Текст книги "В поисках любви"

Автор книги: Кэтрин Кинкэйд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15

Глупая! Безмозглая! Упрямая!

Эмма не скупилась на эпитеты. Никогда еще она не совершала подобной глупости! Почему ей не хватило ума остаться в седле, почему она не уехала вовремя из джунглей, почему вообще отправилась одна, тайком, на прогулку? Ведь сколько раз ее предупреждал Кингстон!

Ах, ей стало скучно?! Захотелось приключений?! Ну что ж, вот оно, приключение! Моргана чего-то испугалась и понеслась галопом, словно за ней гнался тигр. Эмма оказалась одна, среди быстро сгущающихся сумерек. Теперь ей предстояло пешком возвращаться в лагерь. Ее лицо и руки уже были искусаны комарами. «У меня нет при себе даже зонтика, – в отчаянии подумала она, – чтобы при случае отбиться от пантеры или тигра!»

Какая непростительная беспечность! Ее безрассудство еще можно было бы простить, если бы среди руин оказалось хоть что-нибудь, оправдывающее риск. Как ей не пришло в голову, что все ценное, если оно там когда-либо находилось, давно уже найдено и унесено? Внутри она не нашла ничего, кроме мусора и камней. Видимо, постройка не выдержала землетрясения, остальное довершило время.

И, тем не менее, совершив ошибку, она не собиралась поддаваться панике и лить слезы. Первейшей задачей было защититься от жужжащих насекомых, тучей закружившихся вокруг нее, как только стало клониться к закату солнце. Посреди руин она видела фонтанчик, в котором собралось немного дождевой воды. Эмма вернулась туда, сделала кашу из песка с водой и облепила ей лицо и руки. Грязь приятно холодила кожу и снимала зуд. Теперь необходимо было найти среди сучьев, устилающих дворик, более или менее удобный посох, чтобы с его помощью нащупывать в темноте дорогу и распугивать змей и прочую нечисть.

Вооружившись палкой, она хотела уже пуститься в путь, зная, что солнце вот-вот зайдет, а до появления луны пройдет еще не меньше часа. Но в следующее мгновение она увидела его – огромного тигра, великолепного зверя, замершего у самой стены и устремившего на нее взгляд горящих зеленых глаз.

У Алекса закололо от бега в боку. Он еле дышал, легкие горели. Совсем скоро окончательно стемнеет, и он больше не сможет разглядеть тропу. Он был обязан найти Эмму. Он уже не злился на нее: злость вытеснил страх. Стоило ему представить ее, одинокую, беспомощную, оказавшуюся в ночной тьме наедине с тигром-людоедом, как он начинал сходить с ума от волнения.

Он хотел уничтожить ее документ, но не ее саму. Только не это! Если с ней что-то случится, виноват будет он один. Как он посмел оставить ее без внимания так надолго? Зная о ее взбалмошном упрямстве и наивности, он должен был предвидеть такую развязку. Несчастья преследовали мисс Эмму Уайтфилд буквально по пятам. Как же иначе, ведь она сама искала их на свою голову!

Судорожно хватая ртом воздух, он остановился, чтобы поправить на плече ремень, – и тут до него донеслось рычание разъяренного тигра.

Он остолбенел, волосы встали дыбом. Неужели он опоздал? Вряд ли: тигр не рычал бы, если бы уже завладел добычей. В этом случае до слуха Алекса донеслись бы совсем другие звуки: хруст костей, хлюпанье разрываемой плоти, довольное урчание огромной кошки, утоляющей голод.

Сорвав с плеча ружье, Алекс кинулся в ту сторону, откуда донеслось рычание. Перебегая от дерева к дереву и до рези в глазах вглядываясь в сгущающиеся сумерки, он добрался наконец до развалин храма. То, что он увидел, превратило его кровь в лед; сердце перестало биться.

Тигр загнал Эмму на стену. Ей каким-то чудом удалось забраться туда по осыпающимся камням и застыть, глядя на расхаживающего внизу тигра, громко рычащего от огорчения. Трудно было понять, что, мешает ему прикончить жертву: тигру такого размера ничего не стоило запрыгнуть на стену.

