Текст книги "Путешествие"
Автор книги: Кэтрин Ласки
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА XII
Хукла-хукла и надежда
Воздух трещал от шумной болтовни молодых совят. Эта трескотня живо напомнила Сорену родное гнездо на макушке большой ели. В те недолгие недели, что он прожил в семье, они с Эглантиной и Клуддом любили подражать своими неокрепшими голосками уханью и гуканью взрослых сов. Вообще-то сипухи больше кричат, чем ухают.
Стоял тот шумный утренний час, что предшествует отходу сов ко сну. Здесь, на Великом Древе Га'Хуула, совы кричали даже громче обычного. Но для Сорена пора, когда чернота ночи бледнела до серых сумерек, а затем окрашивалась холодным пурпуром, постепенно наполнявшимся нежным розовым теплом, была временем задумчивости и меланхолии.
Он не знал, отчего ему становилось так грустно. Он любил болтать не меньше, чем остальные совята. Из задумчивости его вывел Сумрак, который громко затараторил, не давая другу и клюва раскрыть:
– Ну, этой ночью я выполнил просто фантастическое пикирование! Одна тугая спираль – и я уже на земле! Да так быстро, ты бы и глазом моргнуть не успел. Честное слово, Сорен, Барран была просто в восторге! Как ты думаешь, теперь-то она замолвит словечко, чтобы меня зачислили в клюв искателей-спасателей?
– Сумрак, но ведь ты же в старшем классе навигации, у Барран? Почему же тогда вы изучаете тактику искателей-спасателей?
– Да потому что Барран преподает и у спасателей тоже! Она отбирает туда подходящих сов.
Все вокруг болтали только об одном – об отборе в те или иные клювы. Вездесущая Отулисса и тут не удержалась от замечания.
– Знаешь, Сумрак, честно говоря, я не думаю, что тебя зачислят в искатели-спасатели. Советую оставить пустые надежды. Туда выбирают сов хорошего происхождения, из благородных семей. Искатели-спасатели, как и навигаторы, почти полностью формируются из неясытей.
– Что за енотий помет! – прогудел крупный филин Бубо. – Дорогу! Дорогу! Змеи несут чай. Мы все умираем с голоду и не собираемся выслушивать всю эту чушь насчет благородных семей! Здесь ценят не то, кем были твои родичи, а только то, что ты сам из себя представляешь!
Бубо был тем самым крупным, ржавого цвета виргинским филином с черными когтями, которого Сорен впервые увидел на Совином парламенте. Он был поистине огромен: каждый ушной хохолок на его голове был высотой с целую Гильфи.
Обычно виргинские филины окрашены в буровато-серые тона, но Бубо был огненно-рыжим. Этот цвет перьев необычайно ему подходил, поскольку филин заведовал кузнями и сам был превосходным кузнецом. Поэтому, несмотря на свое невысокое происхождение и излишнюю склонность к сквернословию (самые страшные проклятия с легкостью вылетали из его вечно разинутого клюва), Бубо пользовался на острове огромным уважением.
Сорен смотрел на него с неприкрытым восхищением. Из всех премудростей Великого Древа Га'Хуула самое большое впечатление на него произвело открытие и приручение огня.
– Порядок, соблюдайте порядок! Не набрасывайтесь на почтенных змей. Чая всем хватит, не толпитесь вокруг одной служанки. Прошу вас, соблюдайте дисциплину, – распоряжалась болотная сова Матрона.
Одна за другой змеи вползали в столовую. Все они были слепыми, как и миссис Плитивер. Гильфи, Сорен и Сумрак с Копушей всегда рассаживались вокруг старой миссис Пи, которая с восторгом вступила в штат островной прислуги.
Смутная тоска, тяготившая Сорена, исчезла без следа при виде старой слепой змеи.
– Здравствуйте, мои дорогие, – нежно прошипела миссис Плитивер. – Хорошая ли выдалась ночка? Как прошли занятия?
– Ой, смотрите! – всполошился Копуша. – Примуле не хватило места.
