Текст книги "Сожаления Рози Медоуз"
Автор книги: Кэтрин Эллиотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Глава 15
Я в ужасе соскочила с дивана. Одежда моя была в беспорядке, и еще каком.
– Джосс! – я лихорадочно принялась одергивать одежду и поправлять свитер. – Я… мы… ожидали вас завтра!
– Я вижу, – сухо проговорил он.
– Я… сижу с детьми вместо Марты.
– Значит, вот в чем дело. Добрый вечер, Алекс. Алекс принял вертикальное положение и хотел было протянуть руку, но передумал. Вместо этого он пригладил свои взъерошенные волосы и смущенно улыбнулся.
– Джосс, Аннабел, – поздоровался он, заправляя рубашку.
– Алекс заглянул на минутку, – затараторила я.
– Понятно, – протянул Джосс. – Пойманы в пикантной ситуации. Вам нужно быть поосторожнее. Рози, кажется, вы не знакомы с моей женой. Рози Медоуз, Аннабел Даберри.
Аннабел протянула руку; в ее темных глазах плясали смешинки.
– Как неловко! Нет, мы не имели такого удовольствия, и мне страшно жаль, если мы вам помешали!
– Что вы, – промямлила я, густо покраснев. – Мы просто… то есть мы ничего такого не делали, что бы там ни Джосс не говорил, мы просто…
– Обнимались, – невозмутимо договорил Алекс. – И это было очень приятно. Как вы долетели? Как путешествие?
– Спасибо, дерьмово, и мне срочно надо выпить. – Джосс направился к графинчику на столе. – Я понял, что есть два способа перелететь через Атлантику. Или ничего не пить и по прилете чувствовать себя вшиво, или напиться вусмерть и по прилете чувствовать себя вшиво. На этот раз я выбрал первый путь и очень ошибся. Вы ко мне присоединитесь или уже выпивали?
– Я пас, и вообще-то, мне пора идти. Завтра утром рано вставать. Спокойной ночи всем, спокойной ночи, Рози. – Алекс повернулся ко мне, взял мое лицо в ладони и, не успела я шевельнуться, как он крепко поцеловал меня в губы. Я приросла к месту, побагровев от стыда и смущения.
Через секунду он ушел. Дверь захлопнулась, и он зашагал по ступенькам и по дорожке. Джосс отвернулся к столу и разбавил виски водой. Я слышала, как колотится мое сердце. И видела, что из-под свитера у меня торчит край серого лифчика. Я быстро заправила его внутрь, но Аннабел заметила и ухмыльнулась. Я повернулась к Джоссу; мое лицо горело.
– Джосс, извините ради бога, но Марте нужен был выходной, и я ее подменила.
– Понимаю, – сказал он. – Извини, что явились неожиданно, Рози, но позвонили из аэропорта, и оказалось, что в последнюю минуту освободилась бронь, и мы взяли билеты. Я пытался дозвониться с утра, но дома никого не было.
– Мы и не думали, что возникнут проблемы, – промурлыкала Аннабел с тягучим американским акцентом. – Ведь это наш дом.
– Никаких проблем, – пролепетала я, жалея, что земля не может поглотить меня целиком. – И все не так, как могло показаться со стороны. Мы с Алексом выпили, и… даже не знаю, зачем он меня поцеловал, наверное, мы оба перебрали.
– На Рождество это простительно, – заявила она. – Но вы же понимаете, что дети могли спуститься и застать вас в таком положении. Одежда разбросана по полу, повсюду обнаженная плоть…
– Здесь не было никакой обнаженной плоти, и могу вас уверить, больше ничего бы не произошло, – произнесла я, дрожа от унижения и стыда.
– О, рада слышать, ведь знаете, Рози, когда рядом маленькие дети, нужно проявлять такую осторожность. Они такие впечатлительные, и хотя очень мило с вашей стороны, что вы согласились посидеть с малышами, это не позволяет вам метить наш диван, знаете. – Она посмотрела на Джосса и умоляюще подняла брови.
– Брось, Аннабел, расслабься, – тихо ответил Джосс. – Уверен, Рози все поняла. – Его лицо не выражало никаких эмоций, но мне было достаточно того гнева и раздражения, что промелькнули на нем, когда Джосс показался в дверях; я поняла, насколько он во мне разочарован. Моему унижению не было предела. Я как будто со всего размаха врезалась лбом в кирпичную стену. До сих пор я не осмеливалась посмотреть ему в глаза, но знала, что сейчас придется это сделать, хоть лицо мое и пылало.
– Извините, Джосс.
– Ничего. Давайте забудем об этом.
– Но чтобы больше такого не было! – добавила Аннабел назидательным тоном и погрозила пальчиком. Ее карие глаза надо мной потешались. Мне захотелось пнуть ее упругие маленькие ягодицы. Она весело рассмеялась. – И потом, Рози, не надо так стесняться. Знаю, вам тяжело, ведь Алекс невероятно привлекательный мужчина, и в вашем положении ужасно сложно сопротивляться такому, как он. Но прошу, держите свое либидо под контролем, по крайней мере в нашем доме, ладно? Бог свидетель, нам все равно, чем вы там занимаетесь у себя в коттедже; у себя дома можете кувыркаться с Алексом, сколько вашей душе угодно, правда, дорогой?
– У меня дома ничего такого не происходит, – выпалила я. – Я же сказала, вы неправильно поняли, он просто…
– Ради бога, уймитесь! – сердито вмешался Джосс. – Я устал, как черт, и меньше всего хочу выслушивать это. Аннабел, хватит ее травить. Я пошел спать. – Он осушил бокал.
Я решила, что мне пора.
– Конечно. Спокойной ночи. – Все еще дрожа, я повернулась и направилась к лестнице, но хриплый голос Аннабел заставил меня замереть на месте.
– Ммм, поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве вы живете не в коттедже, Рози?
Я обернулась, держа руку на перилах:
– Именно так, но мой сын спит наверху. Я должна его забрать.
– А, понятно. Только побыстрее. Уже очень поздно, и нам не терпится лечь спать. Правда, милый?
Я заскрипела зубами и собралась уйти, но она снова меня одернула:
– Еще один вопрос, Рози. Я застыла.
– Вы что, курили?
– Я не курю.
– Значит, это ваша одежда пропиталась. За двадцать шагов чувствуется. Я не выношу сигаретный дым. – Она улыбнулась. – Чтобы вы знали.
Я вытаращилась на нее. Она на самом деле была немыслимо красива: миндалевидные карие глаза, пухлые вишневые губы, темные волосы до талии и изящная тоненькая фигурка. Я бы все отдала за такую внешность: она напомнила мне девушку из колонки сплетен журнала «Хит-парад», на которую я мечтала быть похожей в детстве, лежа на брюхе и подперев ладонями подбородок. И вот она сыплет оскорблениями и клевещет на меня – на меня, которая была так добра, что ухаживала за ее детьми. Но, странным образом, из-за ее внешности это вовсе не казалось возмутительным. Теперь я поняла, почему красивым людям столь многое сходит с рук.
– Не ждите меня, – процедила я сквозь зубы, поднимаясь по лестнице. – Я сама отыщу выход.
Аннабел вздохнула за моей спиной и, не приглушив голоса, произнесла:
– Ох уж эти незамужние девушки. Неужели у них совсем нет собственного достоинства? Только посмотри, как они себя ведут! Только учуят мужика в штанах и – пиши пропало! Пристегните ремни!
Я не стала дожидаться, что ответит Джосс. Поплелась по темному коридору к детской, взяла своего спящего ребенка, рванула вниз по черной лестнице, пробежала через кухню и вырвалась в ночь. О боже, какой кошмар! Какой жуткий, невообразимый, дикий кошмар! Я страшно злилась сама на себя. Быть пойманной, как девчонка, в такой идиотской компрометирующей ситуации! Глаза щипало от слез ярости и унижения – черт, да я убить себя готова! И эта Аннабел с ее надменной красотой все время так мерзко мне ухмылялась – похоже, ее радовало мое унижение. Я прижимала Айво к груди, скользя по обледеневшему холму. Сильнее всего я расстраивалась из-за Джосса. Его глаза, его явное разочарование во мне… Я его подвела. Он мне доверился, а я его предала. И себя тоже предала: теперь я это понимала. От одиночества мне захотелось совсем не той близости. Не той, какая была мне нужна на самом деле. И тогда я поняла, что мне больше нет здесь места. У меня не было выбора. Не могу я остаться в этом коттедже, после того… после того, как он застал меня в таком виде. Завтра же пойду к нему, извинюсь и предложу освободить домик. При мысли, что придется уехать отсюда, глаза наполнились слезами; не хотелось оставлять детей, к которым я так привязалась, но я должна сама предложить. Он именно этого и хочет. К тому же все равно ничего не получилось бы, подумала я, заходя в коттедж, теперь, когда я встретила ее. Я поднялась наверх и положила Айво в колыбельку. Нет, теперь, когда я ее увидела, точно ничего не выйдет. Я смотрела на сына полными слез глазами. Да, теперь все изменилось, теперь все как-то… иначе. Я легла на кровать совершенно без сил и наконец, наверное, уснула. Неспокойным сном, но все же.
Наутро меня разбудил громкий стук в дверь. Я взглянула на часы: семь утра. Семь утра! Господи! Кого принесло в такую рань! Может, Джосс пришел, чтобы выставить меня на улицу? Я поспешно оделась и, оставив крепко спящего Айво, побежала вниз. Но застыла на полпути: рука примерзла к перилам. За моим маленьким колченогим столиком, абсолютно безупречная в кремовом костюме от Джозефа Трико, восседала Аннабел. В руке у нее была моя перьевая ручка.
– А, Рози, – промурлыкала она. – Надеюсь, вы не возражаете, что я вошла. Хотела оставить вам записку.
– Правда? – нервно промямлила я.
– Да. Понимаете, только что звонила Марта. Ее отцу опять пришлось лечь в больницу. Видимо, у него обнаружили вторичную опухоль.
– О! – Я села на ступеньки. – О боже, бедная Марта!
– Знаю, это так ужасно, – протянула она. – Но дело в том, Рози, что на Рождество всегда так много дел, и я хотела попросить вас заглянуть к нам и помочь мне. Марта рассказала, как здорово вы ладите с детьми, а мне сегодня так много надо успеть. Разумеется, я вам заплачу. Джосс рассказывал, что ваш муж оставил вас без средств к существованию, бедняжечка. – Ее лицо было воплощением тревоги.
– Ну, я не нищенствую, если вы это имеете в виду.
– Нет, нет, разумеется, но лишний заработок никогда не помешает, не так ли?
Я сглотнула слюну и вместе с ней свою гордость. В ближайшие дни мне не надо было готовить для паба, и, значит, мои доходы значительно снизились. Она была права. Труба зовет, пусть даже в канун Рождества.
– Хорошо. Я приду и помогу вам.
Уладив все дела, она немедленно вскочила на ноги и расправила кашемировый костюм.
– Превосходно. Я еще не видела малышей, но думаю, они еще в кровати, так что вы не могли бы разбудить их, покормить и убраться на кухне? Мне необходимо час позаниматься медитацией и йогой, иначе я не буду чувствовать себя человеком. Если я вам понадоблюсь, то я в своей комнате, но я уверена, что вы справитесь, – торопливо добавила она.
Я смотрела ей вслед. Надо же, до чего опустилась наша королева! Отсутствие слуг заставило ее чуть ли не пресмыкаться передо мной. Чуть ли. Я вздохнула. Вообще-то, после вчерашнего фиаско я у Джосса в неоплатном долгу, так что, собрав Айво, я поторопилась в особняк. Внутри не слышалось признаков жизни, так что я разбудила детей, и мы пошли на кухню. Проходя через лестничную площадку мимо комнаты Аннабел, я услышала тихое пение.
– Что это? – спросила я Тоби.
– Она читает свою мантру.
– О! – прислушалась я.
– Саа-наа-кот… Саа-наа-кот…
– Опять своего ссаного кота затянула, – с абсолютно невозмутимым видом проговорил он.
Я сдержала улыбку. Мы позавтракали, и я повела их на прогулку.
Когда примерно через час мы ворвались в дом через кухонную дверь – дети разрумянились, шапки и пальто запорошены свежевыпавшим снегом, – за столом сидел Джосс в черном свитере и джинсах. Его мокрые рыжеватые волосы были зачесаны назад, и он казался таким привлекательным, каким вообще может быть мужчина с полным ртом кукурузных хлопьев.
– Спасибо, Рози, – бросил он. – Аннабел нелегко с ними справиться, даже когда они ведут себя нормально.
Не дав ему договорить, Люси и Эмма метнулись к нему, как снаряды.
– Папапапапапапапочка!
– Привет, ангелы мои! – Он крепко прижал их к себе прямо в заснеженных пальто и звонко чмокнул обеих в щеки.
– Привет, Тоби!
– Здравствуй.
Тоби двинулся немного вперед, почти смущенно, но Джосс протянул руку и привлек его к себе, крепко обняв и чмокнув в лоб. Тоби улыбнулся.
– Папочка, ты ведь привез нам подарки? Привез-привез-привез? – потребовали близняшки, чуть не писаясь от восторга.
– Конечно привез, но они будут лежать под елкой до завтрашнего утра, и тогда… – Он сделал круглые загадочные глаза… – Все тайное станет явным!
При этих словах Эмма истерически взвизгнула и тревожно схватила себя между ног.
– К тому же, – продолжал Джосс, безжалостно нагнетая напряжение, – настоящие подарки дарит только Санта, не так ли? – Он нахмурился; у него был недоуменный вид. – Так-так Санта Клаус. Кто-нибудь знает, когда он придет?
– Сегодня, сегодня! – заголосила Эмма, завязав ноги в узлы и явно серьезно рискуя. – И Рози сделала мясные пирожки, так что он сможет угоститься, и еще мы поставим ведерко с водой для оленей!
– Ведерко с водой? А большой стакан бренди для деда с мешком найдется?
– Да! Найдется! И еще Рози испекла рождественский пирог!
– Неужели? – Он вопросительно посмотрел на меня поверх ее головки. Я вспыхнула под его взглядом. Мы впервые столкнулись после вчерашней катастрофы.
– Подумаешь, мне нетрудно, – торопливо ответила я. – Все равно я готовила для паба, вот и сделала побольше. Я не знала, найдется ли у Аннабел время на все эти приготовления.
Тоби презрительно фыркнул.
– Хмм, это вряд ли, – с улыбкой согласился Джосс. – Очень мило, Рози. Аннабел будет… в восторге.
В тот самый момент в кухню вплыла Аннабел собственной персоной. Она переоделась и теперь щеголяла в белоснежной рубашке и черных джинсах. Темные волосы волнами струились по спине. Она выглядела сногсшибательно, но была отнюдь не в восторге.
– Кто додумался так украсить елку в прихожей? Как будто на нее кого-то вырвало!
– Это мы! Это мы! – заголосили близнецы.
– Именно поэтому я и просила вас этого не делать. Господи, это просто уродство какое-то! И мишура – невероятно, какая дешевка! Рози, когда закончите убираться, будьте добры, поищите в подвале нормальные украшения. Думаю, в этом году нужно придерживаться бело-золотой гаммы, и только банты и звездочки. На коробке должна быть пометка. А теперь мне нужно подняться и найти мою помаду: кто-то убрал ее с туалетного столика, и ее нигде нет!
Она пошла к левой двери, и тут до меня – да и до всех, кто был на кухне, – дошло, что это ее первая в этом месяце встреча с детьми. И, если не считать вяканья по поводу немодно наряженной елки, она вообще не обратила на них внимания. Повисла короткая пауза, после чего эта мысль, видимо, пришла и ей в голову, потому что она вернулась, с улыбкой до ушей.
– Дорогие мои! – хрипло выпалила она, присев на корточки рядом с ними. – Как я рада вас видеть! – Она поцеловала в щеку Тоби, который стоял как каменный, и схватила близнецов в охапку – те неохотно оторвались от отца.
– Ангелочки, вы хорошо себя вели? Скучали по нас?
– Мы думали, вы останетесь в Америке, – хмуро проговорил Тоби.
– Я так и хотела, милый, но в последний момент вдруг страшно заскучала по дому и по моим цыпляткам, так что пришлось садиться на самолет и ехать к вам!
Подняв брови, я продолжила мыть посуду.
– Ты мне подарок привезла? – бесстыдно потребовала Люси.
– Привезла, цыпочка моя, самый большой, самый потрясающий подарок из всех, весь в бантиках и кружавчиках… осторожно, детка, я только что погладила блузку.
– Правда? И можно сейчас посмотреть?
– Нет, ангелочек, завтра. – Она аккуратно выпуталась из рук близняшек и встала, разглаживая блузку. Выпрямившись, она отчаянно оглянулась и вздохнула. – Джосс, надо срочно что-то делать с этой кухней. Я и забыла, как тут ужасно. Смотри, даже штукатурка отваливается. – Острым, как лезвие, красным ногтем она поддела кусочек розовой шпаклевки. Джосс молчал, спрятавшись за газетой. – Знаешь, – продолжала она, – я тут со скуки листала один из тех отвратительных журналов для слащавых домохозяек в самолете, на обратном пути, и увидела одну очень милую картинку. Называется «шекерская кухня», хотя только полные убожества вступают в эту секту. Элегантное кремовое дерево, круглые ручки с шоколадными кончиками на шкафчиках.
– О да, мне так нравятся эти большие шоколадные кончики, – поддержала ее я.
– Мы это уже поняли, милочка, – моментально отреагировала Аннабел.
Джосс и Тоби прыснули со смеху. Я нещадно залилась краской. В самый разгар веселья Эмма топнула ножкой.
– Что? – прокричала она. – Что вы смеетесь? Расскажите!
– Кончик значит пиписька, – охотно проинформировал близняшек Тоби. – Значит, Рози нравятся большие шоколадные пиписьки.
– Ооох, Рози, ну ты даешь! – Эмма завизжала от смеха, схватилась за рот – и вдруг замерла, скрестив ноги. – Вот дерьмо! – взвизгнула она. – Я описалась! – Она в ужасе опустила глаза: и верно, под ее ногами расплылась большая лужица. И тут она разрыдалась.
Благодаря бога за всеобщее смятение, я схватила рулон бумажных полотенец, опустилась на корточки, спрятала пылающее лицо в коленках Эммы и принялась ее раздевать, одновременно нашаривая в корзинке с бельем чистые трусики и джинсы.
– Дерьмо? – вдруг промурлыкала Аннабел, поднимая красивые изогнутые брови. Она обогнула меня, потянувшись к телефону. – Пока нас не было, ты набралась нехороших выражений, юная леди. И кто же научил тебя таким словам?
Ползая по полу среди вонючего промокшего белья, клянусь, я чуть было не укусила ее изящную маленькую щиколотку. Я жадно пялилась на нее, словно взбесившийся терьер, когда она поставила рядом со мной свою ножку в туфельках ручной работы.
– Так, – протянула она со своим омерзительным американским выговором, – пожалуйста, одну минутку посидите тихо, пока я звоню в ресторан. Эмма, хватит хныкать. Я должна подтвердить наш заказ на завтра. Куда подевалась чертова адресная книга? – Она принялась лихорадочно рыскать в буфете, кидая все на пол в кучу. – Только посмотрите на весь этот мусор!
– Она там, – сказала я, ткнув ей прямо под нос: книга лежала на своем обычном месте. – Вы что же, завтра идете в ресторан? В Рождество?
– Разумеется.
– О! А Марта заказала вам индейку.
– Индейку? – Она изумленно уставилась на меня сверху вниз: можно подумать, я сказала, что Марта заказала собачьи экскременты! – Ох уж эта глупая девчонка. Наверное, она забыла, что мы всегда ходим в ресторан на Рождество. Я не ем мяса, рафинированные сахара и животный жир, и абсолютно не выношу консерванты, так что мы все время ходим в «Ля Форбержер», где по крайней мере можно отведать приличный ореховый пирог.
– О, понятно. Извините. Я и не знала, я отменю заказ, просто я подумала…
– Нет-нет, не беспокойтесь, я сама все отменю. – Она отмахнулась от меня рукой, устало вздохнув, как будто показывая, что у нее и без того дел по горло. – Может, кому-то эта индейка и нужна.
О да, мрачно подумала я, заправляя рубашку Эммы в чистые джинсы и утирая ее заплаканное лицо. Кому-то она нужна. Какой-то несчастный убогий идиот, который работает как проклятый, чтобы его близкие могли полакомиться традиционной индейкой в Рождество, – он бы с восторгом набросился на эту индейку.
– Черт, как зовут этого несчастного мясника? – прошипела она, листая адресную книгу.
– Парсонс, – прошипела я в ответ.
– Да. Разумеется. – Она медленно обернулась. Ее глаза мельком скользнули по безупречно вымытому кухонному столу и остановились на мне. – Большое спасибо за помощь, Рози, – прощебетала она, – но вам же уже пора, не так ли? У нас тут семейные дела, понимаете?
Я стиснула зубы и выпрямилась. Значит, теперь я всего лишь посудомойка, которая – как удобно! – живет неподалеку!
– Да, и мне пора навестить своих родных, – сказала я, поворачиваясь к ней спиной. – Я только хотела… кое о чем поговорить с вами, Джосс.
– Конечно. – Он немедленно поднялся на ноги, опустив газету. И быстро вышел в холл.
Я была поражена. Ну да, конечно. Значит, он на самом деле хочет со мной поговорить. Я поспешила ему вслед, но эта проклятая Аннабел тоже. Он нахмурился, когда она уселась рядом с ним у камина, но она даже не пошевелилась. Неужели ей нечем больше заняться? Таким стервятникам, как она, впору реять над скелетом антилопы. А лучше пусть идет и глодает свой ореховый пирог!
– Дело в том, – начала я, стоя перед ними, нервно выкручивая пальцы и чувствуя себя четырнадцатилетней девчонкой. – Дело в том, что, ввиду вчерашних событий, я хотела предложить вам расторгнуть со мной арендный договор. Мне казалось, что вы сами захотите.
– Очень разумно с вашей стороны, – кивнула Аннабел. – Да, думаю, в данных обстоятельства это разумный выход, не правда ли, дорогой? Хотя, – она потеребила свою красивую тоненькую бровку, – проблема в том, что если Марта не сможет сидеть с детьми… – И она закусила губку, разрываясь между желанием выпроводить меня восвояси и перспективой остаться с детьми один на один.
– Не говорите глупостей, это исключено, – отрезал Джосс. – Никуда вы не уедете, и точка. То, что произошло вчера вечером, конечно, некрасиво, но это не преступление. Ваша личная жизнь касается только вас, и, что касается меня, никуда вы не уедете. Сегодня утром у меня был долгий телефонный разговор с Верой, и я знаю, что вы очень помогли Марте. Вера говорит, что вы взяли ее под крылышко и не только помогали с готовкой, но и присматривали за детьми. Если честно, я здорово волнуюсь за эту девушку. Слишком уж много на нее навалилось, но будь я проклят, если ее уволю, и если ей будет к кому обратиться, когда придется тяжело, мне от этого станет намного легче. По словам Веры, близняшки вас обожают, и даже Тоби с вами ладит, что вообще уму непостижимо. Нет, Рози, даже слышать ничего не хочу. Честно говоря, вы еще мне одолжение сделаете, если останетесь. Конечно, если для вас все это было кошмаром и вы не вынесете ни минутки рядом с этой дьявольской семейкой, я вас пойму, ради бога, можете уезжать. Но лично для меня лучше, чтобы вы остались.
Господи, неужели правда?
– Нет, это был вовсе не кошмар, и я рада остаться, – услышала я свой шепот. Эй, Рози, подожди-ка, а как же все твои размышления вчерашней ночью, насчет того, что тебе здесь больше не место? Вспомни, как ты собиралась следовать своим принципам! Да ну, к чертям эти принципы, подумала я, утопая в его львиных глазах и думая, до чего же красиво очерчен его подбородок и до чего же он хорош, когда вот так буравит тебя взглядом.
– Отлично. Значит, разговор окончен. – Он взглянул на часы. – Теперь, если никто не возражает, я быстренько загляну в студию, а потом мы с детьми пойдем кататься на санках. Увидимся после Рождества, Рози.
– Пока, – прохрипела я, и он вышел из комнаты.
Мы с Аннабел остались вдвоем. Она сложила руки на груди и улыбнулась притворно-слащавой улыбочкой.
– Что ж, Рози, похоже, вас помиловали. Только не злоупотребляйте нашей благосклонностью, ладно? – И с этими словами она надменно развернулась на каблуках и выплыла из холла через другую дверь.
И я осталась одна. Я вздохнула, вышла через парадную дверь, взяла ребенка и пошла домой паковать вещи и загружать машину, чтобы на Рождество вернуться в лоно своей ненормальной семейки.
Вскоре я уже ехала по узким дорожкам с берегами из огромных бело-голубых сугробов, и мне было и грустно, и приятно наконец покинуть этот дом. Грустно, потому что там остались все приметы Рождества: дети, помешивающие пудинг, открывающие рождественские календари, украшающие дом веточками остролиста. И теперь я пропущу праздник и не увижу, как они разворачивают свои подарки. И пропущу день рождения близняшек, который приходится на второй день Рождества, в связи с чем в подвале с каждым днем растет еще одна неприлично высокая груда подарков. Но с другой Стороны, в глубине души я чувствовала огромное облегчение, что все-таки сбежала оттуда. Я все не могла забыть лицо Джосса, каким увидела его вчера вечером, и мне хотелось от всего этого отгородиться в надежде на то, что если меня не будет в поле его зрения, он и сам обо всем забудет. И еще мне хотелось какое-то время побыть на расстоянии от Алекса. И еще существовала очаровательная Аннабел. Если я собираюсь жить с ней по соседству, придется мне прикусить язык, а поскольку теперь так и будет – ведь именно это я решила совсем недавно всего за долю миллисекунды – мне нужно залечь на дно и подумать, как с ней общаться. Хихикать ли с остальными в следующий раз, когда ей вздумается забросать меня неоправданными оскорблениями, или подойти и врезать ей в нос.
Свернув на гравиевую дорожку, ведущую к дому родителей, и увидев густо завешанную красно-зелеными рождественскими гирляндами клумбу лейландий в саду у ворот, я не смогла сдержать улыбки. Я проехала по дорожке, замедлив скорость у лежачего полицейского, и обратила внимание, что по мере приближения к дому украшения становились все пышнее – судя по всему, мамочка потратила небольшое состояние, лишь бы утереть нос соседям по части декора. И должна признать, что во всем, что касается внешнего антуража Рождества, я хоть и неохотно, но принимаю сторону Аннабел. Я не против рождественского настроения, но тут я словно попала на Риджент-стрит.
Ключа у меня не оказалось, так что я нажала на звонок-колокольчик и посмотрела в глазок. Через секунду послышалось мурлыканье, и мамочка распахнула дверь. Ее драгоценности весело позвякивали, лицо раскраснелось от готовки, на губах алела помада, и она явно была слегка навеселе после второго стаканчика сладкого шерри.
– Рози!
Обняв ее, я уловила сшибающий с ног и такой знакомый аромат одеколона «Же Ревьен» в смеси с запахом брюссельской капусты и услышала звуки «рождественских песенок» в глубине дома. Я вдруг поняла, что рада вернуться домой.
– Счастливого Рождества, мам.
– Счастливого Рождества, дорогая!
Как обычно на праздники, наша семейка собралась в «Высоких елях» всем составом: мамочка, папа, Филли с Майлзом и три их неугомонных отпрыска, ну и я с Айво, и минус Гарри, естественно. Что касается Гарри, я боялась, что мамочка примется вздыхать и бить себя в грудь, промокать глаза платочком и сокрушаться о том, что транжиры-зятя больше нет с нами и некому хряпать виски и умалывать индейку. Но на самом деле все вышло наоборот. Мамочка держалась на удивление бодро, а вот остальные как-то присмирели. Разумеется, перевозбужденные дети галдели, как обычно, и Айво был на высоте: как же так, ведь с ним играли трое взрослых детей. Но у Филли был усталый и замкнутый вид, и она огрызалась на Майлза без всякой видимой причины, а он в свою очередь норовил надуться, прикрывшись газетой. Папа притих, погрустнел и частенько наведывался в свой сарай – в общем, вел себя как обычно, только вот мне показалось, что за последние пару месяцев он здорово постарел. С усталым видом он отложил газету и в двадцатый раз тяжело поднялся со стула, чтобы подчиниться очередному мамочкиному приказу: «Принеси еще дров, дорогой!», «Накрой на стол, Гордон!». Казалось, он все делает через силу.
