Текст книги "В поисках любви"
Автор книги: Кэтрин Кинкэйд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Глава 7
Когда Алекс добрался до первого домика, уже опустились сумерки. Узнав от слуги, что мисс Уайтфилд взяла второй домик, он негромко выругался. Ведь это означало, что он, не говоря уже о носильщиках и паттах-валлах, проведет ночь под открытым небом.
Почему она не пожелала заночевать с тремя другими дамами? Разумеется, в маленьком домике было тесно, обстановка оставляла желать лучшего, но все четыре женщины смогли бы там разместиться без особого труда. Почему ни одна не подумала, что, разделившись, они создадут проблемы для него, не говоря уже о его свите? Ведь ни один из них не может ночевать в одном помещении с женщиной. Больше всего его удивляло, что это не пришло в голову самой мисс Уайтфилд, обычно столь щепетильной.
Ситуация усложнялась тем, что он привез с собой ее багаж и маленькую холщовую сумку, с которой она обычно удалялась в умывальную комнату при купе. Наверняка она будет рада получить ее и перед этой ночевкой. На следующий день она увидит свои сундуки, один из которых частично обгорел, другой был расплющен.
Алекс с самого начала знал, в каком состоянии пребывает ее багаж: после крушения он отыскал его в первую очередь, однако решил воспользоваться моментом и выкрасть документ об Уайлдвуде. Где ему было знать, что она хранит свою драгоценную бумагу при себе, вместе с другими ценными для себя предметами?
Шагая в темноте вместе с Сакарамом и несколькими носильщиками, нагруженными постельными принадлежностями и провизией, Алекс сокрушался, что ему не удалось завладеть бумагой, и в то же время мучился угрызениями совести, что чуть было не лишил мисс Уайтфилд ее имущества. Поступить так с женщиной во время долгого путешествия по чужой стране было бы верхом бесстыдства. Она не заслуживала такого обращения; с другой стороны, он тоже не заслужил, чтобы проклятый документ угрожал его благополучию.
Он был обязан обезопасить себя. Теперь оставалось только надеяться, что рано или поздно подвернется еще один шанс завладеть бумагой. Тем более что дорога в Парадайз-Вью не из коротких. Зная теперь, что Эмма носит ее на себе в мешочке, он сумеет придумать, как ее заполучить. Ожидать, что мисс Уайтфилд позволит ему раздеть себя, не приходилось, поэтому оставалось призвать на помощь всю свою фантазию. Возможно, он будет действовать через Тулси. Чем быстрее все это произойдет, тем лучше. А завладев драгоценным документом, он попытается сделать путешествие как можно более приятным для мисс Уайтфилд и скрасить горечь утраты.
Черт возьми, эта женщина ему нравится! Путешествие в ее обществе оказалось увлекательным. Главными ее недостатками были чудовищная чопорность и щепетильность, зато она не имела привычки постоянно жаловаться, свойственной другим женщинам из метрополии. Трудно было не проникнуться к ней симпатией, наблюдая, с каким детским восторгом она открывает для себя Индию. Ну, разумеется, не считая таких эпизодов, как, скажем, поклонение лингаму.
Ему нравилось дразнить ее, просвещать, спорить с ней. Она в отличие от всех остальных женщин служила стимулом для его интеллекта. Ни индианки, ни даже его молодая жена, мать его детей, не могли этим похвастаться. Женщины Индии были слишком необразованны и закомплексованы, чтобы на равных вести спор с мужчиной. Их воспитывали в подчинении мужчинам, у них и в мыслях не было им противоречить. Исключение составляла разве что Сантамани, наперекор традиции научившаяся грамоте. Кругозор остальных индийских женщин был до крайности узок. Их гораздо больше занимали события в зенане, женской половине дома, и мало интересовало то, что происходит за ее пределами.
Что касается англичанок, то до встречи с мисс Уайтфилд Алекс считал всех их скучными и заносчивыми особами, представляющими интерес разве что в постели; впрочем, они быстро надоедали ему и там.
Приходилось сожалеть, что мисс Уайтфилд с ее тягой к приключениям, чувством юмора и развитым интеллектом не родилась мужчиной. Он с удовольствием завел бы такого друга. Но к чему все эти качества женщине, да еще с такой заурядной внешностью! Назвать ее совершенно некрасивой было бы несправедливо: иногда, оживляясь, она становилась невероятно привлекательной. И тем не менее Эмма не относилась к женщинам, которых мужчины мечтают уложить к себе в постель.
Алекс усмехнулся, пытаясь представить мисс Уайтфилд в судорогах страсти. Она никогда не позволила бы себе проявлений чувственности. Скорее всего она замучила бы его вопросами, как этим занимаются верблюды или слоны. Издают ли они в процессе какие-либо звуки, покорна ли самка, каким образом она сигнализирует самцу о своей готовности? Вот как бы вела себя в подобной ситуации мисс Уайтфилд. Он едва не расхохотался, представив себе эту картину.
Чувствуя невероятную усталость после всех событий этого дня, Алекс с трудом переставлял ноги, бредя за Сакарамом по джунглям. К счастью, носильщики усердно уничтожали палками густую растительность по обеим сторонам тропы: у Алекса не было сил даже на то, чтобы следить, не покажется ли поблизости тигр. Конечно, думал он, мисс Уайтфилд не позволит ему заночевать в бунгало, но он может сделать это без ее ведома. Если он появится, когда она уже будет спать, и удалится до рассвета, мисс Уайтфилд ничего не узнает.
К завтрашнему дню Сакарам раздобудет палатки, и у него появится собственная крыша над головой, а пока… Что бы он только ни отдал за тюфяк в тихом безопасном домике, где его не будила бы болтовня слуг и где не пришлось бы бодрствовать, опасаясь хищников! Разве справедливо, что, сделав все возможное, чтобы все пассажиры поезда, как индийцы, так и европейцы, получили убежище в ближайших городках, деревнях и плантациях, сам он будет вынужден ночевать под открытым небом?
Добравшись до второго домика, Алекс решил рискнуть. Это был типичный дом из тех, что европейцы выстроили по всей Индии: квадратный в плане, с толстыми стенами из саманного кирпича, с маленькими узкими окошками со ставнями и черепичной крышей. Пол наверняка был земляной, покрытый соломенными или бамбуковыми циновками; Алекс ожидал увидеть анфиладу комнат, вентиляторы-пунках и полотно, натянутое под потолком, чтобы на обитателей не падали сверху змеи, ящерицы, крысы и насекомые.
Перед домом оказалась широкая веранда, увитая ползучими растениями. Из приоткрытой входной двери наружу проникал свет. Алекс надеялся, что бодрствует Тулси, а не мисс Уайтфилд. Айя не стала бы для него препятствием: он бы просто приказал ей лечь спать, после чего вошел в дом и расположился бы в передней.
Сакарам показал на еще одно сооружение, озаренное светом костра, – навес, окруженный с трех сторон стенами, под который уже забрались несколько паттах-валлах.
– Видите то стойло, Сикандер? Хотите, я устрою вам постель там? У саиба должно быть отдельное помещение для ночлега. Я велю остальным заночевать в другом месте.
– Нет, в такой близости от джунглей они тоже не смогут спать на земле, а стойло мало чем отличается от палатки. Только проследите, чтобы всю ночь не затухал костер.
– А где же заночуете вы, Сикандер? Мэм-саиб заняли оба дома, так что места не осталось.
– Обо мне не беспокойся, Сакарам. Со мной все будет хорошо.
В свете факела, который нес Сакарам, его смуглое лицо выразило огорчение и тревогу.
– Но, Сикандер…
– Я же сказал: не беспокойся! И не задавай вопросов. В любом случае я не потревожу ни одну из мэм-саиб.
– Как вам будет угодно.
– Мне угодно так. Спокойной ночи, Сакарам. Желаю выспаться. Завтра нас ждет еще один долгий трудный день.
Слуга проводил Алекса недовольным взглядом. Кингстон преодолел три ступеньки и оказался на веранде. Поставив на пол холщовую сумку мисс Уайтфилд, он открыл входную дверь и просунул голову внутрь. Как и во всех домах Индии, здесь было тесно от индийских, кашмирских и бирманских столиков, табуретов и ширм; тут же вяли папоротники в кадках и висел неподвижно вентилятор-пунках, только не матерчатый, а из полированного дерева.
Под вентилятором сидела, расчесывая при свете масляной лампы длинные распущенные волосы, мисс Уайтфилд. Алекс затаил дыхание. В отвороте застегнутого не на все пуговицы халата он увидел верхние полукружья небольшой, но прекрасной формы груди, закатанные рукава позволяли любоваться точеными белыми руками; она сняла не только туфли, но и чулки, так что были видны ее изящные узкие ступни.
Но самое большое впечатление на него произвели длинные, достигающие пояса волосы, мерцающие при неярком свете, как тончайший атлас. В шелковистых коричневых волнах проскальзывали золотые, рыжеватые, каштановые пряди. Так ли мягки они на ощупь, как на вид? Алекс знал, как меняют женщину распущенные волосы, однако перемена, происшедшая с мисс Уайтфилд, просто ошеломила его. В один миг она превратилась в воплощение всего женственного, загадочного, хрупкого и беспомощного.
Алекс судорожно сглотнул, не в силах отвести взгляд от этого восхитительного зрелища. Видимо, почувствовав его присутствие, Эмма внезапно подняла глаза и увидела его. Она поспешно запахнула халат, убрала ноги под табурет и покраснела так сильно, словно он застал ее обнаженной.
– Простите, что побеспокоил. – Алекс взял с пола ее сумку, вошел и затворил за собой дверь. – Где лентяйка Тулси?
– Спит в одной из комнат. После крушения она почувствовала себя обессиленной. – Мисс Уайтфилд поднялась, чуть заметно морщась. На ее лице появилось вежливое, но безразличное выражение. – Привести ее?
– Нет-нет! Я, собственно, к вам. Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно? Я принес вашу сумку… – Он поставил перед ней сумку. – Если вы голодны, я мог бы найти для вас фруктов.
– Я в полном порядке, благодарю вас. Какое счастье, что нашлась моя сумка! Хотя какое это имеет значение, когда многие лишились гораздо большего… Словом, не тревожьтесь из-за меня.
– Не могу не тревожиться, мисс Уайтфилд. – Без туфель она казалась гораздо меньше ростом. Рядом с ней, маленькой и хрупкой, он почувствовал себя мощным великаном. – Я несу за вас ответственность. Какая-нибудь из женщин осмотрела ваши ушибы?
– Нет, я… На это не было времени. Утром, если это будет необходимо, меня осмотрит Тулси.
– Неужели так никто и не проверил, нет ли у вас перелома ноги, целы ли ребра?
Она не смогла повторить за ним столь интимные слова. Женщинам ее сословия не полагалось касаться в разговоре с мужчинами своего телесного строения. Прикусив нижнюю губу, она застенчиво отвела взгляд.
– Все слишком устали, чтобы этим заниматься, мистер Кингстон. Тем более что у меня нет ничего серьезного, просто ушибы и ссадины. К утру я окончательно приду в себя.
– Придется мне самому убедиться в этом. Присядьте, мисс Уайтфилд. Сразу видно, что любое движение причиняет вам боль.
Эмма продолжала стоять.
– Утром я могу попросить Тулси меня осмотреть. А вы ступайте, мистер Кингстон. Вам нельзя здесь находиться.
– Это вам нельзя молча страдать! Сядьте! Я не доверяю Тулси: откуда она знает, как облегчить вам страдания? У нее нет соответствующего опыта. Она вообще ничего толком не умеет делать, разве что храпеть по ночам. Это у нее получается мастерски.
В уголках ее рта заиграла улыбка – нежная и застенчивая. Он положил руки ей на плечи и заставил опуститься на табурет. Она снова поморщилась. Он понял, что ей действительно больно, но упрямство не дает в этом сознаться.
– Где болит, мисс Уайтфилд? Отвечайте! Я все равно не уйду, пока все не выясню, так что облегчите задачу себе и мне. Говорите!
– Здесь, кажется… – Она нерешительно вытянула ногу.
– Кажется? – Качая головой, он опустился перед ней на колени. – Наверное, это лодыжка.
Она отдернула ногу, не позволив ему к ней прикоснуться.
– Да не бойтесь вы! – проворчал Кингстон. – Давайте сюда вашу ногу.
– Вам нельзя видеть мои… нижние конечности.
– Тулси спит, о том, что я здесь, никто не знает. Чего вы боитесь? Я хочу просто осмотреть вашу лодыжку.
– Хорошо, – согласилась она со вздохом.
Осмотреть ее не значило трогать, так что едва Алекс коснулся ее ноги, Эмма вскрикнула:
– Мистер Кингстон!
Не обращая внимания на ее реакцию, он тщательно обследовал ногу. У нее были маленькие розовые пальчики с аккуратно подстриженными, но достаточно длинными ногтями; кожа оказалась нежной, как лепесток. Увы, лодыжка действительно распухла и посинела.
– Неудивительно, что вам больно! Не лодыжка, а сплошной кровоподтек. – Он осторожно повернул ступню. – Но кости, кажется, целы.
– А я вам про что говорила? – произнесла Эмма.
– Вам лучше лечь и подложить под ногу подушку. Нельзя, чтобы вы опирались на нее всем своим весом.
– Я весь день только и делала, что сидела или лежала. Вот если бы нашлась какая-нибудь мазь, чтобы снять опухоль и боль…
– Сакарам может что-нибудь предложить – скажем, припарку. Но искать травы можно только днем.
– Ваш Сакарам мне не поможет. Я для него неприкасаемая!
Ее глаза, загоревшиеся гневом, стали еще зеленее. У нее действительно были красивые глаза – выразительные, с длинными ресницами.
– А вы не излагайте в его присутствии свои воззрения, мисс Уайтфилд. Каста в Индии определяет всю человеческую жизнь.
– Сакарам предупредил, что, прикоснувшись ко мне, вы тоже перестанете принадлежать к своей касте.
Алекс отлично знал, как важно правильно ответить на это замечание.
– Сакарам пробыл со мной так долго, что воображает, будто внушил мне свои верования. Он убедил себя, что я должен быть брахманом, вот только не всегда веду себя надлежащим образом.
– Это верно: иногда вы ведете себя как англичанин. – Она улыбнулась, и он улыбнулся с ней вместе, довольный, что их обоих радует шутка, которая была бы непонятна другим.
– Ваша лодыжка заживет, даже если за ней специально не ухаживать. Но мы все равно приготовим ранним утром припарку. Где еще вы испытываете боль?
Она прижала руку к ребрам, но ее язык по-прежнему отказывался произнести запретное слово.
– Я благодарна вам за заботу, мистер Кингстон, но с болью в этом месте вы уж точно ничего не сможете поделать. О том, чтобы осмотреть меня здесь, не может быть и речи.
– В каком смысле «здесь»? – поддразнил он ее. – В комнате?
– Вы отлично знаете, о чем я.
– Вот именно, знаю, мисс Уайтфилд, потому и намерен продолжить осмотр. Если у вас сломано ребро, придется вас перевязать, как бы вы ни протестовали. Будьте же благоразумны! Неужели обязательно будить Тулси или, того хуже, вызывать какую-нибудь из англичанок, чтобы мы с вами не оставались наедине?
– Нет! – Ответ прозвучал быстрее и решительнее, чем он ожидал. – Ситуация вызывает у меня смущение и без свидетелей. Раз уж вы взялись за дело, быстрее доводите его до конца.
Она вытянулась на кровати, стиснула зубы и устремила взгляд на противоположную стену. Алекс с трудом сдерживал смех. Она походила на женщину, которую вот-вот казнят при помощи слона. Сам он никогда не наблюдал этой казни, которую в недалеком прошлом практиковали старые махараджи, но слышал от тетки ее подробное описание. Приговоренного укладывали на землю и не давали двигаться; ему на голову наступал слон. На лице мисс Уайтфилд застыло настолько скорбное выражение, что можно было подумать, будто ее ждет такая же участь.
Алекс с максимальной осторожностью ощупал ее ребра. Когда он коснулся маленькой твердой выпуклости под левой грудью, она вскрикнула.
– Мне очень жаль, мисс Уайтфилд, но, боюсь, вы все же не избежали перелома ребра. Здесь болит?
Еще немного – и у нее хлынули бы слезы, но она проявила мужество и ограничилась кивком, после чего, закусив губу, позволила ему продолжить обследование. Алекс изо всех сил старался не прикасаться к груди мисс Уайтфилд, но иногда все же нечаянно задевал ее. Обнаружив, что ее форма и размер отвечают даже самым взыскательным требованиям, Кингстон поймал себя на желании сделать объектом исследования, причем обстоятельного и неторопливого, также и грудь мисс Уайтфилд.
– Необходимо перевязать вам грудную клетку, – заключил он. – Вам сразу станет легче. Но для этого придется раздеться до пояса.
– А сама я не смогу справиться? – Зеленые глаза смотрели умоляюще. – Или лучше попросить Тулси?
– Она все равно не обойдется без моих указаний. А самостоятельно у вас ничего не выйдет. Лучше уж позвольте мне, чем доверяться неумелой служанке. Но сначала нужно найти материал для бинта.
– Я дам вам кусок ткани, – устало сказала она. – Только отвернитесь на минутку.
Ее застенчивость тронула Кингстона, видевшего несчетное количество раз обнаженных женщин. Он послушно отвернулся и стал смотреть на дверь. Немного погодя он услышал звук разрываемой ткани.
– Сколько полос материи вам понадобится? – спокойно спросила Эмма.
– С полдюжины. Может, использовать мою рубашку? Я бы с радостью пожертвовал ее на такое благое дело.
– Не смейте ничего с себя снимать! Хватит и того, что я по воле обстоятельств перед вами разоблачаюсь. Если и вы начнете раздеваться, то мы нарушим все до одного правила приличия.
Ее слова заставили его усмехнуться. Он покачался на каблуках.
– Вы слишком серьезно к этому относитесь, мисс Уайтфилд! Вид обнаженного тела возбуждает лишь тогда, когда двое стремятся к интимной связи. Не возбуждается же дитя, когда мать открывает грудь, чтобы его накормить! Точно так же не испытывает возбуждения мать, когда раздевает своего ребенка перед купанием.
– Не вижу здесь ни детей, ни матерей, мистер Кингстон. Мы с вами – мужчина и женщина. Ситуация до крайности щекотливая… Можете повернуться. Постарайтесь управиться побыстрее.
Он повиновался, полный рвения выполнить свой долг, но то, что он увидел, заставило его замереть. Она разделась до пояса и сидела на табурете, скрывая от него свою наготу длинными волосами и прижатыми к груди руками. Ее голые плечи блестели при свете лампы, и вся она выглядела настолько женственной и беззащитной, что его охватило испепеляющее желание, лишающее дара речи.
У нее тоже разрумянились щеки, глаза приобрели зеленовато-дымчатый оттенок, она тяжело дышала от волнения.
– Вот полосы, которые вам потребуются. – Эмма указала подбородком на горку лент на полу, рядом со своей сумкой.
Ком в горле мешал Алексу говорить. Ему оставалось только надеяться, что она не обратит внимания на выразительное вздутие его брюк. Кто бы подумал, что мисс Эмма Уайтфилд способна быть настолько соблазнительной? Он даже и не подозревал об этом! Прежняя одежда и прическа только скрывали ее женственность, делая скучной и неинтересной… Теперь же, любуясь ее стройной фигурой, изящной шеей и нежной, матовой кожей, Кингстон был готов соблазнить Эмму без промедления. Робкая невинность этой женщины затрагивала в его мужском естестве потаенные струны, внушала желание и защищать ее, и обладать ею. Конечно, с первого взгляда было ясно, что мисс Уайтфилд неопытна в любви, однако Алекс не сомневался, что сумеет растопить лед ее сдержанности и разбудить в ней страсть. О, как ему хотелось попытаться!
Кингстон изнывал от желания заключить ее в объятия, заставить ее растаять, превратиться в мягкий воск, сдаться на его милость. Его привлекал не только риск, но и предвкушение удовольствия, которое ему доставит учить ее пользоваться в постели руками и ртом; это вселило бы ужас в ее девственное сердце, зато его вознесло бы на вершину блаженства. Он не остался бы в долгу и с наслаждением доставлял бы ей удовольствие, исторгая из нее стоны, мольбы, крики от переполняющих ее чувств. Теперь ему было нетрудно представить себе, как мисс Эмма Уайтфилд извивается под ним в экстазе, царапая ему спину и повторяя в беспамятстве его имя: «Сикандер!»
От подобных мыслей у него закипела кровь.
– Прекратите так на меня смотреть!
Он зловеще рассмеялся:
– Как «так»? Я просто думаю, как лучше перебинтовать вам грудную клетку, мисс Уайтфилд. А вы что заподозрили?
– Вы… У вас в глазах появился такой подозрительный блеск, так что не стоит уверять меня в невинности ваших намерений.
– Напротив, мои намерения сделали бы честь любому джентльмену, хотя, конечно, смотря что понимать под словом «джентльмен». Здесь у нас с вами могут быть разные взгляды.
– Не сомневаюсь. Если вы немедленно не приступите к этому неприятному делу, я сейчас же оденусь.
Подняв с пола полоски ткани, Алекс двинулся к Эмме.
– Что ж, раз вы подозреваете меня в грязных помыслах, я не буду заботиться о вашем удобстве и постараюсь сделать все как можно быстрее.
– Благодарю вас, – пробормотала она, когда он встал позади нее на колени и стал бинтовать ей торс.
Быстрыми и ловкими движениями он сделал крепкую повязку. Когда дело подошло к концу, Эмма облегченно вздохнула:
– О, так несравненно лучше! Где вы научились бинтовать?
Он улыбнулся.
– В армии. В молодости я несколько лет прослужил в армии. – Он не стал развивать эту тему. Она вызывала у него неприятные воспоминания. Несмотря на блестящую военную подготовку, умение стрелять без промаха и отличное владение лошадью, он так и не попал в армейскую элиту – британскую кавалерию. И здесь его преследовало подозрение в нечистокровном английском происхождении.
– Вы служили в британской армии? – Она повернула голову и слегка откинулась, устремив на него полный любопытства взор.
До него с опозданием дошло, что он нарушил собственное правило ничего не рассказывать ей о своем прошлом. Желая отвлечь ее внимание, он дотронулся ладонью до ее щеки и, подчиняясь внезапному порыву, наклонился и прикоснулся губами к ее губам.
Эмма только ахнула. Он занял более удобную позу, обнял ее и поцеловал по-настоящему. Ее губы оказались мягки и пряны, как индийские сладости, она невольно прильнула к нему, возбуждая его плотский инстинкт и вселяя желание продлить соприкосновение, сделав его более глубоким, более интимным.
Однако ее покорности хватило ненадолго. Вскоре она начала вырываться из его объятий, так что они оба оказались в коконе из ее волос; при этом Эмма умудрилась удержать у груди свою импровизированную ширму. Он нехотя выпустил ее.
– Успокойтесь, мисс Уайтфилд! Мне просто захотелось вас отвлечь. Ведь вы испытываете такую боль!
– Поцелуй как лекарство? – Она отшатнулась от него, бледная и дрожащая.
Ее сарказм стал для него неожиданностью. Он считал это только своей привилегией и был удивлен, что Эмма тоже прибегает к нему. Впрочем, почему бы и нет? Ведь он вспоминал о сарказме именно тогда, когда ощущал угрозу.
– Да, мне захотелось вас успокоить. Но я поцеловал вас еще и потому… Потому что было невозможно вас не поцеловать.
– Зачем вы смеетесь надо мной, мистер Кингстон? Я прекрасно знаю, что не могу внушить ни одному мужчине Подобного желания! Прошу вас, не унижайте меня. Я сейчас не в лучшей форме и вряд ли способна достойно ответить на ваше… глумление.
Алекс был поражен блеском слез у нее в глазах. Сейчас он был готов наказать любого – нет, любых! – кто убедил ее, что она не может быть желанной. В этот вечер он понял, что испытывает сильное желание обладать ею, и даже чувствовал из-за этого сильное неудобство. Тем не менее он понимал, что стоит ему перегнуть палку – и она убежит от него, как раненая лань.
Не в силах сдержать себя, он стал перебирать пальцами ее мягкие, шелковистые пряди волос.
– У меня и в мыслях нет вас унизить, мисс Уайтфилд. Я действительно испытал непреодолимое желание поцеловать вас. Простите, если я вас напугал своей порывистостью.
– Это так… – Она замялась, подыскивая слова.
– Неприлично? – подсказал он с усмешкой. – Верно, неприлично, зато так естественно! Мы оба пережили сегодня потрясение – крушение поезда. Если вам не требуется утешения и покоя, то мне и то, и другое совершенно необходимо. Я радуюсь, что мы остались в живых, и поцеловал вас в честь нашей удачи.
Она не могла поднять на него глаза.
– Думаю, вам пора идти. Благодарю вас за перевязку.
– Я вынужден попросить вас об услуге, мисс Уайтфилд! – неуверенно заговорил Алекс. – Мои люди спят в стойле. Если я присоединюсь к ним они будут вынуждены уйти спать под открытое небо. А ведь вокруг, как вам известно, дикие джунгли.
– Что вы предлагаете? – Ее гладкий лоб прорезала морщинка.
Она слегка вскинула голову. Увидев ее белую шею, Алекс призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не задушить ее поцелуями.
– Я прошу вас разрешить мне переночевать в вашей гостиной. Вы могли бы перейти в другую комнату, может быть, даже к Тулси. – Последнее предложение пришлось ей явно не по вкусу: он увидел, что она собирается возражать.
– Но ведь это… неприлично, – проговорила она с застенчивой улыбкой. – Боже, я все время произношу это слово!
– Вы не замечали, мисс Уайтфилд, как часто самое, казалось бы, разумное решение объявляется неприличным? Неужели вы позволите, чтобы кого-нибудь из моих носильщиков разорвал тигр или затоптал дикий слон, и такой ценой соблюдете глупые приличия?
Она вздохнула:
– Я – нет. Но знаю многих женщин, которые поступили бы именно так.
Он догадывался, о ком речь.
– Вы намекаете на чопорных мэм-саиб из соседнего домика?
Она кивнула:
– Именно поэтому мы остановились в разных домах. Они не одобряют ни цели моей поездки, ни… компании.
Алекс замер. Его охватила знакомая тошнотворная горечь изгоя.
– Понятно… Однако им, кажется, не удалось вас переубедить?
– Не удалось. Но из этого еще не следует, что у меня отсутствуют собственные принципы, мистер Кингстон. Пусть я, что называется, залежалый товар, но все равно не стану делать глупости просто потому, что… что…
– Разумеется, не станете! Я тоже не намерен пользоваться ситуацией, мисс Уайтфилд. – Он выпрямился. – Не беспокойтесь обо мне. Я найду себе место для ночлега.
Эмма тоже встала.
– Я вовсе не хотела… Я вас не гоню. Вы можете остаться в этой комнате, а я перейду в другую.
– Вы уверены? – Он внимательно изучал ее высокие скулы, прекрасные глаза, прямой нос, открытое, искреннее выражение лица. Как же он ошибся, когда с ходу присвоил ей ярлык непривлекательной простушки, даже дурнушки! Теперь он видел ее совсем в ином свете; ее нельзя было сравнивать с другими женщинами, к ней не подходили стандартные критерии красоты. Эмма обладала своей собственной, неповторимой прелестью. Он бы все отдал, чтобы убедить ее в этом.
– Уверена, – отозвалась она еле слышно.
– Я уйду еще до рассвета. Но вы должны знать, что пройдет несколько дней, а то и больше недели, прежде чем поезд починят и мы сможем продолжить путь.
Алекс не сказал, что Сакарам, возможно, уже завтра раздобудет палатки. Его верный слуга был способен найти что угодно и где угодно; но сейчас Алексу хотелось, чтобы он не слишком спешил с поисками.
– Ну что ж, все это время вы можете ночевать здесь, – заявила мисс Уайтфилд. – Главное, уходите до рассвета и… и не делайте больше попыток меня целовать.
– Неужели вам было так противно? – Он не смог отказать себе в удовольствии задать этот вопрос, несмотря на краску стыда у нее на щеках.
– Настоящая леди никогда не ответит на этот вопрос. Только сейчас ему пришло в голову, что из всех британских женщин, с которыми он встречался как в Индии, так и в Англии, только мисс Эмма Уайтфилд могла называться настоящей леди. Раньше он знал только двух женщин, достойных этого звания, – свою мать и Сантамани. Ко всем прочим он относился с легким оттенком презрения – они не отвечали его требованиям. Увы, к ним он причислял и свою покойную жену, и теперешнюю любовницу.
– Спокойной ночи, мистер Кингстон. – С этими словами мисс Уайтфилд бесшумно выскользнула из комнаты, унося с собой все свое тепло и свет.
