Текст книги "Я пришла попрощаться"

Автор книги: Кэролайн Оверингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Я позвонил Эдне и сказал:

– Уверяю тебя, они придут и за этим ребенком, как это было в прошлый раз.

Эдна ответила:

– Не дури, Мэд. Люди не могут просто так прийти и забрать ребенка у матери.

– Ты что, не читаешь новости? Они постоянно это делают.

Ваша честь, это правда, и Вы это знаете. Я обвиняю средства массовой информации. Это они устраивают чудовищный спектакль о плохом обращении с детьми. Это они рассказывают о том, что семья причинила вред ребенку. Департаменты обладают огромной властью и могут забрать ребенка в любой момент. У вас забрали одно дитя и уже приходят за другим.

Они не хотят рисковать и ждать, что вы причините вред очередному ребенку.

Я с трудом представлял себе, как я скажу об этом Фэт. Но когда пришло время объяснить ей все, оказалось, что ее это не волнует. «Волнение» – неудачное слово. Она молча выслушала меня и сказала:

– Хорошо.

Но поняла ли она, о чем я говорил? Сомневаюсь. После нашего разговора пришел парень и принес коляску. После того как он ушел, я вынужден был сказать:

– Фэт, ты знаешь, что они не разрешат тебе принести ребенка домой?

– Знаю, папа.

Она думала, что я ее не вижу. Она подошла к коляске и стала складывать простыни. На это нельзя было смотреть без боли, и я вышел.

Так как решение о ребенке Фэт было уже принято, то вопрос, кто же возьмет ребенка под опеку, еще не был решен. Отец ребенка, Малок, не мог забрать его к себе, ему никто не разрешит этого сделать. Его положение было еще хуже, чем у Фэт. У него нет денег, он не умеет читать и писать. Насколько мне известно, у него даже нет австралийского паспорта.

Когда вопрос с родителями был решен, департамент обратился ко мне.

Я объяснил патронажной сестре, что являюсь опекуном Фэт и дедушкой ее ребенка, поэтому малыш может жить у меня. По крайней мере, до тех пор, пока Фэт не станет лучше. Они не согласились со мной и сказали, что я слишком стар. Понимаю, это только предлог. Многие дедушки и бабушки смотрят за внуками, и они гораздо старше меня. Я поинтересовался, почему мне отказывают. И мне объяснили, что Фэт прошла ультразвуковое обследование и оно показало, что у нее будет девочка. Департамент не разрешает одиноким мужчинам брать под опеку девочек.

– Вы считаете, что я буду приставать к внучке? У вас довольно странные взгляды на жизнь.

Я проклинал Пэт. Я вспоминал о том, как она сбежала и оставила меня с детьми, а теперь выясняется, что я еще и недостаточно хорош, чтобы ухаживать за малышом. Не было смысла спорить. Если департамент принял решение, вы можете потратить все деньги на борьбу с ним и ничего не выиграете. Поэтому я спросил:

– Какие планы у департамента?

Хотя я знал ответ. План уже был.

– Мы бы хотели встретиться с другими родственниками Донны-Фей как с потенциальными опекунами.

Это означало, что я должен был привести кого-либо из своей семьи, кто сможет забрать ребенка.

Сначала я подумал о Блу, он подходил больше всех. Ему было тридцать пять лет, он был женат. Я знал, что у них уже родился первенец. Его жена была коури^[4]. У их детей – шоколадный цвет кожи, ребенок Фэт тоже будет с шоколадным цветом кожи… Но это были лишь мои мечты. Я знал, что департамент не одобрит кандидатуру Блу. Стоит им только посмотреть на условия его проживания (отсутствие туалета, водопровода), на его окружение (охотники за удачей, мечтатели, босоногие дети), и они скажут, что он не соответствует необходимым стандартам.

Есть вещи, о которых никому не хочется рассказывать. Я не считаю, что это нужно кому-то знать. И я бы не говорил об этом, если бы не сложившиеся обстоятельства. У Блу была судимость. Это случилось через год после его приезда в Лайтинг-Ридж, он был новичком и молокососом.

Лайтинг-Ридж – это место, где мужчин гораздо больше, чем женщин. Девушек там было немного. Я знал Блу, у него не было привычки ходить по публичным домам. Но однажды он все же зашел туда, и ему очень понравилась одна девушка. Она призналась ему, что это ее первая ночь. Она надеялась, что ее первый клиент окажется порядочным парнем. Может, она все выдумала? Думаю, что да. Но мой сын дал ей денег, хотя и не был с ней. Считал ли он, что влюблен? Скорее всего, а может, это было как с новорожденными щенками, которых он выхаживал, когда был ребенком. Если кто-то плакал, Блу должен был ему помочь. Поэтому он предложил девушке перебраться к нему и пообещал заботиться о ней. Конечно, она согласилась, но ей нужны были деньги, чтобы рассчитаться с хозяином публичного дома.

На следующий вечер, когда она не пришла домой, Блу отправился искать ее. Она была на работе, с другими молодыми людьми, наверное, рассказывала им о первой ночи. Блу был подавлен. Его вышвырнули из публичного дома, а когда он попытался пробраться в здание, стуча ботинком о дверь, вызвали полицию. За это он получил свою судимость.

Я размышлял о том, что, наверное, у всех порядочных мужчин есть судимость. Они всегда за что-нибудь расплачиваются. И я понимал, что Блу вряд ли получит разрешение на усыновление, что бюрократы, которые любят все вынюхивать, начнут выяснять, как у Блу складываются отношения с его собственными детьми.

У меня остался только один вариант – Кэт.

Знаете, Ваша честь, я надеюсь, что Кэт простит меня за то, что я сейчас скажу. Я сомневался, прежде чем произнести ее имя, потому что не был уверен, что она согласится. Кэт – мой первый ребенок, она моя дочь, я горжусь ее успехами и люблю ее, но, откровенно говоря, я не знал, что она скажет. А вдруг она не захочет иметь ничего общего со всей этой грязью?

К этому времени Кэт уже вернулась из Нью-Йорка. Она не приехала домой, чтобы похитить ребенка, как утверждали некоторые. Фэт еще не была беременна, когда Кэт вернулась в Австралию. Она купила дом в районе Hunter Hills, и я был у нее один или два раза. Честно говоря, я чувствовал себя бедным родственником. У Кэт появился аристократический вкус. Ее дом был настолько шикарным, что, казалось, мое пальто может все испачкать. Нужно было снимать обувь, прежде чем наступить на ковер. Это исходило от Дэвида, ее мужа. Он же англичанин, это он следил за обувью. Когда я приехал к ним в первый раз, Кэт приготовила ужин. Стол был накрыт, салфетки красиво сложены. Стояли глубокие чашки с водой и лимоном. Я знал, что из них нельзя пить, понимал, что они предназначены для мытья рук, когда чистят креветок. Но я люблю дразнить людей. Поэтому я взял чашку и начал пить из нее, притворяясь, что понятия не имею о ее предназначении. У Дэвида вытянулось лицо, и он произнес:

– Нет-нет, Мэд.

Шутка не удалась.

Я попытался спасти ситуацию и сказал:

– Мы собираемся есть креветок. А я всегда думал о креветках только как о приманке.

И эта шутка не понравилась. Вечер был окончательно испорчен.

Дело еще в том, что у Кэт и Дэвида не было детей. Почему так получилось, я никогда не спрашивал. Это было не мое дело. Эдна все время хотела посплетничать на эту тему, но я объяснил ей, что нет смысла говорить об этом со мной: я ничего не знаю. Я решил, что они не могут иметь детей, иначе почему их нет? Но однажды Эдна не выдержала и спросила об этом у Кэт:

– Ты не думаешь, что тебе пора обзавестись потомством?

– Нет, тетушка Эдна, мы счастливы с Беллой и Джорджем. Они для нас как дети.

Белла и Джордж – это собаки, королевские спаниели.

Учитывая все это, я позвонил Кэт и попросил ее взять ребенка Фэт на время, пока я не получу разрешения, не привезу малыша домой и не найму няню. Я действительно собирался так поступить. Я объяснил ситуацию:

– Фэт беременна, и ей не разрешают ухаживать за ребенком. Это значит, что кто-то должен забрать его, или все закончится департаментом социального обеспечения. И еще: ребенок будет черным.

Кэт это не раздражало. Атлеи не были расистами. Я думаю, что большинство австралийцев не расисты. Кэт только спросила:

– Еще один абориген?

Она имела в виду жену Блу, которая была коури. Полагаю, что Кэт решила, будто ребенок Фэт будет наполовину аборигеном.

Я пояснил:

– Нет, нет, Кэт. Отец ребенка не коури. Он суданец. Черный, как ночь.

Последовала небольшая пауза: Кэт обдумывала услышанное, затем заговорила спокойно и негромко:

– Отец ребенка – суданец?

Я подтвердил это и продолжал объяснять, где живет Фэт, как это произошло, как она стала общаться с беженцами. Кэт слушала меня, иногда прерывая восклицаниями. Я уже понял, что она согласится.

Ваша честь, сейчас я должен объяснить, что случилось с маленьким ребенком, но чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, что не смогу этого сделать. Надеюсь, вы простите меня. Передаю слово моей дочери Кэт.

Она храбрая девочка, моя Кэт. У нее разбитое сердце, но она сможет все объяснить. Я знаю, она сможет».

Глава 15

Кэт Атлей

«Ваша честь, меня зовут Каарен Атлей, я родилась в Форстере в сентябре 1970 года. Мой отец, Мэд Атлей, попросил меня помочь написать письмо о моей сестре Донне-Фей.

Я понимаю, что суд будет решать вопрос о том, что случилось с ее ребенком. Мой отец хотел бы обратить Ваше внимание на некоторые важные моменты. Он попросил меня изложить свою точку зрения. Отец позволил мне ознакомиться с его частью письма. Я увидела, что он довольно подробно рассказал о своей женитьбе и о моем детстве.

Как Вам уже известно, моя мама покинула дом, когда я была совсем юной. После этого мне довелось учиться в школе-интернате, затем – в университете Сиднея и в Лондоне, где я встретила своего будущего мужа Дэвида Бенетта, вместе с которым в январе 2001 года переехала в Нью-Йорк. Дэвид и я жили на Манхэттене, когда в 2005 году Донна-Фей родила Сэта. Я была рада за сестру. Дэвид и я отправили ей небольшой подарок. Но, если честно (а я хочу быть честной до конца), мы не обратили на это событие особого внимания, потому что жили за границей и не собирались переезжать в Австралию.

Разумеется, мы ужаснулись, когда через несколько недель узнали, что Сэта забрали в больницу «John Hunter» и все законные способы не помогли вернуть ребенка сестре. Детали этого дела по сей день являются для меня загадкой.

Мы с Дэвидом прибыли в Сидней в 2008 году, отчасти из-за того, что я решила увеличить нашу семью и воспитывать будущих детей в Австралии.

Мы поселились в районе Hunter Hills. Я помню, что приглашала отца посмотреть на наш новый дом. Мы не виделись с ним пять лет. Я прочитала его впечатления об этом и согласна с ним: скорее всего, нам хотелось похвастаться. Но я верю, отец был рад, что у нас такой дом. Я расспрашивала его о Блу и Донне-Фей. Мы говорили о том, что случилось с Сэтом, о том, как Донна-Фей перебралась в Тамворт, пытаясь избавиться от проблем.

Я помню, что находилась в Сиднее уже несколько месяцев, когда отец позвонил мне и сообщил, что Донна-Фей снова беременна и кто-то пытается забрать ее ребенка.

Сначала я не поняла, что он имеет в виду. Почему это кто-то должен забрать ее ребенка? Отец объяснил, что департамент социального обеспечения нашего штата расширил свои полномочия и может без суда забрать ребенка под свою защиту, лишив его родителей, если их первый ребенок уже находится под опекой государства.

Я спросила отца, как Донна-Фей отреагировала на это решение. Он ответил, что она не обратила на это внимания.

Затем он спросил меня, смогу ли я взять ребенка Донны-Фей.

Я не сразу согласилась и некоторое время сомневалась. Почему я колебалась? Потому что мы с Дэвидом не отказались от мысли иметь собственного ребенка. Все, что рассказал вам мой отец, – правда. Я не испытывала желания стать матерью в свои двадцать и даже тридцать лет. Мне было уже тридцать семь, когда мои биологические часы стали настойчиво напоминать, что время уходит. И, как многие люди, я поняла, что мне нужна помощь. Я не могла забеременеть.

Друг порекомендовал клинику «ЭКО» в Сиднее. Первая попытка оказалась неудачной. Дэвид очень хотел ребенка, но я была убеждена, что в «ЭКО» мне не помогут. Я не могла справиться с проблемой и разочарованием.

Поэтому, когда позвонил мой отец и сказал, что Фэт беременна и кто-то должен взять ее ребенка, я должна была решить: либо я предпринимаю еще одну попытку в клинике, либо воспитываю ребенка, не своего, а сестры.

Я решила сделать первый шаг и зарегистрироваться в качестве няни. Необходимость сделать это меня очень удивила. Во-первых, я сестра Донны-Фей, и нет ничего странного в том, чтобы сестры помогали друг другу воспитывать детей. В некоторых странах это распространено.

Тем не менее департамент заявил, что я должна пройти проверку.

Затем была написана огромная кипа документов, которые необходимо было заверить. Я должна была представить характеристики от моего работодателя и от друзей.

Мы с Дэвидом должны были пройти проверку в полиции, получить две копии документов, заверенных у мирового судьи. Я организованный человек, но даже мне трудно было выдержать все это. Не могу представить себе, как бы я справилась со всем этим, если бы не была юристом.

Когда оформление бумаг было закончено, нас с Дэвидом пригласили на занятие для родителей в департаменте на Параматт-роуд. Мы стали усиленно готовиться, прочитали несколько книг о воспитании детей. Как же я была удивлена, когда увидела отношение департамента к этому вопросу! Занятие проходило в маленькой комнате, на стене висел лист формата А-4, на котором было написано: «Занятия для родителей». Когда я заглянула в класс, то увидела несколько человек, сидящих на маленьких стульях. Оказалось, что цель занятия – постараться запомнить, что написано на белой доске довольно скучным куратором, и составить тест. По окончании занятий мы получили сертификаты, затем сделали фотокопии и отправили их в департамент.

Следующий шаг – собеседование у нас дома. К этому времени я организовала переезд Донны-Фей из Тамворта в Сидней. Она остановилась у нас в свободной комнате. Донна-Фей продолжала курс лечения и из-за медикаментов всегда была сонной. Не сомневаюсь, что беременность также отнимала у нее много сил. Донна-Фей выглядела потерянной или уставшей. Иногда она вела себя довольно странно. Моя сестра была убеждена, что произойдет что-то страшное. В такие моменты она становилась замкнутой и молчаливой, и мне с трудом удавалось вывести ее из комнаты. Донна-Фей была уверена, что кто-то следит за ней и, возможно, за всем домом. Я убеждала ее, что департамент является социальной службой и у них нет средств на слежку за домом в течение двадцати четырех часов в день, но, думаю, не убедила ее.

Полагаю, что людям хотелось бы знать, говорили ли мы с ней о Сэте. Почему же не говорили? Но с Фэт трудно было разговаривать серьезно. Иногда она могла болтать часами, однако в ее словах не было смысла.

Главное, что беременность протекала великолепно.

Когда Донна-Фей жила у меня, она смотрела сериал «Дни нашей жизни». После просмотра она решила назвать дочь Саванной. Я считаю, что это великолепное имя.

Я договорилась в больнице «Eastern Private», что Донна-Фей будет рожать там. Я наслушалась жутких рассказов о региональных больницах, о нехватке врачей, о женщинах, рожающих в туалетах, и так далее. Я не хотела, чтобы Фэт и ее ребенок подвергались риску.

Когда я рассказала в департаменте, что Донна-Фей остановилась у меня, социальный работник возмутилась и заявила, что это наглость с моей стороны – привезти сюда Донну-Фей, потому что я еще не получила разрешение выполнять обязанности няни.

Она объяснила, что таким образом я оказываю давление на Донну-Фей, на ее решение передать дочь мне. Я взорвалась и спросила:

– Мне нужно было выставить Донну-Фей на улицу? Оставить ее в Тамворте одну? Прежде всего она моя сестра.

Социальный работник объяснила, что у меня возникнут проблемы, потому что Фэт не разрешат оставить ребенка после родов, особенно если она будет жить у меня. Эта женщина обещала подыскать ей какое-нибудь жилье в Сиднее. Но это было очень нелегко.

Мы с Дэвидом предложили ей помочь найти жилье для Фэт и оплатить аренду, но социальный работник отказалась, объясняя, что это можно расценить как взятку.

Дэвид был очень огорчен. Он спросил:

– Как устроены мозги у этих людей?

Социальный работник сказала, что Донна-Фей в любом случае не должна присутствовать во время нашего собеседования, поэтому я отвезла ее в торговый центр – посмотреть кино. Когда моя сестра вернулась, то рассказала, что почувствовала слежку: это были работники департамента, они притворялись билетерами в кинотеатре. Я успокоила ее, сказала, что она ошибается.

Я знала, что Дэвид был против собеседования. Он англичанин и не выносит вмешательства в личную жизнь. Я предупредила, чтобы он даже не пытался шутить с австралийскими бюрократами среднего уровня. Они знают себе цену и ни на минуту не усомнятся в своем праве наказать вас.

Я видела, что Дэвиду не нравится социальный работник, ее многослойная одежда, распущенные волосы. Первые вопросы были безобидными: сколько вам лет, как вы зарабатываете на жизнь и так далее.

Затем она поинтересовалась, как мы собираемся сохранить наследие Саванны и поддерживать ее самосознание – ее наполовину суданское происхождение.

Дэвид ответил:

– Она будет чернокожей. И мы не будем скрывать это от нее.

Затем социальный работник спросила, не собираемся ли мы перевезти Саванну в Судан, когда она станет старше.

Дэвид ответил:

– Я полагаю, это зависит от обстановки в этой стране.

Следующий вопрос был о том, как мы объясним цвет кожи Саванны окружающим нас людям. Дэвид ответил:

– Мы скажем им, чтобы занимались своими делами.

Но очевидно, социальный работник ожидала, что мы ответим: «Мы будем учить Саванну гордиться своим происхождением».

В конце собеседования разгорелась короткая дискуссия о Малоке: будем ли мы поддерживать с ним отношения. Я ответила:

– Да, конечно, – и добавила, что мы хотели бы предложить Саванне одну из хороших школ в безопасном районе. Я имела в виду, что мы в состоянии обеспечить малышку материально, но социальный работник заинтересовалась тем, как я буду поддерживать самосознание ребенка, в котором соединились две культуры.

После ее ухода Дэвид сказал:

– Она хочет, чтобы ребенок рос у суданцев. Она хочет, чтобы мы научили девочку ходить к деревенскому колодцу и набирать воду в ванную. Понимаешь, Кэт, мы недостаточно черные, мы не едим козлятину. Социальный работник ожидает именно этого.

Мы были расстроены, когда прочитали ее отчет. Те факты, которые должны были сработать в нашу пользу, были представлены негативно.

Особое внимание было обращено на район, где мы живем: на состоятельность жителей и на отсутствие расового разнообразия.

Я сделала копию этих документов и отправила по электронной почте отцу.

Он высказал свое отношение к этому в грубой форме, но очень точно:

– От этой женщины несет лошадиным навозом. Она хотела доказать вам, что, несмотря на всю вашу обеспеченность, она обладает полномочиями не позволить вам взять этого ребенка.

В тот же день я поговорила с нашим адвокатом. Я сообщила ему, что отчет был негативным: в нем говорилось, что Саванна должна находиться с более подходящими ей родителями, которые поддержат ее самосознание. Другими словами, Саванне будет лучше с незнакомыми людьми, чем с Дэвидом и со мной.

Донна-Фей тоже пришла с нами на суд. Судья некоторое время разговаривала непосредственно с ней:

– Мисс Атлей, вы понимаете, что являетесь объектом обсуждения вопроса об опекунстве до рождения ребенка?

– Нет.

– Это означает, что департамент не разрешит вам ухаживать за ребенком после его рождения, поскольку ваше заболевание связано с психическим расстройством.

– Я лежала в психиатрической клинике, но ведь сейчас я в другом месте.

– Вы понимаете, что произойдет, когда родится ваш ребенок?

– Вы имеете в виду, что его заберут?

Странно, но Донна-Фей произнесла это очень спокойно и не выглядела при этом несчастной. Она произнесла это так просто, как будто надеялась, что ответила правильно.

– Вы знаете, что ваша сестра Каарен Атлей и ее муж Дэвид будут ухаживать за вашим ребенком?

Донна-Фей кивнула и сказала:

– Да, это хорошо.

– Но департамент считает, что для вашего ребенка будет лучше, если он будет находиться с суданскими родственниками.

– И это тоже будет хорошо.

Судья смутилась и сказала:

– Прекрасно.

Юрист, представляющий департамент, доказывал, что в интересах Саванны расти и познавать суданскую культуру. Потом длилась дискуссия о том, нужно ли предоставлять суданским детям возможность узнать свою культуру, если они не проживают на исторической родине.

К нашей радости, судья подытожила:

– Мне кажется, что план департамента о размещении ребенка в незнакомом месте с незнакомыми людьми не имеет смысла. Когда Саванна родится, она будет передана под опеку Каарен Атлей и ее мужа Дэвида Бенетта.

Судья добавила, что нам необходимо сделать так, чтобы Донна-Фей и Малок участвовали в жизни Саванны. Она попросила департамент составить распорядок, и мы обязаны будем придерживаться его. Я видела, что представители департамента были разочарованы, но за судьей осталось последнее слово.

Мы покинули суд, довольные результатом. Недалеко от здания суда было кафе, и мы решили отпраздновать нашу победу. Я заказала капуччино, и Донна-Фей сказала:

– И я хочу.

Мне пришлось напомнить ей о беременности, и я заказала для нее чай. Я обратилась к сестре:

– Донна-Фей, это прекрасный результат, мы победили.

– Да, мы победили.

В тот момент я действительно воспринимала это как победу и у меня не было никаких сомнений.

Через неделю мы с отцом, который практически жил у нас, отвезли Донну-Фей в больницу. Помню, как отец сказал:

– Эта больница похожа на отель «Хайатт».

Он сравнивал ее с больницей в Форстере. Тут была роскошная мраморная стойка в приемной, цветы в красивых вазах на подставках.

Я позвонила в больницу и объяснила ситуацию: моя сестра будет рожать у них, а мы с мужем станем ухаживать за ребенком после родов. Нас встретила старшая медсестра. Стараясь организовать радушный прием, она подарила Фэт специальную сумку. В ней было меню больницы и знаменитый медвежонок – талисман этой больницы, – белый, с красным крестом на жилетке.

Фэт спросила:

– Если мне нельзя оставить ребенка, можно я хотя бы оставлю себе медведя?

Старшая медсестра смутилась, засмеялась и сказала:

– Я уверена, что мы сможем найти еще одного медвежонка.

Через неделю мы опять были в больнице. На этот раз врачи проверяли, есть ли необходимость делать Фэт кесарево сечение. Я помню, как они шли по коридору – большая Фэт и рядом с ней отец, с бородой, в рубашке с короткими рукавами и в шортах.

Кроме нас было два социальных работника и Малок. Департамент был решительно настроен вовлекать его в процесс, хотелось ему этого или нет, поэтому за ним присылали машину за государственный счет. Могу только представить эти расходы: социальные работники ехали за Малоком в Тамворт, забирали его и привозили в Сидней.

Он был в больнице, когда родилась Саванна. Мне было приятно его видеть. Постепенно Малок становился частью нашей жизни. Я подошла, чтобы поддержать его, но он так быстро отпрянул, что врезался в стену. Малок выглядел чрезвычайно напуганным, и не только из-за меня.

Пройдя вестибюль, мы направились в палату к Фэт. Она смотрела на огромного медведя, стоящего в углу комнаты, напоминавшей цветочный магазин.

– Гляньте, что они подарили ребенку!

Фэт так посмотрела на медведя, как будто хотела забрать его себе.

Если Донна-Фей и делала что-то не так, то надо признать, что и с медсестрами происходило то же самое.

И их трудно в этом обвинить. Мы были странной семьей: Донна-Фей, круглая, как пляжный мяч, ростом в пять футов, белая, как стена, и рядом с ней – неуклюжий Малок, длинный, как сорняк.

Палата Донны-Фей была последней в коридоре. Старшая медсестра усадила Фэт на край кровати. Моя сестра была такой полной, что не могла соединить колени. Принесли меню, с которым мы ознакомились на прошлой неделе. Донна-Фей спросила:

– Я могу заказать что-нибудь?

Медсестра ответила:

– Конечно, можете.

И Фэт прошлась по меню, отмечая галочками блюда: крем-брюле, креветочный коктейль, крекеры, сыр, рыба… Отец сел в кресло с откидной спинкой и сказал:

– Я прослежу за тем, чтобы она ничего не ела. Я ужасно голоден.

Старшая медсестра сказала Фэт: «Я дам вам таблетки, чтобы вы успокоились», положила таблетки на ее ладонь и протянула ей стакан воды. «Доктор скоро будет», – сказала она и вышла из палаты. Фэт легла и закрыла глаза.

Дэвид включил телевизор. Показывали утреннее шоу. Я заполнила бумаги и отдала их отцу на подпись. Он по-прежнему оставался опекуном Фэт.

Спустя некоторое время пришли две дежурные нянечки. Они помогли Фэт пересесть на каталку и повезли ее в холл. Мы шли за ними. Они обнажили ее живот, освободив от ночной рубашки, и намазали его обезболивающим средством. Тело Фэт было покрыто палочками, связанными с приборами. Я была так взволнована, что не могла дышать. Я постоянно спрашивала у Фэт:

– Как ты себя чувствуешь? Ты в порядке?

Кто знает, что моя сестра чувствовала в тот момент?

Дэвид держался лучше. Он попросил:

– Отойди в сторону, дорогая. Они знают, что нужно делать.

Дежурный произнес:

– Время еще есть. Доктор пока не приехал. Мы просто подвезли роженицу поближе к операционной.

Дэвид сказал:

– Пойду-ка я, пожалуй, погуляю.

Он терпеть не мог ждать. Позже он признался, что натолкнулся на Малока в холле. Бедный мальчик отказался войти в палату, где, как огромный тюлень, лежала Фэт, желтая и обнаженная.

Дэвид рассказывал:

– Он стоял у стены, как щетка. Черные кудри, покрытые голубой сеткой для укладки волос, придавали ему вид витающего в облаках человека. Он стоял рядом с этими суками, социальными работниками, которые сидели в креслах за его спиной.

Мой отец тоже вышел прогуляться. Он нашел комнату отдыха и приготовил себе чашку чая. Отец поговорил с одной из медсестер о том, что его дочь сегодня рожает. Медсестра поздравила его. Он пояснил:

– Я должен присутствовать на родах, я ее опекун. Видел ее появление на свет, теперь вот увижу ее роды.

Отец очень гордился этим.

Медсестра была растеряна. И отец рассказал ей нашу историю: он не только отец Донны-Фей, но и ее опекун. Когда родится ребенок, его заберет не Донна-Фей, а ее сестра Кэт…

И медсестра ответила:

– Да, я слышала об этом. Роды сегодня?

Они продолжили разговор. И я догадываюсь, как проходила беседа. Отец спросил у медсестры, сколько стоят роды в этой клинике, и медсестра ответила, что около десяти тысяч. Отец присвистнул и сказал, что его машина стоит дешевле. Затем медсестра поинтересовалась:

– Почему вы называете свою дочь Фэт? Она не толстая, а беременная.

– Мы назвали ее так еще до беременности.

– Она была толстой?

А мы действительно не обращали внимания на полноту Фэт и не думали о том, что посторонним такое имя должно казаться странным.

Медсестре хотелось узнать, почему Донне-Фей не разрешают оставить Саванну. Отцу пришлось объяснить, что у Фэт психическое расстройство. Я знаю своего отца. Он, видимо, ожидал увидеть ужас на лице медсестры, но та в силу своей профессии не только не удивилась, но еще и успокоила его, объяснив, что многие люди проходят через это. Она рассказала ему историю, происшедшую в больнице, где она работала. Матери и пальцем не пошевелили, пока социальные службы не пришли, чтобы забрать их детей.

– Они спокойно воспринимают это, говорят, что правительство знает, что делает.

После этого разговора отец вернулся. Подошел и Дэвид. Мы ждали. Фэт лежала, медсестры тихо разговаривали, обсуждая предстоящие роды.

Наконец появился врач, и Фэт перевезли в операционную. Я стояла слева от нее, у ее головы, и держала сестру за руку. Анестезиолог подошел к Фэт и сделал ей укол. Он провел эпидуральную анестезию и помог Фэт лечь на спину. Через минуту врач начал царапать ее живот и щипать кожу, все время спрашивая, чувствует ли она что-нибудь при этом. Когда стало ясно, что Фэт уже не чувствует боли, анестезиолог кивнул акушерке, которая приготовила скальпель и разрезала подготовленную поверхность. Нож вошел мягко, как будто разрезали масло.

Мне видны были голубые перчатки хирурга, глубоко погрузившиеся в живот Фэт. Было очень много крови, а затем из околоплодных вод появилась Саванна.

Она была покрыта слизью, ее розовый рот был открыт. Она размахивала кулачками и пыталась пищать, показывая, что у нее тоже есть голос.

Я подумала о том, что она прекрасна.

И не только я так думала. Во многих новостях упоминалось о том, как красива Саванна. Вся ее голова была покрыта рыжими вьющимися волосами, кожа напоминала спелую сливу.

Мне не нужно говорить Вам, что я ее полюбила. Конечно, я полюбила эту малышку.

После родов акушерка занималась Фэт. Саванну искупали и взвесили. Я вышла из родильного зала и оглянулась. Я увидела Малока в сопровождении двух социальных работников, которые размахивали розовыми и желтыми документами. Они заявили, что являются официальными опекунами малышки и требуют, чтобы их пропустили.

Молодая медсестра подошла к ним. Позже отец рассказал, что это была та самая медсестра, с которой он пил чай. Она подняла руки и сказала:

– Пожалуйста, выйдите, вы не можете здесь находиться.

Она старалась вывести их за оббитую резиной дверь. Доктор, который накладывал швы, сказал:

– Оставь, оставь!

У Саванны началась икота, потом она заплакала. Малок, растерянный, стоял у двери. Это была минута всеобщего душевного волнения.

Одна Донна-Фей оставалась спокойной. Не только потому, что она лежала с вывороченными внутренностями. Она воспринимала весь хаос вокруг нее просто, точно так же, как воспринимала беременность, роды и то, что ей не разрешат оставить ребенка.

Дэвид не был спокоен. Он пытался грудью вытеснить социальных работников из комнаты. Я искала в сумке мобильный телефон, угрожала позвонить своему адвокату, для чего выскочила из комнаты. Социальные работники продолжали настаивать на том, что по решению суда они также являются опекунами. Я понимала, что они правы.

Мы думали, что выиграли и Саванна поедет с нами домой, что мы сможем сразу забрать ее. Но были просто ошарашены, когда работники департамента заявили, что мы ошибались. Может, я заблуждаюсь, но мне показалось, что им нравилось затягивать этот процесс. Социальные работники объяснили, что не закончено оформление бумаг. Прежде чем ребенок будет передан на постоянный уход, подготовка места его проживания должна получить одобрение суда. Мы напомнили, что суд уже принял решение по этому вопросу. Мы являемся опекунами Саванны до конца ее жизни.

Социальные работники возразили:

– Да, но решение было принято до рождения Саванны. Сейчас суду необходимо предъявить свидетельство о рождении, ваше свидетельство о рождении, документы Донны-Фей и бумаги о том, что департамент ознакомлен с ними, одобрил и утвердил их. До тех пор Саванна будет находиться под государственной опекой.