Текст книги "Когда гаснут звезды (ЛП)"

Автор книги: Кэрри Ааронс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Она наклоняет ко мне голову, посылая воздушный поцелуй в редком проявлении нежности. Я знал, что, несмотря на то, что Деми была публичной фигурой в Шарлотт, она ненавидела внимание. Но должен был признать, какую большую роль она сыграла в моей жизни.

– Итак, у кого есть вопросы?

Они сыпятся на меня со всей силой, и в который раз я расстраиваюсь, что скоро это не будет частью моего обычного воскресенья.

ГЛАВА 36

ДЕМИ

Эти дни СМИ были полным цирком.

Я думала, что мне приходилось бывать в окружении большого количества прессы во время каких-то выездов или мероприятий моих детей, но это было безумием. Здание было размером с гигантский самолетный ангар, а задники для каждой крупной новостной или спортивной организации были расставлены рядами. Тысячи людей ― болельщики, спортсмены, репортеры, агенты ― заполонили это место, пытаясь стать частью действия.

Шумиха, окружавшая этот день, была волшебной, наполненной волнением и нервами. Стоя в стороне, я не знала, как Паксу удается держать себя в руках.

Это был первый и, возможно, последний раз, когда я испытала подобное ощущение в связи с его уходом на пенсию, понимая, насколько важную роль он занимал в этой игре.

И в каком-то смысле мне было очень жаль, что я это пропустила. Я была слишком напугана, слишком слаба, а Пакстон был незрелым и эгоистичным. Мы оба запутались в своих собственных путях. Но, по крайней мере, теперь мы были вместе.

Рука Пакса была переплетена с моей, пока мы ходим от одной медиа-палатки к другой, он садится и дает стандартные ответы на одни и те же вопросы.

– Итак, расскажи мне все начистоту, Шоу. Что ты на самом деле думаешь о другой команде? ― Я толкаю его локтем, подмигивая.

Тот же самый вопрос уже задали куча репортеров, и он дал респектабельный ответ.

Пакс наклоняется, целует мои волосы и шепчет.

– Не для протокола? Я думаю, что они ― кучка переплаченных засранцев, которых я хочу размазать по дерну. Но никому не говори, что я так сказал.

Я хихикаю.

– Мои губы запечатаны. Эй, куда бы ты хотел пойти поужинать после этого?

Мы не проводили много времени вместе на этой неделе из-за его напряженного графика тренировок и дней интервью. Я понимаю, но я скучаю по нему.

– Я предлагаю пойти в гостиничный номер, который команда забронировала для меня, заказать кучу еды в номер и доставить тебе примерно три оргазма, прежде чем ее доставят туда.

Хотя никто вокруг не мог слышать ни слова из нашего разговора, я краснею.

– Только если мы сможем достать палочки моцареллы.

– Шоу! Чувак, я знал, что увижу тебя здесь. Ты выглядишь старым, чувак!

Знакомый голос заставляет нас обернуться, и когда я вижу, кому он принадлежит, мое сердце подпрыгивает.

Джемисон, бывший полузащитник нашей команды колледжа, стоит в центре ажиотажа СМИ, его большое тело занимает слишком много места в широком проходе.

– Джеми, рад тебя видеть! По крайней мере, я не похож на тебя. Как эти колени? ― Пакс подтрунивает над своим весом, который я никогда не могла понять, как он может перемещать его по полю.

Джемисон придвигается ближе и сужает глаза, глядя на меня.

– Подожди минутку... Деми?

У меня сводит живот, потому что я вижу это в его глазах. Эта насмешка, секундное смущение, которое он испытывает из-за того, что я здесь с Пакстоном. Унижение проходит через меня, заставляя тошноту подниматься в задней части моего горла.

– Привет. ― Я машу рукой, не зная, что делать. ― Я собираюсь выпить чашечку кофе. Вон там.

Я не хочу стоять с ними, не хочу говорить с ними. У меня такое чувство, что я вернулась в те дни, когда была украшением, а не уважаемой женщиной.

Джемисон все еще говорит с Паксом об игре, пока я наполняю бумажный стаканчик на одной из медиа-трибун неподалеку.

– Мужик, она все еще гоняется за этим членом, да?

Его слова выводят меня из состояния затишья, в котором я пребывала. Что он только что сказал? Джемисон стоит ближе к Паксу, и он думает, что я не слышу. Но мои щеки горят от стыда, и я молчу, чтобы посмотреть, что произойдет.

– Что ты только что сказал? ― У Пакса щелкает челюсть, и он смотрит на меня с того места, где я стою в нескольких футах от него.

Я чувствую, как он пытается сдержать свой гнев, проявляя осторожность на случай, если мы оба просто неправильно расслышали Джемисона.

– Деми Розен, чувак. Черт, еще в колледже она опускалась на колени по щелчку пальцев. Думаю, некоторые вещи никогда не меняются. Отчаянная шлюха, верно?

Мои внутренности отключаются, и слезы душат меня. Ярость, отчаяние и сожаление поглощают меня, и я хочу провалиться сквозь землю. Я долгое время избегала или просто не помнила людей, которые были свидетелями того, через что Пакс заставил меня пройти.

– Тебе лучше закрыть свой гребаный рот прямо сейчас, ― рычит Пакс, наступая на Джемисона, словно собираясь замахнуться.

– Детка... ― Я бросаюсь к нам, становлюсь между ними и отталкиваю своего парня.

Я даже не думаю о мусоре, который Джемисон только что бросил на мое имя, единственное, о чем я забочусь, это о том, чтобы мужчина, которого я люблю, не был отстранен от последней игры. И снова я больше забочусь о его благополучии, чем о своем собственном.

– Я тебе так зубы в глотку вобью, ублюдок. Ты извинишься перед ней, прямо сейчас. ― Пакс напрягается от моих рук, прижатых к его груди.

Джемисон отступает, держа руки вверх.

– Я не знал, что это... официально, чувак. Я прошу прощения. Я рад за вас всех. Если перепихон привел к этому, то запишите меня в компанию. На самом деле, если он все еще ведет себя с тобой как обычно, может, ты хочешь пойти со мной на свидание сегодня вечером.

Он смеется надо мной, фактически плюя мне в лицо.

– Я пойду.

Я начинаю уходить, потому что стыд, который испытываю в этот момент, настолько ужасен, что я почти не могу жить.

– Деми! Деми! ― Пакс бежит за мной, и, по крайней мере, он следует за мной, а не бьет морду своему бывшему товарищу по команде.

По крайней мере, он достаточно взрослый, чтобы беспокоиться обо мне, а не о своем эго.

Я выхожу на улицу, прежде чем он догоняет меня, касаясь моего локтя, когда я иду впереди него. Люди на улице оборачиваются, чтобы поглазеть, потому что по улице в городе, который за последние пару дней стал самым пристальным местом в стране, идет настоящая звезда футбола.

– Деми, пожалуйста, остановись, ― умоляет меня Пакс, его рука лежит на моей спине, пока мы идем.

Я пытаюсь сдержать слезы, пока мы идем, отель ― мой конечный пункт назначения. Я должна забрать свои вещи, уехать отсюда, вернуться домой к Майе. Соседка должна была присмотреть за ней сегодня вечером, но к черту все. Мне нужно было вернуться домой. Нужно было привести в порядок свои беспорядочные мысли, свое извращенное сердце. Я была в порядке, даже лучше, чем в порядке. Я была счастлива, совершенно счастлива в своих отношениях. И за две секунды этот кусок дерьма, качок, которого я знала всю жизнь, пришел и разрушил их.

Пакстон остается со мной, я чувствую его присутствие и потребность поговорить. Когда мы, наконец, добираемся до отеля, я бегом пересекаю вестибюль и захожу в лифт. Пакс входит вместе со мной, и я сразу же перехожу на другую сторону, слишком уязвимая, чтобы смотреть на него или позволить ему прикоснуться ко мне.

– Деми, мне жаль. Мне так жаль. ― В его голосе звучит боль.

Я замыкаюсь в себе, слезы наконец-то падают, мое сердце разрывается. Я ранена, я так пострадала от нашего прошлого. Шрамы, которые начали заживать, почти стали целыми от того, что Пакс любил меня... теперь они разорваны и кровоточат.

Стук лифта на каждом новом этаже ощущается как удар ножом по органу в моей груди. Я не могу сдержать рыдания, и одно вырвается из моего рта, эхом прокатившись между нами.

– Детка... ― Руки Пакса обхватывают меня.

Я прижимаюсь спиной к стене.

– Нет!

Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Не сейчас.

Когда лифт открывается на нашем этаже, я мчусь в номер, намереваясь собрать свою маленькую сумку на ночь и убраться к черту. Но у Пакса другие идеи.

– Деми, мне очень жаль. Пожалуйста, поговори со мной, детка. Я люблю тебя.

Его использование этих трех маленьких слов прямо сейчас выводит меня из себя.

– Он смотрел на меня как на дешевую шлюху. Потому что я такой и была! Мне нужно идти. ― Я не могу находиться здесь прямо сейчас, я собираюсь сказать что-то, о чем потом пожаю.

Запихнув то, что я достала из сумки, обратно в нее, я пытаюсь пройти к двери.

– Он гребаный мудак, и я хотел бы засунуть его зубы ему в глотку. Но больше всего я хочу обнять тебя. Я хочу стереть все твои страхи. Хочу повторять «я люблю тебя» снова и снова, пока в твоем мозгу не засядет, что я никогда, никогда не оставлю тебя снова. Ты теперь моя луна и звезды; я не могу дышать, не могу функционировать без тебя, детка. Весь мой мир чернеет, если в нем нет тебя.

С моих губ снова срывается всхлип, потому что это все, что я когда-либо хотела услышать от него, но по самой худшей причине.

– Просто останься. Нам не нужно разговаривать. Я пойду, сниму другую комнату. По соседству с этой. Как и в ту ночь в моей квартире, я не буду ничего делать. Но я не переживу, если ты уйдешь. Не так.

Полные губы Пакса умоляют, его глаза смотрят мне в душу. И вот, во второй раз за столько месяцев, я сдаюсь, оставшись в том месте, куда он меня поместил.

ГЛАВА 37

ДЕМИ

Я люблю свою работу. Мне нравится то, что я могу сделать для семей. Люблю, когда лицо ребенка озаряется чистым счастьем.

Но я также ненавижу свою работу. Ненавижу за то, что есть причина, по которой эти дети нуждаются в надежде. Ненавижу, когда вижу, как их крошечные тела страдают в больнице.

И особенно я ненавижу, когда мне сообщают, что один из моих особенных детей скончался.

На следующее утро после нашей ссоры я только что приняла расслабляющую ванну, когда Пакстон постучал в дверь. Я впускаю его, не желая ссориться, но зная, что мы должны поговорить об этом. Он забронировал комнату и спал рядом со мной, стена к стене, всю ночь. Я металась и ворочалась, встала рано, чтобы наполнить ванну пузырьками, и не вылезала, пока мысли не прояснились, а пена не исчезла.

Я говорю ему, что сначала оденусь, и через минуту у меня звонит мобильный телефон.

Пакстон берет его, потому что я с трудом натягиваю свои узкие джинсы, и слышу его волнение, когда он говорит мне, что Шерри, мама Райана, у телефона.

Через долю секунды я слышу его вздох, когда, как позже узнаю, она сообщает ему подробности.

Вирусная инфекция. Слишком поздно, чтобы успеть. Подорвала его иммунную систему и оставила его без шансов побороть болезнь.

Мы сидим на кровати некоторое время после того, как он поговорил с ней по телефону, рыдания доносились с другого конца, когда она рассказывала нам о подготовке к похоронам.

– Иногда я ненавижу этот мир. ― Я задыхаюсь от слез в горле, некоторые из них вырываются из моих слезных каналов.

Я прижимаюсь к Паксу, и все мысли о нашей ссоре и неуверенности, которую я чувствовала вчера, полностью стираются. Все это не имеет значение, когда речь идет о жизни и смерти. Пакстон был здесь, мы любили друг друга, и мы оба были в этом, как в хорошие, так и в плохие времена.

– Я знаю, детка. Знаю. ― Он качает меня, как ребенка, пока я плачу в его объятиях, мои спутанные влажные волосы покрывают его рубашку, а из носа текут сопли.

Всегда было ужасно терять детей, видеть, как страдают их семьи, но этот случай задел за живое. Райан был... ярким светом в этом порой темном мире. Он был лучом надежды, галактикой личности, смешным, милым и легко привлекательным. И тот факт, что у него был тот же рак, что и у Эзры... это был тяжелый удар.

– Он был таким хорошим, такая добрая душа. ― Я икаю.

– Он был абсолютно лучшим. Это, бл*дь, несправедливо. ― Пакс замолкает, и впервые за все время моего нервного срыва я поднимаю голову и вижу, что ему больно.

Он тоже любил Райана.

– Он свел нас вместе в тот день в парке. Я люблю тебя, Пакс.

Я говорю серьезно. Вчера мне было больно, но сейчас все это не имело значения.

– Я так сильно тебя люблю. ― Пакс касается моих губ своими, подтверждая, что все в порядке.

Когда мы насыщаемся, почувствовав, что после вчерашних событий снова на равных, я отстраняюсь.

– Я собираюсь оплатить похороны.

Обычно я не придерживалась такой практики, но в некоторых случаях хотела это сделать. Это не только помогало семьям, чьи медицинские расходы обычно накапливались до непреодолимых счетов, но и помогало мне чувствовать себя лучше. Я могла сделать что-то полезное, снять бремя с их спин. Я делала это, когда могла.

– Позволь мне помочь, позволь мне внести свой вклад. Я тоже хочу. ― Пакс кивает.

Я не собираюсь спорить, я хочу, чтобы у семьи Райана было все, что им нужно.

***

Два дня спустя мы похоронили милого маленького мальчика.

На похороны собрались люди всех возрастов и профессий, которых касался Райан. Половина команды Гепардов отказалась от утренней тренировки за несколько дней до Суперкубка, чтобы быть там, многие из них помнили тот славный день, когда Райан бегал вокруг и играл с ними в мяч.

В зале не было ни одного сухого глаза, когда его отец подошел к алтарю, говоря о сияющей личности своего сына и его способности видеть мир в позитивном свете, даже когда он нанес ему дерьмовый удар. Он попросил всех нас похлопать Райану, сказал, что его сыну понравилось бы, что он особенный для стольких людей. Когда зал взорвался, мне пришлось прислониться к Пакстону, чтобы не разрыдаться на месте.

Когда два часа спустя мы покидали бранч для друзей и родственников, мне казалось, что мои глаза должны закрыться на следующие четыре дня.

– Я не знаю, как ты делаешь это снова и снова. ― Пакс качает головой, его глаза тоже налились кровью.

Я делаю глубокий вдох.

– Вот почему я это делаю. Если могу принести хоть немного добра этим семьям за то короткое время, что у них есть вместе, я хочу это сделать. Неважно, как больно, снова и снова, я знаю, что должна это сделать. Это хоть на мгновение заживляет трещины в моем сердце, образовавшиеся после смерти Эзры. Вижу его в каждом ребенке, и если могу дать им хоть минуту облегчения от этого, я буду счастлива страдать от последствий.

Он кивает, по радио тихо поют «The Eagles».

– Я так горжусь тем, что знаю тебя, Деми. Ты ― воплощение добра в этом мире.

Протянув руку через консоль, я переплетаю наши пальцы.

– Спасибо, что пошел со мной сегодня. Я проделала много таких дел в одиночку. Это помогает, когда рядом есть кто-то, кого ты любишь.

– Я не знаю, как ты живешь после этого. ― Пакс качает головой, в нем все еще ощущаются тиски похорон.

Я знаю, что он чувствовал, как не мог отпустить мысль о смерти маленького невинного ребенка. Это казалось неправильным. Не было никакого способа понять это.

Солнце уже почти село, день казался невероятно длинным, но было только семь часов. Темнота окутала машину, и легкий холод начала февраля в Шарлотт проникал в мои кости.

– Эти родители... как жить дальше? ― задыхается он, и я понимаю, что Пакстону плохо.

Я вздыхаю, сжимая его бедро.

– Ты просто делаешь это. Ты больше не цельный человек, мы с тобой знаем, что такое потерять кого-то. Но с каждым днем, с каждым годом это становится немного более управляемым. Это никогда не бывает легко, есть моменты, когда ты чувствуешь себя парализованным потерей, но ты выживаешь. И помнишь хорошие моменты. Цепляешься за них, чувствуешь чистое счастье, которое было в те времена.

– Когда у нас будут дети, я никогда не смогу выпустить их из виду.

От этих слов Пакстона у меня перехватывает дыхание, потому что, конечно, я думала о детях, но он просто прямо сказал об этом.

– Ты хочешь детей?

– Дюжину, достаточно, чтобы собрать баскетбольную команду или основать собственную певческую группу, как в том фильме в Австрии.

Я смеюсь.

– «Звуки музыки»? Хорошо. Когда мы начнем работу над труппой?

Безумие его заявления и головокружение, которое я испытываю, когда говорила о гипотетическом создании семьи с Паксом, захлестывают меня. Это ослабляет напряжение, оставшееся после похорон, и я хочу использовать это, чтобы вытащить Пакстона из его горя.

– Я бы начал еще вчера, если бы ты позволила. Кто знает, может, мои ребята будут плавать еще усерднее, если их немного потренировать.

Я фыркаю и закатываю глаза.

– Да, ведь именно так рождаются дети. Ты же знаешь, что я принимаю таблетки.

– Давай удалим вратаря. ― Пакс смотрит на меня, на его лице нет улыбки.

Я шлепаю его по руке.

– Иди отсюда.

– Я серьезно. Давай заведем ребенка. Это лишь вопрос времени, когда мы все равно захотим попробовать. ― Теперь его лицо светится от возбуждения, и я знаю, что он переживает эмоции из-за сегодняшней травмы.

Погладив его по щеке, когда Пакс сворачивает на улицу, где находилась моя квартира, я улыбаюсь.

– Давай поговорим об этом после того, как пройдем через самую большую игру в твоей карьере. О, и пенсия. Я думаю, что у тебя сейчас достаточно забот.

Мы отложили обсуждение, но в ту ночь, когда я легла рядом с ним, все, о чем я могла думать, ― это пухлый малыш с глазами Пакса и моими волосами.

ГЛАВА 38

ПАКСТОН

С того момента, как раздался телефонный звонок о Райане, я понял, что мне нужно как можно скорее сделать Деми предложение.

Если задуматься, это было немного нездоро́во, когда смерть напоминала нам о самых важных вещах в жизни. Так было, когда я потерял родителей, перестал дурачиться, как в переносном, так и в прямом смысле, и поумнел. А теперь, после потери нашего маленького друга, я понял, что не должен больше тратить время на то, чтобы сделать любимую женщину своей женой.

Итак, я отполировал кольцо, положил его в новую бархатную коробочку и сделал единственный звонок, который, как я знал, был необходим, прежде чем встать на одно колено.

Если под моими мокасинами нет лужицы пота, значит, мой дезодорант справляется со своей задачей на все сто.

Я снова вытираю руки о брюки, проверяю часы и делаю еще один глоток воды. Официант спросил, не хочу ли я чего-нибудь покрепче, но мне нужна ясная голова. Аарон Розен уже напугал меня до смерти, мне не нужно, чтобы он бегал вокруг меня кругами в разговоре после того, как я выпью.

Он должен был догадываться, почему я пригласил его на обед, и, вероятно, поэтому сукин сын опаздывал. Это была тактика запугивания, и она работала.

– Пакстон. ― Голос Аарона дружелюбный, но властный, раздается у меня за спиной.

Я встаю, чтобы поприветствовать его, протягивая руку.

– Мистер Розен, рад вас видеть. Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Он пожимает ее.

– Ты можешь называть меня Аарон. У меня такое чувство, что мы скоро станем гораздо ближе.

Официант подходит, увидев, что мы сели, и принимает наши заказы. Я заказал безвкусное блюдо с высоким содержанием белка и овощей, с небольшим количеством углеводов. Поскольку до Суперкубка оставалось всего два дня, мне нужно было придерживаться строгой диеты.

После того как нам принесли напитки, я сразу перехожу к делу.

– Думаю, вы знаете, почему я пригласил вас сюда сегодня. ― Я делаю паузу, ожидая, что он догадается.

Но Аарон просто сидит с каменным лицом, ожидая, пока я предположительно приведу свои доводы. Моя рубашка прилипла к коже, пот катился по спине.

– С тех пор как я вернулся в Шарлотт и впервые за много лет увидел вашу дочь, я понял, что все делал неправильно. Жизнь, то есть. Потому что без нее я просто выживал. Работал на парах. Деми, ваша дочь, она ― причина моего возвращения, даже если я этого не знал. Судьба, и это может показаться банальным, вмешалась. Я хотел бы жениться на ней, сэр. Прошу вашего разрешения. И прежде чем вы зададитесь вопросом, достаточно ли я достоин... просто знайте, что, скорее всего, нет. Никто не достоин, не для таких, как Деми. Но... я обещаю, что буду стараться изо всех сил, чтобы стать достойным. Защищать ее, ставить ее превыше всего, любить и обеспечивать ее. Обещаю не мешать ее успеху, ее независимости. Поэтому, пожалуйста, я пришел сюда, чтобы просить у вас ее руки. Вы позволите мне жениться на вашей дочери?

Аарон смотрит на меня, пристально изучая, и я понимаю, что он переваривает мои слова.

– Ты не еврей, ― выражение его лица каменное, когда он, наконец, начинает говорить.

– Нет, сэр, не еврей. Но это выбор вашей дочери, и я ее очень люблю. И не хочу осмелиться говорить за вас, но скажу, что вы предпочли бы, чтобы она была бесконечно счастлива, а не выходила замуж за человека, в котором не была полностью уверена, только потому, что они придерживаются одинаковых религиозных убеждений.

Одна бровь приподнимается, и я думаю, может быть, я поймал его ферзя в этом шахматном поединке умов.

– А как насчет детей? Если бы я принял тебя в свою семью, я был бы очень разочарован, если бы не смог поделиться своей верой с внуками.

Я использую руки, чтобы говорить.

– Я понимаю это, но опять же, это будет выбор Деми и мой. Хотя я не против этого. Я хочу сделать ее счастливой, это миссия моей жизни. И если она этого хочет, я не буду стоять на пути.

Приходит официант, ставит перед нами еду, а Аарон все еще не дает мне ответа. Я начинаю волноваться, и впервые с тех пор, как придумал план сделать Деми предложение, у меня появились сомнения в том, что это действительно произойдет.

Что я буду делать, если ее отец скажет «нет»? Я знаю свою девочку, она захочет, чтобы я получил его разрешение. Она традиционна, и для нее много значит благословение ее родителей на наш будущий брак. Я не могу представить себе жизнь без нее, но на что будет похожа жизнь без одобрения ее семьи?

– Хорошо, ― говорит он, разрезая свой стейк, не глядя на меня.

– Что? ― Я почти не слышал его.

Аарон откладывает свои приборы и равняется со мной.

– Я сказал, хорошо. Ты можешь жениться на моей дочери. У тебя есть мое разрешение. Но если ты хоть раз обидишь ее, Шоу, я отпилю тебе яйца тупым ножом для стейка.

Чтобы доказать свою точку зрения, он снова начинает резать мясо, почти взламывая его. Я глотаю, зная, что он не лжет. Но в то же время я в экстазе, адреналин бурлит в моих венах от перспективы так скоро встать на одно колено.

– Спасибо, Аарон. Я действительно хочу стать частью вашей семьи и планирую сделать вашу дочь очень счастливой.

Он отмахивается от меня.

– Не подлизывайся, сынок. Ешь свою еду, тебе нужно готовиться к игре. Кстати говоря, я слышал об отставке. Не могу сказать, что не давал согласия на твою будущую помолвку с учетом этого. Думаю, брак будет более стабильным, если ты не будешь в разъездах полгода.

Я киваю.

– Я тоже согласен.

Он направляет нож в мою сторону.

– Но не успокаивайся, мужчина должен работать. Что ты планируешь делать после того, как повесишь эту майку?

Я проглатываю свою еду, все еще нервничая в его присутствии, хотя главный вопрос уже позади.

– У меня все еще есть контракты и сделки, которые нужно выполнить, так что они будут держать меня занятым. Но я знаю, что мне нужно найти что-то, что займет мое время. Я разберусь с этим, как мы знаем, у меня есть и другие интересы, кроме футбола.

Аарон улыбается, это первое не угрожающее выражение, которое он принес за этот стол.

– Я рад, что ты тот, с кем она наконец-то готова остепениться. Мне нравятся мужчины, которые не боятся сделать шаг навстречу. А теперь позволь мне рассказать тебе о моем последнем прочтении, думаю, оно тебе тоже понравится.

Пока он рассказывал о своей последней одержимости романом, мы благоприятно и дружелюбно пообедали. И в глубине души я понимал, что обретаю не просто жену, а семью.

ГЛАВА 38

ПАКСТОН

8 лет назад

Я собирался уехать раньше. По крайней мере, так мне сказал мой агент.

Мама, папа и Дилан сидят рядом со мной, наш стол теснится на арене, где собрались другие лучшие рекруты из разных колледжей по всей стране. Это место живет энергией и тревогой, которые витают в воздухе, и вы могли бы протянуть руку и схватить немного, если бы действительно захотели попробовать.

Я не могу поверить, что это наконец-то произошло. Всего прошлую неделю я гулял по кампусу своего колледжа, размахивая своим членом, как будто меня нельзя было трогать. Как будто я был непобедим.

И я все еще непобедим, но не могу побороть это чувство маленькой рыбки в большом пруду, которое одолевает меня с момента комбайна. На котором, кстати, я установил рекорд.

― Дорогой, я так горжусь тобой. ― Мама вытерает слезу с глаза и сжимает мою руку под столом.

― Мам, может, хватит плакать? ― Дилан пишет смс на своем телефоне, закатывая глаза.

― Это все для тебя, мам. ― Я улыбаюсь ей наполовину серьезно, а наполовину для того, чтобы мой брат выглядел плохим ребенком.

― Поцелуй в задницу, ― бормочет Дилан.

― Святая корова, это же Джон Элвей. ― Папа похож на задорного школьника.

― Чертовски круто, правда? ― Я присоединяюсь к его восторгу, потому что это было нереально ― видеть столько своих кумиров в одной комнате.

― Пакстон, язык! ― ругает меня мама.

Я наклоняю голову в знак извинения, а затем тяну за воротник рубашки, галстук только заставил меня вспотеть еще больше, чем я уже был. Какой-то бренд, я забыл его название, заплатил мне кучу денег только за то, чтобы я надел их костюм сегодня. Насколько это было безумно? Они заплатили мне. Вот что это был за уровень, следующий уровень в этом спорте. Конечно, футбол в колледже приносил красивых кисок и бесплатные напитки, неплохую экипировку... но это был серьезный уровень.

Быть профессиональным футболистом означало рекламные сделки и кампании, шанс создать свою собственную экипировку или заняться собственной линией продуктов. Я понятия не имел, что это будет, но, черт возьми, у меня были все ресурсы под рукой, если я реализую свой талант в игре.

― Сынок, я просто хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох. Если ты не станешь первым, ничего не изменится. Для меня большая честь просто быть здесь. ― Отец хлопает меня по плечу.

Мои родители были лучшими, всегда поддерживали нас с братом и показывали нам честный, скромный путь. Я потерял часть этого, находясь вдали от них в школе. Часть моей совести сгорала каждый раз, когда я совершал какой-нибудь идиотский поступок в кампусе, или в баре, или со случайной девушкой в случайной комнате.

Но теперь, когда я был здесь, с ними, что-то встало на свои места. Мне не хотелось отвечать отцу каким-нибудь ехидным замечанием, как я ответил бы одному из своих приятелей в нашем братстве. Мне очень хотелось выслушать его, принять искренний совет и применить его на практике. Я хотел, чтобы мама похвасталась мной, дала мне золотую звезду. Я был похож на чертовски нарядного детсадовца, и, возможно, это было бы по-свински, но сейчас я просто собирался позволить этому случиться.

― Понял, пап. ― Я киваю ему, посерьезнев.

Прошло много времени с тех пор, как моя семья была вместе. На рождественских каникулах у меня была игра в боулинг, поэтому я не смог приехать домой. Потом мама с папой прилетели ко мне на день рождения в апреле, а Дилан приехал в гости в феврале. Я знаю, что он уезжал домой на каникулы, но мы не были все вместе, как семья из четырех человек, с... прошлого года?

И вдруг я понял, как трудно будет собрать нас четверых вместе, когда я каждую неделю путешествую и тренируюсь. Лига была в тысячу раз более требовательной, чем колледж, и меня пронзила грусть от мысли, что теперь большую часть жизни я буду один.

Начался драфт, музыка была драматичной и немного пошловатой, но именно такой, какой и требовал этот момент.

― Массачусетс получает право первого выбора в первом раунде, ― объявил церемониймейстер в микрофон на сцене.

Моей любимой команде, за которую я болел, понадобилась всего одна минута и шесть секунд, чтобы подтвердить свой выбор.

И когда нынешний защитник команды, которого я боготворил на протяжении шести сезонов, подошел к микрофону, наклонился и произнес мое имя, я едва мог в это поверить.

Комната всколыхнулась вокруг меня, мама вскочила и обняла меня за шею, плача в нее, ее слезы смочили лацкан моего костюма. У отца было самое гордое выражение лица, которое я когда-либо видел, и даже Дилан встал, чтобы стукнуть меня кулаком. А потом сказал, чтобы я достал ему абонементы.

Но когда я стоял на сцене, пожимал руки и держал в руках майку со своим именем на спине, я не мог не смотреть на толпу.

Увидел других игроков, сжимающих руки своих девушек.

И некоторые из них были жены, были дети.

Они были больше сосредоточены на них, чем на том, кто их выбрал или в какой город они переедут. У них были люди, к которым они смогут вернуться домой и разделить с ними это путешествие.

И впервые в жизни я подумал, что, возможно, я совершил ошибку, когда дело касалось женщин. Как правило, я был с ними не больше раза. Они были не более чем сексуальным, кокетливым отвлекающим маневром.

Но сейчас я хотел знать, что Деми Розен думает о том, что я стану номером один. У меня было желание лечь с ней в постель, поговорить после того, как мы вытрахаем друг другу мозги. Я жаждал знать, смотрит ли она и счастлива ли. Не только для меня, но и в жизни. Я ушел, не попрощавшись, и теперь мне было как-то не по себе от этого.

Стоя на самой большой сцене в моей жизни, я думал о женщине.

И теперь, вероятно, было уже слишком поздно что-либо с этим делать.

ГЛАВА 40

ДЕМИ

― Я знаю, что это не идеальное патио на крыше, но это лучшее, что я могла сделать в кратчайшие сроки.

Я распахиваю дверь, и нас встречает ночной воздух. Пакс выходит следом за мной.

– Как тебе это удалось? Хочу ли я вообще знать? ― Пакс целует меня в щеку и смотрит вверх.

– Возможно, я отозвала посыльного в сторону, дала ему полтинник и убедила его, что это то, что нужно Пакстону Шоу, чтобы гарантировать этому городу победу в Суперкубке. ― Я пожимаю плечами.

Он усмехается.

– У прессы был бы отличный день, если бы они узнали об этом.

– Эх, какая разница, завтра ты уходишь на пенсию. ― Я подхожу к нему, наклоняюсь и прислоняюсь к нему головой, глядя вверх.

– Откуда ты знала, что это именно то, что мне нужно сегодня вечером? ― Он прижимает меня к себе.

– Потому что я знаю тебя, Пакстон Шоу. И я хотела улизнуть с тобой в стиле подростковой мечты.

– Наши родители могут узнать... или тренер. Тогда у меня будут большие проблемы. Технически, я должен сейчас спать.

– Я никому не скажу. ― Подношу палец к губам, и он прикусывает его. ― У меня есть еще один сюрприз.

Раскрывая корзину, достаю плед для пикника и несколько закусок. Расстилаю его, а Пакстон все это время наблюдает за происходящим с небольшой улыбкой на губах.

Вытащив бутылку игристого сидра, я взмахиваю рукой в стиле Ванны Уайт.

– Прямо как на нашем свидании на пикнике, на которое ты меня заманил.

Пакс разражается смехом, садясь рядом со мной.

– Мне нужно было что-то делать, ты отвергала все мои ухаживания. Должен сказать, не без оснований, но все же парню нужен был перерыв.