Текст книги "Магия страсти"
Автор книги: Кэтрин Коултер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава 10
Розалинда перевернула страницу:
– «Тайбер свиреп. Он может превратить лицо человека в кровавое месиво одним ударом копыта. У тайбера одна слабость: он жаждет изведать вкус красного лазиса. Его не привлекает ни черный, ни бурый лазис. Но красный лазис коварен и появляется перед тайбером, только когда может привести его к замаскированной яме. Красный лазис может легко перепрыгнуть яму в отличие от тайбера. Последний проваливается вниз, и лазис посылает в него огненные копья, пока не убьет. Человек должен подружиться с красным лазисом, иначе его уничтожит тайбер. Спой красному лазису о своей верности, в точности как они поют драконам Саллас-Понда, и все они защитят тебя».
Розалинда подняла глаза.
– Саримунд словно пишет для детей: просто, ясно, грубовато.
Николас сидел на диване напротив нее с большой шелковой подушкой. Перебросив подушку из одной руки в другую, он задумчиво сказал:
– А может, он пишет руководство и хочет сделать все, чтобы прочитавший это строго соблюдал правила и никогда не ошибался. Ты права, Розалинда. Написано грубовато и, к сожалению, не дает нам никакой полезной информации.
Однако в душе он снова был удивлен. Почему все так понятно ей, но не ему?
Грейсон растирал сведенную судорогой от долгого письма руку. Он так старался успеть за ней!
– А может, «тайбер» и «красный лазис» просто метафоры?
– Метафоры? Но что они обозначают? – спросил Николас.
Грейсон пожал плечами:
– Возможно, понятия потусторонней жизни. Тайбер представляет ад, драконы Саллас-Понда, а красный лазис… вероятно – расширенное обозначение небес.
– А может, красный лазис – это ангелы? – вмешалась Розалинда. – Они защищают людей. Помогают им выжить. Не знаю, Грейсон… хоть Саримунд пишет очень просто, я так и вижу, как красный лазис перепрыгивает через яму, предназначенную для тайбера. И живо представляю огненное копье.
– Но заметь, что он не дает их описания, если не считать того, что, по его словам, у тайбера есть копыта, – сказал Грейсон. – Интересно также, что хотя здесь встречаются такие чужеземные слова, как «тайбер» и «лазис», имеются также вполне понятные вроде «луна» и «копье». Читай дальше, Розалинда. У меня такое чувство, что все изменится. Я знаю, что все изменится.
Он окунул перо в чернильницу, стоявшую рядом с ним на полу, и кивнул ей.
Розалинда украдкой взглянула на Николаса и ощутила, как огонь в душе разгорается еще ярче. Она твердо вознамерилась выйти за этого человека. Поразительное и абсолютно безумное желание.
Она ничего не знает об этом незнакомце, и все же абсолютно уверена, что он предназначен ей.
Розалинда снова подумала о том, что сказала ему, когда они входили в дом.
Она грустно взглянула на него, бессильно опустила плечи и с глубоким вздохом прошептала:
– Надеюсь, никто не посчитает меня неудачницей.
– Неудачницей? – удивился он.
– Видите ли, милорд, суть дела в том, что вы не герцог. Он так раскатисто засмеялся, что ей захотелось броситься ему на шею.
Грейсон щелкнул пальцами у нее под носом:
– Вернись поскорее, Розалинда, оттуда, где пребываешь последние пять минут. Почему ты краснеешь? Нет, не говори. Читай.
Она внимательно просмотрела страницу, прежде чем продолжить:
– Странно. Это новый раздел, но между ним и предыдущим нет пробела. Кроме того, теперь повествование ведется от первого лица:
«Я обнаружил, что драконы Саллас-Понда едят раз в три недели. Пищей им служат огненные камни, нагреваемые в течение этих трех недель. Они никогда не ели людей. Впервые появившись в Пейле, люди прячутся в пещерах и разводят костры, но быстро узнают, что летучие твари спускаются с неба, чтобы гасить пламя. Это воистину пугающее зрелище, особенно когда эти создания глотают тлеющие уголья. Люди кричат, бросаются на землю, закрывают головы руками, но оказывается, что летучие твари не причиняют им вреда.
