Текст книги "Я пришла попрощаться"

Автор книги: Кэролайн Оверингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10

После того как Тедди закончил давать показания, судья встала. Мы тоже поднялись. Когда она покинула комнату, мы сели, потом опять встали и вышли на улицу, чтобы размять ноги. Мне хотелось закурить, но сначала я решил поговорить с нашим адвокатом. Я спросил: «Как наши дела?» Она ответила, что противоположная сторона не сможет ничего доказать. К нам подошел Хайнц и, сплевывая табак с кончика языка, сказал:

– Нечего доказывать.

Наш адвокат добавила:

– Завтра все должно пройти неплохо, потому что будут свидетели с нашей стороны.

Все сложилось иначе: не все свидетельствовали в нашу пользу. Социальный работник, которая разговаривала с Фэт в первый день, дала показания, представив Фэт и Хайнца молодыми неопытными родителями: они якобы не смогли объяснить, как Сэт получил травму, не понимают, что нельзя трясти ребенка, что они поступали неправильно, не осознавая, какой вред нанесли ребенку.

Судья задала ей несколько вопросов о детях с подобным заболеванием, о том, в каком возрасте они попали в больницу. Женщина объяснила, что в основном возраст детей – от восьми до четырнадцати недель, поэтому Сэт попадал в эту группу. Судья спросила, почему именно этот возраст является критическим. Женщина пояснила, что именно в этот период малыши много плачут. Спустя восемь недель после рождения ребенка родители устают, находятся в полусонном состоянии, их волнует только один вопрос: когда это закончится? Разумеется, через четырнадцать недель дети не перестают плакать, но уже нет необходимости постоянно укачивать ребенка. После четырнадцати недель детей с подобными травмами меньше.

Эта женщина также рассказала, что Сэта привезли в больницу в субботу утром, а многие дети получают травму в пятницу вечером. Когда судья поинтересовалась, почему именно в пятницу вечером, та объяснила, что перед выходным днем многие люди выпивают и смотрят футбол. Когда я услышал это, то готов был громко спросить: «Ну так кто же тряс ребенка, потому что шел футбол?»

Но женщина продолжала давать показания, поясняя, что чаще всего в этом виноваты мужчины (она выразительно посмотрела на Хайнца), которые смотрят за детьми, когда матери нет дома. Она говорила, что мужчины в такой ситуации (и я понимал, что она имеет в виду Хайнца) рассматривают ребенка как помеху – нечто отвлекающее от пива, от просмотра футбольного матча. Мужчина думает, что если он даст ребенку бутылочку или куклу, то тот перестанет плакать. Но иногда малыш не прекращает кричать, и мужчина думает: «Ну что это за ребенок? Черт возьми этого ребенка!» А малыш все плачет и плачет, пока мужчина наконец не возьмет его и не начнет тихо и нежно укачивать. Но некоторые берут ребенка, начинают трясти его за плечи и орать на него: «Почему бы тебе не заткнуться?!» Они не осознают, что если ребенок и затих, то только потому, что они повредили ему головной мозг.

Странно, но когда судья спросила социального работника, что она думает о передаче Сэта на государственную опеку, женщина не согласилась с этим. Да, она была на стороне департамента, но ответила неопределенно:

– Как сказать, это зависит…

Судья спросила:

– От чего?

Социальный работник посмотрела на Фэт и продолжила:

– Матерей очень редко обвиняют в нанесении такой травмы. Они могут причинить боль своему ребенку, но это не связано с сотрясением. Это больше свойственно мужчинам – отцу ребенка, бойфренду матери…

Казалось, что она может сказать еще что-то важное, но она и так уже помогла: всем стало ясно, что Донна-Фей ни в чем не виновата. Можно было догадаться, что это сделал Хайнц. Фэт была на работе, Хайнц – дома с Сэтом, была пятница, он, наверное, был пьян или обкурен, хотел отдыхать, а Сэт хотел пить, он скучал по маме. Хайнцу надоело возиться с ним, он схватил малыша, стал трясти его и бросил в кроватку. Фэт нашла его в ужасном состоянии. Хайнц обманывал ее, не признавался в том, что произошло. Учитывая все обстоятельства, почему же у Фэт отняли ребенка?

Я часто задаю себе вопрос, Ваша честь: что бы произошло, если бы Фэт в тот день давала показания. Она не указывала на Хайнца как на главного виновника случившегося. Она просто сходила с ума из-за него и, по всей вероятности, не была уверена, что это сделал он. Я абсолютно точно знаю, что она может поклясться в том, что это не ее вина, и судья бы услышала ее искренние признания. И я был бы на ее стороне. Но Фэт не давала показаний, и Хайнц тоже. Наш адвокат сказала, что им не нужно доказывать свою невиновность. Что они ничего не должны говорить.

В этом деле был еще один свидетель, Нейл Коуэн. Он был очень взволнован из-за того, что ему будет предоставлена возможность выступать в качестве свидетеля и поведать суду о своих бредовых идеях, которые вряд ли пошли нам на пользу.

Судья попросила его назвать имя и род занятий. Нейл ответил:

– Меня зовут Нейл Коуэн, я доктор.

Судья уточнила:

– Вы доктор медицины?

Этот вопрос удивил меня. Я был убежден, что он врач. Зачем тогда мы пригласили его, если он не врач? Но Коуэн ответил, что «в каком-то смысле» он врач. Судья попыталась это выяснить, но Нейл уклонялся от ответа и наконец произнес:

– Я учился в университете в США.

Когда судья спросила, какой именно университет он окончил, Нейл ответил, что обучался заочно. Я понял, что все свои степени он получал по почте.

Затем Нейл сообщил:

– Моя квалификация по документам – это одно. Гораздо важнее моя компетенция в области социальной защиты и медицины. Мне известно, как они обтяпывают свои делишки и делят между собой прибыль.

У судьи от удивления расширились глаза, и она стала делать записи на бумаге, лежащей перед ней. Она поправила очки и сказала:

– Продолжайте.

Для Коуэна это был сигнал к действию.

– Я не верю, что Сэт Атлей-Хайнц получил травму в результате сотрясения. Более того (он очень любил это словосочетание – «более того»), я не верю, что этот синдром существует.

Далее Коуэн рассказал о том, как врачи ставят фиктивный диагноз – синдром «сотрясения ребенка». Затем – о своих письмах премьер-министру и об ответах на них, о том, что до 1960 года не было зарегистрировано ни одного случая синдрома – и вдруг внезапно появились сотни случаев. Эта эпидемия была связана с большим вложением денег в сферу социального обеспечения. Родители Сэта, находящиеся здесь, в зале, пытаются доказать свою невиновность. Как они могут это сделать?

Судья слушала внимательно, не перебивая. Затем она спросила:

– Мистер Коуэн, у вас есть альтернативные предположения, объясняющие травму мозга у Сэта?

Коуэн начал излагать свою точку зрения, это единственное, что он мог делать, – рассказывать о своих теоретических предположениях. Он объяснял:

– Это может быть что угодно. В Америке насчитываются сотни подобных случаев, и это была реакция на прививку. А может быть, у Сэта аллергия на что-нибудь? На пыль, на кошек? У многих людей аллергия на кошек.

Кошки! Я боялся, что он начнет убеждать всех в том, что именно кошки спровоцировали болезнь Сэта, который боролся за жизнь один, вдали от матери и от меня.

Коуэн разошелся. У него был большой опыт по проведению кампаний против вакцинации. Он был зациклен на фармацевтических компаниях, которые выпускали лекарственные препараты, разрушающие головной мозг. Он обвинял их в стремлении привить всех новорожденных в стране. Когда Коуэн произнес эту фразу, я разозлился. Я заметил, что судья чувствует то же самое. Как и все люди моего возраста, я помнил эпидемию полиомиелита. Судья не стала спрашивать о прививках, она задала другой вопрос:

– Мистер Коуэн, вы осматривали Сэта?

Коуэн ответил:

– Нет.

– Нет?

– Разумеется, нет.

– Откуда же у вас такая убежденность в том, что врачи ошиблись?

– Это не моя вина, что я не осмотрел ребенка. Они не позволили мне это сделать. Они знают, что я близок к раскрытию заговора и разоблачению мифов и лжи.

Судья уточнила:

– Вы не врач и никогда не осматривали Сэта?

Коуэн ответил:

– У меня не было шансов попасть в больницу, охраняемую специальной службой. А знаете почему? Они тоже замешаны в преступлении, как и врачи, и боятся потерять работу. Но я разоблачу этих аферистов!

В тот момент я понял, какого идиота я привел в суд. Охрана в больнице скрывает результаты исследований и замешана в афере с больными детьми! Такие выводы привели бы в замешательство любого, кроме Нейла Коуэна.

Судья все понимала, поэтому громко объявила:

– Благодарю вас за показания, мистер Коуэн.

Она не назвала его доктором. И хотя Коуэн пытался продолжать, она заставила его отойти в сторону. Судья громко спросила:

– Родители Сэта будут давать показания?

Наш адвокат ответила:

– Нет, Ваша честь.

Я был удивлен. Мне показалось странным, что нам не дали выступить, что адвокат не предоставила слово Фэт, не дала ей шанса еще раз подтвердить, что она не причиняла вреда своему ребенку. Но я подумал, что адвокат лучше знает, что нужно делать. Вдруг этот идиот Хайнц поднялся и произнес:

– Мне есть что сказать, но я решил, что лучше будет это написать.

Адвокат пыталась остановить его, но он вырвался, направился к проходу, подошел к судье и протянул ей лист бумаги.

Судья взяла написанное. Это был маленький квадратный листок, сложенный в несколько раз. Судья надела очки, развернула бумагу и стала читать. Она посмотрела на Хайнца, затем еще раз прочла записку, вернула ее ему и сказала:

– Спасибо, мистер Хайнц. Я не уверена, что все это имеет отношение к нашему заседанию.

Хайнц ответил:

– Это ваше мнение.

Судья согласилась:

– Да, мое.

Когда она встала, поднялись все присутствующие в зале. Хайнц прошел по проходу, бросил бумагу нашему адвокату, хрустнул костяшками пальцев и сказал:

– Пойдем заберем мой швейцарский армейский нож, а то они его присвоят.

Фэт вышла за ним.

Я спросил адвоката о том, как наши дела. И она ответила:

– Скоро узнаем.

Я поинтересовался, что же написал Хайнц. Адвокат закатила глаза, протянула мне листок бумаги и произнесла:

– Вот, почитайте.

Я взял и стал читать. Я был потрясен. Это переходило все границы. Я до сих пор храню эту записку.

Есть люди, которые могут сказать, что мы не заботились о Сэте. Я сохранил все бумаги, связанные с заседаниями суда. Чтобы доказать это, я предлагаю вам прочесть эту записку, которую я храню. Вы можете лично убедиться, с каким идиотом мы имели дело.

«Донна-Фей и я пишем вам, чтобы сообщить, что Сэт не ваш ребенок, а наш. Вы думаете, что можете забрать моего и Донны-Фей ребенка, потому что мы дерьмо. Вы не думаете, что в конце дня, сидя в туалете, вы такое же дерьмо, как и мы. Я найду лучшего адвоката, дойду до высшего суда в стране и буду бороться. Я встречусь с премьер-министром и каждому докажу, что мы ничего не делали с Сэтом. Вы не получите Сэта: он мой ребенок и будет с гордостью носить фамилию Хайнц».

Глава 11

«Решение

старшего судьи Энн Олбрайт

по делу

Сэта Атлея-Хайнца

Вызов в суд по делу Сэта (2005 г. р.).

Юрисдикция: суд по защите детей (штат Новый Южный Уэльс).

Стороны: генеральный директор департамента социальной защиты – Донна-Фей Атлей и Пол Джек Хайнц.

Место проведения: Парамаутт.

Дата проведения: 3 и 4 мая 2006 года.

Судья: старший судья Энн Олбрайт.

Законодательство: дети и подростки (попечение и защита), акт 1998 года.

1. Заключение комиссии.

2. Заключения, предоставленные суду департаментом социальной защиты штата Новый Южный Уэльс, в дальнейшем упоминающимся как «Департамент».

3. Заключения, относящиеся к делу Сэта Атлея-Хайнца, родившегося 23 декабря 2005 года.

4. Сэт – сын Донны-Фей Атлей, в дальнейшем упоминающейся как «мать», и Пола Джека Хайнца, в дальнейшем упоминающегося как «отец».

5. Департамент по социальной защите подал иск о лишении родительских прав и передаче Сэта на попечение государства.

6. Родители Сэта выступают против иска.

Обстоятельства дела:

7. 27 марта 2006 года Сэт, которому исполнилось 14 недель, был доставлен в главную больницу Форстера его родителями.

8. Мать Сэта сказала персоналу больницы, что мальчик болен.

9. После первоначального осмотра Сэт был перевезен на машине «скорой помощи» в Ньюкасл, в больницу «Jonh Hunter», в педиатрическое отделение интенсивной терапии, где были проведены исследования, включая сканирование и томографию головного мозга.

10. У Сэта было обнаружено кровоизлияние сетчатки глаза и субдуральное кровоизлияние.

11. Родители Сэта не смогли указать на этимологию этих повреждений.

12. Никого, кроме родителей, на протяжении сорока восьми часов возле мальчика не было, до тех пор пока его не доставили в больницу.

Свидетельские показания департамента:

13. Суд заслушал устные показания врача Теодора Блеветта, главного педиатра больницы «Jonh Hunter».

14. Доктор Блеветт известен как ведущий специалист в своей области и хорошо известен в суде по решению дел о гражданской опеке детей.

15. Из показаний доктора Блеветта следует, что повреждения у Сэта типичны для так называемого «синдрома “сотрясения ребенка”».

16. Доктор Блеветт уверен, что повреждения у Сэта не связаны с другими заболеваниями.

17. Доктор Блеветт уверен, что повреждения Сета вызваны сильным сотрясением.

18. Суду были представлены письменные показания доктора Пола Тейта, консультанта-педиатра детской больницы в Сиднее.

19. Доктор Тейт – ведущий специалист в области детской нейрологии и известен в суде по решению дел о гражданской опеке над детьми. Он осматривал Сэта.

20. Доктор Тейт убежден, что травма Сэта не является родовой.

21. Доктор Тейт убежден, что повреждения у Сэта не связаны с вакцинацией.

22. Доктор Тейт убежден, что «рваные повреждения» – вены, расположенные в мозге и разорванные в результате силового воздействия, – не могли возникнуть случайно или же оттого, что ребенок находился без присмотра.

23. Доктор Тейт уверен, что других объяснений в деле Сэта быть не может.

24. Доктор Тейт убежден, что кровотечение в области клетчатки – неопровержимое доказательство синдрома.

25. Доктор Тейт считает, что повреждения у Сэта вызваны сотрясением.

Свидетельские показания родителей:

26. Родители Сэта не смогли пояснить суду происхождение повреждений у ребенка.

27. Известно, что никто, кроме родителей, в течение сорока восьми часов с ребенком не общался.

28. Пол Джек Хайнц, отец ребенка, 26 марта находился с ним в течение шести часов, в то время как мать ребенка была на работе.

29. 24 часа (до появления ребенка в приемном покое больницы) за ребенком больше никто не присматривал.

30. Свидетель Нейл Коуэн, присутствующий по просьбе родителей, уверяет суд, что повреждения Сэта связаны не с сотрясением. Он считает «синдром» мифом.

31. Мистер Коуэн – заинтересованная сторона, и его действия могут быть названы специальной кампанией.

32. Мистер Коуэн хорошо известен противодействием массовой вакцинации.

33. Мистер Коуэн не только не осматривал Сэта, но и ни разу не видел ребенка.

34. Документы, предоставленные суду мистером Коуэном в поддержку его утверждений признать повреждения головного мозга результатом вакцинации, были взяты из Интернета и из брошюр, распространяемых выступающими против вакцинации.

35. Свидетельские показания в поддержку утверждений мистера Коуэна о том, что вакцинация повреждает мозг ребенка, не предоставлены.

36. Официальная точка зрения – повреждения головного мозга у Сэта не случайны. Найти ответственного за эти повреждения сложно.

Обстоятельства дела:

37. Отец Сэта давно известен своей импульсивностью.

38. Отец Сэта характеризуется как человек, склонный к насилию, криминальному поведению, включая и физическое насилие.

40. Исследования, проведенные независимым экспертом, назначенным судом до начала слушания, доказали, что у матери Сэта уровень умственных способностей ниже среднего. Обращают на себя внимание низкие баллы, соответствующие уровню сообразительности, и высокие баллы, соответствующие уровню подверженности влиянию извне.

41. У родителей Сэта случались периоды больших потрясений, включая денежные проблемы. Мать Сэта могла обеспечить только самое необходимое для нужд семьи. Она приступила к работе уже через десять недель после рождения ребенка.

Юридические обстоятельства дела:

На данном судебном заседании не будет решаться вопрос о том, виновны ли родители в нанесении повреждений своему ребенку.

Этот вопрос будет рассмотрен в другое время и в другом суде.

Суд не решает судьбу Сэта.

Родители Сэта выразили желание забрать его домой. Они понимают, что этот вопрос не будет решен в короткий срок, но хотят сохранить свои юридические права как родители Сэта, что позволит им забрать его домой после выздоровления.

Известные эксперты в области педиатрической нейрологии сообщили суду, что состояние Сэта очень тяжелое. Он подключен к аппарату жизнеобеспечения и вряд ли выживет после полученных повреждений.

Однако задачей суда не является рассмотрение вопроса о том, является ли смерть Сэта неизбежной.

Суд решает вопрос о риске перевоза Сэта домой или же о нахождении его в больнице, где он получит необходимую помощь.

Если суд решит, что риск для Сэта слишком велик, родительские права будут переданы государству.

Заключение:

Выводы суда:

а) Существует высокая степень вероятности того, что повреждения у Сэта не случайны.

б) Нет возможности доказать, нанесены эти повреждения одним из родителей или обоими.

в) Один из родителей (возможно, оба) знает, что произошло с Сэтом, но отказывается рассказать об этом суду.

г) Повреждения у Сэта очень серьезны.

д) Если Сэт выживет, то останется уязвимым для насилия со стороны родителей.

е) Выписка ребенка из больницы и возвращение под опеку родителей представляют чрезмерный риск для его здоровья.

Исходя из вышеизложенных обстоятельств, суд постановил:

– родительские права на Сэта Атлея-Хайнца, родившегося 23 декабря 2005 года, передаются Департаменту по социальной защите;

– контакты ребенка с родителями с этого времени запретить».

Глава 12

Первое, о чем я подумал, когда услышал приговор: я не собираюсь смириться с этим. Это неправильно.

Я спросил у нашего адвоката о том, как нам подать апелляцию. Адвокат не дала ответа ни тогда, ни впоследствии. Думаю, что она устала. Устала, и еще она поняла, что если мы не смогли выиграть эту часть процесса – легкую, то не сможем дальше искать защиты у суда. И она не получит свои сорок восемь процентов.

Адвокат сказала:

– Да, вы можете подать апелляцию, но это означает, что дело будет передано в Верховный суд. Когда будут назначены слушания, сколько это займет времени, сказать трудно. Это будет дорого стоить, и мы можем проиграть.

Было очевидно, что она не заинтересована в продолжении процесса, и это ужасно рассердило меня. Я вспылил и решил, что смогу обратиться в газеты. Я пойду в редакцию «А Current Affair».

Я спросил у адвоката, что она об этом думает. Она ответила:

– Я всегда предупреждаю своих клиентов, чтобы они не обращались в средства массовой информации. Это как взрыв динамита – может принести больше вреда, чем пользы.

Но мы все еще были ее клиентами, а значит, у нее оставались хоть призрачные, но обязательства. Теперь, приняв решение обратиться в газету, мы отказывались от ее услуг. Поэтому адвокат сказала:

– Можете обращаться, это ваше право.

Я подумал, что газета – это то, что нам нужно. И Хайнц поддержал меня. Я решил, что он сможет достать немного денег для эксклюзивного интервью. Дети, обманом отнятые государством! Обвиняют родителей! Нарушение прав человека!

Такие лозунги устраивали Хайнца. Он, конечно, идиот, но идиот, который очень любит себя. На нас посыпались неприятности, и, отказавшись от адвоката, я неожиданно для самого себя оказался в союзе с Хайнцем. О Фэт речь не шла, она была как в тумане. Моим союзником оказался Хайнц. Очевидно, я был не в состоянии мыслить четко. В суде ты понимаешь, что вступил в схватку с департаментом, и чувствуешь необходимость выбраться из этого лабиринта и бороться за справедливость. Ты как Давид против Голиафа и стремишься одержать победу.

Хайнц умел устраивать шоу, он делал вид, что чувствует то же самое, по крайней мере вначале. Он много рассуждал о справедливости:

– У них нет доказательств. Если адвокат не собирается подавать апелляцию, то я дойду до парламента! Я доведу это дело до самого высокого суда на земле! Это дело будут рассматривать в палате лордов!

Хайнц нашел эту фразу в Интернете. Он узнал, что некоторые дела передают в палату лордов. Он цитировал Нейла Коуэна: «Нет таких судов, которым разрешено забирать детей у матерей. Какие у них доказательства? У них нет доказательств».

Я полагаю, трудно добыть доказательства, Хайнц, если ты один из двух свидетелей, а с другой стороны – Сэт, который не может говорить. Не знаю. Я все время подливал масла в огонь своими сомнениями.

Хайнц говорил: «Я хочу собрать подписи и рассказать каждому, как отобрали моего ребенка. Я хочу отнести эти подписи к зданию парламента в Канберре». Он говорил, что оставит игрушки Сэта на ступеньках Верховного суда. Хайнц продолжал молоть чепуху, и Нейл Коуэн вдохновлял и поддерживал его во всем. Нейл заявлял, что организует мощное народное движение, люди по всей стране поднимутся, присоединятся к ним. Это будет началом революции.

Им нравилось быть в центре внимания.

Именно Коуэн стал проводить различные акции. Он взял фотографию Сэта и распечатал плакаты с ней. Он настаивал на своей теории о ложности заболевания. Нейл использовал наши фотографии, на одной из них была Фэт с ребенком. Этот снимок был сделан через неделю после рождения Сэта: любящая мать и малыш. Это был великолепный снимок, но Хайнцу он не нравился. Ему хотелось, чтобы на плакате был он. Поэтому мы заказали плакат, на котором была Фэт, держащая на руках Сэта, а за ней стоял Хайнц. Он возвышался над ней: скрещенные руки, мощные бицепсы. Создавалось впечатление нормальной, счастливой семьи, а на самом деле перед нами был придурок с татуировками и усами как у Халка Хогана.

Коуэн взял фотографию и отсканировал ее. Это означало, что он разместит ее у себя на сайте. Я был возмущен, когда увидел подпись: «Сэт Атлей, ребенок с плаката, – опровержение мифа о синдроме сотрясения у детей».

Я уже понимал, что сотрясение есть, это не миф, и мой внук тому доказательство.

Коуэн разместил фото на сайте, и любой мог увидеть его. Он также поместил там все документы, которые были использованы в суде. Он заявлял, что дело Сэта подействует на людей как вирус. Сэт станет знаменитым, его фотографии, подробности его дела будут распространены по всему миру.

С самого начала все эти затеи, мифы, внимание мировой общественности, заговоры меня не интересовали. Я хотел, чтобы мой внук был дома. Больше мне ничего не было нужно. Я хотел, чтобы моя дочь держала ребенка на руках и была спокойна. В конце концов я согласился с планом Хайнца. Мне очень не хотелось этого, просто я не знал, как справиться с бедой.

Я позволил Коуэну создать сайт с моим именем и паролем. Мы пытались построить «общину онлайн», так он это называл. Но я не до конца осознавал, что происходит, а когда понял, было уже поздно. Коуэн говорил, что мы должны привлекать людей, которые думают так же, как и мы, объединяться и разрушать систему, которая отобрала у нас Сэта.

Он не ошибся, говоря о привлечении людей. Сайт был создан в июне 2006 года, спустя некоторое время после суда. Многие стали заходить на наш сайт. Люди находили нас через Google, введя слова «алиби, сотрясение, риск вакцинации, синдром “сотрясения ребенка”, плохое обращение с детьми».

Многие заходили на наш сайт на минуту, наверное, они искали что-то другое. Но были и такие, которые появлялись на сайте каждый день, как правило, это были одни и те же. Многие не называли своих настоящих имен, у них были прозвища, такие как «Борец за справедливость» или «Жертва произвола». Они использовали наши сообщения для разговоров о детской благотворительности и поддержке. Иногда разговоры были отвратительными. В своих сообщениях они писали: «Все работники детской социальной службы – лесбиянки, ненавидящие мужчин, ворующие детей! Они наели себе толстые задницы».

Моя мама всегда говорила мне, Ваша честь, что, когда ты находишься рядом с собакой, у тебя появляются блохи. Я забыл об этом. Я все время был рядом с собаками и нахватался блох.

Редактирование сайта было частью моей работы. Предполагалось, что я буду отсеивать все ненужное и давать возможность людям высказать самое существенное. Многим хотелось поделиться своими проблемами. Были люди, прошедшие через семейные суды и потерявшие детей из-за плохого обращения с ними. Они были абсолютно уверены, что система коррумпирована, особенно судьи. Эти люди были счастливы, что у них есть возможность нанести удар по системе.

На сайте Хайнц был представлен героем. Он называл себя «Гордый отец Сэта». На некоторые письма он отвечал сам. Хайнц чувствовал себя знаменитостью, вождем революции. Прошел месяц, и он решил возглавить марш протеста. Он обращался к каждому: «Возьмите фотографии своих детей, увеличьте их. Мы пронесем их по улицам. Мы дойдем до Канберры!»

Он назначил дату марша – 4 августа. Мы сообщили о ней на сайте и написали: «Присоединяйтесь к нам на марше справедливости ради наших детей!» Пара человек, из тех, кто день и ночь проводит за компьютером, неожиданно прислали сообщения: «Мы придем!»

Я подумал: если этот марш состоится, то мне лучше быть там. Я купил большие листы в магазине печати и сделал несколько плакатов: «Верните Сэта домой!» и «Синдром сотрясения – это миф».

Нейл Коуэн попросил позвонить в редакцию «А Current Affair» и «60 minutes» и рассказать им о марше. Хайнц заявил:

– Мы пойдем с теми, кто предложит больше денег!

Я позвонил и рассказал оператору на Девятом канале, что мой зять – мой зять, Господи, помоги мне! – Пол Хайнц несправедливо обвинен. Он собирается взять фотографию Сэта, увеличить ее и нести, высоко подняв над головой, по дороге на Канберру, чтобы заставить политиков выслушать его и вернуть моего внука.

Девушка ответила, что репортер мне перезвонит. Я ждал, но никто не звонил. Коуэна это не смущало. Он объяснил, что телестудии ведут себя крайне осторожно, потому что они не могут показывать лиц, особенно в случаях плохого обращения с детьми. Он предложил связаться с радиостанциями. Я звонил на радио «2UE», «The АВС». Но и тут я не смог ничего добиться. Коуэн пояснил, что для радио это трудная задача, и предложил газету «The Daily Telegraph», но получил отказ. Они считали, что это не их дело.

Коуэн не унывал:

– Все в порядке. Когда мы выйдем на улицу с плакатами, мы блокируем движение и они не смогут нас игнорировать.

День марша настал. Я встал в пять часов утра. Одна из групп сказала, что встретит нас в Форстере, на первом этапе пути. Я приготовился к походу, взял чистые шорты и носки. Дорога до Канберры займет несколько дней.

Я подъехал к дому Хайнца. Постучал в дверь – никто не ответил. Я толкнул ее и вошел. Хайнц сидел на диване, старом, провалившемся, изломанном, и пил вино. На полу стоял кальян. Фэт рядом с ним не было.

Я держал в руках плакаты. Самый большой мы должны были нести по дороге к Верховному суду. Я спросил Хайнца: «Ты готов?», но глядя на него, понял, что он никуда не собирается. Уже не впервые Пол Хайнц не выполнял обещание. Он был просто привязан к этому развалившемуся дивану.

Он ответил:

– Послушайте, Мэд. Я думаю, что у нас проблемы с этой кампанией.

Хайнц потянулся к кальяну, достал зажигалку и закурил. Спустя некоторое время он заговорил:

– Где мы будем жить? У меня нет денег на мотели.

Он закашлялся.

Я ответил:

– Люди поддержат нас! У нас был план, помнишь? Когда они увидят, что мы делаем, то выйдут на улицу и поддержат нас. Мы проведем собрания в городах, люди выйдут и помогут. Помнишь?

Глядя в его бессмысленные глаза, я понимал, что все это бесполезно. Кто мог поддержать такое чудовище?

Хайнца не волновали мои размышления. Он опять закурил кальян, в чашке пузырилась вода. Его горло было заполнено дымом. Хайнц посмотрел на меня и сказал:

– Я не знаю, Мэд. До Канберры чертовски далеко…

Он завалился на диван, взглянул на меня отрешенно и замолчал. Он был как камень.

Я смотрел на него и думал, что Хайнц был и остался неудачником и подонком. Но, как и в прежние времена, я не произнес этого вслух. Я положил плакаты на пол и вышел из дома.

Я не знал, что мне делать, наверное, нужно было оставить на сайте сообщение о том, что марш протеста откладывается. Или слишком поздно? Может, люди уже собрались возле здания суда и ждут нас? Я подумал, что надо прийти и объяснить им, что все отменяется.

Я напрасно волновался. Там никого не было. Пришел один парень с татуировками, у него их было еще больше, чем у Хайнца. Он взял с собой собаку.

Я вернулся домой. Включил компьютер и зашел на сайт. Кое-кто посетил наш сайт, это были все те же. Я написал им, что марш протеста отменяется. Один из них переспросил: «Какой марш? Сегодня?»

Я присел на диван. У меня было странное чувство: все эти дни было столько дел, требующих энергии, активности, а сейчас я сидел и слушал, как в моем доме тикают часы, ворочается собака.

И я подумал: что же теперь делать?

Но я уже знал ответ. Я не собирался ничего делать. Почему? Потому что я превратился в послушного исполнителя. Вы знаете таких людей, Ваша честь, не правда ли? Исполнителей, которым все приказывают, что нужно делать. Я должен был сказать Хайнцу, чтобы он гнал Коуэна прочь, но не сделал этого.

Я должен был прогнать Хайнца, когда он стал встречаться с моей пятнадцатилетней дочерью, но не сделал этого.

Я должен был выступить против Хайнца, когда Сэт попал в больницу, потому что я (как, впрочем, и остальные) знал, что это сделал он, но промолчал.

Вместо того чтобы разоблачить его, я сотрудничал с ним, поддержал его на этом проклятом сайте, привлекая лунатиков и детоубийц. Зачем я это делал? Потому что я хотел вернуть Сэта. Это единственное, чего я хотел.

Но у меня ничего не получилось. Перечитывая написанное, я понимаю, что мне нужно было сделать, чтобы спасти дочь и внука. Это было бы совсем несложно. Знаете, что заставило меня так думать? Мне кажется, я был не в состоянии что-либо сделать уже в тот день, когда Фэт была зачата.

Часть вторая

Глава 13

Они нашли ее на трассе Victoria в Сиднее, на Kings Cross. Она шла по белой линии, которая разделяет дорогу на две части.

Она была одета в длинный зеленый френч с эмблемами на рукавах. Френч был надет на голое тело, на ногах были резиновые сапоги.

Ее волосы были распущены, в глазах – отчаяние и безумие. Широко расставив руки, она напоминала распятие.

Она все причитала: «Прекратите! Все должны остановиться», но водители проезжали мимо – у них не было времени. Всем удавалось объехать ее, за исключением автобуса. Слишком большой и неповоротливый, чтобы объехать женщину, он съехал с дороги и остановился перед магазином.