Такого огромного тигра Алекс видел впервые: это был великолепный экземпляр, больше десяти футов от носа до кончика хвоста. Полосатая шкура светилась в темноте, отражая угасающий свет дня. Зная, что все зависит от одного выстрела, Алекс тщательно прицелился. Однако прежде чем он нажал на курок, тигр прыгнул. Глядя на этот жалкий, слабый прыжок, Кингстон понял, в чем дело: у зверя была повреждена левая задняя лапа, не выдерживавшая его вес и не дававшая опоры для прыжка. Царапнув когтями по стене, тигр беспомощно опрокинулся на спину.

Алекс не дышал. Медлить было нельзя, но он помнил мудрый совет, который дал ему некогда дядя, отец Хидерхана: «Будь спокоен, хорошо целься. Дождись, пока зверь повернется к тебе боком, и стреляй в самое сердце».

Алекс дождался, пока тигр встанет к нему боком, и медленно спустил курок. От выстрела у него заложило уши. Тигр подлетел в воздух и ударился о стену. Эмма, все это время молчавшая, издала истошный крик. Издалека раздалось блеяние испуганного козленка.

Все произошло за считанные секунды. Тигр дернулся и замер. Эмма рыдала навзрыд, прижимая ко рту ладонь. Алекса она не видела: взгляд ее расширенных глаз был прикован к тигру, выражение лица свидетельствовало, что она не верит в счастливое избавление.

– Эмма! – Алекс вышел из темноты и медленно приблизился к поверженному тигру. – Все кончилось. Он мертв. Вы можете спускаться.

Она всхлипнула и опять зажала рукой рот, изумленно переводя взгляд с тигра на Алекса.

– Как же я спущусь?

– А как вы туда залезли? Она покачала головой:

– Понятия не имею, честное слово!

– Сядьте, – посоветовал он. – Сядьте на край и прыгайте. Я вас поймаю.

Она послушалась, как испуганный ребенок. Он, бросив ружье, поймал ее в свои объятия. Прижавшись к его груди, она опять разрыдалась.

– Сикандер! Я так перепугалась!

Она не заметила, что назвала его Сикандером. Зато он заметил. Ее плач пронзил ему сердце, как заточенная стрела. Он прижал ее к себе, слушая, как колотится ее сердце.

– Все хорошо, успокойтесь! Вы в безопасности. Тигр мертв. Бедняга! Его, наверное, ранил какой-то горе-охотник, а потом дал уйти. Вот он и превратился в людоеда, чтобы не сдохнуть с голоду.

Но она не слышала его, продолжая всхлипывать:

– Как я могла совершить такую глупость? Почему это постоянно происходит со мной?

– Постоянно? Сколько же раз вам уже доводилось дразнить хромых тигров, сидя на разрушенной стене?

– Объясните, Сикандер, почему я всегда веду себя не так, как все? Если кто-то говорит «нет», я должна обязательно сказать «да». И наоборот. Меня так и тянет противоречить, поступать наперекор, спорить, бунтовать… – Прижимаясь лицом к его шее, она бурно рыдала.

– Эмма, Эмма… – Видя, что она не собирается успокаиваться, он стал гладить ее по спине, пытаясь утешить, но ее слова запали ему в душу, найдя отклик. Как они похожи! В нем тоже силен был дух противоречия, он тоже не умещался в прокрустовом ложе общеизвестных истин. Он понимал ее боль и обиду и был таким же неприкаянным, как и она.

Бунт Эммы заключался в том, что она забиралась одна в джунгли или кидалась в реку, когда здравый смысл подсказывал этого не делать. Он тоже бунтовал, но по-своему. Отважная, прекрасная, глупая Эмма! Она создана для него, это та самая женщина, которую он всю жизнь искал. И в то же время она была способна принести ему горе, разрушить мир, который он так старательно для себя возводил. Он боялся ее, боялся даже сильнее, чем тигра-людоеда.

– Сикандер! Саиб! – На опушке появился размахивающий ружьем Сакарам. За ним бежали несколько человек; несчастный козленок был теперь привязан к шесту, с которого свисал вниз головой. – Мы слышали выстрел. Вы целы? Какой огромный тигр! Добыть такого не постыдился бы вице-король или махараджа.

Продолжая обнимать одной рукой Эмму, Алекс склонился вместе с Сакарамом над застреленным зверем.

– Ты, мой друг, как всегда, опоздал и пропустил момент моего торжества. По-моему, ты делаешь это нарочно: помнится, когда я охотился на тигра в прошлый раз, ты тоже появился только после того, как он испустил дух.

– Я торопился, как мог. Видите, никак не отдышусь после бега. А как мэм-саиб? Не пострадала?

Эмма прятала лицо у Алекса на груди и не проявляла желания рассматривать тигра. Алекс чувствовал, что она до сих пор дрожит.

– Вы пришли в себя, Эмма?

– Она подняла голову. Ее лицо было залеплено грязью и залито слезами, волосы – в полном беспорядке. Она шмыгнула носом.

– Пришла. Сама я не пострадала, но моя гордость… Простите мне мою истерику. Меня следовало бы выпороть, а не утешать.

– Всему свое время. Сначала плечо, на котором можно выплакаться, потом – порка.

Она жалобно улыбнулась:

– А где Моргана? Вы ее видели?

– Надеюсь, она благополучно прискакала в лагерь и теперь рассказывает остальным лошадям, какой ужас пережила.

– Ее поймал один из слуг, саиб, – важно сообщил Сакарам. – Она не пострадала.

– Слава Богу! – Эмма облегченно перевела дух. – И как я умудрилась рискнуть такой славной лошадью?

– Все! – погрозил пальцем Алекс. – Будет вам казниться. Предоставьте это мне: обещаю быть умелым палачом.

Он добился от нее еще одной неуверенной улыбки.

– Как вы поступите с убитым тигром? – Она опасливо покосилась на полосатую тушу.

– Сделаю из шкуры ковер для вашей комнаты в Парадайз-Вью, – ответил Алекс.

Эмма содрогнулась.

– Прошу вас, не надо! Не хочу больше видеть тигров – ни мертвых, ни живых!

– Тогда я положу шкуру у себя или в комнате сына. То-то он обрадуется! Пойдемте, Эмма. Пора возвращаться в лагерь.

Она кивнула:

– Не возражаю. Я хочу поскорее осмотреть Моргану и убедиться, что она отделалась легким испугом.

Как только зажглись факелы, Эмма издала крик возмущения:

– Почему этот бедный козленок связан? Как он блеет! Можно подумать, что ему вот-вот придет конец!

– Его конец действительно был очень близок, – сказал Алекс. – Это же приманка. Мы собирались привязать его здесь, чтобы ваш тигр нашел его.

– Но…

– Да, он бы его съел. Как видите, ваш глупый поступок спас ему жизнь. Глупость может иметь и хорошие последствия.

Глаза Эммы горели, как звезды, на залепленном грязью лице.

– В таком случае я рада, что так поступила. Какая жестокость – привязать ни в чем не повинного козленка в глухой чаще, чтобы он испуганно блеял, пока на него не набросится это чудовище! У козленка тоже есть чувства, как у нас. Вы обрекали его на страдание. Он и сейчас страдает.

– Развяжите и отпустите! – распорядился Алекс. Хорошо, что Эмме не приходилось наблюдать любимое развлечение многих молодых индийских правителей, сохранившееся с давних времен. Козленка подвешивали за задние ноги к перекладине, и юный всадник, пустив коня галопом, пытался разрубить его надвое одним ударом сабли. Чтобы научиться делать это безупречно, Алекс обрек на мучительную смерть не одного козленка! Его не раз мутило от кровавого зрелища.

Избавленный от пут козленок немного постоял на нетвердых ногах, а потом кинулся в джунгли, где на него точил уже зубы новый хищник. К счастью, Эмме не придется уже наблюдать его кончину.

– Возвращаемся в лагерь! – крикнул Алекс на урду. – Но сначала снимите с тигра шкуру.

Взяв Эмму за руку, он повел ее назад по каменной дорожке.

В эту ночь Эмме приснился сон: ее преследовал тигр – хищный зверь, как две капли воды похожий на того, от которого она чудом спаслась. Эмма забралась на полуразрушенную стену, а тигр стал прыгать, каждый раз подбираясь ближе к цели. Его прыжки становились все выше, рычание все громче.

Видя перед собой его огромные челюсти, она блеяла, как тот обреченный козленок. В тигриных глазах и мерзком дыхании читалась ее близящаяся погибель. Эмма проснулась вся в поту; ночная рубашка промокла, вся она тряслась от страха. Неужели теперь ей не придется спать спокойно? Она не сомневалась, что этот сон будет ей сниться снова и снова, как наказание за глупейший поступок.

На следующий день тигриная шкура заняла место на спине у игривой лошадки вместе с сумкой Эммы, и путешествие продолжилось. Они углубились в полные влажных испарений джунгли, дикая красота которых почти заставила Эмму забыть о недавнем страхе. Она думала, что после случившегося возненавидит джунгли как место, кишащее тиграми и пантерами, но вместо этого все получилось, как всегда у нее, наоборот: она полюбила их, хотя, конечно, не желала повторных встреч с их опасными обитателями.

В джунглях она чувствовала себя маленькой и незначительной перед роскошью и многообразием их растительного мира. Казалось, природа, создавая джунгли, сошла с ума: все здесь было в большей степени, чем в обычном мире. Деревья и цветы были крупнее, климат жарче, воздух влажнее, насекомые несноснее. Бревна часто оказывались толстыми питонами, бабочки соревновались размерами с попугаями, а попугаи бросали красотой своего оперения вызов фазанам. Здесь трудно было сохранить спокойствие, зато душа пела от сознания окружающей красоты. Кингстон, то есть Сикандер, как она теперь часто его называла, радовался ее открытиям и удовольствию, которые они ей доставляют.

Там, где только было возможно, они пускали коней галопом, даже если тропу нельзя было назвать тропой. Припадая к шее Морганы, Эмма заставляла кобылу брать препятствия, какие любой разумный всадник объехал бы или осмотрел сначала. Однако разум в таких случаях оставлял ее – как, впрочем, и Сикандера. Казалось, их укусила одна и та же муха, заразив общей болезнью. Оба пьянели от красоты джунглей. Если бы не влажная духота, выматывающая силы уже к полудню, они бы не покидали седла весь световой день.

Передвижение было возможным только с рассвета до полудня, после чего назначался привал, во время которого люди отдыхали, а лошади щипали листья. В час вечернего чая – хотя самого чая не было и в помине – они снова садились на коней и устремлялись дальше, штурмуя водные преграды и крутые заросшие склоны, объезжая деревни и плантации кокосовых пальм, манго и индиго и стараясь проехать как можно больше до наступления темноты.

Эмма перестала интересоваться, чем ее кормят, после того как однажды застала Сакарама за снятием кожи с неизвестной ей рептилии. Сикандер, Сакарам и некоторые из слуг по очереди охотились на любую подворачивающуюся дичь. Когда дичи не было, приходилось обходиться без нее. В котле всегда что-то варилось, причем Сакараму и его помощнику неизменно удавалось делать блюда вкусными, хотя кое-что сам он и некоторые носильщики есть отказывались, ссылаясь на религиозные запреты.

Через неделю после происшествия с тигром они форсировали вплавь широкую реку. Закрыв от страха глаза, Эмма вцепилась в гриву Морганы, надеясь, что крокодилы, принимающие солнечные ванны на речном берегу, только что поели и не польстятся на конину и человечину.

Когда они благополучно выбрались из реки, день уже был на исходе. Алекс выбрал для лагеря покрытую травой опушку неподалеку от реки, под огромным баньяном, древним и развесистым. За считанные минуты были натянуты палатки и разведены костры, после чего все принялись менять мокрую одежду на сухую.

На беду, промокло почти все, что они везли с собой: вода проникла во все щелки, пропитав даже самые тугие узлы. Эмма обнаружила, что у нее не осталось ни одной сухой вещи. Намок даже ее бесценный красный ковер.

Отжав волосы, Эмма причесалась, после чего занялась своим водонепроницаемым чехлом с бесценной бумагой. Разрезав швы, она извлекла бумагу на свет. Несмотря на влажность, текст не пострадал. Она разгладила бумагу, положила ее просушиться на медный поднос и села ужинать.

Сакарам, подававший еду, что-то шепнул Алексу на ухо. Эмма насторожилась, заподозрив неладное.

– Что случилось? – спросила она, как только слуга отвернулся.

– Ничего особенного. Не беспокойтесь, вам нечего бояться.

Эмма не поверила – она чувствовала, что Кингстон скрывает от нее какую-то неприятность. Несколько паттах-валлах ползали на коленях по траве, словно чего-то искали.

– Пожалуйста, скажите, что происходит! Если нам угрожает опасность, я хочу об этом знать.

Алекс отставил тарелку и некоторое время молча смотрел на Эмму.

– Хорошо, скажу. В этом месте пересекаются тигровые следы. Они выглядят свежими. Один из наших людей нашел свежий след под деревом, где мы разбили палатки.

– Вы хотите сказать, что наш лагерь находится…

– В облюбованном тиграми месте. Я так торопился переодеть штаны, что ничего не заметил. Беру всю вину на себя. Судя по следам, сюда наведываются несколько зверей: и взрослые, и молодняк. Возможно, это самка с детенышами, возможно, самец и самка.

Эмма тоже отставила тарелку.

– Что же делать? Ведь скоро стемнеет.

– Будем всю ночь поддерживать огонь в нескольких кострах. Заодно высушим одежду и постели. Видите? Сакарам уже развешивает мокрую одежду.

В этот момент Сакарам как раз перебрасывал через сук дерева ее красный ковер.

– Костры отпугнут тигров?

– Тигров, леопардов, пантер – всех сразу. По этим следам не разберешь, к кому мы пожаловали в гости. Думаю, это дерево приглянулось им своими низкими ветвями: на него легко забираться и незаметно наблюдать за животными, приходящими сюда на водопой. Наверное, они лежат здесь, болтают хвостами и гадают, что у них будет на ужин.

Эмма поежилась.

– Лучше бы устроить стоянку в другом месте. Раз тиграм так полюбилось это дерево, пускай забирают его себе, черт с ними!

Алекс приподнял одну бровь:

– Вот уж не думал, что леди позволяют себе чертыхаться!

– Леди себе этого не позволяют. Но бывают ситуации, когда ничего другого на ум не приходит.

Эмма опять взяла тарелку, но аппетит уже пропал. Она ковырялась в еде, поглядывая на носильщика, вылезшего из ее палатки с ворохом мокрой одежды. Когда он принялся развешивать у всех на виду ее нижнее белье, она не выдержала и вскочила:

– Что он делает?! Пусть немедленно унесет все это обратно в палатку!

Алекс покатился со смеху.

– Оставьте его в покое, Эмма! Он выполняет свою работу.

– Но неужели ему не приходит в голову, что эти вещи нельзя развешивать на дереве, как флаги!

Алекс жестом предложил ей сесть.

– Эмма, поймете ли вы когда-нибудь, что здесь Индия, а не Англия? Ваше белье должно высохнуть, иначе оно сгниет. Шумаир почитает своим священным долгом охранять ваши вещи, не щадя своей жизни!

– Шумаир? Его так зовут?

Алекс кивнул:

– Очень надежный человек. Недаром Сакарам поручил именно ему присматривать за вашим имуществом.

– Еще бы ему быть ненадежным! – Эмма села и вспомнила о своем документе, разложенном для просушки, а также о драгоценностях, оставшихся в чехле. – Если у меня что-то пропадет, я буду знать, кого винить.

– Совершенно верно. Только Шумаир никогда ничего у вас не украдет. Он может так выбить вашу одежду, что от нее ничего не останется, но украсть – ни за что!

Эмма поморщилась, когда увидела, что индиец занимается именно этим: колотит изо всех сил по тонкой нижней юбке толстым прутом.

– И я должна сидеть и любоваться на это варварство?

– Придется. Иначе вы навлечете на него позор и бесчестье. Он гордится собой, и неспроста: его выбрали из нескольких сотен людей на роль моего личного паттах-валлах.

– В таком случае я обязана пожертвовать чувством собственного достоинства, чтобы не обидеть его. – Эмма со вздохом отвернулась от выставки своей одежды, длинной вереницей развешанной по кустам.

– Успокойтесь. Не тревожьтесь из-за всяких пустяков, когда есть куда более серьезные поводы для тревоги.

– Вы имеете в виду тигров? – боязливо произнесла Эмма.

– Из-за них вам тоже не стоит тревожиться. Я велю Сакараму поставить этой ночью мою палатку рядом с вашей и буду с ружьем в руках охранять ваш сон. Если я услышу, что по лагерю крадется тигр, то накажу его еще до того, как он успеет вами полакомиться!

– Благодарю вас. – Его соседство на самом деле действовало на нее успокаивающе.

Поужинав, они разошлись по Палаткам. Рядом с подносом с высохшим документом Эмма нашла, как водится, все необходимое: кувшин с водой и таз для умывания. Уже искупавшись в реке, она решила оставить воду на утро. Предстояла душная ночь; поутру она с удовольствием оботрется губкой.

Последнее, что она сделала, прежде чем улечься на соломенный тюфяк под влажной противомоскитной сеткой, – проверила сохранность драгоценностей в чехле. Все было на месте. Она улеглась, успокоившись. До Сикандера было в буквальном смысле рукой подать, а это значило, что ночью ей ничто не угрожает. Она задула лампу, и горевший снаружи костер озарил одну из стен ее палатки оранжевым заревом. Это тоже создавало уют; она заползла под сетку и с усталым вздохом вытянулась на тюфяке.

…В следующее мгновение она уже стояла на полуразрушенной стене, с ужасом глядя на расхаживающего внизу тигра. Время от времени он останавливался и кидался на стену, но всякий раз падал с диким ревом. Этот безумный рев и разбудил Эмму. Распахнув глаза, она уставилась в кромешную тьму. Оранжевое зарево на брезентовой стенке погасло; рев, испугавший ее во сне, не прекратился. Теперь он не казался таким оглушительным, зато звучал весьма настойчиво. Где-то неподалеку вели ночную «беседу» два полосатых хищника.

Спать под такой аккомпанемент было невозможно. От тигриных рулад у Эммы побежали по коже мурашки. Ее бросило сначала в жар, потом в холод. Что случилось с кострами, которым полагалось держать тигров на расстоянии? Неужели все спят? Что, если тигры подойдут еще ближе?

Эмма в ужасе села. Она больше не могла оставаться одна в хлипкой палатке, слушая вой хищников: вдруг они обсуждают, как половчее забраться в лагерь и растерзать его обитателей всех до одного? Придется разбудить Сикандера! Его близость успокоит ее. Как только она услышит его голос, его смех, увидит добродушную насмешку в его глазах, сразу устыдится своего страха!

Эмма сползла с тюфяка и, с трудом распутав сетку, выбралась из палатки. Костры еще не окончательно потухли, но нуждались в дополнительном хворосте. Однако за ними никто не следил. Видимо, все действительно уснули. В слабом свете она отыскала вход в палатку Сикандера.

Только в самый последний момент Эмма сообразила, что не одета: ее наготу прикрывала одна ночная рубашка, ноги были босы. Распущенные волосы щекотали мокрую шею. Вид был не самый подходящий для позднего визита.

Задержавшись в узком проходе между двумя палатками, Эмма колебалась. Может, вернуться? Или самой подбросить дров в огонь? Привести себя в приличный вид? Или поднять крик, всех перебудить и осведомиться, почему никто не несет караул и не поддерживает огонь?

Угрожающее рычание, раздавшееся из тьмы, заставило ее перейти к действиям: она шмыгнула в палатку к Кингстону. Тот немедленно сел на тюфяке, словно тоже не спал, а прислушивался.

– Кто здесь? – хрипло спросил он. – Назови себя, иначе получишь пулю в живот! Не люблю неожиданные ночные вторжения!

– Это я, Эмма. – Она напрягала зрение, стараясь разглядеть его в темноте.

– Эмма? – Голос сразу утратил враждебность. – Что случилось? Почему вы здесь?

– Я… Мне приснился кошмар, – поспешно призналась Эмма. – А тут костры погасли, тигры перекликаются…

– Идите сюда. – Тон его был нежен и обольстителен. – Да не робейте вы! Тут вам ничто не угрожает. Просто если не залезете под сетку, комары подхватят вас и унесут.

– Нет, что вы! Я только хотела предупредить об опасности. Все, ухожу к себе в палатку.

– Подождите, дайте зажечь лампу.

Эмма задержалась. Ей очень хотелось остаться. В этом и заключалась главная трудность: слишком уж ей этого хотелось!

– Не надо лампы. Я уже ухожу. Спокойной ночи, мистер Кингстон.

– Все-таки мне больше нравится, когда вы называете меня Сикандером. – Его низкий говорок был соблазнителен, как поцелуй.

– Хорошо. Спокойной ночи, Сикандер.

– Да подождите вы, Эмма! Черт! Дайте хоть натянуть штаны! Я вас провожу.

– Нет, не надо. Это совсем не обязательно, правда… – На нем нет штанов… Что же тогда на нем надето?!

Эмма попятилась из его палатки. Бегство было отчаянным: она так стремилась подавить свои запретные желания, что забыла даже про тигров. Она поспешно вернулась к себе, заползла под сетку и с бьющимся сердцем вытянулась на тюфяке.

Вскоре палатка снова осветилась оранжевым заревом костров. Мгновение – и перед ней выросла рослая фигура. Это был Сикандер – голый по пояс, всклокоченный, но все равно настолько красивый сильной мужской красотой, что у Эммы перехватило дыхание.

– Я пришел с вами, посидеть, – тихо сказал он. – Подожду, пока вы уснете. Быть может, в моем присутствии вас не будут мучить кошмары. Я слышал, как вы кричали во сне.

– Кричала? – Она готова была провалиться сквозь землю: ведь он стал свидетелем ее слабости! Ей хотелось быть сильной, она всегда старалась быть сильной, но страх лишил ее уверенности в себе.

Он опустился перед ней на колени.

– Да, кричали: «Нет, нет, уйди!» Потом я услышал ваш плач… Позвольте мне немного с вами побыть, пока вы не уснете.

– Но… я больше не слышу тигров. Наверное, они ушли?

– Возможно. В любом случае я разжег огонь, и это заставит их поостеречься. Но вам снова может присниться кошмар!

Он приподнял сетку и улегся рядом с ней на тюфяк. Эмма открыла было рот, но так ничего и не сказала. Она сама не знала, действительно ли лишилась дара речи или инстинкты полностью парализовали ее волю. Сикандер повернулся на бок и обнял ее. Его рука оказалась там, где билось ее исстрадавшееся сердце.

Это прикосновение и возбуждало, и успокаивало ее. Душная ночь была полна невидимых опасностей, и Эмма так мечтала, чтобы ее обняли, приласкали, утешили, успокоили. Она блаженно прикрыла глаза, чувствуя, как Сикандер стал медленно ласкать ее упругую белоснежную грудь.