– Извини, Примула, – услышали они надменный голос Отулиссы, – но все места вокруг нашей змеи уже заняты!
Отулисса ужинала в компании четырех других пятнистых сов.
– Иди к нам, Примула, – махнула крылышком Гильфи. – У нас найдется местечко.
– Мы отлично устроимся, – прошелестела миссис Плитивер, когда Примула робко приблизилась. – Я запросто могу растянуться и усадить еще одного едока.
– Большое вам спасибо, – пролепетала Примула. – Огромное-преогромное.
– У тебя все в порядке. Примула? – ласково спросил Копуша.
– Да, конечно. Все здорово, – уныло ответила малютка из рода воробьиных сычиков. – Хотя, честно сказать, не очень здорово. Я ужасно нервничаю из-за всех этих разговоров о распределении.
– Я всегда говорила, что вокруг этого распределения слишком много шума! – вмешалась миссис Плитивер. – Пейте-ка лучше чай, покуда он теплый да ароматный. Сегодня повариха превзошла саму себя. Думаю, она добавила лишнюю порцию молочника, поскольку весна уже не за горами, и скоро можно будет не экономить каждую ягодку.
– Вам легко говорить, миссис Плитивер, – пробурчал Сорен. – Попробовали бы вы не думать о распределении, когда все только о нем и говорят!
– Я слышал, пещерных сов обычно зачисляют в следопыты, поскольку у нас сильные лапы, и мы отлично ориентируемся на земле. Думаю, мне это подойдет, – тихонько сказал Копуша.
– Лично я хочу быть искателем-спасателем, – решительно ухнул Сумрак. – Потому что им выдают боевые когти!
– Ты хочешь сражаться? – с плохо скрытым страхом ахнула Примула.
– Мечтаю! Я готов сразиться со всеми совами Сант-Эголиуса. Кстати, ты не слышала, как славно мы разделались в пустыне с двумя тварями из этого каньона? – горделиво спросил Сумрак, взглянув на Сорена и Гильфи.
Друзья смущенно опустили глаза и молча взмолились, чтобы серому совенку не пришло в голову исполнить в столовой один из своих боевых танцев. Сумрак был прекрасным другом, но порой за него можно было со стыда сгореть.
– Великий Глаукс! – вздохнул Копуша. – Если бы не друзья и не помощь орлов, я сейчас был бы уже мертв, – он помолчал и еле слышно выдавил: – И не просто мертв… съеден.
– Шутишь? – ахнула Примула.
– Нет, я не шучу, – сдержанно ответил Копуша.
– Пожалуйста, расскажите мне эту историю, – взмолилась малютка-сычик.
– Милые мои, я полагаю, что это не тема для беседы за чаем. Я, как стол, решительно возражаю!
Но было уже поздно. Копуша начал рассказ, а Примула слушала его, словно завороженная. Миссис Плитивер горько вздохнула и пробормотала: «Ох, хукла-хукла!», что на языке слепых змей означало: «Совята всегда останутся совятами».
Вскоре миссис Плитивер задремала, а совята продолжали болтать, потягивая сладкий чай.
– А вот еще анекдот. Летит, значит, стая ворон или еще каких-то мокрогузых, типа колибри или чаек… – начал рассказывать Сумрак.
– Чайки просто отвратительные, – вставила Примула.
– Отвратные, – поддержал Сорен.
– А давайте соревноваться – кто расскажет самый неприличный анекдот про мокрогузок! – загорелся Копуша.
Внезапно чайные чашки из ореховой скорлупы угрожающе задребезжали.
– Нет, это уже слишком! – визгливо прошипела миссис Плитивер. – Я не потреплю за столом подобных разговоров! Это переходит все и всяческие границы! – Розовые чешуйки на ее теле вдруг засветились каким-то необычным светом, и змея одним сильным движением сбросила с себя всю чайную посуду.
Впрочем, в этом не было ничего необычного. Слепые змеи нередко прибегали к такой крайней мере.
