Текст книги "Волк и голубка"
Автор книги: Кэтлин Вудивисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
– Милорд, умоляю вас послать за священником. Такая ничтожная просьба, но для погибших…
– Все будет устроено, – кивнул Вулфгар.
Эйслинн упала на колени, готовая в этот миг на все ради спасения душ усопших и несчастной матери.
Вулфгар, зарычав, протянул руку и рывком поставил ее на ноги. Эйслинн удивленно уставилась на него.
– Не смей ползать передо мной, девушка. Мне больше по душе твоя ненависть, – бросил он и, не тратя слов, устремился к дому.
Крепостные из Крегана под охраной людей Вулфгара появились позже, чтобы похоронить погибших. К своему изумлению, Эйслинн заметила Керуика среди жителей, плетущихся за великаном викингом, восседавшим на боевом скакуне. Вне себя от радости и облегчения при виде невредимого жениха, Эйслинн рванулась было к нему, но Майда вовремя схватила ее за подол.
– Они убьют его – те двое, что спорили из-за тебя.
Эйслинн согласилась с матерью и была благодарна ей за это проявление здравого смысла. Немного успокоившись, она продолжала, однако, украдкой поглядывать на Керуика. Стражники пытались жестами растолковать пленникам, что от них требуется.
Эйслинн терялась в догадках, почему Керуик скрывает свое знание французского, – ведь она сама обучала его, и он легко все усваивал. Наконец крестьяне уразумели, что от них хотят, и принялись готовить мертвых к погребению. Лишь Керуик стоял недвижно, с ужасом глядя на трупы. Неожиданно он отвернулся и содрогнулся в рвотных судорогах.
Люди Вулфгара захохотали, и Эйслинн мысленно прокляла их. Ее сердце разрывалось от жалости к Керику – за последнее время он видел столько ужасов! Но ей хотелось, чтобы он показал этим норманнам настоящую силу и мужество. А вместо этого он стал посмешищем.
Сгорая от стыда, девушка помчалась к дому. Опустив голову, безразличная к похотливым ухмылкам, Эйслинн шагнула прямо в объятия Вулфгара. Он уже снял кольчугу, оставшись только в кожаной тунике, и сейчас стоял с Рагнором, Вашелем и норвежцем, приведшим Керуика.
Вулфгар подхватил ее и легонько провел ладонями по спине.
– Прекрасная девица, смею ли я надеяться, что тебе не терпится поскорее оказаться в моей постели? – поддразнил он, поднимая рыжеватые брови. Только викинг по достоинству оценил шутку – лицо Рагнора потемнело, и он наградил Вулфгара презрительным взглядом. Но этого оказалось достаточно, чтобы Эйслинн окончательно вышла из себя. Невозможно терпеть такое унижение! Гордость заставила ее забыть об осторожности, подталкивая на неразумные поступки. Она размахнулась и что было сил ударила по обезображенному шрамом лицу Вулфгара.
Окружающие потрясение замерли, убежденные, что предводитель играючи справится с дерзкой девчонкой. Они прекрасно знали его манеру обращения с женщинами. Обычно Вулфгар попросту избегал их и не раз пренебрежительно отворачивался и отходил, если дама пыталась вовлечь его в разговор. Ни одна не посмела нанести ему подобное оскорбление. Девушки боялись его буйного нрава. Когда он устремлял на них холодный безразличный взгляд, бедняжки спешили упорхнуть подальше от беды. Однако эта девица оказалась смелее остальных.
В тот краткий миг, пока Вулфгар смотрел на нее, Эйслинн опомнилась, и душу ее сковал неподдельный страх. Фиалковые глаза встретились с серыми. Ее ужас был столь же велик, сколь его изумление. Рагнор не скрывал своей радости.
Неожиданно пальцы Вулфгара сомкнулись у нее на руках, словно железные кандалы рабынь. Он рванул ее на себя, стискивая в сокрушительных объятиях. Рагнор был сильным и мускулистым, но это… напоминало удушающие объятия статуи. Губы Эйслинн невольно приоткрылись, и ее испуганное восклицание заглушил свирепый поцелуй. Мужчины одобрительно завопили, подбадривая победителя. Только Рагнор по-прежнему молчал. Красный, с искаженным бессильной злобой лицом и сжатыми кулаками, он едва удерживался от желания оторвать Эйслинн от Вулфгара.
– Ха! – протянул викинг. – Кажется, девица встретила достойного соперника!
Вулфгар положил ладонь на затылок Эйслинн, удерживая ее на месте. Горячие, требовательные губы, причиняющие боль, продолжали впиваться в ее распухший рот. Эйслинн ощутила тяжелые, глухие удары его сердца и прикосновение жесткого могучего тела к своему, стройному и упругому. Но где-то в глубоких, темных уголках ее души вспыхнула и стала разгораться крошечная искорка, обжигая, опаляя, погружая девушку в бездонный водоворот неведомых доселе ощущений. Странное тепло разлилось по телу Эйслинн, и неожиданно она перестала сопротивляться. Руки девушки словно по собственной воле обвились вокруг шеи Вулфгара, а ледяное самообладание превратилось в бушующий пожар желания, не уступавшего его собственному. Она забыла, что перед ней враг, а окружающие мужчины смотрят и обмениваются веселыми шутками. Казалось, они остались вдвоем в целом мире. Керуик никогда не обладал подобной властью над ней. Его поцелуи не пробуждали у нее ни страсти, ни желания, ни потребности принадлежать ему. Теперь же, в объятиях этого чужестранца, она отдавалась воле, которая была сильнее, чем ее собственная.
Вулфгар неожиданно отпустил ее, и девушка с удивлением осознала – его ничуть не тронуло то, что явилось для нее потрясением. Он не мог унизить ее сильнее! Побагровев от стыда, Эйслинн поняла: норманн только сейчас доказал ей, что уступок можно добиться не страхом, а желанием. Она попыталась защититься единственным оставшимся у нее оружием – острым язычком:
– Ты, безымянная норманнская дворняжка! В какой сточной канаве твой отец отыскал шлюху, родившую тебя?
Мужчины, как по команде, затаили дыхание, но Вулфгар лишь слегка нахмурился. Что промелькнуло в его глазах? Гнев? Боль? Сомнительно. Трудно ранить этого рыцаря с железным сердцем.
Вулфгар поднял брови.
– Странное проявление благодарности с твоей стороны, девица, – спокойно ответил он. – Или ты забыла просьбу привести священника?
Гнев Эйслинн мгновенно испарился. До чего же она глупа! Она поклялась добиться заупокойной службы, и теперь из-за ее несдержанности некому будет справить обряд.
Девушка молча уставилась на рыцаря, не в силах пробормотать извинения. Но Вулфгар коротко рассмеялся:
– Не бойтесь, мадемуазель. Мое слово крепко. Клянусь, вы получите своего священника, а ночью непременно разделите со мной ложе.
В зале поднялся хохот, но сердце Эйслинн болезненно сжалось.
– Нет, Вулфгар! – яростно вскричал Рагнор. – Ты ее не получишь! Неужели ты забыл, как дал слово позволить мне выбрать в награду все, что понравится? Слушай же, я беру эту девушку как плату за захват этого дома!
Вулфгар медленно обернулся, оказавшись лицом к лицу с разъяренным Рагнором. Низкий голос напоминал скорее тихое рычание хищного зверя.
– Ищи свою награду на полях, где похоронены погибшие, а другой подати ты не получишь. Знай я, какую цену придется платить, послал бы сюда рыцаря поумнее.
Рагнор попытался вцепиться Вулфгару в горло, но Вашель вовремя встал между ними и схватил кузена за руки.
– Нет, это просто глупо, – прошипел он на ухо Рагнору. – Бороться с волком в его логове, когда вся стая жаждет нашей крови! Подумай хорошенько! Разве ты не поставил своего клейма на девчонку? Пусть бастард гадает, чьим ублюдком она разродится.
Рагнор немного расслабился, обдумывая слова кузена. Выражение лица Вулфгара не изменилось, однако шрам, побелев, резко выделялся на бронзовой коже. Норвежец что-то презрительно бросил благородным кузенам и ехидно заключил:
– Не тревожьтесь. Семя слабого всегда остается бесплодным, семя сильного падает на благодатную почву.
Эйслинн удовлетворенно улыбнулась. Эти негодяи ссорятся между собой. Прекрасно! Пусть перережут друг другу глотки! Нужно лишь умело подогревать их гнев.
Она снова гордо подняла голову, наслаждаясь перебранкой, и почувствовала на себе взгляд Вулфгара. Серые глаза, казалось, проникали в самую душу, обнажая скрытые там тайны. Уголок рта чуть приподнялся в ухмылке.
– Но девушка по-прежнему молчит, – заметил он, обращаясь к Рагнору. – Пусть скажет свое слово. Выберет достойнейшего. Если им окажешься ты, де Марте, я не стану спорить.
Надеждам Эйслинн было не суждено сбыться. Поединок не состоится! Вулфгар готов отдать ее сопернику! Ее замысел не удался.
Рагнор оглядывал ее с неприкрытым желанием, а в темных глазах светилось обещание награды. Вулфгар же, напротив, казалось, издевался. Он не хотел сражаться из-за нее. Раненое самолюбие Эйслинн требовало выбрать Рагнора. Она насладится унижением бастарда!
Но девушка знала, что не сможет отдаться Рагнору. Она ненавидела его больше любого мерзкого, ползучего, скользкого обитателя болот. И кроме того, наконец выпал случай отомстить, и Эйслинн немного утешилась.
Выбор показался вдвойне трудным, когда стражники ввели в зал Керуика. Находясь среди этих высоких могучих воинов, Эйслинн знала, что не останется незамеченной. Жених немедленно увидел ее. Чувствуя на себе измученный взгляд, Эйслинн медленно подняла глаза и прочитала в его лице отчаяние и горечь. Он словно молил о чем-то и сомневался, что она поможет. Керуика, очевидно, не ранили, однако его штаны и туника были грязными, а золотистые локоны – спутанными и растрепанными. Он всегда имел склонность к наукам и любил книги, а сейчас казался не на месте: мягкий, добрый человек в кругу свирепых захватчиков. Эйслинн было жаль его, но враги ждали ответа.
– Мадемуазель, – настаивал Вулфгар. – Мы ждем вашего решения. Кого из нас вы выберете своим возлюбленным?
Он снова издевательски усмехнулся.
Эйслинн увидела, как расширились глаза Керуика, и ощутила внизу живота ледяную тяжесть. К горлу подступила тошнота. Она задыхалась от сладострастных взглядов окружающих. Но ей было все равно. Керуик должен сам справиться со своей болью. Если Эйслинн произнесет хоть одно слово, гордость ее снова будет растоптана насмешливым норманном.
Она тяжело вздохнула:
– Стало быть, я должна выбрать волка или ястреба. Признаться, крик ястреба больше напоминает карканье ворона, пойманного в сеть. – И, положив маленькую ручку на грудь Вулфгара, объявила: – Поэтому я выбираю тебя. Итак, возлюбленный, тебе предстоит укротить ведьму. Чего ты добился этой игрой?
– Получил прекрасную девушку, которая согреет мою постель, – ответил Вулфгар и язвительно осведомился: – А может, немного больше?
– Никогда, – прошипела Эйслинн, обжигая его злобным взглядом.
Рагнора трясло от безмолвной ярости. Единственным свидетельством его безумного гнева были крепко сжатые кулаки. Вулфгар устремил на него взгляд поверх медно-красной головки Эйслинн и медленно произнес:
– Я действительно объявил, что каждый человек получит свою долю добычи по справедливости. Прежде чем вернуться к выполнению своего долга, ты, Рагнор, и твои люди оставите здесь все, что успели награбить. – Он показал на гору добычи, собранной вчера вечером. – Герцог Вильгельм захочет взять свою часть первым, и только тогда вы получите плату за труд. Казалось, Рагнор сейчас бросится на соперника. Стиснув зубы, он положил руку на рукоять меча. Затем вынул из кожаной безрукавки небольшой мешочек и швырнул его содержимое к остальным вещам. Эйслинн узнала массивный перстень матери и несколько золотых вещиц, принадлежавших отцу. Повинуясь взгляду Рагнора, его люди один за другим подходили к трофеям, пока холм не вырос вдвое. Когда отошел последний, Рагнор рассерженно устремился к выходу, оттолкнув с дороги Керуика. Вашель последовал за кузеном. Как только массивные двери закрылись за ними, Рагнор с силой ударил кулаком по ладони.
– Я прикончу его, – поклялся он. – Задушу собственными руками! Разорву надвое! Что эта девчонка в нем нашла? Разве я не красивее?
– Утихомирься, – попросил Вашель. – Время покажет, кто победитель. Девушка стремится разжечь вражду между вами. Я понял это по ее глазам, когда вы ссорились. Она жаждет крови норманнов. Берегись ее, как ядовитую змею, но знай, что она может принести пользу, поскольку так же «любит» Вулфгара, как и мы.
– Да, – прорычал Рагнор, выпрямляясь, – еще бы! Ублюдок, к тому же покрытый шрамами! Ни одна женщина не взглянет на него без содрогания!
Глаза Вашеля блеснули.
– Пусть завлечет волка своей красотой, а потом мы расставим ловушку.
– Ты прав, – медленно кивнул Рагнор. – И девушка нам пригодится. Клянусь, она околдовала меня, Вашель. Мои чресла пожирает неукротимое пламя. Каждой частичкой своего существа я чувствую ее обнаженное тело, и будь мы одни, повалил бы ее на землю и брал бы снова и снова!
– Скоро, кузен. Скоро твое желание исполнится, а волк отправится в ад.
– Ловлю тебя на слове, Вашель, – бросил Рагнор. – Она будет моей, и я добьюсь этого любыми путями.
Глава 3
Несколько обитателей Даркенуолда, взятых в плен, были освобождены после того, как связанными провели во дворе холодную октябрьскую ночь. Они тупо стояли, не двигаясь, ошеломленные поражением. Женщины прибежали к ним с едой и питьем. Нашедшие мужей и братьев покормили их и увели домой. Остальные собрались у могил, глядя, как родных опускают в ледяную землю. Но были и такие, кто напрасно искал родственников среди живых или мертвых. Оставалось лишь молиться и гадать, увидят ли они когда-нибудь знакомые лица.
Эйслинн мрачно наблюдала за происходящим с крыльца. Убитых похоронили крепостные Крегана под надзором двух доверенных людей Вулфгара. Эйслинн подслушала упоминание еще об одном, который оставался в Крегане вместе с горсткой воинов, чтобы поддерживать порядок. Майда, с покрытым ссадинами опухшим лицом, подошла к могиле под дубом, положила на нее маленький букетик поздних цветов и плача что-то приговаривала, словно беседуя с Эрландом.
Отцу Эйслинн было шестьдесят пять лет, а жене – всего пятьдесят. И хотя волосы его поседели, а она находилась в самом расцвете женской красоты, между ними пылала любовь, согревавшая сердца. Старший брат Эйслинн давно умер от чумы, и поэтому забота и привязанность родителей достались ей одной. Даркенуолд был обиталищем мира и покоя, счастья и доброты. Захватчики, опустошавшие Англию, обошли его стороной. Теперь же война и несчастье мстили за свое долгое отсутствие.
Майда устало поднялась, ломая руки, и в отчаянии осмотрелась. Через несколько долгих минут она направилась к дому, с усилием волоча ноги, словно боялась увидеть чужаков, наводнивших каждый уголок ее жилища. Кучка женшин приблизилась к ней, прося помощи по стародавней привычке, не подозревая, как глубоко ужас затронул ее разум, но Майда словно в беспамятстве глядела на них превратившимися в щелки глазами.
Эйслинн тихо всхлипнула при виде некогда прекрасной матери.
М-айда воздела руки к небу и вскрикнула:
– Убирайтесь прочь! Мне и своих бед хватает! Мой Эрланд погиб за вас, а вы приветствуете его убийц! Да! Вы позволили им захватить мой дом, изнасиловать дочь, украсть сокровища… убирайтесь!
Она принялась рвать на себе волосы. Горожанки в страхе отпрянули, в ужасе глядя на несчастную. Майда с трудом поднялась на ступеньки и остановилась, заметив Эйслинн.
– Пусть сами ищут травы и лечат свои болезни, – процедила она. – С меня довольно их хворей, ран и страданий.
Эйслинн с глубокой скорбью проводила мать взглядом. Как непохожа нынешняя Майда на прежнюю, полную любви и сострадания к простому люду. Она целыми днями бродила по лесам и болотам в поисках целебных корней и листьев, из которых варила снадобья, составляла мази и припарки для всех, кто просил помощи у ее порога. Она долго и тщательно наставляла дочь в искусстве исцеления, и Эйслинн сохранила в памяти слова матери. Теперь же Майда гнала от себя людей и не слушала их молений. Значит, Эйслинн придется взять на себя ее ношу. Она приняла это как благословение, благодарная за возможность отвлечься от тяжких мыслей.
Девушка задумчиво провела руками по шерстяной ганне. Сначала нужно облачиться в подходящий наряд, чтобы чужеземцы не раздевали ее глазами, а потом за работу!
Она поднялась по лестнице и вошла в свою спальню, где хорошенько вымылась и причесалась, а потом накинула мягкое длинное нижнее платье, поверх которого надела ганну из легкой розовато-лиловой шерсти. Одергивая подол, Эйслинн расстроено улыбнулась. Ни пояса, ни даже ожерелья, чтобы украсить наряд. Жадность норманнов поистине безгранична.
Девушка в последний раз оправила юбку, решительно прогоняя мрачные мысли, и отправилась в комнату матери за снадобьями, ту самую комнату, в которой они с Рагнором провели ночь. Толкнув тяжелую дверь, она в изумлении остановилась на пороге. Вулфгар, по-видимому, совершенно обнаженный, сидел в кресле отца перед очагом. Над ним склонился викинг, занятый чем-то непонятным. Оба встрепенулись при ее появлении. Вулфгар, приподнявшись, потянулся за мечом, и Эйслинн заметила на нем короткую набедренную повязку, характерную для людей его занятия. Девушка увидела также грязную почерневшую тряпку, прилипшую к его бедру. Суэйн пытался, видимо, перевязать рану. Вулфгар вновь опустился в кресло и отложил меч в сторону.
– Прошу прощения, повелитель, – сухо процедила Эйслинн. – Я пришла за материнским подносом с травами и не знала, что вы будете здесь.
– Можешь взять то, за чем явилась, – разрешил Вулфгар, оглядывая ее и отмечая новое платье.
Эйслинн подошла к маленькому столу, где хранились травы, и, подхватив поднос, обернулась. Мужчины снова стали возиться с повязкой, и Эйслинн, подойдя ближе, увидела засохшую кровь и багровую опухоль, расползавшуюся из-под повязки.
– Убери свои неуклюжие лапы, викинг, – скомандовала она. – Если, конечно, не хочешь остаться нянькой у колченогого нищего. Отодвинься.
Норвежец поднял на нее вопрошающий взгляд, но все же поднялся и отступил. Отложив поднос, Эйслинн встала на колени между расставленными ногами Вулфгара, осторожно приподняла тряпку и заглянула под нее, а потом легонько надавила. Из глубокой раны на ноге сочилась желтая жидкость.
– Она загноилась, – покачала головой девушка. – Придется вскрывать.
Эйслинн встала и, подойдя к камину, окунула клочок полотна в котелок с кипящей водой, висевший над тлеющими угольями, а потом вытащила его палочкой. Криво улыбнувшись, девушка бросила горячую мокрую тряпицу на повязку, отчего Вулфгар снова приподнялся, но тут же стиснул зубы и расслабился. Будь он проклят, если саксонская девчонка увидит его боль! Прищуренными глазами Вулфгар с сомнением смотрел на подбоченившуюся девушку. Однако та спокойно показала на его ногу:
– Это размочит засохшую кровь и откроет рану. – И, коротко, язвительно рассмеявшись, добавила: – Вы заботитесь о своих лошадях лучше, чем о себе.
Эйслинн решительно подошла туда, где лежали пояс и меч Вулфгара, и вытащила из ножен короткий кинжал. Суэйн, не сводя с нее глаз, немедленно придвинул к себе огромный боевой топор, но Эйслинн лишь осторожно положила кинжал на уголья. Поднявшись, она увидела, что мужчины наблюдают за ней с недоверием и опаской.
– Кажется, храбрый норманнский рыцарь и свирепый викинг побаиваются простой саксонской девчонки? – поддразнила она.
– Я не боюсь, – ответил Вулфгар. – Но до сих пор ты не проявляла особой нежности к норманнам. Почему вдруг решила ухаживать за мной?
Эйслинн отвернулась и, подойдя к подносу, принялась крошить сухие листья в гусиный жир, а затем хорошо все перемешала, так что получилась густая желтая мазь.
– Мы с матерью, – наконец соизволила она ответить, – давно уже лечим здешних жителей. Поэтому не бойся, что я искалечу тебя неумелым целительством. Если предам тебя, сюда придет Рагнор, и многие пострадают от его жестокого правления, особенно я. Так что лучше уж выжду, пока не подвернется случай отомстить.
– Рад слышать это, – медленно кивнул Вулфгар, спокойно встречая ее взгляд. – Но если все-таки ты соберешься мстить, боюсь, это придется не по вкусу Суэйну. Он положил почти целую жизнь на то, чтобы просветить меня насчет женских уловок.
– Этот неуклюжий великан, – фыркнула девушка. – Что может сотворить он со мной такого, еще не испытанного ранее… разве что покончить с моим рабством?
Вулфгар наклонился вперед и невозмутимо объяснил:
– Его народ давно уже изучил все способы убийства, а то, что им неизвестно, викинги способны прекрасно изобрести.
– Вы угрожаете мне, милорд? – поинтересовалась Эйслинн, на миг прекратив размешивать мазь.
– Нет. Я никогда бы не отважился на это. Я обещаю, но никогда не угрожаю. – Вулфгар окинул ее долгим взглядом и снова откинулся на спинку кресла. – Если ты вдруг станешь причиной моей гибели, как все-таки тебя зовут?
– Эйслинн, милорд. Эйслинн из Даркенуолда.
– Что ж, Эйслинн, я у тебя в руках. Твори свое черное дело. – И, улыбнувшись, добавил: – Мое время еще придет.
Девушка выпрямилась, задетая тем, что он напомнил ей о неизбежном. Поставив чашу с мазью около кресла, она встала на колени и прижалась боком к его ноге, чтобы не дать ему пошевелиться, ощущая грудью упругие мышцы мужского бедра. Убрав влажную тряпку, она осторожно сняла повязку, обнажив длинный, гноящийся порез, идущий от колена почти до паха.
– Английский меч? – осведомилась она.
– Память о Сенлаке.
– Неопытный воин напал на тебя, – дерзко бросила девушка, осматривая рану. – Он значительно облегчил бы мне задачу, если бы целился как следует и попал бы чуть повыше.
– Скорее заканчивай, – фыркнул Вулфгар. – У меня и без того много дел.
Эйслинн кивнула, принесла чашу с горячей водой и принялась промывать открывшуюся рану. Когда почерневшие волокна и сгустки крови были удалены, она сняла с углей кинжал, заметив, что Суэйн поднял топор и стал поближе. Но Эйслинн спокойно выдержала тревожный взгляд норвежца.
– Суэйн следит, чтобы тебе не пришло в голову исправить ошибку сакса и лишить меня своего общества в постели, – сардонически усмехнулся Вулфгар. – Кроме того, плоть Суэйна так часто подвергалась опасности, что он любой ценой постарается сохранить мою.
Эйслинн обратила на него холодный взор фиалковых глаз.
– А ты, милорд? – процедила она. – Не желаешь иметь сыновей?
Вулфгар устало отмахнулся.
– Предпочитаю, чтобы их вообще не было. И без того по земле ходит чересчур много ублюдков.
– Верно, милорд, – сухо обронила девушка и, подняв кинжал, ловко прижгла рану, стараясь захватить загноившуюся часть. Вулфгар не издал ни звука, хотя дернулся от неожиданности и напрягся, когда тошнотворный запах горящего мяса распространился по комнате. Отняв кинжал, Эйслинн втерла в рану мазь, а потом принесла тарелку заплесневелого хлеба, полила водой, так что получилась густая кашица, и обмазала ею ногу, а потом перетянула полосками полотна.
Отступив, она полюбовалась своей работой.
– Не прикасайся к повязкам три дня, а потом я все сниму. Хорошенько отдохни ночью.
– Мне уже легче, – пробормотал побледневший Вулфгар, – но я должен ходить, иначе останусь хромым.
Пожав плечами, Эйслинн сложила снадобья и уже собралась уходить, но, подойдя к столу за чистыми тряпками, увидела ссадину у него под лопаткой. Эйслинн осторожно коснулась больного места, и Вулфгар обернулся к ней с таким странным выражением лица, что девушка невольно рассмеялась.
– Прижигание не потребуется, милорд. Только небольшой надрез кинжалом и мазь, чтобы снять боль, – успокоила она, принимаясь обрабатывать ссадину.
– Кажется, я ослышался, – пробормотал он, нахмурясь. – Клянусь, ты ведь пообещала, что пока не станешь мстить.
Стук в дверь прервал его речь, и Суэйн впустил Керуика с поклажей Вулфгара. Эйслинн подняла глаза на жениха, но тут же вновь поспешно занялась своим делом, стараясь не выдать их отношений Вулфгару, пристально наблюдавшему за молодым человеком. Керуик сложил свою ношу, помедлил, но видя, что Эйслинн избегает смотреть на него, молча вышел.
– Уздечка! – фыркнул Вулфгар. – Суэйн, отнеси ее обратно и предупреди, чтобы он не вздумал привести еще и Гунна в спальню.
Как только норвежец закрыл за собой дверь, Эйслинн снова взяла поднос, собираясь уходить.
– Минуту, мадемуазель, – попросил Вулфгар.
Эйслинн обернулась и с вежливым интересом взирала, как он неторопливо поднимается с кресла и с опаской опирается на ногу. По-видимому, не почувствовав особенной боли, Вулфгар натянул рубаху, распахнул ставни и оглядел комнату, залитую солнечным светом.
– Теперь эти покои будут моими, – невозмутимо объявил он. – Присмотри, чтобы вещи твоей матери унесли, а комнату хорошенько прибрали.
– Прошу вас, милорд, объясните, куда мне все это убрать? В стойло, к другим английским свиньям?
– Где ты спишь? – осведомился Вулфгар, не обращая внимания на ее ярость.
– В своей спальне, если, конечно, ее тоже не отберут.
– В таком случае отнеси их туда, Эйслинн, – велел рыцарь, глядя в ее горящие глаза. – Вряд ли она еще тебе понадобится.
Эйслинн жарко вспыхнула и отвернулась, с новой силой ненавидя его за дерзкое напоминание. Она ждала, пока Вулфгар ее отпустит. Но в комнате воцарилась тишина. Было слышно только, как он ворошит угли в очаге и хлопает крышкой сундука. Вопрос прозвучал неожиданно громко и резко:
– Кто для тебя этот человек?
Эйслинн круто повернулась и недоуменно воззрилась на него.
– Керуик. Кто он тебе? – повторил Вулфгар.
– Никто, – с трудом выдохнула девушка.
– Но ты знаешь его, а он – тебя? Эйслинн постаралась взять себя в руки.
– Конечно. Он лорд Крегана, и мы частенько обменивались товарами с его семьей.
– Ему теперь нечем больше обмениваться. И теперь он не лорд, – процедил Вулфгар, не сводя с нее глаз. – Керуик явился поздно, уже после того, как мы взяли деревню. Когда я велел ему сдаться, он бросил меч и добровольно стал моим рабом.
Он с презрением выплюнул последние слова, словно пытаясь унизить Керуика. Эйслинн, собравшись с силами, примиряюще ответила:
– Керуик скорее ученый, чем воин. Правда, его отец обучил сына рыцарскому искусству, и Керуик храбро сражался за Гарольда.
– Он едва не рыдал над теми, кого пришлось прикончить. Ни один норманн не питает к нему уважения.
Эйслинн опустила глаза, пытаясь скрыть жалость к Керуику.
– Он человек мягкий, и убитые были его друзьями. Керуик часто слагал стихи об их деяниях. Он видел слишком много смертей с тех пор, как норманны пришли на нашу землю.
Вулфгар, сцепив руки за спиной, подошел ближе и словно навис над ней громадой широкоплечего мускулистого тела. Лицо оставалось в тени, и Эйслинн смогла разглядеть лишь серые глаза, спокойно взиравшие на нее.
– А что насчет тех, кто остался в живых? – осведомился он. – Сколько из них сбежали и спрятались в лесу?
– Я не знаю, – слукавила она. Девушка действительно видела, как уцелевшие побежали в сторону болота, когда упал отец, но не могла назвать имена и не знала наверняка, все ли еще они свободны.
Вулфгар, протянув руку, стал перебирать ее волосы, словно наслаждаясь их шелковистостью. Пристальный взгляд продолжал держать Эйслинн в плену. Она чувствовала, как слабеет воля, а медленная улыбка, заигравшая у него на устах, говорила о том, что Эйслинн не удалось ввести его в заблуждение. Вулфгар кивнул.
– Неужели ты никого не знаешь? – язвительно переспросил он. – Впрочем, не важно. Они, как и ты, скоро придут, чтобы служить новому хозяину.
Он опустил руку на плечо девушки и притянул ее ставшее неподатливым тело к своей груди. Поднос задрожал у нее в руках.
– Пожалуйста, – хрипло шепнула Эйслинн, боясь прикосновения его губ. – Пожалуйста.
На этот раз слово вырвалось из груди вместе с рыданием.
Его ладони нежно скользнули по рукам Эйслинн.
– Вели прибрать мою комнату, – напомнил он, не сводя с нее взгляда. – И если мои люди придут к тебе, лечи их, как лечила меня. Мне каждый дорог.
Эйслинн так поспешно выбежала из спальни, что едва не столкнулась с Керуиком, несшим новый ворох вещей Вулфгара, но все-таки ухитрилась разминуться с ним и пробежала мимо, зная, что раскрасневшееся лицо выдает ее. Девушка метнулась в свою комнату и стала собирать пожитки, стараясь унять дрожь в руках. Ярость, неукротимая ярость владела ею. Почему она позволяет этому норманну так обращаться с ней? Что за странную силу таят эти ледяные серые глаза, проникающие, казалось, в самую душу?
Выйдя в зал, Эйслинн с ужасом увидела, как во двор ввели несколько десятков крепостных со связанными ногами. Несчастные могли лишь ковылять подле вооруженных до зубов всадников. Вулфгар на огромном боевом коне выглядел поистине устрашающим, особенно для этих простолюдинов, трясущихся за свою жизнь. Эйслинн прикусила губу при виде одного молодого парня, почти совсем еще мальчика, попытавшегося скрыться. Он поковылял прочь так быстро, насколько позволяли ему путы, но, конечно, не смог равняться с могучим скакуном Вулфгара. Молниеносно нагнав мальчика, Вулфгар схватил его за ворот рубахи и перекинул через седло. Юноша завопил что было сил, но, получив увесистый пинок под зад, тотчас умолк. Вулфгар швырнул пленника в толпу крепостных, лихорадочно отпрянувших от грозного всадника.
Их пригнали на площадь, словно стадо свиней, и Эйслинн облегченно вздохнула, видя, что никто не ранен. Она отступила назад, как только Вулфгар подъехал ближе и спешился.
– Ты никого не убил в лесу? – с тревогой спросила она.
– Нет, они разбежались при моем приближении как истинные саксы, – бросил Вулфгар.
Эйслинн окинула его разъяренным взглядом, но Вулфгар лишь издевательски поднял брови и отправился в дом.
В Даркенуолде воцарилось некое подобие порядка, и по сравнению с предыдущей ночью они обедали в почти спокойной атмосфере. Норманны больше не препирались и вели себя тихо, поскольку хорошо знали, кто теперь здесь хозяин. Завистники не осмеливались бросить ему вызов. Те же, кто почитал Вулфгара, добровольно признавали его превосходство.
Эйслинн занимала место, ранее принадлежавшее матери, как хозяйке дома, и остро сознавала присутствие Вулфгара, восседавшего рядом. Он беседовал с Суэйном, сидевшим напротив, и, казалось, не обращал на нее внимания, чем окончательно смутил девушку, поскольку до того настоял, чтобы она пришла на пир, и указал на стул рядом с собой. Ей очень не хотелось сидеть рядом с завоевателем. Ее мать унизили, заставили подбирать объедки, как и всех крепостных, а Эйслинн считала справедливым разделить судьбу Майды.
– Рабыне не место рядом с господином, – язвительно напомнила ему она, выслушав приказание Вулфгара. Его холодный пронизывающий взгляд впился в нее.
– Долг раба повиноваться.
Во время пира Керуик держался поближе к Вулфгару, предлагая им с Эйслинн еду и вино, как подобает простому слуге. Эйслинн предпочла бы вообще его не видеть. Девушке претили его смирение и покорность судьбе. Рагнор тоже не оставлял их в покое. Темные прищуренные глаза следили за каждым движением. Эйслинн почти физически ощущала его ненависть к Вулфгару, и ее почему-то даже забавляло его раздражение оттого, что бастард предъявил на нее права.
