355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэтрин Гаскин » Край бокала » Текст книги (страница 7)
Край бокала
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:48

Текст книги "Край бокала"


Автор книги: Кэтрин Гаскин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– А вот мой любимый шкаф, – объявила Энни. – Здесь висят четыре ее шубки и пять пальто. Я всегда любила погладить их рукой... О господи, да что же это?!

Шкаф оказался пустым, внутри не было ничего, кроме вешалок.

– Куда же они девались? – спросила изумленная Энни. – Их что, украли за то время, пока я сюда не заходила?

– Или продали, – предположила миссис О'Ши.

– Продали? Да кто же... – Тут Энни осеклась, увидев меня и еще кого-то за моей спиной. – Мисс... Мистер Коннор!

– Ну что, все показали, Энни? – Коннор явно старался сдерживаться, чтобы не разразиться бранью.

– Я только проверяла, не завелась ли моль, мистер Коннор, – стала оправдываться Энни. – А миссис О'Ши только что вошла...

– А мисс Мора? – Вопрос был обращен прямо ко мне.

– Меня не звали. Я только наблюдала.

– Сюда никого не звали, если на то пошло! Ну довольно, Энни, ступайте! Я сам закрою.

– Но, мистер Коннор, где же все эти прекрасные меха?

– Это не ваше дело! Вы уйдете отсюда или нет?

Энни и О'Ши поспешно ретировались. Уже из коридора до меня донеслась реплика сиделки: «Конечно, продали. У некоторых нет почтения к памяти усопших. Для них главное деньги».

Когда я попыталась выйти, Коннор схватил меня за руку.

– Простите, мне не следовало сюда приходить, – сказала я.

Он слегка ослабил хватку, словно был уверен, что я и так не убегу.

– Я рад, что вы все увидели, – произнес вдруг Коннор. – В этом вся Лотти, как она была – себялюбивая и тщеславная. Она очень любила собственное отражение.

Я невольно снова бросила взгляд на огромную, укрытую шелковым покрывалом кровать.

– Да, и это тоже, – продолжал он. – Лотти была великолепна в постели, но ее интересовало лишь удовлетворение собственных желаний.

– Я не хочу это слушать, – ответила я. – Меня это не касается.

– Возможно, потому, что это меня касается. А разве от других вы не слышали о Лотти – от Брендана, от Прегера? Думаете, я не знаю о вашей нынешней прогулке с Прегером, о поездке к мосту? Разве он не говорил с вами о Лотти? – Он потряс меня за плечо. – А Брендан разве вам о ней не рассказывал? Теперь вы знаете, что она собой представляла. И что я должен был делать? Вечно ее оплакивать?

Я вырвалась от него.

– Да оставьте вы все меня в покое! Я ничего не хочу знать о Лотти!

– Хотите, иначе бы вы сюда не пришли. И я сам хочу, чтобы вы узнали о ней – и кончено с этим. Теперь вы вполне можете забыть ее. Все, что касалось ее, осталось здесь, и с ней не связано никаких тайн!

Он сказал это с таким нажимом, что было ясно: сам-то он не может последовать своему совету.

– Но ведь ее трудно забыть, вашу Лотти, – заметила я.

Он молча дал мне возможность уйти.

Глава 8

Я услышала громкий, злой голос Коннора, доносившийся сверху. Ни меня, ни Энни, ни сиделки поблизости не было, а значит, его гнев не мог быть направлен против кого-то из нас. Оставалась леди Мод. Я вздрогнула, вспомнив, как недавно утром меня разбудили громкие и резкие голоса этих двоих и как потом с леди Мод случился приступ, и бросилась наверх. Теперь уже я не могла занять здесь позицию вежливого невмешательства. Сейчас уже можно было различить и слова Коннора:

– Что, мои права?! Да я заработал все права, пока надрывался здесь...

Я отворила дверь без стука. Оба тут же умолкли. Коннор, стоявший у кровати, казался воплощением ярости.

– Что еще? – спросил он.

Я осторожно закрыла за собой дверь, чтобы выиграть время.

– Не делайте этого. – Мой голос слегка дрожал, я по-настоящему испугалась. – Ведь и прошлый раз началось именно с этого, когда вы кричали друг на друга.