В братстве Великого Древа Га'Хуула существовало не так много правил, однако Матрона строго-настрого запрещала молодым совятам отпускать шуточки по поводу мокрогузок, тем более за обеденным столом. Соответственно, домашним змеям было поручено строго пресекать подобные разговоры в столовых, что и было в точности исполнено миссис Плитивер.
Нарушителей пригласили к Борону с Барран.
Барран как следует отчитала совят, прибавив, что они ведут себя просто возмутительно. «Некрасиво», – пояснила она.
Борон тихонько шепнул на ухо жене:
– Не распекай их так строго, дорогая. Они же всего лишь подростки. Парнишки их возраста обожают подобные шутки.
– Борон, на твоем месте я не стала бы считать Примулу с Гильфи парнишками!
– Нет, но я тоже знаю кучу неприличных анекдотов про мокрогузок, – честно призналась Примула.
Послышалось тихое уханье, которое всегда издают совы, когда смеются. Хохотали все, кроме Барран. Зато Борон ухал громче всех. Его огромное белое тело так сотрясалось от смеха, что только пух летел.
– Какой стыд! Борон, я к тебе обращаюсь! Это не повод для веселья, – укоризненно покачала головой его супруга.
– Ой, дорогая, ты ошибаешься! Еще какой повод, – выдавил король сов и снова зашелся от хохота.
Все совы спали. Прошло несколько часов с тех пор, как мадам Плонк исполнила свою чарующую «Ночь прошла», и все пожелали друг другу спокойного дня.
Но Сорен никак не мог заснуть, а едва погрузившись в дрему, он вдруг проснулся в тоскливый дневной час, когда тишина невыносимо давит все живое, воздух густ от солнца и томительно тянутся минуты. Время медленно крадется, и можно сойти с ума, дожидаясь сумерек.
Непонятная тоска терзала Сорена. Он и сам не знал, чем она вызвана. Все было прекрасно, он должен был чувствовать себя счастливым… Совенку вдруг до слез стало стыдно того, как он вел себя за столом. Разве он не знал, как много значат хорошие манеры для миссис Плитивер? Как он мог так жестоко ранить добрую миссис Пи?
«Может быть, надо сходить и извиниться? – подумал Сорен. – Миссис Плитивер днем часто не спит… Что, если сходить в дупло, где она живет вместе с двумя другими служанками?»
Три слепых змеи жили в замшелой трещине коры примерно на сотню футов ниже дупла, где спал Сорен с друзьями. Там пахло гнилым деревом, мхом и мокрыми камнями. Все змеи обожают спать на теплых камнях, поэтому так же были обустроены все комнаты для прислуги. Бубо специально нагревал камни для змей в своей кузнице.
Сорену ужасно нравилось, как пахнет жилье миссис Плитивер. Тепло камней высвобождало и усиливало ароматы мха, а мох на Великом Древе Га'Хуула был особенно ароматным. Повариха даже варила из него душистое мыло, вот какой у него был запах!
Вообще в Великом Древе Га'Хуула все шло вдело. Именно поэтому совы так тщательно ухаживали за своим домом и не упускали случая подкормить его. Они никогда не собирали лишних ягод молочника, а свои погадки зарывали между корней, чтобы питательные вещества быстрее впитывались деревом.
Спустившись вниз, Сорен сразу почувствовал знакомый аромат мха и теплого камня. Остановившись возле входа в трещину, он заглянул внутрь. Он и рта не успел раскрыть, но миссис Плитивер уже почувствовала его присутствие.
– Сорен, мальчик мой, что ты здесь делаешь в такой час? Входи, малыш, входи скорее!
– А ваши подруги еще не спят?
– Нет-нет, не беспокойся. Они заняты в своих гильдиях.
Для слепых змей в Великом Древе Га'Хуула существовало несколько гильдий – игры на арфе, кружевоплетения, ткачества и других искусств. В каждую гильдию змей избирали по способностям. Чем-то все это напоминало церемонию зачисления в клювы. Но миссис Плитивер до сих пор не выбрали ни в одну из гильдий.
