Текст книги "Последняя база"

Автор книги: Кэролайн Черри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Затуманившийся взор Дэймона ясно говорил, что эта вещица для него не просто золото.

Угрюмо кивнув, Дэймон спрятал ее в карман. Он редко говорил о своих близких, даже о живых. Воспоминания не приносили облегчения.

– Она знает, – промолвил Дэймон. – Знает, что нам готовят. Видит на экранах, слышит от низовиков... Синезуб ничего нового не сказал?

– Сказал только, что эта вещь нам понадобится. Так думает твоя мать.

– А от брата – ни слова?

– О брате мы не говорили. Место не располагало.

Дэймон кивнул, глубоко вздохнул и склонил голову. Он и жил-то лишь ради хороших известий. Когда их подолгу не бывало, он падал духом, и Джош разделял его тоску.

– Скоро здесь будет совсем паршиво, – предположил Джош. – Народ беспокоится. Я немножко задержался по пути, послушал, – вроде бы новостей никаких. Никто ничего не знает, но все дрожат.

Дэймон поднял голову, взял бутылку и выпил половину оставшегося вина.

– Надо решать как можно скорее. Или выходить в "очищенные" секции... или прорываться к челноку. Здесь мы недолго просидим.

– Можно еще болтаться по туннелям. – Эту идею Джош считал единственно осуществимой. Люди в большинстве своем панически боятся туннелей. С теми немногими, кто попытается выловить там беглецов... наверное, удастся справиться – оружие есть. Но в любом случае... время на исходе. В конечном итоге не спасут и туннели.

"Возможно, нам повезет, – с грустью подумал Джош, глядя на Дэймона, погруженного в собственные мысли, – и они просто взорвут секцию".

Дверь кладовки отворилась. Нго забрал карточки, прочел пометки, пожевал сморщенными губами и нахмурился.

– Не туфта? Точно?

– Точно.

Нго недовольно пробормотал что-то насчет убыточности бизнеса – как будто и впрямь оставался внакладе, торгуя документами, – и направился к выходу.

– Нго, – произнес Дэймон ему вслед, – я слышал, на рынке уже ходит новая ксива. Это так?

– Где ты слышал?

Дэймон пожал плечами.

– В зале у тебя двое говорили... Так это правда?

– Им приснилось. Впрочем, если придумаешь, как засунуть лапу в новую систему, шепни мне.

– Уже думаю.

Нго невнятно буркнул что-то под нос и вышел.

– Это правда? – спросил Джош.

Дэймон отрицательно покачал головой.

– Я хотел его прощупать. Нго неспроста отмахнулся – похоже, все знают, что отсюда нет выхода.

– Держу пари, это так.

– Я тоже уверен. – Дэймон снова опустил руки на колени, вздохнул и посмотрел вверх. – Почему бы нам не подкрепиться? Ведь там все спокойно, да?

Словно темная волна, нахлынуло отступившее было воспоминание. Джош открыл рот, но не успел ничего сказать. Внезапно пол содрогнулся, раздался оглушительный удар, а затем – треск, перекрывший вопли посетителей в зале.

– Ворота! – воскликнул Дэймон, вскакивая с канистры. Крики не прекращались, к ним добавились звук падающих кресел и звон посуды. Дэймон и Джош выскочили в кухню и бросились к черному ходу, куда уже неслись жена и сын Нго, а за ними – сам владелец бара с приходно-расходной книгой, полной записей о незаконных торговых сделках.

– Нет! – крикнул Джош. – Подождите! Это, наверное, закрыли ворота в белую секцию. Мы изолированы... Но во втором коридоре девятого – солдаты. Мациан не оставил бы здесь своих, если бы собирался нажать кнопку...

– Ком! – воскликнула жена Нго. Они побежали в зал, где возле экрана вида уже сгрудилось несколько человек, а какой-то мародер успел набрать дюжину бутылок.

– Эй! – разъярился Нго. Вор прихватил еще две бутылки и пустился наутек.

С экрана вещал Джон Лукас – так бывало всякий раз, когда Мациан считал нужным довести что-либо до сведения станции. Лукас выглядел более чем плачевно – цветущий самоуверенный мужчина превратился в ходячий скелет с запавшими глазами...

