Текст книги "Магия страсти"
Автор книги: Кэтрин Коултер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Глава 28
Розалинда удивленно моргнула при виде мгновенных перемен в муже. Перед ней стоял совершенно новый человек: жесткий, сильный, готовый к борьбе. Она могла поклясться, что его глаза еще больше почернели, но голос оставался спокойным и тихим.
– Питер вас охраняет? Какого дьявола тут творится, Блок?
– Я не хотел вас тревожить, милорд.
– Итак, полагаю, что по кухне бегают крысы? Или дымоход в спальне засорился? Кстати, Блок, это моя молодая жена, леди Маунтджой. Розалинда, это Блок. Он двадцать лет служил у деда и, насколько мне известно, никогда не сталкивался с проблемой, которую не мог бы разрешить.
Розалинда улыбнулась старику, выглядевшему таким же древним, как сучковатая сосна, узловатые ветви которой терлись о стену второго этажа. Блок подошел к ней, оглядел и негромко ответил:
– Дело не в крысах и не в дымоходе. Старый граф вернулся, милорд. Нет, не подумайте, что он недоволен. Наоборот, счастлив, что вы женились и приехали сюда вместе с женой. Поскольку он никогда раньше не появлялся, предполагаю, что сделал это сейчас, когда вы вернулись домой вместе с леди Маунтджой. Мы слышали, как он поет во все горло, хохочет, натыкается на мебель как слепой, который не видит перед собой старый индийский сундук. Объявил, что я проживу еще не менее семи лет, прежде чем отправлюсь к праотцам. Я ответил, что семи лет недостаточно, но он велел держать себя в руках и объяснил, что был моложе меня, когда скончался. К сожалению, он не определил точнее день моего ухода, потому что передал все рифмами, причем абсолютно неблагозвучными.
– Понятно, – вздохнул Николас, оглядывая Блока, выражение лица которого ничуть не изменилось. О волнении, которым был охвачен старик, говорило лишь легкое подергивание левого века. – Видимо, если дед поет при известии о моей женитьбе, значит, запоет еще громче, увидев леди Маунтджой.
– На его месте я бы так и сделал, – заверил Блок и, поклонившись, открыл в улыбке два ряда великолепных зубов. – Счастлив познакомиться, леди. Добро пожаловать в Уайверли-Чейз. Готов тоже спеть, если это вас порадует, леди. Вам нравятся задорные шотландские мелодии? Знаете, старый граф даже не поет шотландские песенки.
Розалинда приветливо улыбнулась, хотя никак не могла взять в толк, что здесь происходит. В доме поет призрак? Дед Николаса?
– Я с удовольствием послушаю ваше пение, Блок, – кивнула она и, заметив, что сорочка старика белее облака, а черный костюм отливает синеватым блеском, добавила: – Уилликом, наш лондонский дворецкий, всегда мечтал, чтобы его костюм блестел как у вас, но никогда не мог этого добиться. Может, вы напишете ему и объясните, как это делается?
– Я ничего для этого не делал, миледи, – удивился Блок. – Просто этот костюм так же древен, как мавританские изразцы в ванной. Он блестит от старости. Но мне так нравится любоваться этим блеском, что я отказался от новой одежды. Наша прачка умеет чистить ее так, что она сохраняет блеск. Но не тревожьтесь миледи: уверяю, что костюм не проеден молью.
– Спасибо, Блок. Я напишу Уилликому и посоветую отказываться от новой одежды. Так прачка не уволилась?
– Она и вторая прачка находятся слишком далеко от библиотеки, чтобы слышать, как буянит старый граф. Кухарка уверяет, что, пока кормит миссис Бейтс и Хлою фаршированными куриными шейками, они готовы всю оставшуюся жизнь стирать и гладить.
Но тут послышался глубокий мелодичный голос Питера Причарда:
– Старый граф несколько минут назад пел в библиотеке, милорд. В первой половине дня он, по-моему, читал. Если потрудитесь заверить его, что вы и ваша жена останетесь в доме, возможно, он покинет нас и отправится в горние выси.
– А вдруг именно возможность путешествия в ином направлении держит его на земле? – предположил Блок.
Розалинда в полном недоумении переводила взгляд с одного лица на другое.
– Что же он поет, мистер Причард? – поинтересовалась она.
– Дитти[5]5
Короткая песенка, частушка
[Закрыть], миледи. По крайней мере, именно что-то вроде этого может петь матрос, когда драит палубу.
Насколько было известно Николасу, дед в жизни не ступал на палубу корабля.
– А что он читает?
– Простите, миледи, – с поклоном сказал Питер, – я Питер Причард, управляющий поместьем. Боюсь, я немного отвлекся и забыл о хороших манерах.
Еще бы! В доме резвится призрак!
– Да, последние несколько дней здесь все идет наперекосяк, – продолжал Питер. – С той самой минуты, как его светлость прислал письмо с сообщением о вашем приезде. Простите, миледи. Вы спросили, что читает старый граф. На полу рядом с его любимым креслом громоздятся горы книг. Та, что сверху, – трактат о чародеях, живущих в пещерах Булгара и избегающих всякого общения с людьми.
– Но если это так, – удивилась Розалинда, – непонятно, как можно писать о них трактат.
Николас рассмеялся. Розалинда взяла его за руку.
– Я хочу сопровождать его светлость в библиотеку и познакомиться с призраком моего нового дедушки.
Блок тяжко вздохнул.
– Какая удача, миледи, что вы оказались не высокочувствительной натурой. Учитывая появление нашего гостя, нервный припадок мог бы оказаться губительным для супружеского блаженства.
– Только не я, Блок. Я стойкая и мужественная, как сердце Ли По.
– А, вы про секретаря его светлости? Ли По рассказывает поразительные истории. А теперь пойдемте. Кухарка охладила бутылку французского шампанского из погреба старого графа и испекла вкуснейшие пирожные с крыжовником. Входите, миледи, я представлю вам горничную Мэриголд, ровесницу вашей молодой камеристки, которая отчего-то бледна и встревожена. Розалинда улыбнулась Матильде:
– Не бойтесь, Матильда, все будет хорошо.
Матильда кивнула с таким видом, словно твердо знала, что ничего уже не будет хорошо, но послушно потащилась за Розалиндой в огромный уродливый дом, от которого ее трясло. Хорошо еще, что мистер Ли По тоже здесь. Значит, никто, и ничто не причинит ей зла.
Посреди огромного холла с полом из черно-белых мраморных плиток стояла всего одна девушка в темном муслиновом платье и белом чепце. Заметив Николаса и Розалинду, она низко присела.
– Я Мэриголд. Моя мама любит ноготки, поэтому и назвала меня так.
– Мэриголд смеется, когда слышит пение старого графа, – пояснил Блок. – Или поет вместе с ним, в зависимости от настроения.
– Вот только танцевать под его песни не могу. Зато вместе у нас получается прекрасный дуэт, – заверила Мэриголд.
Розалинда улыбнулась девушке:
– А это Матильда. Покажите ей ее комнату, Мэриголд, и представьте кухарке, миссис Бейтс, Хлое и служанке.
– Служанку зовут миссис Суит, миледи. Она едва ходит, но все же может отполировать мебель до блеска.
Розалинда никогда не встречала служанок старше шестнадцати.
– Сколько же ей лет, Мэриголд?
– Она старше, чем моя мать. Во рту осталось всего три зуба, и это еще хорошо, иначе ей пришлось бы жевать деснами.
– Понятно. Проведите Матильду по дому, а потом приходите в мою комнату. Идите, и спасибо вам, Мэриголд.
– Да, миледи…
На этот раз реверанс был такой глубокий, что горничная едва не уселась на пол.
– Матильда! Какое чудесное имя. Обязательно спрошу ма, что она о нем думает.
Они ушли. Николас подошел к дверям библиотеки, откуда вдруг раздался громкий бас:
Ушел я в море молодым
И волны рассекал,
Пока не сделался седым,
Не обогнул немало скал.
Я плавать научился: вот сюрприз вам!
Но никогда не надевал я шляпу.
Хей-хо, хидди-хо,
Но никогда не надевал я шляпу!
За этим неуклюжим стихом последовали еще три, совершенно непроизносимые, после чего в комнате воцарилось молчание, полное, абсолютное молчание.
Питер криво улыбнулся:
– Меня больше не пробирает озноб. Хотя разве нормальный человек способен привыкнуть к присутствию призрака моего прежнего хозяина? Факт остается фактом: он действительно здесь. И что нам теперь делать?
Николас увидел лежащий в углу тюфяк, который, очевидно, служил Питеру постелью.
– Блок, проводите Розалинду наверх. А я пойду, поздороваюсь с дедом.
Ну да, как же! Так она и согласится!
– О нет, я с тобой! А вдруг мы с ним сможем спеть дуэтом?
Питер удивленно воззрился на нее, хмыкнул, но тут же смущенно кашлянул.
Николас тоскливо подумал об ожидавшей наверху огромной постели и о голой Розалинде, с улыбкой растянувшейся на простынях и манившей его.
Тряхнув головой, он решительно шагнул к закрытой двери библиотеки.
– Я оставлял дверь открытой, – сообщил Питер, – но она всегда закрывается. Всегда. Сначала я ужасно пугался, не зная, что делать, но потом привык. – Он пожал плечами и снова улыбнулся Розалинде: – А вот вы, миледи, кажется, не боитесь.
– О нет, я обожаю петь, – заверила Розалинда и подарила ему ослепительную улыбку.
Глава 29
Молчание. Что же, вполне естественно, учитывая, что дед давно мертв и; по идее, вообще не должен разговаривать.
Они с Розалиндой ступили в огромную библиотеку, полутемную и такую длинную, что другой конец терялся во мраке. Помещение было довольно узким, а книг насчитывалось так много, что Розалинда впервые в жизни видела такое количество томов. Даже в обширной библиотеке дяди Дугласа, не говоря уже о драгоценном собрании дяди Тайсена, не было ничего подобного.
– Здесь есть окна? – прошептала она.
– Разумеется.
Николас направился вглубь, откинул тяжелые бархатные шторы и накинул толстые витые шнуры на позолоченные крючки, после чего распахнул окно. В комнату ворвались свет и свежий весенний воздух. Николас глубоко вздохнул, повернулся и…
По комнате пронесся стон.
Николас и Розалинда оцепенели.
– Простите. Я забыл сказать, – извинился Питер, входя в комнату, – что он, похоже, терпеть, не может свет. Возможно, если долго пролежать в могиле, привыкаешь к темноте. Подождите немного и увидите, как шторы снова сомкнутся.
Николас не сводил взгляда с любимого дедовского кресла, совершенно пустого и стоявшего у камина.
– Вы видели его, Питер? – бросил он, не оборачиваясь.
– Не видел.
– Спасибо. А теперь оставьте нас.
– Э-э… вы уверены, милорд? Я беспокоюсь за ее светлость…
– Ее светлость вполне способна в одиночку сразиться с шайкой португальских разбойников, – с улыбкой заверил Николас. – Она не дрогнет. Идите, Питер, все будет хорошо. По словам Блока, мой дед вернулся, потому что приехала она. Пусть познакомятся.
Питер вышел, оставив дверь открытой.
На их глазах дверь медленно закрылась сама собой.
– Итак, дед, – начал Николас, – обращаясь к пустому креслу, – похоже, ты вызвал немалый переполох. Откровенно говоря, мне не хотелось бы слышать новые стоны. Лучше поговори со мной и Розалиндой. Ты ведь для этого здесь? Чтобы с ней познакомиться?
Молчание.
Очень тихий скрипучий голос пропел:
Наконец-то девушка ступила
На некогда чужой порог.
Как скоро ей заплатишь долг,
О ты, которого она любила?
Николас наверняка упал бы, если бы перед этим не прислонился к каминной полке.
Долг. Проклятый долг.
Он по-прежнему не понимал всей этой истории с долгом, но она не покидала какого-то темного уголка души. С самой юности этот долг присутствовал в снах Николаса, и с годами необходимость его выплатить становилась все более настоятельной.
Он взглянул на Розалинду.
Она больше не та малышка из его снов. Но по-прежнему оставалась его долгом. Его женщиной. Его женой.
Старческий голос снова запел. Зазвучал повсюду и ниоткуда:
Малышка чуть не умерла,
А монстр едва не победил,
Не ты, другой долг заплатил,
Но хватит нам на гонку сил.
Последние ноты растаяли в воздухе. И они остались одни, неожиданно и внезапно, остались совершенно одни. И оба это поняли. Шторы оставались раздвинутыми.
И тогда Розалинда тоже запела, обращаясь к пустому креслу:
О красоте безлунной ночи грежу я,
О силе и безмерной мощи грежу я,
О том, что больше я не одинок,
Хоть знаю – смерть его и смертный грех ее со мной навек.
Старое кресло покачнулось и свалилось на пол. Шторы с шорохом сдвинулись.
– Похоже, ты произвела впечатление на престарелого мальчишку, – заметил Николас, притягивая Розалинду к груди. – И что ты теперь думаешь о моем доме?
– Думаю, что нам следует добиться чего-то очень важного.
– Да, – согласился он. – Ты права. Знаешь, я впервые слышу пение деда. Когда-то он сказал, что его голосом пугать только детей и собак.
Розалинда молча смотрела на упавшее кресло.
Глава 30
Николас положил в рот кусочек жареной свинины и быстро прожевал. Он совершенно забыл о еде. Но когда выходил из библиотеки, его перехватил Блок.
– Теперь, когда вы в деревне, следует соблюдать деревенский распорядок дня, милорд, – с поклоном объявил он. – Сейчас уже около семи, и кухарке не терпится показать свое искусство.
Что оставалось делать несчастному, исстрадавшемуся по ласке молодожену? Наверное, удушить Блока. Прекрасное будет начало супружеской жизни!
После знакомства с кухаркой, миссис Клоппер, высокой, костлявой, в белоснежном, безупречно чистом переднике и с усиками, похожими на тонкую ниточку черного атласа, Блок проводил их в просторную столовую.
У Николаса не сохранилось теплых воспоминаний об этой душной мрачной комнате, но на столе, накрытом на двоих, стояли зажженные свечи.
– С завтрашнего дня, Блок, – решил он, – мы будем, есть в столовой для завтраков. В этой комнате так темно, что с полдюжины грабителей могут спокойно прятаться в углах. Не желаю обедать с оружием в руках.
– Как угодно, милорд, – поклонился Блок. – А теперь я принесу белый суп кухарки. Это новый обычай. Как вы помните, сначала она никогда не подает суп, но сегодня посчитала…
Розалинда, не слушая, вдыхала затхлый воздух и всматривалась в темные углы. Посреди стола стоял канделябр на двенадцать свечей, отбрасывавших странные тени на большую чашу с темным виноградом.
– Если бы Грейсон увидел этот стол, непременно заметил бы, что на нем уместилось бы не менее трех гробов, – заметила она.
– Если не более, – усмехнулся он, сжимая ее руку – все, до чего смог дотянуться. – Ешь, сколько захочешь, Розалинда, потому что я намереваюсь довести тебя до полного истощения.
Она улыбнулась, хотя он заметил, что ее глаза чуть прищурены, а лицо немного бледное.
Если бы кто-то спросил, понравился ли им обед, оба ответили бы утвердительно, но на самом деле они едва замечали, какие блюда приносил Блок.
– Я очень люблю инжирный пудинг, – пробормотала, наконец, Розалинда, накалывая на вилку кусочек.
– По-моему, это яблочное пирожное.
– О Господи!
– Инжир, яблоки, какая разница? Продолжай есть. Тебе понадобятся силы.
Она взяла еще кусочек.
– Кажется, ты прав, это яблоко. Николас, а вдруг твой дед вздумает навестить нас в твоей спальне?
– В нашей спальне. Если дед придет спеть нам колыбельную, мы послушаем, поаплодируем и вежливо попросим его уйти, иначе он будет шокирован до глубины души.
– Если колыбельная будет мне знакома, я спою вместе с ним, – решила Розалинда, украдкой бросив на него взгляд.
Она ощущала его нетерпение. Слышала это нетерпение в его голосе, хоть и звучавшем весело и беспечно. Несмотря на свое волнение, она понимала, что ступила на неизведанную территорию, и сейчас изнывала от предвкушения, смешанного со страхом.
– Николас… насчет этого… постели… Николас мгновенно насторожился: – Да?
Розалинда неопределенно повертела рукой.
– Все очень мирно и спокойно. Мы едим яблочные пирожные… но теперь я все время думаю о том, что ты будешь делать со мной, как только уведешь в спальню.
У него действительно имелись планы: чудесные планы.
– Ты уже просмотрела все картинки в книге, которую дала тетя Софи?
– Пыталась наскоро ее пролистать, но тетки не дали мне ни минуты покоя. Думаю, они были смущены и пожалели, что дали мне книгу. Но позволь заверить, я держалась стойко.
– Если хочешь, мы пойдем в спальню и посмотрим картинки вместе. Как тебе это понравится?
– Очень, то есть не думаю, что я смогу рассматривать картинки, если ты станешь заглядывать мне через плечо и видеть то, что вижу я. На парочках совсем нет одежды.
– Даже на джентльменах? Они тоже раздеты?
– Я просмотрела, сколько могла, пока тетя Софи осторожно пыталась выдернуть книгу у меня из рук. Мне удалось увидеть не меньше чем с полдюжины. На всякий случай я спрятала книгу в чемодане, под блузками, в надежде, что ее не стащат. И джентльмены…
Она нервно откашлялась.
– …они выглядели как-то странно. Совсем не похожи на маленьких мальчишек в Брендон-Хаусе.
– Что в них такого странного?
– Спереди внизу… торчало что-то большое и вздутое, словно из животов росли древесные сучья.
Николас рассмеялся:
– Похоже, художник был крайне высокого мнения о себе и желал произвести впечатление на женщин, поэтому и прибегнул к преувеличениям, чтобы донести свою мысль до читателей.
Розалинда, сцепив пальцы, подалась вперед:
– Какую мысль? Я ничего не понимаю. И больше не желаю говорить на эту тему. Не желаю нырять под стол, чтобы спрятать свое пламенеющее лицо. Страшно подумать, что может оказаться под этим столом, в темноте, когда к тому же там нет никаких ног, прогоняющих потусторонние создания.
Но Николас спокойно улыбнулся:
– Доедай свое пирожное, а потом пойдем в библиотеку и потребуем, чтобы дед не навещал нас в спальне. И будем наслаждаться друг другом. Обещаю, все будет хорошо. Я твой муж, и ты должна мне довериться.
Обдумав его слова, она, к изумлению Николаса, спросила:
– Послушай, ты знаешь, почему кресло деда упало, когда я пела песню?
О, он уже успел поразмыслить над этим.
– Мы обсудим это завтра. Но не раньше полудня.
В комнату вошел Блок с канделябром.
– Думаю, вы захотите выпить портвейна в одиночестве милорд.
Действительно ли в его голосе звучали иронические нотки?
Николас сложил салфетку и бросил рядом с тарелкой:
– Нет, спасибо, Блок. Мы идем наверх. В доме все спокойно?
– Да, милорд. Позвольте сказать, что со стороны мистера Причарда было крайне тактично оставить вас вдвоем, тем более что это ваш первый вечер в Уайверли-Чейз и первый вечер вместе в качестве супружеской пары.
– Нет, Блок, не позволю. Розалинда подавилась смешком.
– Пожалуйста, Блок, поблагодарите кухарку за прекрасный ужин. Милорд?
Николас отодвинул ее стул и взял жену за руку.
– Спокойной ночи, Блок. Да, и попросите мистера Причарда нанять еще слуг. Вряд ли кухарке понравилось самой мыть кастрюли и сковороды. Я лично поговорю с каждым. И развею всякую боязнь призраков.
– Прекрасно, милорд, но у меня вряд ли это получится. Видите ли, по деревне пошли разговоры – люди вспоминают вашего деда и тот факт, что тело не было найдено.
– Уверяю, когда дед умер, его бренные останки были похоронены. И какой ему толк от них в потустороннем мире?
– Ах, милорд, тогда вы были совсем ребенком и ничего не помните. Зато я помню. Очень хорошо помню, что сказал тот, кто все знает.
– Это еще кто?
– Врач. Доктор Бланкеншип, милорд, суетливый коротышка с пшеничными волосами и такими прозрачными глазами, что никто не мог определить, куда и на кого он смотрит. Это он потихоньку сказал своей сестре, что, когда наносил последний визит, старый граф не лежал в гробу, как тому следовало быть. Вы, милорд, уже успели сбежать из дому.
– Я помню Бланкеншипа. Что с ним произошло?
– Уехал во Францию, милорд.
– И поделом ему! – воскликнула Розалинда. – Всякий, кто распускает подобные слухи, заслуживает отправки во Францию!
Блок кивнул.
– Должен признать, доктор Бланкеншип всегда считался чудаком. Однако его рассказ о пропаже тела старого графа привлек всеобщее внимание. И все же, несмотря на сложности, несмотря на то, что я предвижу неудачу, мы попытаемся нанять слуг.
– А где сейчас сестра доктора Бланкеншипа?
– Так и живет в деревне, в доме брата. По-прежнему рассказывает старую историю. Похоже, жители деревни никогда не устают ее слушать. Правда, она так стара, что почти ничего не соображает.
Блок проводил их до библиотеки и, стоя у двери, наблюдал, как они что-то говорят пустому креслу у камина.
Когда они вышли, Блок откашлялся, прежде чем снова пойти в атаку:
– Ли По, милорд.
– Что там с Ли По?
– Кухарка, милорд. За ужином она попросила его приготовить для нее китайское блюдо.
– Понятно.
– Он ответил, что прекрасно умеет готовить лапшу, но и только. На что кухарка ответила, что, как она слышала, язычники едят сырых осьминогов и живых кальмаров, в то время как те пытаются уползти с тарелки. Ли По рассмеялся, милорд, и сообщил, что всегда позволял осьминогам и кальмарам уползти с тарелки, но многие успевали запутаться в лапше.
Кухарка была очарована и даже сделала ему глазки. Подобного не случалось с той поры, как ей было восемнадцать и она воображала себя влюбленной в Уилл и, сына мясника.
Блок вздохнул:
– Не знаю, что она теперь будет делать. Но это еще не все! Мэриголд захотела дотронуться до него.
Он позволил ей провести пальцем по своей щеке, чтобы посмотреть, не останется ли на пальце желтая краска. Не осталась. Она прошептала, что у него очень гладкая кожа, мягкая, как… словом, боюсь, что между кухаркой и Мэриголд назревает соперничество за благосклонность Ли По.
– Он давно привык к женскому вниманию. Не стоит волноваться, – утешил Николас. – Однажды даже поразил императрицу изысканным покроем своего одеяния из соболя.
Однако, говоря это, Николас нахмурился. Ли По также обладал талантом управлять событиями. Однажды он сказал Николасу, что они так прекрасно ладят, потому что умеют выжить в тех обстоятельствах, когда остальные попросту погибают. И что их способности намного выше, чем у обычных людей. Николасу не хотелось думать о том, что имел в виду Ли По.
Когда они подходили к спальне, Николас уже еле сдерживал возбуждение. Розалинда семенила рядом. Он так ясно представлял ее, голую. И она…
Последние десять шагов он бежал, таща ее за собой. Захлопнул дверь, подумал немного и запер, хотя оставил ключ в скважине.
– Никакие замки не остановят деда, если он решит покинуть библиотеку.
– В последний раз его там не было.
– Может, он спал? – предположил Николас. Розалинда, не отвечая, уставилась на широкую кровать.