– Не ваша забота, Мора. Я сама справлюсь. – Только что голос леди Мод был резким и пронзительным, а сейчас перешел почти на шепот – силы снова оставили ее. Ясно было, что она сказала это механически, по привычке, хотя сейчас командовать была не в силах.

– Мне придется об этом побеспокоиться, – ответила я. – Нельзя же допустить, чтобы подобное повторилось снова. Пока я здесь, то отвечаю за все, что здесь происходит.

При этих словах во взгляде старой леди появилось вдруг выражение удовлетворения, как будто она одержала маленькую победу над своим соперником. Коннор нехотя отступил на шаг от кровати.

– Леди Мод права, это не ваша забота, – сказал он. – Это чисто семейное дело.

Ответом ему был громкий шепот старой леди, который прозвучал более веско, чем крик:

– Моя внучка.

– Как вам угодно.

Коннор вдруг пожал плечами, отошел к окну и остановился перед ним, глядя в пустоту. Наступило тяжелое, продолжительное молчание. Оно было прервано появлением Энни, объявившей:

– Вот вы где, мисс Мора. А за вами приехал мистер Прегер.

При этих словах на лице старой леди отразилось беспокойство.

– Приехал за мной? Почему? – Я действительно была удивлена, услышав это.

– Он хочет свозить вас на стеклодельный завод, он так и сказал. – Чтобы успокоить старую леди, Энни поспешно добавила: – Он не войдет сюда. Он сидит в машине.

– Черт его побери! – Коннор снова вышел из себя. – Что он там о себе вообразил? Если мисс д'Арси захочет побывать на заводе, я сам могу ее туда отвезти! Чей это завод, в конце концов?

Тут раздался громкий и властный шепот старой леди:

– Это не ваш завод, Коннор, пока не ваш!

Еще до того, как я, взяв плащ, спустилась вниз, Коннор уехал на своей машине.

– Думаю, нам с вами надо бы совершить небольшую экскурсию, – сказал Отто Прегер, как бы не заметив отъезда Шеридана. – Я слышал, леди Мод выздоравливает. И ваше постоянное присутствие здесь уже не требуется. – Он заботливо усадил меня на заднее сиденье своего «мерседеса», словно я была его дочерью (тут, видимо, сказалось мое случайное сходство с Лотти). О'Киффи сел за руль, и мы отправились в путь.

Клонкат, через который мы проезжали, оказался чистым, приятным на вид городком, с тремя красивыми мостами через реку, вокруг устья которой стояли полукругом дома городских мастеров. За морем находились горы Уэльса, но отсюда их не было видно.

– Эти люди, – сказал Прегер, – познали великие бедствия – голод, смуты, господство иностранных правителей, но еще не пострадали от уродств нынешнего века. Это с ними еще будет – когда они станут процветать. И тогда исчезнут чистые реки, красная рыба, а вся форель вымрет. Но исчезнут не сейчас, я надеюсь. Знаете, на следующей неделе я собираюсь в Нью-Йорк. Поглядев на этот храм денег и материальных ценностей, я лучше понимаю, почему здесь поселился, и надеюсь, что все это еще долго сохранится. Я сделал это ради собственного блага, потому что буду любить все это до конца моей жизни. Ну что ж, поедемте на завод.

Стеклодельный завод Шериданов находился в Стеклянном квартале, на центральной площади которого стояло здание суда и следственной тюрьмы, построенное англичанами. Ради благовидности оно было выстроено в античном стиле, как греческий храм. Одна из улиц выходила прямо к небольшому порту в устье реки.

– Шериданы, – пояснил Прегер, – поселились здесь, чтобы быть поближе к английским портам для торговли своим стеклом.

Через деревянные ворота с вывеской «СТЕКЛО ШЕРИДАНОВ» мы въехали во двор, где стояли два старинных двухэтажных здания. Машина остановилась у нового дома из стали и стекла. Над одним входом я увидела вывеску «Музей», над другим – «Контора».

– Это здание успели построить при Лотти, – сказал Прегер. – У нее был план снести все старые здания – я не одобряю этого. Вообще, они слишком торопились.