– ...изолирована, – говорил Лукас. – Резидентам и всем остальным, кто находится в белой секции и желает ее покинуть, предлагаем идти к воротам зеленого дока. Вас пропустят.

– Они сгоняют сюда всех неугодных. – Морщинистое лицо Нго было покрыто потом. – А как насчет нас, господин Лукас? Как насчет нас, честных работяг, попавших в эту западню? Как насчет нас, господин управляющий станцией?

Лукас повторил объявление. Вероятно, это была запись – едва ли Мациан позволял ему выступать "живьем".

– Пойдем. – Дэймон потянул Джоша за руку. Они вышли, свернули в зеленый док и вдоль изгиба внутренней стены направились к воротам в белую, возле которых уже стояла в ожидании огромная толпа. Со стороны причалов и лебедок к толпе приближались солдаты.

– Похоже, намечается стрельба, – пробормотал Джош. – Дэймон, надо сматываться.

– Смотрите! Ворота!

Джош повернулся к воротам. Массивные створки не раздвигались, аварийный люк рядом с ними тоже оставался закрытым.

– Никого сюда не пустят, – сказал Дэймон, – соврали вояки... чтобы выманить людей в док, к воротам.

– Пойдем обратно, – взмолился Джош.

Из толпы кто-то выстрелил, десантники ответили беглым огнем поверх голов, по фасадам магазинов. Толпа с воплями обратилась в бегство, увлекая за собой Дэймона и Джоша. Они едва успели свернуть в коридор девятого яруса и проскочить в двери бара Нго; следом бросилось человек пять-шесть, однако Нго отогнал их дубинкой, проклиная Дэймона и Джоша за неосторожность.

Втроем они закрыли дверь. К счастью, толпа не стала ломиться в бар, а избрала путь наименьшего сопротивления и понеслась дальше по коридору. На потолке вдруг ярко засияли лампы, осветив опрокинутые кресла и разбросанные по полу тарелки.

Нго и его семья принялись за уборку. "На", – буркнул владелец бара, сунув Джошу мокрую, пахнущую бульоном тряпку. Затем Нго бросил хмурый взгляд на Дэймона, но ничего не сказал – у Константина еще остались кое-какие привилегии. Впрочем, Дэймон не нуждался в просьбах и приказаниях. Он тоже взял тряпку и стал работать наравне со всеми.

Шум снаружи утихал, но вскоре снова раздался стук в дверь. Люди заглядывали в бар через пластиковое оконце. Измученные, напуганные прохожие хотели всего лишь покоя и уюта.

Выкрикивая ругательства, Нго открыл дверь, впустил посетителей и расположился за стойкой. "Никакого кредита, – предупреждал он каждого, кто подходил за выпивкой. – Деньги вперед. Вот погодите, как все поуляжется, будем только по карточкам обслуживать".

Некоторые уходили ни с чем, другие платили за напитки и усаживались. Дэймон взял бутылку вина и повел Джоша к закутку в дальнем углу зала – их любимому месту, из которого видна была парадная дверь и откуда можно было незаметно выскользнуть в кухню. Снова ожил музыкальный канал кома, заполнив бар тоскливой романтической мелодией.

Джош опустил голову на ладони и пожалел, что нельзя напиться в стельку. Пьяного, его всегда мучили кошмары. Дэймон же пил безбоязненно, и Джош позавидовал, заметив у него в глазах туман анестезии.

– Завтра я выхожу, – проговорил Дэймон. – Хватит, осточертело в этой дыре. Выйду, может, поговорю кое с кем, попробую наладить связи... Наверняка найдутся люди, которым моя семья в свое время оказала услуги. Дэймон уже пытался сделать это раньше.

– Надо будет подумать, – кивнул Джош.

Сын Нго поставил перед ними бульон, больше похожий на воду. Джош попробовал и наступил Дэймону на ногу под столом. Дэймон тоже взял ложку и рассеянно приступил к еде.

"О чем он думает? – размышлял Джош. – Наверное, об Элен. – Иногда во сне Дэймон произносил ее имя. Иногда – имя брата. – А может, он думает о других? О погибших друзьях? Да, скорее всего, этих людей уже нет".

Джош никогда не заговаривал о мертвых. Долгие часы они с Дэймоном проводили в молчании, каждый – в своем собственном прошлом. Джош вспоминал счастливые сны, прекрасные мечты: пыльную дорогу под слепящим солнцем, пшеничные поля Сытина, людей, которые любили его, друзей детства, боевых товарищей... В баре почти беспрерывно грохотала отупляюще-приторная музыка, однако они с Дэймоном притерпелись к ней, привыкли спать урывками – но чаще просто лежали, не смыкая глаз. Джош не вторгался в фантазии Дэймона, а Дэймон – в его грезы... Ибо ничего ценнее фантазий и грез у них не осталось.

Одну тему они больше не обсуждали – не видели смысла. У каждого отпечаталось в памяти лицо Джона Лукаса – не лицо даже, а посмертная маска, наглядное свидетельство того, как Мациан обойдется со своими новыми куклами. Если Эмилио Константин действительно жив, – а такие слухи ходили, но Джош тайком от Дэймона сомневался, что этому стоит радоваться, – то есть шанс... Но об этом Джош тоже не заговаривал.

– Я слыхал, – наконец нарушил тишину Дэймон, – кое у кого из мациановцев рыльце в пушку. Может, они берут не только товарами? Интересно, нет ли дырок в их новой системе?

– Ты с ума сошел! Это же не куль муки выменять. Попробуй подойти к кому-нибудь с таким предложением, и они мигом заявятся сюда.

– Может, ты и прав. – Джош отодвинул тарелку и уставился на ее ободок. Их время истекало, только и всего. Вот уже и белая изолирована... Мациановцам осталось лишь "подмести" секции, начиная с белого дока или с первого яруса зеленой. Сдавшихся пропустить сквозь "мелкое сито", а прочих перестрелять – и в шлюз.

Когда они наведут порядок в белой... наступит черед зеленой. Это может произойти через сутки или через час. Или через минуту.

– Я попробую выйти на контакт с флотскими, – произнес Джош. – Тебе не стоит рисковать, а меня десантники вряд ли узнают. Главное – держаться подальше от "Норвегии".

Секунду-другую Дэймон безмолвствовал – видимо, прикидывал шансы.

– Не спеши. Попробую придумать что-нибудь получше. Например, как пробраться к челнокам. Я хочу посмотреть на списки докеров, выяснить, что это за люди.

Пожалуй, ни один из них не верил в успех этой безумной затеи.

2. ТОРГОВЫЙ КОРАБЛЬ "КРАЙ ВСЕЛЕННОЙ": ГЛУБОКИЙ КОСМОС; 6.1.53

Прибыл еще один торговый корабль. Их уже собралось немало, и постоянно появлялись новые. Выслушав доклад теха, Элен поднялась с кушетки и пересекла тесную рубку "Края Вселенной" – поинтересоваться, что видит Нейхарт на своем скане.

– Что здесь происходит? – послышался вдруг тонкий голос. Купец вышел из прыжкового режима на почтительном расстоянии от места встречи и теперь приближался медленно и осторожно. Встав на ноги, Элен ощутила приступ головокружения и поспешила сесть во второе кресло у скана. Сказывалась беременность. Полнота все чаще действовала на нервы, хотя Элен изо всех сил старалась забыть о ней. Сейчас этого не позволил ребенок – невидимое и непредсказуемое брыкающееся существо. "Ну-ну, угомонись", – мысленно обращалась к нему Элен, морщась и сосредоточивая внимание на скане.

К экрану приблизились еще несколько Нейхартов.

– Мне кто-нибудь соизволит ответить? – спросил вновь прибывший, изрядно сократив расстояние между собой и остальными купцами.

– Ну-ка, назовись, – потребовал голос с другого корабля. – С тобой говорит "Медвежонок". А ты кто? Можешь подойти, только представься сначала.

Наступило молчание. Пауза затягивалась. Остальные фрахтеры пришли в движение. В рубке "Края Вселенной" росла озабоченная толпа.

– Что-то он мне не нравится, – раздался голос.

– Это "Женевьева" с униатской стороны, с Передовой. Мы слыхали, у вас какие-то нелады. В чем дело, можете рассказать?

– Дайте-ка мне этим заняться, – вмешался еще один голос. "Женевьева", это "Фея-два". Малыш, позволь мне потолковать со стариком.

Снова – пауза, не оправданная расстоянием. У Элен зачастило сердце; повернувшись, она нервно и неловко махнула рукой Нейхарту-старшему. Но сигнал тревоги с компа, за которым сидел племянник Нейхарта, уже пробежал по всему кораблю и брызнул с антенны в эфир.

– Говорит Сэм Дентон, борт "Женевьевы".

– Сэм, как меня зовут?

– Здесь солдаты, – пробормотала "Женевьева" и сразу умолкла.

Из динамиков сквозь треск помех посыпалось: "Женевьева"! Немедленно остановиться! Ни с места! Открываю огонь!" Судорожным движением Элен потянулась к кому:

– "Женевьева"! "Женевьева"! Это Квин с "Эстели". Ответь.

Орудия пока молчали. Скан показывал корабли – сотни кораблей, дрейфующих в пространстве близ точки рандеву.

– Говорит лейтенант униатского флота Марн Оборск с "Женевьевы". При попытке захвата этот корабль будет уничтожен. Дентоны на борту. Семья Квин погибла. "Эстели" не существует. Кто вы? Что за корабль?

– "Женевьева", вы не в том положении, когда можно выдвигать условия. Немедленно отпустите Дентонов.

Вновь долгая пауза.

– Я хочу знать, с кем говорю.

Элен помолчала несколько мгновений. Вокруг нее в рубке "Края Вселенной" царила лихорадочная деятельность. Наводились орудия, рассчитывались относительные позиции, ускорение и торможение. Компы готовились ко всему, даже к ускорению с помощью причальных дюз, хотя это было сопряжено с губительными перегрузками.

– Вы говорите с Квин. Мы требуем отпустить Дентонов с корабля. И предупреждаем: если Уния присвоит еще один фрахтер, ей несдобровать. Атака или захват любого торгового корабля или порта его приписки повлечет за собой самые решительные действия нашего Альянса. Вот что здесь происходит. Лейтенант Оборск, смотрите хорошенько. Мы разворачиваемся. Мы имеем огромное численное превосходство над военным флотом Унии. Если хотите, чтобы в вашем пространстве прекратились все коммерческие рейсы, мы легко можем это устроить.

– Кто говорит? Что за корабль?

Униаты явно нервничали. "Надо успокоить их, – сказала себе Элен, – а то еще стрельбу поднимут". Она стерла пот с лица и посмотрела на Нейхарта-старшего. Тот кивнул: униаты под прицелом компа.

– Говорит Квин – это все, что вам нужно знать. Повторяю, лейтенант: у нас огромное численное превосходство. Как вы нашли нас? От кого получили координаты? От Дентонов? Или один из наших кораблей по ошибке вышел с вами на связь? Вот что я вам скажу: купцы всего Внеземелья создали Торговый Альянс, и сейчас он действует как боевое соединение. Так будет и впредь, пока не отпадет необходимость. Желаете испытать нашу боеспособность захватите еще один фрахтер. Вы и Мациан можете делать друг с другом все, что хотите, но мы не принадлежим ни Компании, ни Унии. Мы – третья вершина треугольника и отныне ведем торговлю от своего имени.

– Что здесь творится?

– Вы уполномочены вести переговоры или можете только отправить донесение начальству?

Оборск отмалчивался.

– Лейтенант, – напирала Элен, – мы согласны принять ваших полномочных послов. А до тех пор Дентонам нечего делать у вас в плену. Будьте любезны немедленно отпустить их. Если ваша сторона проявит осмотрительность и здравомыслие, то мы безусловно пойдем на уступки. В противном случае, особенно в случае нападения на любое торговое судно, нам придется применить силу. Это я вам твердо обещаю.

И снова – тишина. Долгие паузы уже стали привычными.

– Это Сэм Дентон, – ответил наконец другой голос. – Мне ведено передать, что корабль поворачивает. Это правда, Квин. Вся моя семья – на борту. Это тоже правда.

Внезапно "Женевьева" умолкла. Элен взглянула на экран вида и телеметрические приборы – некоторые из них зарегистрировали пятно света. Оно расширялось и меркло. У Элен сжался желудок, а младенец зашевелился. Она прижала к животу руку и долго смотрела на экран, преодолевая тошноту. В динамиках кома трещала статика.

