Текст книги "В поисках любви"
Автор книги: Кэтрин Кинкэйд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Глава 25
– Спасибо, что рассказал все, что произошло между тобой и моим сыном Хидерханом, – сказала Сантамани Алексу. – Искренне сожалею, что только несчастный случай подвиг нас на этот разговор.
– А я благодарён вам за визит, Сантамани. – Алекс вытянул затекшие ноги. Они сидели у него на балконе, наслаждаясь вечерней прохладой. Алекс только что откровенно рассказал ей обо всех обидах, нанесенных ему Хидерханом, и о своих ответных ударах. Он очень хотел снова завоевать ее дружбу, даже любовь. Ведь Сантамани поспешила к нему, узнав о грозящей его жизни опасности, и он платил ей откровенностью, хотя это могло больно ее ранить.
– Разве я могла не приехать, когда человек, к которому я так привязана, оказался при смерти? – Она грустно улыбнулась. – Я так часто о тебе думала, Сикандер! Так часто жалела, что не проявила больше мудрости! Сколько слез сожаления я пролила!
– О чем тут сожалеть? Вы всегда были ко мне добры, Сантамани, даже когда все остальные отвернулись от меня.
Сантамани поправила бледно-голубое сари и вздохнула.
– Дорогой мой Сикандер, я не услышала от тебя ничего такого, чего не знала раньше. Для меня не секрет, что представляет собой Хидерхан. Еще когда он был ребенком, я видела, как он завистлив и мелочен, как строит против тебя козни. Почему, по-твоему, я вызвалась приобрести у мисс Уаитфилд Уайлдвуд, лишь только узнала, что ее претензии могут быть признаны обоснованными?
– Вы предложили ей продать вам Уайлдвуд?
Сантамани кивнула седой головой:
– Мое предложение было сделано через посредника, которого не знаешь ни ты, ни она. Однако мисс Уаитфилд отказалась. Я надеялась, что таким способом не позволю Хидерхану завладеть Уайлдвудом. Если бы претенденткой на владение стала я, он отошел бы в сторону. Насколько я понимаю, он тоже выступал покупателем, но мисс Уаитфилд отказала и ему.
– Эта земля слишком много значит для нее.
– Но не больше, чем ты. Я заметила, как она на тебя смотрит, Сикандер, и как смотришь на нее ты сам. В чем же дело? Пока у тебя есть она, Уайлдвуд остается твоим. Ни Хидерхан, ни кто-либо ещё не сумеют его у тебя отнять. Конечно, еще предстоит найти человека, выстрелившего в слона, вернее, того, кто дал ему поручение сделать это. Клянусь, Сикандер, я позабочусь, чтобы с ним поступили по всей строгости, даже если это окажется мой собственный сын. На сей раз я не выступлю в его защиту. Он должен заплатить за свое безумие, раз зашел так далеко.
Алекс был рад слышать, что она отказывается защищать Хидерхана. Но в отношении его и Эммы она не права. Они еще не решили своих проблем, и он не видел способа преодолеть ее недоверие. Сначала Уайлдвуд свел их, а теперь разводил. Эмма полагала, что он стремится завладеть Уайлдвудом, тогда как в действительности ему была нужна только она.
– Мне бы очень хотелось, чтобы за выстрелом слона не стоял ваш сын, Сантамани. Я желал бы видеть его своим другом, а не врагом.
– Это было невозможно с самого начала, Сикандер. Слишком уж он тебе завидовал.
– Зависть? Как это понять? Ведь у него было все, а у меня – ничего. Я был изгоем, кутча-бутча, а он – первенцем, законным наследником, обладателем чистых кровей, высокой касты, будущим правителем…
– Неужели ты действительно так наивен, Сикандер? Хидерхан низкоросл, толст, совсем не красив. Зато ты высок, лицом и сложением ты красив как бог. Своего первого тигра ты убил гораздо раньше, чем он. Ты радовал своих наставников умом и жаждой к знаниям. Ты всегда был жаден до жизни, активен, тогда как Хидерхан – лентяй, предпочитающий нежиться в постели и обжираться сладостями… Как же он тебе завидовал! Именно потому, что тебе пришлось начинать с нуля, и всем, чего ты добился, ты обязан своей смекалке и трудолюбию. Хидерхану не было необходимости трудиться: он все получил по праву рождения. Твоя звезда поднималась, а его меркла.
Британское владычество лишило его наследственных прав, зато ты научился уживаться с колонизаторами и только богател и наращивал свое могущество. Ничто не могло тебя остановить.
– Британцы меня не выносят, – фыркнул Алекс. – Они всегда будут относиться ко мне подозрительно, если не ненавидеть.
– Тогда почему бы тебе не жениться на твоей англичанке? Благодаря ей твой путь и путь твоих детей станет менее тернистым. Вспомни, что ты имеешь право и на британское наследство. Слишком долго ты жил как индиец, но это ничего тебе не принесло. Теперь настало время пойти другим путем. Британцы примут тебя, когда лучше узнают. Ты слишком их сторонился. Немудрено, что люди боятся того, чего не знают.
То был разумный совет. Она облекла в словесную форму мысли, которые давно не давали покоя ему самому. Однако он не торопился прощаться с индийским образом жизни. Теперь он был к этому готов, зато не была готова Эмма.
– Хотелось бы мне, чтобы все обстояло так просто, Сантамани! Но англичанка не верит мне, когда я признаюсь ей в любви. Она считает, что я стремлюсь завладеть ее землей. Вначале я действительно только этого и хотел. Я лгал ей, обижал ее, даже уничтожил документ, подтверждавший ее право на землю, чтобы она не чинила мне препятствий. Я не говорил ей, что Уайлдвуд представляет собой самую ценную часть моих владений; она сама это выяснила.
– Понимаю… Ты слишком глубоко загнал кинжал ей в сердце. Как же мы немилосердны друг к другу, как много зла причиняем один другому! Не поступай с ней так, как поступил со мной, Сикандер. Не допускай, чтобы прошли годы, прежде чем ты откроешь ей душу. Скажи ей о своих чувствах. Вымоли у нее прощение…
– Этого мало, Сантамани. Так мне до нее не достучаться.
– Тогда думай, племянник, ищи правильный путь. Ты знаешь ее гораздо лучше, чем я. Здесь я не могу выступить для тебя советчицей.
– Я давно ломаю над этим голову, но никак не придумаю, как быть. У меня уже раскалывается голова!
– Голова у тебя раскалывается от ушиба. Если ты не будешь отдыхать, то никогда не выздоровеешь. А теперь я должна тебя покинуть, Сикандер. Я и так отняла у тебя слишком много времени. Завтра ты должен будешь принять махараджу и набобзаду. Они оба испытывают к тебе дружеские чувства – иначе не приехали бы сюда.
– Им тоже подавай Уайлдвуд. Что касается набобзады, он тоже предлагал мисс Уайтфилд продать землю. Если ему не удастся получить землю, он потребует высокий процент от прибыли, которую имеет ее владелец, кем бы он ни был.
– Он еще слишком молод, чтобы быть настолько алчным.
– Зато этого не скажешь о его советниках.
– Значит, тебе придется подумать и о том, как его укротить. Я верю в твой ум.
С этими словами Сантамани оставила племянника наедине с унылыми мыслями. Как же ему убедить Эмму в своей любви, в желании жениться на ней ради нее самой, а не ради ее земли? Способ достичь этого наверняка существовал, но он никак не мог до него додуматься.
Он не мог себе позволить лишиться ее, как лишился много лет назад Сантамани, не найдя пути к ее сердцу и разуму и не захотев быть с ней до конца откровенным. Тогда, много лет назад, он не приложил для достижения цели достаточных усилий, а просто смирился с мыслью, что ничего не сможет объяснить Сантамани. Но лишиться Эммы было бы слишком непростительно. Она стала для него дороже всего в жизни, потеснив в его сердце даже Парадайз-Вью и детей. Майкл и Виктория рано или поздно покинут его, зажив самостоятельно. А с Эммой он надеялся провести всю жизнь до глубокой старости. Без нее его жизнь теряла смысл. Зачем ему богатство, если он будет обречен на муки одиночества? Но как добиться ее доверия?
Было раннее утро. Эмма находилась в детской, где вместе с айей составляла расписание занятий, когда услышала шум. Наказав Майклу и Виктории никуда не отлучаться, она поспешно вышла из комнаты. На лестнице ей встретилась Сантамани; потом появился Сикандер в сопровождении махараджи, набобзады, Сакарама и еще нескольких слуг.
– Это один из моих людей! – крикнул махараджа, устремляясь вниз по ступенькам. – Он доложит о результатах расследования происшествия со слоном.
Полдюжины мужчин, ждавших своего господина у лестницы, склонились в низком поклоне, а один повалился к ногам махараджи. Этот человек был до смерти напуган, окружавшие его люди то и дело злобно пинали его ногами. Эмма поняла, что ей предстоит зрелище еще одной ужасной сцены расправы. Слава Богу, что она приказала детям не выходить из комнаты.
До Эммы доносились возбужденные голоса, но она сама была слишком взволнована, чтобы разобрать смысл.
– Сакарам! – позвала она. – В чем там дело?
– Сейчас я вам все расскажу, мэм-саиб… Тот, что простерся на полу, – шикари, то есть охотник, часто бывающий на охоте вместе с набобзадой Бхопала. Все твердят, что это он выстрелил в слона. Он уже сознался в своем преступлении.
– Значит, настоящий виновник несчастья – сам набобзада? Мальчишка, испорченный ребенок – организатор заговора?
Эмма посмотрела на набобзаду. То же самое сделали все остальные. Однако набобзада был ошеломлен не меньше других.
– Я ничего не знал! Говорю вам, я не знал! Спросите его! Спросите у моего шикари, знал ли я что-нибудь.
– Я сам его спрошу, – вызвался Сикандер и перешел на местное наречие. Между ним и шикари завязался оживленный разговор.
– Сакарам! – взмолилась Эмма.
Сакарам знал, что от него требуется.
– Он говорит, что сделал это, чтобы добиться милости набобзады, который грозил, что возьмет на его место другого шикари, потому что он не находит для него крупных тигров и не дает возможности завоевать репутацию великого охотника. Набобзада не поручал ему стрелять в слона, но один из советников набобзады подсказал, что таким способом он наверняка добьется одобрения молодого господина.
Сверкая синими глазами, Сикандер обернулся к юному владыке:
– Ваше высочество, как вы с ним поступите? Как покараете его?
Набобзада был близок к слезам.
– Я… Я прикажу, чтобы его и моего… моего советника, того, кто подсказал ему совершить этот дурной поступок, казнил слон. Это будет подходящей казнью: ведь они тоже использовали слона, чтобы он, взбесившись, растоптал вас и ваших работников.
– Сакарам! – прошептала Эмма. – Неужели это означает, что слон раздавит им головы?
– Да, мэм-саиб. Они получат по заслугам.
– Сикандер… – заикнулась было Эмма, но Сикандер прервал ее, подняв руку.
– Я все знаю, Эмма. Разреши, я сам разберусь. Ваше высочество, позвольте предложить решение лучше этого. Давайте отдадим виновных британским властям. Пускай они сами их наказывают. Вы проявите себя перед ними просвещенным молодым властителем – зрелым, ответственным, достойным их доверия. Не хотите же вы выглядеть старомодным, если не сказать, первобытным? Значит, лучше отказаться от казней в древнем стиле.
Сантамани неожиданно взяла слово:
– Сикандер прав. Передайте их британцам. Пускай они судят их по своим законам.
Набобзада неувереннб заморгал:
– Я не… Может быть, я сначала посоветуюсь с одним из моих…
– Нет! – отрезал Сикандер. – Именно этого – бежать к вашим проклятым советникам – вы и не должны делать. Настала пора принимать самостоятельные решения, ваше высочество.
– Послушайтесь Сикандера, – вступил в разговор махараджа. – Когда речь заходит о британцах, он больше, чем кто-либо из нас, знает, что к чему. Позвольте ему отныне выступать в роли вашего советника. Еще лучше – следуйте собственным добрым побуждениям. Тогда вы сумеете вынести справедливый приговор.
– В таком случае я передам их британцам, – объявил юноша, крайне довольный собой. – И еще: при последующей продаже леса мы будем придерживаться первоначальных условий. Мои люди изрядно вам досадили, и я теперь ваш должник. Я не буду слушаться тех, кто станет нашептывать мне что-то другое.
Сикандер расплылся в улыбке:
– Вот теперь, ваше высочество, я слышу речи мужчины, которого я буду рад называть своим другом. Сакарам, запри этого негодника. Мы передадим его властям, но сначала пошлем за советником набобзады – тем, кто подсказал бедняге шикари выстрелить в ногу слону.
Сакарам кивнул и стал спускаться по лестнице. Сантамани подошла к Эмме и радушно улыбнулась:
– Я счастлива, что мой сын, Хидерхан, не оказался заговорщиком.
– Вы опасались, что это он? – Прямота пожилой индианки приятно поразила Эмму, тем более что они еще не успели как следует познакомиться. Сантамани усмехнулась:
– Если бы вы знали Хидерхана, то не задали бы этого вопроса. Как бы вы ни поступили с Уайлдвудом, мисс Уайтфилд, не продавайте его моего сыну. Я постараюсь поговорить с Хидерханом, но пока этого не произойдет, вы с Сикандером должны его опасаться. Как бы мне хотелось помирить сына с племянником!
– Напрасные надежды, Сантамани, – вмешался Сикандер. – Вряд ли это когда-либо произойдет. Эмма, на сегодня с увлекательными событиями покончено, поэтому мне хотелось бы поговорить с тобой с глазу на глаз.
У Эммы затрепетало сердце.
– Прямо сейчас?
– Тебе следовало бы выбрать более подходящий момент, Сикандер, – заметила Сантамани. – Дождись хотя бы нашего отъезда. Злоумышленник разоблачен, и нам нечего дальше злоупотреблять твоим гостеприимством. Я намерена уговорить махараджу и набобзаду сегодня же отправиться по домам, иначе начнутся дожди и мы застрянем в Парадайз-Вью. Разве вы не замечаете, что в небе уже начинают собираться тучи?
Небо словно услышало ее слова: на лестнице внезапно потемнело. Все насторожились, чего-то ожидая. После стольких дней немилосердного зноя темнота среди бела дня казалась чем-то неестественным. Потом снова выглянуло солнце, залив дом золотым светом, и установилось обычное пекло.
– Неужели уже сегодня хлынет дождь? – спросила Эмма, ни к кому не обращаясь.
– Нет, Эмма. Наберись терпения, – сказал Сикандер. – Тучи будут собираться целую неделю, прежде чем прольется первый ливень. Потом ты будешь мечтать о солнце, глядя на непрекращающийся дождь.
– Никогда не буду мечтать об этой жаре! – пообещала Эмма.
Все засмеялись – они-то знали, как все получится на самом деле. В этот день Сикандеру так и не удалось поговорить с Эммой. Прошло несколько дней после отъезда гостей. Эмма чувствовала, что он чего-то ждет, и не собиралась его торопить.
Он должен был прийти к ней по собственной воле, когда окончательно созреет для разговора.
После недели бездействия Сикандер загорелся желанием наверстать упущенное. Целыми днями он пропадал па рубке леса. Эмма использовала это время на ремонт бунгало и крыши в помещении слуг, а также проводила немало часов с детьми. Она тоже находилась в напряженном ожидании, как и растрескавшаяся, сгорающая от жажды земля у нее под ногами.
С приближением муссонов в небе громоздилось все больше туч; в конце концов его заволокла беспросветная серая пелена. Жара все еще оставалась невыносимой; трудно было поверить, что на дворе июнь, настолько это не соответствовало климату Англии. Теперь Эмме казалось, что она бесконечно далека от нее. Ощущение, что она прожила в Индии всю жизнь, дожидаясь муссонов и надеясь, что к ней вот-вот вернется Сикандер, теперь не покидало ее.
Как-то серым днем, когда от духоты и влажности уже нечем было дышать, наконец появился Сикандер.
– Эмма, – начал он, остановившись на веранде ее бунгало, – возвращайся вместе со мной в дом. Теперь я готов к разговору с тобой. Мне не хотелось его заводить раньше времени. Я должен был завершить кое-какие дела.
Эмма невольно задержала на нем взгляд. Трудно было предположить, что этот человек почти неделю находился между жизнью и смертью. Он был так красив, что у нее защемило сердце, а внизу живота зашелестели крылышками тысячи бабочек. Достаточно было одной его улыбки, чтобы она бросилась ему в объятия.
Со своей обычной вежливостью он подал ей руку, помогая спуститься со ступенек.
– Ты чувствуешь запах дождя? – спросил он, втягивая воздух. Эмма посмотрела на оловянное небо.
– По-моему, ты водишь меня за нос: никакого дождя не предвидится. Когда он наконец прольется, будет уже слишком поздно. Все вокруг либо уже умерло, либо находится при смерти.
– Ошибаешься, Эмма. Вот увидишь, как возродится жизнь, стоит пройти первому дождю. Появятся гусеницы размером со змею и мотыльки под стать орлам…
– Не преувеличивай.
– Посмотрим. От одних насекомых не будет отбоя, а твое жалкое бунгало мигом проглотят джунгли.
– Жду не дождусь, чтобы это случилось. Меня уже тошнит от жары и засухи.
Всю остальную дорогу до розового дома они проехали молча. Не успела она войти, как Сикандер потащил ее в приемную, где стояли письменный стол в британском стиле и кресло, превращавшие комнату в кабинет. Посередине стола лежала стопка бумаг.
Сикандер предложил Эмме сесть и как ни в чем не бывало подал ей бумаги, опершись о край стола. Она просмотрела бумаги, удивленно подняла на него глаза, снова прочла написанное, но уже гораздо внимательнее. Указывая на верхний лист, она проговорила:
– Это как будто документ на весь Парадайз-Вью, включая Уайлдвуд…
Сикандер кивнул:
– Совершенно верно. Я составил его специально для тебя.
– Но на нем стоит не твое, а мое имя. Твое вообще нигде не упомянуто.
– Оно вот тут, в конце второго листа. Если ты внимательно прочтешь все документы, то увидишь, что я переписал на тебя все свои владения, то есть Парадайз-Вью вместе с Уайлдвудом. За собой я оставил кое-какие земли, расположенные далеко отсюда.
– Зачем ты это сделал? Мне не нужен Парадайз-Вью. Мне хотелось получить только то, что передала мне моя мать, – Уайлдвуд.
– Эмма! – Глаза Сикандера излучали теплое голубое сияние. – Я не смог придумать иного способа, чтобы убедить тебя, как много ты для меня значишь. Я отдаю тебе Парадайз-Вью, то место на земле, которое так много для меня значит. Эти бумаги представляют собой законные документы. Согласно им, ты являешься собственницей не каких-то восьмисот, а целых трех тысяч акров. Кроме того, тебе принадлежит этот дом, поле для поло, конюшни, бунгало – все, что стоит на этой земле.
Эмма была поражена и не знала, что сказать. Единственное, что было в ее силах, – это молча сидеть, не сводя с него глаз. – Закрой рот, Эмма, не уподобляйся рыбе! – Подойдя к ней, он опустился перед ее креслом на одно колено. – Дорогая Эмма, поверишь ли ты теперь моему признанию в любви? Согласишься ли, что у меня нет никаких корыстных соображений, когда я говорю, что боготворю землю, по которой ты ступаешь? Теперь владелицей этой земли являешься ты, а не я. И я могу тебе предложить только себя самого. Если хочешь, можешь меня отвергнуть. Ты вправе согнать меня с этой земли, и я буду вынужден подчиниться. Бог свидетель, я этого заслужил. Но я люблю тебя, Эмма. Я хочу на тебе жениться, и дело только в тебе самой, а не в земле, которой ты владеешь. Если мы поженимся, она так и останется твоей. Между прочим, это превращает тебя в одну из богатейших мэм-саиб во всей Индии! Теперь для счастья тебе необязателен я – если, конечно, ты меня не любишь… Если это так, не скрывай от меня правду – я попытаюсь с ней смириться.
– Сикандер… – Эмма ощущала опасную близость слез. – Все это… – Она коснулась бумаг. – Все это не обязательно.
– Вот как? Что ж, это единственный способ, который я смог придумать, чтобы убедить тебя в своей искренности. Скажи, что ты выйдешь за меня, Эмма! Клянусь, я найду, где поселить женщин из своей зенаны. Уезжая, Сантамани пригласила их к себе. Она сказала, что будет рада их принять. А я выброшу всю свою индийскую одежду и проведу реформы…
– Какие еще реформы?
– Я отменю кастовую систему. Я прикажу Сакараму с большей уважительностью обращаться с уборщиками. Я всем объясню, что они должны относиться друг к другу, как к равным. Я…
Эмма не удержалась от смеха.
– Лучше не давай обещаний, которых все равно не сможешь сдержать. Как-никак здесь Индия, и я уже привыкла к мысли, что ни тебе, ни мне не дано в один миг перевернуть здешнюю жизнь. Боюсь, кастовая система продержится еще долго.
– Ты выйдешь за меня замуж, Эмма? Выдвигай свои условия: какими бы они ни оказались, я их приму.
– Ты должен хранить мне верность, – заявила Эмма без малейших колебаний. – Я тоже обязуюсь быть, тебе верна. И честность! Больше никакой лжи, никаких уверток! Вот и все, чего мне в действительности хочется, Сикандер. Нет, подожди. Есть еще одно пожелание: в споре со мной помни о вежливости. Все разногласия должны разрешаться путем мирных переговоров.
– Это все? Как просто!
– Это только так кажется. Перед нами будет по-прежнему стоять немало проблем, Сикандер. Очень возможно, что от нас дружно отвернутся представители как индийского, так и английского высшего общества. Не исключено, что нас никогда не простят ни индийцы, ни британцы.
– Послушай, Эмма, мне безразлично, что думают обо мне в обществе! За ту неделю, что я пролежал без движения, я успел это понять. Друзья останутся друзьями в любом случае, а враги так и не перестанут быть врагами. Нельзя же всю жизнь бояться чужого мнения!
– Ты же был без сознания! Ты никак не мог прийти за ту неделю к столь серьезным выводам. Сначала ты заявляешь, что видел сны, теперь утверждаешь, что размышлял…
Сикандер обнял ее за шею и привлек к себе.
– Хорошо, сознаюсь: эти мысли пришли ко мне вместе с вернувшимся сознанием. Но за время беспамятства со мной все равно что-то произошло. Это «что-то» зовется тобой, Эмма. Я выжил только благодаря тебе. Был момент, когда мне хотелось уйти из этого мира. Если бы не ты, Эмма, то так бы и произошло. Это ты призвала меня назад. Я понял, что еще не договорил с тобой, не убедил тебя в своей любви… Нам предстоит еще столько пережить, Эмма, столько вынести горя и радости…
Эмма сложила бумаги и аккуратно разорвала их.
– Что ты делаешь?! – в ужасе вскричал он.
– Единственный документ, на который я соглашусь, – это тот, по которому земля становится нашей совместной собственностью, Сикандер. К нему должен быть приложен еще один, согласно которому мы все оставляем детям – Майклу и Виктории, а также нашим другим детям, которым еще предстоит родиться.
– Да, – тихо проговорил он. – Так будет лучше всего. Надо сразу же обо всем позаботиться. Заодно я изменю название нашего совместного владения: вместо Парадайз-Вью наша плантация будет отныне называться Уайлдвуд. Это название подходит ей гораздо больше, ты не находишь?
По щекам Эммы уже текли слезы.
– О да, Сикандер! Конечно, Уайлдвуд!
– Папа! Почему мисс Уайтфилд плачет? – раздался из-за двери детский голосок.
Эмма оглянулась и увидела две темноволосые головки и две пары наблюдательных черных глаз. Виктория вбежала в комнату первой.
– Не плачьте, мисс Уайтфилд! Пожалуйста, не плачьте! Это всего лишь гром. Чего тут бояться?
Эмма и Сикандер недоуменно переглянулись.
– Гром? – Эмма напрягла слух и услышала протяжный, низкий рокот. Она вскочила, заставив подняться Сикандера. – Действительно гром! Наконец-то начинаются дожди!
– Бежим смотреть! – Виктория схватила за руку Эмму, Майкл – отца.
Улыбаясь сквозь слезы, Эмма последовала за детьми на лестницу. Со стороны джунглей к дому приближалась стена дождя. Гром становился все громче, он уже заполнял все небо без остатка.
– Видишь? – радостно крикнул Сикандер. – Я же говорил, что дожди рано или поздно начнутся.
Первым дома достиг прохладный, освежающий ветерок, насыщенный запахом дождя. От этого восхитительного запаха Эмма почувствовала головокружение. Она запрокинула голову и засмеялась; никогда в жизни она не испытывала такого счастья, никогда еще ее не переполняла подобная радость, ощущение полноты бытия, опьянение жизнью и любовью.
Дети увлеченно отплясывали вокруг них. Сикандер обнял Эмму.
– Я люблю тебя, – сказал он. Она угадала смысл его слов по губам – таким оглушительным был прокатившийся по небу гром.
– И я, – ответила она ему одними губами.
В ту самую секунду, когда в них ударили первые дождевые струи, он впился в ее губы страстным поцелуем, которому не мог помешать никакой ливень. Эмме казалось, что она не мокнет под дождем, а сгорает в огне. Она прижалась к Сикандеру всем телом. Боже, как она истосковалась по нему! Дождь был благословением, пролившимся свыше, – прохладным, несущим свежесть, смывающим все прежние обиды, всю боль.
Сквозь влажный туман страсти, окутавший Эмму, пробилась одна-единственная мысль: чем еще заниматься в дождливый сезон, кроме страстной любви? Лично ей ничего другого не хотелось; судя по пылкости поцелуев, которыми ее осыпал Сикандер, он тоже не имел других желаний, кроме этого.
Да здравствует дождь! И пусть он никогда не прекращается!
