Текст книги "В поисках любви"
Автор книги: Кэтрин Кинкэйд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Глава 23
Прежде чем ответить, Эмма набрала в легкие побольше воздуху. Потом в Сикандера ударил гейзер гнева.
– Мне необходимо кое-что сообщить! Судя по тому, что я услышала, это заинтересует не только вас, но и ваших гостей.
Подхватив свою бесценную ношу, она прошла мимо него в приемную. Там собрались несколько мужчин. Ее внимание привлекли двое. Один был юношей в роскошных одеяниях – алой тунике с золотым шитьем, круглой шапке, белых шароварах, увешанный золотыми цепями, с саблей, инкрустированной драгоценными камнями, в золоченых туфлях; в сущности, это был еще подросток, но его вид не оставлял сомнений, что он принадлежит к высшей туземной знати. В глаза немедленно бросалась его безнадежная избалованность.
Второй же оказался не кем иным, как Персивалем Гриффином. Увидев Эмму, он вскочил:
– Мисс Уайтфилд! Что вы делаете здесь, в дебрях Центральной Индии? Я думал, вы в Дарджилинге…
– Мисс Уайтфилд – няня моих детей, – перебил его Сикандер. – Мы познакомились в поезде, и я уговорил ее занять это место, чтобы научить моих неуправляемых детей хорошим манерам.
«Как ловко он лжет! – подумала Эмма. – Сразу видно, что у него богатый опыт по части лицемерия!»
– Какой сюрприз – встретиться с вами вновь, мистер Гриффин! Насколько я понимаю, вы прибыли сюда уже в качестве главного земельного администратора по Центральной Индии. Очень рада, что этот пост заняли именно вы. – Эмма выдавила улыбку и, повернувшись к набобзаде, присела в реверансе. – Ваше высочество! Я счастлива наконец с вами познакомиться! Прошу простить мне мой вид, но я разбирала мусор в одном старом бунгало неподалеку…
– Что же вы там нашли? – Синие глаза Сикандера вспыхнули.
Эмма повернула доску и указала на выцветшие зеленые буквы. Стараясь унять дрожь в голосе, она провозгласила:
– Уайлдвуд, мистер Кингстон!
Его реакция подтвердила ее худшие подозрения: он побледнел и опустил глаза. Однако в следующий момент он уже взял себя в руки.
– Вы нашли Уайлдвуд? Что-то не верится.
– Уайлдвуд? – переспросил Гриффин. – Не так ли называлась плантация, завещанная вам вашей матерью?
– Поразительно, что вы запомнили, мистер Гриффин! Именно так она и называлась. Как меня ни уверяли, что это совершенно невозможно, я все же нашла свое наследство, а именно кишащее змеями бунгало и примерно восемьсот акров девственных джунглей.
Она внимательно посмотрела на Сикандера, но тот ничем не выдал своего волнения. Улыбнувшись с самым невинным видом, он дотронулся до ее руки:
– Очень за вас рад, Эмма. Искренне рад, где бы ни находились ваши земли.
Эмма увидела, что жест Сикандера, говоривший об их близости, не остался незамеченным: Гриффин вытаращил глаза и вспыхнул от возмущения. Но Эмма не придала этому никакого значения: ее интерес к этому человеку давно угас. В данный момент ее меньше всего заботила ее собственная репутация. Она вообще перестала ее заботить с того самого дня, когда она повстречалась с Сикандером.
– Вы рады за меня даже в том случае, если земля, которую вы все время именовали своей, на самом деле принадлежит мне? Вам все равно, что на ней расположено ваше поле для игры в поло, конюшни, павильон любви, сам ваш дом? Ваша радость остается искренней, мистер Кингстон?
В приемной наступила гробовая тишина.
– Разумеется, мне не все равно, мисс Уайтфилд. Но если вы надеетесь лишить меня владений, я очень сомневаюсь, что вас ждет успех. Разве вы забыли, что у вас больше нет документа на наследство? Он уничтожен.
Он сам его и уничтожил! На этот счет у нее уже не было никаких сомнений.
– Правда, он не имел бы силы, даже если бы вы его сохранили, – добавил Кингстон. – Вам это известно; мы с вами об этом неоднократно говорили.
– Вы кое-что упускаете из виду, мистер Кингстон. Вернее, вы просто об этом не осведомлены. – Эмма изобразила сладкую улыбку, призывая на помощь всю свою волю, чтобы скрыть боль разочарования. – О моем документе знает мистер Гриффин: я говорила с ним об этом в Калькутте. Не так ли, мистер Гриффин?
– Совершенно верно, мисс Уайтфилд. Это было на балу, где мы с вами познакомились. Самого документа я, правда, не видел, но…
Сикандер не отрывал глаз от лица Эммы.
– Вы не видели бумагу?
– Боюсь, что нет. Увы!
– Зато ее видели многие в Калькутте. Вернувшись туда, мистер Гриффин может обратиться к моей подруге Рози и ее супругу Уильяму. Документ видели они.
– Зачем же их расспрашивать, Эмма? Разве вы предъявляете права на мои земли? – Взгляд Сикандера прожигал ей душу. Только сейчас она сообразила, что у нее нет ответа на этот вопрос. Неужели она настолько в него влюблена, что готова простить ложь, увертки, стремление скрыть от нее правду? Но самое страшное, что он обманывал ее в постели, делая вид, что она ему желанна. Такое не прощают.
– Да, – твердо произнесла Эмма. – Предъявляю. – Она обернулась. – Мистер Гриффин… Персиваль! Я желаю вступить в права наследования. Извольте учитывать это наряду со всеми другими претензиями на владения мистера Кингстона. Признаться, я не имею ни малейшего понятия, как все это делается, но предоставляю вам право провести в моих интересах необходимое расследование. В ожидании его результатов я буду проживать в том самом бунгало – бывшем имении Уайлдвуд.
– Эмма, вы не сможете…
– Смогу! – Теперь она стояла лицом к лицу с Сикандером. – У вас нет на меня никаких прав. Я отказываюсь состоять няней при ваших детях. Не желаю больше иметь с вами никаких дел, так как вы сознательно пытались лишить меня принадлежащей мне собственности. Неужели вы не понимаете, что я воспользовалась вами всего лишь как средством, чтобы оказаться в Центральной Индии и приступить к поискам своих земель? Теперь, когда я их нашла, у меня нет более желания видеть вас. Скажите, мистер Гриффин, что произойдет в случае, если будет доказано, что владелица этих земель – я?
Гриффин смущенно моргал, поправляя жесткий белый воротничок. Он чувствовал себя неловко посреди поля брани.
– Если найдутся убедительные доказательства, что земли принадлежат вам, мистеру Кингстону придется либо выкупить их у вас, либо поселиться в другом месте.
– Так я и думала. Если я стану здесь хозяйкой, то не уступлю земли мистеру Кингстону, а буду сама продавать лес.
Уголком глаза Эмма заметила фигуру в белом, наклонившуюся к уху юного набобзады. Тот поднял руку, прерывая разговор:
– Не согласится ли мэм-саиб продать землю мне в случае, если она станет ее собственностью?
Вопрос застал Эмму врасплох.
– Не знаю… Вряд ли.
Молодой владыка не смог скрыть своей алчности:
– Продадите вы ее мне или нет, вам придется делиться со мной доходами. Как набобзада Бхопала я имею полное право потребовать от вас этого!
– Решать это будет мистер Гриффин, а не вы, – заявила Эмма.
– Господи, у меня, как я погляжу, прибавилось работы! – воскликнул Гриффин. – Но разве вы хотите остаться в этой глуши, Эмма? Почему бы вам не возвратиться в Калькутту? В ближайшее время мы с набобзадой вернемся в Бхопал, где я начну расследование. Оттуда я мог бы отправить вас в Калькутту. Если хотите, можем возвратиться туда вместе. Возможно, у меня будут там дела.
– Нет, – ответила Эмма. – Я не уеду отсюда, пока все не выяснится. Я перееду в бунгало и буду ждать там результатов вашей работы. Во всех случаях вам придется сообщить свое заключение мистеру Кингстону. Можете заодно уведомить и меня.
– Что за чушь! – вскричал Сикандер. – На мои владения никто не смеет поднять руку. Я живу и работаю здесь уже много лет. Вы крутитесь вокруг меня, как шакалы вокруг тигриной добычи… Эмма! Неужели вы хотите примкнуть к шакальей стае? Будете таскать для них каштаны из огня?
– Я всегда была с вами честна! – гневно крикнула Эмма. – Вы знали, зачем я сюда еду, но сознательно меня обманывали. Теперь вам придется за это поплатиться.
Гриффин откашлялся.
– Я новый человек на этом месте, мистер Кингстон, но и мне понятно, что законность претензий мисс Уайтфилд станет ясна только в результате расследования. В Калькутте я дал ей слово, что, став земельным администратором, постараюсь во всем разобраться. Теперь я обязан выполнить обещание. Вас же я прошу оставить мисс Уайтфилд в покое. Сдается мне, вы сильно ей досадили. Я был бы счастлив, если бы мне удалось уговорить ее уехать со мной. У нас с мисс Уайтфилд было взаимопонимание приватного свойства… Вернее, я думал – надеялся, – что таковое существует. Поэтому должен вам сообщить, что, увидев ее здесь, в Парадайз-Вью, да еще в столь сильном расстройстве, я был немало огорчен.
Сикандер едва не набросился на Гриффина с кулаками.
– Смею вас заверить, если эта леди расстроена, то виновата в этом только она сама!
– Прекратите меня обсуждать в моем же присутствии! – вмешалась Эмма. – Простите за откровенность, но ни с кем из присутствующих здесь меня более не связывает взаимопонимание приватного свойства. Все, что я собиралась сказать, я сказала, потому прошу меня не задерживать. Всего хорошего!
Еще раз присев перед набобзадой в реверансе, Эмма выбежала из приемной.
Поздним вечером Сикандер попытался нанести ей визит, однако Эмма не пустила его в свою комнату. Для верности она загородила дверь массивной полкой – самым тяжелым предметом в ее комнате, однако Сикандер, поднажав, все же приоткрыл дверь.
– Впусти меня, Эмма. Мне надо с тобой поговорить.
– Нам больше не о чем разговаривать. Завтра я переберусь в бунгало: Если ты посмеешь там появиться, я… Клянусь, я поставлю вокруг часовых и велю им не подпускать тебя близко.
– Я понимаю, что нечестно поступал с тобой, Эмма, и хочу покаяться. Ты мне действительно очень дорога. Я… – Он вздохнул и выпалил: – Я люблю тебя, Эмма! Не бросай меня! Давай не будем разлучаться из-за ерунды. Разве ты не понимаешь, что я защищал и почему? Я до сих пор не считаю твой документ действительным, сколько бы людей его ни видели. Уайлдвуд был лишь небольшой частью моих владений; расследование покажет, что я честно приобрел эту землю. Выслушай меня, Эмма! Я придумал хороший способ, как решить этот спор и все расставить по местам. Мы поженимся! Прежде я бы ни за что на это не пошел, но теперь нам нечего терять. Твоя репутация уже испорчена. Гриффин все о нас знает, он догадался…
– Я не пойду за тебя замуж! Как ты смеешь делать мне теперь предложение? Лучше оставь меня! Я больше не хочу с тобой говорить, не желаю даже видеть тебя! Ты слышишь? Я тебя ненавижу! Я не могу выйти замуж за такого подлого обманщика.
Эмма расплакалась, но рыдания не заглушили прозвучавший в коридоре голос Гриффина:
– Что вы тут делаете среди ночи, мистер Кингстон? Я требую ответа! Что вы задумали, сэр?
– Могу спросить вас о том же, Гриффин. Или вы забыли, что это мой дом? И не размахивайте пистолетом, а то, чего доброго, пристрелите кого-нибудь!
– Я собирался спать, но услышал шум. Если вы совершили какой-нибудь бесчестный поступок в отношении мисс Уайтфилд, то вы мне за это ответите, сэр. Отойдите от ее двери! Мисс Уайтфилд, вы целы?
– Со мной все в порядке, мистер Гриффин. Моя честь не пострадала. Мистер Кингстон хотел со мной поговорить. Разговор завершен. Нам с ним больше нечего друг другу сказать.
– Нет, Эмма, разговор еще не завершен!
– Уходите, Сикандер. И вы, Гриффин! Я не желаю ни с кем из вас говорить!
– Подождите, мисс Уайтфилд! – в смятении крикнул Гриффин. – Я только хотел вам сказать, что мое отношение к вам остается прежним. Помните мое предложение, которое я сделал вам в Калькутте? Что бы ни произошло, я по-прежнему буду счастлив и горд назвать вас своей женой.
– Прими его предложение, Эмма. Раз отвергаешь мое, прими его. Он от тебя без ума. А какой из него получится отменный муж! Он ведь белее лилии, настоящий представитель величественной метрополии. А сколько в нем чести, достоинства, добродетели! Уж он-то никогда тебя не обманет, никогда не сделает тебе больно, никогда не вгонит в краску. Это именно то, чего ты всегда хотела. Выходи за него, Эмма. Женитесь и будьте прокляты оба!
– Несите свой пистолет, сэр! Вы зашли слишком далеко. Решим дело раз и навсегда.
Услышав это, Эмма распахнула дверь., Посреди коридора стоял в ночной рубашке взъерошенный Гриффин; в одной руке у него был пистолет, в другой – лампа. На Сикандере был только расшитый халат, в котором он обычно приходил к ней ночью.
– Остановитесь! Что вы затеяли? Ступайте спать, не то разбудите детей. Еще минута – и они прибегут. Умоляю, вспомните о невинных созданиях! Вы хотите, чтобы они стали свидетелями еще одной сцены насилия?! Они и так видели больше, чем нужно.
– Ты вспомнила о детях, Эмма? – Сикандер устремил на нее взгляд, от которого у нее побежали по коже мурашки.
Впервые после того, как она нашла Уайлдвуд, Эмма подумала о Майкле и Виктории. Боже, как же она их оставит? Но назад пути не было. Как он жесток, что напоминает ей о них!
– У них есть ты, Сикандер. Если бы ты был хорошим отцом, им бы не понадобилась я. Легче всего переложить их воспитание на чужие плечи. Уделяй им больше времени, иначе, они вырастут неуверенными в себе, всегда нуждающимися в чужом благоволении, которого могут и не получить. Ты сам знаешь, как это больно, когда тебя отвергает отец. – Знала это и она сама… – Тем не менее ты тоже от них отворачиваешься, предоставляя их самим себе.
– Я от них не отворачиваюсь, тем более не отвергаю!
– Тогда зачем им няня? Ты и сам можешь читать им на ночь сказки и учить выживанию в этом непростом мире. Спокойной ночи, джентльмены!
На следующее утро Эмма переехала в бунгало. Ей было тяжело расставаться с детьми, но жить в одном доме с их отцом она больше не могла. Цепляясь за руки айи, Майкл и Виктория стояли на верхних ступеньках парадной лестницы, молча провожая ее глазами. По лицу Эммы текли слезы, но она оставалась непреклонна. Связи с Сикандером положен конец. Это была величайшая радость и величайшее горе в ее жизни. Она больше никого не полюбит: после него она не сможет смотреть на других мужчин. Но он оттолкнул ее и от себя. Если бы вместо лжи и предательства она встретила нежность и преданность, если бы он так же дорожил их любовью, как дорожила она… Тогда, возможно, все не кончилось бы так печально.
Но теперь было поздно об этом думать. Он уничтожил то хрупкое, то бесценное, что расцвело у нее в душе. За это она лишила его своего доверия, порвав с ним прежние отношения.
Превратить бунгало в место, пригодное для жилья, оказалось делом нелегким. Все свое время Эмма посвящала благоустройству усадьбы. Это отвлекало ее от горьких мыслей о Сикандере. Сакарам приносил ей еду, масляные лампы, привел слуг, привез мебель, материал для починки кровли и все прочее, в чем она нуждалась. За все это она расплачивалась жемчугом. Когда он предстал перед ней, держа под уздцы Моргану, и сказал, что она не обойдется без лошади, она покачала головой:
– Я не могу ее принять. К тому же она принадлежит Сайяджи Сингху.
– Уже нет: саиб купил ее вам. Это подарок. При ней конюх: он будет за ней ухаживать.
– Мне не нужны от вашего господина подарки. Пожалуйста, уведите ее.
– Она вам пригодится, мэм-саиб. Если вы слишком горды, чтобы принять ее в дар, так купите. Жемчуг, который вы мне уже дали, стоит больше, чем то, что вы получили взамен. Приплатите еще немного и считайте, что кобыла ваша.
Как ни велик был соблазн, но о том, чтобы принять что-либо от Сикандера, не могло быть и речи.
– Это мне не по карману. То, что у меня осталось, пойдет на превращение Уайлдвуда в доходную плантацию.
Сакарам фыркнул – весьма неблагозвучно для такого элегантного слуги.
– Мой господин прав: своим упрямством вы делаете хуже себе самой, мэм-саиб.
– Меня не интересует мнение вашего господина.
– Напрасно, мэм-саиб: он сильно из-за вас переживает и искренне сожалеет о боли, которую вам причинил. Он не спит по ночам, не ест, перестал играть в поло…
– Довольно! Он для того вас и прислал, чтобы вы его оправдывали?
– Нет, мэм-саиб. Я бы ни за что не говорил этих слов, если бы не страдал, видя его страдания. Я никогда не одобрял ваших отношений, однако понимаю теперь, что ему нужна особенная женщина. Из всех женщин, с которыми он когда-либо знался, вы более остальных отвечаете его требованиям. Если саиб и способен, отвернувшись от остального мира, создать здесь, в Парадайз-Вью, свой особый мир, то только в союзе с вами. Я больше в этом не сомневаюсь. Вам надо быть вместе.
Эмма не знала, лесть это или оскорбление. Сакарам буквально озвучивал ее прежние мысли. Одно она знала наверняка: ей не требуется подачек от Сикандера, даже таких лакомых, как Моргана. Впрочем, Сакарам был прав – упускать Моргану из рук неразумно.
– Подождите меня здесь, Сакарам. Я сейчас вернусь. Оставив его на веранде, она вошла в дом и взяла еще одну жемчужину, сократив и без того скудный запас. Не давая себе времени, чтобы пожалеть о содеянном, она вернулась к Сакараму и сунула ему жемчужину:
– Это за Моргану и за конюха. Скажите ему, чтобы отвел лошадь под навес.
Конюх по-прежнему стоял перед бунгало, держа Моргану за поводья. Поняв, что происходит, он просиял. Как видно, он опасался гнева Сикандера, который обрушился бы на него, вернись он восвояси.
Сакарам низко поклонился Эмме:
– Мудрое решение, мэм-саиб. Но плата чрезмерна.
– Не важно. Не хочу быть обязанной вашему господину. Сами заплатите конюху, если это необходимо, но жемчужину заберите. Или я не возьму лошадь.
– Как пожелаете, мэм-саиб. Считайте конюха вашим верным слугой. Я скажу ему, что вы и только вы – его «соль».
– Только учтите, Сакарам, что он мой слуга, а не раб.
Эмма проводила взглядом Моргану, которую слуга повел под навес, и вернулась к работе, чтобы успеть завершить ее до наступления жаркого полдня. В бунгало было гораздо жарче, чем в Парадайз-Вью, где толстые стены и мраморные полы удерживали прохладу. Наступили невыносимо знойные дни. Розы и другие цветы вокруг бунгало завяли, не выдержав пекла, сами джунгли и то выглядели иссушенными. Душные ночи казались нескончаемыми.
В светлое время суток Эмма сражалась с плотоядными муравьями, змеями, пытавшимися заползти обратно в дом, и со слугами, притворявшимися, будто не понимают, чего от них хотят, и нередко поступавшими по собственному усмотрению. Но ночами ее подстерегала иная опасность: она тосковала по Сикандеру, вспоминая его ласки. Какое блаженство испытала она в его объятиях! Сколько нежности и любви дарил он ей! К тому же она успела привязаться к детям, и теперь ей их очень не хватало. Увидит ли она их когда-нибудь еще?
Утешением ей служила дикая красота ее земли. Даже сейчас, увядшие от безжалостного солнца, джунгли сохраняли свою прелесть. Эмма уже ловила себя на глубоком чувстве собственности, что помогало ей лучше понять, если не простить Сикандера. У нее не было желания выгонять его из дому, но и продавать ему свое достояние ей вовсе не хотелось. Брак как решение проблемы был неприемлем.
Делая ей предложение, он преследовал единственную цель: защитить свое имущество. Его любовным клятвам она не верила, не могла верить. Они вырвались у него от отчаяния. Испугавшись, как бы не лишиться всего, он решил пойти на крайность – жениться на англичанке. Никаких решений принято не было, они даже ничего не обсуждали – ни как будут жить, ни каким традициям отдадут предпочтение, ни с кем станут водить дружбу (если, конечно, им еще нашлось бы, из кого выбирать), ни сохранит ли он в своем доме зенану и станет ли содержать любовниц, как это принято у индусов.
Перечислив мысленно все нерешенные проблемы, Эмма содрогнулась. Нет, о браке нечего и мечтать. Она отказывалась строить свою жизнь на зыбком фундаменте расчета и выгоды, тем более необходимости. Ее мать однажды уже совершила подобную ошибку, и какой болью это обернулось для ее дочери!
В представлении Эммы брак был воплощением истинной преданности, верности, страсти, дружбы, привязанности. Одного вожделения было явно недостаточно, но рассчитывать добиться от Сикандера еще чего-то было бы наивно. Он был просто неспособен дать ей больше.
Единственным решением земельной проблемы стало бы для Сикандера приобретение у нее той части ее владений, на которой располагались все его постройки и поле для поло. На продажу этой части она бы пошла, но в этом случае Сикандер оказался бы в окружении ее земель. До оглашения результатов расследования она не могла с уверенностью очертить границы своих владений, однако логично было предположить, что бунгало стоит в центре территории в восемьсот акров.
Тревожиться из-за этого не было смысла до тех пор, пока она не узнает, что ее права подтверждены. Если ей откажут, то она предложит Сикандеру свой рубин в качестве платы за бунгало и примерно двух сотен акров. Если он откажется от такой сделки, ей останется только с позором возвратиться в Калькутту. Ее репутация там теперь всецело зависела от Гриффина.
День проходил за днем. Но однажды спокойное течение будней было нарушено вспыхнувшим в помещениях для слуг пожаром. Эмму разбудили отчаянные крики и оглушительный стук в дверь. Откинув сетку, она как была, в ночной рубашке и босиком, выскочила во двор. Там ее встретили домашние слуги и мажордом Шумаир, недавно получивший этот пост по рекомендации Сакарама.
– Пожар, мэм-саиб! – крикнул Шумаир и присоединился к остальным, пытавшимся усмирить пламя.
На тушение пожара ушло больше часа. Его причины остались невыясненными. Каким-то образом загорелась разноцветная материя, подвешенная под потолком, чтобы на головы обитателей дома не падали насекомые и ящерицы. Эмма полагала, что это могло произойти только от умышленного поджога, и даже подозревала, кто именно мог выступить в роли поджигателя.
Во всей Индии существовал один-единственный человек, которому было бы выгодно сжечь Уайлдвуд дотла. Одному-единственному человеку на свете хватило бы дерзости так с ней поступить…
Эмма приказала оседлать Моргану. Она решила отправиться в Парадайз-Вью и предупредить его хозяина, что такими методами ее не запугать. К счастью, при пожаре никто не пострадал, а ущерб оказался невелик. Она не ожидала, что Кингстон опустится до поджога, зато теперь она будет осторожнее: выставит ночной караул и научит слуг, как действовать в случае непрошеных гостей. Но первым делом она выскажет Сикандеру все, что о нем думает, а потом отправит Персивалю Гриффину весточку, чтобы он знал, на кого возложить вину, если с ней случится беда.
Алекс находился в детской, где учил Майкла и Викторию сложению: они прибавляли к четырем деревянным волчкам три медных, чтобы получилось семь. Признав справедливость обвинений Эммы в том, что он мало времени проводит с детьми, Алекс взял за правило устраивать им двухчасовые уроки по утрам и по вечерам. Занятия так его увлекали, что он не терпел, когда его беспокоили в это время.
– Кто там? – недовольно спросил он, не вставая с пола, где сидел вместе с детьми перед коллекцией волчков.
– Мэм-саиб. У нее какие-то неприятности, саиб. Теперь Алекс вскочил.
– Что-то случилось?
– Да, случилось, – сказала Эмма, появляясь из-за спины Сакарама.
Одного взгляда на ее раскрасневшееся лицо было достаточно, чтобы понять: стряслась нешуточная беда. В следующую секунду на него волной нахлынули желание, радость, чувство облегчения. Как же он по ней истосковался! Даже в своей обычной невзрачной одежде и с невообразимой прической она казалась ему ослепительной красавицей. Бессонными ночами он воскрешал в памяти ее лицо, фигуру, улыбку, вспоминал в подробностях их близость, все до одного их разговоры… Теперь он сожалел о своих поступках, ставших причиной ее обид и разочарований.
Он в три прыжка пересек комнату.
– Что произошло, Эмма?
Она неуверенно покосилась на детей:
– Я не решаюсь об этом говорить при детях!
Виктория кинулась к Эмме, путаясь в длинном платье; она еще не успела привыкнуть к английской одежде.
– Мисс Уайтфилд! Папа учит нас арифметике. Еще он читает нам перед сном книжки. Но мне все равно жаль, что вы больше с нами не живете. Я по вам соскучилась!
Девочка обхватила Эмму за колени, и Алекс с удовольствием увидел появившееся на лице Эммы выражение нежности. В отличие от него она никогда не умела скрывать свои чувства.
– Майкл, ступай с сестрой вниз. Найдите Сакарама и передайте ему, что мы хотим чаю. Пусть накроет в столовой. Мы с мисс Уайтфилд скоро спустимся.
– Да, папа. Пойдем, Виктория. – Майкл взял сестру за руку. Проходя мимо Эммы, он не сдержался и тоже ее обнял.
– Мисс Уайтфилд! Пожалуйста, скажите папе, что мы и без касторки вырастем здоровыми! После вашего ухода айя опять стала нам ее давать…
– Я… Мы… Ты должен поступать, как тебе говорит папа, Майкл. Я больше не ваша няня.
Майкл сжал руку сестры, и они молча вышли из комнаты. Как только дети скрылись, Эмма устремила на Алекса негодующий взгляд.
– Этой ночью кто-то попытался спалить Уайлдвуд! Пожар не мог возникнуть случайно. Женщины ночуют в доме, вместе со мной, а мужчины – отдельно. Проснувшись, они увидели, что ткань под потолком объята пламенем. Ткань была новая, как и крыша; не иначе кто-то специально устроил пожар.
– Ты обвиняешь меня? – Алекс не верил собственным ушам. Неужели она считает, что он способен на подобную низость? Выражение ее лица подтверждало, что это именно так.
– Ради всего святого, Эмма, поверь мне: я бы никогда не причинил тебе вреда, пытаясь таким образом прогнать. Я так рад снова тебя видеть, что…
– Не лги мне! Хватит с меня твоей лжи. Если это не твоих рук дело, то чьих же?
Алекс уже знал, кого можно винить в происшедшем, но не хотел раньше времени делиться своими соображениями с Эммой. Не иначе за поджогом стоит Хидерхан, а то и набобзада. Оба способны на любую подлость. Скоро он разберется, кто это сделал: Эмма вот-вот получит предложение продать Уайлдвуд. Тот и другой отдали бы правую руку, лишь бы заполучить восемьсот акров в самом сердце его владений, тем более с учетом того, что именно на этих акрах располагались все его постройки. – Пойми, Эмма, тот, кто стоит за поджогом, метит не в тебя, а в меня. Ты всего лишь подвернулась ему под руку. Виновным может оказаться любой из тех, кто знает ход последних событий. Видимо, мистер Гриффин и набобзада не делают из него тайны. Подожди немного. Скоро тебе предложат продать землю. Посмотрим, от кого будет исходить предложение.
– Значит, ты полностью отказываешься брать вину на себя?
– Разумеется! Эмма… – Он потянулся к ней, но она в страхе отпрянула.
– У тебя есть оружие? Продай мне пистолет или ружье. Иначе я пошлю человека в Бхопал, а то и в Гвалияр.
– Я дам тебе оружие.
– Нет, продай.
– Не смеши меня, Эмма. Лучше вернись в Парадайз-Вью. Здесь я обеспечу тебе охрану. Тебе опасно оставаться там одной.
– Я не одна. При мне мои слуги. И не подумаю возвращаться!
– Кого ты боишься, Эмма? Меня? Или саму себя? – Он подвинулся ближе, заставив ее забиться в угол. – Боишься, наверное, что, вернувшись, не устоишь перед соблазном снова спать со мной? Неужели ты будешь отрицать, что я тебе небезразличен?
Ей хотелось оттолкнуть его и убежать, но он ее не отпускал. Действуя руками и всем телом, он прижал ее к стене.
– Выслушай меня, Эмма. Зачем нам враждовать? Тебе всего-то и надо, что призвать свое сердце простить меня. Мы все начнем сначала. Давай попробуем, Эмма! Вдруг у нас получится? Я так по тебе тоскую! А разве ты не тоскуешь по мне? Неужели этого мало?
– Ты знал, что я прибегу, – не сдавалась она, из последних сил сдерживая слезы. – Поджигая дом моих слуг, ты, может быть, не хотел меня напугать, а просто решил завлечь меня сюда и снова запутать в свои сети. Не выйдет, Сикандер! Любые твои слова, любые поступки уже ничего мне не докажут. Один раз я тебе доверилась, но больше этого не повторится. Если этот пожар устроил не ты, а твои враги или твои друзья, можешь им сказать, что я все равно не сдамся. Им меня не запугать: я не продам Уайлдвуд и не приползу обратно в Парадайз-Вью. Я остаюсь в Уайлдвуде, и точка. А теперь дай мне пройти. Я сказала все, что хотела. Я ухожу.
Он испытал нестерпимую боль, словно его ударили копьем в самое сердце.
– Для тебя не имеет никакого значения, что я тебя люблю и что ты – первая женщина, которой я это говорю?
Она обернулась. В ее глазах блестели слезы. Эти нестерпимо прекрасные глаза были настолько полны обиды, что ему показалось, что копье, всаженное ему в грудь, поворачивается, причиняя дополнительные страдания.
– Было время, когда имело бы. Как много эти слова значили бы для меня тогда! Но не теперь. Слишком поздно, Сикандер. Теперь я только и думаю, что о скрытых мотивах твоих поступков. И не вздумай утверждать, что их не существует. Возможно, они незаметны тебе самому, зато передо мной они как на ладони. И прошу больше меня не задерживать!
Он понял, что все его доводы и уговоры бесполезны, и посторонился. Эмма бросилась от него прочь со всех ног.
