Текст книги "Путешествие"

Автор книги: Кэтрин Ласки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА II
Гостеприимство пепельных сов

– Конечно, милый! Я тоже слышала об этом, но понимаете, это всего-навсего сказка, легенда.

– Ну, не совсем так, Сладенькая, – прогудел самец.

В старом платане оказалось просторное и чистое дупло, где обитала дружная и гостеприимная семья пепельных сов. Эти совы были гораздо приятнее масковых. Они были ужасно милыми – и ужасно скучными. Друг друга они называли Сладенькая и Слатенький. Они ни разу не произнесли ни единого грубого слова. Все у них было превосходно. Дети их давно выросли и жили своими семьями.

– Прошло уже больше года, с тех пор как они выпорхнули из родительского гнездышка, – пояснил Слатенький. – Но кто знает, может быть весной Сладенькая подарит мне новый выводок! А если нет, ничего страшного, нам ведь так хорошо вдвоем, правда?

И они принялись нежно перебирать друг другу перышки.

Вообще-то Сладенькая и Слатенький только и делали, что ухаживали друг за другом. Они беспрестанно чистили перышки друг другу, отрываясь от этого занятия лишь на время охоты. Честно говоря, как хищники они были гораздо интереснее, чем как собеседники. Однако стоит отдать им должное – по части охоты им не было равных, и Сорен был вынужден признать, что никогда в жизни так хорошо не ужинал. Сумрак заранее предупредил друзей, чтобы они были настороже, ибо пепельные сипухи относятся к редкому виду сов, которые могут охотиться не только на земле, но и на деревьях.

Этой ночью нежные супруги угощали своих гостей тремя опоссумами, которых они называли сахарными летягами. Признаться, друзья никогда еще не пробовали такого нежного и сладкого мяса. Может быть, из-за подобной пищи супруги и стали называть себя Сладенькой и Слатеньким, просто от переедания сладкого. Кто знает, вдруг питание сахарными летягами размягчает мозг и превращает речь в сплошное сюсюканье?

Когда Соренууже показалось, что он вот-вот спятит от умильного воркования гостеприимных хозяев, пепельные совы вдруг сменили тему и принялись занудно рассуждать о возможности существования Великого Древа Га'Хуула.

– Что ты, Слатенький, имеешь в виду, когда говоришь «не совсем так»? – лопотала хозяйка дома. – Скажи, это все-таки легенда или правда? Настоящая правда?

– Видишь ли, Сладенькая, я слышал, что этот остров существует, просто он невидим!

– Разве это просто – быть невидимым? – удивилась Гильфи.

– Вот так шутка! Что за бойкая малютка! Хоо-хоо, хуу-хуу, – покатились со смеху пепельные совы. – Она так похожа на нашего Тибби, правда, Слатенький?

И они снова заухали, заохали и принялись нежно перебирать друг другу перышки. Но Сорен сразу понял, что Гильфи задала очень правильный вопрос. В самом деле, разве просто быть невидимым?

– Вот что, молодежь, – отсмеявшись, заговорил Слатенький, – разумеется, это совсем непросто. Так или иначе, птицы говорят, что Великое Древо Га'Хуула невидимо. Оно растет на острове посреди огромного моря, которое называется Хуулмере, и своими размерами может соперничать с океаном. Это море всегда подернуто густым туманом, сам остров опушен ветрами, а Древо Га'Хуула постоянно окутано дымкой.

– Значит, оно на самом деле никакое не невидимое? – уточнил Сумрак. – Это просто так кажется – из-за погоды?

– Не совсем, – захихикал Слатенький, и Сумрак непонимающе склонил голову набок. – Говорят, что для некоторых туман рассеивается, ветра успокаиваются, а дымка тает.

– Для некоторых? – воскликнула Гильфи. – Для кого?

– Для тех, кто верит. – Слатенький помолчал, а потом недоверчиво фыркнул. – В этом-то все и дело! О самом главном они, как всегда, умалчивают! Что значит – верят? Во что верят? Вы понимаете? В этом-то все и дело! Красивыми сказками не наполнишь живот и не задашь работу желудку. Уж поверьте моему слову, юнцы… Все это пустые разговоры! Вот сахарные летяги, жирные крысы и сочные полевки – другое дело.

При этих словах Сладенькая одобрительно закивала, а Слатенький, пододвинувшись к подруге, снова принялся нежно чистить ей перышки.

Сорен зажмурился. Даже если бы он умирал с голоду, он все равно назвал бы эту семейку самыми скучными птицами на свете!

В конце дня, когда они улеглись вздремнуть перед наступлением Первой Тьмы, Гильфи сонно пошевелилась и окликнула Сорена.

– Ты не спишь?

– Нет. Я думаю о море Хуулмере.

– Я тоже жду не дождусь, когда его увижу. Но я не об этом. Знаешь, о чем я думаю?

– О чем?

– Вот скажи, Зана с Громом любят друг друга также, как Слатенький со Сладенькой?

Зана с Громом были белоголовыми орлами, которые пришли на помощь совятам во время битвы в пустыне, когда жестокие воины Сант-Эголиуса напали на Копушу. Эти орлы действительно нежно любили друг друга. Зана была немой – она потеряла язык во время предыдущей такой битвы.

«Хороший вопрос», – подумал Сорен. Его родители тоже никогда не вели себя, как Слатенький со Сладенькой. Он не помнил, чтобы они часами перебирали друг другу перышки или называли друг друга всякими идиотскими именами. Но разве это означало, что они не любили друг друга?

– Не знаю, – ответил он. – В любви все так сложно… Вот ты, например, можешь представить, что у тебя когда-нибудь будет друг? И какой он будет?

Последовало долгое молчание.

– Честно говоря, нет, – призналась Гильфи. Сумрак шумно завозился во сне.

– Мне кажется, я больше никогда в рот не возьму сахарных летяг, – тихо прошептал Копуша. – Они до сих пор во мне летают.

С первой тьмой совята покинули гостеприимный платан, сердечно попрощавшись с пепельными совами.

Вглядываясь в темный лес, друзья сидели на высокой ветке, откуда открывался отличный вид на долину, и пытались разглядеть на ней хоть какой-нибудь ручей. Всем известно, что ручей впадает в реку, а река эта при определенном везении может оказаться той самой рекой Хуул, что впадает в море Хуулмере.

– Как это они в тебе летают? – переспросил Сорен, живо представив себе, как летяги носятся взад-вперед по животу Копуши.

– Это просто такое выражение. Мой папа всегда так говорил, когда ел сороконожек, – вздохнул Копуша. – А мама ему отвечала: «Что же ты хочешь? Наелся до отвала вертлявых многоножек, вот они и бегают у тебя в животе!»

Гильфи и Сорен с Сумраком весело захохотали, а Копуша снова вздохнул.

– Моя мама была такая веселая! Если бы вы знали, как я скучаю по ее шуткам!

– Выше клюв, – сказала Гильфи. – Все будет хорошо.

– Здесь все такое непривычное. Мне неуютно и совсем не нравится жить в деревьях! Я же все-таки пещерная сова. Мы живем в норах, в пустыне. И вообще, я не привык охотиться на тех, кто скачет по деревьям и порхает по веткам! Я бы все отдал за кусочек змеи или какого-нибудь другого существа, что ползает по песку. Ой, простите пожалуйста, миссис Плитивер! Я не хотел…

– Не стоит извиняться, Копуша. Большинство сов ест змей, правда, не слепых – ведь мы как-никак чистим их дупла – но остальных кушают с аппетитом. Родители Сорена были особенно деликатны, поэтому, из уважения ко мне, вообще отказались от употребления моих сородичей.

Сумрак вспорхнул на ветку повыше, стараясь разглядеть ручей, который мог бы привести их к реке.

– Неужели он всерьез рассчитывает разглядеть что-нибудь в таком мраке? Это невозможно даже при его остром зрении, – прошептала Гильфи. – Разве можно увидеть ручеек в темном лесу?

И вдруг Сорен склонил голову – сначала в одну сторону, потом в другую.

– Что такое? – всполошился Копуша.

– Слышишь что-нибудь? – Слетев вниз, Сумрак опустился на тоненькую ветку, которая угрожающе прогнулась под его весом.

– Тихо! – шикнул Сорен.

Все замолчали и во все глаза уставились на амбарного совенка, который стал часто наклонять голову и короткими движениями быстро-быстро поворачивать ее в разные стороны. Наконец он что-то расслышал.

– Вон там ручеек. Я его слышу. Довольно мелкий, но я слышу, как он выбегает из камышей и несется по камням.

Сипухи недаром славятся своим исключительным слухом. Сокращая и расслабляя мышцы лицевого диска, они умеют точно устанавливать источник любого звука, улавливая его своими расположенными на разных уровнях ушами. Друзья хорошо знали о необычных способностях Сорена, но не уставали восхищаться ими.

– Полетели! Я поведу, – скомандовал Сорен.

Это был редчайший случай, когда компанию возглавлял кто-то другой, кроме Сумрака.

Сорен летел, не переставая вертеть головой, чтобы не потерять звук плеска далекой воды. Через несколькоминут друзья увидели ручеек, который вскоре превратился в быстрый полноводный ручей.К рассвету ручей обернулся рекой Хуул.

– Великолепная триангуляция! – воскликнула Гильфи. – Просто превосходная! Ты прирожденный навигатор, Сорен.

– Что она хотела сказать? – тихонько переспросил Копуша.

– Просто поблагодарила Сорена, что привел нас сюда, – ворчливо буркнул Сумрак. – Ты же знаешь, эта маленькая сова обожает длинные слова!

Однако было ясно, что и самолюбивая неясыть не на шутку восхищена лоцманскими качествами Сорена.

– И что нам теперь делать? – спросил Копуша.

– Лететь вдоль течения реки до моря Хуулмере, – ответил Сумрак. – Вперед! У нас еще несколько часов до рассвета.

– Что? Снова лететь? – простонал Копуша.

– А ты чего хотел? Идти пешком? – огрызнулся Сумрак.

– Я бы не возражал! И вообще, у меня крылья отваливаются. И рана тут ни при чем, потому что она почти зажила. Я просто устал.

Трое друзей уныло уставились на Копушу. Усевшись на ветку ближайшего дерева Гильфи внимательно посмотрела на пещерного совенка.

– Крылья не могут отвалиться. Это невозможно.

– А мои могут! – взвизгнул Копуша. – Неужели нельзя немного передохнуть?

Пещерные совы, к которым относился Копуша, отличные бегуны. Они могут не только кружить над пустыней, но и благодаря своим длинным голым лапам, проворно нестись по ней. Зато в летных качествах пещерные совы сильно уступают остальным своим сородичам.

– Ладно, вообще-то я проголодался, – согласился Сорен. – Давайте посмотрим, есть ли тут какая-нибудь дичь.

– Только не сахарные летяги! – немедленно заявил Копуша.

ГЛАВА III
Песня Сумрака

Они сидели в дупле большой ели и ужинали полевками, которых раздобыл Сорен.

– Вот вкуснота-то, особенно после сахарных летяг, – радовалась Гильфи.

– М-ммм, – восхищенно пощелкал клювом Копуша.

– Как вы думаете, какое оно – Великое Древо Га'Хуула? – мечтательно поинтересовался Сорен, не замечая крошечного мышиного хвостика, свисавшего из его клюва.

– Во всяком случае, оно не имеет ничего общего с каньоном Сант-Эголиус, – хмыкнула Гильфи.

– Как вы думаете, они там знают о Сант-Эголиусе? О бандитских налетах, о похищении яиц и о…, – замялся Сорен.

– О каннибализме, – закончил за него Копуша. – Можешь смело употреблять это слово, Сорен. Не надо щадить меня. Я видел самое страшное.

Они все это видели.

И тут Сумрак, и без того самый большой из них, вдруг начал раздуваться как шар.

Сорен вздохнул. Он уже знал, что за этим последует.

Сумрак осиротел так рано, что совершенно не помнил своих родителей. Долгое время он вел жизнь бродяги и за это время успел свести дружбу с самыми разными живыми существами, включая лисиц. Кстати, именно из-за этого он никогда на них не охотился. Подобно всем бородатым неясытям, Сумрак был исключительно сильным и безжалостным хищником, но при этом очень гордился тем, что прошел «суровую школу сиротства». Он жил в норах вместе с лисами и летал в небе с орлами. Он был силен в полете и опасен в бою. А еще у него были острые когти и самый хвастливый в мире клюв.

Друзья были уверены, что сейчас небо загудит от очередной хвастливой песни, сопровождающейся всевозможными нападками и оскорблениями в адрес воображаемого врага. И они не ошиблись. Огромная тень Сумрака заметалась в полумраке дупла, и он завел своим низким, гулким голосом:

 
Атакуем мерзких птиц —
Лысых, словно крысы, птиц!
Мокрогузых грязных тварей,
Что ни разу не слыхали
Про четверку удальцов,
Храбрецов и молодцов!
Острый клюв пускаю в дело
 С мясом рву воронье тело.
Ишь, как громко заорали,
 Когда Сумрака узнали!
А теперь пора понять —
Пришло время умирать!
 Вижу сумасшедший страх
В их бессмысленных глазах!
Если Сумрак разъярен —
Впятеро опасней он.
Каждая дрянная птица
Нынче в падаль превратится!
 

Бросок, еще один бросок – а затем удар и захват правым когтем. Сумрак словно танцевал по дуплу. Воздух просто дрожал от его страшной битвы, и Гильфи, самая маленькая из совят, изо всех сил вцепилась когтями в дерево. Это был настоящий ураган! Наконец танец стал замедляться, и Сумрак прошествовал в угол.

– Тебе не кажется это излишним? – сердито спросила Гильфи.

– Что именно?

– Твоя агрессия.

Сумрак издал горлом какой-то неразборчивый звук, напоминавший презрительное фырканье.

– Щуплые плечи – длинные речи!

Он часто выражался так о Гильфи. Честно признаться, Гильфи и в самом деле испытывала слабость к ученым словам.

– Вот что я вам скажу, ребятки, – подала голос миссис Плитивер. – Не стоит быть слишком строгими друг к другу. Я думаю, Гильфи, что по сравнению с каннибализмом, промыванием мозгов и всеобщим уничтожением агрессия Сумрака вполне правомерна.

– Опять длинные речи, но на этот раз они мне по душе! Отлично сказано, миссис Плитивер! – восторженно заухал Сумрак.

Сорен не проронил ни звука. Он думал. Последнее время он постоянно думал о Великом Древе Га'Хуула. Какое оно? И какие совы там живут? Может быть, эти доблестные стражи немного похожи на Сумрака – такие же грубоватые, только гораздо сильнее? И такие же дерзкие, но при этом справедливые? Не менее грозные, но великодушные?

ГЛАВА IV
Спасайтесь! Спасайтесь!

С первой тьмой они покинули дупло. Рваные тучи неслись по небу. Лес был такой густой, что приходилось лететь почти над самой землей, чтобы не потерять из виду реку Хуул, которая время от времени сужалась, превращаясь в блестящую струйку воды. Вскоре деревья стали редеть, и Сумрак сказал, что дальше начинаются Клювы. Они почти заблудились, заплутав среди множества ручейков и притоков. Друзья уже начали опасаться, что сбились с пути и потеряли из виду Хуул, и лишь усилием воли заставляли себя не поддаваться сомнениям. Они знали, что сомнения, рождающиеся в глубине дрожащих желудков, сродни заразным болезням, вроде слепоты или клювной гнили, которые могут с легкостью перебегать с одной совы на другую.

Сколько ложных ручьев, потоков и даже рек они пролетели, не испытав ничего, кроме разочарования… И вдруг Копуша крикнул:

– Я что-то вижу!

Желудки у всех радостно затрепетали.

– Что-то такое… этакое… Беловатое. Нет, сероватое!

– Что за бред? Что значит – сероватое?! – взорвался Сумрак.

– Это значит, – звонко отчеканила Гильфи, – не белое и не серое!

– Ладно, сейчас я все разведаю. Не меняйте курса, пока я не вернусь.

С этими словами огромный серый совенок начал стремительно снижаться. Вскоре он вернулся.

– Угадайте, что это такое – не белое и не серое? – спросил он и тут же сам ответил: – Это дым!

– Дым? – ошеломленно вытаращились остальные.

– Вы что, никогда не видели дыма? – изумился Сумрак. Беда с этими домашними созданиями! Совсем жизни не знают. Порой просто терпения не хватает растолковывать им очевидные вещи!

– Нет, – ответил Сорен. – Ты хочешь сказать, что внизу лесной пожар? Я слышал о таком.

– Нет! Все не так страшно. Честно говоря, леса в Клювах редкие, маленькие. Я бы даже сказал – жалкие. Тут два деревца, здесь три – короче говоря, гореть там нечему.

– Значит, мы имеем дело со стихийным возгоранием, – важно заявила Гильфи.

Сумрак метнул на нее испепеляющий взгляд. Вечно она все портит своими заумными словами! Он понятия не имел о том, что означает «стихийное возгорание» и подозревал, что Гильфи знает не многим больше. Однако сдержался и благородно предложил:

– Полетели вниз! Давайте сами все исследуем.

Они опустились на землю возле того места, где дым был гуще всего. Теперь было видно, что струился он из пещеры, темневшей под каменным выступом. Рядом на земле виднелась россыпь тлеющих угольков и несколько обугленных деревяшек.

– Копуша, – окликнул Сумрак. – Слушай, а ты умеешь копать своими длинными лапами? Или вы, пещерные совы, только бегать горазды?

– Шутишь? – обиделся Копуша. – Как же мы, по-твоему, расширяем песчаные норы? Случайно найденные пещеры нас редко устраивают, поэтому приходится их улучшать.

– Раз так, начинай копать и покажи нам, как это делается. Нужно поскорее засыпать эти угли, пока их не раздуло ветром в настоящий пожар.

Закапывать угли оказалось непростым делом, особенно для крошечной Гильфи с ее коротенькими лапками.

– Интересно, что тут произошло? – пропыхтела она, прерывая работу и озираясь по сторонам. Вдруг, рассеянно глядя на обгоревший кусок дерева, она заметила под ним что-то блестящее. Гильфи моргнула. Сверкающая штуковина имела очень знакомую изогнутую форму. У сычика екнуло в животе, и она, будто завороженная, шагнула вперед.

– Боевые когти! – прошептала она. И тут откуда-то из глубины пещеры донесся громкий стон:

– Спасайтесь! Спасайтесь! Улетайте!

Но они не могли улететь! Они не были не в силах даже шелохнуться. Между совятами и входом в пещеру, ярче самых красных углей, вспыхнули чьи-то глаза, и на друзей дохнуло смрадным запахом падали. Два кривых белых клыка разорвали тьму.

– Рысь! – ухнул Сумрак.

В тот же миг восемь крыльев дружно взметнулись в воздух. Внизу послышался истошный визг разочарованного зверя. Никогда в жизни Сорен не слышал ничего ужаснее этого крика. Все произошло так внезапно, что он даже забыл выбросить зажатый в клюве уголек.

– Великий Глаукс! – ахнула Гильфи, увидев, как лицевой диск ее лучшего друга озарил алый отсвет горящего угля. – Сорен!

Сорен опомнился и выплюнул уголек.

Внизу снова раздался крик. Тень, показавшаяся совятам чернее сгустка ночи, взметнулась вверх, а потом рухнула наземь, катаясь и визжа от боли.

– Ну и ну, лопни мой желудок! – восторженно заухал Сумрак. – Сорен, ну ты даешь! Ты уронил свой уголь прямо на рысь. Вот это бросок!

– Я? Что?

– Спускаемся! Нужно добить его.

– Добить? – переспросил Сорен.

– За мной! Целься ему в глаза, Сорен. Гильфи, держись ближе к хвосту. Я буду метить в глотку, а ты, Копуша, атакуй сбоку.

Четверо совят смертоносным клином устремились вниз. Следуя приказу Сумрака, Сорен нацелился хищнице в глаза, но оказалось, что в этом уже нет необходимости. Горячий уголь сделал свое дело, и дымящаяся глазница зверя истекала огненными слезами искр. Тем временем Копуша глубоко вонзил когти в беззащитный бок корчившейся на земле рыси, а Гильфи ударила ее лапой в гигантскую ноздрю. Сумрак быстро чиркнул рысь когтем по горлу, и кровь струей ударила в ночное небо. Гигантская кошка перестала реветь. Разом обмякнув, она темной грудой осела на землю. Морда у нее была черной от гари, а содрогания, по мере того как кровь вытекала из глубокой раны на горле, становились все слабее и тише.

– Она пришла за боевыми когтями? – спросил Сорен, оборачиваясь к Гильфи.

Во время своего заточения в Сант-Эголиусе Сорен с Гильфи свели дружбу с Бормоттом, старым мохноногим сычом, который погиб, помогая им спастись. Однажды Бормотт рассказал им, что воины Сант-Эголиуса не умеют изготавливать боевые когти, поэтому подбирают их на полях сражений. Но при чем тут рысь? Зачем ей боевые когти? Совята посмотрели на длиннющие острые когти самой огромной кошки. Что и говорить, они были пострашнее железных!

– Нет, – подал голос Сумрак. Он уже подлетел к пещере и стоял перед самым входом. – Рысь пришла за тем, кто находится внутри.

– Кто там? – хором воскликнули все трое.

– Умирающая сова, – ответила миссис Плитивер, выползая из пещеры, где пряталась во время битвы. – Идите сюда. Кажется, он что-то пытается сказать, но у него не хватает сил.

Совята подошли к входу в пещеру. Внутри, возле неглубокой ямы, мерцавшей тлеющими углями, виднелась груда буроватых перьев.

Это была полосатая неясыть. Впрочем, это было нелегко определить, поскольку белые пятнышки на перьях умирающего были заляпаны кровью, а клюв повернут под неестественным углом.

– Рысь… ни при чем, – прохрипела неясыть. – Она… пришла… после… после… после них…

– После кого? – спросила Гильфи, низко склонившись к клюву умирающего, чтобы лучше слышать его затихающий голос.

– Им нужны были боевые когти, да? – Сорен тоже склонил голову к неясыти. Показалось ему или сова в самом деле еле заметно качнула головой, будто хотела кивнуть? Дыхание птицы стало слабым и прерывистым.

– Это были совы из Сант-Эголиуса? – тихо спросила Гильфи.

– Если бы! Все… все гораздо хуже. Поверьте… было бы лучше… если бы это был Сант-Эголиус! Намного лучше… Вы еще поймете… Вы еще пожалеете. – Сова в последний раз вздохнула и испустила дух.

Совята растерянно уставились друг на друга.

– Намного лучше? – повторил Копуша. – Неужели на свете может быть что-то хуже Сант-Эголиуса?

– Не может! – уверенно воскликнул Сорен.

– А что это за место? – подала голос Гильфи. – Откуда здесь боевые когти? Здесь же не поле битвы – по крайней мере, мы не видели ни убитых, ни раненых.

Все дружно уставились на бородатую неясыть.

– Что скажешь, Сумрак? – спросил Сорен.

Но на этот раз даже Сумрак выглядел растерянным.

– Я и сам не знаю. Я слышал где-то о совах, которые живут в одиночестве, никогда не заводят семьи и детей и не принадлежат ни к одному из существующих царств. Иногда они нанимаются на службу в качестве воинов. Кажется, их называют наемными когтями. Может быть, он один из них. Вообще, эти Клювы очень странное место. Лесов тут почти нет. Все больше горы да гребни, вроде тех, над которыми мы летели вчера. Между горами редкие рощицы. Так что тут и гнездиться-то негде. Больших деревьев с дуплами раз-два и обчелся. Я почти уверен, что наш приятель был одиночкой.

Все снова взглянули на мертвую неясыть.

– Что нам с ним делать? – спросил Сорен. – Не хочется оставлять его здесь, чтобы его сожрала какая-нибудь рысь! Он пытался предупредить нас. Помните, как он кричал: «Спасайтесь! Спасайтесь!»

И тут послышался дрожащий голосок Копуши:

– Знаете что? Мне кажется, он предупреждал нас вовсе не о рыси!

– Что ты хочешь этим сказать? – сдержанно поинтересовалась Гильфи. – Что здесь были те, которые хуже, чем Сант-Эголиус?

Копуша растерянно закивал.

– Нет, мы не можем бросить его здесь! Он был храброй… доблестной совой, – горячо заговорил Сорен. – Он был благороден, хотя и не жил на Великом Древе сов-рыцарей!

Сумрак решительно вышел вперед.

– Сорен прав. Он был храбрецом. Я не хочу, чтобы он стал добычей грязных пожирателей падали. Их тут полно – не рыси так вороны, не вороны, так стервятники!

– Но что мы можем сделать? – спросил Копуша.

– Я слышал о погребальных дуплах, расположенных высоко в кронах деревьев, – задумчиво проговорил Сумрак. – Когда я жил в Амбале с одной семьей пятнистых совок, они там похоронили свою бабушку.

– Долго же нам придется искать в Клювах такое дупло, – пожала плечами Гильфи. – Ты сам только что говорил, что тут и леса настоящего нет, что уж говорить о высоких деревьях!

Сорен огляделся по сторонам.

– Он жил в этой пещере. Посмотрите повнимательнее, видите? Вон куча свежих погадок, вот запас орехов, а вот свежая полевка… Наверное, это был его последний ужин. Мне кажется, мы должны…

– Мы не можем оставить его в этой пещере, – перебила Гильфи. – Даже если это был его дом. Любая рысь запросто найдет его здесь.

– А мне кажется, что Сорен прав, – возразил Копуша. – Здесь пребывает его дух.

Вообще, Копуша был очень странным совенком. С точки зрения обычных сов, живших в реальном мире охоты, полетов и гнездования, этот житель пещер с длинными лапами, приспособленными для бега даже лучше, чем крылья для полета, с его пристрастном к норам и недоверием к дуплам, мог показаться очень непрактичным совенком. Но возможно, именно это выпадание из обыденного круга повседневных забот и мелких радостей совиной жизни давало ему возможность мыслить шире. Копушу гораздо больше, чем его друзей, интересовала сфера духовного, вопросы о смысле бытия и возможности жизни после смерти. В данном случае речь шла о посмертной жизни храброй пятнистой неясыти, погибшей в этой пещере.

– Дух его остался в этой пещере. Я чувствую это.

– И что нам теперь делать? – буркнул Сумрак.

Сорен медленно обвел взглядом пещеру. Его темные глаза, похожие на отполированные водой камешки, пристально всматривались в стены.

– Он часто разводил здесь огонь. Посмотрите на стены – они черные, как крылья пепельных сов. Я думаю, эта яма с углями была ему для чего-то нужна…. – очень медленно произнес он. – Мне кажется… Я думаю… мы должны его сжечь.

– Сжечь? – тихо откликнулись друзья.

– Да. Прямо здесь, в этой яме. Благо угли еще горячие. Их как раз хватит.

Совята молча закивали головами. Это было правильное решение. Вчетвером они очень бережно подняли мертвую неясыть когтями и опустили ее на угли.

– Останемся, чтобы посмотреть? – спросила Гильфи, когда перья мертвой птицы начали тлеть.

– Нет! – воскликнул Сорен.

Все четверо молча покинули пещеру и взмыли в ночное небо. Несколькими сильными взмахами крыльев они поднялись в воздух и принялись кружиться над поляной, где находилась пещера. Глядя на дымок, медленно вытекавший из отверстия в скале, они сделали три полных круга. Миссис Плитивер раздвинула густые перья на спине у Сорена и склонилась к его уху:

– Я горжусь тобой, мой мальчик. Ты защитил храбрую птицу от надругательств пожирателей падали.

Сорен не знал значения слова «надругательство», но очень надеялся, что они правильно поступили с этой благородной совой. Найдут ли они когда-нибудь Великое Древо Га'Хуула – обитель самых благородных сов? Неприятная тяжесть терзала его желудок. И причиной ее были уже не сомнения, а зловещие слова пятнистой неясыти: «Вы еще пожалеете!»