Текст книги "Девушка за красной дверью (ЛП)"

Автор книги: Кэсси Грэхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

ДВАДЦАТЬ ОДИН
МУДАК ВСЕХ МУДАКОВ

РИД

Бросившись за ней, не желая делать то, о чем она просила, я выскочил из аэропорта к такси, в которое она садилась, и постучал в окно.

– Ну же, Чарли, не уезжай, – моя голова упала на матовое стекло, но она отказывалась смотреть на меня. Ее подбородок дрожал, слезы ручьем текли по лицу, но она не обернулась. Я подергал ручку, желая, чтобы дверь открылась. – Пожалуйста… пожалуйста, – взмолился я, но, даже не взглянув больше, Чарли что-то сказала водителю, и такси умчалось, едва не наехав на меня.

– Блядь! – я закричал в небо, дергая себя за волосы, когда задние фонари исчезли вдали.

Встревоженные взгляды зевак на парковке устремились мимо меня, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Достав свой телефон, я набрал ее имя на экране и поднес его к уху. Звонок мгновенно перенесся на голосовую почту. Я схватил бесполезное устройство, уговаривая себя не разбивать его вдребезги об землю.

Зимний холод обхватил своей ледяной рукой мои кости, и я направился обратно ко входу в аэропорт и схватил свою сумку, которую в спешке уронил у дверей.

Я ни за что не собирался ехать в Нью-Йорк. Я любил Ларк, Роуэна и Лиама, но я должен был найти способ наладить отношения с Чарли.

Забросив свое барахло в грузовик, я поехал обратно в кампус, борясь со слезами, которые беспомощно лились из моих глаз.

Я раздраженно распахнул дверь в свое общежитие, дерево заскрипело визгом петель.

– Что… что ты здесь делаешь? – спросила Амелия с кровати Хэма, смущенная моим вторжением. Она села и прижала к себе подушку.

Я бросил свою сумку на пол, пнул ее несколько раз для пущей убедительности и упал в свою собственную кровать, волосы закрыли мне глаза:

– Я облажался буквально… во всем.

– Снова? – сказала Амелия, и я внезапно понял, что мы с Хэмом поменялись местами, и что Чарли действительно была права, я поступил во многом как Брэндон, не сказав ей, когда она спросила, знаю ли я, кто такой «В.».

Черт возьми.

– Что случилось? – спросила Амелия, ее глаза были полны беспокойства.

Я вздохнул, когда Хэм вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем:

– Рид?

– Приятель, – я поднял руку в приветствии, даже не удостоив его взглядом.

– Что случилось? – снова спросила Амелия.

– Я солгал ей. Сделал единственную вещь, которая, как я знал, испортит все. Господи, я хотел хорошенько пнуть себя.

– О чем ты солгал? – спросил Хэм, стягивая через голову рубашку университета Хешер и бросая мокрое полотенце в корзину для белья.

– Я писал ей записки. Подписывал их инициалом своей фамилии. Она спросила меня, знаю ли я, кто их пишет, и я ответил ей, что нет.

– Тупой ход.

Очевидно, Амелия.

Я сел, откидывая волосы назад.

Амелия прищурила глаза:

– Итак, записки были плохими?

– Вовсе нет. Это началось еще в начале семестра, чтобы заставить ее улыбнуться, и пошло как снежный ком.

– Значит, она разозлилась из-за того, что ты солгал? – уточнил Хэм.

Я хрустнул костяшками пальцев:

– Да.

Амелия кивнула, а затем спросила:

– Что говорилось в записках?

Я вздохнул и поднял глаза к потолку:

– Они просто подбадривали ее. Не знаю. Я думал, они помогают ей.

Амелия облизнула губы. – Помогут, в чем?

Мой взгляд обратился к ней. – Она казалась грустной, когда мы встретились. Сломанной. Я хотел, чтобы ей стало лучше.

– Но ты никогда не говорил ей, что именно ты был автором записок?

Я покачал головой.

– Чувак, – сказала Амелия, садясь. – Вероятно, она находила в них исцеление, и это сбивало ее с толку. Сколько их ты отправил?

– Я отправил… – я сглотнул, – достаточно. – Число было не важно. Начиная с сентября, я отправлял по одной практически каждую неделю. Итак, неплохое количество.

Амелия встала и агрессивно толкнула меня в плечо:

– Ты идиот, – с этим ободряющим предложением она пошла на кухню, взяла миску с чипсами и села рядом со мной. – Слушай, ты облажался, чувак. Ты солгал. Как бы там ни было, тебе следовало просто сказать ей, когда она спросила.

Я наклонил голову, потянув за кожу на челюсти.

– Она была так зла, Амс, – мои руки сжались в крепкие кулаки. – Мне нужно все исправить. Я не могу потерять ее.

– Тебе нужно дать ей время, – сказал Хэм, удивив нас с Амелией, и мы остановились, чтобы поглазеть на него. – Что?

Амелия рассмеялась, на мгновение положив голову мне на плечо:

– Ого, наш маленький мальчик растет.

Легкая усмешка тронула уголки моих губ, и мгновение спустя я выдохнул, вспомнив, каким чудовищным неудачником я был.

– Как долго? Я не могу быть вдали от нее, зная, что она ненавидит меня, – я бы сделал все, чтобы удержать ее.

Амелия подняла голову, отправляя в рот чипсинку:

– Терпи изо дня в день. Мы должны были пообедать на следующий день после вашего возвращения. Я прослежу, чтобы она не продинамила меня, и прощупаю почву.

Я застонал, прикрыв глаза рукой, и откинулся на спинку кровати.

Что, черт возьми, я буду делать? Я не могу просто сидеть на месте.

ПЯТЬ ДНЕЙ.

Пять дней прошло с тех пор, как я в последний раз видел ее улыбку. Слышал ее смех. Наблюдал, как она прикусывает внутреннюю сторону щеки.

Пять дней с тех пор, как я видел свое будущее в другом человеке.

Пять дней с тех пор, как я мог обнять ее.

Прошло пять дней с тех пор, как я спорил с ней об остроумии.

Я скучаю по ней. Я так чертовски сильно скучаю по ней, что мне больно даже думать о ней.

Забившись в самый дальний угол кофейни «Гроветон Кофе Ко.», я достал ноутбук и просмотрел ее страницу в социальных сетях. Ничего не изменилось. Она не изменила свой статус в отношениях, он по-прежнему говорил о том, что у нас были отношения. Она не обновляла свой статус. Она не сменила свою фотографию со мной и ей в нашем отеле.

Все было по-прежнему, но все изменилось.

Амелия: Разговаривала сегодня с твоей девушкой.

Я: Скажи мне какие-нибудь хорошие новости, Амс.

Она слишком долго не отвечала, эти три маленькие точки дразнили меня своей насмешливостью. Мое сердце бешено колотилось, пока я ждал ее ответа.

Чтобы убить немного времени, я еще раз просмотрел страницу Чарли, надеясь найти комментарий, на котором можно было бы зациклиться, но там ничего не было, и я официально сошел с ума.

Амелия: Она сказала, что ей больно.

Я: Господи, женщина. Тебе потребовалось десять минут, чтобы написать это дерьмовое маленькое предложение? Ты пытаешься убить меня?

Амелия: Ого. Не проецируй на меня. Мне жаль, что у меня ушло так много времени на ответ. Я на работе. Но я думаю, тебе нужно с ней поговорить.

Я: Я не могу.

Амелия: Почему? Трусишь?

Я: Черт возьми, да. Я мудак всех мудаков, Амелия. Если я поговорю с ней, она может сказать мне, что с нее хватит. Я достаточно мужественен, чтобы сказать тебе, что это пугает меня до чертиков. Честно говоря, не знаю, смогу ли я с этим справиться.

Амелия: Думаю, ты ошибаешься.

Я: В чем?

Амелия: Ты справишься со всем, что она скажет, потому что вы принадлежите друг другу.

Я: А она знает об этом?

Амелия: Я не та, кто ответит на этот вопрос. Прояви инициативу. Посмотрим, что произойдет.

Я: Звучит зловеще.

Амелия: Я вздыхаю, просто чтобы ты знал. Просто послушай свою лучшую подругу. Она заговорит, когда будет готова, но если ты не покажешь ей, что борешься за нее, она может уйти.

Я: Я борюсь за нее, Амелия. Каждый день. Не разговаривая с ней, я борюсь, потому что она попросила меня отпустить ее.

Амелия: Даже кораблям иногда нужно причаливать.

Я: Чарли – это корабль…

Амелия: А ты – причал. Ты – ее дом. Дай ей знать, что ты оставил свет включенным для нее.

Я кивнул сам себе, читая ее сообщение. Амелия была права. Я дал Чарли достаточно времени. Даже если она сейчас не хотела иметь со мной ничего общего, я бы показал ей, что моя дверь, мой дом всегда открыты для нее, когда она будет готова вернуться домой.

Я поудобнее устроился на своем стуле, кофейня вот-вот должна была закрыться, и услышал, что подушка подо мной шуршит. Сунув пальцы под спинку стула, я вытащил записку.

Время лечит все. Прощение питает душу. Я не ушла, но ты должен найти свой путь обратно к нам.

– Ч.

Мое сердце бешено заколотилось, и я задался вопросом, откуда она узнала, что я буду сидеть здесь. Но это не имело значения. Чарли никуда не исчезла. Чарли все еще была моей, и в записке она точно сказала, что ей от меня нужно.

И на этот раз я послушаюсь.

Я связался с ней на следующий день. Терпение не было моей сильной стороной.

Я позвонил, но она не ответила, как я и предполагал, но я все равно попытался. Я попытался семь раз, если быть точным. Потом, в конце концов, я отправил ей сообщение.

Я: Время в твоем распоряжении, любовь моя. Как и я.

Она не ответила, но я был не против. Я знал, что она его прочитала, и это все, что имело значение.

Я ни разу не видел Чарли в кампусе, и я не был уверен, была ли это судьба или она избегала меня, но мне хотелось просто «случайно» столкнуться с ней. Мне не понадобилось меньше минуты, чтобы поговорить с ней, но оказалось, что судьба была не на моей стороне.

Вместо этого я столкнулся с Брэндоном на закрытии «Некоторым нравится по-шотландски».

– Как жизнь, чувак? – спросил он, когда я попытался избежать встречи с ним, проходя за занавес на сцене. Это не сработало.

– Сойдет, – я был краток. Я не хотел ни с кем разговаривать. Особенно с ним.

– Готов к последнему выступлению?

Я кивнул, моя рука скользнула по занавеске, пока я продолжал идти:

– Ага.

– Ты в порядке?

Я перестал двигаться и, прищурившись, посмотрел в его сторону. Этот парень ведь не всерьез пытался поговорить со мной, не так ли?

– Я в порядке. Тебе что-то нужно?

Брэндон поднял руки в знак защиты:

– Нет, чувак. Ты просто ведешь себя… по-другому.

– Нам не обязательно становиться друзьями, – огрызнулся я. Из всех людей в мире именно этому придурку нужно было оставить меня в покое.

– Воу. Извини. Знаю, что мы не друзья, но ты не в себе. Это часть моей работы – следить за тем, чтобы актеры МакКензи были счастливы.

Так правда было указано в должностной инструкции? Вряд ли. И вообще, я был неуравновешен. Я был чертовски неуравновешен, и я был не слишком горд, чтобы признать это. Почему именно Брэндон заметил это и вызвал меня на разговор?

– Я был не в себе, потому что у меня происходит куча дерьма. Это никак не повлияет на мое выступление, – заверил я его.

– На самом деле я спрашиваю не потому, что беспокоюсь о твоем выступлении, чувак. Это… это Чарли?

Если бы выражение моего лица могло стрелять огнем, мои глаза, несомненно, сделали бы это за меня:

– Не смей.

Он торжественно кивнул:

– Ага, так оно и есть.

Стиснув зубы, я попытался уговорить себя успокоиться, но все, чего я хотел, это швырнуть его об стену и выплеснуть часть своей агрессии, ударяя его по лицу снова и снова, пока не почувствую себя лучше.

К счастью для него, здравомыслящая часть моего разума победила.

– Быть нелюбимым Чарли Одед – самая трудная участь, которую можно принять, Рид, – сказал Брэндон. – Не знаю, что случилось, да и не важно, но я понимаю.

– Не откровенничай со мной, потому что ты был тем идиотом, который добровольно отказался от нее, – Господи, мне серьезно хотелось ударить его. Мои руки жаждали этого.

– Я был двадцатидвухлетним парнем, который не знал, что было хорошо для его задницы.

Я приподнял брови в знак согласия.

– Но даже я знаю, что то, что у вас с ней глубже, чем все, что было у нас. Так что не позволяй тому, что у вас происходит, все испортить.

– Ты не мог бы остановиться? – огрызнулся я. – Мне не нужно… что бы это ни было.

Брэндон сунул руку в карман:

– Просто говорю, что знаю, через что ты проходишь. Когда я понял, какую ошибку совершил – было слишком поздно.

– Я ценю то, что у меня есть.

– Тебе тоже двадцать два, как было и мне.

– Я – это не ты, – сказал я, напоминая ему и себе. – Ей просто… ей нужно время, – и тогда я почувствовал себя идиотом из-за того, что вообще заговорил с ним, потому что он был просто каким-то придурком, который разбил ей сердце.

Блядь. Мы действительно были похожи.

– Не давай ей слишком много времени.

– Ты закончил? – я сплюнул.

– Ага. Я закончил. Удачи сегодня, – он кивнул и повернулся на каблуках, оставив меня одного на сцене.

Ворча себе под нос, я направился в раздевалку, с силой ударив дверью о стену, и звук удара эхом отразился от стен.

– Господи, Рид, – сказала Амелия, высовывая голову из-за угла. – Ты не мог не выламывать дверь? Я иногда бываю здесь голой!

Ей не нужно было напоминать мне. Образ ее голой задницы все еще преследует меня всякий раз, когда я закрываю глаза. Она думала, что была одна, но это определенно было не так. Ужас. Почти как увидеть свою сестру обнаженной.

– Извини, – сказал я, опуская глаза на случай, если она на самом деле голая.

– Ты грустный.

Я сел на стул перед зеркалом, стараясь не смотреть на свое отражение:

– Да ну нахрен!

– Тебе нужно потрахаться.

– Мне нужна Чарли, – поправил я.

В комнате включился обогреватель, и что-то на кухонном столе привлекло мое внимание. Это была маленькая сложенная записка, я посмотрел на Амелию и поблагодарил Христа за то, что она была одета.

– Твоя?

Она обернулась, поправляя свой парик:

– Не-а.

Развернув бумагу, я глубоко вздохнул.

Дело не в путешествии, а в нашем пункте назначения. Удачи сегодня вечером.

– Ч.

Используя свою печаль, чтобы придать себе сил, я снова сложил листок, сунул его в бумажник и приготовился к своему финальному выступлению.

Когда мне в последний раз аплодировали стоя, я поцеловал свои руки и помахал толпе. Мне нравилось это чувство, и до окончания учебы у меня была всего одна постановка, так что я наслаждался каждым аплодисментом.

Когда свет погас, сцена погрузилась в зловещую черноту, я воспользовался моментом, чтобы поразмыслить о принятых мною решениях, жалея, что не был умнее, когда дело касалось Чарли. Она была бы здесь сегодня вечером, если бы я все не испортил.

Бросив последний взгляд на пустой зал, я направился за кулисы, понурив плечи.

Мои родители были снаружи, когда мы с актерами вышли из дверей сцены, чтобы сфотографироваться.

– Мам, – сказал я, – большое вам спасибо, что пришли сегодня вечером.

– Мы бы этого не пропустили, – она подмигнула, небрежно поцеловав меня в щеку, что мне пришлось вытерпеть, потому что она бы ударила меня, если бы увидела, что я вытираю ее.

– Сынок, ты был великолепен, – сказал папа, пожимая мне руку, прежде чем обнять. – Интересный сюжет, однако.

Я рассмеялся:

– Разве ты не слышал о «Чужестранке», папа?

Его лицо сморщилось:

– Нет. А должен был?

Мне не следовало ожидать, что он знает популярный сериал. В отеле «B&B» даже не было кабельного телевидения. Это изменилось бы в тот момент, когда я бы взял управление в свои руки.

– Ну, в любом случае. Я рад, что ты пришел.

Все вокруг нас разошлись, а мама с папой стояли рядом со мной, пока фотограф делал наш снимок. Когда последствия вспышки в моих глазах утихли, я, моргая, выглянул во двор и увидел Чарли, ее сияющую улыбку, когда она подняла руку в легком приветствии. Ветер развевал ее волосы, заставляя их падать ей в лицо, и я ухмыльнулся.

Впервые за неделю мое тело почувствовало легкость. А когда я направился к ней, она повернулась и пошла прочь.

Я не винил ее, но меньшая часть меня жалела, что она просто не позволила мне увидеться с ней. Хотя бы на краткий миг.

Когда позже тем вечером я добрался до своего пикапа, на лобовом стекле под дворником лежала еще одна записка.

Скажи мне что-нибудь настоящее, Рид.

– Ч.

ДВАДЦАТЬ ДВА
ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! УИЛЛ РОБИНСОН!

ЧАРЛИ

– Блейк! – крикнула я из нашей фирменной «инновационной» комнаты в задней части магазина. – Блейк! Я не могу разобрать твой почерк! Тащи сюда свою задницу!

Я прищурилась, перевернула листок вверх ногами, скомкала его и снова развернула, чтобы посмотреть, может ли это изменить результат, чтобы я могла бы каким-то образом прочитать ее куриные каракули, но это было бесполезно. Я фыркнула и села, лекарство от желудка наконец подействовало на мою расстроенную и злую маленькую фасолинку в животе.

Блейк распахнула дверь, ее волосы были в беспорядке. Они торчали в разные стороны, и мне пришлось скрыть свой смешок. Она была похожа на павлина, но без элегантности, потому что казалась почти немного сумасшедшей.

– Что тебе нужно, женщина? Я там крашу.

Ее руки были покрыты светло-голубой краской, и даже на дизайнерских джинсах и китчевой винтажной футболке были пятна.

– Что, черт возьми, это за слово? – я с хмурым видом указала на листок.

– Боже Всемогущий, – сказала она, снова демонстрируя свое южное происхождение. Она жила в штате Мэн с восьми лет, но каждый раз, когда она навещала своих бабушку и дедушку в своем родном городе в Арканзасе, он всегда выходил наружу. – Здесь сказано: «Вера обретается в моменты, которые ты не можешь контролировать».

Я рассмеялась:

– Знаешь, что я вижу? – она пожала плечами, и на ее губах заиграла улыбка. – Вера обрыгается в тотемы, на которые ты можешь онанировать.

Она побледнела:

– Фу, отвратительно!

– Перестань писать курсивом, чувак! Похоже, что какой-то врач написал эту чушь.

– Хорошо, – она скрестила руки на груди, притворяясь оскорбленной. – Я попрошу Вик или Джеймс писать мои заметки.

– Мы платим им не за то, чтобы они занимались подобным дерьмом, чудачка. Напечатай, мне все равно. Просто, ради всего святого, пиши лучше. Намного лучше.

Она закатила глаза:

– Не похоже, что у твоей задницы идеальный почерк. Может быть, из-за ребенка у тебя все помутилось в голове. Влияет на твою способность ясно видеть вещи.

Я прищурила глаза:

– Заткнись. Это не побочный эффект. Я выращиваю человека, а не схожу с ума, – ну, насколько я знала. Я не прочитала еще множества детских книжек.

– Нет ни одного научно доказанного факта, по которому бы ты не сходила с ума, – огрызнулась она в ответ.

Я открыла рот, чтобы возразить, но это не было ложью:

– Неважно. Ты отстой.

Она поцеловала воздух, уходя, чтобы вернуться к своим обязанностям.

Я наконец-то выяснила расписание Рида в кофейне. Когда следует избегать его. Когда можно следить за ним. Когда и куда я могу поместить для него записки, когда не чувствую себя полной дурой.

Я знаю, это глупо. Посылать ему записки, когда я была той, кто расстроился из-за того, что он не рассказал мне о своих, но мне хотелось думать, что в них было что-то поэтичное. Не только мои слова поддержки, но и его тоже. Как будто они были главой в нашей книге, а я предоставляла свою собственную маленькую главу.

– Привет, Чарли, – поздоровался Хэм, когда я вошла в «Гроветон Кофе Ко.». Я начала проводить время с ним и Амелией и была благодарна им за дружбу. Хэм был чем-то вроде старшего брата, который случайно говорил неуместные вещи, которые обычно отвлекали меня от мыслей о Риде. А Амелия была мне во многом как младшая сестра, которая хранила все мои секреты и давала разумные и дельные советы.

– Привет, Хэм. Как дела?

– Хорошо. Моя смена заканчивается через час, – он подмигнул. – Что я могу тебе предложить?

– Горячий черный чай, пожалуйста.

Он напечатал мой заказ на кассовом аппарате, и его коллега-специалист по напиткам начал заваривать мне чай.

– Итак, – сказала я, расплачиваясь. – Вы с Амелией уже досмотрели «Ривердейл»?

Он был моим последним наводнением. Я металась между «Сверхъестественным» и «Ривердейлом» и втянула в него и Хэма, и Амелию. Это один из моих лучших моментов, по крайней мере я сама себе так говорю.

– Мы на предпоследнем эпизоде сезона. Хочешь зайти к Амелии и посмотреть его сегодня вечером с нами?

Я улыбнулась:

– Я бы хотела. Но мне скоро нужно вернуться в магазин, – я решила уделить пару часов себе, потому что пребывание на ногах семь часов подряд делало меня немного раздражительной. – Но обязательно напиши мне, когда закончите.

– Принял.

Дверь за моей спиной звякнула, и я отошла в сторону, давая тому, кто был следующим, немного места для заказа.

Но выражение лица Хэма привлекло мое внимание, и у меня внутри все сжалось.

– Что такое? – спросила я, глядя в сторону.

Хэм сглотнул, дергая себя за воротник:

– Эм… это…

Я поняла, кто стоит у меня за спиной. ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ, Уилл Робинсон! (прим. крылатое выражение из сериала «Затерянные в космосе»)

– Я как раз собиралась… – я указала через плечо.

Хэм кивнул, его губы сжались в тонкую линию.

Не оглядываясь на Рида, я поспешила прочь, вверх по лестнице, надеясь обнаружить свое любимое место на втором этаже пустым. Это было очень уединенное место, и обычно мне достаточно везет, чтобы его занять. Но, ступив на последнюю ступеньку, я резко остановилась, мгновенно узнав фигуру мужчины, сидящего на одном из кресел.

Слава Богу, не на моем кресле, но все же.

Дерьмо.

– Брэндон?

Он повернулся, отложив книгу, которую читал.

– О, э-э, привет, Чарли, – он встал со своего места, его поза была в состоянии повышенной готовности.

Моя рука вцепилась в перила:

– Что ты здесь делаешь?

Это было мое место. Он не мог быть здесь. Возможно, я и дала волю своему гневу, когда ударила его, но я не хотела, чтобы он вторгался в мое личное пространство.

Пространство Рида.

– Я просто тусуются здесь, – он поднял руки в знак подчинения перед своим телом.

Я фыркнула. Я не могла вернуться вниз, и мне правда не хотелось находиться здесь, наверху. Я буквально застряла между молотом и наковальней. Или, знаете, эгоистичным придурком и любовью всей моей жизни. Оба были довольно угрожающими, если быть честной.

– Ты можешь остаться, – предложил Брэндон, ставя книгу, которую он читал, обратно на книжную полку рядом с собой. – Я пойду.

Я ничего не сказала, вместо этого я прикусила внутреннюю сторону нижней губы, пока он собирал свои вещи. Когда он двинулся, чтобы уйти, мое тело напряглось, потому что я знала, что для того, чтобы он вышел, ему придется пройти мимо меня.

– Ты же не собираешься ударить меня снова, правда? – спросил он, его глаза расширились от беспокойства, когда он приблизился ко мне.

Я сдулась. Он мне не нравился, но что сделано, то сделано, и учитывая все, что происходит в моей жизни, бить его было не совсем правильно. Он заслужил первый удар. Второй он, наверное, тоже заслужил, но мне это ничем бы не помогло.

– Не сегодня, Брэндон.

Он ухмыльнулся:

– Спасибо за это.

Когда он проходил мимо меня, спустившись на пару ступенек, он остановился и обернулся:

– Мне правда жаль. Не только из-за свадьбы, но и всего остального. Ты заслуживала лучшего. Я, э-э, я был не самым лучшим парнем, и я показал тебе самые уродливые части себя, – его тело дрожало, когда он повыше закинул сумку на плечо. – Я… мне жаль. Ты никогда не делала ничего плохого, что заставило бы меня уйти. Я был просто… эгоистом.

У меня защипало в носу, и я отвела взгляд, сосредоточившись на часах передо мной.

– Мне просто нужно было, чтобы ты это знала.

Поджав губы, я кивнула.

Он поднял руку, прощаясь, и я повторила его движение, чувствуя головокружение, потому что это был последний шаг, который был мне нужен, чтобы отпустить его. Навсегда.

Боже, это так приятно.

Повернувшись, я направилась к своему креслу и со вздохом опустилась в него. Я чувствовала себя так, словно каталась на нескончаемых американских горках, и мне просто хотелось сойти с них. Спать. Есть. Писать. Снова почувствовать себя нормальной.

Я была так близка к тому, чтобы принять Рида, но я хотела сделать это в свое собственное время. Это было жадностью, но я хотела контролировать ситуацию. Я хотела знать, что чувствует мое сердце, прежде чем с головой окунуться в свою жизнь с Ридом.

Брэндон научил меня, как не падать. Теперь я пыталась понять, как упасть, не погибнув при этом. И чтобы дать себе время разобраться, чего я на самом деле хочу, кому я хочу отдать все, потребовалось немного веры. И много размышлений.

Рид стоил того, чтобы рискнуть. Я знала это в глубине души. Это знание просочилось в мое существо, но я больше не стану той же сломленной девушкой. Я отказываюсь. Только не с Ридом. Ни с кем. И я еще не была уверена, что достигла этого.

Достав свой ежедневник, я щелкнула ручкой и начала записывать свое расписание на следующую неделю. Я записала планы на понедельник, ланч с Блейк, а потом подумала о Риде, который был внизу. Я записала встречу на вторник, а потом подумала о Риде. Среда была расписана на встречи с местными журналистами, поэтому я записала их и, как вы уже догадались, подумала о Риде. Когда я добралась до четверга, мне пришлось по-настоящему сконцентрироваться. Все мысли о Риде вытеснялись на передний план моего сознания, и я отложила ручку, уронив голову на руки.

– От твоей грусти захватывает дух, Чарли, – сказал Рид у меня за спиной, и я медленно подняла голову.

Он стоял рядом со мной в темно-синих застиранных джинсах, черных «Чак Тейлорсах» и новой кожаной куртке, которую я никогда раньше не видела.

Я моргнула, глядя на него снизу вверх.

– Привет, любимая, – сказал он, улыбаясь. Боже, как бы я хотела, чтобы он замолчал. А еще мне бы хотелось, чтобы он был похож на тролля. Я чертовски жалела, что была такой тщеславной, потому что, Боже милостивый, я хотела прикоснуться к нему. Обнять его. Почувствовать его кожу на своей. Я хотела, чтобы он знал о том, что у меня в животе. О том, что мы сделали.

– П… привет, – прохрипела я.

Ладно, Чарли, по крайней мере, притворись, что при виде него тебе не хочется упасть на колени и поклониться Богу, который его создал. Вот почему ты наблюдала за ним только наедине и почему, когда ты пришла на заключительный вечер его спектакля, ты позволила себе лишь один быстрый взгляд, прежде чем убежать так, что аж пятки сверкали.

Он усмехнулся, заметив выражение моего лица, и протянул мне мой чай, который принес со стойки.

Я робко схватила его, стараясь не дотронуться до него.

Он перевел свои глаза, чтобы оценить меня. Я почувствовала, как они коснулись моей души, они заставили меня почувствовать себя обнаженной самым чудесным образом. Он не присел, за что я была благодарна, потому что не могла представить себя ближе к нему.

– Что ты здесь делаешь, Рид?

Он посмотрел в сторону.

– Мне просто нужно было выпить немного кофе. Я не знал, что ты будешь здесь. Не то чтобы я не рад тебя видеть, – он подошел ближе, изучая язык моего тела, как будто я была каким-то пугливым животным. – Я рад, Чарли. Я скучаю по тебе, – его голос дрогнул, и я почувствовала, как мое сердце немного надкололось, потому что я причиняла ему боль. – Я так чертовски сильно по тебе скучаю.

Его уязвимость говорила со мной так, как я и не подозревала, что мне это нужно. Так, как мне хотелось бы быть частью этого. Так, как я никогда раньше не видела.

– Я тоже скучаю по тебе, Рид, – сказала я. – Но…

– Ты еще не готова простить меня, – закончил он за меня.

Я кивнула, потому что часть меня – огромная, массивная, размером с Гранд-Каньон, часть меня, хотела сказать ему прямо сейчас, что я готова и желаю попробовать еще раз. Но что произойдет, если я ошибусь? Что произошло бы, если бы я не дала себе времени по-настоящему понять, что я чувствую и как я отношусь к нему?

Рид был ранен. Я причинила боль Риду. Я видела это по его глазам и по тому, как он осунулся.

– Ты… – Он прочистил горло, и я не могла в это поверить, но мне показалось, что его глаза немного покраснели. – Ты собираешься простить меня?

Я встретила его пристальный взгляд, в конце концов посмотрела на него, по-настоящему посмотрела, и жжение в уголках моих глаз, которого я избегала с того дня в аэропорту, одолело меня. Я решила не бороться с этим. Я тоже была ранена. Я был настолько ужасно ранена, что чувствовала себя жалким листком бумаги, на котором были написаны наши записки, от того, чтобы улететь в небытие, меня отделял один быстрый порыв ветра.

– Ты навсегда потеряна для меня?

Слезы из моих глаз потекли по щекам, и мне потребовались все силы, чтобы удержаться на месте. Я покачала головой. Костяшки моих пальцев на подлокотниках были напряжены, я с жаром сжимала их. Я шмыгнула носом, восстанавливая тот небольшой контроль над эмоциями, который у меня еще оставался.

– Я не потеряна, Рид.

Он озабоченно пригладил волосы, и я, впервые с тех пор, как он начал выступать, заметила, что он побрил лицо. Его длинные волосы исчезли, единственное, что осталось – это красивый мужчина.

– Ну что ж, – сказал он, отступая.

Я выдавила из себя улыбку:

– Я была рабом его слов.

Рид вопросительно посмотрел на меня:

– Что?

– Брэндона. Его слова так долго держали меня в плену. Годы. Мучительные годы. А твои слова? – мои губы растянулись в грустной улыбке. – Они освободили меня. Оковы, сковывавшие меня, лопнули, предлагая свободу, которой я никогда не знала. Но в процессе, – я глубоко вздохнула, – ты не был честен.

– Боже, мне так жаль. Если бы я мог взять свои слова обратно и рассказать тебе в ту же секунду, как только был шанс…

Отпустив подлокотник, я подняла руку:

– Знаю. Я знаю, тебе жаль. И я знаю, что у тебя были благие намерения. Я знаю твое сердце. Но это я. Я должна поступить правильно.

Мне нужно было беспокоиться не только о себе. Мои действия, будь то с добрыми намерениями или нет, оказывали влияние на ребенка, растущего у меня в животе. Если время потраченное на то, чтобы направить мою голову и мое сердце в нужное русло, было тем, что могло бы продлить это, наши отношения, боже, мою жизнь, я воспользуюсь им. Я бы выкрала его, как ниндзя-вор в ночи. Я уже не была той измученной девушкой, той сломленной женщиной, которая так легко простила Брэндона. Больше нет. И, возможно, это было неправильно, потому что то, что сделал Брэндон, было намного хуже того, что сделал Рид, но ложь все равно оставалась ложью. И независимо от намерений, обман все равно причинял мне боль. Старые раны снова открылись, и на этот раз не было пластыря, чтобы прикрыть их. Я их выбросила. Время было моим доктором, а расстояние – швами. Эта рана, какой бы сильной она ни была, должна была затянуться. Так или иначе.

Немного времени. Это все, что мне было нужно.

Его челюсть задрожала, и он смахнул с щеки случайную слезинку.

– Я еще не остановился бороться, Чарли, – он сердито покачал головой. – Я никогда не остановлюсь.

Я сглотнула:

– Пожалуйста, не останавливайся. Но и я. Я тоже борюсь, – он, вероятно, не мог этого видеть, но дистанция, которую я установила между нами, была моей попыткой исправить наши ошибки как пары. Он был не одинок в нашем падении, мне тоже нужно было кое-что исправить внутри себя. Мне нужно было понять, как быть сильной без него, чтобы я могла быть еще более стойкой с ним.

– Ты самый храбрый человек, которого я знаю.

– Не пускай дым мне в задницу, – пошутила я, и Рид прыснул слюной, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

– Только ты можешь шутить, пока я пресмыкаюсь и плачу.

Мой рот сжался: