Текст книги "Миша (ЛП)"

Автор книги: Кэти С. Бартон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2

– Ты в порядке, милая? –Когда она подняла на него глаза, Билли увидел рану у нее на гу-бах. – Твоя мама сделала это с тобой? Когда-нибудь тебе придется дать ей сдачи. Тогда она за-метит, что ты не боксерская груша.

Хан ехала по его маршруту с тех пор, как он забрал его у человека, который был перед ним. Она была такой же постоянной, как часы, и такой же тихой. Но сегодня он видел слезы, которые она сдерживала. Билли мог так же почувствовать запах своего друга на ней. Он улыб-нулся, подумав о Картере и о том, что он мог бы сделать с такой женщиной. На самом деле она не была его обычным свиданием, но Билли подумал, что это пойдет на пользу им обоим.

Когда она заговорила, Билли был удивлен, он думал,больше, чем она.

– Он меня уволил. Я не сделала ничего плохого, и теперь у меня нет работы. Что скажет Мама?

Казалось, она поняла, что сказала слишком много, и закрыла рот. Он смотрел, как она ус-кользает обратно в себя, глядя в окно. Билли решил, что зайдет к ней попозже, может быть, да-же приведет Картера и выяснит, что ему известно об этой красивой женщине.

Билли уже много лет интересовался этой девушкой. Она садилась в автобус вся в синяках, и пару раз ему приходилось помогать ей слезать с сиденья, когда она приезжала в аэропорт. Она никогда не говорила много и всегда была очень вежлива с ним, когда он спрашивал ее о чем-то. Но сейчас все было по-другому, даже в его преклонном возрасте он видел, что на этот раз она напугана.

После того, как он высадил ее перед домом, он проехал остаток своей смены. Он даже не потрудился пойти домой, а направился к дому Картера. Чем больше он думал о юной Ханне, тем больше волновался.

До него доходили слухи о девушке. Большинство из них, как он знал, были неправдой, но были и такие, которые заставляли его хотеть отвести ее в сторону и поговорить с ней. Она была в психиатрической больнице с десяти лет, и ее мать, более жалкое подобие человека, чем он когда-либо видел, она была рядом с ней на остановке после того, как ее освободили, чтобы рассказать ему все об этом. Он слушал ее, потому что должен был, но внутри у него все кипело, когда он думал о том, как ей нравится унижать бедную девушку.

По слухам, он впервые услышал о ней, что она что-то видела. Человек превратился в большого волка прямо перед тем, как его убили. Волк схватил ее, и спас от изнасилования не-сколькими друзьями матери. По словам Хан, он стоял во дворе, выпалывая овощи, когда увидел ее.

Билли, конечно, знал этого человека. Ты не был бы оборотнем в таком маленьком городке, не зная, кто есть кто. Билли, как и его приятель Картер и его семья, был леопардом. Но в отличие от них Билли был не в кремовых пятнах, а в черных. И, как и сказала Хан, Дональд Геймер был волком.

Дональд был очень хорошим человеком, и Билли видел, что он делает именно то, что ска-зала мать Хан. Ее дочь сказала врачам, что ее спас большой волк, и из-за этого она попала в бе-ду. Но Дональда убили, когда он отказался отдать девушку мужчинам. Он снова превратился в человека до того, как прибыла полиция, после того, как он умер, вместе с другим волком, кото-рого он убил, защищая ребенка. Беднягу Хан запихнули в сарай, но она все видела. Жестокость этого события, скорее всего, очень тяжело сказалась на ребенке.

Потом, примерно через неделю после того, как он начал свой новый маршрут, к нему пришла мать Ханны, чтобы предупредить о девочке. Она была сумасшедшей. У нее были про-блемы. И что хуже всего, сказала ему мать, она лгунья. Билли молча кивнул.

Но теперь он знал, что это не так. Он знал, что то, что она видела, было, правдой, но тогда он не знал девушку. Теперь его сердце разрывалось каждый раз, когда он высаживал ее перед домом. Но сегодня он собирался что-то предпринять.

***

Хан шла по тротуару, увидев, что кто-то, скорее всего ее мать, снова выкопала все цветы. Она копила и копила, чтобы купить их, но каждый год их вырывали. Хан подошла к передней части дома, и постучала в дверь. Когда-нибудь у нее будет собственный дом, подумала она, и никогда не будет замка, чтобы ее заперли. Несбыточная мечта, но которой она дорожила. Она постояла немного, прежде чем войти, когда мать открыла дверь.

Ее мать была пьяницей. И если этого было недостаточно, она была еще и жестокой. Не-смотря на то, что Хан было двадцать пять лет, она никогда не сможет уйти от нее. Мать посто-янно твердила ей, что никто не захочет ее, никто не примет, и она никогда не будет стоить больше, чем дерьмо, которое она выбрасывает в мусорное ведро на работе. Работы у нее боль-ше не было. Она сделает так, как велит ей мать, потому что Хан просто боится снова оказаться взаперти.

Хан все время была в депрессии. И да, однажды она пыталась покончить с собой, но глупо было попасться на этом. Не то чтобы она попыталась снова, но иногда просто... Нет, –подумала Хан, –с этим покончено. Но теперь у ее матери было что-то еще, что она могла бросить ей в лицо...как она потерпела неудачу в этом. Хан старалась думать об этом не как о неудаче, а как о познавательном опыте.

Она зашла в дом, когда мать велела ей закрыть эту чертову дверь. Хан хотела пойти к себе в комнату, но нужно было приготовить ужин, а также убрать беспорядок, который могла натворить ее мать, пока ее не было.

Хан пошла на кухню, и услышала стук каблуков матери, когда она переходила из ванной в другую комнату. Хан спала внизу, в маленькой гостиной, служившей ей комнатой. Там была дверь и небольшой шкаф, но она была чистой и принадлежала ей...по крайней мере, настолько, насколько она могла там жить. Она начала вытаскивать продукты, чтобы приготовить ужин, пытаясь придумать, как сказать матери, что ее уволили.

Хан была их единственным доходом. Ее мать могла бы найти работу, если бы захотела, но все было слишком низко для нее, или время было неподходящим. Хан никогда не говорила о том, как они бедны. Она получила хорошую взбучку, когда была дерзкой, как сказала ее мать, так что Хан не стала возражать. Ее мать тратила деньги Хан, как будто у нее была работа. И если бы не работа Хан и тот факт, что она платила за квартиру в конце месяца, они бы уже давно были на улице.

Она готовила котлеты с лососем, когда в кухню вошла мать. Хан почувствовала, как волосы у нее на затылке зашевелились, когда та была так близко, но она не обернулась. В этом не было смысла. Хан знала, как она одета.

Ее волосы свисали длинными локонами, которые больше подходили девушке, чем взрос-лой женщине. Ее макияж, насыщенный и темный, скрывал любые признаки старения, в чем каким-то образом была виновата и Ханна. Ее серьги будут блестящими, длинными и безвкусными, и будут выглядеть как тяжелый груз на ее ушах. И ее платье будет одним из трех.

Там было кроваво-красное, которое было с разрезом сбоку, чтобы показать ее ноги. Спина была скреплена английскими булавками, которые она старательно прятала в швы, потому что она постоянно то втягивала, то выпускала. Обтрепанные локти будут прикрыты такой же крас-ной шалью, которая только скроет поношенную одежду.

Потом было синее. Хан нравился этот цвет, но он не подходил ее матери. Там, где ее кожа была бледной, платье только делало ее еще более бледной и почти мертвой. Оно было похоже на красное в том смысле, что скреплялось английскими булавками, но было менее изношено, потому что она носила его не так часто. В остальном кожа была тугой, и на ней виднелись все следы жира, которые, по утверждению матери, у нее были.

Розовый тоже не был цветом ее матери. Это тоже вымывало ее, но вместо того, чтобы сделать ее мертвой, это придало ей вид свинины, котораявалялась слишком долго. Она больше походила на мертвеца из телешоу, чем на живого, дышащего человека. Это платье было немно-го скромнее двух других. На боку не было разрезов, но спереди оно спускалось так, что откры-вало пупок и большую часть груди. Хан и ее мать не имели ничего общего, когда дело дошло до груди. В то время как ее мать была маленькой и плотной, Ханна была грудастой и полной.

К тому же она была выше матери. Гораздо выше. В одних носках Хан была ростом чуть меньше шести футов. Ее мать была ростом чуть выше пяти футов пяти дюймов. Однажды она сказала Ханне, что была с гигантом, чей член не соответствовал его росту. Каждый раз, когда она об этом думала, Хан краснела.

Рыба почти была готова, когда она обернулась, и Хан могла только смотреть. Мать бы-ла...на ней было новое платье, и она покрасила волосы. Нет слов, чтобы описать, как она выглядела.

– Интересно, ты когда-нибудь вытащишь голову из задницы и повернешься ко мне, чтобы сказать, как хорошо я выгляжу? – Хан кивнула, не зная, что сказать. – Я купила это сегодня, когда мне было грустно. Думаю, это идеально.

Платье – она предположила, что это платье, но Хан не была уверена, почему оно будет считаться чем-то меньшим, чем просто материал, который был подвешен–было таким же урод-ливым, как все, что она когда-либо видела. Спереди оно было прозрачным, и ее соски казались темными на фоне девственно-белого материала. Даже ее промежность была видна, и не только из-за отсутствия цвета, но и из-за длины платья. Хан подумала, что если бы мать наклонилась, то вся ее задница оказалась бы на виду, как и все остальное, что следовало бы спрятать. Хан не считала себя ханжой, но это было уже слишком.

Цвет ее волос почти не поддавался описанию. В нем были розовые и золотые полосы, а также голубые и пурпурные. Как она сможет идти потемной улице не светясь, было выше ее понимания. Хан видела и другие цвета. Повернувшись, она уставилась на нее. И тут она заме-тила туфли.

Каблуки были не менее шести дюймов высотой. В том, что мать носила высокие каблуки не было ничего необычного, но Хан удивилась, как она могла балансировать на тех, что были на ней. А еще были шипы, которые, казалось, кричали, чтобы их заметили. Каждый кончик вы-глядел так, словно с него капала кровь. Хан посмотрела ей в лицо, когда мать рассмеялась.

– Ты завидуешь, да? Кто знал, что твоя мама может выглядеть так хорошо, да? – Хан не ответила. Она не знала как. – Когда завтра пойдешь на работу, получишь аванс за следующий месяц. Я должна отплатить Сесиль за мою новую внешность.

– Я не могу,–мать спросила, почему, черт возьми, нет. – Меня сегодня уволили. Он уволил меня за то, чего я не делала.

Мать просто стояла и смотрела на нее. Хан отступила на шаг, когда она сбросила туфли и взяла их в руки. Она точно знала, что с ними делать, и Хан почувствовала, как ее тело начало кричать, чтобы она бежала. Но будет еще хуже, если она это сделает.

От удара ботинком по лицу у нее перехватило дыхание. Во второй раз, когда он попал ей в руку, Хан попыталась схватить его, но в ее руке остались только шипы, и Хан закричала. Мать ударила ее туфлями еще три раза, прежде чем Хан упала на пол. После этого ей оставалось только свернуться в клубок и надеяться, что скоро она устанет.

Тарелка с едой ударила ее, и она почувствовала жжение от рыбы, когда та растеклась по ее лицу. Хан потрогала ее, стараясь, чтобы она не покрылась волдырями. Но мать продолжала бить ее, пока она вдруг не остановилась, не повернулась и не взяла стул.

Хан снова закричала, когда он разбился о ее ребра, и ощущение того, как они ломаются и ударяются в ее легкие, было подобно горячей кислоте, заливающей ее тело. Она знала, что они были сломаны, когда дыхание стало настолько болезненным, что у нее закружилась голова. В следующий раз, когда мать ударила ее после того, как стул повредился, Хан почувствовала, как мир вокруг нее ускользает. На этот раз она умрет, и ей было все равно.

Холодный всплеск воды разбудил ее, она закашлялась, но Хан вскрикнула и посмотрела на мать. Над ней стоял крупный мужчина, который иногда навещал ее мать. Он снимал ремень, когда мать рассмеялась.

– Я так устала, что Большой Дэн возьмет все в свои руки. И когда он закончит, ты позво-нишь своему боссу и попросишь его вернуть тебе эту работу, даже если тебе придется позво-лить ему трахать тебя на столе каждый день, чтобы сохранить ее.

– Нет, –она вскрикнула, когда ремень ударил ее по спине. – Нет, я не хочу там работать, и не буду заниматься с ним сексом. Пожалуйста, прекрати.

Боль была слишком сильной, но каждый раз, когда она теряла сознание, один из них бу-дил ее холодной водой. Хан знала, что она больше не выдержит и просто позволит себе от-влечься. Это было тяжело, так как ей было больно, но она подумала о волке. Тот, который спас ее.

Она убегала от матери и ее парней, четверых из них. Они сказали ей, что если поймают ее, она даст каждому из них. Хан была молода, но она знала, что это значит. И мысль о мужском члене во рту вызывала тошноту, не говоря уже о четырех. У нее была пятиминутная фора, и она ушла почти сразу же, как только мать сказала «иди».

Мужчина был во дворе с большой мотыгой в руке. Он, конечно же, увидел ее и перестал пялиться на нее. Она оглянулась, когда мужчина,она понятия не имела, как его звали, свистнул ей. Хан снова попыталась убежать, но ей было больно от побоев одного из них.

– Иди сюда,–она попыталась отпрянуть от его протянутой руки, но он оказался проворнее и держал ее в объятиях, пока она не успокоилась. – Сегодня они тебя не тронут.

Хан кивнула и взяла помидор, который был у него в руке. Когда он привел ее в маленький сарайчик за домом, он запер ее и велел не выходить, пока не приедет полиция. Она слышала, как он звонит им по сотовому, в то время как другие мужчины все еще искали ее. Потом во дворе появилась ее мать с двумя мужчинами.

–Ты видел мою дочь? –Человек ничего не сказал, но снова оперся на мотыгу. – Она вот такая высокая и толстая. Я велела ей сбегать в магазин, но она заблудилась.

– Ты собиралась убить ее, и мы оба это знаем. Я слышал о тебе и твоем ребенке. Такой женщине, как ты, должно быть стыдно за то, как обращаешься с такой драгоценностью, как ре-бенок, –мать рассмеялась. – Ты ее не получишь. Я также вызвал полицию.

Ее мать ушла, но двое мужчин остались. Один из них, гигант, стянул с себя рубашку, за ним другой. В этот момент мужчина уронил мотыгу. Хан хотела сказать, что ему это нужно, но прежде чем она успела что-то сделать, он упал на руки и превратился в гигантского волка. Он набросился на одного из них и убил его на месте. Второй человек, тоже волк, перекинулся, и они отчаянно сражались, прежде чем ее спаситель упал на землю со сломанной шеей. К тому времени полиция уже почти добралась до них, и уцелевший волк убежал. Хан оставалась на месте, пока полиция не вывела ее из сарая.

Мать, конечно, все отрицала. И когда Хан рассказала им о двух волках, они поверили ее матери. Чем больше Хан пыталась заставить их поверить ей, тем более правдивой казалась ис-тория ее матери. Хан была отправлена в отделение для психиатрической помощи почти на год, пока ее не выпустили. После этого она больше никому не рассказывала о волках.

Побои прекратились. Хан лежала несколько минут, пытаясь составить опись ее тела. Но она слишком много знала о том, что они с ней сделали. Когда она увидела, что мать снова идет к ней, Хан закрыла свои глаза, и услышал ее смех.

– Если ты умрешь от этого, подумай, сколько я буду танцевать над твоей могилой. Если она у тебя будет. Большой Дэн думает похоронить тебя на заднем дворе,–ее перевернули, и Хан закричала. Потом все потемнело. Она понятия не имела, чем ударили ее, но на этот раз это от-няло у нее все.

Хан надеялась, что она никогда не проснется. Жизнь была слишком тяжелой, чтобы жить.

Глава 3

– Я знаю, что ты был рядом с ней, – Картер кивнул, вспомнив девушку с того утра, когда они приземлились после розыска. Он также помнил ее лицо, когда пытался осмотреть рану. Прежде чем он успел сказать Билли, что с ней все в порядке, Билли заговорил снова. – Он взял и уволил ее. Не знаю почему, но не думаю, что все будет хорошо, когда она вернется домой.

– Он ее уволил? – Картер видел все, что произошло между Хан и взбешенной женщиной, которая напала на нее. Картер имел неприязнь к ее боссу. – Что ты имеешь в виду, говоря о ее домашней жизни? Ее муж тот, кто причиняет ей боль?

Картер также видел выражение ее лица... то самое, которое говорило ему, что с ней жес-токо обращались. Ему хотелось заключить ее в объятия и просто держать ее. Теперь он жалел об этом. Женщину нужно держать на руках, а не использовать как боксерскую грушу.

– Где она? – Билли рассказал ему, и Картер встал. – Ты пойдешь со мной? Тебя она знает и тебе доверяет, а мне не очень.

– Ты пойдешь туда сейчас? – Картер кивнул. – Ты ведь знаешь, что она человек? В смыс-ле, я хочу, чтобы ты пошел и проверил ее и все такое, но... ну...

– Но что? – Картеру было все равно, что беспокоит Билли. Из-за него девушку уволили, и он чувствовал себя виноватым. Он потянулся за курткой как раз в тот момент, когда Билли снова заговорил.

– У нее есть мама, – Картер остановился на полушаге, ожидая продолжения. – Известно, что она причинила девушке боль. Ходят слухи, что она убила отца Ханны, но я не уверен. Мисс Белла, как она любит, чтобы ее называли, Белладонна Оливер. Слышал когда-нибудь о ней?

– Нет. А должен был? – Теперь Картер разрывался на части. Он хотел помочь девушке, но не втягивать никого в неприятности. Ему нравился старик, и он знал, что если его хозяин узна-ет, что кто-то собирается навестить одного из его всадников, он, скорее всего, тоже останется без работы.

С тех пор, как Мишу подстрелили и бросили умирать в прошлом месяце, они все были немного напряжены. Картер знал, что настроение у него тоже было не лучшим, и ненавидел себя за это. Но эта девушка, эта женщина может оказаться в беде из-за него. Филипп, Райдер и Миша вошли в комнату как раз в тот момент, когда он собирался позвать одного из братьев.

Картер рассказал им о том, что произошло сегодня утром и сейчас. Он сказал, что хочет посмотреть, все ли с ней в порядке, и больше ничего. Билли рассказал им, что он слышал о ее матери.

– Оставь это, – Райдер сел с таким видом, будто только что сказал, что это закон. Картер должен был прикусить язык или рявкнуть на него, это быстро приведет его в никуда. Оставать-ся в хорошем настроении становилось все труднее и труднее. Картер посмотрел на Мишу.

– Она была ранена? – Билли кивнул на вопрос Миши. Потом Миша посмотрел на Картера. – Ты идешь один или тебе нужна компания?

– Понятия не имею, – что было правдой. Хотя он хотел помочь женщине, он не хотел, чтобы кто-то еще пострадал, особенно его семья. И он был в достаточном количестве ситуаций, чтобы знать, что даже самые простые вещи могут стать смертельными в мгновение ока.

– Я пойду с тобой, – Филипп улыбнулся и продолжил. – Может быть, она будет так благодарна, что захочет заняться со мной сексом, когда я ей помогу.

Его голова с громким хлопком наклонилась вперед. Увидев маму, Картер чуть не рассме-ялся. Она не выглядела удивленной. Каждый из них стоял чуть прямее и держал рот закрытым, чтобы не привлекать к себе внимания. Они не столько боялись ее, сколько боялись расстроить. Она была их мамой и значила для них все.

– Эта девушка ранена? – Он сказал, что точно не знает. – И все же, вы стоите здесь и слу-шаете, как этот идиот отпускает грубые шуточки. Что если она твоя пара? Ты бы хотел, чтобы кто-то говорил о ней такие вещи?

– Нет, мэм. И она не моя пара, но я имею отношение к ее сегодняшней потере работы. – Картер увидел кратчайшее мгновение разочарования на ее лице. Он не был уверен, было ли это потому, что она не была его парой, или потому, что он помог ей потерять работу. В любом случае, он собирался загладить свою вину перед женщиной и матерью. Она посмотрела на Мишу.

– Ты тоже пойдешь, если не возражаешь. Убедись, что она в порядке и в безопасности. Вы говорите, она потеряла работу? – Картер сказал ей, что да. – Тогда мы должны найти ей что-нибудь. Может, она могла бы работать на вашу компанию, отвечать на звонки и все такое. Я не могу делать это вечно, и она может справиться.

– Она человек, мам, – она кивнула, и Миша тоже. Их мама тоже была человеком, когда встретила их отца много лет назад. – Мы позаботимся о ней.

Поездку к дому они с Мишей проделали в полном молчании. Билли, который никогда не пропускал пленного слушателя, даже того, кто не хотел болтать, никогда не закрывал рот всю дорогу до дома. Когда грузовик притормозил перед домом, Картер почувствовал, как внутри у него все сжалось.

Полицейские стояли во дворе и на улице. Когда они проходили мимо машины «скорой помощи», она все еще стояла с открытыми дверями. Двое полицейских, друзья их семьи, стояли у желтой ленты, не подпуская соседей. Картер кивнул одному из них.

Он боялся. Если он причинил ей боль или даже убил тем, что сделал сегодня, он никогда себе этого не простит. Чем ближе они подходили к дому, тем тяжелее становилось на сердце и тем медленнее, казалось, он шел.

– Насколько плохо? – Картер вздохнул с облегчением, когда Миша спросил. Он чувство-вал, как кошка двигается по его коже в сильном желании все исправить и защитить.

– Били очень сильно. Соседи позвонили. Я слышал, как она кричала, и знал, что это плохо. Один из них сказал мне, что когда девушку бьют, она редко издает звук. Сейчас мы ищем ее мать, – Картер спросил, можно ли ему войти. – Да, но не ходи на кухню. Они все еще работают над ней.

Картер медленно поднялся по шатким ступенькам. Он почувствовал запах крови и мочи еще до того, как ступил на крыльцо. Он вошел в дом только после того, как Миша легонько, но твердо подтолкнул его сзади.

Гостиная выглядела так, словно только слепой мог ею наслаждаться. Розовый цвет в ком-нате варьировался от неонового до чего-то еще более кричащего... розовые меховые подушки, розовый ворсистый ковер, и вырви глаз розовые стены. Стены украшали большие розовые цве-ты с такими же ярко-зелеными стеблями. Даже в огромных квадратах пряжи, свисавших со спинки дивана, было что-то розовое. Кофейный столик был выкрашен с помощью спрея, но тот, кто это сделал, не удосужился снять стеклянные крышки, и они тоже были окрашены в нечестивый цвет. Картер почувствовал, как его желудок сжался. Их направили вглубь по коридору, когда они спросили, где девушка.

Ванная, мимо которой они прошли, была выдержана в пурпурных тонах, почти так же, как и гостиная. Похоже, кто-то даже пытался распылить краску на унитаз и сиденье, но попал не только на пол, но и на стену. Господи, его тошнило, и он никогда не смог бы отлить в этой комнате.

В конце коридора они остановились перед закрытой дверью. Картер почти боялся открыть дверь, но Миша сделал это прежде, чем он успел прикоснуться к ней. Картер в шоке отступил на шаг.

Стерильная белизна комнаты действовала успокаивающе после избытка красок в других комнатах. Он вошел как раз в тот момент, когда Миша переступил порог.

Белое покрывало аккуратно лежало на маленькой односпальной кровати. Единственная подушка тоже была белой, но с небольшим пятном посередине. Кровь давних времен – вот все, о чем мог думать Картер.

На стенах не было ни картин, ни плакатов. На комоде вообще ничего не было... ни щетки для волос, ни флакона духов. На столике стояла лампа, белая с таким бледно-голубым абажу-ром, что он с трудом разглядел ее. Это был единственный цвет, который портил безупречно чистую комнату. Еще там была книга, но она упала на пол или была спрятана там. Картер по-дошел, чтобы прочитать название.

– Это Уильям Вордсворт. На французском, – Миша поднял его с пола и поднес к носу. Когда он поставил его на место, Картеру пришла в голову одна мысль. – Разве ты это не читал?

Миша ничего не ответил и пошел по комнате, останавливаясь только для того, чтобы взять белый носок, который не попал в такую же белую корзину для белья. Он долго держал его в руках, прежде чем бросить на небольшую стопку форменных брюк и рубашек. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на него, Картер увидел гнев и что-то... что-то мягкое на его лице.

– Как ты с ней познакомился? – Картер снова рассказал ему о буфете. – Она просила о по-мощи?

– Нет. Она казалась... не знаю, удивленной, что я помог. А что?

Миша вышел из комнаты и направился на кухню. Они как раз грузили Хан на каталку, когда они вошли. У Картера перехватило дыхание, когда он увидел ее.

– Боже правый, – Миша подвинулся к ней, а Картер просто смотрел. Похоже, кто-то под-нес шлифовальную машинку к ее лицу, настолько оно было окровавлено.

– Она стабильна? – Медик сказал Мише, что ее везут в окружную больницу. – Я хочу, чтобы вы отвезли ее в Мерси.

Врач покачал головой, но Миша не дал ему вывести Ханну из комнаты.

– Они не возьмут ее. У нее нет страховки, и они не принимают без страховки. Кроме того, они знают, что через пару дней ее мать будет там, чтобы потребовать, чтобы она вернулась домой. И не важно, в какой она форме. Они отпустят ее с ней. Но если хотите знать правду, я не думаю, что она когда-либо била ее так сильно.

– Как бы то ни было, везите ее в Мерси. Я поеду с вами, чтобы убедиться, что они знают, где ее место, – Миша посмотрел на Картера, пока продолжал говорить. – Следуй за нами в гру-зовике, пожалуйста. Я позвоню маме и попрошу принести мне ужин на случай, если придется задержаться.

– Миша, что, черт возьми, происходит? – Он двинулся вместе с каталкой, когда они нача-ли выезжать из дома. Картер протянул руку, чтобы удержать его от молчания. Картер заметил гнев на его лице и удивился.

– Она моя пара.

***

Мише не нужно было ничего делать, кроме как потребовать, чтобы Ханна была госпита-лизирована. Он был готов внести любой депозит, который они хотели, чтобы она осталась, но в этом не было необходимости. Администратор, еще один леопард, шел к нему как раз в тот момент, когда Миша хотел его видеть. Очевидно, мама позвонила ему первой. Миша сидел в приемной и ждал, когда закончится операция, и ее переведут в отдельную палату.

– Что ты знаешь о бедной девочке? – Миша посмотрел на маму. Он забыл, что она решила остаться с ним и ждать. – Райдер сказал, что займется матерью. Думаешь, это она сделала?

– Так сказал врач. Он сказал мне, что ее били регулярно, но никогда так. И я знаю о ней не больше, чем ты. Ей двадцать пять, год в психиатрической больнице и годы жестокого обращения. И согласно некоторым записям, которые он уже нашел, она дает столько, сколько получает, – его мать фыркнула. – Ты слышала, что сказал Райдер. Это одна из причин, по которой ее мама упекла ее в психушку. Ее вспыльчивый характер.

– Тогда я не могу дождаться, когда увижу, как выглядит эта мать, – он тоже не мог. Миша видел девочку в машине «скорой помощи». Кто-то пристегнул ее ремнем. Там было столько повреждений, что пройдет несколько часов, прежде чем ее полностью зашьют.

Миша откинулся на спинку стула. Он не очень хорошо умел ждать. И признался бы толь-ко самому себе, что предпочел бы оставить ее там и попросить кого-нибудь позвонить ему, ко-гда она придет в себя. Но он теперь за нее отвечал, и он относился к этому очень серьезно.

– Мне кажется, ты слишком спокоен по поводу того, что нашел свою вторую половинку. Разве ты не рад, что она наконец-то войдет в твою жизнь?

Он посмотрел на маму и подумал, не соврать ли ей, но подумал, что она оценит это не больше, чем правду.

– Нет. Какой в этом смысл? Мы обречены. Мы встретились. Конец истории. Борьба с этим или возбуждение не сделают это менее важным. Игнорирование этого не заставит это уйти, так что я могу справиться с этим и с ней, – она хотела что-то сказать, но он остановил ее, подняв руку. – Я не причиню ей вреда, пока не успокою ее. Дам ей все, что ей нужно, в виде поддержки и помощи, но у нее не будет моего сердца, мама. Я не понаслышке видел, что это может сделать с человеком.

– Не все супруги похожи на нас с твоим отцом. Некоторые годами живут счастливо и влюбленно. Не позволяй тому, что случилось со мной и с ним, испортить это для тебя.

Миша ничего не сказал. Какой в этом смысл?

– Миша, пожалуйста, не лезь в это дело со щитом вокруг сердца. Она может влюбиться в тебя.

– Тогда это ее потеря, – Миша закрыл глаза, надеясь, что мама оставит его в покое. Он не хотел говорить о своей паре и о том, что она может или не может сделать.

Его отец не хотел супругу... меньше хотел детей, предположил он. Каждый раз, когда у него рождался сын, он проводил меньше времени дома и больше со своими приятелями. Только когда родился Филипп, он сказал им, что не вернется, пока кто-нибудь из них не сможет что-то предложить ему. Миша понятия не имел, что бы это могло быть, и спустя двадцать четыре года ему уже было все равно.

Подремав немного, Миша проснулся и обнаружил, что он один. На рубашке у него была записка от мамы, в которой она сообщала, что ушла пить чай. Миша встал, потянулся и пошел к сестринскому посту. Ханна пролежала в операционной больше двух часов, и ему было любо-пытно, сколько еще они там пробудут.

– Она сейчас выздоравливает, мистер Лэннинг. Ваша мама сказала, что разбудит вас, ко-гда вернется. Мисс Оливер недавно пришла в себя, минут десять назад. Хирург смог удалить осколки металла с ее щеки и восстановить любые повреждения, которые у нее могли быть. Он сказал, что у нее будет небольшой шрам. Ее спина… – она вытащила карту и прочитала ее, прежде чем продолжить. – Там было много старых и новых шрамов, которые он также смог восстановить. Здесь он отмечает, что ее и раньше жестоко избивали, но не было сделано ника-кой работы, чтобы закрыть некоторые из более глубоких порезов. Доктор Хадсон сказал, что это заняло у него больше всего времени – зашивать места, где он должен был вырезать ее ста-рые шрамы.

Миша не удивился, что ее избивали и до вчерашнего вечера, но ему было все равно. Судя по тому, что Райдер выяснил, ее лечили каждый раз, когда это делала ее мать. Он нахмурился и подумал обо всем этом, когда мама коснулась его плеча. Он передал ей слова медсестры.

– Тогда я пойду домой, – она собиралась уйти, когда он сказал, что тоже уйдет. – Ты не останешься здесь с ней?

– Нет. У меня есть дела, и сидеть, и ждать, когда она проснется, не получится. У меня есть парочка молодняка здесь, но мне незачем быть здесь, когда у меня есть дела.

– Миша, ей нужно, чтобы кто-нибудь объяснил, что происходит. Она проснется одна и будет страдать. Ты не хочешь быть здесь ради нее?

– Мама, уверен, она делала это бесчисленное количество раз. Мне нужно идти в офис и закончить с бумагами по нашему последнему делу. С ней все будет хорошо. Как я уже сказал, здесь будут и другие, если они ей понадобятся, – его мама фыркнула, и он улыбнулся. – Ты должна позаботится об этом.

– Надеюсь, она доставит тебе удовольствие с этим. И в случае, если не понял меня, я говорю с сарказмом, – он сказал ей, что получил его, но не волновался. – Она заставит тебя танцевать вокруг нее джигу, и я рада, что буду здесь и увижу, как ты упадешь ничком. Ты будешь так увлечен ею, что не поймешь, что к чему.