– Миссис Пи, я пришел извиниться за свое безобразное поведение за чаем. Честное слово, мне ужасно стыдно. Я знаю, что…
Миссис Плитивер свернулась в колечко и очаровательно склонила головку.
– Сорен, – тихо заговорила она, и голос ее прозвучал так ласково, что у совенка слезы навернулись на глаза. – Сорен, милый, я знаю, что тебе стыдно, но ведь ты не поэтому пришел сюда.
– Не поэтому? – растерялся Сорен. Но он понял, что миссис Пи права. Он в самом деле пришел сюда не за этим. Он знал это еще до того, как она заговорила. – Но тогда… тогда, – залепетал он, – зачем же я здесь?
– Я думаю, это связано с твоей сестрой, Эглантиной.
Не успела она договорить, как Сорен понял, что миссис Плитивер снова права. Он ужасно тосковал по родителям, но совсем не волновался за них. А Эглантина – это совсем другое дело.
Миссис Плитивер подозревала в ее исчезновении старшего брата Сорена, Клудда. Эти подозрения лишь усилились, когда тот пригрозил съесть бедную змею. Но точно миссис Пи до сих пор не знала, что стало с Эглантиной. Она просто исчезла – и все.
– Всему причиной неизвестность, милый. Нет ничего страшнее неизвестности… Ты не знаешь, жива ли твоя сестра или нет…
– Или похищена, и томится в заточении, – добавил Сорен.
– Да, милый, я тебя понимаю.
– Но если она мертва, мне ничуть не легче от мысли, что она сейчас в Глауморе! Мне больно жить на земле без нее!
– Что ты, мой хороший, не надо так думать. Она слишком молода для Глауморы.
– Миссис Пи, я знаю, что на свете нет места ужаснее Академии Сант-Эголиус. Но вспомните слова умирающей неясыти, – Сорен понизил голос. – Он сказал: «Вы еще пожалеете…»
– Тише, дорогой, не надо…
Но Сорен уже не мог остановиться.
– Вы слышали хоть что-нибудь об этом «вы пожалеете…»? Миссис Плитивер задергала головой, описывая в воздухе некое подобие цифры восемь, как делают все слепые змеи, когда не могут решить, что им лучше сказать или сделать.
Сорен пристально смотрел на нее. Показалось ему, или правда, что-то сверкнуло в ее узеньких глазных щелочках? Внезапно ему стало страшно.
– Простите, миссис Плитивер. Я больше не буду об этом говорить…
– Нет-нет, мой хороший. Приходи ко мне всегда, когда захочешь поговорить об Эглантине. Я постараюсь тебе помочь, но давай не будем запугивать себя слухами о разных ужасах. Я чувствую, что Эглантина жива. Нет-нет, я не могу этого объяснить или добавить что-нибудь, но поверь – мы с тобой должны надеяться! Что бы ни говорили, а надежда никогда не бывает бесплодной. Да что я тебе рассказываю! Посмотри на себя, Сорен. Тебя похитили, но ты сам выучился летать и спасся из этого мерзкого Сант-Эголиуса! Из зловещего неприступного каньона ты взлетел прямо в Тамо! Тому, кто поднялся в Тамо со дна каменного мешка, не надо объяснять, что такое надежда!
Вот такая она была, миссис Плитивер.
После разговора с ней Сорену стало легче. Словно теплый дождь смыл его грусть и тоску. Это не означало, что он перестал скучать по родителям. Он всегда будет тосковать по ним, и никогда не привыкнет к сиротству, но миссис Плитивер дала ему надежду на спасение Эглантины, и этого было достаточно, чтобы поднять клюв.
Сорен решил вернуться в дупло по воздуху. Дневная стража с этой стороны дерева была совсем не строгой и нисколько не удивилась тому, что совенок в разгар дня навещал слепую змею. Строго говоря, в Великом Древе никого не заставляли спать целый день до ночной побудки. Поэтому Сорен с чистой совестью выбрался наружу и полетел, кружась среди раскинутых ветвей старого дерева. Да, миссис Плитивер была права. На длинных блестящих нитях, которые в это время года носили название серебряного дождя, уже показались завязи ягод молочника.
