Текст книги "Магия страсти"

Автор книги: Кэтрин Коултер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 31

Николас засмеялся, когда она подбежала к камину и стала греть руки.

Здесь горело не меньше трех дюжин свечей, но даже этого было недостаточно.

– Должно быть, здесь чудесно, когда солнце льется в окна. Здесь есть окна?

– Добрый десяток. И очень большие. Но сейчас здесь славно и уютно, не так ли? А теперь подойди ко мне – я немного побуду твоей горничной.

– Но.

– Нет, не думай о Матильде. Я попросил Блока сообщить, что сегодняшний вечер она может провести в обществе Мэриголд, миссис Суит, кухарки и Ли По.

– Вижу, моя сорочка лежит на кровати. Может, твой дед прячется под ней?

– Забудь о нем.

Николас повесил сорочку на спинку мягкого кресла.

– Это кресло тоже было любимым у деда, как и то, что стоит в библиотеке. В детстве я часто сидел на этой маленькой скамеечке, слушая его истории о великом чародее Саримунде. Он рассказывал, что Саримунд был женат, но никто не видел его жену. Многие считали, что она всего лишь плод его расстроенного воображения. Но однажды Саримунд объявил, что празднует рождение своей дочери, которая непременно станет лучом света на темном английском небосклоне. Ему мало кто поверил, тем более что и эту девочку никто не видел.

– А есть ли какие-то церковно-приходские записи? – оживилась Розалинда.

Николас пожал плечами и погладил ее по щеке.

– Не знаю, леди Маунтджой. Ах, какое прелестное имя!

Он нагнул голову и поцеловал ее, но не тем поцелуем, от которого колотится сердце и кровь кипит, а просто коснулся губами губ, обводя их языком.

Но на этом он не успокоился и продолжал целовать ее, пока она не положила ладони на его грудь, ощущая, как громко бьется его сердце. Не успел Николас опомниться, как она, к его восторгу и облегчению, крепко прижалась к нему.

Он сознавал, что сейчас необходимо терпение, вещь нелегкая для мужчины в брачную ночь, после многих недель воздержания. Она, конечно, ощущает, как его плоть вжимается ей в живот. Неужели по-прежнему думает, будто это древесный сучок?

Он снова стал осыпать ее поцелуями. Легонько прикусил мочку уха. Она вцепилась в его плечи. Прекрасно! Значит, она хочет большего. Он не мог ошибиться!

– Приоткрой губы, дорогая. Впусти меня, – попросил он.

– Но ты и так облизал меня!

Розалинда широко открыла рот, и Николас рассмеялся:

– Нет, не так. Совсем немного. Подразни меня. Розалинда испуганно распахнула глаза:

– Ты уверен, Николас? О да.

Он чуть прикусил ее нижнюю губку.

– Дай мне свой язычок, Розалинда. Я исстрадался.

Она неожиданно легко послушалась, и он сжал ее попку, ощущая упругую плоть даже через несколько слоев ткани. Господи, сейчас он просто опрокинет ее на пол!

Розалинда вздрогнула, и он немного пришел в себя.

Розалинда услышала стон, насторожилась, но, слава Богу, это казался не его дед. И не Николас. Господи, да этот жалобный звук вырвался из ее горла! И кажется…

За спиной Николаса послышался тихий смешок. Николас развернулся, готовый убить всякого…

Никого.

И тут раздался еще один смешок.

Николас прижался к ее лбу своим, перевел дух и тихо приказал:

– Дед, уходи, пожалуйста. Новый смешок.

Николас разразился столь громкими и изобретательными ругательствами с упоминанием коз, кур и острых наконечников перьев, что Розалинда уважительно покачала головой.

– У тебя просто талант. – Спасибо.

Он подхватил ее на руки, взял подсвечник и направился к двери. И даже умудрился повернуть ключ в скважине, не уронив при этом Розалинду и не обжегшись.

– Старик, я уношу жену в другую спальню, – предупредил он. – А ты убирайся в библиотеку. Иначе, клянусь, мы утром же вернемся в Лондон, слуги разойдутся по домам и некому будет восхищаться твоими дурацкими песнями.

С этими словами он захлопнул за собой дверь.

Розалинда не успела опомниться, как он внес ее в маленькую комнату с узкой кроватью в центре, комодом и письменным столом у дальней стены. Перед небольшим камином лежал очень старый темно-синий ковер с широкой зеленой каймой, на котором стояло старое кресло с высокой спинкой и продавленным сиденьем.

– Мне нравится эта спальня, – прошептала Розалинда, но тут же замолчала, когда Николас уложил ее на кровать.

Он снова тяжело дышал, не в силах сосредоточиться на ее словах. И вообще ни на чем.

– Сейчас, Розалинда. Сейчас.

– Подожди, Николас.

– Ждать? Но чего?

– Эта комната… э… больше подходит тебе, чем хозяйские покои, тем более что там обосновался твой дед.

Черт возьми, да она боится! Придется действовать помедленнее, даже если это ее убьет. А старику нужно было бы влепить по носу, если, конечно, у призраков есть носы.

Поставив подсвечник на маленькую тумбочку, он заставил себя говорить спокойно:

– Это была моя спальня. В детстве я проводил здесь немало счастливых часов. Надеюсь, немало счастливых часов ждет меня и сегодня ночью.

И тут, словно плотину прорвало. Его руки были повсюду. Пальцы ловко расстегивали пуговицы ее платья. Когда он стянул платье с ее плеч к рукам, захватив Розалинду в плен, она взглянула на него:

– Николас?

– Мм?

– Этот смешок, похожий на кудахтанье… а вдруг это была просто курица, а вовсе не твой дед?

Николас хохотал так, что боялся лопнуть. Немного успокоившись, он наклонился и притянул ее к себе.

– Интересно, как должен мужчина выполнять свой супружеский долг, если его корчит от смеха?

– Я предпочла бы, чтобы это была курица.

Он поцеловал ее, снова уложил на спину и неожиданно фыркнул:

– Может, дед хотел дать мне совет в первую брачную ночь?

– О Боже, тебе нужен совет?

Николасу стало не до смеха. Он приготовился к атаке.

– Николас, нет, подожди. Я лежу перед тобой, полуодетая, а ты не снял проклятый фрак.

Он успел раздеться за считанные секунды. Одежда и сапоги полетели на пол, и он предстал перед ней обнаженным. Розалинда тихо пискнула.

– Розалинда?

И тут он увидел себя ее глазами и снова выругался: на этот раз что-то насчет козла, принявшего сапог за прелестную козочку. Он совершенно голый! Нужно же быть таким болваном! Сейчас он не может даже завернуться в одеяло! Это недостойно опытного, познавшего жизнь мужчины.

Поэтому он продолжал стоять рядом с кроватью.

– Я мужчина, Розалинда, всего лишь мужчина. Прости, если разочаровал тебя, но из моего живота не растет древесный сучок.

Что, если ей омерзителен его вид? Что, если она посчитает его самым уродливым созданием на земле?

Она тяжело дышала. Он слышал хриплые звуки и гадал, что она думает. Что чувствует? Что…

Не сводя с него глаз, она приподнялась на локтях.

– Ты прекрасен, Николас. Никогда не представляла, что мужчина может так выглядеть. Такой мускулистый и сильный. Гладкий и одновременно твердый… то есть…

Она смутилась, покраснела и опустила глаза, засмотревшись на его могучую плоть.

Эти наивные слова безумно его возбудили. Он прекрасен?

Николас смущенно откашлялся.

– Думаешь, я прекрасен? Весь? Или частями? А может, ты имеешь в виду только мои ноги? Однажды мне сказали, что у меня ноги как у статуи Давида работы Микеланджело. Что ты об этом думаешь?

Но Розалинда не собиралась высказывать свои мысли вслух: уж слишком она была поглощена созерцанием. Причем отнюдь не его лица. И поскольку Николас был мужчиной, поскольку все ее внимание было сосредоточено на его возбужденном естестве, оно, что вполне естественно, еще увеличивалось в размерах.

Розалинда неожиданно села, перекинула ноги через край кровати и протянула руку, но тут же, побагровев от смущения, поспешно уронила руку на колени. Какая жалость!

– О Боже, как бы поразительно ты ни выглядел, не думаю, что у нас получится. Мне очень жаль, Николас.

– У нас все получится. Даю слово.

Он шагнул к узкой кровати. Розалинда взвизгнула и откатилась так резко, что едва не свалилась с другого края.

– Ты ведь видела картинки в книге! Утех парочек все получалось. А ведь джентльмены были куда более щедро одарены природой, чем я.

Розалинда прижала подушку к груди:

– Д-да… полагаю, что так. Но ты не рисунок, Николас. Ты мужчина из плоти и крови и стоишь у моей постели.

– Мы не будем спешить, – выпалил он, молясь, чтобы хватило сил выполнить обещание. Это будет нелегко, но ни в коем случае нельзя все испортить. – Иди ко мне, милая. Дай посмотреть на тебя. Ты ведь хочешь, чтобы все было по справедливости, верно?

– Нет.

– Посуди, на мне ничего нет, а ты еще одета как на бал.

Розалинда призадумалась.

– Так и быть, – объявила она и подвинулась ближе. Вытянулась во весь рост и закрыла глаза.

Он снова засмеялся.

– Если скрестишь руки на груди, я вложу тебе в пальцы белую лилию. Господи, Розалинда, ты выглядишь как полуодетая жертва.

Она не подняла ресниц:

– Так оно и есть.

Все еще смеясь, он отшвырнул ее платье к изножью кровати, но оставались еще акры девственно-белых нижних юбок и прелестная, отделанная кружевом белая сорочка. Он снял с нее туфельки, стянул чулки и улыбнулся при виде голубых, сшитых вручную подвязок. И долго смотрел на узкие ступни с высоким подъемом. Ему вдруг захотелось лизнуть ее пальчики.

Ее глаза широко распахнулись, едва он поднес ее ножку к губам.

– Что ты делаешь?

Он проложил языком дорожку до колена.

– Тебе это понравится.

Подняв ее ногу, в пене пышных юбок, он стал ее целовать.

К счастью, она не пошевелилась, но он услышал, как ее дыхание на миг пресеклось. Но тут Розалинда вдруг взвилась и бросилась ему на шею. От неожиданности он потерял равновесие, и оба свалились на пол. Теперь Николас лежал на паркете. Но какая разница?!

Она целовала его нос, уши, подбородок, щеки, и Николас едва не умер, когда ее язычок проник ему в рот.

Глава 32

Он сжал ее груди. Она вздрогнула, застонала и, прошептав «Николас», снова поцеловала его.

Его пальцы гладили внутреннюю поверхность ее бедер, поднимаясь все выше, пока не наткнулись на сомкнутые створки лона. Николас снова задохнулся, погрузил в нее палец, и, к его бесконечной радости, она стала извиваться, издавая тихие жалобные звуки, сводившие его с ума. Он проникал все глубже, пока не упёрся в свидетельство ее девственности. И мгновенно отрезвел.

Ее девственность. Он знал, что она невинна, хотя в жизни не имел дело с девственницами. Но при мысли о том, что именно эта девственница в полной его власти, у него закружилась голова.

Придавив ее к кровати, он широко раздвинул эти длинные стройные ноги.

– Розалинда, скажи, что хочешь меня здесь и сейчас.

– Я хочу тебя. Но пока что на мне сорочка.

Он выругался, приподнялся и одним рывком располосовал сорочку.

– О Господи, Николас, ни в коем случае нельзя говорить тете Софи, что случилось с сорочкой, которую она сшила. Возможно…

Он встал на колени меж этих прелестных ног, снова раздвинул их и припал ртом к ее лону.

Она завопила на весь дом, дернулась, прислонилась к изголовью кровати, подобрала колени к подбородку и рывком натянула на себя одеяло.

Николас уставился на нее. Его губы все еще были влажны, в ноздрях стоял ее запах, во рту оставался ее вкус, а в голове не задержалось ни единой мысли. Ему хотелось плакать. Она не выглядела испуганной. Скорее возмущенной. Что ему делать? Он должен вести себя как умудренный жизнью, уверенный в себе мужчина. Удастся ли это ему?

Он откашлялся.

– Послушай, Розалинда, это очень важно для меня. Именно так мужчина должен ласкать женщину, чтобы получить удовольствие от соития. Надеюсь, ты это знаешь?

– Нет. Никогда ни о чем подобном не слышала. Это неправильно, Николас, это ошибка! Ты, должно быть, метил в мою коленку, но попал не туда. О Боже, это не…

– Ты отказываешь мне в наслаждении? В нашу брачную ночь? Я настолько тебе безразличен?

Представив, как он стоит на коленях меж ее расставленных ног и ласкает ее ртом, она едва не сгорела от стыда. Он тяжело вздохнул.

– Вижу, ты не доверяешь мне. Не считаешь, что я способен все сделать, как полагается.

Он снова вздохнул и опустил глаза на свой ушибленный в спешке палец.

– О нет, Николас. Дело вовсе не в этом. Я…

Николас решил, что обязанность мужчины – принимать решения и действовать. Он схватил ее, снова уложил на спину, развел ноги и уселся на корточки.

– А теперь ты будешь молчать, и наслаждаться, – приказал он и стал ласкать ее ртом, на этот раз, для пущей безопасности придавив ладонью ее живот. Но нужда в этой мере предосторожности скоро отпала. Она стонала, комкала простыню и снова стонала.

Будь у него на это силы, он бы вознес хвалу небесам. Пока ее руки метались по его спине и бедрам, а ногти царапали его кожу, он был готов покорить мир.

Она барабанила кулаками по его плечам, путалась пальцами в волосах, но все это было пустяками по сравнению с тем, что она неожиданно выгнула шею и закричала, извиваясь в конвульсиях наслаждения.

Николас наслаждался каждым мгновением, отдавая ей все, что мог.

Когда она успокоилась, он снова стал ласкать ее, на этот раз нежнее. И когда она бессильно обмякла, поднял голову, глядя в синие туманные, растерянные глаза. Рыжие волосы разметались по подушке, ноги по-прежнему были широко раздвинуты… и он, приподнявшись, мощно вонзился в нее.

Она снова закричала, на этот раз от боли, но Николас, предвидя это, зажал ей рот ладонью. Он ощущал ее боль, но не остановился, пока не вошел до конца, и, прижавшись лбом к ее лбу, прошептал:

– Твоя девственность. Мне пришлось взять твою девственность. Клянусь, больно больше не будет. Лежи спокойно, попытайся привыкнуть ко мне. Нет, не проклинай меня. Это просто смешно. Дыши глубже. Почувствуй меня в себе, Розалинда. Пусть твои мышцы расслабятся.

Расслабятся? Пока этот мужчина все еще в ней? Но как это возможно?

Проклятия рвались у нее с языка, но она сдержалась и, приподняв голову, укусила его за ухо. В этом укусе не было ни капли нежности, но он тихо пообещал:

– Я не шевельнусь. Обещаю. Пожалуйста, попытайся расслабиться.

Она снова его укусила, на этот раз не так сильно.

Он чмокнул ее в кончик носа.

Его силы на исходе. Если он немедленно не начнет двигаться, будет совсем плохо. Ему еще в жизни не приходилось так плохо.

– Лежи тихо, – молил он, – ради всего святого, лежи тихо!

Как он может говорить так тихо, так мягко, если только сейчас буквально насадил ее на вертел?!

Она была не так глупа, чтобы не знать, что происходит в постели между мужчиной и женщиной. Просто не представляла, как оно бывает на самом деле.

Она ощущала его, и это было ужасно странным. И этот гладкий твердый отросток почему-то пульсировал. Как такое может быть?!

Он был таким тяжелым, горячим и потным. Но не двигался. Как и она.

Она начала успокаиваться. Позволила себе ощутить его жар, его могучую плоть. Ее внутренние мышцы чуть сжались, и это стало его погибелью.

– Розалинда, – выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение.

Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.

– Я ощущаю тебя внутри, – пробормотала Розалинда, – и это так непривычно.

Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.

– Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?

Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился.

– Я ведь кричала, правда? – потрясенно прошептала она. – Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи.

Она опять укусила его и зализала.

– А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла.

Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что-то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз.

Нет-нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными!

Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть.

Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения.

– Ты весь мокрый, Николас, – улыбнулась она.

– И ты тоже.

Она задумчиво покачала головой:

– Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня.

– Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом.

– О Боже.

Она уткнулась лицом в его плечо.

– Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться.

– Ничего себе награда, – обиделась она. – Мне было больно.

– А сейчас? Тоже больно?

– В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я – нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо.

Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног.

– Спасибо за то, что так ясно все объяснила, – прошептал он, целуя ее.

– Надеюсь, твой дед не стоит сейчас в углу, наблюдая за нами.

Он улыбнулся и снова поцеловал ее в немного вспухшие губы.

– Ты моя жена. Теперь уже настоящая.

– А ты мой муж. Теперь уже настоящий.

– И не только. Я человек, который нашел тебя в Лондоне, который понял, что это ты, в ту же минуту, как увидел тебя, еще до того, как увидел тебя, человек, который должен понять, что…

Он осекся, выругал себя и понял, что зря тратил слова. Розалинда уснула.

Он лег на бок рядом с ней и стал гладить ее волосы, представляя, как ее голова будет метаться по подушке, когда на нее нахлынет первый оргазм. Не скромный маленький оргазм, а громкий, с воплями, выгибающий тело и растворяющий кости.

Он осторожно заправил ей за ухо непокорный локон.

– Да, – прошептал он ей в висок, – теперь ты моя настоящая жена.

Он прижался грудью к ее спине и поцеловал затылок.

Николас много лет слушал, как мужчины распространяются о своих любовницах и женах.

«Самая большая разница, – со смехом утверждали они, – заключается в том, что жена провожает тебя на кладбище или доводит до такового, тогда как любовница ласкает все, что ты требуешь ласкать, и, если повезет, будет скорбеть о тебе, возможно, целую неделю, прежде чем найти нового покровителя. При этом жен нужно брать быстро, сделать свое дело и тут же уйти, не оскорбив их скромности. А любовница предназначена для долгих, раскованных наслаждений».

Он всегда считал мужчин идиотами.

И сегодня это доказал. Скорее всего, Райдер Шербрук от всей души согласится с ним.

Николас заснул с ее запахом в ноздрях, с ее вкусом во рту.

Он не любил ее, не мог любить, ибо человек не способен любить долг. Но так ли это?

Глава 33

Николас протянул Розалинде древнюю книгу в кожаном переплете:

– Это копия «Правил Пейла», принадлежавшая моему деду. Судя по количеству страниц, это всего лишь отрывок из той рукописи, которую раздобыл Грейсон.

– Возможно, это просто введение, в котором содержатся объяснения написанному в книге, – без особой надежды ответила Розалинда, сидевшая в дедовском кресле у камина. Сиденье отчего-то было таким теплым, что это чувствовалось даже сквозь нижние юбки и платье. Неужели здесь уже кто-то сидел до нее?

Она открыла тонкий томик на первой попавшейся странице. Текст был написан тем же самым шифром, она его узнала и могла легко разобрать каждое слово. Розалинда принялась читать:

– «Чародеи и колдуньи, живущие на горе Оливан, – создания бессовестные и беспринципные, бесконечно коварные и тщеславные. Они постоянно насылают проклятия и злые чары друг на друга, причем такие подлые и злобные, что небеса стонут. Я, наконец, понял, что они не могут покинуть гору Оливан и, вероятно, не имеют права даже выйти за пределы Блад-Рока, этой холодной и мрачной крепости, которая кажется более древней, чем сам Пейл. Ни один из ее жителей не знает, откуда взялось название крепости. Я спросил Беленуса, и тот уклончиво ответил:

– Мы все из прошлого и решили совершить путешествие в будущее.

Типичный ответ чародея!

Мне захотелось лягнуть его.

В другой раз я спросил Беленуса, сколько ему лет. Он расчесал пальцами густую рыжую бороду, показал в улыбке белые зубы и заявил:

– Годы – бессмысленная мера времени, созданная людьми, решившими посчитать их, дабы убедиться, что они получат свою долю, чего никогда не происходит, потому что убивать друг друга им нравится куда больше, чем долго жить.

Я решил, что тут он прав.

Я спросил Латобиуса, кельтского бога гор и неба, действительно ли он бог и бессмертен ли он.

Он поднял руку, и с кончиков пальцев сорвалась молния и ударила в великолепную мраморную скульптуру, стоявшую в углу просторного зала. Кто-то говорил, что ее перенесли сюда из дворца царя Агамемнона в Микенах. Помню, как осколки мрамора каскадом разлетелись во все стороны. Я понял, что он не бог, а всего лишь чародей, и метнул огненное копье в светильник на стене. Честно говоря, я с огромным облегчением увидел, как светильник взорвался. Мы оба молча наблюдали, как тяжелые осколки падают на мраморный пол. Латобиус ничего не сказал. Как ни трудно мне было, я тоже промолчал.

А Эпона? Мать моего сына? Я никогда больше не видел ее после шестой ночи, которую провел в ее белой постели.

Что собой представляют эти существа?

Я знал, что в крепости есть слуги, бывшие лишь вспышками теней и света, словно они существовали в немного ином времени и пространстве. Конечно, они содержали крепость в чистоте. Ее обитатели были хорошо одеты, но держались вдалеке от колдуний и чародеев. Да и от меня тоже. Возможно, они были стражами и телохранителями. Здесь были и кухарки, которые великолепно готовили.

– Где же слуги? – спросил я как-то Эпону. Она носила только белое, и ее одеяния были девственно-чисты. Спальня тоже была белой, и мне казалось, что даже воздух здесь бел.

– Мы призываем их только в случае необходимости, – объяснила она, но голос звучал неубедительно.

– Значит, их здесь нет? Где же они? И откуда приходят?

Но Эпона лишь покачала головой, пригладила мои волосы и стала целовать мой живот, спускаясь, все ниже. И прежде чем все мысли вылетели у меня из головы, я все же спросил:

– Имеешь ли ты хоть какое-то представление, кто эти создания, которые служат вам?»

Розалинда подняла голову:

– Николас. Эта книга не отрывок из той, что осталась у Грейсона. Текст совершенно другой.

Его сердце билось сильно и часто.

– Да, похоже. Продолжай читать, Розалинда, осталось совсем немного.

– «Наступила ночь, когда Блад-Рок сотрясалась и стонала и выплевывала высоко в небо грязь и камни. Языки пламени пронзали безлунное, черное небо, а три кроваво-красных луны неожиданно исчезли. Раздавались вопли и крики, словно восстали демоны из глубин ада. Чародеи и колдуньи? Или другие твари, о которых мне ничего не известно?

Камни катились по крутым склонам горы Оливан. Я не слышал, как они ударяются о землю, и боялся, что земли больше нет, что долина внизу исчезла. Боялся так, что приготовился встретить смерть. Но я не умер. И крепость не рухнула. Все закончилось так же внезапно, как началось. Наступила тишина, абсолютная тишина, словно ветер страшился проникнуть в окно.

Я не хотел оставаться здесь, поэтому послал безмолвную мольбу Таранису, дракону Саллас-Понда, принесшему меня в Блад-Рок. Вскоре он явился и, паря на огромных крыльях, грациозно опустился на стены. Никто из обитателей Блад-Рока не пришел попрощаться со мной, да я никого и не видел после землетрясения, едва не уничтожившего крепость, да и меня тоже. Может, все остальные погибли?

Таранис унес меня с горы Оливан. Когда я смотрел вниз, все казалось прежним. Я спросил у Тараниса, выжили ли чародеи и ведьмы. Он пояснил, что они корчились от страха, пытаясь уберечься многочисленными заклинаниями. Жалкие трусы!

Я хотел узнать о своем сыне, если он действительно появился на свет. Если вообще существовал. Но в этот момент Таранис ринулся к земле. Голова моя шла кругом, а желудок взбунтовался.

Совершенно другой текст, – пожала плечами Розалинда. – Хотела бы я знать, как все было на самом деле. Если вообще было.

– Возможно, чародеи и колдуньи пустили в ход свои чары и дали волю своим силам.

– Но зачем? Чтобы погубить крепость? Гору? Или друг Друга?

– Понятия не имею.

– Удалось ли Саримунду узнать, что произошло? Возможно, где-то есть третья книга. И как думаешь, его сын выжил? Сын Эпоны? И родился ли он? Неведение ужасно досаждает!

– Читай дальше, Розалинда.

Она попыталась перевернуть страницу, но ничего не вышло.

– Не могу. Похоже, страницы склеились. Помнишь ту, первую книгу? Я не смогла разобрать шифр. Здесь же все слиплось. Так и хочется швырнуть ее через всю комнату!

Что за шелест ей вдруг послышался? В дверь библиотеки постучали. Николас рассерженно обернулся. Розалинда поспешно встала.

– Давай посмотрим, что там такое.

На пороге возник Питер Причард. Лицо отчего-то потемнело и осунулось. Под глазами темнели круги. Волосы по обыкновению были растрепаны. Зато одежда была аккуратно выглажена, а сапоги – начищены. За его спиной толпились шесть женщин и четверо мужчин – очевидно, будущие слуги. Только последний болван мог упустить возможность служить в Уайверли: представить только, сколько загадочных историй они смогут рассказывать зимними вечерами у камина.

– Минутку, Питер, – бросил Николас, закрывая дверь перед его носом. Он совсем забыл! И не хотел уговаривать этих людей работать в Уайверли.

Розалинда это видела. И видела также его губы… ах, эти губы, целовавшие ее. Ласкавшие нежные лепестки ее лона. Она вспомнила, как проснулась и, узнав, что он уже ушел, едва не зарыдала. Хорошо бы сегодня ночью опять прижаться к нему во сне и проснуться от его поцелуев. Правда, сегодня утром она целовала его в комнате для завтраков. Целовала, пока не вошла Мэриголд с тяжелым подносом, нагруженным серебряными блюдами.

Завидев новобрачных, девушка остановилась, беззастенчиво на них уставилась и растянула рот до ушей в широкой улыбке.

Розалинда мечтала, что после завтрака Николас снова поведет ее в маленькую спальню, но он потащил ее в библиотеку, где вручил книгу и велел читать. Она понимала, что это очень важно, понимала, но все же…

Улыбнувшись, она бросила ему тонкий томик:

– Николас, почему бы тебе, не погулять в саду и не поразмыслить над этой книгой? Может, ты сумеешь разделить последние страницы? Заметил, что никаких правил здесь не приводится? Да, иди в сад. Поскольку теперь я хозяйка Уайверли, мне и нанимать слуг. – Погладив его по руке, она добавила: – Не волнуйся, я иногда бываю весьма убедительной.

Николас взглянул на книгу, открыл, было, рот, но она прижала палец к его губам.

– Книга была здесь очень долго. И не собирается исчезать. Лучше попытайся разлепить страницы. Хотя я не слишком на это надеюсь. А теперь посмотрим, что мне удастся сделать. Нам необходимо вернуть Уайверли былое величие. А когда-то здесь все было по-другому, не так ли?

– Ты права. Именно по-другому. Пока отец не заболел. Осознал, что смертен и что дом вместе с землями перейдет мне. Тогда он перевез свою семью в Лондон и оставил здесь все на произвол судьбы. Слава Богу, прошло не слишком много времени. Мне очень повезло с Питером.

– Мне так жаль, Николас! Какой же дрянью был твой отец! Будь я тут в то время, непременно дала бы ему кулаком в нос.

Николас рассмеялся, нагнул голову и впился губами в ее губы, после чего вышел через стеклянные двери в маленький заброшенный сад. Заслышав его шаги, мыши и землеройки разбежались во все стороны.

– Нам нужны садовники! – крикнул он жене.

Та, не отвечая, открыла дверь библиотеки и впустила Питера.

– Думаю, стоит поговорить со всеми сразу, – объявила она. – Надеюсь, вы уверены, что никто из них не вознамерился украсть столовое серебро?

– Старый граф рассказывал моему отцу, а тот сообщил мне, что Николас как-то стащил три серебряные ложки, отлитые при королеве Бесс, продал их в Грантеме и купил пони. И старый граф не наказал его за это. С пони обращались как с принцем. Он до сих пор жив, обитает на конюшне и с удовольствием угощается морковкой… – Питер осекся и хлопнул себя по лбу: – Прошу прощения. К нашему делу это отношения не имеет. И, насколько мне известно, среди собравшихся воров нет.

– Хорошо, Питер, ведите ваших людей.

– Они еще не наши, миледи, и сомневаюсь… Но Розалинда лишь покачала головой.

Наконец будущие слуги выстроились перед ней. Вид у многих был откровенно встревоженный: очевидно, история с появлением старого графа уже распространилась по деревне.

– Я леди Маунтджой, – с улыбкой представилась Розалинда. – Мы с мужем только вчера прибыли в Уайверли-Чейз. И позвольте рассказать вам следующее: вчера я играла в шахматы с призраком старого графа, и знаете, что? Я все время выигрывала. Он разворчался и швырнул несколько шахматных фигурок прямо на пол, но потом успокоился.

Кто-то громко охнул. Остальные стали перешептываться.

– Старый граф пока не нашел покоя. Его душа не может найти путь на небо. Но он вовсе не опасен и не стоит его бояться. Я нахожу, что он большой ценитель музыки, и мне нравится петь с ним дуэтом. А из вас кто-нибудь поет?