Текст книги "Дуэль сердец"

Автор книги: Кэтрин Бритт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Она начала дрожать как в лихорадке. Все тело было в жару, на лбу проступили холодные и липкие капельки пота. Вскоре вошли две молоденькие медсестры, захлопотав вокруг нее, но Гейл была уже в состоянии шока.

В течение следующих трех дней к ней не допускали посетителей. По распоряжению доктора ей проводили интенсивную терапию. На четвертый день ей стало лучше, и сестра, дежурившая с утра, сказала, что звонил Ланс.

– Мистер ван Элдин сегодня не сможет навестить вас. Он уехал по делам.

Хотя Гейл и говорила себе, что ей все равно, но, будучи в одиночестве, она затосковала без него. Приехали друзья, чтобы повидать ее. Сестра не позволила им остаться надолго, и никто из них не упоминал ее отца.

Ланс прибыл через два дня. Он безукоризненно выглядел, если не считать его утомленного вида. Посмотрев на бледное худенькое личико Гейл, он улыбнулся.

– Папа умер? – Она спросила прежде, чем он сел.

Точным жестом он поправил брюки с отутюженной складкой и расположился на стуле около ее кровати.

– Итак, вам известно. Я надеялся скрыть это от вас до приезда вашей бабушки, которая смогла бы утешить вас. Кто вам сказал? – спросил он мрачно.

– Никто, – солгала она, испытывая муку. – Так это вы держали меня за руку, когда я была без сознания! Это ваша рука вытянула меня из мрака к жизни. Напрасно! Мне не хочется жить, раз папа умер.

Ланс ван Элдин прищурил глаза и горько заметил:

– Вы говорите глупости. – Его слова звучали твердо. – Вы еще и не начинали жить. – Он помолчал, а затем спросил: – Когда вы узнали о гибели вашего отца?

Она пальцем чертила узор на покрывале.

– Когда вы уезжали.

– Как же вы услышали? Говорите, я хочу знать, – упорствовал он.

– Я подслушала чей-то разговор в коридоре. Они обсуждали утренние газеты.

– Так вот почему у вас случился рецидив лихорадки. К счастью, обошлось без последствий. Вам уже легче? – Он приподнял бровь.

– А вы как думаете? – Гейл знала, что ведет себя невежливо, но не могла совладать с собою. Ей хотелось разозлить его, чтобы он ушел и больше не командовал ею. Она впилась в него изучающим взглядом.

– Я думаю, что вы чувствуете себя намного лучше, – сказал он со странным выражением глаз. – Иначе вы бы не ответили мне таким образом. – Он наклонился вперед, уперев руки в колени. – Вам повезло. Вы легко отделались. Если бы дверцу машины заклинило и вы остались в салоне, наверняка бы погибли.

– Почему вы думаете, что теперь мне лучше и я не умру?

– Ну, вы сами чувствуете это. Со временем у вас все будет в порядке и вы станете как новенькая.

– Через двенадцать месяцев? – с горечью спросила она. – Смотреть в потолок, лежа в кровати? Нет, спасибо! – Она упрямо сжала рот. – Я не хочу жить. Без отца меня ничто не привязывает к жизни. Разве вы не понимаете?

– Я понимаю только одно – передо мной избалованный ребенок, упивающийся своими несчастьями и настолько эгоцентричный, что даже не интересуется обстоятельствами гибели отца.

Она с болью сглотнула подступивший к горлу ком:

– Он умер, это правда? Хильда Ламберт тоже. Она заслужила смерть. Ведь это она убила его! – заключила Гейл злобно.

Ланс выпрямился, продолжая сидеть на стуле.

– Ваш отец и миссис Ламберт очень любили друг друга. Они встречались без вашего ведома. Утром того дня, когда с вами произошла автомобильная авария, они тайно поженились и вечером отправились в свадебное путешествие в Париж.

Ваш отец позвонил мне, сказав, что провел много бессонных ночей, думая, как лучше сообщить вам. Он не хотел писать вам. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом с вами, когда вы узнаете, и он попросил, чтобы я лично сообщил вам новости. Я должен был отправить вас в Бостон к Тэдди и его матери до возвращения вашего отца из свадебного путешествия. – Он увидел, как она вздрогнула, и голос его смягчился. – К сожалению, я был занят, ко мне приехал друг из Штатов, чтобы специально встретиться со мной. Я находился не дома и уже был на пути к вам, когда услышал, что произошла автомобильная авария. Я бросился на помощь и нашел вас.

Гейл молчала. Она устало закрыла глаза, желая всем сердцем умереть.

– Утешает то, – продолжал он спокойно, – что ваш отец не страдал. Самолет потерпел аварию вскоре после взлета, и никого не осталось в живых. Смерть, должно быть, была мгновенной.

Гейл била дрожь. Почему она не погибла с ним вместо Хильды Ламберт? Затем через пелену страдания возникла мысль о бабушке. Бедная бабушка! Болезнь мужа была ударом для нее, но смерть единственного сына должна сокрушить ее.

Ланс, будто догадавшись, о чем она думала, сказал:

– Миссис Пемблтон собирается как можно скорее приехать, чтобы увидеть вас. Не знаю, написала ли она вам в письме.

Гейл покачала головой. Бабушка не любила писать письма и всегда оставляла это занятие мужу.

– Бедный дед, – сказала она хрипло.

– В бреду вы что-то говорили о телеграмме.

Гейл, облизав сухие губы, сбивчиво рассказала ему о получении телеграммы и о том, как повезла ее к отцу. Ее голос срывался, когда она выложила ему, что увидела миссис Ламберт в его объятиях.

– И вы уехали с намерением покончить с собой. Что ж, вы чуть не преуспели, – прокомментировал он сухо.

– Это не входило в мои планы. Я ехала на большой скорости и не справилась с управлением автомобиля.

Он фыркнул:

– Какая невинность, правда? Как же насчет вашего решения умереть, раз погиб ваш отец? Имейте в виду, от вас зависит, как скоро вы встанете на ноги.

Повелительные нотки в его голосе возбудили в ней скрытое негодование.

– Легко вам говорить. Не вам же предстоит это вытерпеть. – Ее голос зазвучал громче. – Не надо навещать меня каждый день. Забудьте обо мне и оставьте меня одну.

– Все не так просто, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Ваш отец просил меня заботиться о вас, пока он не возвратится. Ваша бабушка далеко, у нее достаточно хлопот с больным мужем, так что вам придется терпеть меня и не сопротивляться.

Дух Гейл был сломлен его словами. Какое это имело значение, кто будет о ней заботиться в теперешнем ее положении? Все равно кому-то придется это делать. Она опустила веки. Ланс продолжал говорить о делах ее отца, но Гейл слушала его вполуха. Когда он уехал, она уже спала.

Потянулись дни, похожие один на другой. Гейл погрузилась в абсолютное уныние, ей была безразлична жизнь, продолжающаяся вокруг нее. Ее палата ломилась от цветов и подарков, но она не интересовалась ими. Часами она лежала, глядя в потолок, ее чувства оцепенели, как и ее ноги. Боль оставила ее спину и возвращалась только, когда девушка сидела слишком долго.

Получить возможность сидеть и тем самым на время забывать о своей болезни и беспомощности было настоящим облегчением в беспросветном горе ее существования. Но приходилось мириться с фактом, что она не способна даже на одну-единственную прогулку, проделанную самостоятельно. Ее ноги ничего не чувствовали и были недвижимы: Гейл лежала позабытая судьбой.

Друзья продолжали регулярно навещать ее. Они пытались ободрить ее сочувствующими взглядами, приносили огромные букеты цветов и подарки. Их посещения помогали ей скоротать день, но ей было спокойнее, когда они уходили. Гейл перестала, как раньше, радоваться жизни. Ночные боли обострили контуры ее лица, глаза заволокло глубокой печалью.

Ланс не переставал посещать ее каждый день, неизменно улыбаясь, но они не становились ближе друг другу. Когда однажды утром он не появился, этому вскоре последовало объяснение. Днем неожиданно появилась бабушка, похудевшая и сильно загорелая. Она тепло обняла Гейл, расспросила ее обо всем и сказала, что надеется перевезти домой Сэма, как только он будет достаточно хорошо себя чувствовать.

Она выглядела постаревшей и даже усохшей. Она также сообщила Гейл, что поселилась в гостинице поблизости, чтобы побыть с нею подольше и не тратить время на дорогу.

Гейл получила сообщение от Ланса. Он не зашел навестить ее с утра, потому что не хотел утомлять больную перед посещением бабушки. В течение двух дней он не появлялся, очевидно давая им время наговориться и побыть наедине.

Утром третьего дня он, по обыкновению, заботливо ухаживал за Гейл, и его глаза поблескивали из-под челки, упавшей на лоб. Именно этот блеск в глазах, очаровавший Гейл в их первую встречу, теперь сводил с ума всех медсестер клиники. Было невозможно не догадаться об истинных причинах усиленной заботы, которую они проявляли во время его присутствия: бесконечное число раз отворялась дверь, и кто-нибудь из сестер заглядывал под тем или иным предлогом, чтобы лишний раз взглянуть на него.

Не сознавая, какое разрушительное действие он производил в их сердцах, Ланс скрестил длинные ноги, откинулся на спинку стула и произнес:

– Мы обедали с миссис Пемблтон прошлым вечером. Она очень обеспокоена. Мне она сказала, что сразу же займется вами, когда они приедут домой с вашим дедушкой. – Он сделал паузу, ожидая ее комментариев. Но так как Гейл не проронила ни слова, он продолжил: – Лично я думаю, бесчеловечно обременять ее двумя больными. Она не молода, ей это будет трудно.

Гейл серьезно посмотрела на него.

– Что вы предлагаете? – спросила она саркастически. – Бросить меня в Темзу?

Он сощурился:

– Что ж, это бы вывело вас из состояния меланхолии, в котором вы пребываете. Вам пойдет на пользу, если что-нибудь поможет снять слой ваты, которым вас старательно окутывали всю вашу жизнь.

– Возможно, следует проконсультироваться у вас, – сказала она едко.

Он ответил ей исключительно сдержанно:

– А вы продвигаетесь! Несчастья явно не повлияли на ваше остроумие.

Шум у двери привлек его внимание. Появилась медсестра, неся чашечки с ароматным кофе на подносе.

– Кофе, мистер ван Элдин, – сказала она и была вознаграждена очаровательной улыбкой.

– Спасибо, – произнес он любезно.

Чашечка с кофе стояла перед Гейл, но она даже не притронулась к ней. Ланс с удовольствием пил свой кофе. Гейл сейчас желала лишь одного – чтобы с ней не говорили о ее будущем. Она ничего не хотела знать. В то же самое время ей было бы скучно без его посещений. Гейл чувствовала себя несчастной и с ним, и в его отсутствие. Ситуация напоминала случай из ее детства. Когда она еще училась в школе, маленький мальчик, ее одноклассник, послал ей записку, в которой было нацарапано: «Дорогая Гейл, я люблю тебя. А ты любишь меня? Джон».

Она ответила тогда: «Дорогой Джон, я наполовину люблю тебя и наполовину не люблю, но думаю, что та половина, на которую не люблю, все-таки больше. Гейл».

– Пейте ваш кофе. – Бесцеремонная команда прервала ее воспоминания.

Машинально Гейл взяла чашку и отхлебнула остывающий напиток.

– Видите, я уже повинуюсь вам беспрекословно. Скоро вам не потребуется даже приказывать.

Уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Это обнадеживает, поскольку я собираюсь заняться вами всерьез. – Сложив руки, он сказал: – Видите ли, я беру на себя заботу о вас. Ваш отец хотел именно этого.

Гейл потеряла дар речи. Меньше всего она хотела быть ему обязанной!

– Вы? – Ее лицо покраснело. – Вы шутите!

– Напротив, я никогда не был настолько серьезен. Вы едете в «Башни ван Элдинов», чтобы там поскорее выздороветь.

Фыркнув, она вызывающе посмотрела на него:

– Я не нуждаюсь ни в вашей помощи, ни в вашей жалости. Конечно, я должна быть благодарна за то, что вы сделали для меня. Однако я не позволю вам дальше заботиться обо мне. Папа хотел бы, чтобы я жила у его родителей, и к ним я и поеду.

– Если бы дело было только в вас, возможен и этот вариант, но дело касается и других, – мрачно сказал Ланс. – Доктора рекомендовали вашей бабушке оберегать своего мужа от волнений. Если вы переедете к ним, он будет переживать.

Ее губы напряглись.

– Я могу жить дома. Бинз и Дженни позаботятся обо мне. Я могу нанять сиделку, если возникнет необходимость.

– Ничего не получится. Ваш дом продается. Нет смысла прерывать торги. Так что альтернативы нет. Вам пора привыкать, что никто не будет вас баловать. Но сначала вам надо опять встать на ноги. Сосредоточьтесь на мыслях о выздоровлении, это поможет вам.

От ненависти и злости у нее перехватило дыхание.

– Благодарю за веселые новости! Что вы собираетесь предпринять? Бить меня, запереть в подвалах ванэлдинской башни, если я не подчинюсь? – разразилась она криком мгновение спустя.

Он сверкнул зубами, рассмеявшись:

– В сущности, я настроен решительно. Вы едете в имение ван Элдинов в качестве моей жены.

Ее глаза широко раскрылись.

– Вы сошли с ума, если хоть на миг решили, что я соглашусь выйти за вас замуж. Ведь мы совсем не любим друг друга!

Он усмехнулся:

– Нам необходим временный брак, чтобы остановить сплетни, иначе вам будет необходима компаньонка. – Он прищурил глаза. – Последнее помешает моим планам относительно вас. А во всем, что касается вас, я хочу иметь развязанные руки. Ваш отец согласился бы с этим. Если мужчина берется за дело, он обязательно преуспеет.

Ланс посмотрел ей прямо в глаза, давая понять, что не заботится о ее согласии. Никто прежде не обращался с Гейл таким образом. Наоборот, это ее требования всегда беспрекословно исполнялись. Гейл уставилась на него и припомнила вечер, когда он обедал у них, и слова отца, сказанные тогда в шутку, приобретали теперь совсем другое значение.

– Итак, вы, кажется, приняли свой жребий, – резюмировал он.

Она не сомневалась – он настоит на своем: это было написано у него на лице и светилось в глубине его темных глаз. Ее мучил лишь вопрос – зачем ему это нужно. Гейл наконец заговорила охрипшим от волнения голосом:

– Женитесь на мне – и я устрою вам ад.

Он коротко рассмеялся:

– Даже в аду можно жить, лишь бы была хорошая компания, – ответил он весело.

Глава 7

Они поженились до отъезда миссис Пемблтон в Танжер. Ланс продумал детали, и все было осуществлено быстро. Он забрал Гейл из больницы уже одетой к свадьбе, которая должна была состояться в имении ван Элдинов. Ее бабушка хлопотала, устраивая маленькое свадебное торжество, так что облачиться в подвенечный наряд Гейл помогла медсестра. Это было длинное платье в романтическом стиле из ярко-белой ткани, с пышными рукавами и глубоким вырезом. Ланс подарил ей бриллиантовый кулон. Гейл повесила его на тонкую золотую цепочку и надела на шею, обнаженную глубоким вырезом платья, что подчеркивало хрупкие линии ее стройного молодого тела. Золотистые волосы были уложены светящимся ореолом, так что она выглядела особенно юной и несказанно прекрасной.

– Это на счастье, – сказала медсестра ласково, протягивая Гейл маленький предмет – крохотную темнокожую куколку с глазками, носом, ртом и маленькими руками и ногами. Голову талисмана венчала копна каштановых волос, торчащих как веник. Куколка приветливо улыбалась и была довольно симпатичной. Девушка сразу влюбилась в нее.

Гейл вывезли в инвалидном кресле из дверей больницы, и под искренние пожелания счастья собравшихся Ланс на руках отнес ее в машину.

В утро перед свадьбой она проснулась, как и в любое другое утро после несчастного случая, без интереса к окружающему. Ее единственным проявлением теплых чувств стала улыбка благодарности медсестре за ее маленький подарок, который находился теперь в ее руке. Подарок Ланса не пробудил в ней никаких чувств, и она не поблагодарила его, хотя он подошел весьма близко, разглядывая кулон на ней, и улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

С того момента как Ланс разместил ее на переднем сиденье автомобиля, она вдруг начала дрожать от страха. Когда он прибавил скорость, выехав из Лондона, ее прошиб пот – так ясно в памяти воскрес кошмар, предшествовавший аварии. Гейл попробовала не смотреть на спидометр, так как от страха она сжималась и чувствовала боль в мускулах плеч и шеи.

– Расслабьтесь, – мягко проговорил Ланс, когда она съежилась на повороте. – Вам не угрожает опасность, я еду достаточно медленно.

Она не могла сказать ему, что до сих пор в ночных кошмарах ей слышится ужасающий звук бьющегося стекла и хруст металла. В довершение всех неприятностей из глаз у нее полились слезы, усиливая и без того бьющую ее дрожь.

На лице Ланса отразилась тревога, он остановил автомобиль. Внезапно он обнял Гейл, прижав ее голову к своему плечу, для того чтобы успокоить ее. Она вырвалась.

Слегка успокоившись, Гейл взяла предложенный им носовой платок и вытерла нос.

Ланс смотрел на нее с сочувственной улыбкой:

– Невесты всегда плачут в день свадьбы, и вам еще повезло, что ваш нос не краснеет от слез.

Банальность его слов успокоила ее лучше любого другого утешения. Новое неизведанное чувство, которое она с опаской ощущала в своей груди, заставило ее сердце биться чаще. Забота Ланса успокаивала ее. Хотя это была часть того плана, который он вызвался осуществить. Для него она была испорченным ребенком, и чем скорее она выздоровеет, тем скорее он сбудет ее с рук. Он делал свою работу с холодной расчетливостью – вот все, на что был способен Ланс ван Элдин.

Ланс оценивающе посмотрел на нее сверху вниз, его строгий рот тронула улыбка.

– Должен заметить, что слезы вам идут. Ваши глаза стали мягкими и нежными, и теперь у вас именно тот невинный взгляд, который каждому мужчине приятно обнаружить у своей невесты. Теперь вам лучше?

Она кивнула, обрадованная, что сегодня не сделала макияжа и тушь не потекла.

– Тогда поедем быстрее, ладно?

Гейл согласилась, и он повел машину на умеренной скорости, время от времени бросая на нее взгляды, выводившие ее из плаксивого состояния. Но когда автомобиль приблизился к «Башням ван Элдинов», страх перед будущим вновь овладел ею.

Ланс отнес ее в комнату, со вкусом обставленную, с изящной деревянной обшивкой, устланную плотным ковром. Комната была нагрета солнцем и выглядела приветливо, что, конечно, должно было улучшить настроение Гейл.

Сэр Бонар, ее бабушка и пастор находились в комнате. Взволнованный священник – маленький сухощавый человек – поднялся со стула, наблюдая, как Ланс аккуратно усаживает Гейл на роскошный диван.

Учитывая болезненное состояние Гейл, венчание прошло по сокращенному чину. Рядом с невестой жених казался великаном, пышущим здоровьем. Она сидела всю службу бледным маленьким призраком и была безразлична ко всем радостям жизни. От талии и ниже она не ощущала своего тела, и эта нечувствительность, казалось, охватывала ее мозг и мысли.

Бабушка вытирала слезы. Она, очевидно, была взволнована бракосочетанием своей любимой внучки. Выглядело оно романтично: неземная внешность Гейл, муж, который будет любить и лелеять ее, ведь она заслужила эту любовь страданием. Девушка не выглядит очень счастливой, но это пройдет. Она еще не оправилась после аварии и трагической смерти отца. Он был бы восхищен происходящим. Слезы снова выступили на глазах Полли Пемблтон при мысли о сыне. Его трагический конец стал ужасным ударом, и вряд ли она когда-нибудь оправится от него. Единственным утешением было то, что Морис ушел с женщиной, которую любил. Он так долго был одинок!

После церемонии устроили маленький свадебный пир в столовой. Тост произнес сэр Бонар – приличествующие случаю слова. Миссис Пемблтон всем своим видом выражала одобрение, и Ланс был в хорошем расположении духа.

Позже Ланс отнес Гейл в ее собственные комнаты, специально подготовленные для перемещения по ним в инвалидном кресле. К тому времени она была сильно утомлена, и он положил ее на кровать. Непривычно долгое сидение вызвало пульсирующую боль в спине. Потребовалось все напряжение сил, чтобы отогнать болезненное оцепенение, которое начало охватывать ее. Гейл закрыла глаза и снова их открыла, когда Ланс нажал звонок у ее кровати, чтобы вызвать медсестру. Та незамедлительно явилась – спокойная и проворная, в темно-синей форменной одежде с белой отделкой.

Медсестра Рассел была приятной рыжеволосой тридцатилетней женщиной. Гейл, поймав прямой взгляд ее голубых глаз, решила, что с ней будет вполне сносно.

Ланс с очаровательной улыбкой представил их друг другу.

– Надеюсь, вы подружитесь, – заключил он. – Но я должен заметить вам, сестра, что, надеюсь, ваше пребывание с нами не будет длительным. Я хочу видеть свою жену здоровой как можно скорее.

Гейл отвела глаза от его наполовину шутливой, наполовину серьезной улыбки. Он желает этого так же отчаянно, как она сама, стремясь как можно скорее положить конец их так называемому браку.

Усталость уносила ее на своих волнах. Она почувствовала, как Ланс склонился над нею и, слегка приподняв ее, влил глоток бренди, которое он поднес к ее губам. Это вызвало у Гейл кашель, но теплая струйка внутри нее прогнала слабость и вернула цвет щекам.

В комнату вошла бабушка, все еще растроганная знаменательным событием этого дня. Ланс быстро поцеловал в макушку свою жену и вышел, оставив ее с двумя женщинами.

На следующее утро Гейл проснулась и принялась осматривать очаровательно обставленную комнату. Все вокруг было белым – от пушистого ковра, широкой кровати с гобеленовой обивкой, туалетного столика и столика для кофе до обитых шелком стен, занавесок и абажуров, принадлежащих к одному стилю. Прозрачные тюлевые занавески закрывали два высоких окна и балкон, смотрящие в сад. Белый цвет приятно контрастировал с бежевым шезлонгом, подушками цвета карамели, кофейными и оранжевыми букетами цветов в шоколадно-коричневых вазах и сверкающей оттенками осени живописью на стенах. Там было все, что могло сделать жизнь лишенного движения человека комфортнее: от стопки глянцевых журналов до проигрывателя с самыми модными дискам.

Но Гейл ничто не радовало. Единственным чувством, которое еще теплилось в ее наполовину обездвиженном организме, было желание одиночества и покоя, которое усилилось, когда она вспомнила, что этим утром бабушка уезжает в Танжер.

Гейл сидела в кровати и размышляла о том, как она, стесненная в движении, проживет сегодняшний день, и даже думать боялась, каким будет целый год под крышей Ланса.

Как бы отвечая на мысли Гейл о своей будущей жизни в ее спальню вошел Ланс. На нем были шикарный синий в полоску костюм, светлая шелковая рубашка и галстук. Вместе с Лансом в комнату ворвался аромат утреннего воздуха. Жизненная энергия этого человека, так и бившая ключом и противоречащая настроению Гейл, вызвала у нее стойкое нежелание общаться с ним.

Он остановился, сверху взирая на ее маленькое лицо с синими кругами под глазами. Этим утром у Гейл появился слабый розовый румянец на щеках, и это не ускользнуло от его внимания.

– У вас улучшился цвет лица, – сказал он. – Очевидно, выспались?

– Да, благодарю, – ответила она, заметив в его руке письма.

Он бросил их на кровать.

– Полагаю, это от Тэдди и Дороти, – прокомментировал он без особых эмоций.

Гейл осмотрела конверты – они были аккуратно разрезаны. Она бросила на него растерянный взгляд.

Брови Ланса насмешливо вздернулись.

– Да, я открыл их для вас. Я не читал, – лениво проговорил он и достал портсигар из кармана. – Сигарету? – Не ожидая ответа, он зажег одну и вложил в ее губы. Затем закурил, усевшись на стул около кровати. Маленькая куколка, подаренная Гейл сестрой в больнице, привлекла его внимание, немедля он протянул свою длинную руку, взял ее и начал рассматривать с некоторым интересом.

Гейл, чувствуя себя неловко в его присутствии, затянулась сигаретой и, читая письма, постаралась забыть о нем. Первое письмо принадлежало Тэдди. Гейл ощутила себя виноватой, потому что так мало думала о нем все это время. Теперь она вспомнила тепло его ладони, сжимавшей ее руку, когда они гуляли по холмам. Пиджак Тэдди был небрежно переброшен через плечо, они вдвоем пели веселую песню моряков, излучающую счастье жизни, что можно понять только в молодости, когда живешь одним днем. Теперь для нее на свете не существовало ничего, для чего хотелось бы жить.

Гейл почувствовала на себе прищуренный пристальный взгляд Ланса. Она стряхнула пепел с сигареты.

– Бабушка благополучно улетела? – спросила она безразлично.

– Да. Миссис Пемблтон волновалась о вас. Она просила еще раз поцеловать вас на прощание и надеется, что вы скоро снова встанете на ноги.

– Такое возможно? – спросила она жестко. – Не очень-то это походит на правду. Я не думаю, что когда-нибудь смогу снова ходить.

– Не сомневаюсь, вы встанете на ноги, – заверил он и, вновь сощурив глаза, взглянул на нее сквозь облако дыма. – Сегодня приедет специалист, который осмотрит вас. Если его диагноз совпадет с более ранними заключениями врачей, мы начнем интенсивное лечение. Начнете с упражнений. Вы хоть и хрупкая на вид, но энергии хоть отбавляй. – Ланс улыбнулся, сверкнув зубами. – Отлично помню, какой резвой и шустрой вы были.

Гейл сидела молча. Ей хотелось, чтобы он ушел и не вспоминал прошлое. Мысли о нем были столь же болезненны, как разговоры о ее пустом будущем. Но Ланс, казалось, ничего не замечал. Он сидел спокойный и далекий от понимания того, что с ней происходит, поэтому она не утерпела выразить вслух негодование против него.

– Я отказываюсь видеть вашего чудо-специалиста, – сказала она, сверкая глазами. – Меня все время осматривали и исследовали, как породистую собаку перед выставкой. И я хочу сказать – вы не все продумали. Раз вы женились на мне, так уж расхлебывайте неприятности. Вы должны стараться облегчить мне жизнь. Вы же делаете наоборот.

Он наклонился и раздавил окурок в пепельнице, которая стояла на столике рядом с кофейными чашками. Гейл показалось, что ему сейчас хочется так же поступить с нею.

– Мне лучше судить об этом, – сказал он слегка раздраженно. – Если бы ваш отец был жив, он бы принадлежал другой женщине, и вам пришлось бы менять собственную жизнь соответственно. Вам все-таки необходимо изменить свою жизнь, но другим способом – намного более трудным, потому что этот путь лежит через физическое страдание, принимая во внимание, что другим путем мог стать только нравственный. Вы ошеломлены, несчастны и одиноки? Но уныние вскоре оставит вас.

Внезапно она вздрогнула, ее губы скривились.

– Разве вы не понимаете? Я не хочу жить в этом мире, теперь чужом и пустом для меня. – Пепел ее сигареты упал на красивое покрывало, и она нетерпеливо стряхнула его. – Все, чего я добиваюсь, это одиночества.

– Я разочарован в вас. Вы боролись, и достаточно успешно, чтобы спасти вашего отца, когда тот был сильно болен. И конечно, вы делали это главным образом для себя, потому что боялись его потерять. Вам был брошен вызов судьбой. Вы его приняли – и победили. Вы можете сделать это снова.

Она горько усмехнулась:

– Но все было напрасно, правда? Он все равно умер, и теперь я тоже мертва. По крайней мере, наполовину. – Гейл отвела взгляд, чтобы скрыть внезапно выступившие слезы.

Он проговорил медленно и отчетливо, заглядывая ей в лицо:

– Эту половину мы и собираемся оживить, а другая половина придет в себя после.

Гейл подняла напряженное бледное лицо, в ее глазах стояли слезы. Она чувствовала себя настолько несчастной, что приняла его слова всерьез:

– Это не тот путь, которым я хотела бы следовать, и я была бы вам очень благодарна, если бы вы оставили меня одну. Я не хочу видеть вашего специалиста! Я не хочу видеть никакого другого специалиста! Пожалуйста, оставьте меня одну!

Однако ей пришлось подчиниться. Профессор прибыл днем, высокий, прямой мужчина с большим лбом интеллектуала и чуткими руками. Его диагноз был четким и убедительным.

– Время и терпение, миссис ван Элдин, – сказал он с улыбкой. – В вашем случае уже к следующему году не будет никаких препятствий к выздоровлению и даже увеличению семейства.

Гейл вспыхнула до корней волос, ее так и подмывало запустить в него чем-нибудь. В лице Ланса ничего не дрогнуло. Всякий рассудил бы по его реакции, что перед ним – счастливая супружеская пара.

Посещение доктора совпало с периодом в жизни Гейл, когда она чувствовала, что сходит с ума. Бесконечно тянулись дни, она, лежа в кровати, смотрела на потолок или через окно в сад. Занавеси были подняты, чтобы ей было лучше видно, и время от времени ее взгляд натыкался на вазон с бутонами роз, и она могла созерцать цветы и чувствовать их аромат. Каждый день они были новые, свежие и очень красивые, как и витаминная пища, подаваемая ей, которая была аппетитно сервирована на подносе.

Она ела, потому что это требовало меньших усилий и причиняло меньше неприятностей, чем отказ от еды. Здоровье ее дедушки немного поправлялось, и она получала его письма, а также неожиданные маленькие подарки, которые бабушка слала бандеролью – безделушки, национальные сувениры, веселой расцветки шелковая пижама, причудливой формы флаконы, заполненные таинственными духами из чудодейственных трав, изящно вырезанные из камня растения, выглядящие как живые. Эхом любви и заботы бабушки и дедушки стали эти вещицы для Гейл.

Она написала Дороти и Тэдди сразу, как только получила их поздравления по поводу свадьбы. Тэдди не ответил, да она и не ожидала его ответа. Он был, конечно, потрясен ее несчастьями, и Гейл подозревала, что еще больше его потряс ее брак с Лансом.

У Дороти было суматошное время с таким количеством свиданий, что она еле поспевала с ними управиться. Она просила Гейл, когда ей станет лучше, приехать навестить ее. Она хотела верить, что это будет очень скоро.

Сэр Бонар стал частым посетителем. Он заглядывал, чтобы попить чаю с Гейл днем, и иногда обедал с Лансом вечером. Теперь, потеряв отца, она лучше понимала этого человека, ощущая его одиночество. В одно из посещений, заглянув попить чаю, он рассказал ей, почему никогда не женился. Он слишком сильно любил мать Ланса и не хотел, чтобы какая-нибудь женщина заменила ее.

– Она выбрала Ричарда ван Элдина, – сказал он со вздохом. – Не то чтобы я обвинял ее, нет. Он был похож на Ланса – красивый и энергичный, приятный мужчина.

Сэра Бонара никак нельзя было назвать красавцем, но он был по-своему привлекателен. Черты его лица по отдельности не представляли интереса, но все вместе они придавали его облику ум и доброту. Гейл любила этого человека. Он напоминал ей отца своей способностью сохранять молодую живость в столь пожилом возрасте и ровным, мягким обращением со всеми.

– Я терпеливо ожидаю, когда вы оба сможете воспользоваться моим свадебным подарком, – сказал он однажды за чаем, поблескивая глазами.

– Свадебный подарок? – спросила Гейл безучастно.

– Разве Ланс не рассказал вам? Это – медовый месяц где-нибудь, где вы пожелаете, когда станете достаточно здоровы, чтобы это вам принесло удовольствие.

Гейл прикрыла глаза.

– Это ужасно приятно, спасибо вам, – ответила она, подумав, как он огорчится, если узнает, что у них не будет никакого медового месяца.

Хорошая пища и постоянное внимание друзей постепенно восстановили ее силы. Вскоре она научилась управлять инвалидным креслом.