Тонкие плети ягод каскадом свисали с веток Великого Древа Га'Хуула и покачивались, словно полог, в лучах вечернего солнца. Зимой они были белыми, весной становились серебристыми, летом наливались янтарем, а осенью окрашивались в медь. Поэтому и времена года на острове Хуул назывались, соответственно, временем белого, серебряного, янтарного и медного дождя. А для молодых совят не было веселее забавы, чем летать сквозь этот блестящий, трепещущий занавес. Но в этот предвечерний час Сорен был совсем один. Видимо, недавно прошел дождь, потому что нити сверкали капельками воды, а за пологом переливалась всеми цветами маленькая радуга.
– Прелестно, не правда ли? – чей-то нежный голос колокольчиком вплелся в серебряные струи дождя. Это была мадам Плонк, певица, которая каждое утро пела им колыбельную песню.
Мадам Плонк была белой совой, и Сорен даже зажмурился от восторга, когда она вплыла в серебряный дождь. Из снежно-белой певица вдруг стала разноцветной, окрасившись во все цвета радуги. Все краски небесного моста горели на белоснежной бахромке ее крыльев.
В эту минуту Сорену было ужасно жаль, что в Великом Древе нет отдельного клюва, где совята учились бы пению и игре на арфе. К сожалению, арфистками могли быть только змеи. А пению мадам Плонк обучала лишь своих прямых родственников из рода белых сов.
Несколько минут они летали, вплетаясь в струи дождя и оттенки радуги. А потом мадам Плонк сказала:
– Мне пора лететь, милый. Время подъема. Пора петь вечернюю песню. Вот уже и змеи поползли к арфе. Я не могу опаздывать. Но мне очень понравилось летать вместе с тобой. Мы непременно полетаем еще. Или просто как-нибудь заходи ко мне на чашечку чая из ягод молочника.
Сорен сильно сомневался в том, что когда-нибудь осмелится заглянуть к мадам Плонк на «чашечку чая». Да у него не хватит смелости заговорить с этой красивой и утонченной совой! Летать – это одно дело, а сидеть и беседовать – совсем другое.
Сорен увидел, как множество слепых розовых змей выползают из своих щелей и спешат в дупло, где стояла арфа. Вскоре Великое Древо Га'Хуула проснется под неземные звуки вечерней песни. А потом наступят сумерки.
ГЛАВА XIII
Книги
– А теперь, птенцы, мы с вами будем исследовать чудесную корневую систему нашего обожаемого Древа. Покажите мне корни, которые вырываются из земли, – говорила преподавательница гахуулогии, скучная старая пещерная сова.
– Вот здесь!
– Прекрасно, прекрасно, Отулисса. Великолепный пример.
– Вот здесь! – передразнила Отулиссу Гильфи. – Фу, какой противный голос!
– Продолжаем. Если кто-нибудь найдет на земле погадку или отрыгнет свою, я продемонстрирую вам правильный способ закапывания. Правильно закопанная погадка питает наше Древо, – продолжала наставница.
– Вот, я уже нашла! – выскочила вперед Отулисса.
– Это предмет самый скучный, – гукнул Сорен. Они весь вечер торчали под Великим Древом, и конца-края этому не было видно.
– А по-моему, очень интересно, – возразил Копуша. Он сам был пещерной совой, поэтому обожал копаться в земле.
– Просто не знаю, что я буду делать, если меня определят в клюв гахуулогии! – процедил Сумрак.
– Тебя? Да никогда в жизни! – фыркнул Сорен, хотя в глубине души сам боялся этого.
Вообще-то знания о Древе были полезны. Преподавательница без устали вдалбливала эту истину в головы совят. Вот и сейчас она монотонно говорила:
– Великое Древо Га'Хуула растет и цветет на протяжении тысячелетий благодаря тому, что поколения сов заботливо возделывают маленький клочок суши, дарованный нам Великим Глауксом…
Заскучавший Сумрак молча задвигал клювом, передразнивая речь наставницы.