У входа в музей нас уже ждал Коннор.

– Доброе утро, мистер Прегер, – сказал он. – Было очень любезно с вашей стороны привезти сюда мою кузину, чтобы она ознакомилась с нашей скромной работой.

Прегер слегка поклонился в старомодном стиле:

– Поверьте, это доставило мне удовольствие.

Молоденькая хорошенькая хранительница приветствовала Прегера с почтением, а меня – с любопытством. Она показала мне большую книгу с вырезками из газет и журналов и фотографиями, прокомментировав: «Первая страница посвящена открытию нашего музея, мисс д'Арси». На одной из фотографий я увидела неестественно улыбающихся Прегера и Коннора, а рядом с ними молодую блондинку. Но Коннор тут же закрыл книгу, сказав хранительнице: «Мисс д'Арси сможет посмотреть все это как-нибудь в другой раз, Дэйзи».

Прегер позвал меня за собой. Все время в музее я чувствовала себя предметом некоего соревнования между ним и Коннором. Прегер показал мне выставку работ самого Томаса Шеридана, а также некоторых его учеников, начиная с 1720 года, когда сам Шеридан стал мастером.

– Смотрите, примерно с 1820 года начинается упадок, – сказал он. – Постоянно повторяются одни и те же образцы, не создается ничего нового. Навыки мастерства не были утрачены, но мастеров стало меньше, и вдохновение начало иссякать. Искусство Шериданов просто продолжает жить.

– Но оно ведь и теперь живо, и будет жить, – возразил Коннор.

Наступило молчание. Было нечто зловещее в том, что Прегер отказался подтвердить слова Коннора. Чтобы прекратить эту тяжкую паузу, я направилась к последнему стенду, где должны были находиться новые изделия, о которых мечтали Коннор, Брендан и Лотти. Этот стенд не был пуст. На одной из полок рядом стояли две каллоденские чаши!

– Так вы принесли ее сюда! – воскликнула я, обращаясь к Коннору.

– Разве здесь не безопаснее хранить ее? – спросил он. – Разве лучше держать ее в Мирмаунте?

– Но ведь я пока не давала на это согласие.

– А я и не говорил, что вы дали согласие. Просто ее безопаснее держать здесь.

Я впервые видела две чаши вместе.

– Какая же из них – та самая? – невольно вырвалось у меня.

– Не беспокойтесь, – слегка насмешливо ответил Коннор. – Вы получите именно вашу. Мастер всегда сумеет их различить.

Тут меня увлек за собой Прегер:

– А вот здесь – собственная коллекция Томаса Шеридана. По моему мнению, это одна из лучших коллекций венецианского стекла в мире. – Он укоризненно посмотрел на Коннора, и я поняла, что Прегер сам бы хотел завладеть этой коллекцией.

Он повел меня вдоль стендов, показывая прекрасные, хрупкие создания венецианцев – кубки, тарелки, блюда, цветные, позолоченные, гравированные. Некоторые кубки имели традиционную ножку в форме конской ноги или драконьей лапы. Я обратила внимание на отдельно стоящий шкафчик, в котором находилась деревянная, покрытая изнутри бархатом полированная шкатулка. Я прочла надпись на табличке: «Инструменты Томаса Шеридана». Тут ко мне снова подошел Коннор.

– Великие, – тихо сказал он, – работали такими же инструментами, что и простые подмастерья. – Он перечислил некоторые из них: стеклодувная трубка, понтия, циркули, щипцы, ножницы. – Вы увидите, как люди работают теми же самыми инструментами, – добавил он.

Тут ко мне подошла молоденькая хранительница и предложила оставить отзыв в книге для гостей.

– Нет, Дэйзи, – наставительно заметил Коннор, возвращая ей книгу. – Шериданы не делают записей в книге музея стекла Шериданов.

Девушка сконфузилась и пролепетала:

– Простите, мистер Коннор. Я не подумала...

Когда к нам снова подошел Прегер, она протянула ему руку, сказав:

– Мистер Прегер, я хочу попрощаться. Может быть, сегодня последний день, когда мы видимся с вами.

– Почему... Почему вы нас покидаете, дитя? – спросил он, видимо не вспомнив ее имени.

