Текст книги "Волк и голубка"
Автор книги: Кэтлин Вудивисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
– Прошу прощения, Вулфгар, – пробормотал Гауэйн. – Я случайно заметил… – Молодой человек насупился и задумчиво поджал губы. – Все же… все же не думаю, что запах лаванды пристал такому закаленному воину, как ты.
Вулфгар даже приоткрыл рот от изумления, а Эйслинн прыснула, но тут же прикрылась ладошкой. Наконец и до Вулфгара дошел смысл его замечания, и он невольно хмыкнул, прежде чем притворно нахмуриться.
– Как только немного подрастешь и начнешь бриться, парень, ты ответишь за эти слова!
Когда веселье немного улеглось, Гауэйн наклонился к уху Вулфгара.
– Милорд, – прошептал он, – та, которую ты искал, уже в конюшне. Хочешь посмотреть?
Краем глаза он уловил какое-то движение и, повернув голову, увидел, что Эйслинн взволнованно уставилась на них. Вулфгар поспешил развеять ее страхи:
– Не волнуйся, Эйслинн. Просто я кое-что собираюсь купить. Сейчас вернусь.
И, еще раз сжав ее руку, он поднялся, но тревога Эйслинн не улеглась. Мужчины отправились на конюшню, где торговец держал под уздцы кобылку, сразу понравившуюся Вулфгару статью и мастью. Он со знанием дела проверил крепость ее ног, бабок и силу мышц. Лошадка была серой в яблоках, и шкура в некоторых местах отливала в голубизну. Знаток мог распознать в ней примесь арабской крови, однако небольшой рост свидетельствовал об английской породе. У нее будут прекрасные жеребята, хотя Вулфгар покупал ее с иной целью. Вулфгар кивнул Гауэйну и отошел. Торговец жадно следил, как он отсчитывает монеты и обменивает их на пергамент, где была старательно выведена родословная кобылы. Потом торговец удалился, а рыцари еще долго восхищались лошадью.
– Прекрасная кобыла! Леди будет довольна, – заметил Гауэйн.
да согласился Вулфгар. – Но пока ничего ей не говори. Я сам позже все открою.
Они снова появились в зале, и Эйслинн, видя довольную улыбку Вулфгара, воздержалась от расспросов. Положив руку ему на плечо, она взглянула в глаза своего господина.
– Я никогда не была в этом прекрасном городе, Вулфгар, и очень хочу увидеть его поближе. Могу я сегодня прогуляться, и… – Она замялась, но, помня, что для нового платья необходимы нитки и отделка, была вынуждена признаться: – … и, возможно, купить кое-какие безделушки.
Вулфгар помрачнел, и щеки Эйслинн вспыхнули, когда он выразительно уставился на ее лохмотья. И в довершение ко всему ответил ей резко и сухо, и от его слов у девушки сжалось сердце, а в груди разлилась тупая боль.
– Нет, – бросил он, – женщине без охраны опасно слоняться по улицам. Я сам занят и не могу послать с тобой людей: у них и без того много дел. Тебе лучше провести день дома, за крепкими дверями и дождаться, пока я освобожусь.
Эйслинн покорно кивнула, стараясь скрыть разочарование, и отвела глаза, когда Гауэйн предложил свои услуги, но в награду получил ледяной взгляд и недовольное ворчание Вулфгара.
Вскоре Вулфгар накинул на плечи плащ и снова отправился в конюшню, оставив Эйслинн уныло смотреть ему вслед. Она велела Глинн и Сенхерсту привести в порядок зал, а сама медленно поднялась в хозяйскую спальню, чтобы немного Прибраться. Девушка складывала свои скудные пожитки, когда услышала цокот копыт коня Вулфгара по брусчатке. Эйслинн бессильно опустилась на скамью и невидяще уставилась в окно, на крыши домов, поражаясь, с какой бездумной жестокостью он взял ее против воли и всего через несколько часов выбросил из сердца. Неужели столь же легко он забудет об Эйслинн навсегда?
Солнце вставало все выше, и тяжелая дымка окутала город, когда к небу начали подниматься один за другим столбы дыма из очагов, на которых хозяйки готовили обед. Эйслинн тщательно разложила яркую желтую ткань на постели и заработала ножницами, выкраивая платье. Конечно, без отделки оно получится совсем простым, но Эйслинн хорошо шила и не сомневалась, что сумеет сотворить красивый наряд, если найдет подходящие нитки.
Снизу из зала донеслись голоса. Наверное, обитатели дома собрались к обеду. За дверью послышались шаги Глинн и стук в дверь. Эйслинн откликнулась и тут же в удивлении отступила. В комнату ввалилась целая толпа. Глинн захихикала и развела руками в знак полной непричастности к происходящему.
Слуги внесли рулоны тканей – шелка и бархат, полотно и шерсть. За ними появились женщины с ножницами, Нитками, мехами и бахромой. Последним возник тощий портной, отвесивший девушке низкий поклон. Он попросил ее встать на скамейку, чтобы можно было снять мерку. Когда все необходимые узлы на длинном шнуре были завязаны, портной отдал приказания швеям. Прошло немало времени, прежде чем Эйслинн удалось подвести его к желтому бархату и подробно описать платье, какое она задумала, – с длинными, до самой земли, широкими летящими рукавами и облегающим корсажем, из глубокого выреза которого будет виднеться светло-желтое шелковое платье-рубаха. Она выбрала золотую тесьму для отделки, и портной заверил, что приложит все силы и усердие при шитье этого наряда.
Комната гудела женскими голосами. Швеи резали, наметывали, а слуги раскладывали ткани и подбирали обрезки, падавшие из-под ножниц. Эйслинн то и дело вертели, оглядывали, спрашивали одобрения. Принесли стачанные туфли и тут же подогнали их ей по ноге. Кто-то разложил полоски меха лисы, норки и соболя для отделки ворота и манжет. Эйслинн особенно понравился богатый бархатный, подбитый мехом плащ. К концу дня портной освоился и даже начал улыбаться. Ему редко доводилось встречать столь изящную и прекрасную даму и столь щедрого заказчика.
Вечером Вулфгар нашел маленький кабачок, где можно было спокойно посидеть. Он устроился перед ревущим огнем, и владелец принес ему кувшин с темно-красным вином и чашу. Вулфгар подавил дрожь при воспоминании о том, во что обошлась ему сегодняшняя расточительность, и налил себе прекрасного хмельного напитка. Но, черт возьми, он просто не может видеть Эйслинн в этих обносках!
Вулфгару не стоило большого труда догадаться о причинах столь жалкого вида, и гнев начал медленно разгораться у него в душе. Гвинет, вне всякого сомнения! Воспользовалась его отсутствием, чтобы набить собственные сундуки! Но что она сделала с оставленными деньгами? Растратила на пустяки? Женщины! Сможет ли он когда-нибудь их понять? Гвинет, выросшую в любви и заботе родителей, природа наделила характером гадюки. Почему? Ведь она получала все, о чем просила! Какой демон владеет ее душой, вселяя в нее такую лютую злобу?
Но вскоре Гвинет была забыта. Чем больше пил Вулфгар, тем неукротимее стремился мыслями к Эйслинн. Какая женщина не будет довольна, получив столь богатые дары? Потраченные деньги не пропадут понапрасну! Ослепительные наряды могут наконец сломить ее сопротивление и заставить броситься в его объятия.
Вулфгар представил нагое стройное тело, прекрасное лицо и гриву огненных волос. Никогда еще не встречал он подобной красоты! Девушка была одной из многих, но самой лучшей. И хотя она не посягала на него, была готова угодить во всем… кроме одного.
Черт побери!
Вулфгар залпом осушил очередную чашу. Почему же она так холодна? Какую игру ведет? Эйслинн, кажется, не равнодушна к нему, однако он пробуждает в ней отклик лишь в краткие минуты страсти, а потом она рыдает, словно жестоко раненная в сердце. Другие, куда более знатные и благородные дамы приходили к нему с радостью и охотой, она же лежит, покорная и безразличная, пока ему не удается застигнуть ее врасплох, Только тогда Эйслинн способна обрести блаженство и забиться в экстазе, но после неизбежно отворачивается и никогда не молит его о ласках.
Вулфгар раздраженно стукнул о стол чашей и наполнил ее до краев.
– Но теперь с игрой покончено, – вздохнул он, обретая уверенность. – Ее ласки сторицей вознаградят меня за все траты.
Он долго сидел, воображая ее в только что купленном платье, и не заметил, как прикончил весь кувшин. Допив последние капли, он потребовал целый мех этого чудесного нектара. На сердце было легко. Вулфгар, довольный собственной щедростью, мечтал о сегодняшней ночи, и перед глазами у него настойчиво мелькали красно-золотистые локоны, разметавшиеся по шелковым подушкам, мягкие груди и нежные губы, отвечающие на поцелуи.
Прошло немало времени, с тех пор как он вошел в кабачок, и лишь когда на стол упала тень, Вулфгар поднял глаза. Перед ним стоял хозяин.
– Милорд, уже поздно, – напомнил он. – И я собираюсь запереть двери. Вы решили переночевать здесь?
– Нет-нет, добрый человек. Именно в эту ночь я постараюсь добраться до своей постели.
Вулфгар с усилием поднялся, сунул под мышку мех, отсчитал трактирщику монеты и, покачиваясь, медленно направился к выходу, где был привязан Гунн. Конь фыркнул при виде странной походки хозяина, но стоял как вкопанный, и после нескольких попыток Вулфгар умудрился плюхнуться в седло. Он с трудом выпрямился и нашел стремена, а потом послал Гунна вперед и негодующе прикрикнул на него, когда жеребец не двинулся с места. Трактирщику пришлось снова открыть дверь, отвязать поводья от столба и вручить их всаднику. Потом он вернулся к себе, качая головой и что-то бормоча. Вулфгар оглушительным ревом поблагодарил его, и Гунн осторожно побрел в направлении дома и теплой конюшни, не обращая внимания на приказы хозяина.
Небо потемнело, и с реки потянулись клочья густого тумана. Эйслинн, оставшись наконец одна, счастливо засмеялась. Перед ней на постели были тщательно разложены восемь новых нарядов, которые приведут в восторг любую женщину. Но дороже всего для нее была ошеломительная щедрость, проявленная Вулфгаром. Такие роскошные платья подобает носить разве что знатным дамам! И он купил их для нее на деньги, которые так берег!
Девушка аккуратно сложила все вещи, кроме платья нежного персикового цвета, которое решила надеть. Глинн расчесала ее волосы, заплела косы и уложила на голове короной. Эйслинн спустилась в зал дожидаться возвращения Вулфгара, и, увидев ее, все смолкли, потрясенные сверкающей красотой. Милберн, старший из рыцарей, поднялся, чтобы предложить ей руку и проводить к столу. Эйслинн улыбнулась и благодарно кивнула, а сэр Гауэйн поперхнулся и стал тотчас же слагать хвалебные стихи в честь ее несравненной прелести.
Мужчины были очарованы, и Глинн сияла от удовольствия, видя, как норманны заикаются и не могут найти слов, чтобы воздать должное госпоже. Даже Сенхерст прекратил смазывать жиром сапоги Вулфгара и мечтательно уставился на Эйслинн. Неспешный ужин подошел к крицу, когда Бофорт поднял руку, призывая к молчанию. Сквозь открытые ставни донесся медленный стук копыт, сопровождаемый громкой песней о любви и преданности. Вслед неслись проклятия разбуженных горожан. Присутствующие удивленно переглянулись, Эйслинн засмеялась, а Гауэйн в притворном отчаянии поднял брови. На крыльце раздались нетвердые шаги. В комнату ввалился Вулфгар с полупустым мехом в руке. Что-то приветственно прорычав, он широко раскинул руки, но тут же пошатнулся и едва не упал.
– О-хо-хо, мои добрые приятели и прекрасная девица! – прогремел он на странной смеси английского и французского, с трудом ворочая языком. Вулфгару казалось, что он шагнул вперед, отвесил изящный поклон вставшей ему навстречу Эйслинн и приложился к ее ручке нежным поцелуем. На самом же деле Вулфгар спотыкался на каждом шагу, и все затаили дыхание, боясь, что он вот-вот растянется у ног девушки. Он вцепился в пальцы Эйслинн, и поцелуй пришелся где-то возле локтя. Глаза норманна почему-то разбежались в разные стороны, и лишь с огромным трудом ему удалось остановить взгляд на девушке.
Эйслинн ни разу не видела его в таком состоянии. При ней он всегда пил крайне мало.
– Милорд, – тихо пробормотала она, – вы не больны?
– Нет, милая. Просто опьянен твоей красотой, услаждающей взоры и лишающей рассудка. Позволь произнести тост в твою честь! – Вулфгар неверной рукой обвел комнату и громко провозгласил: – За леди Эйслинн. Прекраснейшую даму, когда-либо согревавшую постель мужчины!
И, высоко подняв мех, умудрился даже не пролить все вино на пол – часть все-таки попала в рот. Эйслинн, взбешенная его грубостью, молча поджала губы. Вулфгар отложил мех и, взяв ее руку в свои, прижался поцелуем к ладони, пробормотав страстно, как герой романтической баллады:
– Милая, пора спать. Пойдем в постель!
Он пьяно ухмыльнулся и, повернувшись, угодил ногой в корзину. Прошло немало времени, прежде чем ему удалось освободиться, но только у Сенхерста хватило дерзости засмеяться, хотя изо всех углов раздавался придушенный многозначительный кашель.
Вулфгар выпрямился, бросил негодующий взгляд на фыркавшего сакса, одернул тунику и стал подниматься наверх, но оступился и полетел вниз головой. Эйслинн со вздохом подхватила его под руку, поманила Гауэйна, который, едва сдерживая смех, поддержал Вулфгара с другой стороны. После многочисленных бесплодных попыток они сумели отвести его наверх и усадить на кровать. Отпустив молодого рыцаря и закрыв за ним дверь, Эйслинн повернулась к Вулфгару. Он рванулся вперед, словно желая сжать ее в объятиях, но вместо этого схватился за плащи, висевшие у двери, девушка же легко увернулась. Один плащ свалился ему на голову, и Вулфгар принялся беспомощно размахивать руками, стараясь освободиться.
– Не шевелись, Вулфгар, – велела Эйслинн, подбегая к нему. – Да стой же смирно!
Она распутала тяжелые складки и снова усадила его на постель. Повесив плащи на место, девушка вызывающе подбоченилась и встала перед Вулфгаром. Но тот не обратил на нее внимания, и Эйслинн начала раздеваться. И не успела она снять верхнее платье, как он в самый неподходящий момент тяжело поднялся и прижал ее к себе. Эйслинн раздраженно вскрикнула, уперлась руками ему в грудь, и Вулфгар вновь оказался на кровати. На этот раз он решил погодить, думая, что девушке, очевидно, не терпится лечь с ним.
Избегая его настойчивых приставаний, Эйслинн сняла с него сапоги и чулки, толкнула на подушки и прикрыла одеялами, а потом встала у очага и продолжила раздевание. Вулфгар с нежностью следил, как она аккуратно складывает одежду и распускает дивные волосы. Сбросив туфли, она забралась на кровать, ожидая ощутить тепло его руки, но услышала лишь тихое, размеренное похрапывание. Чувствуя себя в полной безопасности, девушка засмеялась, свернулась калачиком, положила голову ему на плечо и спокойно уснула.
Разбудили Эйслинн яркие лучи солнца, льющиеся в открытые ставни. Сегодня они проспали допоздна, но внимание девушки привлекли странные приглушенные стоны, доносившиеся из угла, где стоял ночной горшок. Ехидно хмыкнув, она забралась под одеяла. Послышался плеск воды, и через мгновение перина прогнулась под тяжестью Вулфгара. Она приготовилась было весело пожелать ему доброго утра, но тут же осеклась, глядя на широкую, испещренную шрамами спину. Девушка приподнялась на локте и стала трясти его за плечо, пока он не повернулся к ней. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Подоткнув под него одеяло, она покачала головой при виде распухших век и налитых кровью глаз.
– Эйслинн, – пробормотал он, – умоляю, закрой ставни. Свет пронзает меня сотней кинжалов.
Эйслинн вскочила, завернулась в тяжелое одеяло и поспешила выполнить просьбу. Подкинув дров в огонь, она игриво прыгнула обратно в постель и приникла к нему, наслаждаясь его теплом. Вулфгар стиснул зубы: каждое ее движение болью отзывалось в висках.
– Осторожнее, милочка, осторожнее. Моя голова распухла, как вчерашний мех, и, клянусь, к языку еще липнут шерстинки.
– Бедняжка, – сочувственно шепнула она. – Вчера ты выпил слишком много, вот тебе и плохо. За вечерние радости приходится расплачиваться утром.
Вулфгар, тяжело вздохнув, медленно повернул голову.
– Кажется, судьба наградила меня философом. Может, твои таланты помогут излечить похмелье?
Эйслинн задумчиво прикусила губку.
– Да, но лекарство почти так же отвратительно, как и сама болезнь.
Вулфгар взял ее руку и положил себе на воспаленный лоб.
– Если я переживу этот день, – пообещал он, – вознагражу тебя по-королевски.
Девушка кивнула и снова ступила на пол. Сунув кочергу в тлеющие угли, она смешала травы и какое-то снадобье и залила все вином. Когда кочерга раскалилась, Эйслинн опустила ее в чашу, пока жидкость не задымилась, и с нерешительной улыбкой поднесла напиток Вулфгару.
– Выпей залпом сразу все.
Вулфгар с трудом сел. Отвратительный запах, исходящий от чаши, заставил его сморщить нос, а лицо, казалось, еще больше позеленело. Он в немой мольбе поднял глаза, но девушка настойчиво подтолкнула чашу к его губам.
– Все, и побыстрее, – повторила она.
Глубоко вздохнув, Вулфгар одним глотком осушил поданный сосуд и сжал голову ладонями, вздрагивая от невыносимой горечи. Эйслинн отстранилась, давая ему дорогу. В животе у него заурчало, и глаза Вулфгара широко раскрылись. Не обращая внимания на холод, он буквально слетел с кровати и бросился к горшку. Эйслинн снова легла, пока несчастного выворачивало наизнанку. Когда, совершенно обессиленный, он наконец притащился к ней, она стиснула руки и обратила на него невинный взор.
– Ты коварна и зла, девушка, несмотря на юные годы. Если смерть не придет за мной, я велю монахам изгнать из тебя дьявола.
– Неужели, Вулфгар? – весело осведомилась она. – А знаешь, только законный венчанный муж может изгонять дьявола из супруги.
– О-о-о, – простонал Вулфгар, извиваясь, словно от боли. – Ты смеешь издеваться надо мной в самую тяжелую минуту, когда я вот-вот отправлюсь к Создателю!
Неожиданно он открыл глаза и уставился на нее. Даже в полумраке было заметно, что они уже не такие красные, а щеки чуть порозовели.
– Это очищающий бальзам, – вздохнула она с деланным разочарованием. – Он унес яд из твоего тела, и вскоре тебе станет лучше.
Вулфгар осторожно коснулся пальцами висков.
– Почти не трещит, и, клянусь, я мог бы сейчас съесть даже Гунна.
Он подложил под спину еще одну подушку и уже куда с большим теплом воззрился на нее.
– Ты довольна нарядами, сшитыми портным?
Эйслинн радостно кивнула, так что непокорные локоны разлетелись во все стороны.
– Я никогда не видела такой роскоши, Вулфгар. Спасибо за подарок. – Наклонившись, она скользнула губами по его щеке. – Эти платья достойны самой королевы. Должно быть, твой кошелек совсем пуст.
Вулфгар равнодушно пожал плечами, искоса поглядывая на груди, обнажившиеся, поскольку одеяло сползло, но Эйслинн, не замечая его вожделенного взора, уселась на корточки и слегка нахмурилась.
– Но, боюсь, эти вещи постигнет судьба прежних. Они слишком красивы, чтобы остаться у меня.
– Я позабочусь об этом, – проворчал Вулфгар. Эйслинн села рядом и прижалась к Вулфгару.
– Значит, они вправду мои? И я могу все это носить?
– Конечно. Стал бы я дарить подарки, чтобы потом их отнимать?
Эйслинн прижалась щекой к его плечу.
– Ведь я всего-навсего рабыня и должна подчиняться воле господина. Но клянусь, я первая рабыня, которую так богато одевают! И без сомнения, в Даркенуолде мне многие будут завидовать. Как ты оправдаешься, когда станут упрекать тебя, что так балуешь рабыню?
– Только Гвинет способна на такое, – фыркнул Вулфгар. – Но я сам распоряжаюсь собственным богатством, большим или малым, поскольку накопил его своими трудами. Захочу – раздам его кому угодно, и она не посмеет мне ничего сказать. Я ничем не обязан ни ей, ни любой другой женщине.
Эйслинн провела пальчиком по шраму у него на груди.
– В таком случае я вдвойне благодарна за твою щедрость. Вулфгар повернулся к ней и навил на палец медную прядь.
– Ты куда более достойна этих нарядов, чем остальные. И то, что сейчас ты здесь со мной, – лучшее доказательство. Эйслинн, пожав прелестными плечиками, прошептала:
– Но все же я твоя шлюха, и подобный титул не свидетельствует о большой любви. Что я для тебя? Очередная забава, и только.
– Думаешь, я с такой готовностью открою кошелек для другой женщины, даже чтобы прикрыть ее наготу? Помнится, я уже говорил тебе, что думаю о прекрасных дамах. Будь польщена, что стоишь в моих глазах выше прочих.
– Но, Вулфгар, – еле слышно пробормотала она, – в чем же разница? В том, что ты осыпал меня дарами? В глазах окружающих я всего лишь развратная тварь. Вулфгар нагнулся к ее губам.
– Мне безразличны злые языки и все, что думают окружающие, – произнес он и закрыл ей уста поцелуем. Вулфгар поддался искушению погладить округлое бедро, и Эйслинн, поморщившись от боли, сжалась, когда его пальцы коснулись места, куда пришелся удар кнута Гвинет. Вулфгар свел брови и, подняв одеяло, начал рассматривать уродливый рубец, извивавшийся по бедру и ягодице. Эйслинн почти ощущала, как полыхает его гнев.
– Что это?!
– Синяк. Я упала.
Вулфгар, зарычав, встал на колени и поднял Эйслинн за плечи.
– Ты, кажется, дураком меня считаешь! – с едва сдерживаемой яростью промолвил он. – Я еще способен распознать следы, оставленные кнутом.
На глазах Эйслинн выступили слезы.
– Ты делаешь мне больно, Вулфгар. Ничего не случилось. Дурацкая ссора из-за пустяков, но все уже в порядке. – Она провела ладошкой по его груди и еле слышно прошептала: – Со временем от рубца не останется и следа, но рана, нанесенная злобными словами, никогда не затянется. Не стоит говорить об этом. Все в прошлом.
Отстранившись, она начала одеваться, а Вулфгар, недоуменно хмурясь, следил за ней. Она никогда не перестанет изумлять его! Сила, мудрость не по годам, красота, и главное – неизменное понимание… а ведь он сам не всегда разбирался в собственных настроениях.
В сердце Вулфгара нежданно-негаданно зародились первые ростки нежности, потребность прижать ее к себе, защищать и оберегать от боли и обид. Но он быстро подавил неведомые доселе чувства.
Ба! Женщины! Всегда играют на слабостях мужчин! Но ни мнение окружающих, ни ее чары не свяжут его узами брака.
Он поднялся и потянулся, поражаясь быстрому действию снадобья.
– Да, милая, ты и вправду исцеляешь любые хвори. Но пойдем, впереди еще целый день. Сегодня в Лондоне святочная ярмарка, и ты сможешь заодно посмотреть город.
Вулфгар привлек ее к себе и, крепко обняв, поцеловал.
– Или, вернее, – хрипло поправился он, – позволим этому городу полюбоваться тобой.