– Как грубо! – шикнула на него Отулисса.
– Сейчас как срыгну! – рявкнул Сумрак.
– Что я слышу? Кто-то хочет отрыгнуть? Вот умничка, Сумрак! Иди сюда, дорогой. Поднеси свой скромный дар нашему Великому Древу Га'Хуула.
Уроки закончились перед первой тьмой. К счастью, у совят еще осталось время запорхнуть в библиотеку. Для Сорена с Гильфи это было любимым местом во всем Древе. Они питали особую слабость к библиотекам и читали намного больше того, что им задавали.
В Академии Сант-Эголиус вход в библиотеку был строго-настрого запрещен для всех, кроме Виззг с Ищейке. Только они во всей Академии умели читать, а в Великом Древе Га'Хуула каждый совенок знал грамоту, и читали здесь постоянно.
Но у Гильфи с Сореном была еще одна причина любить библиотеки. Именно из книгохранилища они когда-то впервые поднялись в небо и вырвались на волю. С тех пор библиотека означала для них свободу.
Порой Сорен думал, что библиотека – это что-то вроде Тамо для слепых змей. Как небо неимоверно далеко от них, так и мир неведомого далек от обыденной жизни. Только научившись читать, Сорен с Гильфи начали видеть далекие очертания этого чудесного мира.
Единственное, что портило радость от посещения библиотеки, так это старый Эзилриб. Он постоянно торчал там и выглядел ничуть не менее жутко, чем в тот раз, когда Сорен впервые увидел его в Совином парламенте, когда старик так и впился в него своим косящим глазом.
Эзилриб разговаривал редко, но когда открывал клюв, оттуда доносилось низкое, ворчливое уханье. Еще он обожал гусениц, но поскольку стояла зима, довольствовался их личинками в сушеном виде. Он высыпал их на свой стол кучкой и ел одну за другой.
Молчание старика нервировало Сорена с Гильфи гораздо сильнее его слов. Казалось, Эзилриб, не отрываясь от своих книг, пристально наблюдает за всем окружающим. Каждый раз, когда негромко ворчал, совятам казалось, будто старик на что-то рассержен.
Но страшнее всего была его лапа с тремя когтями вместо четырех. Сорен с Гильфи прекрасно знали, что невежливо разглядывать чужие недостатки, но все равно не могли оторвать от нее глаз.
Когда однажды Сорен по секрету признался Гильфи, что ничего не может с собой поделать, подруга рассказала ему, как как-то чуть было не умерла со страху из-за этого когтя.
– Помнишь, как Матрона накрыла для нас чай и попросила меня отнести чашечку Эзилрибу? Она еще велела спросить его, не хочет ли он к чаю чего-нибудь еще? Ну вот, тогда я больше всего боялась, что со страху ляпну что-то вроде: «Эзилриб, Матрона спрашивает, не хотите ли вы чаю с вашим четвертым когтем?»
Сорен рассмеялся, хотя прекрасно понял, каково тогда было Гильфи.
Однако соблазны библиотеки заставляли совят пересиливать свой страх. Продолжая ходить туда, друзья вскоре худо-бедно научились не только не обращать внимания на ворчливое уханье Эзилриба, но и, по возможности, не глазеть на изуродованную лапу старика и избегать его пронзительного янтарного взгляда.
Библиотека располагалась на самой вершине огромного Древа, в просторном дупле, сверху донизу уставленном книгами. Пол здесь был покрыт мягкими коврами, сплетенными из травы, мха и редких вкраплений совиного пуха.
Когда Сорен с Гильфи вошли внутрь, Эзилриб сидел на своем обычном месте. Рядом с ним, как всегда, высилась кучка гусениц. Время от времени старик подцеплял личинку, кидал в клюв и принимался жевать. Перед ним лежала огромная книга под названием «Магнетические свойства: естественные и сверхъестественные».