Причина, по которой мамочка была так взвинчена и взбудоражена, раскрылась после рождественского обеда, когда она зажала меня в углу на кухне. Я стояла у раковины, как в ловушке, – привет, раковина, как я по тебе скучала! Мне достались самые отборные подгоревшие сковородки, и тут она подплыла ко мне бочком.
– Итак! – провозгласила она голосом, не предвещавшим ничего хорошего, повязав на талии полотенце на манер фартука и взяв другое, чтобы вытирать посуду. – Значит, у тебя роман с ветеринаром!
Рука с губкой замерла на полпути к сковородке. Я медленно обернулась. Ее глаза сияли.
– Кто тебе сказал, мам?
– О, дорогая, ходят всякие разговоры, – прощебетала она, схватила сковородку и принялась с живостью ее полировать. – Да это все знают, вся деревня, где живет Филли, только об этом и судачит!
– Что ж, можешь сказать им, чтобы прекращали судачить. Нет у меня романа с ветеринаром, я даже не встречаюсь ни с каким ветеринаром и не хожу с ним на свидания! Я только один раз была с ним в баре, понятно?
– А я слышала, что он такой милый молодой человек, и жители его очень уважают; к тому же он весьма преуспевает. Видимо, у него большая практика.
– Мам, он мне просто друг. Мне сейчас не нужны отношения.
– А я слышала совсем другое, милочка, – прочирикала она и наклонилась к моему уху. – Насколько мне известно, вашим играм вчера помешали, не так ли? – Она толкнула меня в ребра. – Когда вы целовались и обнимались!
– Господи Иисусе, ты-то откуда…
– О, Филли сказала, что сегодня утром в деревню приезжала Аннабел Даберри. Стояла в очереди в булочную и так смеялась над вчерашним происшествием – не со зла, милочка. Думаю, все за тебя искренне рады. – Она простодушно кивнула и положила руку мне на плечо. – Честно. Особенно после твоего несчастья все так довольны, что ты наконец обрела новую любовь.
– Мам, он не новая любовь! – вскричала я, чем сильно напугала мамочку, так что она даже сменила свой приподнятый тон на совершенно новый, приглушенно-таинственный, даже зловеще-мистический и – честное слово! – почти что заинтриговавший меня.
– Знаешь, Рози, что со мной недавно случилось?
– Умираю от любопытства, мама.
– Представляешь, по дороге домой от Марджори я зашла в «Мензиз» за плиткой шоколада. И вот я прохожу мимо полки с журналами, и угадай, что падает с полки? Плюхается прямо мне под ноги?
– Что? – обрадовалась я, вознадеявшись, что она поменяет тему.
– Журнал «Невеста»! – торжествующе воскликнула она. Выдвинула кухонный ящик и победно потрясла журналом в воздухе. – И знаешь, на какой странице он раскрылся?
– Удиви меня, – процедила я сквозь зубы, слабея под ее атакой.
Жестом триумфатора она распахнула журнал.
– Тосты, этикет и платья для второй свадьбы! Мистика, правда?
Я пристально посмотрела на нее. Прямо в ее круглые бледно-голубые глаза. Потом вырвала журнал у нее из рук, порвала его прямо посередине и выбросила в помойное ведро.
– В самом деле мистика, мам. И лучше бы этой мистике не показываться из потустороннего мира. А теперь, с твоего позволения, я заберу Айво у папы. И нет… – Я резко развернулась, когда она засеменила вслед за мной, чуть не врезавшись мне в спину. – Нет и не будет никакой второй свадьбы!
– Но…
– И не будет никаких тостов…
– Но Рози, дорогая…
– И не будет платья для матери невесты, и знаешь почему?
Она упрямо надула губки:
– Почему?
– Потому что не будет никакой невесты, черт возьми! Мама, я не собираюсь, повторяю – не собираюсь замуж!
С этими словами я развернулась на каблуках и выскочила из кухни.
