Текст книги "Сожаления Рози Медоуз"
Автор книги: Кэтрин Эллиотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Народу было полно, как всегда: старушки в платках деловито набивали проволочные корзинки молоком и шоколадом. Я мысленно улыбнулась. В наши дни магазины открыты и по воскресеньям, и в праздники, но все, кто родился до I960 года, ведут себя так будто стоит дверям закрыться, и мир перевернется. У холодильника царила настоящая паника; женщины, очень похожие на Веру, выстроились тремя рядами, непрерывно болтая. Я терпеливо ждала, пока шеренга твидовых пальто разойдется и я тоже смогу взять несколько пакетов молока. Но когда я приблизилась, головы повернулись в мою сторону, и внезапно все женщины прекратили разговоры. Повисла зловещая тишина. Я обеспокоенно глянула через плечо. Что такое? В чем дело? Оглянувшись, я поняла, что все они на меня смотрят. Я залилась краской, ничего не понимая, и через секунду опять воцарилась обычная суета; только вот путь к холодильнику с молоком был открыт, потому что все женщины вдруг нашли себе другие занятия. Холодильник внезапно потерял для них всякую привлекательность. Я медленно взяла молоко, развернулась и зашагала к кассе. В магазине стало тихо. Да нет же, я, наверное, все придумываю: я-то тут при чем? Проходя мимо бакалейного отдела, я заметила старушку мисс Мартин, лучшую подругу Веры, которая склонилась над батончиками-мюсли.
– Доброе утро, – тихо произнесла я.
Ответа не последовало. Но я же говорила очень тихо, не так ли? Может, она не расслышала. С бьющимся сердцем я встала в конец очереди в кассу. Миссис Фэйрфакс улыбалась и болтала, упаковывая покупки за прилавком, и я немного расслабилась. Она же такая милая, она почти моя подруга, и обожает Айво. Как обычно, на кассе стояла коробка с товарами с истекшим сроком годности, которые продавались по дешевке. Подошла моя очередь, и я взяла шоколадку и пару старых рождественских открыток.
– Может, еще пригодятся! – весело прощебетала я, протягивая открытки миссис Фэйрфакс.
– Это уж точно, – мрачно буркнула она.
Все прекратили свои дела и уставились на меня. Миссис Фэйрфакс, видимо, решила унизить меня публично. Она принялась очень-очень медленно упаковывать мои покупки; нарочно долго пробивала четыре пакета молока, плитку шоколада, рождественские открытки. Так долго, что все присутствующие смогли увидеть, как я заливаюсь краской от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук и кромки моей челки. Только когда я сгорела со стыда до углей, она меня отпустила.
– Два фунта одиннадцать пенсов. – Она протянула руку и дерзко взглянула мне в глаза. Куда девались ее ямочки и щечки-яблочки, непонятно.
Я протянула деньги и, собрав все чувство собственного достоинства, вышла из притихшего супермаркета, ощущая на себе взгляды дюжины горящих глаз. Когда я села в машину, руки у меня дрожали. Я повернула ключ зажигания и рванула с места на огромной скорости. В желудке все перевернулось; я зажала рот рукой. Боже мой, им все известно! Они все знают, и, более того, верят, что я виновна! Виновна. Меня как будто ударили по лбу раскаленным докрасна утюгом: я не успела даже заявить о своей невиновности! И это здесь, в деревне, которую я начала считать своим домом, среди людей, которых я якобы знала и считала своими друзьями! О боже!
Постепенно мне немного полегчало. Я немного успокоилась. И когда подняла голову, до меня дошло, что на самом деле, хоть я летела неизвестно куда не разбирая дороги, я знаю, где нахожусь. Это же улица, где живет Алекс! Я моргнула затуманившимися глазами. Да, а вон его крутой зеленый «мерседес», стоит у входа в коттедж в конце улицы. Странно, что он дома, а не в клинике… хотя… разумеется. Он же сегодня не работает. Я вдруг приободрилась. Мне захотелось увидеть его веселое лицо, захотелось, чтобы он обнял меня, улыбнулся, ни о чем не спрашивая, просто дружески поприветствовал меня. Да, разумеется, Алекс! Как же я сразу о нем не подумала? Я живо села и завела машину. Включила первую скорость и проехала пару сотен ярдов по улице по направлению к ряду красивых отремонтированных коттеджей, в которых жили рабочие. Позади, через сады, пробегал ручей. Я остановилась рядом с машиной Алекса.
Алекс жил в двух коттеджах, объединенных вместе: довольно впечатляющее зрелище. Они стояли поодаль от других, отделенные узкой аллеей, которую он уставил терракотовыми горшками и вазами с пряными травами и различными видами плюща. Да, здесь у него настоящая идиллия. Я подошла к дому и почувствовала себя лучше.
Я постучала в парадную дверь, выкрашенную в зеленый цвет, и подождала. Ничего. Подождав еще немного, я позвонила в звонок. Посмотрела на дом. Проклятье, наверное, он вышел ненадолго. Разочарованная, я сильнее нажала на звонок, просто так, чтобы выпустить пар. Через пару секунд подошла к панорамному окну, приставила руку козырьком и пригляделась. На столе в углу горела лампа; по полу разбросаны бумаги, стоит кофейная чашка, в камине горит огонь. Я нахмурилась. Если бы он ушел, разве не поставил бы каминную решетку? Я вернулась к двери и позвонила еще раз. Может, он в ванной или в туалете?
Наконец я оставила попытки достучаться. В разочаровании пошла было к машине, но, проходя мимо окна, вдруг заметила движение. Точно, он был там: согнувшись пополам, притаился под подоконником. Какого черта он там делал? Я постучала в окно.
– Алекс! Это я!
Он удивленно высунул голову:
– О! Привет! Подожди. – Через секунду дверь отворилась. – Извини, я уронил контактную линзу. Ты что, звонила?
– И давно! Ты не слышал?
– Оглох, наверное. Я музыку слушал.
– Не слышу никакой музыки.
– Я ее выключил, когда пошел открывать.
– Понятно. – Я улыбнулась. Он тоже улыбнулся. Но, видимо, никак не решался пригласить меня войти и намертво застыл в дверном проеме.
– Я… просто хотела проверить, как у тебя дела, – живо проговорила я.
– У меня? О! Отлично! Все отлично!
– Тебя давно не было видно.
– Вообще-то, Рози, я был ужасно занят; просто кошмар, не продохнуть.
– Правда? На Новый год?
– Да. Животные не перестают болеть в праздники, знаешь.
– Да, наверное.
Наступила тишина. Что ж, он наверняка очень, очень занят, иначе бы пригласил меня войти. Я заколебалась. Стоит ли выплескивать всю правду об убийстве и допросе прямо так, с порога?
– Значит, – бодро проговорила я, – увидимся в следующую субботу.
– В субботу?
– Мы же идем в кино. Помнишь, ты пригласил меня в клинике? Когда пропустил нас без очереди.
Он ударил ладонью по лбу:
– В субботу! Боже, у меня совсем вылетело из головы! Извини, Рози, я не смогу.
– Как же?
– Не смогу, приезжает моя… сестра.
– Правда? А я и не знала, что у тебя есть сестра.
– Да, она… уезжала.
– Неужели? Куда?
– В Перу, – не сразу ответил он, отчаянно закивав головой. Потом смущенно почесал затылок. – Мне никак не выкрутиться, прости, мы так давно с ней не виделись. Мне жаль.
Он вытаращился на меня.
– Ничего. Значит, как-нибудь в другой раз?
– Да, конечно! Обязательно. Послушай, Рози, я бы с радостью постоял и поболтал с тобой, но у меня там бекон жарится. Хочешь, я тебе позвоню?
– Ммм, да, конечно, мне все равно пора. Куча дел. Пока! – Я наклонилась, чтобы чмокнуть его в щеку, но почему-то наткнулась на ухо.
– Ты отшатнулся! – засмеялась я.
– Правда? Извини. Ну ладно, пока, скоро увидимся!
И с этими словами он хлопнул дверью, закрыв ее у меня перед носом.
Я села в машину и медленно отъехала. Неужели это тот самый мужчина, который совсем недавно сгорал от желания ко мне? Который практически поселился у меня на кухне, звонил беспрерывно, опрокидывал меня на диван, заводил в уголок, молил поддаться его пламенной страсти и сходил с ума от влечения? Самое забавное, думала я, колеся по дороге, что я даже не помнила, носит ли он контактные линзы или очки. Но как бы то ни было… несомненно… Он от меня прятался! Он прекрасно меня видел – увидел в тот самый момент, как я прошла мимо окна гостиной, и нырнул под подоконник в поисках укрытия. Он слышал, как я звоню в дверь, снова и снова, и надеялся, что я уйду. Он не хотел встречаться со мной, потому что… знал. Сплетни уже достигли его живописного уголка в лесу, и он обнаружил, что у меня есть неприятная маленькая привычка травить мужей. Поэтому и решил не ввязываться. Решил, что я стану обузой, и не захотел иметь со мной ничего общего. Как знать, что, если я подмешаю ему в какао какую-нибудь гадость? Он верил, что я убила Гарри. Все они верили, что я его убила.
Глава 22
Прошло несколько дней, и меня постиг еще один удар. Позвонил Боб – сказать, что дает мне отставку.
– Прости, Рози, это все моя миссус. Говорит, тебе придется уволиться. Видишь ли, гости перестали есть, и ей не нравится, что ты сама никогда не притрагиваешься к своей еде. Все время талдычит, что ты неизвестно где закупаешь продукты… Что я могу поделать, уточка? – Он был явно расстроен.
– Ничего, Боб. Я уволюсь по-тихому.
Как и у большинства шумных, темпераментных мужчин, у Боба за спиной стояла прозорливая маленькая женщина, и он крепко попал ей под каблук.
Так что я опять осталась без работы, но в глобальном смысле это не казалось мне такой уж катастрофой. Жизнь шла своим чередом. Джосс и Аннабел еще не приехали. Марта опять взяла бразды правления в свои руки, и дети пошли в школу. Марта отвела девочек, но в тот день, когда должен был уехать Тоби, прибежала ко мне в коттедж, бледная и заплаканная.
– Бедный парень! Как им только в голову взбрело отправить его в интернат!
Я вздохнула, потянулась за пальто и вручила ей Айво.
– Ладно, Марта, я сама ему отвезу.
– Правда, Рози? Думаю, с тобой ему будет лучше. И вот спустя полчаса я везла бледного, но никак не выдававшего своих эмоций Тоби к огромной готической постройке, стоявшей на просторных семидесяти акрах земли, которая должна была стать его домом на следующие пять лет.
Мы медленно ехали по длинной, усыпанной гравием дорожке. Я припарковалась, Тоби молча вышел. Мы вместе поднялись по каменным ступенькам, прошли через открытую дверь и оказались в холле, выложенном плитами, где нас и ждала приемная комиссия. Мистер Арчер, директор со стальным взглядом, но явно доброй душой, просиял, бросился нам навстречу и так горячо захлопал Тоби по спине, что с бедного ребенка слетела кепка. Рядом суетилась жена директора в костюме-двойке и жемчугах. Ей тоже хотелось нам угодить, и, сжав мою руку обеими своими ладонями, она как-то странно присела: в какой-то ужасный момент мне показалось, будто она сделала реверанс. Вообще-то, они были очень милые, хоть и вели себя немного подобострастно. Но при плате в две тысячи фунтов за семестр разве можно их в этом винить?
Я крепко обняла Тоби, но он был как каменная статуя. Он даже не поцеловал меня на прощание: только повернулся с каменным лицом и прошагал по коридору рядом со своим новым директором, как заключенный, идущий на казнь. Я вышла со сдавленным сердцем, надеясь, даже притворяясь уверенной в том, что он будет счастлив, но прекрасно понимая, что все шансы были против него.
Усталая, я вернулась домой и затаилась. Кроме Марты и Веры, не виделась ни с кем. Обе, как обычно, преданно меня поддерживали, уверяя, что они ни слова не сболтнули никому в деревне, а старые сплетницы пронюхали обо всем от брата миссис Фэйрфакс, который служит сержантом в полицейском подразделении Сайренсестера и «мутехвост еще тот». Вера выразила свое негодование по поводу поведения ее подруг и призналась, что, по правде, у многих из них «такие скелеты в шкафу, что и не снилось, и они просто куча чертовых лицемерок!» Она пообещала поведать мне о них пару гадостей, но мне это не помогло.
Я не ходила за покупками в деревню, а ездила за город, в «Уэйтроуз», где меня никто не мог узнать. Большую часть времени я проводила в одиночестве, в коттедже, вместе с Айво. Поступил еще один ободряющий звонок от мистера Мендельсона («я сделал все возможное»), который сообщил, что потратил непомерное количество времени, показывая миллионам людей мои лондонские дома, но никто так на них и не позарился. Супер. Отличные новости. И все это время мне безумно хотелось, чтобы Джосс вернулся; чтобы он посмотрел на происходящее здравым, разумным взглядом, как обычно. Но Джосс был в Италии, и его нельзя было беспокоить. Все, что ему хотелось знать, – что домашний очаг пылает ярко и дети в порядке. В первый день он позвонил и спросил, как все прошло в полицейском участке. Я ответила, что все нормально и мне задали всего лишь пару рутинных вопросов. На том и порешили. Меня так и подмывало выпалить: «Возвращайся, они думают, что я виновата, и меня повесят, черт возьми!» Но я так ничего и не сказала.
И все же меня не покидала мысль, что, несмотря на совет Элис ничего не делать, мне все же стоило чем-то заняться, кроме как просиживать часы у камина, читать Айво «Песика Слота» и обсасывать винные пробки. Разве я не должна нанять команду лучших адвокатов по уголовным делам, отбирая их среди лучших юристов страны? Наконец невроз одержал верх, и, повинуясь импульсу, я пролистала телефонную книгу и позвонила Боффи. Он, конечно, не лучший адвокат по уголовным делам, зато какой-никакой консультант. К тому же он был лучшим другом Гарри и, можно сказать, и моим другом тоже.
Его секретарша сразу же меня соединила, хотя, судя по всему, Боффи был на совещании. Когда я услышала его голос, веселый и сердечный, как всегда, меня затопило чувство облегчения.
– Рози, дорогая! Как твои дела, черт возьми?
– Нормально, Боффи. А твои?
– Отлично, милая, тем более теперь, когда я услышал твой сладкий голосок. Сколько времени прошло? То, что бедняга Гарри покинул нас и отправился в более счастливый мир, вовсе не означает, что надо забывать старых приятелей! Мы с Шарлоттой только на днях о тебе вспоминали, думали, как мы по тебе скучаем; можно было бы пригласить тебя выпить по глоточку, как думаешь?
– С удовольствием, Боффи. Я тоже по вас соскучилась.
– Так чем могу быть полезен, дорогая, или ты позвонила просто так? Я был бы очень рад.
– Боюсь, что нет. Видишь ли, я вроде как попала в беду, Боффи, и хотела спросить совета.
– Что случилось?
– В полиции считают, что я убила Гарри.
– Ч-что? Не может быть!
– Это правда. Они думают, что я нарочно подсунула ему ядовитый гриб.
– Господи, да это же нелепо! Я так им и скажу, Рози. Полный абсурд и, более того, какое расстройство! Святые небеса, да как они осмелились предположить такой бред? Какой тупица из какого обезумевшего отделения сочинил эту волшебную сказочку?
– Ребята из соседнего округа, из Оксфорда. Похоже, по их мнению, я была горячо заинтересована в поместье Бертрама, потому и совершила убийство.
– Этот старый склеп? Он же тебе даже не нужен, правда?
– Именно, но попробуй им докажи. Они-то думают, что я сговорилась со своим любовником, понимаешь.
– С твоим лю… Рози, это уже совершенно возмутительно! Кто заведует расследованием?
– Суперинтендант Хеннесси, только поосторожней с ней, Боффи, она не человек.
– Подожди минутку, детка, я возьму ручку. Суперинтендант… Хеннесси. Отлично. Вот что, не переживай, я ради тебя заставлю ее по горячим углям ходить! Прищучу как следует. Надо же, запугивать молоденькую вдову, невероятно! Они просто отчаялись в поисках преступников, понимаешь? Полицейские подразделения в такой дыре, что готовы ухватиться за что угодно, но это же просто фарс! Как лучший друг Гарри и твой консультант, я выложу им все как есть. Ну надо же, любовник, и кто же он, по их мнению?
– Это просто бред, Боффи, – вздохнула я. – Один парень, который работал на кассе в «Сэйнсбери». Я его едва знала.
На линии повисла тишина.
– Боффи?
– Как его имя? – тихо спросил он.
– Тимоти Маквертер. А что?
Ответа не последовало.
Я, нахмурившись, уставилась в трубку.
– Боффи? Ты слушаешь?
– Рози, извини, у меня тут возникли срочные дела… мне надо бежать.
– Боффи? В чем дело, ты что, его знаешь? Что происходит?
– Нет, что ты, я его не знаю… послушай, Рози, буду с тобой откровенен. Думаю, я не смогу тебе помочь. Сама посуди, мне надо заботиться о своей репутации. Я профессионал, и мне ни к чему в это ввязываться.
– Ввязываться во что? Боффи! Прошу тебя, скажи, тебе что-то известно? Послушай, я в отчаянии. Умоляю, я…
Раздался щелчок, и линия отключилась. Он повесил трубку. Я медленно опустила руку с телефоном. И пораженно посмотрела на него. Ввязываться во что? Может, я торможу, как обычно? Неужели этот Маквертер – знаменитый гангстер, контрабандист наркотиков или еще что? Может, я невнимательно читала газеты? И упустила что-то, что прекрасно известно остальным? Зазвонил телефон, и я сразу же схватила трубку: слава богу, наверное, Боффи передумал.
– Рози? – послышался дрожащий голос Марты. – Позвонили из школы Тоби. Произошел несчастный случай.
– О боже, – прошептала я. – Какой несчастный случай?
– Эта женщина сказала, ничего серьезного, но мальчик сейчас в лазарете с сотрясением мозга.
– Тоби!
– О нет, не Тоби. Они говорят, что это Тоби ударил того мальчика!
– Что? Бред какой, Тоби и мухи не обидит.
– Я знаю, но им попробуй докажи. Ох, что же мне делать? У нее был такой сердитый голос, и она хочет, чтобы я поехала туда, а я совсем не умею разговаривать с такими людьми!
– Ничего, Марта, не переживай, я поеду.
Дрожа от страха, я оставила Айво у Марты, а сама понеслась в Стоубридж-Хаус. Господи, что же он натворил? Врезал кому-то крикетной битой? Влепил маленькому мальчику клюшкой для гольфа? Мои мысли закружились дикими кругами, словно бенгальский огонь в руках у ребенка в темноте. То я ломала голову, кто такой Тимоти Маквертер и почему Боффи так резко струсил, то гадала, как такой тихий, чувствительный мальчик, как Тоби, мог выбить дух из другого ребенка, да так, что тот попал в лазарет, в первую же неделю учебного семестра. Я взглянула в зеркало, лихорадочно провела рукой по непричесанным волосам, рискованно свернула на желтый свет и… Господи, чуть не врезалась в грузовик Боже, что же творится с моей жизнью? Если бы ход событий замедлился хотя бы на две минуты, чтобы я могла оглядеться! Такое впечатление, что я оказалась на каком-то безумном шоссе, потеряла управление и не могу даже нажать на тормоз.
Когда я приехала, директор и его жена, видимо, ждали в холле, потому что только мой палец коснулся звонка, как дверь открылась.
– А, вы, должно быть, мисс Гарфилд, мы разговаривали по телефону.
– Ммм… да, верно. – Я не собиралась признаваться, что вовсе не я отвечаю за Тоби.
– Мне так жаль, что вам пришлось тащиться сюда, – накинулся на меня мистер Арчер. – Уверен, все произошло случайно; мы просто хотели, чтобы вы переговорили с Тоби…
– …чтобы направить его на путь истинный, – продолжила его жена, тонко улыбаясь из-под слоя пудры. Она взяла меня за руку и повела через холл и наверх по крутой лестнице. – Мальчикам так трудно сразу привыкнуть, мы это понимаем, и некоторые расстроены больше других: ведь они уехали из дома, расстались с семьей…
– …с родными людьми, любимыми вещицами, – промурлыкал ее муж, ступающий радом. – Но в то же время, мы не можем допустить непослушания, и так как мы не хотим строго его наказывать, нам показалось, что разговор с вами мог бы помочь.
Воркующая парочка искусно подталкивала меня к коридору на втором этаже, обступив с обеих сторон.
– Как печально, что его отца нет радом и, по-моему, мама умерла, когда он был еще крошкой, так что, естественно, присутствуют различные поведенческие проблемы. Но если бы вы могли объяснить, что в Стоубридж-Хаус приветствуется – нет, скорее, требуется вести себя цивилизованно, мы были бы очень благодарны.
Они, запыхавшись, остановились и распахнули дверь. За дверью, в дальнем конце пустой общей комнаты, на кровати, застеленной одеялом с героями мультика «История игрушек», с плюшевым мишкой на подушке, сидел маленький бледный мальчик. Его колени в серых фланелевых шортах побелели и покрылись гусиной кожей; губы были крепко сжаты.
– Тоби! – Я подбежала к нему и крепко обняла. – Что случилось, дорогой? – прошептала я, присаживаясь радом и прижимая его ближе.
– Он взял мои фотографии, – пролепетал Тоби, крепясь, чтобы не заплакать. – Назвал меня слабаком, потому что я поставил фотографии у кровати, и разбросал их по комнате. Смотри… – Он крепко зажал в руке фотографии Китти. Одна из них была помята.
Я взглянула на директора и его жену, нависших надо мной. Они улыбались, но глаза их были угрюмы.
– Это его мать, – объяснила я.
– Я так и понял, – промурлыкал директор. – Но мальчишки – это мальчишки; уверен, это была всего лишь злая шутка. С фотографиями ничего не случилось, но, к несчастью, – он издал притворный смешок, – у меня в лазарете десятилетний мальчик с сотрясением, а его встревоженные родители мчатся сюда по М5, и, благодаря чудесам современной технологии и мобильной телекоммуникации, они уже выразили свое недовольство и угрожают увезти сына из школы! – Сладкоголосая манера его подвела, и последнее слово он прогавкал, как ротвейлер.
– Рози, я здесь не останусь, – пробормотал Тоби. – Возьми меня с собой, прошу. Я этого не вынесу, пожалуйста!
– Тихо, тихо, малыш. – Миссис Арчер торопливо села на кровать рядом с ним, видимо, почувствовав, что еще один выгодный клиент ускользает у нее из рук – Мы не такие уж страшные, правда! – Она собралась было обнять его, но он с такой силой отдернулся, что она убрала руку.
Она взглянула на меня поверх Тоби, будто он глухой или ненормальный, и промурлыкала:
– Это совершенно естественно, мисс Гарфилд, прошу вас, не беспокойтесь. Мальчикам требуется несколько недель, чтобы привыкнуть, а с таким бурным темпераментом и несчастным прошлым, как в его случае… – Она многозначительно кивнула на Тоби.
– Он не «случай», – пробормотала я. – Можно воспользоваться телефоном? Я хотела бы позвонить его отцу.
– Разумеется, разумеется!
При упоминании Джосса они опять принялись ластиться и раболепно извиваться, и, кланяясь и шаркая ногами, выпроводили меня из комнаты. Несмотря на их притворство, я увидела, как они обменялись многозначительными взглядами. Я подошла к двери и оглянулась на Тоби, который сидел на кровати.
– Я мигом, – пообещала я.
Он кивнул, глядя на меня испуганными глазами. Меня проводили вниз по лестнице, в кабинет. Сев за огромный стол с кожаной столешницей, я потянулась к телефону и замерла. Любопытная парочка так и стояла в дверях. Я кашлянула.
– Не могли бы вы оставить меня одну на минуту?
– Конечно, конечно!
Я заглянула в записную книжку и с упавшим сердцем набрала номер отеля в Италии. Я была почти уверена, что его там не окажется: наверняка он в галерее. Я всего лишь выполняю какие-то действия, чтобы потянуть время и сообразить, что делать дальше. К моему удивлению, трубку взяла Аннабел.
– О! О, я не думала… ммм, Аннабел, это Рози.
– Рози. – Она медленно проговорила мое имя, будто обдумывала, размышляла, что бы со мной сделать, и наконец решила скомкать меня в шарик и швырнуть через комнату.
– Джосс дома?
– Нет. Нет, его здесь нет, Рози.
Я уже чувствовала, как она садится, скрещивает ножки в блестящих чулочках и готовится поделиться со мной своей мудростью, так что поскорее выпалила: – Аннабел, я звоню из-за Тоби. Боюсь, он попал в беду.
– Что на этот раз? И вообще, при чем здесь вы? Где Марта?
– Она пошла… за покупками, но дело в том…
Я торопливо и горячо принялась просить за Тоби. Я закончила мольбы и клянусь, услышала, как она затягивается сигаретой.
– И что вы от меня хотите, я же за сотни миль от вас? Думаете, я смогу отсюда надрать ему задницу?
– Нет, просто… он умоляет, чтобы я забрала его из школы. Говорит, что не сможет этого вынести, и, если честно, – я понизила голос, – я его понимаю. Директор безучастный, как рыбина, и думаю, над Тоби здесь издеваются. Это недопустимо и в обычной школе, а уж в интернате, где он вдали от дома…
– О, Рози, не говорите глупостей, у него всего лишь трудности на первых порах, так всегда бывает! Проблемы обязательно должны были возникнуть, тем более на первой неделе. Вы же не надеетесь, что Джосс заберет его из-за какой-то дурацкой маленькой драки? Это чудесная школа, я сама ее выбрала, и директор – очаровательный мужчина, большой поклонник моих книг, кстати, и так рад угодить. Нет, Рози, об этом не может быть и речи. Мы так старались, чтобы Тоби попал в эту школу, это очень серьезное заведение – поймите, Тоби умом не блещет. Они дают отличную спортивную подготовку, и многие выпускники попадают в Итон. Да он просто не понимает, как ему повезло: некоторые родители убить готовы, лишь бы их дети попали в Стоубридж-Хаус. Проблема в том, что мальчишка избалован, и немного дисциплины – именно то, что ему нужно. Это послужит ему на пользу: он поймет, что нельзя так просто мозжить головы другим детям! Господи, да я просто в ужасе. Бедный маленький ребенок! Передайте мои искренние извинения Джерри и Симоне: какое расстройство, что им приходится переживать подобное в первую же учебную неделю!
– Я бы не назвала его бедным маленьким ребенком: скорее, здоровенным задирой, который заслужил хороший удар по черепу. Он минимум на два года старше Тоби! Я могу понять, что мальчикам всегда бывает грустно в начале семестра, но не думаю, что Тоби вообще когда-либо будет счастлив в этом месте. Он только сильнее замкнется в своей раковинке, еще глубже, чем дома. Ему не хватит эмоциональных ресурсов, чтобы выжить в такой школе, он…
– Рози, да как вы смеете! Как вы смеете говорить со мной об эмоциональном состоянии Тоби и указывать, что для него хорошо, а что плохо? Это не ваше собачье дело. – Последовала тишина. – Он остается в интернате, и точка.
– Понятно, – прохрипела я. – Извините.
– Вам следует извиниться! И пусть Марта позвонит мне немедленно, как только вернется. До свидания. – И она повесила трубку.
Какое-то время я остолбенело смотрела на промокашку на столе. Потом встала и сообщила директору и его жене, которые поджидали в холле, о том, что им и так было известно. Их глаза сияли уверенностью, на лицах читалось самодовольство. И я даже не стала ничего говорить. Просто попросила:
– Я хочу еще раз увидеться с Тоби.
Я медленно поднялась по лестнице. На этот раз меня сопровождала одна миссис Арчер – для друзей Симона. Мистер Арчер, почуяв, что битва выиграна, поспешил заняться более важными делами: скорее всего, готовить речь извинения для гостей с шоссе М5. Тоби так и сидел на кровати, уставившись в одну точку на полу где-то между черных ботинок со шнурками. Я присела рядом:
– Аннабел сказала, что ты должен остаться.
– Ты с папой разговаривала?
– Его там не было.
– Ты не можешь бросить меня здесь, Рози. Я покончу с собой.
– О, поверь мне, дорогой, – щебечуще захихикала Симона и подмигнула мне, – это мы уже слышали!
И этим ты гордишься, дорогая, подумала я, но ничего не ответила.
– Я бы на вашем месте ехала домой, мисс Гарфилд, – произнесла она тихим, льстивым голосом. – С ним все будет в порядке. Я прослежу, чтобы с ним все было хорошо. – Она повысила голос до пронзительности визга: – Попрощайся с няней, Тоби, будь хорошим мальчиком!
Он посмотрел на меня; в глазах застыла молчаливая мольба. Я обняла его, но целовать не стала. Это был бы поцелуй Иуды.
– Пока, Тоби. Увидимся на каникулах.
– Не увидимся, – процедил он.
Я не ответила, быстро встала и вышла из комнаты. Не оглядываясь, пробежала четыре пролета по деревянной лестнице. Симона пыхтела следом, щебеча что-то об огромной ответственности: ведь ей приходится заботиться о сотнях мальчиков. «Господи, да если бы вы слышали хотя бы половину пустых угроз, которые они мне предъявляли!»
У двери я пожала ее холодные, унизанные кольцами пальцы и заглянула в расчетливые, светло-голубые глаза. Потом повернулась и пошла к машине. Оказавшись внутри, я поежилась. А я-то думала, что такие школы-интернаты остались в прошлом веке. Я думала, что сегодняшний интернат – это добрые сказки на ночь, свободная форма, весельчаки-директора и поездки домой на выходные. Но Аннабел, с ее лицемерными понятиями об элитном образовании, нашла именно такую школу, в которой до сих пор твердо придерживаются драконовских методов девятнадцатого века. Короче говоря, она поставила себе целью найти ту школу, где свобода Тоби ограничивалась бы по максимуму.
Доехав до конца дорожки, я внезапно остановила машину. Обернулась и взглянула в зеркало заднего вида. Из окна верхнего этажа, из-за решетки на меня смотрел Тоби. Он казался таким хрупким, бледным и маленьким. Я быстро развернулась и увеличила скорость, но тут вспомнила историю, которую рассказывал мой брат Том. Я не училась в интернате, но вот Тома туда отправили, и он рассказывал об одном мальчике по имени Парсонс, который ежедневно, в течение всего семестра пытался сбежать из школы. Перед побегом он всегда набивал карманы гренками, а потом пускался наутек по длинной дорожке, пробегал примерно полмили до лесной зоны, мимо ручья, и пытался пробраться к воротам. И каждый раз директор медленно подъезжал к воротам на своей машине, поджидал его и возвращал обратно. Это превратилось в местный анекдот, потому что стоило кому-то крикнуть: «Парсонс опять убегает!», как все мальчишки бросались к окнам и подбадривали его, пока он бежал по дорожке, а потом освистывали директора, когда тот привозил беглеца обратно. Но в один прекрасный день Парсонс выпал из окна на четвертом этаже и умер. Никто так и не понял, был ли это несчастный случай или нет. Но его карманы, которые каждый день были до отказа набиты гренками, оказались пустыми.
Я положила руки на руль. Оглянулась. Он все еще стоял у окна. Я медленно вышла из машины. Сначала я спокойно шла, но потом побежала быстро-быстро; огромное готическое здание нависало надо мной, пока я не добралась до парадной лестницы, не взбежала по ней и не оказалась за массивной дубовой дверью. Когда я бежала через холл, из соседней двери выглянула Симона: «Мисс Гарфилд, я могу вам по…» Но меня уже не было. Я рванула вверх по лестнице, миновав один пролет, два, три, четыре; потом понеслась по пустому коридору в общую спальню; полы пальто развевались. Тоби стоял и ждал меня, его глаза сияли.
– Собирай вещи, – выпалила я. – Быстро! Где твой чемодан?
– В подвале, – воскликнул он. – Но он мне не нужен, я возьму только книги и фотографии! – Он сжимал их в руке. Я схватила еще одну фотографию.
– Пойдем!
Вместе мы затопали по коридору, полетели вниз по лестнице, мчась, как ракеты. Джерри и Симона караулили нас внизу.
– Вы не имеете права! – завопила Симона, когда мы показались на лестничной площадке над их головами. – Его мать…
– Она ему не мать, и я беру на себя полную ответственность, пока его отец в отъезде. Чемодан пришлете почтой. Пошли, Тоби!