Сорен сразу направился к полке с книгами о церквях и амбарах. Когда-то, в незапамятные времена, амбарные совы или сипухи любили селиться в таких зданиях, и Сорену ужасно нравилось разглядывать в них картинки и читать про древнее житье.
Среди церквей попадались поистине великолепные: с огромными витражными окнами всех цветов радуги и каменными шпилями, устремленными в самое небо. Но больше всего Сорену нравились простые деревянные церквушки, причудливо раскрашенные, с уютными звонницами. Что касается Гильфи, то она предпочитала сборники стихов, загадок и анекдотов.
Вот и сейчас малютка-эльф направилась проверить, на месте ли обнаруженный ею накануне толстый том под названием «Гиканье, гуканье и уханье: Большая книга совиного юмора с шутками, советами и рецептами». Написала книгу некая Филомена Шипосвист, знаменитая слепая змея, которая всю свою жизнь провела в услужении у сов.
Но не успела Гильфи снять драгоценную книгу с полки, как за ее спиной послышалось знакомое хриплое ворчание:
– Неужели нельзя выбрать что-нибудь поприличнее? Мне кажется, одного дня на знакомство с этими помоями более чем достаточно. Может, пора обратиться к более серьезной литературе?
– Какой именно? – пролепетала Гильфи.
– Начни-ка вот с этого, – подняв свою трехпалую лапу, Эзилриб указал в сторону полки.
Сорен оцепенел. Он не мог отвести взгляда от когтей старика. Интересно, он родился с таким уродством или же потерял коготь в битве с какими-нибудь воронами?
Три когтя со свистом рассекли воздух, и, испугавшись, Сорен с Гильфи автоматически прижали перья, как делают все совы. Старик встал из-за стола, проковылял к стене и, ловко подцепив ее одним когтем, вытащил книгу с полки. Гильфи с Сореном, словно зачарованные, уставились на его лапу.
– Смотрите на книгу, дурачье, а не на мой коготь! – взорвался Эзилриб. – Хотя что с вами делать! Ладно, глядите хорошенько, авось привыкнете и перестанете на меня таращиться!
С этим словами он потряс изуродованной лапой прямо перед глазами ошарашенных совят, так что друзья едва в обморок не хлопнулись от ужаса.
– Мы… уже привыкли, – пролепетал Сорен.
– Вот и отлично! А теперь принимайтесь за книгу, – велел Эзилриб.
Гильфи начала вслух разбирать заглавие: «Характеры мускульных желудков или популярная психология этого важнейшего органа Strigi-formes».
– Что еще за Stri-gi-for-mesтакие? – прошептал Сорен.
– Это мы – совы, – так же тихо ответила ему Гильфи. – Это научное название всех сов, будь то сычики, или сипухи, или… – Гильфи помолчала и дерзко выпалила: —… или пятнистые совки!
– Верно! А теперь давайте дальше. Садитесь вместе и читайте, бездельники. – Эзилриб обжег их янтарным взором своего кривого глаза. – И не теряйте время, пялясь на мои когти. Если захочется поглядеть – милости прошу. Подходите и любуйтесь, – он слегка взмахнул лапой и отправился на свое место, ненадолго остановившись перед камином, чтобы пошевелить кочергой угли.
Сорен с Гильфи открыли книгу. Слава небесам, тут было множество картинок, но сначала нужно было продраться через первый абзац.
Мускульный желудок является самым удивительным органом совы. Он носит название второго, или мышечного, желудка, поскольку в нем происходит накапливание неперевариваемых остатков пищи, таких как кости, шерсть, мех, перья и зубы.
Мускульный желудок совы прессует эти части пищи в плотные комки-погадки. Далее погадки отрыгиваются через клюв (смотри примечание о способах определения породы сов по анализу их погадок).
– Думаю, сноски и примечания можно пропустить, – прошептал Сорен, чтобы Эзилриб не слышал. – Эта такая скукотища!
– Я всегда пропускаю примечания, – заметила Гильфи.
– И сколько книг с примечаниями ты прочла? – вытаращил глаза Сорен.
– Одну. Про процесс оперения. Ой, смотри-ка, – пискнула Гильфи, тыча когтем в следующий абзац.
Существует множество книг, посвященных физиологии мускульного желудка сов. Однако гораздо труднее найти литературу, посвященную характеру и психологии этого органа. Это представляется нам огромным упущением.
Разве не мускульному желудку мы обязаны своими самыми сильными и проникновенными чувствами? Сколько раз на дню мы говорим себе: «Да, я чувствую это желудком!» Именно так мы поступаем, испытывая сильную страсть или ощущая инстинктивное доверие и недоверие.
– Чистая правда, – подтвердил Сорен. – Но это и так всем известно. Ничего оригинального!
– Постой, не спеши. Смотри, что сказано дальше.
Желудок служит нам надежным проводником. Он, и только он, указывает нам путь на обманчивой территории чувств. И тем не менее молодые совы зачастую не умеют правильно распознать сигналы своих мускульных желудков. Иначе почему так много птенцов нарушают строжайший запрет родителей и пытаются раньше времени покинуть гнездо? В чем причина таких поступков? В обычном упрямстве. Молодые совы, сами того не сознавая, заглушают настойчивые, но слабые сигналы, которые подает им мускульный желудок…
Сорен поднял глаза и поймал на себе пристальный взгляд Эзилриба.
– Как ты думаешь, зачем он заставил нас читать эту книгу? – шепотом спросил он.
– Мне кажется, он хочет нам что-то объяснить, – отозвалась подруга.
– Но что? Не быть упрямыми? Слушать свои желудки?
– Этого я не знаю, зато знаю, что нам пора на ночные уроки. Они захлопнули книгу и вышли из библиотеки, коротко кивнув Эзилрибу на прощание.
– Очень интересная книга, – вежливо заметила Гильфи. – Спасибо вам за совет.
– Большое спасибо, – подхватил Сорен.
Эзилриб и бровью не повел. Только сипло кашлянул, вытаскивая из кучи очередную гусеницу.
– Великий Глаукс, да я просто сдохну, если меня назначат в клюв всепогодников! Ты представляешь, каково иметь в наставниках Эзилриба? Да мне даже подумать об этом страшно! – пробормотал Сорен.
– Но если тебя изберут в угленосы, это автоматически означает зачисление в клюв всепогодников. Это же сдвоенный клюв, они всегда вместе летают, – рассудительно заметила Гильфи.
– Тоже мне радость – болтаться в клюве угленосов! Кому охота вечно ходить с обожженным клювом? – фыркнул Сорен.
– Ну, ты-то ни капельки не обжегся, когда поднял уголь и бросил его на рысь!
– Как будто я один таскал угли! Мы все это делали.
– Да, но ты-то с ним взлетел!
– Это случайно получилось. Я и сам не заметил.
– Возможно, но если правильно обращаться с углями, то никогда не обожжешься. Именно этому учит Бубо. Знаешь, я бы с радостью занималась под его руководством.
– Так-то оно так, но это означает получить в придачу Эзилриба. Нет уж, ни за что! Мне кажется, что Бубо там редко появляется. Угленосов возглавляет другой старик, его зовут Элван. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему всепогодников объединили с угленосами!
– Да потому что угленосы летают на лесные пожары и собирают горящие угли. А лесные пожары сами по себе как особые погодные условия. Чтобы уцелеть, нужно хорошо разбираться в воздушных потоках и ветрах, которые возникают от жара. Я сама слышала, как Бубо говорил об этом.
Сорен ничего не ответил, но про себя решил, что ему наплевать на всю эту премудрость.
Из задумчивости его вывело появление Копуши.
– Готов к ночному полету, Копуша? – спросил Сорен.
– Да! Я теперь летаю гораздо лучше. Сам Борон сказал, что я стал намного сильнее. Погодите, сами увидите!