Текст книги "Край бокала"
Автор книги: Кэтрин Гаскин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Не все наши изделия должны быть такими – сделанными вручную, как произведения искусства. Нужно и фабричное недорогое прессованное стекло – для домохозяек и для промышленности. Стекло нужно всем. И мы, Шериданы, делали и те и другие вещи – для тех, кто может хорошо заплатить, и для простых горожан. Для всего этого необходим капитал, а у нас его нет. Стеклоделие Шериданов пока существует, но мы можем очень скоро разориться, если не выпадет какой-нибудь счастливый случай.
Вдруг на другом конце стола я увидела кошку, которая медленно приближалась к нам. Она показалась мне странной. Это была большая сиамская кошка со светящимися синими глазами. Она приветствовала Коннора тихим, жалобным мяуканьем и подождала, пока он протянул ей кусок сыра.
– Надеюсь, вы не против кошек? – спросил он.
– Не против. Это ваша кошка? – Хотя я уже знала ответ. Два этих создания слишком не подходили друг другу.
– Ее зовут Сапфир. Нет, она не моя. Я не увлекаюсь кошками.
– Но вы ее кормите.
– Мне ее просто жаль.
Я подумала, что леди Мод также, скорее всего, не хозяйка кошки. Старая леди не нуждалась в таком обществе. Кошки слишком независимы по своему нраву для этой самовластной натуры. Я молча смотрела, как Коннор кормил кошку. За этот вечер я увидела его по-новому. Нельзя сказать, чтобы между нами возникло дружелюбие, я почувствовала к этому человеку что-то похоже на доверие, хотя бы потому, что он не притворялся. Он отвечал на мои вопросы или не хотел отвечать, но не пытался лгать.
– А почему леди Мод не любит Отто Прегера? Кто он такой? – спросила я.
– Отто Прегер... – Коннор немного помолчал, раздумывая, стоит ли отвечать. – Но вы же, кажется, видели его? Это на него так похоже – встретить вас прежде, чем еще кто-то успел это сделать. Я-то за делами забыл о вашем приезде, но зато он с немецкой пунктуальностью известил не только леди Мод, но и меня, будучи не уверенным в ее реакции. Она ведь вполне могла вас не принять. Он обычно верно чувствует ситуацию. До войны он был хозяином компании «Оптика Прегеров». После войны... Словом, это один из тех людей, которые имели отношение к «немецкому экономическому чуду». После войны он построил целую империю легкой промышленности.
– А что он делал во время войны? Оптические прицелы и бинокли? – Мне было бы противно думать, что замок Тирелей был куплен благодаря подобным вещам. – Он что, был...
– Нацистом? Нет. Он терпеть не мог нацистов. Он был строптивым, и они отняли у него его бизнес. Одному из крупных промышленников Германии нельзя было публично не соглашаться с политикой Гитлера. Они отправили его в концлагерь, хотя он имел влиятельных друзей и его поддерживала церковь. Я сам видел лагерный номер на его руке.
– Но он выжил.
– Выжил и вернулся в Германию. От «Оптики Прегеров» почти ничего не оставалось – фабрики были разбомблены, людей не было. Но это очень энергичный и целеустремленный человек. Американцы хотели поскорее восстановить Германию как буфер против коммунизма. Он получил кредиты и сделал свое дело. Конечно, это финансовый гений. Одно дело – просто уметь выжить, другое – сделать выживание достойным.
– А леди Мод не любит этого человека потому, что он купил у нее замок Тирелей?
– Она бы невзлюбила каждого, кому вынуждена была его продать. Он-то дал очень хорошую цену за эти необитаемые развалины и пастбище. Но старая леди продолжает проклинать тех, кто сжег замок, и самого Прегера за то, что он заплатил-де слишком мало. Но, так или иначе, это случилось. Тирели всегда были немного не в себе, не она первая. Их обычные причуды – лошади, романы, азартная игра... Но когда ИРА *сожгла замок в смутное время, этот бедняга, отец леди Мод, лишился разума. Единственный брат Мод погиб во время пожара. Тогда-то она вышла замуж за Чарльза Шеридана, который готов был взять ее и содержать ее сумасшедшего отца. После этого она надеялась соединить земли Шериданов и Тирелей и вернуться назад.
– А зачем они сожгли замок?
– А зачем они вообще что-то сжигают? – Он пожал плечами. – Тирели были помещиками – этого уже достаточно. И Тирели были приспособленцами. Они поддерживали английскую королеву Елизавету. И за это получили землю и титул. А когда Кромвель разделался с ирландцами, Тирели завладели половиной графства. Почему, думаете, оно называется «графство Тирель»?
– Я об этом и не думала, – ответила я изумленно.
– Так подумайте, и не удивляйтесь, почему Тирелей здесь не жалуют до сих пор. Да, здешние жители убили брата Мод, может быть, намеренно. Но они предложат вам сосчитать, сколько крестьян погибло, после того, как Тирели согнали их с земли, а их дома разрушили. Спросите, что Тирели сделали для своих крестьян во время голода? Ничего! И не удивляйтесь, если немец Прегер здесь более популярен. Он построил фабрику по производству пластмассы в районе Вексфорда, и она многим дала работу. Но не забывайте и того, что Ирландия всегда была гостеприимна к врагам Англии.
Я искала иного мира, чем холодный лондонский мир Клода и ему подобных, и вот попала в этот котел страстей, ненависти и старых обид. Конечно, я не принадлежала ни к одному из этих миров. Сейчас Отто Бергер казался мне символом чего-то более надежного и устойчивого.
– А кто такая Лотти? – спросила я.
Коннор вздрогнул.
– А что вы знаете о Лотти? – резко спросил он. В его тоне мне послышались боль и раздражение.
– Ничего, кроме этого имени. Отто Прегер сначала назвал меня так.
– Когда это было?
– Сегодня днем. Я решила пообедать на траве у стены замка, но нечаянно заснула. Меня разбудил его оклик – он назвал меня Лотти.
Коннор долго не отвечал. Потом он с трудом поднялся и заговорил:
– Лотти... А, понимаю. У нее прическа была похожа на вашу. Только ваши волосы темнее. Она была нордическая блондинка.
– Ее нет в живых?
– Она погибла на мосту в ноябре прошлого года. Это дочь Прегера. – Он быстро допил свое вино. – И она была моей женой.
Я молча сидела и смотрела, как Коннор, тяжело ступая, вышел из комнаты. Через некоторое время я услышала, как хлопнула входная дверь; потом он сел в машину и уехал. Лучше бы, мне никогда не слышать о Лотти Прегер. Лучше бы мне не спрашивать его об этом! Тогда я не стала бы свидетельницей этого сдерживаемого, но вдруг прорвавшегося чувства горя.
Я задула свечи в канделябре. Кошка не сводила с меня глаз. Теперь было ясно, что это была кошка Лотти.
– Иди сюда, – позвала я почему-то шепотом.
Встав из-за стола, я почувствовала, как, спрыгнув со стола, она потерлась о мои ноги. Когда я вышла в коридор, она последовала за мной. Я поднялась наверх, в отведенную для меня комнату. Кто-то, очевидно Энни, постелил мне постель, положив в ноги грелку. Мою кровать освещала лампа, а комнату обогревал небольшой электрический камин (пожалуй, он был маловат для этого помещения). На столике, на серебряном подносе, стояли чашка с блюдцем и старый термос с горячим шоколадом.
На одном из трех письменных столов я нашла пачку фирменной бумаги со штампом «Мирмаунт, графство Тирель, Ирландия». То-то удивится Ллойд, когда получит от меня письмо, из которого узнает, что я отказываюсь от мечты о «калифорнийском рае». Пока я писала письмо, кошка начала осторожно лакать шоколад, который я для нее налила в блюдце. Я унаследовала страсти, силу и слабость, свойственные Тирелям и Шериданам, и теперь мне было ясно, что такая размеренная жизнь в Калифорнии не для меня. Разумеется, в письме я ничего подобного не писала. Просто в очень вежливых выражениях сообщала ему, что не смогу приехать.
Глава 5
Меня разбудили громкие голоса – женский, пронзительный, старческий, и низкий, мужской. Я не различала слов, но разговор был тревожным. Однако постель была теплой и уютной, а вчерашний день – необычно длинный и утомительный, поэтому меня совсем не интересовало, что там у них был за разговор или спор. Я снова заснула и не слышала, как он вошел в комнату. Проснулась оттого, что кто-то стал трясти меня за плечо, и замерла от страха, увидев Коннора.
– Мора, проснитесь, проснитесь ради бога! – кричал он. – Мора!
Дверь в мою комнату была распахнута, а в коридоре горел свет.
– Что там такое? – спросила я.
– Леди Мод... С ней, должно быть, случился сердечный приступ... Она без сознания. Вы знаете, что надо делать?
– Не знаю. Вы звонили доктору?
– Я шел вниз, чтобы это сделать. Может быть, вы побудете с ней, пока... Если сможете чем-то помочь.
– А что же Энни? – спросила я, выходя вслед за ним.
– Это бессмысленно. У нее будет истерика... Вот здесь. – Он указал на открытую дверь в коридоре, которая вела в одну из комнат напротив моей, но сам туда не вошел. – Не принести ли бренди?
– Позвоните же доктору! – прошипела я. – Никакого спиртного. Торопитесь!
Старая женщина лежала поперек кровати, как будто Коннор поднял ее и положил таким образом. Казалось, она еще больше съежилась и побледнела. Мои неопытные пальцы могли нащупать лишь очень слабый пульс, дыхание было едва ощутимо. Убрав из-под ее головы подушки, я набралась смелости, наклонилась над ней и попыталась сделать искусственное дыхание, прижав свои губы к ее рту. Я отчаянно пыталась вернуть ее к жизни. Через какое-то время я почувствовала, что дыхание постепенно возвращается к ней. Затем глаза ее с усилием открылись, и она, видимо, узнала меня. Я не была уверена, что это моя заслуга, она могла очнуться и сама по себе. Но она поняла, что я борюсь за ее жизнь, что эта борьба связывает нас, как и кровные узы. Я выпрямилась.
В дверях раздались чьи-то всхлипывания. Это была Энни.
– Матерь Божья! – вскричала она. – Так она померла! Неужто он все-таки убил ее?!
Доктор и Коннор сидели за чаем, приготовленным Энни, в кабинете Коннора.
– Это было предостережение, – заговорил доктор, – но Мод Шеридан не обращает внимания на предостережения. Когда был тот, легкий приступ года два назад, – помните, Коннор? – я ей говорил тогда, что будут другие и как следует их избежать. Она ответила мне, что умрет в назначенное ей время и как положено, как будто это от нее зависит. Таковы Тирели! Ее надо было бы поместить в больницу, да она отказалась. Ну что же, постараемся сделать все, что в наших силах здесь. Прежде всего, ей необходим полный покой, я на этом настаиваю. И еще нужна сиделка. Если бы ее здесь можно было найти... – Он с сомнением покачал головой. – Как это началось? Она была одна?
Я ждала, что ответит Коннор. Он сказал:
– Я проходил мимо ее дверей, когда услышал крик. Она была в постели, но упала в тот момент, когда я вошел в комнату.
Это была хладнокровная ложь. Меня ведь разбудил их спор. Но он думал, что я спала и ничего не слышала. К тому же он не без оснований полагал, что леди Мод не захочет рассказать о ссоре даже своему доктору. Интересно, как часто он так сознательно и складно врет? В чем тут дело? И почему Энни воскликнула: «Неужто он убил ее?»
Доктор кивнул:
– Ну, это понятно. Это должно было случиться рано или поздно.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– Вас, мисс д'Арси, – ответил он. – Понимаете, Мод Шеридан долгое время не имела никого из родных, и тут вдруг неожиданно появились вы. Попросту говоря, она перенесла шок.
Откуда ему было знать, что я появилась внезапно, что мой визит не планировался? Но Прегер предупреждал меня, что так и будет. В таких местах люди всегда все знают. Доктор продолжал пить чай с бутербродами, одновременно выписывал рецепты и делал записи в медицинской карте.
– Пока с ней может побыть Энни, – заговорил он снова. – Но надо, чтобы ей кто-нибудь помог. – Он посмотрел на меня. – Вы, конечно, останетесь. Вы можете помочь. Ей понадобится специальная диета, и надо проследить за этим.
Я молчала. Коннор пристально смотрел на меня. Наконец я кивнула. К чему меня обязывает согласие? Я ведь все равно смогу уехать, когда захочу.
На рассвете мы проводили доктора. Он обещал вернуться в одиннадцать часов. Прежде чем уйти, он вдруг повернулся ко мне и сказал:
– Вы хорошо сделали, что приехали, хотя и поздновато. Я знал миссис... вашу мать.
Он чуть было не сказал «миссис Финдлей». Потом Коннор проводил доктора до машины. Это был единственный человек, который рад был меня здесь видеть, который с симпатией говорил о моей матери, а я даже не запомнила его имени.
Коннор медленно поднялся по лестнице; видно было, что он очень устал.
– Я голоден. Интересно, есть ли в этом доме еда? – заговорил он.
– Можно поискать, – ответила я.
Были ли его слова, обращенные ко мне, «приглашением к доверию», или же ему просто хотелось поговорить с кем-то, чтобы снять напряжение?
– Минуту, сейчас принесу бренди, – сказал он. – Леди Мод оно не нужно, но мне, да и вам, думаю, будет кстати.
Он вскоре вернулся с бутылкой, в которой еще оставалась добрая половина ее содержимого. Мы прошли в столовую, и он взял там два бокала. На подносе все еще лежали сыр и печенье, и по нему уже прошлись мыши, судя по оставленным следам. Коннор открыл дверь в одну из прилегающих к столовой комнат и попросил меня зажечь свет. Это была кухня, как и следовало ожидать, огромная и старомодная, если не считать новой газовой плиты и устройства для нагревания воды над раковиной. Коннор поставил бокалы и бутылку на большой пустой стол.
– Еду здесь держат в буфетной – для естественного охлаждения, как говорит леди Мод. Там же любят гулять мыши, так что можете выпить глоток для храбрости. – Он наполнил красивые бокалы бренди, и я с благодарностью приняла свой.
– Выглядит красиво, а на вкус еще лучше.
– Это, кажется, единственное, что осталось здесь хорошего. Просто невыносимо.
– О чем вы?
– Обо всем, черт побери! О болезни старой леди, об этом доме, о том, что вы вот так влипли... Мы не вправе ожидать от вас самоотверженного поступка. Это не ваша проблема. И все же...
– И все же что?
– Ничего. Я не стану уговаривать вас. Доктор Доннели найдет сиделку – кто-нибудь да согласится, если не ради старой леди, то ради него. Джим славный малый. Мы справимся...
Хотел ли он помочь мне выпутаться из сложного положения, чтобы я не чувствовала себя виноватой? Вчера в кабинете он говорил, что для нас обоих будет лучше, если я поскорее уеду. Тогда я поверила в то, что он честен со мной. Сегодня мне в это не верилось. Он демонстрировал то дружелюбие, то враждебность, то обезоруживающую открытость, то хладнокровную ложь. Нет, довериться ему я не могла.
– Посмотрим, – ответила я.
В большой темной и сырой буфетной на полках стояла разнообразная кухонная утварь. Старинными железными и медными кастрюлями, сковородками, мисками и чайниками, стоявшими на верхних полках, очевидно, давно никто не пользовался. Внизу под рукой находилась дешевая алюминиевая и эмалированная посуда, которой и пользовались в последнее время постоянно. Я проверила продуктовые запасы – тут были старая ветчина, хлеб, яйца, сливочное масло, сосиски, колбасы. Я решила быстро приготовить яичницу с колбасой.
– Быстренько начнем, – сказала я Коннору, – пока я еще не умерла от голода и в состоянии поднять сковородку. И знаете, эти сковородки не годятся. Достаньте мне, пожалуйста, вот эту.
– Она вся в пыли, – заметил он удивленно, – похоже, ею никто не пользовался.
– Очень жаль. Их надо чистить. Вот эта, медная, особенно хороша. Здесь, я вижу, медных много. Моя мать любила... – Я не стала заканчивать фразу.
Коннор стал протирать сковородки тряпкой, которую нашел на столе, а я спросила:
– А здесь есть огород? Не найдется ли петрушки?
– Поищу, – ответил он. – Прежде огород здесь был великолепный. Но потом... – Он махнул рукой. – С ним случилось то же самое, что происходит со всем в этом доме.
Он вскоре вернулся, мокрый от дождя, с пучком зелени, срезанной как попало кухонным ножом. Это были петрушка, мята, розмарин, тимьян, которые, видимо, росли практически сами по себе. Он преподнес мне все это, словно букет; мне даже показалось, что он опасался не угодить мне.
– Не знаю, как они выжили. Но они там есть.
Запах мокрой зелени, только что срезанной с грядки, напомнил мне о детстве. Бланш любила зелень и, не имея огорода в городе, выращивала ее в горшках, чтобы потом использовать при готовке. Видимо, запах зелени напоминал ей о годах жизни в этих краях.
– Знаете, Мора, – вдруг сказал Коннор, – вы странная девушка.
– Что вы хотите этим сказать?
– Противоречивая. Весь этот модерн, короткие юбки, и вместе с тем такие милые старомодные черточки, как любовь к зелени или медной посуде.
– Не сделаете ли тосты? – спросила я, вместо ответа. – Я сейчас буду жарить яичницу.
Это был человек, наделенный опасным обаянием, на вид прямодушный, но на деле, видимо, просчитывавший свои ходы вперед. Он был зятем Прегера, а его дочь едва ли была простушкой и не могла поддаться одному простому обаянию внешности этого человека. Я чувствовала, что Коннор Шеридан странным образом уже волнует меня, и не хотела поддаваться его влиянию. К тому же мне не давали покоя слова Энни: «Неужто он убил ее?»
Коньяк в пять часов утра действует особенно сильно, а яичница с настоящими ирландскими сосисками быстро насыщает. Даже кофе показался мне приятным на вкус, хотя зерна были старые, как и сам кофейник.
– Вы, похоже, волшебница, – шутливо заметил мой сотрапезник. – Никогда не думал, что яичница бывает такой вкусной.
– Пусть это будет волшебством, – ответила я сонным голосом. Коньяк притупил мое недоверие, и я стала болтать о разных вещах, отложив свои наблюдения и выводы до следующего раза. Я рассказывала что-то о нашем доме в Лондоне, о Клоде и моей работе, и даже, как это ни глупо, сказала пару слов о Ллойде.
– Вы думаете, вам бы понравилось в Калифорнии? – спросил вдруг Коннор полушутя-полусерьезно.
Я вспомнила, что он сам жил некоторое время за океаном.
– Но я не сказала, что собираюсь туда ехать.
– Вы также не говорили, что влюблены в этого человека.
– Влюблена? Конечно, не говорила. Разве не так?
Наш разговор был прерван приходом Энни. Она постояла в дверях, окинув взглядом стол с коньяком и хрустальными бокалами «Шеридан». Заметила она и другое: я была еще в халате и рядом со мной сидел Коннор во всеоружии своего обаяния.
– Мистер Коннор, – заговорила Энни, – там к вам какой-то мастер пришел, хочет с вами поговорить.
– Энни, – сказала я, вставая, – я сама уберу посуду.
Наступило серое, дождливое утро.
Глава 6
Весь день лил унылый дождь, и это было единственное постоянное явление в тот день. В доме царила странная суета – он гудел, как растревоженный улей. Сначала явилась троюродная сестра Энни, Бриджит из Клонката. Это была молодая пышная девушка, краснощекая, со здоровым цветом лица, без всякой косметики, рыжеволосая (видимо, как все в этой семье).
– У нее молодые ноги, она может бегать с подносами и быстро являться на звонок. Пусть немного поможет, – заявила Энни.
Потом появилась и сиделка, объявившая:
– Я миссис О'Ши. Делаю это только ради доктора Доннели. Всем известно, чего стоит работать со старой леди.
– Она теперь больна, миссис О'Ши, – напомнила я, – и просто будет выполнять то, что ей скажут.
– Э, а разве мало я видела больных, которые не хотят есть, что им полагается, а все капризничают? Ну да ладно, она пациентка, а я знаю свое дело, не будь я Молли О'Ши!
Она болтала всю дорогу, а Майкл Суини, который нес ее сумку, с любопытством слушал все это.
– Господи, сколько же тут всякого барахла, – продолжала сиделка. – Хватит мебели, чтобы заставить всю городскую гостиницу.
– Да, или даже замок, – поддержал ее Майкл. – Все это слишком роскошно для простого дома, Молли О'Ши.
Я чувствовала, что он, как и второй рабочий с фермы, Джим Даффи, как и все в доме, были поражены новостью о тяжелой болезни леди Мод. Им не нравилось их нынешнее положение, но еще более неприятна была мысль о возможных переменах. Комната, отведенная миссис О'Ши, ей тоже не понравилась.
– Вот уж не думала, что буду ночевать в аукционном помещении, – фыркнула она. – А теперь надо увидеться с пациенткой.
Мы прошли через большую ванную комнату, которая находилась между комнатой сиделки и спальней самой леди Мод.
– Знаете, – она фамильярно тронула меня за руку, – я слыхала, что вашей бедной матушки уже нет на свете. Господь да упокоит ее душу. Ну да хорошо, что вы воротились, для старой леди будет очень приятно иметь подле себя родную внучку, хотя, бьюсь об заклад, это большое огорчение для мистера Шеридана, который надеялся...
Тут она умолкла, потому что мы вошли в спальню леди Мод, где уже находился Коннор, предупрежденный о приходе сиделки.
Как только мы вошли – впереди шла миссис О'Ши в накрахмаленном белом халате, – леди Мод, лежавшая на кровати, подняла руку, словно в знак протеста, и что-то тихо сказала Коннору. Мне удалось расслышать «совершенно незачем». Миссис О'Ши вспыхнула.
– Об этом будет судить доктор Доннели, – отрезала она. – И я здесь не ради развлечения. Мистер Шеридан, могли бы вы вызвать Майкла Суини и Джима Даффи? Здесь нужны некоторые перемены.
– Какие именно, миссис О'Ши?
– Эта мебель, мистер Шеридан... Я не могу выполнять свои обязанности в таком помещении. Не дай бог, что случится, и доктор не сможет здесь свободно передвигаться.
Несмотря на новую попытку протеста со стороны больной, было сделано то, чего хотела миссис О'Ши. На время она получила здесь власть и упивалась ею. Рабочие пришли и стали выносить вещи по ее указанию. Я чувствовала, что мне надо бы побыть около леди Мод, как-то успокоить ее, пока будут выносить любимые ее вещи, но я знала, что моя помощь будет решительно отвергнута. Даже тот момент ночью, когда я делала ей искусственное дыхание, был сейчас не в счет. Никто не должен был жалеть леди Мод, она требовала уважения и повиновения, а не жалости.
– Достаточно! – услышала я слабый голос.
– Леди Мод, в этой комнате я распоряжаюсь!
– Довольно!
Привычка к уважению и повиновению не исчезает сразу. Рабочие поставили на место стол, который уже собирались выносить, и удалились. Миссис О'Ши отвернулась и принялась возиться в своей сумке, скрывая таким образом свое недовольство. Повернувшись к Бриджит, которая уносила мелкие вещи, сиделка сказала:
– Вы можете пока идти, Бриджит, и возвращайтесь ровно в полдвенадцатого, чтобы я могла пообедать.
Меня отпустили вместе с Бриджит. Мне казалось неправильным оставлять старую леди наедине с рассерженной миссис О'Ши, но я догадывалась, что хозяйка дома даже сейчас хотела бы справиться со своими проблемами сама.
В коридоре Энни сообщила мне, что Коннор отправился на завод и просил позвонить, если что понадобится. Этого следовало ожидать – он как бы говорил мне: «Я же предупреждал, что оставаться вам не следует, а если уж остались, полагайтесь только на себя». Я повернулась к Майклу и Джиму, которые стояли возле вынесенных ими в коридор вещей, словно ожидая нового представления.
– Надо бы поставить эти вещи в соседней комнате, – сказала я. – Она снова захочет их увидеть, как только немного поправится. Вот, например, можно сюда. – Я отворила одну из ближайших дверей, ожидая увидеть еще один склад мебели, но замерла в удивлении. Эта комната была темной из-за плотно задвинутых штор. Мне показалось, что здесь пахло духами. Я успела различить несколько зеркальных поверхностей и какой-то ковер. Но тут подошла Энни и затворила открытую дверь.
– Наверно, надо поискать другое место, мисс Мора, – сказала она. – Мистер Коннор будет недоволен, если в этих комнатах нарушится порядок. Ведь это комнаты миссис Шеридан, не так ли? Никому не позволено сюда входить.
Я слегка оторопела.
– Миссис Шеридан? – тупо повторила я.
– Мисс Лотти, жены мистера Коннора.
Хлопотливый день тянулся дальше, и дела, следовавшие одно за другим, не давали мне времени поразмыслить. Едва мы разобрались с мебелью, позвонил Отто Прегер в кабинет Коннора.
– Мне жаль, что у леди Мод случился приступ, – сказал он.
– Доктор заверяет, что приступ не очень опасный. Но ей нужен покой. От больницы она отказалась, но нам удалось найти сиделку.
– А, понятно. Значит, вы остаетесь? Я так и думал.
– Я остаюсь на время. Я не собиралась этого делать.
– То, что люди собираются делать, и то, что они делают в действительности, редко совпадает. Теперь скажите мне, я вам чем-нибудь могу помочь?
Я знала, что с его стороны это не просто предложение, сделанное из вежливости, и задумалась на минуту. Пожалуй, кое в чем Отто Прегер действительно мог помочь. Я мысленно сравнила этот неустроенный дом с замком Тирелей.
– Да, можете, – ответила я наконец.
– Буду рад. Что же это?
– Боюсь, это покажется смешным, но нам нужны продукты. Еда здесь... не самая лучшая, а нам сейчас надо кормить много народу. В дальнейшем я надеюсь сама все организовать, но для начала это было бы существенной помощью.
– Я прекрасно понимаю вас и знаю, какова еда и кухня в Мирмаунте. Это я буду иметь в виду. Что-нибудь еще?
– Еще одна вещь.
– Да?
– Если будет время, мне бы хотелось вас навестить.
– Да, да, понимаю, вы хотите посетить замок Тирелей.
– Замок Тирелей для меня пока мало что значит, мистер Прегер. Мне хотелось бы увидеться с вами. – Я сама не очень понимала, отчего у меня возникло такое желание, словно я хотела найти убежище от этого дома тревог в его мире порядка и рассудительности.
– Конечно, приезжайте, мисс д'Арси, – ответил он. – Это будет для меня огромной радостью. Если я окажусь во Франкфурте, приезжайте на следующий день, я буду дома.
Уходя из кабинета Коннора, я почувствовала облегчение, обеспечив себе своего рода путь к отступлению. Теперь я была в состоянии выслушать жалобы возмущенной Энни на то, что сиделка потребовала две «немного недожаренные» бараньи котлеты, а готовить их не из чего. Я успокоила ее, сказав, что миссис О'Ши вполне удовлетворится омлетом с ветчиной, и я возьму это на себя. При этом я внимательно следила за ее реакцией. Если Энни откажется передать мне кухню, то мне можно уезжать сразу – толку здесь все равно не будет. А если она на это согласится, то мы как-нибудь проживем. Энни уступила мне не без радости. Она вдруг широко улыбнулась:
– Ну, мисс Мора, кто бы мог подумать, что вы возьметесь за это!
Мы с ней вышли в сад, чтобы нарвать зелени. Он был большим, очень старым (мне показалось, даже более старым, чем дом) и, конечно, запущенным. В дальнем конце сада, где стояла каменная скамейка для отдыха, мне удалось найти то, что некогда было грядками. Теперь зелень здесь росла вперемешку с сорной травой и так густо, что кустики мешали друг другу. Я нашла лаванду, петрушку, тимьян, розмарин, чабер, шалфей... Все эти названия были мне знакомы с раннего детства. У Бланш висели дома старинные гравюры с изображением этих растений. Некоторые из них я впервые увидела растущими в огороде, где сама Бланш, возможно, впервые узнала их названия.
Последнюю ветчину мы израсходовали на омлет для сиделки, поэтому для нас с Энни я приготовила омлет с зеленью. Ей он, видимо, пришелся не по вкусу, потому что она ела главным образом хлеб с сыром и при этом все время говорила. Вероятно, она давно не имела слушателя. Я не мешала ей в этом. Когда я спросила, кто занимается огородом, Энни ответила:
– Да леди Мод не сумеет отличить капусту от морковки. Это все миссис Шеридан. Она приглашала из Дублина каких-то ученых садоводов или что-то вроде этого. А по-моему, огород и большой сад надо вести так, как это делалось в старое время. Тогда все сажали, что считали нужным, и ни у кого не спрашивали, где что посадить. А они взяли всякие старые книги и стали расчищать место под огород, чтобы все посадить этой весной. До того места, где лаванда, они не дошли. А потом... потом с миссис Шеридан случилось несчастье. Тем дело и кончилось. Все эти приезжие тогда собрались и уехали. Это была большая неприятность.
– Да, – пробормотала я, не зная точно, имеет ли она в виду гибель Лотти или прекращение работ.
А Энни, помолчав немного, продолжала:
– Тогда затевалось большое дело, мисс Мора. В доме жили многочисленные эксперты, которые советовали миссис Шеридан, что надо делать. У нас должно было быть центральное отопление, ванны, цветы. Собирались везде сделать ремонт и новую кухню устроить на американский манер. Миссис Шеридан хотела выписать повара из Лондона. Тогда мне было бы не так тяжело. – Она показала на новую газовую плиту. – Ну это мы, по крайней мере, сделать успели.
– А как относилась к переменам леди Мод?
– Леди Мод не соглашалась на эти планы... Она не любит, когда переставляют ее вещи, и люди из Дублина ей не по душе. Но миссис Шеридан нашла бы средство добиться своего. Она умела это делать и была привязана к этому дому.
– Правда?
– Она им гордилась! Как-то раз она показала мне этот дом на картине в одной старинной книге. Там написано, что он какой-то особенный, хотя, глядя на него, этого и не скажешь. Она хотела сделать из него картинку и чтобы во всех журналах его сфотографировали. Конечно, когда-то ей бы достался замок Тирелей, но ей больше нравился этот дом. Понятно, у них были большие планы насчет стеклодельного завода, но у миссис Шеридан были и свои задумки – например, устроить в Клонкате текстильную фабрику: делать ирландский твид и какие-то кружева. Она была без ума от всего ирландского. А в своих комнатах она делала все по-своему – тут леди Мод не могла ей помешать. Гардеробную она переделала в ванную – всю в зеркалах, – я такой нигде не видала. Теперь ее, бедняжки, нет, и все эти большие планы рухнули, а мы снова стали тут жить, как всегда жили.
– Миссис Шеридан... Она была хороша собой? – спросила я, сама не зная, почему меня это интересует. Но спросить об этом Коннора было нельзя.
– Да, она была хороша, – ответила Энни. – Знаете, есть такие лица, на которые все глядел бы и глядел. Огромные глаза, волосы цвета жнивья...
Мистер Коннор был без ума от нее. Они прожили тут всего восемь месяцев, а потом все кончилось.
– Должно быть, вы скучаете по ней?
– Мы? Да, пожалуй, скучаем. Но только мистер Коннор и леди Мод никогда не говорят о ней. И еще он не любит встречаться с отцом миссис Шеридан. Терпеть не может говорить о ней. Но это не к тому, что мы ее не помним. Тут, в Мирмаунте, кое-что стало меняться, когда она тут жила, и мы помним это. А теперь нет денег даже на стекольный завод, и дела идут туго. Больше ничего здесь не случается. – Она помолчала. – Только и случилось за это время, что вы приехали. И кто его знает, что из этого выйдет. – Последние слова она сказала тихо, как будто только для себя, но так, чтобы я могла их расслышать.
После полудня приехала машина из замка Тирелей и привезла продукты. За рулем сидел О'Киффи, который приветствовал меня, словно старую знакомую, и старался сделать вид, что знает о моем приезде больше, чем мог знать на самом деле. Втроем, с ним и Майклом Суини, мы носили еду в буфетную и складывали на полки. Здесь были копченая осетрина, икра, пироги с дичью, пироги с ягодами, ветчина, жареная телячья нога, четыре вида колбас, пресный хлеб, корзины с овощами и фруктами и еще многое другое. Я поняла, что сделала ошибку.