Люди, которым удалось выжить, оседают в Пейле. Как и я, они наблюдают за драконами Саллас-Понда и видят, что их морды сверкают золотом. Глаза – яркие изумруды, а огромные треугольные чешуйки, чьи острые кончики переливаются под сияющим ледяным солнцем, унизаны алмазами.
Насколько мне удалось узнать, драконы Саллас-Понда не умирают. Они существовали раньше и будут существовать, пока стоит Пейл. Если наблюдатели будут вести себя очень тихо, можно услышать, как драконы поют друг другу, возможно, рассказывая о людях, которые так отличаются от них: глупы, растерянны и напуганы.
Если человек терпелив, драконы определят, достоин ли он, и тогда научат правилам Пейла.
Их любовные песни невероятно меня тронули, ибо соитие драконов Саллас-Понда – зрелище поразительное. Они никогда не изменяют своим подругам. Они твое спасение. Никогда не лги драконам Саллас-Понда. Это правило Пейла».
Розалинда замолчала и, сосредоточенно хмурясь, пробежала глазами несколько последних строк. Грейсон снова принялся растирать руку. Николас швырнул ярко-голубую шелковую подушку в стоявшее рядом парчовое кресло.
– Драконы Саллас-Понда… звучит как сказка, плод расходившегося воображения.
– Священное место, возможно, нечто вроде Дельф, – пробормотала Розалинда. – А гора Оливан может быть горой Олимп, как, по-вашему? У меня в горле пересохло. Не хотите чаю?
– С марципанами? – оживился Николас.
– Встаньте, Николас. И позвольте мне сначала взглянуть на ваш живот.
Он послушно встал и подождал, пока она подойдет к нему. В последний момент, прежде чем коснуться его, она увидела, как Грейсон таращится на них с широко раскрытым ртом.
– Я худой как палка, Розалинда, – уверил Николас, ловя ее руку. – Ни унции лишней плоти. Любой мужчина, позволивший себе отрастить брюшко, обречен, и окружающие вправе его презирать. Это правило Николаса.
Розалинда рассмеялась. Грейсон не знал, то ли хихикнуть, то ли огреть по голове человека, успевшего так подружиться с Розалиндой. Она посмела коснуться мужского живота… что, черт возьми, происходит?
– О Господи, – едва выговорила она, – а правило Николаса относится и к дамам?
– Совершенно верно. Слушайте меня, ибо я говорю правду. Проверить твой живот, Розалинда? Я объявлю тебя исключением из этого правила, когда будешь носить моего… когда будешь носить ребенка.
Грейсон вскочил и снова разинул рот, но тут же его захлопнул при виде лица Розалинды. Глаза ее светились. О, как хорошо он знал этот взгляд!
Розалинда шутовски поклонилась ему и, подойдя к сонетке, дернула за шнур. Через несколько секунд на пороге появился Уилликом.
– Уилликом, вы ждали за порогом? – спросил Грейсон. – Или каким-то образом догадались, что мы умираем от голода?
– Мне очень неприятно сообщить, что булочек больше нет. Я сам слышал, как кухарка жаловалась, что последние три украли прямо из кухни, и она так расстроилась, что не смогла испечь новую партию.
– О Господи! Клянусь, я невиновна! – пролепетала Розалинда.
– Лично я подозреваю матушку, – покачал головой Грейсон. – Марципаны – ее слабость. И она очень хитра.
– Но все равно – давно пора обедать, не так ли, Уилликом? – напомнила Розалинда.
– Собственно говоря, мисс Розалинда, я пришел за всеми вами. Кухарка так тонко нарезала ветчину, что каждый ломтик почти прозрачен.
Говоря все это, дворецкий смотрел на книгу. Розалинда видела, как его пальцы подергиваются от нетерпения. Он снова поклонился, не сразу подняв голову, чтобы все успели полюбоваться ее блеском.
Грейсон осторожно сунул книгу в карман, и все последовали за Уилликомом.
– Я так и не смог проверить, насколько плоский у тебя живот, – прошептал ей Николас. – Боюсь, Грейсон пронзил бы меня шпагой.
– Может, если удастся спрятаться под лестницей, я успею быстренько поцеловать тебя и даже втянуть живот для осмотра, – сообщила Розалинда и побежала по коридору.
– Вернись, Розалинда, – окликнул он со смехом. – Я накормлю тебя ветчиной!
Глава 11
За обедом Грейсон рассказывал отцу и матери о сюжете нового романа, чтобы отвлечь их от «Правил Пейла». Любящие родители видели сына насквозь, но заверили, что им понравились приключения юного оксфордского студента, сражающегося с демоном, который заключил сердце его возлюбленной в магический драгоценный камень, вырванный, как гласят легенды, из короны сатаны. Розалинда нашла сюжет довольно интересным. Особенно еще и потому, что Грейсон сочинял на ходу.
Едва тетя Софи поднялась из-за стола, Розалинда увлекла Николаса в маленькую комнату, которую графиня Нортклифф лет двадцать назад предназначила специально для дам.
– Нет, – покачал головой Николас, коснувшись пальцем ее щеки. – Мы пока что не должны никому ничего говорить. Особенно твоим тете и дяде. Мы так недавно знаем друг друга. Дай им еще один день. Пусть увидят, как я ослеплен тобой. Ты такая мягкая и нежная.
– Не хочется признавать это, но ты прав. Дядя Райдер посчитает, что мы оба сошли с ума. Велит тебя похитить и переправить на Макао. Ты действительно уверен, что я мягка и нежна?
Он слегка коснулся кончика ее носа.
– Твой дядя Райдер не посчитает нас безумными. Подумает, что нами руководит вожделение. Тетя Софи станет твердить, что это так романтично, но во зрелом размышлении согласится с дядей Райдером: все, что творится с нами, – не что иное, как взбесившаяся похоть – разумеется, с моей стороны, потому что ты сама невинность. Они скажут, что я человек искушённый, умудренный опытом, и, следовательно, такого следует опасаться, особенно когда речь идет о молодой девушке. Ты нежнее, чем крылышки бабочки.
– Позволь сказать, что я не так уж невинна. И дело в том, что вовсе так не выгляжу.
– Возможно, ты права. И действительно так не выглядишь.
Розалинда тяжко вздохнула:
– И насчет похоти… что за странное слово. До этой минуты я вообще не думала, ни о какой похоти. Если именно похоть возбуждает во мне желание наброситься на тебя и осыпать поцелуями, пока не рухнешь на ковер, значит, это могучее чувство. И мне оно нравится. Поэтому ты так скоро попросил меня стать твоей женой? Сходишь с ума от похоти?
Похоть? О нет, дело вовсе не в ней. И не настолько она важна… но…
Он втянул воздух. Правда есть правда, и придется ее сказать.
– Похоть – вещь вовсе не плохая, но не думаю, что именно она правит нами.
Что же, по крайней мере, это часть правды. Розалинда изумленно уставилась на него:
– Никогда больше так не говори!
Он сдержал смех. Значит, она все поняла!
– Ну… похоть не окончательно завладела нами. И я совсем не обезумел от похоти к тебе. Ясно?
– Не знаю, что мне ясно, а что нет, – медленно выговорила она. – Я знаю – ты тот, единственный. Ни один мужчина не будет владеть мной, кроме тебя. Когда сегодня утром ты поцеловал мне руку, какой-то глубинной частью души я распознала, что именно ты и никто иной предназначен мне.
Она так сразу все поняла? Он тоже это знал. Ну конечно, он предназначен Розалинде, но не скажет этого, пока не услышит от нее брачные обеты. Пока она не будет принадлежать ему по закону.
– Именно я? Не один из этих трех герцогов?
– Пропади пропадом все герцоги.
Николас снова рассмеялся. Боже, в последние два дня он смеялся больше, чем за последние пять лет!
– Мне нравится твое остроумие, – заметил он. Однако ее ответная реплика потрясла его. Сразила.
– Но дело не только в этом, Николас, и, подозреваю, тебе тоже это известно. Меня обуревают чувства, с которыми невозможно справиться. И я не только узнала тебя – конечно, это звучит абсурдно, – но меня не оставляет ощущение, что ты тоже искал меня. Именно меня.
– Искал тебя? Действительно искал тебя? И ты тоже меня искала? Хочешь сказать, судьба привела наши лодки к одному берегу?
– Думаю, что наши лодки, стоящие рядом и трущиеся бортами, – нечто более реальное, чем это место, называемое Пейлом с его тайберами и драконами.
– Возможно, «Пейл» – всего лишь метафора, как сказал Грейсон.
– Ты считаешь, что он существует. Но я спрашиваю: как получилось, что мы владеем этой книгой? Правда, нашел ее Грейсон, которого словно специально подвели к этому лотку. Была ли это судьба или нечто куда более могущественное? А ты говоришь, что у деда была эта книга. Книга, поражающая воображение. Ты знаешь, это уж слишком. И когда я начинаю задавать подобные вопросы, мне становится страшно.
Он тоже испугался бы, если бы давно не привык ко всему тому, что Розалинде казалось новым и неизведанным.
Николасу хотелось обнять ее, утешить, но он знал, что будет глупцом, если решится на такое. Он не имеет права все испортить.
Николас вздохнул. Все действительно происходит слишком быстро.
– Если хочешь, можно поехать сегодня в театр. Мой поверенный со смехом уведомил меня, что отец забыл завещать моим братьям купленную десять лет назад театральную ложу, поэтому она автоматически переходит ко мне. Он добавил, что мои единокровные братья были весьма этим расстроены. Поверенный привык смягчать формулировки. На самом деле они просто мечтают увидеть меня в гробу.
– Твои единокровные братья? Я ничего о них не знаю.
Николас воззрился на девушку, втайне злясь на себя, Он слишком разоткровенничался. Совсем на него не похоже! Но что сделано, то сделано. И все это не имеет значения, если только она случайно не познакомится с его братьями. Не поверит всему, что они наговорят в приступе ненависти. Но ей суждено стать его женой. Она, вне всякого сомнения, встретится с ними и быстро поймет, что они его терпеть не могут. И все же, зная Розалинду всего два дня, он может быть уверен в ее преданности. Она, не задумываясь, набросится на любого, кто будет настолько глуп, что оскорбит его.
Николас довольно улыбнулся. Никто никогда не пытался защитить его. Но он точно знал: Розалинда готова заслонить его собой от всех бед.
– Но почему единокровные братья ненавидят тебя? Ты глава семейства Вейл. Они обязаны тебя почитать. Твой же долг – быть их покровителем.
– Так их воспитали. Отец. И мачеха. Во вторник вечером я впервые со дня своего возвращения встретился с двумя старшими братьями. Станут ли они досаждать мне? Не знаю, и это меня не волнует.
Его темные глаза яростно блеснули.
– И они сделают большую ошибку, решив досаждать тебе. А теперь скажи, ты согласна поехать со мной в театр? Разумеется, в компании с твоими тетей и дядей.
– Ты уже спрашивал дядю Райдера. Верно?
– Да, мужчина должен знать, что налито в его тарелку, прежде чем поднести ложку ко рту.
– Что за ужасная метафора! – хихикнула Розалинда. – Какая пьеса идет сегодня?
– «Гамлет». В главной роли Чарлз Кин. Сын Эдмунда Кина. Он не так знаменит, как его отец, и несколько лет практиковал свое ремесло в Шотландии, но теперь вернулся в Лондон и играет в «Друри-Лейн». Ты любишь Шекспира?
– О да. Однако я всегда считала, что какая-то женщина нанесла ему сердечную рану, и именно по-этому его Катарину постигла такая ужасная участь.
Своего рода месть автора. Можешь ли ты представить женщину, которая склоняется перед мужем и обещает исполнить любое его желание?
Николас от неожиданности задохнулся.
– Ну… возможно… – пробормотал он. Она прижала палец к его губам:
– Нет, я не позволю тебе попасть в ловушку. Ты мужчина. Тетя Софи утверждает, что если женщина коварна и изобретательна, значит, может легко манипулировать мужчиной.
Она погладила его по руке:
– Нет, не переживай. Итак, когда ты хочешь всем рассказать? Возможно, завтра? Воскресенье – самый лучший день, чтобы объявить о нашей помолвке. Когда назначить день свадьбы?
– Дай мне подумать, – протянул он, не сводя с нее глаз.
– А как насчет «Правил Пейла»?
Раньше он страстно хотел разгадать тайну книги, но теперь, как ни странно, не спешил. Теперь у него есть время и ключ, а именно – она, Розалинда.
– Передай Грейсону, что мы продолжим чтение завтра утром.
– И попрошу его пригласить в театр какую-нибудь молодую леди, – добавила она. – Он имеет большой успех у дам. Они считают его ужасно романтичным.
Глава 12
Мисс Лорелея Килборн, старшая из пяти дочерей виконта Рейми, родившаяся и воспитывавшаяся в Нортам-берленде и прибывшая в Лондон на свой первый сезон, до этого вечера имела возможность боготворить Грейсона Шербрука только издали. Розалинда несколько раз встречалась с ней и даже умудрялась без смеха и неуместного фырканья выслушивать восторженные дифирамбы в адрес Грейсона, его великолепного сложения, его прекрасных голубых глаз, его чарующей улыбки и блестящих, талантливых книг. Поэтому, когда Грейсон пожал плечами и заявил, что не знает, кого можно пригласить в театр, не предупредив заранее, Розалинда упомянула леди Лорелею Килборн. Грейсон недоуменно уставился на нее, явно не в силах вспомнить, о ком идет речь. Розалинда не выдержала и ущипнула его:
– Ты такой бесчувственный олух! Тебя же знакомили с ней! И вы даже танцевали вальс! Кроме того, она обожает тебя и восхищается так открыто, что меня подташнивает от того количества патоки, которое начинает литься при одном упоминании твоего имени. Даже если вечер у нее занят, уверена, ради тебя она сумеет освободиться.
– Хм, – задумчиво протянул Грейсон. – Лорелея – прелестное имя. Необычное. Странно, что я не могу ее припомнить. Хотелось бы спросить ее родителей, почему они выбрали для нее именно это имя. Возможно, читали о сиренах, возможно…
– Ад и проклятие, Грейсон! Времени почти не осталось. Немедленно поезжай на Кимберли-сквер и спроси ее. Именно там она и живет. Дом двадцать три.
– Это такая маленькая девчонка? Все время смущается и краснеет? С роскошными волосами цвета соболя?
Соболя?! Вот и верь после этого писателям!
– Самые что ни на есть соболиные. Смущается, говоришь? Только не в моем присутствии. Ни разу не покраснела. Смирись с тем, что ты ее герой, и поезжай с Богом.
Грейсон рассмеялся и погладил ее по щеке.
– Хм… дай мне подумать. Что лучше – сидеть в ложе рядом с хорошенькой девушкой или… в партере с гомонящими пьяными рыгающими дружками? Трудно решить. Да еще если в двух шагах будут сидеть мои родители! Нелегкую задачу ты задала мне, дорогая.
– Болван несчастный, чем помешают тебе родители? Услышав комплименты, которые она обрушит на твою пустую голову, они, разумеется, придут в восторг и скорее всего начнут ей вторить, чем окончательно сделают из тебя несносного эгоиста. И учти, если не пригласишь ее, я тебя покалечу. Ты знаешь, я не шучу.
Грейсон вдруг вспомнил тот давний день, когда, ожидая его, она пряталась на темном балконе второго этажа Брендон-Хауса. А когда ничего не подозревающий Грейсон, насвистывая, спустился вниз, опрокинула на него ведро ледяной мыльной воды. И все потому, что его уродливый мопс Джаспер изжевал ее туфельки, а Грейсон, узнав об этом, имел наглость рассмеяться.
– Хорошо, я поеду, поговорю с ней. Счастлива?
– Не стоит говорить таким похоронным тоном, словно тебе придется жениться на ней. Но знаешь, если хорошенько подумать, ты уже созрел, как говорит дядя Дуглас, чтобы стать порядочным мужем. Попросить его помочь тебе?
Грейсон дернулся, словно желая сбежать, но, что-то сообразив, задумался.
– Лорелея, – протянул он, разглядывая греческую вазу на каминной полке. – Имя звучит нежной мелодией, не находишь?
С этими словами он направился к выходу.
– Но ее поклонение просто омерзительно! Она настоящая дурочка, и от ее восторженных глаз меня тошнит! – крикнула она вслед.
Грейсон засмеялся и, не оборачиваясь, махнул ей рукой.
Королевский театр «Друри-Лейн»
– Кин делает слишком длинные паузы между фразами, – шепнула Розалинда тете Софи, прикрываясь веером, – так что трудно понять, закончил ли он монолог или будет читать дальше. Бедная Офелия посчитала, что закончил, и подала ему реплику. Даже отсюда я видела, как злобно он на нее смотрел. И перебил, не дав договорить.
– Но, дорогая, – тихо возразила тетя Софи, – в нем столько страсти. Он буквально излучает эту страсть. И каждый жест трогает женские сердца. Взгляни на эти чудесные декорации! Говорят, Кин настаивает, чтобы они в точности соответствовали эпохе.
– Тетя Софи, вы смеетесь надо мной?
– Разве что подсмеиваюсь. Не более того. Ему, конечно, далеко до отца. Но с ролью он вполне справляется.
Николас сидел неподвижно и, казалось, дремал. Розалинда ткнула его под ребра:
– Не смей засыпать, Николас. Твой храп все испортит. Медленно повернувшись, он улыбнулся ей. Розалинда едва не лишилась чувств. Сердце покатилось прямо в мыски белых атласных туфелек. Боже, она впервые увидела его всего две ночи назад, а сегодня утром он поцеловал ей руку, и мир перевернулся. Но это не важно. Она принадлежит ему.
– Нет, – прошептал он, обдавая ее щеку теплым дыханием. – Я слаб, Розалинда. Пощади меня.
– Слаб? Ха!
Она прижала кулак к губам, чтобы заглушить смешок, и оглядела Грейсона и Лорелею. Грейсон, кажется, всерьез заинтересован: все признаки налицо. К сожалению, заинтересован он не своей соседкой, а разворачивающейся на сцене драмой. Он подался вперед, положив руки на колени, и был полностью поглощен игрой актеров. А вот Лорелея смотрела не на Кина, а на Грейсона. При виде огромных обожающих глаз Розалинде захотелось ее толкнуть. Лорелея готова стелиться ковриком у его ног! Но погодите… неужели она, Розалинда де Лафонтен, точно так же смотрит на Николаса? Как влюбленная дурочка? О Господи. Возможно ли такое? Она возьмет себя в руки. У нее тоже есть достоинство!
– Лорелея прелестна, а Грейсон греется в лучах ее обожания, – тихо заметил Николас.
– А, по-моему, ты ошибаешься, – вздохнула Розалинда. – Слепой болван полностью поглощен происходящим на сцене.
– Вот уж нет. Кажущееся безразличие притягивает девушку, и Грейсон прекрасно это понимает.
– Она уже увлечена им. Еще немного притяжения – и ее расплющит о его грудь. Но если ты прав, значит, она ему нравится и, возможно, он сделает ее героиней следующей книги.
В этот момент Кин что-то завопил, прижал руку к груди, пошатнулся и, склонив голову, изящно упал в кресло. Очевидно, поза была идеально отработана и далась ему без труда. Зеленый занавес опустился. Раздались громкие аплодисменты.
Когда аплодисменты, свист и топот стихли, продавщицы апельсинов объявили антракт.
– Прекрасная ложа, – похвалила Розалинда. – Отсюда видно все и всех. Как же много народу сегодня собралось! Бьюсь об заклад, в театре заняты все места. Как чудесно, что твой отец забыл о том, что купил ее!
– Миранда в бешенстве, оттого что не может ее заполучить! – усмехнулся Николас и неожиданно повернул голову влево.
Розалинда проследила за его взглядом и заметила, что на них смотрят двое молодых людей.
– Твои братья, полагаю.
– Да, – кивнул Николас. – Старший, тот высокий брюнет, очень похожий на меня, – Ричард. Бледный молодой человек, который выглядит изголодавшимся поэтом, – Ланселот. Из них двоих, полагаю, он более опасен, поскольку крайне недоволен своей внешностью, своим именем и желает, чтобы я упал мертвым к его ногам.
– А самый младший?
– Обри. Ему всего восемнадцать. Учится в Оксфорде. Не знаю, какой у него характер.
– Эти двое даже не улыбнутся.
– Еще бы! Наверняка гадают, почему я сижу с Шербруками, влиятельной семьей, которую они не посмеют оскорбить. Возможно, они даже зайдут сюда во время антракта. Смотри. Они выходят из ложи своего друга.
– Только не сбрасывай их через перила ложи, – попросила Розалинда, – могут пострадать ни в чем не повинные люди.
Николас слегка улыбнулся.
Не прошло и пяти минут, как занавес ложи раздвинулся. Ричард Вейл подошел к чете Шербрук и поклонился:
– Сэр, мадам, я Ричард Вейл. Это мой брат Ланс. Мы не знали, что вы знакомы с нашим единокровным братом Николасом.
Райдер кивнул молодым людям, отчетливо ощущая исходившее от них напряжение.
– Очень рад. Позвольте представить вас остальным. Это моя воспитанница Розалинда де Лафонтен и мисс Лорелея Килборн. Мой сын Грейсон. И конечно, вы хорошо знаете своего брата.
– Единокровного брата, – поправил Ланселот.
Они с Ричардом коротко кивнули Николасу. Тот холодно улыбнулся. Поскольку Розалинда сидела рядом с Николасом, то и удостоилась пристальных взглядов. И нужно сказать, недобрых.
– Я читал ваши книги, мистер Шербрук, – обратился Ланс к Грейсону. – Я и сам подумывал начать писать, возможно, мемуары, поскольку я вел весьма интересную жизнь. Но, знаете ли, я так занят!
Грейсон кивнул:
– О, такое бывает весьма часто. Многие зачастую бывают слишком заняты, чтобы воплотить задуманный сюжет на бумаге. Должно быть, вы очень рады видеть брата после столь долгого его отсутствия.
– Единокровного брата, – подчеркнул Ланселот.
В ложе воцарилось неловкое молчание. Но хорошие манеры и боязнь оскорбить окружающих взяли верх, и Ричард наклонил голову:
– О да, мы очень рады видеть Николаса. Хотя, как упомянул Ланс, он всего лишь наш единокровный брат.
– Какая разница? – удивился Грейсон. – Брат есть брат, разве не так?
Ричард, выждав паузу, снова кивнул:
– Как скажете, мистер Шербрук.
Райдер не был слеп. Вполне ясно, что Розалинда по уши влюбилась в Николаса Вейла, хотя никто ничего о нем не знал. А эти двое готовы пристрелить своего брата. Значит, все слухи, ходившие о Вейле, скорее всего правдивы.
А его Розалинда влюбилась в этого чужака и уже приняла решение. Он это видит. Но ведь они только встретились!
Райдер вздохнул. Сколько времени требуется, чтобы влюбиться? Он немедленно наведет справки. Его люди должны узнать все. Он взглянул на спокойное, несколько ироничное лицо Николаса. Наверное, тот старается игнорировать неприязнь братьев.
Хорошо бы немедленно уехать из Лондона и отвезти Розалинду в Котсуолдс, где она окажется в безопасности и достаточно далеко от этого молодого человека и его таинственного прошлого. Похоже, Николас умеет хранить секреты не хуже, чем в свое время отец Райдера. А тут еще и проблема происхождения Розалинды. Рассказала ли она правду Николасу? И что случится, если расскажет?
Он услышал смех Лорелеи. Может, попросить Софи намекнуть девушке, что не следует так неприкрыто боготворить Грейсона? С другой стороны, сын выглядел довольным и счастливым, так что, возможно, молодая леди знает, что делает. Слава Богу, завтра прибудут Дуглас и Алекс. Ему нужно подкрепление. Очень нужно.
Он учтиво беседовал с братьями, подмечая, с какой ненавистью те смотрят на Розалинду. Наконец Ричард поинтересовался, нравится ли ей Лондон.
– О да, очень. Все так добры ко мне! А вам, мистер Вейл?
– Конечно, нравится. Вижу, вы успели близко познакомиться с моим сводным братом.
– Надеюсь на это, – ослепительно улыбнулась Розалинда.
– А ведь он совсем недавно прибыл в Лондон, – вмешался Ланселот. – Вполне можно подумать…
Он многозначительно помолчал, но Розалинда поняла намек и поспешила пойти в атаку.
– Думаю, всякий подумает, что у меня безупречный вкус, – отрезала она. – Вы именно это хотели сказать, мистер Вейл?
– Не совсем, – пробормотал Ланселот, глядя на брата в поисках поддержки, но тот лишь пожал плечами и отвернулся.
– Но вы, конечно, знали, когда Николас приедет в Лондон, верно? – продолжала Розалинда. – Ведь вы же одна семья!
Последовало долгое молчание, после чего Ричард и Ланс поклонились и покинули ложу.
– Какая прелесть, – иронически бросила Розалинда. – Вряд ли я буду питать чрезмерную привязанность к твоим сводным братьям, Николас.
– Поверь, это чувство взаимно, – усмехнулся Николас.
Свет медленно погас. Пока поднимался занавес, Розалинда тихо ответила:
– Не волнуйся, я не позволю двум злополучным болванам навредить тебе. А этот мерзкий Ланселот готов на любую пакость! – Она подняла руку и показала мускулы: – Я вполне могу уничтожить его.
Николас невольно рассмеялся, но тут же постарался замаскировать смех кашлем.
Райдер, подслушавший разговор, вздохнул – Розалинда увязла так глубоко, что выбраться почти невозможно.
Наконец Лаэрт картинно пронзил Гамлета отравленной шпагой, и сцена оказалась усеянной телами. Им потребовалось не менее получаса, чтобы пробраться сквозь толпу у входа, и еще минут двадцать на ожидание экипажа. Сначала они завезли домой Лорелею. Грейсон поднялся с ней на широкое каменное крыльцо. Дверь распахнулась, и Грейсон неожиданно увидел, что за спиной дворецкого стоит отец Лорелеи. Что его так волнует? И почему он сам встречает дочь?
Грейсон поклонился лорду Рейми, показал на родителей, приветливо помахавших руками в доказательство того, что их драгоценный сын не погубил его доченьку, и наконец, распрощался.
– Мистер Шербрук! Грейсон обернулся:
– Да, мисс Килборн?
– Не хотите ли завтра прийти на небольшой литературный утренник? Соберутся молодые люди, человек двадцать, не больше. Будем читать «Франкенштейна» Мэри Шелли.
Она кокетливо опустила глаза и взглянула на него сквозь длинные густые ресницы.
– Я рекомендовала эту книгу для чтения. Подумала, что она вам нравится.
«Франкенштейн» действительно был одним из его любимых романов. Однако Грейсон больше всего на свете хотел остаться наедине с Розалиндой и записывать ее перевод «Правил».
– Видите ли, мисс Килборн, боюсь, что…
– Собственно говоря, мистер Шербрук, мы хотели прочитать одну главу из этой книги, а потом перейти к ее последнему роману. Хотелось бы послушать ваше мнение, если соизволите принять участие в диспуте о вампирах.
– О, в таком случае я обязательно буду, – кивнул он, прежде чем вернуться к экипажу. При этом у него был такой самодовольный вид, что Розалинде захотелось отвесить ему оплеуху. Когда он рассказал о приглашении на утренник, Розалинда злобно прошипела:
– Ты такой слабак! Жалкое зрелище!
– Ты сердишься, потому что меня не будет дома. Некем командовать? Кроме того, утренник много времени не займет. Если, конечно, они не решат прочитать мою книгу. Тогда…
Он нагло ухмыльнулся.
– В случае моего опоздания Николас может повезти тебя на прогулку в парк.
– Если все собравшиеся будут похожи на Лорелею, тебе не вырваться и через неделю, – фыркнула Розалинда.
Грейсон ответил ехидной ухмылкой.
Отец рассмеялся. Мать погладила сына по руке.
