Текст книги "Волк и голубка"
Автор книги: Кэтлин Вудивисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)
– Если не хочешь задуматься над сказанным, тогда запомни: Вулфгар – мой муж, и если причинишь ему зло, я отвечу тем же. Если же убьешь его – знай, ты убила моего избранника, и я сама прикажу, чтобы с моей матери заживо содрали кожу, а потом повесили на крепостной стене. Я посыплю голову пеплом и оденусь в лохмотья, и пусть все видят мою скорбь. Пойми же, я люблю его!
При этих словах глаза самой Эйслинн широко раскрылись. Она охнула от удивления, но еще раз повторила, куда с большей нежностью:
– Да, люблю. И знаю, что он по-своему тоже неравнодушен ко мне и когда-нибудь обязательно полюбит. Мать, в моем чреве растет твой внук, и я не позволю тебе осиротить его! Когда ты вновь обретешь разум, я буду рада принять тебя, но до того не смей угрожать Вулфгару, иначе я сделаю все, чтобы тебя изгнали на край земли. Ты хорошо усвоила все, что я сейчас говорила?
Она зловеще нахмурилась. Плечи Майды бессильно опустились. Старуха кивнула и безнадежно понурила голову.
– Вот и ладно, – смягчилась Эйслинн.
Она хотела сказать что-то еще, хотя бы немного утешить мать, но понимала, что Майда сочтет это скорее всего отпущением всех грехов.
– Я буду присылать тебе еду и дрова. А пока спокойной ночи.
Девушка тяжело вздохнула и направилась к двери, гадая, как исковерканный разум Майды воспримет все, что произошло сейчас.
Эйслинн вошла в дом и немедленно оказалась возле Вулфгара, наблюдавшего за игрой. Муж улыбнулся ей и, обняв за плечи, вновь повернулся к игрокам.
На землю пришла настоящая весна, но из миллиона цветов прекраснейшим была Эйслинн. Она поражала своей красотой всех, особенно мужа, и наслаждалась своим новым положением жены Вулфгара и хозяйки дома. Эйслинн серьезно относилась к своим обязанностям, не задумываясь употребляла власть там, где возникала необходимость, особенно если Гвинет, как всегда, кого-то пыталась несправедливо наказать. Ее советы были настолько дельными, что даже горожане приходили к ней со своими бедами и спорами. Болсгар поражался ее мудрости, но когда сказал об этом, Керуик лишь кивнул и улыбнулся, давая понять, что и без того прекрасно все знал. Эйслинн постоянно заступалась за своих людей, боявшихся обратиться к свирепому норманнскому рыцарю, однако когда Вулфгар выносил приговор, не вмешивалась и не противоречила. Молодая хозяйка дома лечила больных и раненых и много раз выезжала с мужем в Креган. если требовалась помощь.
Прелесть и изящество Эйслинн радовали взор, и люди, замечавшие ее любовь и доверие к мужу, стали меньше страшиться господина. Теперь они не так трепетали перед ним, а некоторые, самые храбрые, даже осмеливались вступить в беседу и удивлялись, видя, что он прекрасно понимает крестьян и их нужды. Они больше не думали о нем как о враге и завоевателе и считали Вулфгара рачительным, разумным господином.
Вулфгар первым осознал, как ему повезло получить такую жену. Он был поражен происшедшей в ней переменой. И подумать только, что для этого оказалось достаточно нескольких обетов, произнесенных перед священником! При одном прикосновении его руки она раскрывала ему свои объятия, теплая, желанная и нежная, отдаваясь ему безудержно и самозабвенно. Он все меньше и меньше задерживался в зале после ужина и рано поднимался к себе, где мог наслаждаться обществом жены и страстными любовными играми. Зачастую ему было вполне достаточно наблюдать за ней. Вид жены, ловко работавшей иголкой и обычно мастерившей одежду для него и ребенка, почему-то неизменно утешал и дарил покой.
Приближался конец марта, настало время пахоты, сева и стрижки овец. Керуик с головой погрузился в книги, записывая, как велел Вулфгар, рождение каждого младенца, все женитьбы и сделки, приплод, принесенный овцами и козами, и даже время, проведенное людьми на строительстве замка, чтобы потом вычесть определенную сумму из налогов, назначенных всякому горожанину.
Вулфгар объявил, что два дня в неделю крепостные обязаны отдавать господину и помогать прибывшим в Даркенуолд каменщикам. У подножия высокого холма вырыли глубокий ров, через который должны были перекинуть единственный подвесной мостик. У его основания Вулфгар собирался выстроить каменную башню. Вершину холма срыли, и на ее месте была заложена каменная стена. В центре стала подниматься крепость.
Вскоре от Вильгельма прибыл гонец с известием, что к пасхе он будет в Нормандии. Вулфгар узнал также, что этелинг Эдгар и многие знатные пленники отправляются вместе с королем в чужеземную страну, но скрыл это от Эйслинн, поняв, что она вряд ли обрадуется новостям. Кроме того, Вильгельм сообщал, что будет проезжать мимо Даркенуолда и скорее всего навестит друга и своими глазами убедится, как идет строительство замка.
Следующие несколько дней в доме царила суматоха. Каждый уголок был вычищен перед визитом короля.
Прошло не меньше недели, прежде чем дозорный прокричал с башни, что заметил королевский штандарт. Вулфгар с людьми выехал навстречу монарху.
Вильгельма сопровождал отряд в пятьдесят воинов, и, к удивлению Вулфгара, Рагнор тоже был среди них. Владетель Даркен-уолда нахмурился при виде давнего врага, но ничего не сказал, почувствовав даже некоторое облегчение оттого, что теперь их с Рагнором будет разделять море. Вильгельм дружески приветствовал Вулфгара, и пока они ехали к Даркенуолду, тот рассказывал, как воздвигаются укрепления, а король внимательно слушал и одобрительно кивал. Крестьяне, работавшие у обочины дороги, замирали и с благоговейным ужасом взирали на короля и его свиту. Наконец процессия остановилась перед домом, и Вильгельм приказал своим людям спешиться и отдохнуть, поскольку решил немного задержаться в Даркенуолде.
Женщины встретили короля на пороге и низко присели. Болс-гар и Суэйн опустились перед повелителем на колени. Вильгельм, бросив взгляд на Эйслинн, сразу увидел, что та ждет ребенка. Монарх повернулся к Вулфгару и молча поднял брови.
– Нет, сир, младенец не будет бастардом. Эйслинн стала мне женой.
– Хорошо, – хмыкнул Вильгельм, – и без того подобных на свете хватает.
Гвинет искоса наблюдала, как сердечно король приветствует Эйслинн и весело посмеивается, уверяя, что она очень пополнела со времени их последней встречи. Гвинет кипела от гнева и ревности, но не смела развязать язык в присутствии столь знатной особы. Лишь когда король и Вулфгар вышли из дома, чтобы отправиться к строившемуся замку, она в бессильной ярости поднялась к себе, не подозревая о появлении Рагнора.
Гостеприимная хозяйка велела Хэму, Мидерд, Глинн и Хей-лан помочь ей обнести свиту короля элем, охлаждавшимся в колодце. День был теплым, и Эйслинн даже не надела накидки. Мужчины с благодарностью принимали чаши с пенным напитком и по-французски расхваливали красоту саксонской девушки. Эйслинн лишь улыбалась, ничем не выказывая, что понимает язык. Наконец она остановилась перед мужчиной в богатых одеждах, сидевшим поодаль вместе с несколькими приятелями. Однако ее приветствовали не улыбками, а уничтожающими взглядами и брезгливыми гримасами. Удивленная столь грубыми манерами, Эйслинн нахмурилась и уже хотела было удалиться, когда один из них встал и извинился на чистом английском языке.
– Ты знаешь, кто мы? – спросил он. Эйслинн пожала плечами:
– Откуда? Я в жизни вас не видела.
– Мы английские пленники короля. Нас везут в Нормандию.
Эйслинн тихо охнула.
– Мне так жаль… – пробормотала она.
– Жаль! – фыркнул мужчина постарше, презрительно оглядывая ее живот. – Вижу, ты даром времени не теряла и ухитрилась сразу залезть в постель к врагу!
Эйслинн с достоинством выпрямилась.
– Ты судишь меня, не выслушав. Но мне все равно. Я не собираюсь умолять тебя смилостивиться. Мой муж – норманн, и я останусь верна ему, хотя мой отец, сакс, погиб от норманнского меча. И если я признала Вильгельма своим королем, то лишь потому, что не вижу пользы в бессмысленной борьбе, означающей только новые трупы, ад и разрушение для Англии. Я женщина и, вероятно, потому не собираюсь отдавать жизнь за то, чтобы на трон сел сакс. По-моему, лучше выждать и посмотреть, каким правителем окажется Вильгельм. Возможно, он принесет Англии мир и процветание! Что вы оставили после себя, кроме заваленных трупами полей сражений? Хотите, чтобы все погибли, прежде чем наконец поймете истину? Нет, Вильгельм прав, стараясь держать вас под пятой, чтобы не допустить новых войн.
И она, не сказав больше ни слова, повернулась и направилась мимо могилы отца к одинокому норманнскому рыцарю, сидевшему под деревом спиной к ней. Сняв шлем, он любовался свежей зеленью леса.
Но подойдя совсем близко, Эйслинн узнала Рагнора и в удивлении отпрянула. Рагнор обернулся, и лицо его осветилось улыбкой.
– Ах, голубка, я тосковал по тебе, – пробормотал он и, поднявшись, отвесил низкий поклон. Только после этого рыцарь окинул девушку внимательным взглядом и изумленно раскрыл глаза.
– Ты ничего не говорила мне, Эйслинн, – мягко упрекнул он. Девушка вскинула голову и холодно прищурилась.
– Не видела нужды! – надменно бросила она. – Это ребенок Вулфгара.
Рагнор прислонился к дереву, и темные глаза весело блеснули.
– Неужели?
Эйслинн ясно представила, как он считает месяцы, и, не выдержав, сорвалась:
– Я сделала бы все, чтобы выкинуть твое дитя из чрева! Но Рагнор лишь звонко рассмеялся, очевидно, не веря ее словам.
– Это было бы справедливым возмездием. Вряд ли бастард признал бы моего щенка, но с другой стороны… он может никогда и не узнать, кто настоящий отец. – Рыцарь шагнул к девушке и, мгновенно став серьезным, прошептал: – Он не женится на тебе, Эйслинн, потому что ненавидит женщин. И меняет их одну за другой. Может, ты уже заметила, что его интерес к тебе слабеет. Я готов увезти тебя отсюда. Поедем в Нормандию, Эйслинн! Ты не пожалеешь!
– Пожалею, – вздохнула она. – У меня есть все, чего можно желать.
– Я дам тебе больше. Гораздо больше! Поедем вместе! Ва-шель делит со мной шатер, но он с радостью найдет себе другое место для ночлега, стоит мне только попросить. – Ободренный ее молчанием, он продолжал уже увереннее: – Мы должны скрыть тебя от короля, но я знаю много способов, как уберечь свою голубку от любопытных взоров. Король посчитает, что я взял себе в слуги молоденького парнишку.
Эйслинн пренебрежительно рассмеялась, решив продлить игру.
– Вулфгар отправится в погоню за тобой. Он нежно сжал ее лицо ладонями.
– Нет, голубка. Найдет себе другую. Зачем ты ему нужна с ублюдком в животе?
И нагнулся, чтобы прижаться к ней губами, но Эйслинн отстранилась и тихо ответила:
– Потому что я его жена.
Рагнор отскочил, как ошпаренный, в ушах у него зазвенел ее довольный смех.
– Сука! – выдавил он.
– Неужели ты так, быстро разлюбил меня, Рагнор? – насмешливо осведомилась она. – Как я несчастна! Друг бросил меня, отдав на растерзание врагу! – Но тут же, помрачнев, прошипела: – Ты убил моего отца и лишил мать рассудка! Неужели решил, что получишь мое прощение? Помоги мне небо, раньше я увижу тебя в аду!
– Ты еще попадешься мне, сука! – взорвался Рагнор. – И я буду брать тебя сколько и когда захочу! Станешь моей, и Вулфгар мне не помеха! Твое замужество ничего для меня не значит, а жизнь Вулфгара и того меньше! Дай только срок, голубка!
Он подхватил шлем и, отвернувшись от Эйслинн, устремился к дому. Девушка, трепеща, прислонилась к дереву и тихо заплакала, вновь ощутив так часто терзавший ее страх. Что, если ребенок родится с темными глазами и волосами?
В зале никого не было. Рагнор беспрепятственно поднялся наверх, без стука распахнул дверь маленькой спальни Гвинет и переступил порог. Гвинет с покрасневшими от рыданий глазами поспешно вскочила с постели:
– Рагнор!
Она уже хотела подбежать к нему, но Рагнор сам подошел к кровати, снял кольчугу и швырнул се на пол. Гвинет охнула от неожиданности, когда он упал на нее, осыпая безумными поцелуями, оставлявшими синяки на шее и плечах, но тут же притянула его к себе, в восторге от столь неукротимого пыла. Женщина не чувствовала, что ей причиняют боль, и даже находила в этом наслаждение. Какое счастье! Он желает ее настолько, что забыл об осторожности и не задумался войти в ее комнату, рискуя каждую минуту быть обнаруженным.
Предвкушение опасности лишь возбуждало их и без того отчаянную страсть, и Гвинет тихо ворковала ему на ухо нежные слова любви. Но Рагнор овладел ею грубо, наспех, почти изнасиловав, – ярость и похоть бушевали в его сердце, не оставляя места сочувствию и жалости к жертве. Кроме того, он не мог не сравнивать эту тощую фигуру с другой – изящной и нежной, фигурой той, которую не мог забыть и чье совершенство служило постоянным напоминанием о его поражении.
Утолив желание, Рагнор снова притворился, что тоскует по Гвинет и не в силах вынести разлуку. Она лежала в его объятиях, гладя мускулистую грудь, и он коснулся ее губ легким поцелуем.
– Возьми меня с собой в Нормандию, Рагнор, – прошептала она. – Пожалуйста, любимый, не оставляй меня здесь.
– Не могу, – выдохнул он. – У меня нет своего шатра. Но не тревожься, у нас много времени, и я еще вернусь и, возможно, навсегда. Жди и не верь тому, что обо мне болтают. Не слушай никого, кроме меня.
Они снова поцеловались бесконечным страстным поцелуем, но голод был уже утолен, и Рагнор торопился скорее удалиться. Осторожно оглядываясь, он вышел из спальни, но ему и на этот раз повезло – на лестнице и в зале никого не оказалось.
Вулфгар привязал Гунна возле могучего боевого коня Вильгельма и оглядел сидевших под деревьями. При виде Рагнора, отдыхавшего в тени огромного дуба, он облегченно вздохнул, но не успокоился, пока не отыскал взглядом Эйслинн, наполнявшую протянутую лучником чашу. Заметив мужа, она с радостной улыбкой подбежала к нему. Со своего места Рагнор наблюдал за парочкой, притворяясь, что спит. Вашсль вместе с остальными ездил взглянуть на замок и сейчас подобрался к кузену, но тот, не обращая на него внимания, смотрел, как Вулфгар обнимает Эйслинн.
– Кажется, голубка приручила волка, – пробормотал Paгнор. – Вулфгар женился на девчонке. Вашель опустился рядом с кузеном.
– Возможно, и так, но от этого он не перестал быть норманном. Строит такой замок, словно собирается отразить штурм всех английских войск сразу.
– Бастард тешится надеждами удержать Эйслинн, – ощерился Рагнор, – но посмотрим, чья возьмет!
– Не суди о нем слишком легкомысленно. Забыл турнир? – отозвался Вашель. – Он умен и наделен достаточной силой, чтобы защитить себя и свой дом.
– Постараюсь поостеречься, – улыбнулся Рагнор.
Глава 22
Лето вступило в свои права, ребенок в животе Эйслинн рос вместе со стенами замка. Эйслинн, словно солнышко, обогревала жителей Даркенуолда и домочадцев и, казалось, заражала их своей неистощимой энергией. Поднимающийся с каждым днем замок вселял в них уверенность в собственной безопасности. Они безоговорочно полагались на обещание Вулфгара защищать и охранять их. Однако новая беда не заставила себя ждать. Правда, крепостные и крестьяне обрели богатство, о котором не могли и мечтать, с тех пор как их хозяином стал Вулфгар, но не прошло и нескольких месяцев, как шайка воров и грабителей обнаружила процветающее поместье, и с тех пор набег следовал за набегом. Вулфгар каждый день посылал патруль объезжать дороги, но даже такие меры предосторожности не помогали, и время от времени крестьянские семьи были вынуждены спасаться в доме, пока их добро грабилось и расхищалось.
По чистой случайности Вулфгар открыл более надежный способ предупреждать об опасности. Раскаленным июньским днем после обеда Эйслинн отдыхала в прохладе спальни. Она сняла платье, оставшись в рубашке и, измученная зноем, плеснула в лицо воды, чтобы немного освежиться. Вынув серебряное зеркальце, купленное Бофонтом на лондонской ярмарке, она начала причесываться, но в этот момент внизу послышался голос Вулфгара. Эйслинн выглянула в окно. С ним были Суйэн и трое рыцарей в доспехах – очевидно, они опасались, что в случае неожиданной тревоги их застигнут врасплох. Все пятеро вернулись из Крегана до полудня и теперь отдыхали в тени дерева, прежде чем вновь отправиться объезжать окрестности.
Эйслинн несколько раз окликнула мужа, но не смогла перекричать мужчин. Наконец она отвернулась, чтобы отойти, но в эту минуту солнечный луч ударил в зеркальце, и веселый зайчик заплясал на шлеме Милберна. Вулфгар немедленно начал оглядываться, пытаясь понять, откуда взялось светлое пятнышко, заслонился рукой и увидел в окне жену. Эйслинн, опустив зеркало, рассмеялась и помахала рукой. Вулфгар махнул в ответ, уселся, но неожиданно вскочил. Недоумевающая Эйслинн увидела, как муж вбегает в дом. На лестнице раздался топот, и в дверях появился Вулфгар.
Подойдя к окну, он повторил опыт, чем мгновенно привлек внимание оставшихся внизу. Вулфгар радостно рассмеялся и, подступив к жене, звонко чмокнул ее в щеку. При виде ее потрясенного лица он весело расхохотался:
– Мадам, вы просто всех нас спасли! Больше никаких долгих объездов, изматывающих и людей, и коней! – И, подняв зеркальце, словно драгоценное сокровище, добавил: – Потребуется поставить всего несколько парнишек на вершинах холмов, и мы захватим всю шайку!
Он снова рассмеялся и принялся страстно целовать жену, прежде чем направиться к двери, оставив ее ошеломленной и. счастливой.
Неделю спустя крик часового с верхушки башни призвал рыцарей к бою. Деревня опустела – мужчины вооружались всем, что попадалось под руку. Сигнал зеркальцем от одного из дозорных возвестил о приближении грабителей. Вулфгар выехал во главе своего маленького войска; многие сидели по двое и по трое на тех конях, которых удалось раздобыть. Они направились по дорожке, ведущей к Крегану, до которого было около получаса неспешной езды. Засада была устроена в глухом месте, откуда Вулфгар легко мог ринуться вниз на своем скакуне. Мужчины попрятались в зарослях и кустарнике, чтобы забрасывать грабителей камнями и стрелами, а хорошо обученный отряд лучников и копьеносцев Вулфгара засел чуть подальше, чтобы помешать отступлению.
Вскоре со смехом и криками появились ничего не подозревающие разбойники, нагруженные награбленной добычей. Неожиданно перед предводителями выросли четверо рыцарей и великан-викинг. Смех застрял у них в глотках; сзади напирали остальные мародеры. Вулфгар взял пику наперевес и наклонился вперед. Земля задрожала под копытами пяти боевых коней. Грабители попытались сбежать… Вскоре поляна являла собой безумное месиво тел.
Один разбойник, похрабрее, попытался было отразить нападение, но в воздухе просвистел боевой топор Суэйна и на землю упала отрубленная рука, а короткое копье викинга вонзилось храбрецу в грудь. Пика Вулфгара пригвоздила к земле другого. Блеснул длинный меч и запел, устилая путь трупами. Тех, кто пытался скрыться, настигали стрелы. Умирающий оборванец рассказал, что их лагерь находится в самой глубине болот, туда Вулфгар и повел своих людей.
Однако обитатели лагеря были предупреждены и разбежались кто куда, бросив все, чем владели. Лишь четыре раба, прикованные к столбу под открытым небом, были отданы на потеху негодяям. Голод и побои оставили от бедняг только кожу до кости. Среди них оказались молодая девушка, не успевшая скрыться от грабителей, норманнский рыцарь подобранный раненным на поле боя, и двое крепостных, похищенных из маленькой деревеньки к западу от Лондона.
Вулфгар и его люди задержались, чтобы успеть обыскать хижины и собрать те немногие ценные вещи, которые смогли найти. Посадив освобожденных пленников на захваченных лошадей, они подожгли лагерь в назидание другим ворам, которым может приглянуться это место.
Девушку вернули счастливым родителям, заплакавшим от радости, а мужчины оставались в доме, пока не поправились, а потом разошлись каждый своей дорогой, и в Даркенуолде вновь воцарилось спокойствие. Однако нашлись и такие, кому подобная жизнь была не по нраву. Гвинет особенно раздражало сознание того, что она здесь всего лишь немногим более чем гостья и во всем зависит от милости хозяина и хозяйки. Даже Хейлан перестала ей слепо подражать и заметно охладела к прежней покровительнице. Поняв, что от Гвинет не дождешься подачек, молодая вдова, которая должна была к тому же заботиться отныне о сыне, редко находила время, чтобы поболтать с ней.
Только теперь Гвинет познала настоящее одиночество, но вскоре обнаружила, что может легко отомстить, сплетая Майде небылицы о жестокости Вулфгара к жене и подвергая жуткому испытанию и без того меркнущий рассудок старухи.
Самым большим развлечением злобной ведьмы стало наблюдать, как Майда поспешно убирается с дороги Вулфгара. Она постоянно изводила несчастную, пробуждая в ней страх за единственное дитя. Скоро Гвинет поняла, что испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, изводя полубезумную женщину, и старалась как можно чаще попадаться ей на глаза.
Майда пристально наблюдала за Эйслинн, когда та приходила в ее лачугу. Сияющее счастьем лицо смущало мать, и она терялась в догадках.
Июль тянулся невыносимо медленно, и Эйслинн потеряла остатки былого изящества. Теперь она ходила неспешно, переваливаясь с боку на бок, опасаясь сделать лишнее движение. По ночам она прижималась к спине Вулфгара, и не раз оба внезапно просыпались, разбуженные резкими толчками ребенка. Огня в очаге не зажигали, и она не могла разглядеть в темноте лица мужа, но его поцелуи успокаивали страхи и заглушали извинения. Вулфгар был нежен с ней, и Эйс-Яинн постоянно чувствовала его поддержку.
Живот опустился совсем низко, и даже сидеть стало трудно. За столом она постоянно ерзала, стараясь устроиться поудобнее и унять ноющую боль в пояснице. Она почти ничего не ела, вполуха прислушиваясь к разговорам, но сама больше молчала и лишь кивала или улыбалась, когда к ней обращались.
Как-то за ужином, сидя рядом с Вулфгаром, она охнула и прижала руку к огромному животу, изумленная силой очередного толчка. Вулфгар взял ее за руку, и, видя его озабоченное лицо, она ободряюще улыбнулась.
– Ничего страшного, любимый. Всего-навсего ребенок шевелится. – И, засмеявшись, добавила: – Такой же сильный, как отец.
Она все чаще начинала думать о Вулфгаре как об отце ребенка, не в силах вынести мысли, что это может быть Рагнор, но поняла, какую ошибку сделала, заговорив об этом вслух, потому что губы Гвинет немедленно растянулись в ехидной ухмылке.
– Возможно, тебе известно то, чего мы не знаем, Эйслинн, но боюсь, происхождение твоего отпрыска весьма сомнительно. Вероятнее всего, он будет настоящим саксом!
Она презрительно уставилась на Керуика. Тот удивленно воззрился на нее, но тут же покраснел, поняв в чем дело, и начал заикаться от усилий поскорее оправдаться перед Вулфгаром:
– Нет, милорд, это не так… то есть… Беспомощно глянув на Эйслинн, он обернулся к Гвинет и гневно выпалил:
– Ты лжешь! Лжешь!
Вулфгар улыбнулся, хотя, судя по голосу, ему было не до веселья.
– Ты со своей обычной добротой решила доставить нам очередное развлечение, изобретя новую сплетню, – сухо обратился он к сестре. – Насколько мне помнится, негодяем и насильником был не этот бедняга, а Рагнор.
Гвинет, вне себя от бешенства, прорычала:
– Подумай хорошенько, Вулфгар! Твоя жена вместе с какими-то пьяными болванами клянется, что Рагнор издевался над ней. Но я сильно сомневаюсь, что он вообще к ней прикоснулся! Такой человек, как Рагнор, не мог вести себя подобным образом!
Эйслинн тихо охнула от негодования, но Керуик стиснул зубы и вскочил со стула:
– Майда сама видела, как ее дочь несли по этим ступеням! Хочешь сказать, он ничего ей не сделал?
Лицо Вулфгара стало жестким, но Гвинет лишь пренебрежительно фыркнула и отмахнулась.
– Майда, ха! Этой сумасшедшей старухе нельзя верить! Эйслинн заставила себя оставаться спокойной и тихо прошептала:
– Когда-нибудь, Гвинет, правда обнаружится. Что же до Керуика… либо он сидел на цепи, либо я, именно в то самое время, когда он мог бы стать отцом ребенка. Остаются двое, но о первом и его галантных манерах я и слышать не желаю.
Гвинет злобно уставилась на нее, но Эйслинн невозмутимо продолжала:
– И я молю Бога, чтобы он дал доказательства отцовства Вулфгара. Что же касается уверений, что благородный Рагнор не мог так поступить с леди… Вспомни, дорогая Гвинет, Рагнор сам признал, что был первым.
Вне себя от бешенства, Гвинет схватила миску и собиралась швырнуть в Эйслинн, но Вулфгар с оглушительным криком вскочил и ударил кулаком по столу.
– Поосторожнее, Гвинет, – прорычал он. – Ты пока еще сидишь за моим столом, и не твое дело, кто отец этого ребенка! Если хочешь и дальше жить здесь, придержи язык!
Гнев Гвинет мгновенно испарился. По щекам полились слезы. Громко всхлипывая, она опустила миску.
– Ты пожалеешь о том дне, Вулфгар, когда возвысил надо мной саксонскую шлюху и лишил меня той малой чести, которая еще оставалась!
Окинув Эйслинн полным ненависти взглядом, она побежала к себе и бросилась на постель, чтобы выплакать разочарование и боль. Как жестока к ней судьба, возвеличившая ее братца-бастарда! Именно он спихнул ее с законного места, полагавшегося ей по праву, и взял в жены подлую саксонскую шлюху! Но Рагнор…
Она задрожала при воспоминании о его ласках.
Рагнор обещал ей гораздо больше. Но что, если он действительно отец ребенка Эйслинн?
Ужасная мысль обожгла женщину, словно раскаленное железо. А вдруг эта тварь Эйслинн понесла от семени высокородного рыцаря… И дитя унаследует ястребиный взор и темные задумчивые глаза ее любовника?!
Гвинет безмолвно поклялась, что когда Рагнор вернется и заберет ее из этого хлева, она найдет способ дать брату ощутить всю силу своего гнева.
Ужин закончился в напряженном молчании, и, как только Хейлан стала убирать со стола, Эйслинн с трудом поднялась, слегка краснея под насмешливым взглядом женщины, казалось, устремленным на ее огромный живот. Смущенно отвернувшись, Эйслинн попросила у Вулфгара позволения подняться в спальню.
– Последнее время я быстро устаю, – пробормотала она. Вулфгар встал и взял жену за руку:
– Я помогу тебе, дорогая.
Он медленно повел ее вверх по ступенькам. Эйслинн сразу же стала раздеваться. Не успела она распутать завязки рубахи, как Вулфгар остановился у нее за спиной и погладил не потерявшие блеск волосы. Эйслинн со вздохом откинулась ему на грудь, и он коснулся губами нежного местечка у нее за ушком, там, где кожа была особенно мягкой, белой и душистой.
– О чем ты думаешь? – выдохнул он. Эйслинн пожала плечами и положила его ладонь себе на грудь.
– О том, что у тебя есть все причины ненавидеть женщин. Вулфгар тихо рассмеялся и прикусил мочку ее уха.
– Некоторых я действительно не выношу, но есть такие… – он осторожно обнял ее за располневшую талию, – без которых жить не могу.
Из распахнувшегося ворота выглядывали налитые холмики, тесно прижатые друг к другу, так что соблазнительная ложбинка между ними словно молила о ласках. Рука Вулфгара скользнула в вырез рубахи, и в чреслах разлилось пламя желания, не находившего утоления. Лишь сверхъестественным усилием воли ему удалось отстраниться, но, шагая к двери, он страстно молил о приближении той минуты, когда сможет утолить свой голод.
Болсгар сидел на обычном месте у очага, рядом с Суэйном, и оба, как всегда, задумчиво смотрели в огонь. Керуик и остальные, расстроенные скандалом, поспешили удалиться. Викинг и Болсгар не разговаривали, да и не нуждались в словах, чтобы узнать мысли друг друга. Злобная выходка Гвинет возмутила отца, и теперь он никак не мог сообразить, что делать с дочерью.
Сверху донесся звук захлопнувшейся двери. Болсгар поднял голову и встретился взглядом с норвежцем. Мужчины громко расхохотались, прекрасно поняв, что произошло. Вулфгар, внезапно оказавшийся в положении холостяка, злой и неудовлетворенный, обнаружил, что брачное ложе неожиданно стало жестким и неуютным.
Однако друзья постарались умерить свое веселье и во все глаза смотрели на Вулфгара, который с мрачным видом спускался вниз. Потемневшее лицо предвещало грозу. Он без всяких церемоний направился к очагу, налил себе полную чашу эля, осушил одним глотком и, налив другую, устроился рядом с Болсгаром. Все трое долго молчали, пока рыцарь не пробормотал что-то себе под нос. Суэйн ответил насмешливым взглядом.
– Ты что-то сказал, Вулфгар?
Рыцарь отнял от губ чашу и ударил ею по подлокотнику.
– Да! Дьявол бы побрал все женитьбы на свете! Чертова затея! Женись я на тощей кляче вроде Гвинет, не о чем было бы беспокоиться, и я уж знал бы, где утолить жажду!
– Как по-твоему, Суэйн, – ухмыльнулся Болсгар, – кажется, настало время нашему оленю поискать другую лань?
– Возможно, господин мой, – хмыкнул викинг. – Охотничий манок громче зова истинной любви!
– Я не похотливый козел, – рявкнул Вулфгар. – И давал обеты по собственной воле и своими устами! Однако каждую минуту чувствую, в какую ловушку попал, особенно когда жена стань красива. Мои чресла ноют при одной только мысли о ней, и все же я не испытываю облегчения. Я мог бы найти другую, но супружеская клятва крепче любой цепи, и я обречен лежать рядом с ней, умирая от желания и проклиная судьбу.
Болсгар, мгновенно став серьезным, попытался успокоить пасынка.
– Потерпи, Вулфгар, – мягко посоветовал он. – Такова жизнь, и ты увидишь, что награда достойна ожидания.
– Ты болтаешь о вещах, которые не трогают меня, старик! И по моему мнению, такая красота не приносит ничего, кроме боли! Мне пришлось даже обнажить меч, чтобы защитить ее честь. Взгляды зеленых юнцов, у которых борода еще не пробилась, светлеют от одной ее улыбки. Даже Гауэйн тает, как лед, под ее взглядами, и я еще не убедился, действительно ли Керуик забыл о нежных чувствах, которые питал к ней.
Болсгар, уязвленный тем, что Вулфгар сомневается в порядочности Эйслинн и во всем ее винит, осуждающе покачал головой.
– Зачем ты так, Вулфгар? Ты несправедлив к леди. Она не приглашала в дом норманнского рыцаря, взявшего ее силой, не просила нового хозяина Даркенуолда приковать ее к кровати. Это ведь ты приковывал ее?
Вулфгар ошеломленно уставился в гневное лицо старика, и даже Суэйн разочарованно качал головой, расстроенный, что не смог научить молодого человека легче мириться с обстоятельствами.
– Не тебе меня упрекать! – взвился Вулфгар. – По крайней мере ей известно, кто станет матерью ребенка, а я ни в чем не могу быть уверен, и кто знает, не буду ли всю жизнь растить неизвестно чье отродье!
– Так или иначе не смей говорить плохо о леди Эйслинн, – резко бросил Болсгар.
– Вот именно, – пробормотал Суэйн, согласно кивая. – Все случилось против воли госпожи, и она с честью вышла из тяжкого испытания! И если бы все начать сначала, я не позволил бы тебе так мучить бедняжку и ни за что не подпустил бы тебя к ней!
