Текст книги "Путешествие"
Автор книги: Кэтрин Ласки
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Сорен моргнул. Копуша только что сказал почти то же самое, что и Бубо. Когда Сорен спросил кузнеца, почему тот живет в пещере, Бубо ответил, что он не просто виргинийский филин.
Иными словами Бубо, как и Копуша, был не просто пучком перьев с лапами и крыльями. Он был чем-то большим, и это большее привело его в земляную пещеру, чтобы жить рядом с металлами, которые он знал и умел обрабатывать. Может быть, именно это имел в виду Бубо, когда сказал, что Сорен должен стать тем, кто он есть? Может быть, подлинная сущность любой совы намного больше ее родовых признаков? От таких мыслей у Сорена даже сердце забилось быстрее.
А потом Копуша задал совершенно немыслимый вопрос:
– Как ты думаешь, Сорен, что значит быть совой?
– Не знаю. То есть я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.
– Я и сам не до конца понимаю, – вздохнул Копуша. – Вроде это так просто, да? То есть существует много признаков, которые отличают нас от остальных птиц, но ты же не скажешь, что обладать этими отличиями и значит быть совой? Разве нас делает совами способность поворачивать голову за спину, бесшумно летать и видеть в темноте?
– Слушай, Копуша, а зачем ты все это спрашиваешь? На эти вопросы все равно нет ответов.
– Может быть, именно поэтому я их и задаю… У меня дух захватывает, когда я об этом думаю. Это означает, что на вопрос: «Почему мы совы?» – существуют какие-то совершенно неожиданные ответы. Понимаешь, мне что-то подсказывает, что я гораздо больше, чем просто сильные лапы и слабые крылья. И ты тоже, Сорен – на самом деле ты нечто большее, чем твой белоснежный лицевой диск, чуткие уши и пронзительные черные глаза.
Что и говорить, Копуша был странным совенком! Сорен выглянул из дупла наружу, где нежное утро уже начало сменяться ослепительным блеском полдня. Интересно, правду ли сказал Копуша про неожиданные разгадки совиной сущности? И если это так, то что это означает для него, Сорена?
Совенок посмотрел на своих мирно спящих друзей: огромного Сумрака, жемчужно-серого в лучах утреннего света; Гильфи, похожую на крошечное пыльное пятнышко размером не больше когтя Сумрака, и на Копушу с его голыми голенастыми лапами, странно длинными и жилистыми, коротким хвостом и смешной плоской головой.
Потом Сорен вспомнил, как, мечтая о Великом Древе Га'Хуула, они с Гильфи представляли его полной противоположностью ненавистному Сант-Эголиусу. А оказалось, что это гораздо больше. Может быть, и он тоже когда-нибудь станет больше. Сорен уснул только тогда, когда клювовидное отверстие дупла окрасилось белым светом полдня.
ГЛАВА XVI
Голоса в корнях
– Ш-шшш, – шипел кто-то прямо на ухо Сорену.
– Гильфи, ты спятила? Зачем ты поднялась в такую рань? Сейчас же день белый!
– Нисколечко я не спятила!
Сорен видел, что маленькая Гильфи так и подскакивает от нетерпения.
– Сорен, сейчас в парламентском дупле состоится очень-очень важное собрание!
– И что?
– Сорен, мне кажется, они собираются говорить о полосатой неясыти, и.. – Гильфи сглотнула и крепко зажмурилась, – и…и… – вообще-то Гильфи очень редко испытывала недостаток в словах, – и о «вы еще пожалеете».
Сорен мгновенно проснулся.
– Шутишь!
– Я никогда в жизни не стала бы шутить на эту тему, Сорен, и ты прекрасно это знаешь!
– Но откуда ты это узнала? То есть как ты узнала? Где ты была во время заседания?
Гильфи моргнула и смущенно уставилась на свои крошечные коготки.
– Понимаешь, Сорен… я знаю, что подслушивать нехорошо, но мне просто не спалось… И тут я вспомнила, как повариха советовала при бессоннице приходить к ней на кухню за чашечкой чая из ягод молочника. Вот я и пошла вниз, а вернуться решила другой дорогой. Я свернула в один из нижних коридоров, ты ведь знаешь, какие они узкие и извилистые. В какой-то момент этот коридор пошел вниз, вместо того, чтобы подниматься наверх, в спальни. Там есть одно местечко, где с корой Великого Древа Га'Хуула произошло что-то странное. Она там тонкая-претонкая, и я вдруг услышала голоса. А потом нашла удобное местечко, как раз размером с сычика-эльфа.
– А там нет еще одного местечка, размером с сипуху? – перебил ее Сорен.
– Может, и есть. Там есть одно место для меня, еще лучше первого, но чтобы забраться туда, мне понадобится какая-нибудь опора.
– Всегда к твоим услугам, Гильфи, – внезапно пробасил Сумрак. – Из нас с тобой получится славная команда! На плечах друга-гиганта малютка-эльф принесет новость для всех остальных!
– Сумрак, при чем тут ты? – возмутился Сорен.
– Почему бы и нет? Чем не разумное предложение?
– Ладно, может быть, я не такой гигант, как ты, зато слух у меня гораздо лучше. Значит, я тоже иду, – отрезал Сорен.
– И я, – вскочил на лапы полусонный Копуша.
– Да ты хоть знаешь, о чем речь? – повернулась к нему Гильфи.
– Нет, но мы же одна стая, верно? Значит, никто не должен остаться в стороне. А в чем дело, расскажете мне по дороге.
Стая из четырех совят тихо-тихо выбралась из своих гнезд и отправилась в путь под предводительством Гильфи. Они вылетели из отверстия в дупле, пролетели четверть пути вниз, а потом снова впорхнули в обнаруженный Гильфи лаз, за которым тянулся коридор.
Ход петлял, кружил, изгибался и извивался по огромному стволу, так что совята обошли кругом парламентский зал и очутились прямо под ним, в корневой системе дерева. Приглядевшись, Сорен понял, что Гильфи ошиблась. То, что она приняла за истончившуюся кору, на самом деле было корнями, которые отлично переносили звуки.
Гильфи вспорхнула на плечи Сумраку, а Сорен с Копушей прижались ухом к корням.
– Итак, Бубо, вы не обнаружили никаких следов нашего друга – полосатой неясыти? Полагаете, наш доблестный союзник погиб где-то в районе Клювов?
Четверо совят дружно моргнули и задержали дыхание. Сомнений не было, речь шла о той самой неясыти! Сорен еще крепче прижался ухом к корням.
– Мы не знаем точно, погиб ли он, Борон. Но я допускаю такую возможность. Хотя его могли захватить в плен.
– Патрули Сант-Эголиуса или… – четверо совят обратились в слух, но не разобрали слов Борона. Им показалось, что в разговоре возникла какая-то заминка, словно пропущенное ими слово было слишком ужасно, чтобы произносить его вслух. Так или иначе, они ничего не расслышали.
Холодок пробежал по перьям Сорена.
– Так или иначе, дело худо, – раздался скрипучий голос Эзилриба.
– Мы потеряли своего лучшего наблюдателя, великолепного кузнеца и одного из достойнейших представителей сов-одиночек, – снова заговорил Бубо.
– Что такое наблюдатель? – прошептал Копуша.
Сорен только плечами пожал. Он впервые слышал это слово. Зато слово «одиночка» показалось ему знакомым, хотя он и не помнил, что оно означает.
– В отсутствие верного лазутчика, – вмешался Борон, – нам будет очень трудно получать информацию относительно их активности в Клювах.
– Его кузница стояла в очень важном стратегическом месте. «Так я и думал!» – ахнул про себя Сорен.
Закопченная пещера с покрытыми сажей стенами была не только прибежищем духа неясыти, как выразился Копуша, но служила ему рабочим местом! Погибший был кузнецом, как Бубо. А еще он был наблюдателем. Четверо совят догадались, что этим словом парламентарии называли сову, которая умеет зорко смотреть, чутко слушать и добывать нужные сведения.
– У этой неясыти уши были, что у твоей сипухи, – прогудел Бубо.
– От него мы получали больше сведений, чем от остальных трех наблюдателей, вместе взятых, – подтвердил Борон. – Кроме того, как ты совершенно правильно заметил, его кузница была расположена почти на стыке границ Амбалы, Клювов, Кунира и Тито. Идеальное место… Ну да что тут говорить! Давайте обсудим свои безотлагательные действия. Ни в коем случае нельзя упустить это ключевое место! Разумеется, нам нужно воспитать нового наблюдателя, но пока я хочу послать туда небольшой разведывательный отряд. Совсем небольшой, чтобы не привлекать лишнего внимания. Думаю, не стоит говорить, насколько это опасное дело, тем более при отсутствии всякой информации о том, что там творится. Отряду придется провести немало времени на земле, а вы отлично знаете, сколько там рысей.
– Я готов! – проскрипел старческий голос.
Сорен изумленно захлопал глазами. Он никак не ожидал, что первой вызовется старая скучная наставница гахуулогии.
– И я тоже, – откликнулся Бубо.
– И я, – поддержал его незнакомый Сорену голос.
– Думаю, этого достаточно, – совсем тихо сказал Борон. – Бубо, ты уверен, что хочешь лететь?
– Разумеется. Погибший был кузнецом, и этим все сказано.
– Да, я понимаю, но ведь ты наш единственный кузнец. Если мы потеряем тебя… что будет со всеми нами?
– Я не собираюсь теряться, Ваше Величество. На ужин к рыси я не тороплюсь, и в плен тоже не дамся. А в разведке без меня не обойтись. Уж я-то сразу разберусь, что произошло в этой пещере. Тут нужен глаз и клюв кузнеца, уж поверьте мне на слово! Он не мог просто растаять в воздухе, и что-то подсказывает мне, что живым он не дался бы ни патрульным из Сант-Эголиуса, ни тем, другим. Но я должен взглянуть на место происшествия.
«Тем другим? Все страшнее и страшнее, – беспомощно подумал Сорен. – О ком они говорят? Кто те, о ком перед смертью предупреждала полосатая неясыть?»
– Что ж, – подытожил Борон, – так тому и быть. А теперь настало время отдать почести нашему брату, полосатой неясыти. У него не было имени, и он по своей воле отказался поселиться с нами на острове посреди моря. Отеческим объятиям древних ветвей Великого Древа он предпочел одинокий путь рыцарского служения добру. Давайте же поднимем кубок молочникового меда и молча помянем эту храбрую и благородную сову, которая берегла мири спокойствие в дуплах и гнездах Тито, Амбалы и Кунира. Незаменимый наблюдатель, великолепный кузнец, отважный борец против сил зла, благословенная Глауксом неясыть! Слава тебе!
После этого заседание закончилось. Послышалось оглушительное хлопанье крыльев, и совы разлетелись.
Сорен, Гильфи, Сумрак и Копуша переглянулись. У всех в глазах блестели слезы.
– Подумать только, – прошептал Копуша – что мы последние, кто видели его живым.
– В том-то и проблема, – ответила Гильфи. – Что нам теперь делать? Рассказать обо всем Борону и Барран?
– Но тогда они узнают, что мы подслушивали, – заметил Сумрак.
– Вот именно, – кивнула Гильфи.
Сорен покачал головой и принялся размышлять вслух:
– Я думаю, лучше нам помолчать, по крайней мере, пока. Что бы мы ни сказали, они все равно не изменят своих планов. Им все равно нужно послать разведывательный отряд и искать нового наблюдателя. Что изменится от того, что мы расскажем Борону с Барран о последних минутах полосатой неясыти?
– Мне кажется, Сорен прав, – поддержала Гильфи. – Понимаете, вообще-то за подслушивание нас по головке не погладят… Что-то подсказывает мне, что Борон придет в ярость.
– Еще как придет, – ухнул Сумрак.
И четверо совят потихоньку вернулись в свое дупло и проспали до самых сумерек.
ГЛАВА XVII
Всепогодники
Сорена разбудила мокрая льдинка, шлепнувшаяся ему прямо на клюв. Снаружи завывал ветер и ревела буря.
– Великий Глаукс, ну и погодка! – пробурчал Сумрак.
– А холодно-то как, – пожаловалась Гильфи, дрожа всем тельцем.
– Забирайся сюда, – предложил Сумрак и приподнял свое огромное крыло, так что одним концом оно ударилось о стену дупла и сшибло с гнезда сонного Копушу.
– Ты что делаешь? – возмутился пещерный совенок. – Следи за своими крыльями!
– Гильфи замерзла.
– Надеюсь, сегодня нам дадут на завтрак что-нибудь горячее, – проклацала клювом Гильфи.
– Было бы неплохо, – поддержал ее Сумрак.
Совята выбрались из дупла на бешено раскачивавшуюся ветку и слетели вниз, в столовую. Там их уже ждала горячая желудевая каша, дымящиеся чашки с чаем, жареные древесные ли чинки и тушеные мыши. Но не успел Сорен подойти к миссис Плитивер, как его остановил скрипучий старческий голос.
– Не торопись, дружок. Клюв всепогодников сегодня ест мышей сырыми, вместе с волосами.
Разумеется, голос принадлежал Эзилрибу.
– Что? – в недоумении разинул клюв Сорен.
– Ты что, не слышал? – ухнула невесть откуда появившаяся Отулисса.
– Что я должен был слышать? – переспросил Сорен, хотя понимал, что ему вовсе не хочется знать ответ.
– Сегодня ночью у нас будет первое занятие по метеорологии.
– Ты смеешься, Отулисса? Да ни одна сова не может летать в такой буран!
– И тем не менее они нас заставляют, – прошипела маленькая пятнистая неясыть. – Я считаю, это просто вопиющее нарушение! И я непременно поговорю об этом со Стрикс Струмой. Если понадобится, я дойду до самого Борона! Это безрассудно. И опасно. Они подвергают риску наши жизни!
– Успокойся, дорогая. Сядь и ешь свою мышку – со всеми потрохами и шерстью, как было сказано. Это и к вам относится, – прошипела толстая старая змея по имени Октавия, которая уже много лет подряд служила столом для клюва всепогодников. В отличие от других слепых змей, окраска чешуи которых варьировалась от розоватой до ярко-коралловой, кожа Октавии отливала бледно-зеленым, с оттенком в голубизну.
Сорен пристроился рядом с Мартином, смышленым мохноногим сычом, который на уроке углеведения задал хороший вопрос по поводу свежих углей.
Совенку показалось, будто за столом непривычно просторно. Присмотревшись к товарищам по клюву, он заметил, что те будто уменьшились в размерах. Перья у всех были туго прижаты к телу, выдавая страх перед первым уроком метеорологии.
Когда сова спокойна и расслаблена, бахромка на ее крыльях выглядит легкой и пушистой. В гневе сова распушает перья, становясь гораздо крупнее и больше ростом. Сейчас совята выглядели непривычно худыми. Напряжение грозовым облаком висело над их столом.
Эзилриб окинул учеников янтарным светом своего косящего глаза.
– Ешьте, ребятки… все волоски до единого должны быть съедены. Я вижу, вы уже успели забыть вкус мяса со шкуркой, как вы ее называете… Сейчас Пут, мой первый помощник, расскажет, каково летать без балласта в мускульном желудке.
– Когда-то очень давно я тоже брезговал мясом с шерстью и думал, что смогу и без этого пролететь сквозь ураган. Это был первый и последний раз в моей жизни, ребятки. Меня едва не затащило на край ока бури, вот так-то. Надеюсь, вы не хотите повторить моей ошибки?
Пут был крупным мохноногим сычом, таким же, как погибший Бормотт, друг Сорена и Гильфи.
– А что происходит, когда очутишься на краю ока бури? – полюбопытствовала Руби.
– Страшное дело. Тебя закружит до смерти, вот что. Подхватит и начнет вертеть, и так без конца. Обычно у птиц с мясом отрывает крылья.
– Не пугай детей, Пут, – строго сказала Октавия и всколыхнулась так, что тарелки и чашки на ее спине мелко-мелко задребезжали. – Кстати, детки, не пытайтесь схитрить и бросить шкурку под ноги. На правах вашего стола хочу заметить, что шерсть ужасно колется. Все всё поняли?
Еще даже не стемнело, когда клюв всепогодников высадился на взлетную ветку дерева. Ветер хлестал вовсю, их опора бешено моталась под порывами ветра, так что совятам приходилось судорожно вцепляться в нее когтями. Острые осколки льда со свистом прорезали воздух.
– Взлетаем с наветренной стороны, – объявил Эзилриб, и Сорен скептически подумал, что в таком урагане все стороны наветренные. – Полетим прямо над морем Хуулмере. Попытаемся отыскать сердце бури, – наставник говорил короткими, рублеными фразами, стараясь перекричать ветер. – А теперь слушайте меня внимательно. Сейчас я скажу вам самое главное, что вы должны помнить, имея дело с бурей, бураном и прочей стихией, кроме урагана. У ураганов другая природа, там есть око в центре смерча, и это дело особое. Так вот, возвращаясь к буре. Все, что вам нужно уметь, – это найти канал. Так мы называем главную воздушную впадину, по которой ветер гонит вперед свою дикую мощь. Такая впадина обычно находится в самом центре бури. Но это нисколько не похоже на око урагана. Это совершенно иное дело. Совсем не так опасно. Это первое. Второе – по сторонам канала находятся воздушные скаты, где ветер выхлестывает за пределы своего желоба. Так вот, на гребнях этих скатов мы с вами здорово покувыркаемся. Я полечу первым, Пут займет место с наветренной стороны. Вы все полетите сзади, сразу за нами. Делайте все, что я вам скажу. Все ясно? Вопросы есть?
Отулисса немедленно взметнула коготь.
– Эзилриб, при всем моем глубочайшем к вам уважении, я считаю своим долгом заметить, что меня крайне удивляет избранное вами время урока. Мы вылетаем до наступления темноты, что представляет огромную опасность, учитывая риск нападения ворон.
Вместо ответа Эзилриб хрипло расхохотался, а отсмеявшись, пропыхтел:
– При всем моем уважении, Отулисса, хочу заметить, что вряд ли найдутся другие психи, решившие поразмять крылья в такую погодку!
Сорен невольно захихикал, сам поражаясь своему веселью. Как он может смеяться, если умирает от страха? Это напоминало урок углеведения, когда он тоже боялся, но при этом не знал, куда деваться от скуки. Может быть, это и имел в виду Бубо, говоря, что ему придется стать тем, кто он есть? Но тогда этот путь полон сюрпризов!
И тут с оглушительным визгом старый Эзилриб расправил свои крылья и поднялся в ледяное крошево неба.
Они летели прямо над морем Хуулмере. Из-за порывов свирепого ветра и сплошных потоков дождя с градом совы едва-едва видели под собой воду, зато отлично слышали жуткий звук хлещущих волн.
Отулисса летела рядом с Сореном.
– Я просто представить себе не могла, что наставник может быть таким самодуром! Это невыносимо! Нет, я непременно должна переговорить с Вороном и Барран! Поверить не могу, что они одобряют подобное безумство!
Что касается Сорена, то его удивляло совсем другое – каким образом Отулисса ухитряется болтать на лету? Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы удержать направление полета.
Казалось, ветер дул со всех сторон. Самые разные воздушные потоки то и дело обрушивались на совят. Летевший впереди мохноногий сыч Мартин превратился в сплошное колышущееся пятно. Его, как самого мелкого и щуплого, Эзилриб поставил сразу за собой, чтобы Мартину было проще бороться с ветром.
Совята то возносились на несколько сотен футов вверх, то попадали в воздушную яму и стремительно падали вниз. Но хуже всего был хлещущий со всех сторон дождь с градом. Сорену приходилось постоянно использовать так называемое третье веко или прозрачную перепонку, которая служит совам для того, чтобы избавляться от попавших в глаза соринок.
«Великий Глаукс, только бы мое третье веко не лопнуло от такой работенки! – взмолился по себя совенок. – Теперь понятно, отчего Эзилриб окривел! Если постоянно летать в такую погодку, можно запросто порвать в клочья свои мигательные перепонки!»
– О, Великий Глаукс, этого еще не хватало! – буркнула Отулисса.
– Что еще случилось? – пропыхтел Сорен, мечтая о следующей воздушной яме, в которую можно было бы прыгнуть и спастись от Отулиссы.
– Он болтает с чайками!
– И что?
– Как это – что? Как ты можешь задавать такой вопрос, Сорен? Я ведь знаю, что ты родом из очень хорошей семьи. Я же вижу, ты получил отличное воспитание, тут меня не обманешь. Значит, должен знать, что на свете нет птиц хуже чаек. Извини меня за грубость, но чайки – это отбросы птичьего мира. Грязные, крикливые и безмозглые твари. Приличные птицы держатся от них подальше. А он разговаривает с ними! Да что там разговаривает – он с ними смеется!
– Может быть, Эзилриб хочет расспросить их о погоде, – предположил Сорен.
– Это мысль! – Отулисса на несколько секунд притихла, что было для нее равносильно подвигу. – Думаю, мне следует слетать и спросить его!
– Не приставай к Эзилрибу, Отулисса, – взмолился Сорен.
– Но он же сам говорил, чтобы мы не стеснялись задавать ему любые вопросы! – фыркнула Отулисса и полетела вперед.
– Простите мою прямоту, наставник, но я только хотела узнать, с какой целью вы общались с чайками? Возможно, вы таким образом собираете информацию о погодных условиях?
– Это у чаек-то? Что ты, дорогая! Да что у них можно узнать? Это же самые тупые и самые ленивые птицы на свете!
– Но тогда зачем вы с ними общались?
– А я с ними не общался. Я рассказывал им неприличные анекдоты.
– Ч-что? – поперхнулась Отулисса.
– Ну да! Они обожают истории про мокрогузок, хотя сами являются самыми мокрогузыми из всех мокрогузых. Только и слышишь от них: «Ой, Эзилриб, расскажи еще!» Честно признаться, они тоже рассказали мне пару забавных историй. Но эти проклятые птицы настолько тупы, что чаще всего забывают, в чем соль шутки. Сущее наказание!
– Но как вы могли?!
– Но это было ужасно смешно, Отулисса, – пискнул сзади мохноногий сыч Мартин.
– Расправь перышки, дорогая. Вернись на место и приготовься. Мы уже рядом с каналом. Сейчас начнется настоящее веселье!
– У-ух! – сипло заорал Пут. – Прилетели, ребята! Забирайтесь на рвань и вниз, в канал! За мной!
То, что он называл «рванью», было обрывками воздушных потоков, болтавшихся под скатами канала. Чтобы забраться туда, необходим был очень сильный взмах.
Сорен взмахнул крыльями и полетел следом за Путом. Мартин оказался как раз между ними. Поток воздуха, созданный Путом, подхватил его, а образовавшаяся воздушная яма втянула малыша на кучу рвани и сбросила прямо в канал. Следом с восторженным визгом понеслась рыжая Руби. И вдруг Сорен понял причину ее радости.
Здесь, в центре бури, на дне воздушного канала, множество ветров сливались в одну бурную кипящую реку. И если расправить крылья, наклонить их немного вперед, как сделала Руби, и слегка подогнуть хвост – о, это нужно было почувствовать!
Никогда еще Сорен не испытывал такого восторга! Это было нечто среднее между парящим полетом и скольжением, только гораздо легче и во много раз стремительнее.
– Вот это щекотка! Просто до костей пробирает! Ну, разве это не жизнь? – проухал Эзилриб, оставивший свое место во главе стаи. Теперь он летел рядом с Сореном и Отулиссой. Наставник крякнул, отрыгнул погадку и выплюнул ее прямо в воздушную реку. – А теперь давайте за мной, я научу вас старой доброй кутерьме. Сейчас мы заберемся на рвань, а оттуда скатимся прямо по краю гребня. Такого вы еще не пробовали, клянусь хвостом!
– Что он такое говорит? – пропыхтела Отулисса. – Ему следовало бы заранее снабдить нас словарем. Нет, для учителя он просто вопиюще неорганизован!
«Зачем словарь? – подумал про себя Сорен. – Какой прок в словах, если ты не почувствовал их смысл желудком?» – Дрожь восторга сотрясала его. Что и говорить, такого полета у Сорена никогда еще не было!
– Вперед! – прогудел Эзилриб. – Я хочу, чтобы вы оседлали ветер, а потом скатились по гребню вверх когтями!
– О, великий Глаукс! – взвизгнула Отулисса, а Сорен поперхнулся от изумления, увидев, как трехпалая лапа Эзилриба царапнула тускло освещенное луной небо. Старый наставник летел на спине! Потом он перевернулся и ринулся вниз по гребню.
В следующий миг Сорен заметил какой-то красный вихрь – это Руби тоже перевернулась вверх когтями и понеслась по гребню следом за наставником.
– Угу-гу! Давайте за мной! – вопила она на лету. – Это проще простого!
– Проще простого! – фыркнула Отулисса. – Да где это слыхано – летать кверху лапами! Мне кажется, в этом есть нечто предосудительное. Кроме того, это рискованно – и вообще неприлично! Так не подобает совам, вот что я скажу!
«Заткнулась бы ты, а?» – мельком подумал Сорен и, вцепившись когтями в ветер, как показывал Эзилриб, перевернулся в воздухе. Прямо над ним оказалось небо, затянутое темными тучами, исхлестанное ледяным дождем. Сорен снова перевернулся и помчался вниз по гребню следом за Руби.
– Слегка оттолкнись когтями, продолжая выгибать хвост. Это поможет лучше держаться, и ты сможешь скакать на воздушных волнах! – крикнул ему Эзилриб.
Последней к ним присоединилась Отулисса. Она шипела от злости и, не переставая, твердила о том, что непременно подаст заявление по поводу всех этих «возмутительных экспериментов».
– Закрой клюв! – прикрикнул на нее Пут.
А потом они принялись скользить, кувыркаться, кататься, барахтаться и делать многое другое, что Эзилриб называл словом «кутерьма».
А сам наставник выкрикивал задорную песню прямо в пасть бушующей стихии:
Совы-всепогодники – особая порода,
Мы обожаем летать в непогоду!
Мы любим бурю, мы любим ветер!
Скучно без шторма живется на свете.
В наших желудках с рожденья живет
Зов урагана и вихря полет
Мы кувыркаемся в русле стихии,
Мы – всепогодники, совы лихие!
Град, ураган и бурана рычанье
Смехом встречаем и ликованьем.
Кружим, парим, кувыркаемся, скачем.
Разве мы хнычем? Разве мы плачем?
Сплюнем погадку в пасть непогоде
И продолжаем полет на свободе.
Слезы и страхи неведомы нам —
Лучшего клюва смелым бойцам!
Совы-всепогодники – особая порода,
Мы обожаем летать в непогоду!