Текст книги "Сожаления Рози Медоуз"
Автор книги: Кэтрин Эллиотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
– Ладно тебе, он же ребенок. Пойдем, милая, пора в дом.
Мы вышли на солнцепек, и он захлопнул дверь гаража. Мы оба понимали, что отведенное нам время в укрытии истекло. Мама недолюбливала гараж и скоро бы примчалась за нами, если бы мы сами не изволили показаться в доме. Зато мы нарочно выбрали долгий обратный путь по обходной тропинке, через теплицу, где папа забрал секатор, а потом по травяной грядке, посмотреть, как цветет молочай, и по склону, где он неожиданно взял меня за руку. Сжал ладонь, а потом отпустил. Я удивленно подняла глаза. Он неотрывно смотрел вперед. Я улыбнулась. Я знала, что так он хочет сказать: послушай, милая, я не могу говорить об этом, но все в порядке, я тебя поддержу. Ты поступаешь правильно. Он все сказал этим мягким пожатием руки. И на сердце вдруг полегчало, впервые за долгое время. Я понимающе улыбнулась.
Зимнее солнце, висевшее низко над горизонтом, светило прямо в глаза. Мы подошли к дому, и сначала я не заметила Гарри. И тут вдруг он подвалил прямо к нам, спустившись с террасы по травяному склону; он заваливался на пятки и выпячивал пузо вперед, словно огромный пакет с продуктами, который вот-вот лопнет: так делают все толстяки. Он остановился и слегка качнулся в сторону; вискарем несло за километр.
– Гордон, я хотел бы перекинуться словечком с женой, если не возражаешь.
– Конечно, мой мальчик, – пробормотал отец, тихо отходя в тень.
Гарри сделал шаг мне навстречу, и его туша закрыла солнце.
– Мой ответ на твой вопрос – нет, Рози. Абсолютное недвусмысленное нет. Нет, я не хочу развода, и нет, я не дам тебе развод, если захочешь; и будь уверена, если ты продолжишь старания, я сделаю твою жизнь невыносимой.
– Гарри, нам обоим известно, что браку нашему конец, – тихо проговорила я.
– Конец? Ради бога, а было ли у него начало? Да с тобой ни один мужчина не будет счастлив, Рози.
– Что это значит, Гарри, черт возьми?
– То, что ты зануда и нытик. Тебе прекрасно известно, что вся твоя жизнь крутится вокруг домашних дел. Ты думаешь только о доме, очаге, ребенке; ни разу за годы нашего знакомства ты не высказала ни одной интересной мысли или собственного, не украденного у кого-то еще мнения. Честно говоря, мне стыдно за твою ограниченность.
Только не заводись, напомнила я себе, хотя внутри у меня уже все закипело. Мне хотелось размозжить его жирную рожу. Но заводиться было нельзя. Это же обычное для Гарри поведение, очень просчитанное. Он никогда не упустит случая нанести удар ниже пояса. Так он оказывает давление и надеется спровоцировать сцену, невольную реакцию, чтобы потом вскинуть руки, уйти и сказать: вот видите, она же истеричка. Что еще делать нормальному мужчине? Она просто неразумна. Я спокойно посмотрела ему в глаза.
– А когда у тебя успело появиться собственное мнение, Гарри? Неужто когда ты лизал пятки высокопоставленным друзьям и подбирал крошки с хозяйского стола?
– Возможно, – ровным голосом ответил он. – По крайней мере, мои друзья более благородного происхождения и не простояли всю жизнь у раковины. Ты погрязла в быту, Рози. Ты – социальный урод и не можешь произнести ни слова на наших изысканных вечерах, разве что рассказать, как у Айво режутся зубы, или поделиться последним рецептом тирамису. Не смыслишь ни в политике, ни в социальных вопросах, не умеешь вести оживленные споры. Ты нескладная, невежественная развязная дурочка и начисто лишена изобретательности как в постели, так и за ее пределами. – Он злобно ухмыльнулся. – Мне отлично известно, дорогая, что каждый раз, когда мы занимались сексом, ты притворялась.
– Брось, Гарри, я не притворялась. Я спала!
– Не огрызайся, – рявкнул он. – Ты всего лишь подтверждаешь мою точку зрения.
– Так зачем ты на мне женился?
– Затем, что мне нужна была жена. Я хотел иметь детей, и ты понравилась дядюшке Бертраму.
Надо отдать Гарри должное. Всякие кружева типа «твое тело – храм, и при одном прикосновении я бился в экстазе» – не для него. О нет. Я оказалась хорошей свиноматкой, и его дядюшка дал добро.
– К тому же, – благосклонно добавил он, – ты показалась мне относительно хорошенькой. У тебя был открытый дружелюбный характер, и я подумал, что сумею вправить тебе мозги. Вылепить то, что мне нужно. Но теперь я вижу, каким был глупцом. Мне не хватило бы сырья для работы.
Его нахальство было просто феноменальным. И это говорит человек, который даже не сдал выпускных экзаменов. Человек с идеальным оксфордским выговором, только вот в Оксфорде он никогда не был, разве что в качестве туриста. И он еще заявляет, что собирался вылепить мои мозги так, как ему нужно? И самое забавное, что все это время я думала, что смогу вылепить его. Грустно, не так ли? Стоя у алтаря три года назад, мы оба клялись в верности, но втайне думали: а, ладно, эта/этот сойдет. Уверена, можно будет как-нибудь его/ее пообтесать.
– Так почему бы тебе со мной не развестись? Гарри, к чему продолжать мучения?
– Потому что я не верю в развод. Развод – это унизительно, это для обычных людей, а не для таких, как мы. Все равно что признать, что совершил самую большую и отвратительную ошибку в жизни, а я ошибок не совершаю. Но у меня есть к тебе одно предложение.
– Слушаю внимательно.
Он вытянулся в полный рост и раздулся в полный объем.
– Разные спальни и разные жизни. Но для внешнего мира мы будем продолжать делать вид, что женаты.
Я моргнула. Для внешнего мира? Ради кого – граждан нашего королевства? Можно подумать, мы принц Чарлз и принцесса Диана! Ведь даже им не удалось выполнение подобного временного соглашения: вроде жить вместе и не жить, хотя у них огромные поместья и много акров земли. И Гарри полагает, что у нас это получится, в нашем-то уондсвортском дворце с общей с соседями стеной?
– Но зачем, Гарри? Какой смысл?
– Я уже объяснил, – холодно произнес он. – Я не верю в развод. Я не стану вмешиваться в твою жизнь, можешь уходить и приходить, когда тебе вздумается, хотя с такими отбросами, как тот водопроводчик, я тебе связываться запрещаю, это уж чересчур. В нашем доме таких проходимцев не будет, еще подцепишь букет венерических болезней, а ведь можно по ногтям определить, болен человек или нет. Нет, придется от него избавиться – только представь, если кто-то из моих друзей его увидит! – Внезапно он покачнулся, водянистые глаза округлились и чуть не выскочили из орбит. – Он же про меня ничего не спрашивал? Не пытался разузнать, где я работаю, и все такое?
– Гарри, даже мне неизвестен ответ на этот вопрос. Нет, он про тебя не спрашивал. С какой стати, черт возьми? Мы всего-то пару минут поболтали. Я же сказала, между нами ничего не было!
– Ну, постарайся, чтобы так было и дальше. Ты все еще моя жена, Рози, и должна поддерживать стандарты. Останешься со мной до поры до времени, и я прослежу, чтобы с тобой все было в порядке. Но если вздумаешь мне перечить, если подашь на развод, не сомневайся, я буду драться насмерть. Не видать тебе ни денег, ни половины дома, я об этом позабочусь. И Айво тоже.
– Не говори глупостей! Разумеется, Айво останется со мной.
– Ничего подобного – стоит только показать суду, какая ты плохая мать.
– О чем ты говоришь? – ахнула я.
– Я могу заявить о твоей жестокости. И халатности по отношению к ребенку.
Я вытаращилась на него, пораженная до глубины души.
– Но это же неправда!
– Ну и что? Я совру. И заставлю других врать в свою поддержку. Я способен и на такое, Рози, сама знаешь, и мои друзья сделают это ради меня. Мы очень близки, и среди моих знакомых есть влиятельные люди.
Видимо, он уже возомнил себя лордом Люканом. Но я все равно задрожала.
– Не угрожай мне, Гарри.
– Это не угрозы, – бодро проговорил он. – Всего лишь пища для размышления. Тебе стоит подумать, прежде чем совершать безрассудные поступки.
– Но я уже подумала. И колесики уже закрутились, Гарри. Так что увидимся в суде.
Он смерил меня ледяным взглядом.
– Увидимся в аду, дорогая.
При этих словах он развернулся и ушел прочь.
Глава 5
Я долго сидела на низкой стене террасы. Я так и не перестала дрожать, а ведь Гарри ушел уже пять минут назад. Под ногами, на влажной, поблескивающей росой зимней поляне, шуршали помертвелые листья. Я смотрела, как темные съеживающиеся листочки относит ветром взад-вперед, пока они не замерли у моих ног. Странно, подумала я, глядя на них: в такие моменты никто не замечает пожухлые листья под ногами. Спустя какое-то время я поднялась. Глубоко вздохнула. Филли. Да, именно это я и сделаю: пойду и повидаюсь с Филли.
Я вошла в дом и прокралась по лестнице черного хода в комнату для гостей, где спал Айво. Он только что проснулся и сидел в кроватке, посасывая большой палец. Волосы торчали во все стороны, глазки блестели, щеки порозовели со сна.
– Привет, милый! – прошептала я. Голос надорвался.
– Хочу на улицу! Не хочу больше спать! – потребовал он, подняв ручки.
– Мы больше спать не будем, – согласилась я, вынимая его из кроватки и прижимая к себе. Пахло от него божественно. Я уткнулась носом в его волосы, шею и глубоко вдохнула. Наши сердца бились в такт. Только через мой труп, Гарри. Через мой труп. Быстро поменяв подгузник, я отнесла его вниз и заглянула в дверь кухни.
– Я забегу к Филли, мам.
Моя мать оторвалась от раковины. Шелковую блузку защищал передник, над золотыми браслетами позвякивали серебряные. Она подняла руки в перчатках, словно готовящийся к операции хирург, и округлила глаза.
– Она же придет на ланч завтра, я тебе говорила! Тогда и увидитесь.
– Хорошо, значит, увидимся сегодня и завтра.
– Вернешься к ужину?
– Вряд ли. Думаю, я останусь у нее ночевать.
– Но я пригласила Бердеттов и Палмеров! И думала, ты приготовишь тот чудненький огуречный мусс и фаршированную свинину.
Моя мать всегда приглашала на ужин всех своих друзей, когда я была поблизости и могла заняться готовкой.
– Уверена, угощение им понравится. Рецепты в синей папке, в ящике.
– Да, но девочки будут так разочарованы. Единственная причина, по которой девочки – Марджори Бердетт и Ивонна Палмер, обеим по шестьдесят пять – будут разочарованы, это то, что им достанется огурец без мусса и свинина без начинки. Разве только моя мать не умудрится нафаршировать свинину огурцом.
– Передай им привет, – вежливо произнесла я. – И мои соболезнования.
Клянусь, выходя к машине, я услышала, как моя мать скрежещет зубами. Но в данный момент приготовление ужина из четырех блюд для Марджори Бердетт не было важнейшим пунктом моего списка. Единственная важная вещь в моей жизни – это ты, Айво, думала я, пристегивая ребенка на детском сиденье и пристально глядя на него.
«Забежать к Филли» было не так легко, как могло показаться по моему нарочито беспечному тону. Она жила довольно далеко, в соседнем округе, в самой глуши деревенского Глостершира, примерно в тридцати пяти минутах езды, но это меня полностью устраивало. Мне нужно было побыть в одиночестве и подумать. Я ехала по пригородным дорогам и раздумывала о своей катастрофической стычке с Гарри, которая, по зрелом размышлении, хоть и потрепала мне нервы, но и открыла на многое глаза: особенно что касается замечания Гарри насчет дядюшки Бертрама. Думаю, в глубине души я всегда понимала, что одобрение дядюшки подстегнуло рвение Гарри в отношении меня, но услышать это из его уст было откровением. Помню, как я до смерти боялась ехать в Йоркшир, чтобы познакомиться с этим мифическим персонажем, единственным оставшимся в живых родственником Гарри, его благодетелем, от которого Гарри надеялся получить в наследство весь мир. Помню, и Гарри тоже нервничал: заставил меня переодеться как минимум два раза, прежде чем мы вышли из дома; по пути снабдил меня целым списком указаний, что можно говорить и что нельзя. И когда наконец мы подъехали к отвесным скалам, окружавшим владения Бертрама, я так и ахнула, завидев колоссальную готическую громадину из серого камня.
К моему изумлению, у входа нас приветствовал не сварливый багроволицый генерал в отставке, а чрезвычайно расторопный и жизнерадостный старичок лет восьмидесяти с лишним, который был не прочь пошутить и уж совсем не прочь приударить за дамочками. Я никогда раньше не играла в салки вокруг кухонного стола с восьмидесятишестилетним бодрячком, но все в жизни бывает в первый раз; я его раскусила и установила свои правила – например, такое: даже если он меня поймает, пусть попробует коснуться моей задницы, и сразу получит по рукам. Тогда он успокоился и довольствовался тем, что строил мне глазки за завтраком. После чего, к удивлению Гарри, мы с Бертрамом прекрасно нашли общий язык.
Он жил один, не считая слуги по имени Паркинсон одного с ним возраста. Несмотря на склонность к разврату, дядюшка был на самом деле умным человеком; он ясно давал понять – по крайней мере мне – что знает, о чем думает Гарри. Он безжалостно дразнил его по поводу и без; к примеру, оторвется от газеты за завтраком и скажет что-то вроде: «Слышишь, Гарри, забыл сказать. Ко мне тут приходили из ассоциации собак-поводырей. Такие милые люди, просто прелесть. Надо же, творить такие замечательные дела. И почему-то их очень заинтересовал дом: они сказали, что здесь можно было бы устроить прекрасный дрессировочный центр. Даже представить не могу, что они имели в виду?»
Гарри становился пунцовым и расплевывал кукурузные хлопья по всей комнате, а Бертрам снова утыкался в газету. Но через минуту хитро выглядывал и многозначительно мне подмигивал.
Да, мы с ним во многом сошлись; до такой степени, что когда наконец настало время уезжать, Гарри чуть язык не проглотил от зависти. Когда по дороге домой к нему вернулся дар речи, он наклонился и похлопал меня по руке, ошеломленно проговорив:
– Хорошо сработано, моя дорогая. Ты молодец. Черт возьми, ты так его очаровала, что он сам готов на тебе жениться!
– Боже упаси, – пробормотала я в ответ.
Но я явно пришлась Бертраму по душе, и если мы с Гарри разведемся… Вот в чем дело, угрюмо подумала я, уменьшая скорость на резком повороте в поселок Филли. Теперь мне все ясно. Даже слишком ясно. Неудивительно, что Гарри не в восторге от моей идеи, ведь ему не хочется расстраивать Бертрама. К чему опрокидывать тележку с золотыми яблоками? Наглядный пример: в конце нашей беседы Гарри заявил: «Остаешься со мной до поры до времени, Рози, и я прослежу, чтобы с тобой все было в порядке». До какой такой поры до времени? До времени смерти Бертрама, вот что он имел в виду; могу поспорить на тот самый готический особняк из серого камня, что как только Бертрам откинет копыта, Гарри будет только рад от меня отделаться. Он цепляется за меня потому, что я – страховой полис его наследства. Нет, Гарри, ничего у тебя не выйдет!
За вычерченными квадратиками полями, приютившись в рощице у реки, показался красивый старый фермерский дом Филли. Это был продолговатый низкий дом в форме буквы L, выстроенный из мягкого котсуолдского камня, как и все здания в этом районе. В это время года стены оплетали шишковатые ветви облетевшей глицинии. Филли, конечно, не знала, что я приеду, и ее могло не оказаться дома, но, выехав на ее аллею (в прямом смысле, ведь эта аллея на самом деле была законной собственностью ее мужа Майлза), я почему-то была совсем не удивлена, увидев ее в огороде за домом. Склонившись над грядкой, она выдергивала зимнюю зелень и складывала урожай в плетеную корзинку.
Филли выглядела потрясно, как всегда: на голове у нее была старая фетровая шляпа Майлза; темные волосы были заплетены в густую косу, и местами вокруг лица выбились завитки. Коса то и дело мешала работать, и Филли нетерпеливым жестом отбрасывала ее назад. У ног ее играли двое из троих ее детей, Берти и Хлоя: светловолосый шестилетний Берти и темненькая четырехлетка Хлоя. Эта идиллия вызвала у меня улыбку. Сентиментальная сцена словно сошла с поздравительной открытки Медичи; но с Филли всегда так. Она идеальна, не чета мне, так что кое-кого даже могло бы затошнить – не меня, конечно, ведь я ее несомненно люблю.
Услышав шум мотора, она повернулась, прикрыла глаза от солнца и прищурилась; но даже тогда лицо у нее было как у ангела.
– А я думала, мы завтра увидимся! – воскликнула она, бросив садовые перчатки и подбежав поприветствовать меня.
– Знаю. – Я вышла из машины и достала Айво из детского сиденья. – Но мне захотелось увидеть тебя сегодня, я не помешала?
– Ни капли. – Она обняла меня за плечи. – У нас беспорядок, как обычно; в доме помойка, есть почти нечего, но у меня есть бутылка вина и… О боже, Рози, что с тобой?
Я держала себя в руках, пока она меня не обняла, но потом взяла и разрыдалась на плече у старшей сестренки.
Филли прижала меня к себе на минутку, а потом повернулась к детям, которые сгрудились у ее ног и таращили на меня глаза.
– Берти, отведи Айво в детскую и покажи ему новую железную дорогу. Вот так, молодец, а потом найдите Анну, пусть она даст вам печенье. Хлоя, иди с ними.
– А что с тетей Рози? – спросила Хлоя, пораженная, что взрослая тетя плачет: без сомнений, такого она в жизни не видела. Во всяком случае, у себя дома.
– Ничего. – Филли легонько подтолкнула ее. – Иди, милая, я приду через минутку.
Филли отвела меня в дальнюю часть огорода, где под шестами для ползучей фасоли стояла старинная каменная скамейка. Минуту мы сидели в тишине. Наконец Филли спросила:
– Что произошло, Рози?
– О, что только не произошло, Фил! Гарри. Я. Я и Гарри.
Она кивнула, будто ожидала такого ответа. Я горько улыбнулась:
– Разумеется, никто не удивляется. Мало того, большинство даже радо.
– Кто это – большинство?
– Ну, вообще-то, только Элис, но она чуть не подпрыгнула от радости. И папа, но я ему всего лишь намекнула. Не хотела его расстраивать. Ты же его знаешь, он расплачется, только если ему скажут, что крикетный сезон подошел к концу.
– Значит, все кончено?
– Да. Филли, я его ненавижу, и, к счастью, он меня тоже, так что все замечательно, не так ли? – Я глухо рассмеялась. – Все счастливы.
– Он вовсе тебя не ненавидит. Сгоряча люди говорят ужасные вещи.
– О нет, ненавидит, он меня презирает и прямым текстом объяснил мне, почему. И самое смешное, Фил, все, в чем он меня обвинил, – правда. Я просто никогда не подозревала, что именно эти черты моего характера могут вызвать ненависть.
– Например? – спросила она, ощетинившись вместе со мной.
– О, он заявил, что я невежда и домашняя клуша, что не могу высказать свое мнение за пределами кухни. Что у меня нет собственных взглядов на действительно важные вопросы, и в какой-то степени, наверное, он прав.
– А что такое, по его мнению, важные вопросы?
– О, ну ты знаешь, политика, религия, любая актуальная тема. И это правда, меня не слишком волнует Маастрихтский договор,[17]17
Договор о создании Европейского союза, подписанный в 1992 году.
[Закрыть] механизм контроля курса валют Европейского экономического сообщества и прочая чепуха, ведь это так далеко от меня и не имеет ничего общего с моей жизнью.
– Да, но тебя волнуют другие вещи.
– Какие же?
– Образование, здравоохранение – проблемы, близкие твоему сердцу. Они волнуют всех нас.
– Да, – медленно ответила я. – Наверное. Но все равно, Филли, как обидно слышать это от…
– От законченного фашиста, – перебила меня она.
Как я обрадовалась ее, такой безоговорочной, поддержке!
– Да, Филли, да, ты права! Но как поздно я поняла это: лишь теперь, когда заставила себя отойти в сторону и посмотреть на него беспристрастно, как на отдельного человека, а не на своего мужа и отца моего ребенка.
– А как же иначе, – поддержала меня Филли. Раньше ты была слепа из-за преданности.
– И еще оттого, что хотела, чтобы это было правдой. Мне было необходимо не видеть его недостатки. Обманывать себя, что мы идеальная счастливая семья с ребенком.
– Бога ради, для счастливого брака необязательно, чтобы ваши политические взгляды совпадали. Взять меня и Майлза. Он готов проголосовать за осла с голубой ленточкой на шее, а я завзятая либералка. И что с того? Как же самое главное? Как же любовь, страсть? Куда все это подевалось?
– Не уверена, что любовь вообще была, – тихо ответила я.
Минуту мы сидели в тишине. Филли легонько обнимала меня, а я в который раз вспоминала свой короткий предсвадебный «роман».
– И что же? – наконец проговорила она и выпрямилась. – Будете разводиться?
– Это было бы мило. Но похоже, такая перспектива мне не светит.
– Почему?
– Гарри не хочет развода.
– Ну и что. Что он сможет сделать?
– Забрать у меня Айво.
– Господи, не говори ерунду, – фыркнула она. – Как ему это удастся? Ты же мать, и опека обязательно достанется тебе!
– Он говорит, что докажет суду, что я плохая мать. Приведет случаи жестокого обращения. Скажет, что я бью Айво во сне, прижигаю сигаретами и прочее.
– Но это абсурд, ему в жизни никто не поверит!
– Фил, Гарри относит себя к мелким аристократам и считает, что все его товарищи повылазят из своих фамильных особняков, чтобы подтвердить его ложь и поддержать его.
– Кто же его поддержит? Кому захочется компрометировать себя в суде и давать ложные показания? Он вконец обезумел!
– Возможно, он пойдет окольными путями. Сфабрикует улики, фотографии плачущего Айво с нарисованными синяками на руках, не знаю.
– Прекрати! – Она резко вскочила со скамейки. – Хватит, я не могу больше этого слышать!
Поднялась и я, и мы медленно, рука об руку зашагали к дому.
* * *
– Кстати, – внезапно проговорила она, когда мы проходили по двору, – он же весь день работает, как он собирается приглядывать за ребенком?
– Ха, вот тут ты и ошибаешься. На самом деле он вообще не работает. Демонстративно поднимается наверх, в кабинет, но на этом все и заканчивается. Он делает пару звонков, много пердит и храпит на диване.
– Значит, он точно не сможет ухаживать за двухлетним ребенком! – фыркнула она.
– Мы с тобой это понимаем, но какой-нибудь судья с такими же мозгами может посчитать его милым честным парнем, у которого есть и время и деньги, чтобы заботиться о единственном ребенке.
Она развернула меня к себе лицом.
– Но это же тебя не остановит, правда? Ты же не передумала разводиться?
– Ни в коем случае. Я переезжаю, это решено. Элис разрешила мне временно пожить у нее в коттедже, но я должна нанять адвоката, Филли. Мне необходима консультация профессионала. Если есть хоть один шанс потерять Айво, я не смогу рисковать. Он – вся моя жизнь.
– Этого не произойдет, – уверенно проговорила она. – Любой стоящий адвокат подтвердит: у Гарри нет ни проблеска надежды. – Она нахмурилась. – Ты сказала, Элис разрешила тебе пожить в коттедже?
– Да, здесь, рядом, по ту сторону аллеи.
– Знаю, была там один раз. – Филли поморщилась. – Знаешь, Рози, там очень примитивные условия. Не знаю даже, есть ли электричество и водопровод. Может, тебе пожить с нами?
– Спасибо, очень милое предложение, но я хотела бы жить одна. Не обижайся – просто мне нужно разобраться в себе. Здорово, конечно, что мы будем так близко друг от друга, – добавила я, не желая показаться неблагодарной. – Когда ты была в коттедже?
– О, сто лет назад, – рассеянно ответила она. – До Элис его снимали наши друзья. Раньше это был домик садовника при большом поместье.
– Я знаю. Хочу завтра утром пойти и посмотреть, что к чему. Фил, можно я у тебя переночую? Не хочется возвращаться и видеть Гарри и родителей.
– Он что, остался здесь? После всего, что ты ему наговорила?
– Да, разумеется. Не забывай, мы же счастливые супруги. Клюшка может выбросить из головы эти глупости о разводе.
– Непременно оставайся. – Она сжала мою ладонь. – А завтра утром вместе посмотрим коттедж. Уверена, там можно что-нибудь сделать: покрасить стены, положить коврики…
– Поставить свежие цветы… – предложила я. Она рассмеялась. Ответом нашей матери на все жизненные невзгоды было «расставить по комнате свежие цветы».
– Ее к этому дому даже близко не подпускай, – предупредила Филли. – Представляю, как она брезгливо морщит нос, вынюхивает крыс на чердаке и черт знает что в подвале и жалуется на сырые матрасы. Она мигом тебя оттуда выкурит.
– Не думаю, что ей самой захочется туда приходить, – тихо произнесла я.
– О чем ты?
– У меня такое предчувствие, что когда карты раскроются, ее симпатии будут целиком на стороне зятя.
– О, не будь идиоткой, – тепло проговорила Филли. – Обычно мама туговато соображает, но даже она понимает, что кровь гуще воды.
– Зависит от того, какого цвета кровь, – уныло заметила я. – Ладно, поживем увидим.