На плечо Элен опустилась рука Нейхарта-старшего.

– Кто стрелял? – спросила Элен.

– Это "Фея-два", – ответил ком грубым басом. – Я стрелял. Они повернули нос к дыре в нашем строю и врубили форсаж. Они слишком многое могли унести.

– Мы поняли, "Фея-два".

– Иду к месту гибели, – сообщил другой корабль. – Обыщу окрестности.

Да, оставалась надежда, что в последний момент от "Женевьевы" отделилась капсула, что униаты пощадили хотя бы детей. Но Элен в это не верила.

"Женевьева" погибла. Как "Эстель" на Маринере. Им не найти никого.

Появлялись новые образы – призраки в чернильной мгле, пятнышки на скане или тени и меркнущие трассы на экране вида. Сотни фрахтеров, спешащих к месту гибели "Женевьевы".

– Ну, все, – пробормотал Нейхарт. – Не завидую я униатам.

Так думали все купцы – с той минуты, как услышали имя расстрелянного собрата... объединившее всех мертвое имя мертвого корабля. Они были вместе – чтобы противостоять опасности, грозящей им всем. Уния узнает их замысел, это несомненно. Наверняка она уже заметила, что близ ее станций нет торговых кораблей, что многие фрахтеры не пришли в доки по расписанию. Возможно, ее встревожило исчезновение судов в секторах, где не могло быть мациановцев, прочно увязших у Пелла. Никто уже не не сомневался в том, что Уния присваивает купеческие суда. Возможно, "Женевьева" по дороге сюда регулярно отправляла назад сообщения о своем курсе. Значит, надо ждать боевого корабля... если только униаты смогут отпустить из системы Пелла один из своих рейдероносцев.

Весть о Торговом Альянсе разносилась не только по пространству, принадлежавшему Унии. Летела она и к Солнечной – семья дальнерейсовика "Уинифред" вспомнила вдруг свои земные корни, сбросила груз, чтобы облегчить корабль для прыжка максимальной дальности... и отправилась в долгое и рискованное путешествие, не ведая, какой прием ее ждет.

"Расскажите им о Маринере, – попросила Элен экипаж "Уинифред". – И о Расселе, Викинге и Пелле. Постарайтесь, чтобы они поняли".

Семья обещала, но Элен не надеялась получить ответ. Призыв к Земле был всего лишь жестом.

Капсулы они не нашли. Только обломки.

3. НИЖНЯЯ: СВЯТИЛИЩЕ ХИЗА 6.1.53; МЕСТНАЯ НОЧЬ

Низовики приходили и уходили – тихо, незаметно, поодиночке и парами; в почтительном молчании они ставили пищу и воду и ухаживали за "спящими", которых здесь собрались тысячи.

Здесь уже появились купола для людей, землянки, вырытые низовиками; пульсом самой жизни застучали компрессоры. Залатанным грубым куполам недоставало изящества, зато они служили кровом старикам и детям, да и всех остальных защищали от непогоды – короткое лето подходило к концу, все реже выдавались безоблачные дни и звездные ночи.

Регулярно наведывались челноки – за грузами. Кораблей, ревущих над головами, уже не боялись – привыкли.

"Вам нельзя собираться даже в лесу, – объясняла Милико Старым через переводчиков. – Их глаза видят теплое, видят сквозь заросли. Только глубокая нора может скрыть хиза, очень глубокая нора. Они видят, даже когда солнце не светит".

От таких слов глаза низовиков стали размером с блюдца. Хиза поговорили между собой, время от времени бормоча слово "Лукасы". Похоже, они поняли Милико.

Каждый день она беседовала со Старыми, до хрипоты, до протестов измученных переводчиков. Пыталась растолковать, с какой опасностью столкнулся народ хиза. Когда она обессиленно замолкала, мягкие ладони похлопывали по ее рукам и лицу, а круглые глаза глядели ей в глаза с искренней нежностью... Порой они не могли сделать для нее ничего другого.

А люди... к ним Милико приходила ночевать. Среди них была Ито, был Эрнст... День ото дня они все больше мрачнели, потому что все управленцы ушли с Эмилио, только Ито – женщина – и субтильный Эрнст получили приказ остаться. Мрачнел и Нед Кокс, один из первых силачей колонии – он сам не пожелал возвращаться, а теперь его заел стыд.

Стыд, словно заразная болезнь, охватил их всех. Особенно мучителен он бывал, когда приходили новости с главной базы – все без исключения безрадостные. Около сотни людей жили вокруг куполов – словно холод и ненадежные противогазы позволяли что-то доказать себе и окружающим. Они почти не разговаривали, и глаза их, по словам низовиков, были яркие и холодные. День и ночь напролет сидели люди перед куполами... Кто-то – по собственной охоте, а кто-то – в нетерпеливом ожидании своей очереди, поскольку купола не могли вместить всех желающих. Никто не уходил, поскольку возвращение людей в любой покинутый лагерь наверняка заметили бы с воздуха. Они выбрали своим укрытием святилище, и теперь им оставалось только сидеть под образами, волноваться за товарищей и гадать, долго ли они выдержат сами. "Смотреть сны" – так называли это хиза.

"Не теряйте голову, – говорила Милико самым беспокойным колонистам, с горячностью призывавшим остальных к немедленным действиям. – Надо ждать".

– Чего ждать? – поинтересовался Кокс, и этот вопрос вызвал в душе Милико целую вереницу ее собственных "снов".

В эту ночь по склону к образам спустились хиза, посланные на главную базу несколькими днями раньше. Обхватив колени, Милико сидела в кругу людей возле купола и наблюдала за фигурками, приближавшимися к святилищу под беззвездным небом. У нее непривычно сосало под ложечкой и першило в горле. Низовики не отказывали ей ни в чем. Эти совершенно незнакомые хиза шли к образам, чтобы занять место людей, собравшихся покинуть лагерь. Скан ни в коем случае не должен заметить их ухода.

В кармане непромокаемой куртки Милико лежал пистолет. Она была тепло одета, но все равно дрожала – не от холода, а от волнения. От боязни за хиза. Но они сами отпустили ее. "Ты идти, – сказали они. – Ты сердце больно. Ты глаза холодно, как они".

Либо идти, либо потерять авторитет в лагере. Все равно она не сможет удержать Ито и других.

"Вам не страшно остаться одним?" – спросила она тех, кто не мог или не желал сидеть снаружи и уходить – стариков, детей и прочих семейных, да и просто здравомыслящих людей. Она чувствовала себя виноватой, поскольку не могла ни защитить их, ни даже возглавить уходящих – она всего-навсего поддавалась их безумию. Среди решивших остаться было много "К" – беженцев, которые пережили слишком много ужасов, смертельно устали и мечтали только о покое. Она могла вообразить, как жутко им среди существ, мало похожих на людей. Резиденты Пелла давно привыкли к низовикам, но для беженцев, попавших сюда не по своей воле, хиза пока оставались чужаками. "Нет, ответила пожилая женщина. – Впервые после бегства с Маринера мне не страшно. Здесь нет опасности... может, и есть, но бояться все равно не надо". Многие закивали, лица их были спокойны, как скульптуры низовиков.

Как только возле купола остановилась первая маленькая группа хиза, Милико и Ито встали и оглянулись на товарищей.

– До встречи.

Те молча кивнули.

Несколько человек, выбранных Милико, вместе с нею и проводниками растворились в темноте. На склоне им попадались стайки низовиков, спускавшиеся навстречу. Этой ночью ста двадцати трем колонистам предстояло покинуть лагерь; столько же хиза должно было прийти на их место. Не сразу Милико сумела втолковать туземцам, что от них требуется, но когда наконец они поняли, их глаза заблестели от восторга – шутка над людьми, шпионившими с неба, показалась им очень остроумной.

Отряд продвигался наикратчайшим путем, то и дело слыша оклики встречных хиза. Милико почти бежала. У нее кружилась голова, а легким не хватало воздуха, но, поскольку хиза не останавливались, она решила не отдыхать, пока держат ноги. В последнем восхождении перед ночевкой она опиралась на руки двух молодых самок – они всегда шли рядом, готовые помочь. Одну из них звали Она-Идет-Далеко, другую – Ветерок-В-Роще... Остальные не представились, а если и представились, то Милико не смогла разобрать ни слова. Двоим она сама дала прозвища: Быстроног и Шептунья, и они обрадовались – всем низовикам страшно нравилось получать имена от людей. Желая сделать им приятное, Милико попыталась повторить их туземные имена на местном наречии, однако низовики расхохотались, наморщив носы в знак крайнего веселья.

Они отдохнули под скалистым обрывом, а когда первые лучи солнца проникли сквозь заросли деревьев и папоротников, пошли дальше. Хиза вели себя так, будто во всем мире для них не существовало никакой опасности, прыгали, гомонили, а Быстроног шутки ради даже забежал вперед и устроил засаду, перепугав людей до полусмерти. Видя, что Милико и ее друзья нахмурились, хиза присмирели, хотя вряд ли поняли, чем не угодили. Милико поймала за руку Шептунью, которая знала человеческий язык хуже всех хиза, бывавших среди людей, и еще раз попыталась объяснить ей свой план. Вконец отчаявшись, Милико подобрала с земли палку и опустилась на корточки.

– Гляди. – Несколькими ударами она расчистила местечко среди папоротников и ткнула палкой в землю. – Лагерь Константин-человек. – Она прочертила линию. – Река. – Сведущие люди весьма усомнились бы в том, что хиза способны понять условные топографические обозначения, не имеющие явного сходства с реальными предметами. – Мы сделать круг. Вот так. Мы глаза видеть лагерь человеки. Видеть Константин. Видеть Топотун.

Шептунья, сидевшая рядом на корточках, вдруг возбужденно закивала и задергалась всем телом, потом показала назад, в сторону равнины.

– Они... они... Они... – Шептунья схватила палку – первое, что попалось под руку, и погрозила небу.

Милико опешила – она еще не видела, чтобы низовик кому-то или чему-то грозил.

– Они плохо. – Шептунья запустила палкой вверх, подпрыгнула несколько раз, хлопнула в ладоши и постучала себя в грудь. – Я друг Топотун.

Подруга Топотуна, вот в чем дело... Шептунья схватила ее за руку, а Быстроног похлопал по плечу. Хиза быстро переговорили на своем языке и, похоже, приняли какое-то решение.

Спустя секунду они разбились на пары. Каждая пара взяла за руки человека.

– Милико! – протестующе воскликнула Ито.

– Положись на них. Хиза не заблудятся и не бросят нас, а если понадобится, отведут назад. Я пришлю тебе весточку.

Хиза нетерпеливо растаскивали людей в разные стороны.

– Будь осторожна! – крикнул Эрнст, оглядываясь на Милико.

Вскоре деревья отгородили их друг от друга. У Милико, Ито и Эрнста были пистолеты – половина всего огнестрельного оружия на Нижней, если не считать вооружения десантников. Было еще немного взрывчатого вещества для корчевки пней. Шесть пистолетов да взрывчатка – вот и весь арсенал колонии.

"Надо идти тихо и не более чем по трое", – настаивала Милико. Только так они не вызовут подозрений у операторов скана. Хиза остались верными своей забавной логике. Милико, Шептунья и Быстроног – это трое. С одним человеком идут двое хиза. Значит, с тремя людьми – шесть хиза. Сейчас их группа разбилась наконец на тройки и в спешке разошлась.

Никто уже не шутил. Быстроног и Шептунья вдруг умолкли и ловко пробирались между кустами, с упреком оглядываясь на Милико, когда она, по их мнению, слишком шумела. Хиза обладали исключительно тонким слухом, а Милико мешало шипенье дыхательной маски. Зато ей удавалось подражать скользящей поступи низовиков, которые то и дело замирали на месте, а потом рывком бросались вперед, под их ногами не хрустнула ни одна веточка. Ей вдруг пришло в голову, что людям есть чему поучиться у этих лесных существ.

Она не останавливалась, пока не выбилась из сил. В конце концов она упала, и хиза кинулись к ней, чтобы поднять, похлопать по щекам и погладить по волосам как своего сородича, а после согреть теплом своих тел, потому что к тому времени небо затянулось тучами, задул студеный ветер и заморосил дождь.

Они пошли дальше, как только Милико смогла подняться на ноги. "Хорошо, хорошо, – сказали низовики. – Ты хорошо". К полудню они повстречали группу хиза – несколько самок и двое самцов коричневыми призраками возникли из-за невысокого холма, сплошь покрытого зарослями. Накрапывал дождь, и водяные капли на их шерсти сверкали, как драгоценные камни. Поддерживая Милико, Шептунья и Быстроног обменялись с сородичами несколькими быстрыми фразами.

– Говорить... далеко идти они-место. Слышать. Приходить. Много они приходить. Они глаза теплое видеть ты, Михан-тизар.

Всего их было двенадцать. Один за другим они подходили, обнимали Милико, торжественно подпрыгивали и кланялись. Шептунья что-то долго втолковывала им, и они отвечали столь же пространно. Быстроног сосредоточенно внимал.

– Они видеть, – сказал он наконец. – Они видеть человеки-место. Хиза там плохо. Человеки там плохо.

У Милико кольнуло сердце.

– Надо идти туда, – произнесла она. – Нам, людям, надо быть там. Сидеть на холмах. Смотреть. Вы меня понимаете?

– Понимать, – заверил ее Быстроног и, похоже, перевел остальным.

Они двинулись дальше, незнакомые хиза присоединились. Милико понятия не имела, что они предпримут, добравшись до места. План Ито... С шестью пистолетами не захватишь челнока, эта задача даже всей колонии не под силу. Солдаты вооружены до зубов и защищены броней, а у колонистов только голые руки. Нападать нельзя ни в коем случае, можно лишь наблюдать со стороны и надеяться на лучшее.

Они шли весь день под холодным дождем, проникавшим сквозь листву. Иногда дождь ненадолго утихал, но все равно ветер осыпал путников каплями, стряхивая их с ветвей. В ложбинах бурлили мутные потоки. Милико и хиза забирались в дикую чащу, в почти непролазные заросли.

– Человеческое место! – придя в отчаяние, напомнила Милико низовикам. – Нам надо в лагерь людей.

– Идти человеки-место. – Шептунья подпрыгнула и скрылась в кустах так быстро, что Милико глазом моргнуть не успела.

– Бежать хорошо, – заверил Быстроног. – Делать Топотун ходить далеко ходить она. Много он падать, она ходить.

Милико недоуменно посмотрела на него – щебет низовиков частенько сбивал ее с толку. Впрочем, Шептунья, как ей показалось, была созданием отнюдь не легкомысленным. Если она ушла, значит так надо. С трудом переставляя ноги, Милико двинулась дальше.

Очень нескоро она увидела впереди вожделенный просвет, мельницы, а чуть позже различила слабо отсвечивающий купол. Из последних сил Милико добралась до опушки, опустилась на колени и попыталась определить, с какой стороны они вышли к базе.

С этого холма и с такой высоты она видела лагерь впервые. Перед глазами у нее все плыло, из маски вырывался хрип. Ощутив прикосновение Быстронога к плечу, она спохватилась и полезла в карман, где лежали три запасных фильтра. Оставалось лишь надеяться, что цилиндр в маске не успел отработать до конца. Экономить их было ни к чему – даже если бы все беженцы постоянно находились под открытым небом, фильтров хватило бы на многие недели.

Солнце садилось, в лагере зажигались прожектора. Подойдя к краю обрыва, Милико смогла разглядеть движущиеся фигурки между мельницей и дорогой – цепочку людей и хиза, сгибавшихся под тяжестью мешков.

– Она прийти, – сказал вдруг Быстроног.

Милико оглянулась и растерянно заморгала, не увидев спутников, которых она обогнала еще в лесу. Через несколько секунд кусты на опушке раздвинулись, из них выскочила Шептунья и, тяжело дыша, упала на колени.

– Топотун, – жалобно просипела Шептунья, пошатываясь. – Он плохо. Работа много-много. Константин-человек плохо. Он дать. Дать ты. – Из ее мохнатого кулака торчал клочок бумаги.

Милико взяла листок, тщательно разгладила и повернула к свету. От воды бумага стала мягкой, как ткань, вдобавок в нее впитывались все новые капли. Чтобы разобрать неровные, наползающие друг на друга строчки, Милико пришлось поднести записку к самым глазам и повернуть к далекому свету: