открыть счёт, в который уже естественным образом и будут включаться все срочные выплаты. Мы же оформим его в виде займа. Если я правильно понял, вы намерены выдавать своей дочери чеки, по которым она сможет получать деньги с этого счета. Таким образом, вы сможете полностью контролировать ваши капиталы. Весьма разумно, если мне позволено будет высказать моё мнение.

– Так это возможно сделать в вашем Бэнкс?

– Безусловно, нет ничего проще, моя дорогая леди. И на какую сумму вы предполагаете оформить заём, чтобы завести открытый счёт?

– Именно поэтому я и хотела говорить только с вами, мсье Веербум. Это довольно большая сумма.

– И насколько же она велика, моя милая баронесса? – вежливо улыбаясь, осведомился Веербум.

– Двадцать миллионов американских долларов, мой дорогой мсье Веербум.

Веербум на мгновение остолбенел, но вскоре снова обрёл дар речи.

– Ах, конечно. И какова же сумма дополнительного обеспечения вашего займа?

– Сорок миллионов долларов будет достаточно? – мило улыбнулась она.

– Сорок миллионов в обеспечение двадцати миллионов займа? – переспросил Веербум, не веря своим ушам. – Уверяю, что с этим не будет никаких проблем, милая баронесса. Но нельзя ли было – поскольку на носу каникулы и банк уже закрывается – предложить вам сейчас просто подписать некоторые бумаги, в потом бы я связался с вами примерно через неделю в Баден-Бадене, где, насколько мне известно…

– Это не может быть возможно, – возразила Лелия. – Я желаю брать с собой много миллионов сегодня – сейчас. Потому что у меня нужда, я принесла ценные бумаги – для дополнительного обеспечения – прямо с собой.

Лелия распахнула свой толстый портфель и высыпала из него кучу оригиналов ценных бумаг, чьи поддельные копии пылились ныне в хранилищах Треста депозитов в Нью-Йорке. Они завалили весь стол Веербума, и он, остолбенев от неожиданности, с большим трудом заставил себя взять в руки.

В этот момент появился лакей.

– Чай для мадам, – приказал ему Веербум, он весь трясся, в горле у него пересохло. – И не принесёшь ли мне бренди? На самом деле, принеси-ка прямо графин. Мадам, вы не откажетесь выпить со мною за компанию глоточек бренди?

Лелия милостиво кивнула и улыбнулась.

– Ах, да, Ганс, – добавил Веербум, внезапно кое-что вспомнив, – ты не передашь секретарю, что надо позвонить по номеру, по которому у меня была назначена встреча на шесть часов, и предупредить, что я задерживаюсь? Благодарю тебя.

ОПЕРАЦИИ С ФИНАНСАМИ

Если бы не новая экономическая система, сложившаяся после воцарения машинной индустрии, мы по-прежнему считали бы получение прибыли с вложенного капитала нормальным и безусловно законным источником дохода.

Торстейн Веблен Век машин

Двадцатого декабря, в воскресенье, исполнился почти месяц после той памятной ночи в опере. И нынешний дневной спектакль немецкие боги благородно пропустили ради прекрасных глаз известной французской охотницы за счастьем – давали «Манон». И это показалось мне вполне подходящей прелюдией перед рано наступившими, полными чудесных предчувствий вечерними сумерками.

Я обожаю ту сцену, в которой Манон отвергает жизнь королевы Парижа и, с головы до ног обвешанная бриллиантами, сломя голову мчится в Сен-Сюльпис, где совращает с пути истинного своего прежнего любовника, уже почти постригшегося в монахи.

Манон была классическим типом женщины, мечущейся между любовью к деньгам и любовью к мужчинам. И, как и во всякой порядочной опере, деньги под конец берут верх. Даже отдавая Богу душу, страдая от нищеты и унижения, Манон при взгляде на звезды в небесах вспоминает те бриллианты, что сверкали на ней тогда, когда она купалась в роскоши.

Я возвращалась домой туманным вечером в весьма приподнятом настроении – и не только из-за того, что люблю это оперу, но и из-за сознания того, что ведь это не я, а Манон потерпела в конце концов фиаско.

Вернувшись домой, я прошла на террасу, чтобы внести в комнату некоторые из своих зимних орхидей. Здесь туман оказался плотным до такой степени, что я даже не смогла различить возвышавшийся подобно фаллическому символу над Центральным телеграфом шпиль Траханной Лилии – несравненный памятник тому пожарнику, на пару с которым сия сумасбродная дама удивляла весь город.

Я как раз готовила чай, когда зазвонил телефон.

– Добрый вечер, моя дорогая, – промурлыкал в трубке знакомый вкрадчивый голос… Я решил позвонить, так как подумал, что тебе будет приятно поздравить меня с днём рождения.

– А сегодня день твоего рождения? – переспросила я. – А я-то считала, что сегодня день рождения Бетховена.

– Великими судьбами подчас управляет единый дух, – отвечал он. – А кроме того, мне и впрямь есть что сегодня праздновать: мы идём строго по графику.

Проклятье. Неужели он хочет сказать, что завладел всеми необходимыми ему ценными бумагами и уже готов переходить ко второй части пари – вложению капитала? А я все ещё топчусь на месте. Ведь, пока Тавиш с командой не подберётся к нужным мне файлам, я не имею возможности завладеть обменными фондами. И в эту минуту мысль о заключённом пари стала действовать на меня угнетающе.

– И что же ваша троица намерена предпринять для празднества? – спросила я его, стараясь переменить тему беседы.

– Мы с Джорджиан, конечно, весь день работали, – сообщил он. – К концу недели уже покончим с печатью. А Лелия отправилась в Европу, чтобы помочь нам не прозевать сигнал к старту.

Итак, я располагала как хорошими, так и плохими новостями. Хорошими, безусловно, являлись те, что они провозятся ещё несколько дней, – стало быть, в моем распоряжении остаётся вся следующая неделя. А вот плохие… я решила, что их надо уточнить.

– Вы что же, отправили Лелию в Европу совсем одну? – спросила я. – Надеюсь, вы хорошо сознаёте, на что пошли.

– Ей совершенно ничего не грозит, – возразил он. – Она повезла с собой те самые оригиналы ценных бумаг, которые мы подменили фальшивками, чтобы открыть кредитные счета в различных банках континента. Никому и в голову не придёт подробно расспрашивать даму, подобную ей, тем более что она открывает такие большие счета. Но она не просто превращает ценные бумаги в наличность – она готовит все к тому, чтобы в нужное время мы могли завладеть этой наличностью.

– Остаётся только надеяться, что стартовый сигнал, который вы так стараетесь не прозевать, не обернётся против вас, – предупредила я. – Я знаю Лелию достаточно давно. Она обожает всем вертеть по-своему.

– Представь мне судить об этом самому, – невозмутимо отвечал он. – Ну, а кроме того, кто-то же должен пустить пробный шар. К концу недели, как только мы закончим печатать и подменять облигации, будет уже слишком поздно, чтобы суетиться с открытием европейских счётов. Ведь Рождество на носу – и европейские банки закроются на каникулы. В противном случае нам придётся дожидаться начала года.

Боже правый, а ведь так оно и есть! А я-то совершенно упустила из виду то, что у меня в распоряжении всего четыре дня, а там – сочельник, и вся наша банковская машина будет приостановлена для ежегодного профилактического осмотра. И если до этого я не успею ввести программы, с помощью которых собираюсь ограбить обменные фонды, – мне тоже придётся дожидаться первых чисел Нового года. Тогда мы отстанем от Тора на целые недели – и все огромные суммы, которые можно было бы прибрать к рукам в момент повышенной банковской активности перед концом года, уйдут как вода в песок! Как я могла оказаться в дураках?!

– А как продвигается твоя маленькая кража, моя дорогая? – поинтересовался Тор, словно читая мои мысли.

– Просто великолепно, – браво солгала я, про себя чертыхаясь из-за его пресловутой прозорливости и пытаясь собраться с мыслями.

Чайник на плите засвистел. Я машинально сняла его и чуть не выплеснула кипяток себе на ноги. От моего неловкого скачка телефон с грохотом свалился на пол. Подняв его, я услышала смех Тора на другом конце провода.

– Послушай, у тебя совсем ничего, не выходит? Ну, я и не сомневался в том, что ты излишне самоуверенна. Зато тебе будет весьма приятно вновь оказаться в Нью-Йорке после стольких лет отсутствия и быть занятой той работой, которая тебе уготована самой природой. Почему бы тебе прямо сейчас не признать свой проигрыш?

– Цыплят по осени считают, – гордо возразила я, размазывая ногой образовавшуюся на полу лужу. – Почему ты так уверен, что я уже пропустила первый мяч?

– О, я всегда отдавал должное твоей выдержке – даже в преддверии полного и неотвратимого краха, – признался он. – Но ведь тебе так и не удалось проникнуть даже в простые файлы, скажи честно?

– Я просто заранее готовлю максимально выгодную позицию, – сообщила я, ковыляя вместе с телефоном в гостиную со стеклянными стенами, занавешенными белесым туманом. – И даже если мне не повезёт – и придётся работать на тебя, – это все равно не будет моим крахом, это будет всего лишь выплатой долга. Тебе не удастся запереть меня в клетке.

На том конце провода последовало продолжительное молчание. Наконец Тор с сочувствием произнёс:

– Ты успела нагородить вокруг себя столько стен, что мне бы и в голову не пришло лишний раз укреплять их, возводя какую-то клетку. И я хочу только одного: разрушить все эти стены и дать тебе свободу. Ты меня очень обяжешь, если поверишь в это.

– И именно поэтому ты втянул меня в наш маленький спор, – я полагаю, исключительно с целью освободить меня от тяжкого бремени избранной мною самой карьеры?

– Это твоё дело – верить мне или нет, – мягко отвечал Тор, – но все обстоит именно так. Если же, к несчастью, тебе удастся выиграть, я не откажусь от своей части пари. Как, впрочем, надеюсь, поступишь и ты. – Он снова помолчал, а потом добавил повеселевшим голосом:

– А теперь, если ты не возражаешь, я распечатаю бутылку шампанского по случаю своего дня рождения.

Он повесил трубку, а я до появления сумерек осталась неподвижно сидеть в застывшей в белом безмолвии гостиной. А потом, даже не вспомнив о том, что с самого утра крошки в рот не брала, отправилась спать. Теперь я не сомневалась: что бы ни случилось, я обязательно должна выиграть пари. Хотя и не представляла, как сильно будет мне препятствовать в этом вся моя предыдущая жизнь, весь мой прежний опыт и принципы.

С самого раннего утра в мой новый, сверкающий стеклянными стенами офис на тридцатом этаже заявился Тавиш. Он теребил по привычке свои волосы, а в руке держал недопитую чашку чая.

– Я тут придумал одну штуку и хочу знать, как ты к ней отнесёшься, – сообщил он. – Если я решил войти в систему компьютера, но он не принимает предлагаемого мною пароля, после третьей неудачной попытки меня блокируют, а мой терминал отключат. – И он выжидательно уставился на меня.

– Верно, – согласилась я, – это самая обычная мера безопасности: она не позволяет неизвестным личностям копаться в нашей компьютерной сети, как у себя в чулане. И в чем же заключается твоя идея?

– Ну, а что, если я буду некоей известной личностью, но забуду свой пароль, что будет тогда?

– Тебе предложат воспользоваться новым паролем, – отвечала я. – Но я пока не понимаю, чем это может помочь в нашем конкретном случае. Ведь любой новый пароль даст тебе доступ лишь к той части информации, что и раньше, по «забытому паролю». И уж наверняка он не будет иметь отношения к кодам, с помощью которых можно проникнуть в систему безопасности, а именно она нас и интересует.

– Ты права, – ухмыльнулся Тавиш. – Но если бы я был известной персоной из отдела безопасности, новый пароль будет допускать меня и в систему безопасности!

Я непонимающе уставилась на него.

– Его зовут Лён Мэйс, – продолжал втолковывать мне Тавиш. – Номер его терминала: три-один-семь. Это на одиннадцатом этаже. В прошлую пятницу он умотал на Тахоу и не вернётся до конца рождественских каникул.

– И как ты намерен получить вместо него его новый пароль? – спросила я с бьющимся сердцем.

– Я три раза пытался выйти на его терминал, система меня вырубила, и тогда я позвонил в отдел безопасности от имени Лена Мэйса и попросил снабдить меня новым паролем по моему собственному выбору – чтобы уж запомнить его наверняка. Чтобы ввести его в систему компьютера, необходимо иметь на руках письменное заявление – с визой вице-президента. А поскольку, к несчастью, босс Лена также отсутствует, я имел смелость предположить, что ты будешь тем руководителем, который наложит визу на заявление.

– Послушай, почему бы тебе не позаботиться обо мне и не принести мне тоже чашку чая? – предложила я. – А заодно, пока готовится чай, можешь попытаться действовать от имени известной личности. Мне кажется, что Лену Мэйсу срочно необходимо обзавестись новым паролем.

Конец года – самая горячая пора в деятельности любого банка. Девиз Всемирного банка к тому же гласил: наши двери открыты до тех пор, пока продолжают поступать деньги.

В последние дни перед Рождеством мы обычно начинали в изнеможении считать оставшиеся рабочие часы – и не только из-за желания потратиться на подарки и сувениры, но и из-за возраставшей активности деятельности обменных фондов. Ведь близился конец финансового года, а это означало лишь то, что разного сорта налоги в вложения не могут больше ждать своего часа.

Наши компьютерные системы, работавшие в это время с удесятерённой нагрузкой, каждый час фиксировали перемещение массы денег больше, чем на протяжении целых недель в другое время года. И, значит, тем больше я потеряю денег если не проберусь через ключевые тесты. Ведь я канун сочельника все тестовые системы перекроют. А любая новая программа – в том числе и та, которую я собиралась ввести, – прежде чем начинает действовать, проходит через эти системы. В моем случае это означало необходимость переместить на нужные мне счета деньги из обменных фондов. Во что бы то ни стало я должна была успеть проскочить в эти двери, пока они ещё не захлопнулись.

Но вот уже наступила среда, послезавтра – сочельник, а Тавиш все ещё копался с ключевым кодом, хотя и проник уже в систему безопасности. Черт бы побрал эту коротенькую программу, которая перекрывала нам доступ к обменным фондам, к клирингу наличных, которые мы хотели перевести на фиктивные счета.

Кстати, по поводу счётов. Мне будет очень трудно, за один день, не привлекая внимания, открыть тридцать совершенно новых счётов по тысяче долларов, да ещё и с нулевым балансом. В лучшем случае это будет выглядеть смешно и удивительно.

Итак, я нервно грызла ногти и с отчаянием взирала на десятки видимых сквозь стеклянные стены офиса стенных часов, чьи стрелки неумолимо отсчитывали безвозвратно уходящее время.

Утром в четверг, накануне Рождества, Тавиш все ещё не сумел пробиться сквозь секретные коды. Павел удалился, решив «бежать от городского безумия», и поэтому, когда зазвонил телефон, я сама сняла трубку.

– Таракая, – зашелестел в трубке почему-то осипший голос Лелии, – это есть вещь крайней важности! Такое несчастье я имею – и ты должна приехать сегодня, сейчас.

– Потише, потише, Лелия. Приехать куда? Я думала, что ты в Европе.

– Да. Я есть в Европе, но теперь я есть здесь – в своей спальне.

Я как-то забыла, что в минуты волнения для Лелии существовала лишь одна форма глагола.

– Давай разберёмся во всем по порядку, – отчеканила я. – Ты была в Европе, но теперь уже вернулась домой. А где Джорджиан с Тором? Есть поблизости кто-нибудь, способный все объяснить?

– Нет, Базе мой, я так фатик! Зорзион, она уехала в Европу вместе меня, но Золтан – о, он не будет желать говорить со мной. Она оба очень фаше авек муа.

– Это почему же они оба так на тебя сердиты? – всполошилась я. – Зачем Джорджиан понадобилось ехать вместо тебя в Европу? И почему бы Тору самому не позвонить мне, если у вас трудности?

– Там нет телефона, где он сейчас есть, – заверила меня Лелия. Ах, даже в тюрьме и то есть телефоны – где же он может быть?

– Так он сейчас не с тобой? – выпытывала я.

– Ля? Ма нон! Жэ суй данс ма чамбр!

– Я не имею в виду твою спальню – и имею в виду Нью-Йорк вообще!

– Он близко, но это невозможно для него говорить с тобой самому. Он хочет, чтобы ты приезжала в Нью-Йорк ту де сью – сегодня. И уже заказала тебе билет в аэропрт – ту еа венир? Жэм'эксплик, когда ты прилетишь.

– Когда ты собираешься все эксплик, Лелия? – взревела я. – Я занята здесь и не могу порхать в Нью-Йорк и обратно, когда на носу конец года! Ты лучше передай Тору, что если он хочет со мною поговорить, пусть позвонит сам, мне ненавистны подобные мелкопробные интрижки, и если честно, то меня удивляет, как ему хватило совести впутать в это дело тебя?

– Ту ме кревежур! – вскричала Лелия. – Ты не имеешь совсем доверия ко мне! Ты приедешь сюда – и я сделаю тебе маленькое объяснение, когда мы встретимся.

– Вот что я тебе скажу, – прорычала я, теряя терпение, – я оставлю запись на автоответчике у Тора, и, если это действительно так уж важно, он сможет перезвонить мне сам и все объяснит на английском языке.

– Ты не можешь понимать мой англез… – простонала Лелия.

Чувствуя, что с меня этих игр достаточно, я чмокнула в микрофон и повесила трубку.

И тот же миг замигала лампочка вызова на другой линии. Когда я узнала, кто звонит, тут же забыла о разговоре с Лелией. Менее всего я ожидала нечто подобное: сам господин Петер Пауль Карп, бывший босс Тавиша и нынешний босс Перл, приглашал меня на ленч собственной персоной.

Перспектива провести целый час в его обществе казалась мне хуже самой жестокой епитимьи, но я решилась на это, – по крайней мере можно будет постараться выяснить, что у него на уме.

Мы встретились в ресторане, который он выбрал сам: заведение во французском стиле, чьё название переводилось на английский язык примерно как «потеряй все, что можно». Блюдя старые добрые французские традиции, официанты в нем, видимо, считали, что обслуживать клиента – значит прогуливаться с небрежным видом мимо его столика не чаще чем раз в два-три часа, для того чтобы удостовериться, что вам ещё не надоело ждать и вы не покинули их заведение. Карп соизволил прийти с пятнадцатиминутным опозданием и тут же навёл шороху на весь обслуживающий персонал с метрдотелем во главе; тот, заинтересовавшись шумом в заде, выплыл под конец из недр помещения. Карп все же добрался до столика, за которым я его поджидала.

Он наотрез отказался сразу приступить к деловой части нашей встречи и туг же принялся подробнейшим образом изучать меню и карту вин; когда он наконец выбрал, что заказать, я чуть не подвывала от нетерпения.

– Я только что вернулся из поездки на родину, – сообщил он. – Как мне известно, вы по собственной инициативе отказались от назначения в наш филиал.

– Да, и спасибо вам за рекомендации, – съехидничала я, но он предпочёл этого не заметить.

– Это прекрасная страна, Бэнкс. Вам не следовало так поспешно отказываться от предоставившейся возможности. Хотя, конечно, между нами есть разница: я свободно, как и члены моего семейства, владею языком, и все мои предки…

– На самом деле? – перебила я. – Какое совпадение! Я имею в виду предков. Вот если бы ещё вспомнить, кем они были…

Наконец-то я задела его за живое, но всего лишь на миг: он просто предпочёл переменить тему беседы.

– Я пригласил вас сюда, чтобы кое о чем предупредить, Бэнкс, – многозначительно скривившись, пробурчал он. – Просто перекинуться с вами парой слов как коллега с коллегой. Я слов не нахожу, чтобы описать тот переполох, какой вы устроили, – весь банк гудит, как потревоженный улей. На прошлой неделе мне позвонил Виллингли и сказал, что желает срочно меня видеть. Пошёл к нему. И что он сказал: «Бэнкс больше не играет в наши игры». Вы понимаете, что за игры я имею в виду? Игры, в которые играют бизнесмены-мужчины. Будучи немцем, я особенно чутко улавливаю имеющиеся между женщинами и мужчинами различие, вы понимаете?

– Что вы хотите сказать? – спросила я, чувствуя, что скоро стану впадать в бешенство при упоминании об этом издевательстве Матери-Природы.

– Вы ведь знаете, что он весьма близок с Лоренсом – вашим боссом, этот Виллингли. Лоренс даже рекомендовал его в члены Вагабонд-клуба! Возможно, он будет принят уже к концу этого месяца.

– И что я должна изобразить по этому поводу – удариться в слезы? Это меня совершенно не касается. Зато Киви счастлив, Лоренс счастлив – все счастливы и довольны.

– Все, кроме меня, – мрачно возразил он. – Я рассказал вам все это, потому что вы кое-что мне должны.

– Давайте внесём ясность, Карп. Я не должна вам ничего, кроме потраченных на ленч денег – и то в том случае, если вы за меня расплатитесь с официантом. И я знаю все, что вы хотели бы мне сообщить. Киви сам рассказал мне об этом.

– Значит, вам известно и о том, что Виллингли получает повышение? Что его назначают на место Лоренса? И в самом скором времени. Как только Лоренс пересядет на самый верх.

– Пересядет на самый верх? – машинально переспросила я.

Я изо всех сил старалась не подать виду, что потрясена до глубины души. Самый верх – но чего? Да неужели же члены Совета директоров – как бы ни было ограниченно их скудное воображение – наивны настолько, чтобы выбрать такого разнузданного мерзавца, как Лоренс, в президенты банка! Да это же все равно, что посадить лису в курятник!

– Ну вот, теперь вы должны оказать мне услугу, – самодовольно заключил он. – Нет сомнения, что ваши дни сочтены. Вы снова окажетесь под началом Виллигли, – и наступить его очередь предлагать мяч.

– Подавать мяч, – машинально поправила я, хотя и так было ясно, что он имел в виду.

Меня сожрут целиком – с потрохами, если Киви сможет снова дотянуться до меня. Пожалуй, ссориться сейчас с Карпом не стоило: он мог знать о моей участи больше, чем знала я. Имея Киви в качестве босса, я тут же буду вынуждена распрощаться и с моей кражей, и с пари, и с работой, и с репутацией.

– А чего же вы хотите от меня? – спросила я наконец. – Вам лучше поторопиться с просьбой: похоже, я вскоре просто буду не в состоянии её исполнить.

Он перегнулся ко мне через столик и таинственно прошептал:

– Вы должны избавиться от неё! Она хочет меня уничтожить! Она хочет заполучить моё место, и об этом известно всему свету. И я не выдержу, скончаюсь от кишечной колики, если мне придётся дожидаться, пока Виллингли обретёт достаточно власти, чтобы избавить меня от неё. Но я знаю, что она вас слушается. Вы можете заставить её уйти.

– Вы говорите о Перл? – переспросила я, стараясь не расхохотаться ему в лицо.

– Да, – об этой шварц[14]14
  Чёрной (нем.)


[Закрыть], – прошипел он. Эти игрища надо немедленно прекратить. Она точно рехнулась – принуждает меня целыми днями заполнять все положенные формы, выполнять все инструкции из брошюр с красными чернилами, она даже шпионит за мной у дверей отхожего места! Прекрасно известно, что никому и в голову не приходит возиться со всей этой писаниной, ведь тогда ни на что иное просто не останется времени! Но стоит мне позабыть о какой-нибудь ничтожной мелочи – она тут как тут, тычет меня в неё носом! О, она капает мне на мозги с утра до вечера! Мне кажется, что она – настоящая шпионка!

Посмотрев на его толстый раздувшийся нос, я невольно вспомнила, как Тавиш рассказал мне про его пристрастие к кокаину. Но кроме этого, я вспомнила и ещё кое-что, мне были известны его незаконные махинации с помощью компьютерных систем.

– Но чем же нужно заниматься, чтобы заинтересовать какого-нибудь шпиона? – как можно более сочувственно поинтересовалась я.

– Не думаете ли вы, что мне невдомёк, как вам удалось с самого начала разузнать про Франкфурт и избежать перевода? Как удалось обернуть дело таким образом, что вы стали работать под крылышком у Лоренса? Не думаете ли вы, что нам с Киви невдомёк, какие цели преследует на самом деле ваш избранный круг? Вам только и надо, что проникнуть в секретные файлы, чтобы доказать, что его система безопасности самая слабая в Бэнкс.

Боже мой, Карп, потеряв над собой контроль, выболтал все! Значит, Киви буквально наступает мне на пятки и знает все, к чему мы стремимся. Остаётся лишь надеяться, что он не знает пока, зачем нам это надо. И Карпу самому ни за что не удастся это разнюхать – даже если он высыпет себе в нос тонну кокаина.

Необходимо было что-то предпринять, причём немедленно.

– Петер Пауль, – с чувством сказала я, – хотя я не настолько близка с Перл, как вам кажется, я все же постараюсь найти возможность убедить её от вас уйти. Как вы отнесётесь к тому, что мне известно место, за которое она вцепится тут же, только о нем услышав?

– Я буду вам вечно признателен, Бэнкс, – и стану вашим преданным рабом.

– Подумаю, что сделать для вас, – пообещала я, хотя про себя гадала, что здесь можно ещё придумать. – И если мне это удастся, вы должны будете прекратить строить мне козни в компании с Киви. Давайте прекратим эту войну между нашими отделами – по крайней мере до тех пор, пока я не закончу работу над проектом. И вы, конечно, не получите назад Тавиша – надеюсь, это понятно?

– Абсолютно, – отвечал он с горячностью. – Да я и думать забыл про Тавиша.

«Ты просто отложил свою месть до поры до времени», – подумала я, вслух же сказала:

– Я верю вам.

Вернувшись с ленча, я тут же вызывала к себе Тавиша. Он выглядел весьма мрачно.

– Хочу, чтобы ты поменял пароли для всех файлов наших программ, – сказала я ему. – Каким-то образом Киви и Карпу удалось разнюхать, чем конкретно мы заняты, и что Перл с нами заодно. Если им удалось заставить проговориться кого-то из членов избранного круга, то они вполне могли докопаться и до наших попыток проникнуть в святая святых системы.

– Я немедленно сделаю, как ты хочешь, – согласился Тавиш. – Но прежде хотел бы сообщить тебе, что Киви сел мне на хвост: он сегодня пригласил меня на ленч.

Мысли мои тут же потекли по новому руслу.

– Похоже, союзнички вступили в конкуренцию, – заметила я. – Меня угощал ленчем твой милый друг Карп. Он хотел от меня получить некую услугу, а что хотел Киви?

– Он предложил мне работу – пожалуй, предложением это, правда, не назовёшь – он принуждал меня.

– Принуждал тебя? – удивилась я. – Что ты этим хочешь сказать?!

– Лоренс ожидает, что, как только мы успешно закончим насиловать пароли и коды секретных файлов и пришлём ему отчёт о проделанной работе, – нашу команду в тот же миг разгонят. Киви сказал, что я могу перейти работать к нему. Альтернативой может быть лишь моё возвращение к Карпу.

– А почему ты не хочешь остаться у меня для работы над новым проектом? – предложила я, стараясь хоть как-то его приободрить.

– Дело в том, что никакого твоего нового проекта не предполагается, – сообщил он. – Они действительно превзошли на сей раз самих себя: намерены, пользуясь моментом, избавиться от тебя, а заодно и от Перл.

Грандиозно. Эти два недоумка всерьёз надеются, что я поднесу им на тарелочке с голубой каёмочкой мою подругу Перл в качестве прощального презента. И нет никаких сомнений, что за всем этим стоит Лоренс. Ну и подонок! Почему же все подлецы и негодяи норовят устроиться банкирами?

– Если уж быть откровенной, – обратилась я к Тавишу, – то могу тебя утешить тем, что припасла ещё один козырь. Я рассказала тебе о заключённом с доктором Золтаном Тором пари, но ни словом не обмолвилась о назначенных нами ставках.

– Хотел бы я вообще никогда не слышать об этом ужасном пари, – пробурчал Тавиш, собираясь уйти. – Какое мне дело до ваших ставок? Они наверняка недосягаемо высоки. А меня либо упекут за решётку, либо депортируют как нелегального иммигранта – и все потому, что на миг я вообразил себя рыцарем без страха и упрёка и в качестве первого подвига решил ограбить банк.

– Ты можешь отказаться от участия в нашей затее в любой момент, – возразила я. – Но я-то не собираюсь отказываться от пари, а ставки в нем таковы: если проиграет Тор, он воспользуется своими связями и вернёт мне то место в ФЭД, от которого отлучил меня Киви, бросив чёрный шар. Но если проиграю я, то обязана буду в течение года отработать непосредственно на док-гора Тора.