– Ну... – она беспокойно поглядела на Коннора, – я нашла работу в Дублине, и выходить мне через две недели.

– Дэйзи уходит не по собственному желанию, – вставил Коннор. – Это я попросил ее найти другую работу. Мы не можем позволить себе пользоваться ее услугами. Как бы мало мы ей ни платили и как бы она ни украшала это место, мы все же не можем себе этого позволить.

– Но кто же останется здесь и будет присматривать за всем?

– Публика не будет сюда приходить, – ответил Коннор. – Я закрываю музей. Мы не можем его содержать – вот и все.

– Но что же будет с коллекцией?

– Я просто оставлю ее здесь, что же еще? Здесь безопаснее, чем в Мирмаунте, как я уже говорил Море. А что будет потом – кто знает? Решать это не мне одному. – Он поглядел на часы. – Я думаю, нам пора идти. Скоро будет сигнал на обед, и люди останутся очень недовольны, если не увидятся с последней из рода Шериданов. Они хотят показать, на что способны. – Он нетерпеливо раскрыл перед нами дверь, словно желая поскорее уйти из музея, который был создан на деньги Прегера.

Никакие объяснения Брендана, Коннора или Прегера не подготовили меня к тому, что я увидела на стеклодельном заводе. Мы словно вошли в какой-то старинный и загадочный средневековый мир. Заводское помещение освещалось только огнем печей. В полумраке двигались туда и сюда фигуры рабочих, и сначала я не заметила в их движениях закономерности и ритма. Мне хотелось попросить, чтобы они двигались помедленнее, чтобы я могла понять связь между их действиями и объяснениями сопровождавшего меня Коннора. Постепенно я стала понимать, что они должны двигаться в определенном ритме, чтобы форма изделия, полученная с помощью стеклодувной трубки или понтии, могла сохраниться в течение нужного времени. Я почувствовала себя маленькой в этом мире огня и расплавленного стекла, и мне захотелось прижаться к Коннору или Прегеру, которые шли рядом. Я не решалась приближаться к «папаше», который, сидя на кресле, промерял и обрабатывал изделия. Несколько бригад работали с одной печью повторного обжига, чтобы довести изделия до готовности. Брендан говорил мне, что мастера в шутку прозвали эти печи «дверями славы». Глядя на печи и на раскаленные шары, появлявшиеся из стеклодувных трубок, мне хотелось закрыть глаза, и я с трудом удержалась от этого. Я почувствовала себя зрительницей сложного и трудоемкого действия, в деталях которого непосвященный разобраться не мог, а видел лишь некую общую картину «огненного бала», созданного искусством и опытом всех этих людей. По мере готовности той или иной вещи Коннор подзывал одного за другим «папаш», руководивших бригадами, и представлял их мне. Они немного стеснялись, протягивая свои натруженные руки, но каждому из них было приятно обменяться со мной рукопожатием. Они поглядывали то на меня, то на Коннора и Прегера, будто пытаясь определить, есть ли новая надежда на возрождение завода. Прегер имел деньги, а я была представительницей семьи Шеридан, родной внучкой человека, который учил ремеслу некоторых из них. Многие также помнили, что Лотти приходила сюда в сопровождении тех же двоих людей. Конечно, за обедом и потом, когда эти люди разойдутся по домам, будет много разговоров о моем возвращении.

Тут раздался сигнал на обед.

– Резку и полировку стекла посмотрите в другой раз, – объявил Коннор. – Я скажу людям, что вы сюда еще вернетесь.

Я была рада возможности выйти из помещения на прохладный двор.

О'Киффи уже стоял у машины. Прегер тут же пригласил меня пообедать в замке Тирелей, но в этот раз мне не хотелось принимать его приглашение. Тут же вмешался Коннор, заявивший, что «пришло время Море посмотреть на наш город, а жителям нашего города посмотреть на нее», и предложил мне пообедать в «вполне приличном» местном трактире. Они продолжали соперничать друг с другом из-за Лотти, но я не хотела играть роль дочери Прегера, а потому приняла предложение Коннора Шеридана, хотя и знала, что Отто это огорчит. Прегер протянул мне руку на прощание и напомнил, что в воскресенье уезжает в Нью-Йорк. Я спросила, можно ли будет приехать в замок Тирелей до его отъезда, и он сухо ответил: «Как вам будет угодно». Прегер в самом деле был огорчен моим отказом.

Между тем заводской двор заполнила толпа мастеров и их помощников, которые оживленно переговаривались между собой. Я с удивлением обнаружила, что мне почему-то приятно находиться среди них, как если бы я принадлежала к их миру. И тут я, к своему удовольствию, увидела у выхода знакомую высокую фигуру.

– Брендан! – воскликнула я прежде, чем осознала, что рядом со мной Коннор.

– Вот вы где! – ответил он. – А ведь я знал, что вы будете на заводе. Ну, как ваши дела? Как леди Мод?

– Дела идут хорошо, а она выздоравливает.

Теперь Брендан повернулся к Коннору:

– Я закончил кое-какие дела и кое с кем здесь попрощался. Поскольку это уже во второй раз, некоторые шутят, что это «прощание примадонны».

– Уезжаешь? – спросил Коннор.

– Да, снова. Завтра. Мне еще нужно вывезти кое-какие свои вещи.

Видимо, эти двое теперь могли общаться только через третье лицо. Коннор молчал – не попрощался, не пожелал удачи. Да и зачем было ему желать удачи Брендану? С той ночи, когда погибла Лотти, между ними не было сказано ни единого доброго слова.

Мне стало горько. Он уезжает, и мы, скорее всего, больше не увидимся. Мне захотелось, чтобы Брендан каким-то образом задержался подольше.

– Я должна вам вернуть ваш чек, – вырвалось вдруг у меня.

– Это была часть платы за чашу.

– Но она остается у меня. Я не уезжаю. – Впервые я была почему-то уверена в этом.

– Это ваше дело, – ответил он. – Вы можете переменить решение. Будем считать, что я купил ее и подарил вам.

– Хорошо тем, кто может позволить себе такие жесты, – заметил Коннор не без насмешки.

– Я думал, ты знаешь, – ответил Брендан, – что порой именно те, кто меньше других может позволить себе экстравагантные жесты, чаще других получают такую возможность. – Потом он повернулся ко мне и добавил: – Итак, я говорю «до свидания и счастливой дороги», – это на тот случай, если вы поедете назад.

С этими словами он направился к площади. Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся за углом.

– Ну что ж, надеюсь никогда его больше не увидеть, – заявил Коннор, беря меня под руку.

Я снова загрустила. Мы шли той же дорогой, по которой ушел Брендан. Ноги мои вдруг отяжелели, и в конце пути – расстояние было около мили – я была благодарна Коннору, что он поддерживал меня под руку.

Единственным местом, где в Клонкате можно было прилично поесть, как сказал Коннор, была обеденная зала в гостинице «Четыре царства». Тот же Коннор сообщил, что прежде гостиница называлась «Оружие Тирелей», но «была поспешно переименована после нашего славного восстания».

– Вы это так говорите, точно сами не верите в славное восстание, – заметила я.

– Я верю только в прагматические решения, – ответил он.

Сначала мы прошли в бар, где сидели местные завсегдатаи – зажиточные фермеры, городские профессионалы, те, кто, по их собственным словам, играл на скачках. Коннор представил меня обществу как «свою кузину», намеренно преувеличив степень родства. Для людей его возраста, знавших семейную историю леди Мод, я была дочерью Бланш, которая сначала вышла за лучшего жениха в Ирландии, а потом – за никому не известного человека. Людям помоложе не было дела до фамильных преданий. Для них леди Мод как бы уже ушла из жизни. Они не задавали вопросов о прошлом, я для них была интересна просто как новый человек. Они откровенно оценивали мою внешность. Для этих людей восстания и гражданские войны остались позади, и они хотели идти вперед «к процветанию в Ирландии». Они предлагали мне выпить и заигрывали со мной. Потом кто-то положил руку на плечо Коннору и сказал охрипшим от спиртного голосом: «Ну, Коннор, я тебе вот что скажу: у тебя были две красотки, и только эта – ирландка».

Коннор, не отвечая, снял его руку со своего плеча, взял меня под руку и предложил пойти пообедать.

Прежде чем выйти из бара в обеденную залу, я оглянулась и увидела в углу Брендана Кэролла, который сидел в компании двух мужчин. Заметив меня, он мрачно поднял свой стакан в знак приветствия. Я поняла, что он давно здесь, и ожидал моего прихода сюда. Ему, скорее всего, хотелось посмотреть, как я «впишусь» в здешнее общество. Я вспомнила сказанные им слова: «Если вы вернетесь» – и поняла, что он знал, о чем говорил.

Во время обеда мы с Коннором Шериданом почти не говорили, больше отвечали на обращенные к нам реплики соседей по зале. Кое-что изменилось после нашего утреннего столкновения в спальне старой леди. Тогда он попытался оттереть меня, и это привело к неожиданному союзу между мной и леди Мод. Прегеру же Коннор хотел показать, что я – своя. Все это очень утомило меня, и я была благодарна в душе тем, кто своими вопросами нарушал наше молчаливое общение.

После обеда он проводил меня в вестибюль гостиницы и сказал:

– Если хотите, можете подождать меня здесь. Я пригоню машину с завода и отвезу вас домой.

Глядя Коннору вслед, я подумала: случайно ли он оговорился или именно хотел сказать: «Я отвезу вас домой».

К моему удивлению, Коннор Шеридан вел машину спокойно и осторожно. Я почему-то думала, что он, как и Лотти, любит быструю езду. Спиртное, выпитое перед обедом, оказало свое действие – меня клонило в сон, и в то же время появилось чувство уверенности, и мои проблемы казались уже не очень сложными и вполне разрешимыми. Я почему-то не сомневалась, что и с Бренданом мы еще увидимся. Когда Коннор притормозил машину у Южной сторожки замка Тирелей, я спросила:

– Мы собрались в гости к мистеру Прегеру?

– Надеюсь, что нет, – ответил он, помахав рукой в знак приветствия женщине, которая вышла из домика навстречу машине. Та приветливо улыбнулась ему. Видимо, при всей разнице между ним и Прегером Коннор был своим человеком на земле Прегера.

– Тогда зачем мы сюда приехали?

– Потерпите, узнаете.

– Вы сами не из терпеливых, – заметила я без всякого раздражения, скорее в шутку.

У озера Коннор свернул на проселочную дорогу, которая шла вдоль берега, и остановился около старого, полуразрушенного строения. Мы вышли из машины.

– Предание гласит, – сказал Коннор, – что в смутное время некоторые слуги прятали здесь оружие и боеприпасы, а брат леди Мод узнал об этом и донес. Вот почему замок сожгли. Но я никогда не спрашивал у леди Мод, правда ли это. Ну да ладно, пойдемте к башне вот по этой тропинке. Отто Прегер нас не заметит, а если и разглядит в свой бинокль, то самое большее, что нам угрожает, – приглашение на чай.

Вскоре мы вышли к башне О'Роирка. Вокруг не было ни души. Коннор Шеридан неторопливо подошел к дверце, которая вела в башню, и я последовала за ним. Он достал связку ключей, подобрал нужный и отпер дверь.

– У вас есть ключи ко всем помещениям в замке или вы можете пролезть только здесь? – спросила я.

– Не пролезть, а пройти, – усмехнулся Коннор. – У меня есть такое право – разве я не член семьи Прегер? Но вы – Тирель, и имеете здесь преимущественные права...

– Не надо, не переносите на меня навязчивые идеи леди Мод. Тирели существуют теперь только в ее воображении.

– Тирели существуют, что бы вы ни думали. В Ирландии до сих пор живет легенда об этом роде. Было бы жаль, если все забудется. Ирландия стала морально независимой задолго до того, как слово «независимость» вошло в моду.

– Кажется, вы считаете, что восстания приносят практическую пользу?

– Да. Но у всех практических дел должны быть свои герои и антигерои. Ирландцам легче ненавидеть кого-то им известного, как Тирелей, чем некую безликую массу, именуемую англичанами. Ну вот что, – сказал он нетерпеливо, – мы будем обсуждать ирландский вопрос или поднимемся на башню и посмотрим, какой вид открывается оттуда?.

– Мы для этого сюда и приехали?

– А почему бы нет?

Он пропустил меня вперед, и я ступила на винтовую лестницу, которая вела наверх.

– Вот владения Тирелей. – Коннор, стоя у парапета на смотровой площадке, обвел рукой окрестности. – Они простираются от Клонката до Дойлстауна «насколько видят глаза», как выражается старая леди.

– Но какое это имеет значение? Ведь Тирелей больше нет, я уже говорила об этом.

– Это так. – На сей раз он не возражал. – Власть теперь не у них. Но за будущее надо бороться, как и прежде. Для Тирелей будущего нет, но для Шериданов... – Я промолчала, чтобы дать ему возможность высказаться, и он продолжал: – В то утро, когда вы пришли к леди Мод, мы как раз говорили...

– Вы ссорились, – перебила я, – как в ту первую ночь, когда с ней случился приступ.

– Откуда вы знаете? – спросил он, сразу помрачнев.

– Меня разбудили ваши голоса. Вы так кричали, что любой бы проснулся. Ведь она тогда едва не умерла после этого. А все думали, что это случилось из-за моего внезапного приезда. Я слушала вашу ложь, не возражала и ждала, пока вы скажете мне правду сами, но ведь вы не собираетесь этого делать, не так ли?

– Нет, черт возьми! – Он снова пришел в ярость. – С какой стати вам говорить ее? Вы явились сюда без приглашения...

– И совсем некстати?

– И совсем некстати. Вы можете разрушить здание, которое я возводил годами. Вы – ее внучка, одна из Тирелей, а не Шериданов, и старая леди была готова вам все передать. Поэтому вы действительно ответственны за все, что тогда случилось, как если бы сами присутствовали при этом.

– Вы об этом говорили ей тогда?

– Да. Но разве я не знаю эту старую ведьму? Я ведь понимаю, что у нее на уме. И я сказал ей, что, если вы будете здесь, то меня не будет. Я не хочу быть рабочей лошадью для нового поколения Тирелей.

– А что она сказала на это?

– Ничего. Она уже не могла говорить. Вот как это было.

– И вы до сих пор не знаете, что она решила?

– Нет. И старая дьяволица, пока она жива, так и будет держать нас обоих в напряжении и в неведении.

– И именно об этом вы что-то пытались снова разузнать сегодня утром?

– Да, – ответил он уже тише. – Сегодня утром я слышал, как Энни позвонила в Дублин Свифту и О'Нилу. О'Нил собирается приехать в понедельник, а значит, она может внести изменения в завещание.

– Свифту и О'Нилу? – Я помнила эти имена из письма, адресованного Бланш.

– Адвокаты Тирелей. А если она собирается изменить завещание, то это может означать только одно – туда включат вас.

– Это не означает, что оттуда уберут вас.

– Да, необязательно. Но она не собирается нас в это посвящать. Только на ее похоронах, когда О'Нил зачитает завещание, это станет известно.

– А потому для вас было бы лучше, если бы ее не стало уже сейчас, прежде чем она что-то изменит? Так не пытались ли вы убить ее – тогда и сегодня утром?

– Убить? – переспросил он с горечью. – Я не хочу прикидываться гуманистом, но убить – дело нелегкое. Сделать такое гораздо труднее, чем пожелать, хотя я назову лжецом всякого, кто будет утверждать, что никогда в жизни не желал никому смерти. Пытался ли я ее убить? Я ее не душил и ничем не ударял, конечно. Но можно сказать, что я хотел ее смерти... Вот вам ваша правда.

Все это действительно звучало правдоподобно, даже если он сказал не все.

– А если она решит разделить все имущество между нами? – спросила я.

– В этом нет смысла. Если все средства вложить, например, в развитие завода – это можно сделать. Но поделить – в данном случае значило бы все разрушить.

– Ну, а если... если она решит, что все достанется только мне? – Это должно было прозвучать жестоко, но мы оба понимали, что старая леди способна на такую несправедливость ради того, что она называла «долгом перед родом Тирелей».

– Тогда... тогда вы все это возьмете, но и все потеряете. Для дела Шериданов нужны именно Шериданы, а не Тирели. Можно даже обойтись без такого таланта, как Бренда, но не без наших сил и энергии. Тут прежде всего нужны дельцы, а не художники.

– Но ведь я тоже Шеридан.

– Вот именно, также как и я. Так зачем нам что-то делить? Не лучше ли было бы объединить усилия? Это – прагматическое решение проблемы.

– Но это значит, – я сама удивлялась тому, как спокойно говорю об этом, – что нам следовало бы пожениться?

– Именно! Я не собираюсь становиться рабочей лошадью ради Тирелей, но я стал бы работать, как лошадь, ради жены... И если она будет из Шериданов...

– В этом, по-вашему, вся моя ценность?

– Вы шутите? Я прекрасно понимаю, что для вас не проблема выйти замуж, а если сомневаетесь, то посмотритесь в зеркало или обратите внимание, как на вас смотрят мужчины, и Брендан, и я, и старые, и молодые. Даже Прегер... Да и в Лондоне, конечно, нашелся бы десяток таких, которые готовы на вас жениться, и еще этот Джастин, про которого вы мне рассказывали. Я вовсе не говорю, что я единственный, за кого вы могли бы выйти замуж, я только говорю, что я для вас – лучший вариант, учитывая и мое, и ваше положение.

– Но вы уверены, что вы – тот человек, который мне нужен?

– Да. Вы, возможно, скажете, что слишком рано принимать такое решение, или спросите: а как же любовь? Но разве люди, вступающие в брак, обязательно должны любить друг друга? И послушайте, Мора... Разве сейчас мы немножко не влюблены друг в друга? Разве мы не можем полюбить друг друга сильнее, если это случится? Вы сами еще не знаете, до какой степени вы принадлежите к роду Шериданов. И вас интересует дело Шериданов... а если угодно, интересую и я, больше, чем вы сами думаете. Если бы это было иначе, вы оставались бы здесь не больше часа... или, по крайней мере, не больше одной ночи. Вы бы никогда не сделали этого ради сумасшедшей старой леди.

– А как же Лотти?

– А что Лотти?

– Но ведь она с вами не осталась.

– Лотти не была Шеридан. Она бы долго не задержалась здесь ни со мной, ни с другим мужчиной.

– А разве во мне вы уверены больше, чем в Лотти?

– Лотти... Она многому научила меня. Я не так уж глуп, и я понимаю разницу между вами.

Я подумала, что эта мысль, которую Коннор решился высказать, приходила в голову не только ему. Меня здесь уже многие сравнивали с Лотти, и даже наивный священник Стэнтон заявил, что почувствовал разницу между нами. О том же, возможно, думали и рабочие, и посетители бара. Даже тот пьяница сказал: «Эта ирландка».

Предложение Коннора напомнило мне о холодном и расчетливом мире Клода и ему подобных, от которого я хотела уйти. Я посмотрела вниз – передо мной открывалась необычайно красивая картина. В этих краях подобное предложение звучало особенно странно. Я направилась к лестнице, ведущей вниз. Коннор не пытался меня задержать. Он, видимо, был уверен, что его слова произвели на меня надлежащее впечатление, что если не сейчас, то позднее я приму ожидаемое им решение.

– Вы не сказали «нет», – только и заметил он.

Действительно, в этом и была проблема. Мне следовало сразу сказать «нет», но я не решилась на это.

Спустившись с башни О'Роирка, я дошла до парадного входа в замок. О'Киффи, отворивший парадную дверь, встретил меня словно старую знакомую. Я сказала:

– Пожалуйста, передайте мистеру Прегеру, что я пришла к нему на чай.

В Мирмаунт меня отвез О'Киффи. Отто Прегер решил, что одержал победу. Ему я просто сказала, что поднималась на башню, как он мне и советовал. Прегер, конечно, знал, что я была там с Коннором, но не спросил меня, ни о нашем расставании, ни о ключе, принадлежавшем Коннору. Хозяин замка угощал меня чаем, показывал мне свои редкие книги и не расспрашивал о личном; не спросил даже, когда я приду снова, только напомнил, что в воскресенье уезжает в Нью-Йорк.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю