Текст книги "Похититель сердец (ЛП)"
Автор книги: Кер Дьюки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
5
МОНА
5 ЛЕТ СПУСТЯ…
– Мона, – зовет меня голос Клары.
Даже во сне я понимаю, что уже слишком поздно. Она умерла. Вокруг воют сигнальные сирены, неотступно мигают красно-синие огни.
– Мона, – голос искажается, меняется, становится ниже. – Мона.
Мне в ухо врывается порыв горячего воздуха, и я просыпаюсь, резко выпрямившись, как вылетевший из табакерки чертик.
– Шшш, – успокаивает меня Илай с веселой усмешкой на губах. – Ты не встретилась со мной на берегу, – шепчет он, и мне требуется пара секунд, чтобы разогнать в голове дремотный туман.
Комната залита лунным светом, ворвавшийся из открытого окна порыв ветра раздувает ткань штор.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я и, вскочив на ноги, отпихиваю Илая к открытому окну.
– Когда ты не пришла, я заволновался.
Его худощавая фигура снова ныряет в окно, через которое он пробрался ко мне в комнату. Я окидываю взглядом свою одежду. Я так и не переоделась в пижаму. Видимо, заснула во время чтения.
– Давай же, – торопит меня Илай, протянув руку, чтобы помочь мне выбраться.
Оглянувшись назад и убедившись, что дверь моей спальни закрыта, а гавань свободна, я закусываю губу и вылезаю из окна. Держась за руки, мы бежим к линии деревьев, и я чувствую, как в крови вскипает адреналин. Ветер сегодня пронизывающий и жалит мне кожу.
Скрывшись за кронами деревьев, мы тут же переходим на шаг.
– Ты думала о своих планах на завтра? – говорит Илай и засовывает руки в карманы.
Закатив глаза, я отшвыриваю ногой пару листьев, валяющихся у пня, который последние два года был местом наших встреч.
– Мне не хочется идти, – хмурюсь я.
Мысль о завтрашнем очищении Меган вызывает у меня ужас.
Она, как и Клара, мечтала о лучшей жизни и забралась на один из судов, курсирующий в город за продуктами. Ее поймали, посадили на год в тюрьму, а теперь заставляют пройти очищение. Мой отец говорит о зле внешнего мира, но при этом навязывает здешним женщинам свои собственные рамки.
– Я говорил о твоем Дне рождения, – хмурится Илай.
– Ты ведь знаешь, я ненавижу праздновать свой День рождения, – пожимаю плечами я.
В голове проносятся образы моей сестры, и вслед за воспоминаниями во мне вспыхивает уже привычная боль.
– Клара бы хотела, чтобы ты его праздновала. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы ты жила полной жизнью.
– А что такое жизнь?
Я срываю с висящей над головой ветки листок, и рву его на кусочки. Изо дня в день бродить по этому острову. Слушать слова из книги, которой манипулируют в личных интересах отца и таких же людей, как он. Я опускаю взгляд на свое простое серое платье, и во мне закипает раздражение. Я хочу, чтобы моя жизнь была наполнена красками, хочу сама выбирать себе одежду и носить ее так, как мне заблагорассудится.
– Выйти за меня замуж. Вместе мы сможем править этим островом. Твой отец готов всему тебя обучить. Он хочет, чтобы ты заняла его место в качестве главы нашего народа. Твоего отца огорчает, что у него не было сына, который мог бы стать его приемником. Он хочет, чтобы ты вышла замуж за преданного человека, готового продолжить его наследие и править нашим народом.
– Нашим народом? Ты имеешь в виду остров? Илай, люди – это не наша собственность.
Я складываю руки на груди, глядя ему в лицо. В этом свете его темные глаза выглядят как мокрая грязь.
– И с каких это пор ты так хорошо разбираешься в том, чего он хочет?
Я чувствую себя преданной из-за его очевидного стремления сблизиться с моим отцом, чтобы стать одним из числа его особо приближенных.
– Не будь такой. Ты знаешь, что я намерен однажды возглавить людей.
– Разве ты не хочешь посмотреть, что там за пределами нашего острова? – вздохнув, спрашиваю я.
Илай хватает меня за руку и хмурится так, словно я только что сказала, что земля плоская.
– Мона, ты шутишь? Ты узнаешь, что там: зло. Убийца, отнявший у нас Клару.
Образы лежащей в гробу Клары вонзаются мне в мозг, словно пули из пистолета. Раня, пугая. В ту ночь Клара улизнула точно так же, как и много раз до этого. Видимо, у нее была цель. Человек или место, куда она бежала. Это он отнял у нее жизнь, или какой-то случайный головорез? Вот, значит, какова жизнь за пределами нашего острова – смерть и поджидающие на каждом шагу убийцы?
Мой отец заставил меня увидеть ее труп. Ее кожа приобрела ужасный синий оттенок. Клара выглядела ненастоящей, как мраморная копия прежней себя. На коже от груди до самого паха был длинный разрез. У нее украли сердце прямо из груди. Я никогда не смирюсь с тем фактом, что ее зарезали, пока я спала. Я никогда не избавлюсь от этого образа – или от того, что ее сердце так и не нашли, так нам и не вернули.
– Твоя мать когда-нибудь рассказывала о внешнем мире?
Илай отстраняется от меня и поворачивается, чтобы прислониться к дереву.
– Ты ведь знаешь, что я не люблю о ней говорить. Мне больно от того, что она не истинная жительница острова.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего.
В ночной тишине, словно неодолимый зов сирен, слышно, как о берег плещутся волны. Я хочу почувствовать их на своих ногах.
– Видимо, там все же было что-то хорошее, иначе Клара бы туда не возвращалась. Ты об этом не задумывался?
– Нет, – огрызается Илай, и я резко поворачиваюсь к нему.
– Прости, – выдыхает он. Подойдя ко мне, он приглаживает рукой мои волосы. – Просто больно думать о том, что она ускользала Бог знает куда Бог знает с кем, а я об этом не знал и не мог ее остановить, помочь ей.
Я понимаю его чувства. Я знала, что делает Клара, и не остановила ее. Разумеется, я была совсем девчонкой, но, если бы я на нее настучала, сейчас она была бы жива.
– Ты когда-нибудь покидал этот остров? – спрашиваю я и вздрагиваю от пробежавших по спине мурашек.
– Нет, и я не хочу отсюда уезжать или быть где-то еще, – Илай снимает куртку и набрасывает ее мне на плечи. – Это наш дом. Наше место здесь. Твое место здесь.
– Я уже не знаю, где мое место, – честно говорю ему я, уголки моих глаз обжигают слезы. Я каждый день чувствую, что задыхаюсь.
– И что это должно значить? – ледяным тоном произносит он, отчего у меня по спине пробегает волна озноба. Меня бесит то, что Илай не чувствует того же, что и я, что он не может понять мою потребность.
– Когда у нас отняли Клару, я как будто потеряла часть себя. Когда ее сердце перестало биться, моя душа покинула тело, – я умоляю его понять, признать, что часть меня умерла вместе с ней. Но он никогда этого не поймет. У него нет ни братьев, ни сестер.
– С тобой все будет в порядке. Твоя потерянная частичка ближе, чем тебе кажется. Она рядом с тобой сейчас, в твоих снах, когда ты закрываешь глаза, в твоих молитвах, когда ты читаешь Священное Писание. Ты должна полагаться на Божий промысел.
– Ты правда в это веришь? – спрашиваю я, глядя на его лицо, освещённое светом пробивающейся сквозь ветви Луны.
Илай красив в классическом понимании этого слова: четкие черты лица, квадратный подбородок, небольшой нос, темные глаза и контрастирующие с ними светлые волосы. Вроде бы все при нем, но, когда мы вместе, чего-то не хватает.
– Всем сердцем. Правила придумали не просто так, Мона. Клара их нарушила, и ее постигла ужасная участь. Это должно убедить тебя в правильности видения твоего отца, его веры.
«Лицемер. Лицемер. Ты говоришь так громко, что ничего не слышишь».
– Мы нарушаем правила, – замечаю я.
Его лицо озаряет улыбка. Илай разжимает ладони и, скользнув ими по моим рукам, хватает меня за бедра. – Мы отходим от правил. Это совсем другое.
– И в чем же разница?
– Ну, когда ты, наконец, примешь свою судьбу, то станешь моей женой, и тогда никого не придется посвящать в тот факт, что мы заключили союз задолго до нашей брачной ночи.
Я игнорирую неприятно стеснение в груди и толкаю его к дереву.
– Ты слишком много болтаешь.
– Тогда заткни мне рот, – ухмыляется Илай, завладев моими губами в поцелуе, от которого у меня в животе не начинают порхать бабочки, как однажды рассказывала мне Клара.
Я обнимаю его, целую с языком и, скользнув руками ему в брюки, поглаживаю выступающую твердость, желая, чтобы во мне пробудились долгожданные чувства. Есть только движения, ощущения. Я играю в игру, выполняю свою часть, вступаю в нужном месте и издаю нужные звуки, но внутри меня тоска, взывающая к воде, к миру за ее пределами.
– Я люблю тебя, – стонет мне в ухо Илай.
Я изо всех сил стараюсь найти в его словах утешение, осознать, что он говорит правду, но у меня в голове Клара, кричащая: «Беги, живи, ищи приключений!» Не имея фактов о том, что же случилось с Кларой… я никогда не успокоюсь. Где ее сердце? Зачем нужно было его красть? В крови вскипает гнев, а затем печаль и боль сливаются в огненную ярость.
Я отдаю все это Илаю, выдавая за нечто другое – за желание, за любовь.
Мне предстоит пройти много дорог, чтобы добиться для нее справедливости, сквозь сумрак и тьму, но я найду того, кто ее у нас отнял – я потребую возмездия от похитителя сердец.

6
МОНА
Вокруг меня разносится гул разговоров, нарушаемый всхлипываниями моей матери, все еще оплакивающей потерю своей старшей дочери. Она пытается скрыть свое горе, но я вижу, как она трет глаза. Ей не позволено оплакивать грешницу, но даже спустя пять лет этот день по-прежнему ее гнетет. Позже, когда гости разойдутся, она заплатит за свои слезы.
Мои Дни рождения уже никогда не будут прежними. Этот день не приносит мне радости. Все, о чем я могу думать, – это как пять лет назад стояла в своем черном платье и смотрела на лежащую в гробу сестру. Тогда я чувствовала себя опустошенной, то же самое чувствую и сейчас.
Слухи о ее смерти разнеслись по нашей деревне, как легкий ветерок в летний день, и всем хотелось передышки от мирской жизни. История Клары заразила это место. В сердца молодежи прокрался страх и поселился там, к большой радости моего отца.
Не сходите с пути своего пастора, поскольку, вне его защиты, за пределами нашего острова таятся чудовища, и они украдут ваше сердце.
Чудовище.
Похититель сердец.
Правда в том, что чудовища – это просто злые люди, а зло не может существовать без добра.
Задувание свечей на праздничном торте вызывает бурю аплодисментов. Но, несмотря на свисающие с соседнего столика украшения ручной работы, вокруг царит гнетущая атмосфера.
Это потому, что я отмечаю День рождения, до которого не дожила моя сестра.
Сегодня пять лет с того дня, как ее нашли. И День моего рождения – это дата ее смерти. А через два часа мы будем "очищать" еще одно непослушное дитя за его желание стать по-настоящему свободным.
– Ты загадала желание? – спрашивает мой отец.
Все взгляды устремлены на него, как на Бога.
– Конечно, – натянуто улыбаюсь я.
«Я ненавижу тебя. Ненавижу. Ненавижу».
Мое восемнадцатилетие – это не обычный праздник. На самом деле это не вечеринка. Вместо этого у нас здесь собралась половина острова, чтобы поесть и поговорить о том, как я выйду замуж за местного золотого мальчика, остепенюсь, заведу детей. Тьфу.
Илай был бы славным парнем… но эти люди не осознают, что ему тоже нравится нарушать правила, если это ему на руку. Он жаждет попасть в круг избранных, стать одним из доверенных людей моего отца, говорит о вере и соблюдении правил, но при этом забавляется с дочерью своего лидера – он лишил ее невинности, когда ей было пятнадцать лет.
– Кэтрин, разрежь торт, – приказывает отец, и моя мать, как верная прислуга, вскакивает, чтобы ему угодить.
Будет ли она сидеть и смотреть, как меня заставляют очищаться? Ей не придется этого делать. Я бы предпочла провести всю жизнь в темнице моего отца.
После смерти Клары она замкнулась в себе. Отец все свои силы и внимание направил на эту религию. Он посеял в своих людях страх перед миром за пределами наших берегов. Страх – мощный мотиватор. Как они не видят, кто он на самом деле? Тюремный надзиратель. Палач. Весь этот остров – его тюрьма.
Покинуть остров разрешается лишь тем, кто отправляется за припасами, а все остальные заперты в плену. Он заставляет детей бояться воды – единственной преграды между нами и монстрами внешнего мира. Это только еще больше разжигает во мне желание покинуть это место. Я не боюсь ни воды, ни прибрежных монстров.
– Я слышала, Илай наконец собирается сделать тебе предложение.
Ко мне незаметно подсаживается Мэри, в глазах у нее печаль, но на губах улыбка. Не дай бог, она признается ему в своих чувствах или рискнет заполучить что-то для себя.
– Он будет замечательным мужем. Тебе очень повезло.
У меня перед глазами проносится моя жизнь с Илаем. Обыденная. Одинокая. Пустая. Я чувствую, как сжимаются мои легкие, выталкивая душащий меня воздух. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но не могу. В груди ноет образовавшаяся брешь.
– Мона, ты в порядке? – ахает Мэри, похлопывая меня по спине.
– Я не могу дышать, – хриплю я. – Мне нужен воздух.
Я отстраняюсь от нее и, толкнув входную дверь, чуть не падаю на землю.
Я задыхаюсь.
Это не может продолжаться всю мою жизнь.
Я достаю из кармана свою цепочку с кулоном и сквозь слезы крепко ее сжимаю.
Я ужасно скучаю по Кларе.
Она должна была забрать меня отсюда.
Должна была вернуться за мной.
На меня обрушиваются воспоминания, и глаза обжигают слезы.
– Мона? – окликает меня знакомый голос.
Я засовываю цепочку в карман. Затем поднимаю голову и вижу, что к дому направляется Клаудия. По телу разливается волна радости. Я подбегаю к ней и падаю в ее распахнутые объятия.
– Эй, – нараспев произносит она, прижимая меня к себе. – С Днем рождения.
Клаудия – единственная женщина, которой разрешено покидать остров. Ее отец отвечает за доставку на остров товаров, продуктов питания и медикаментов. Она работает на него и является моей близкой подругой. Теперь, после смерти Клары, уже она рассказывает мне истории о внешнем мире. Клаудия еще не замужем, что в ее двадцать три года вызывает всеобщее порицание. Если она не поторопится и сама не выберет себе жениха, мой отец, вне всякого сомнения, ей его найдет. Дело в том, что Клаудия предпочитает женщин. Когда придет время, она планирует сбежать с острова. Она мне так и сказала. Клаудию все равно изгонят, если узнают о ее нетрадиционной сексуальной ориентации.
– Хочешь прогуляться? – спрашивает она и подмигивает, похлопав себя по карману.
– Да, – улыбаюсь я и вытираю слезы, отметив тот факт, что у нее есть вкусняшки.
Скрывшись от посторонних глаз, мы идем вдоль берега. Я снимаю обувь, чтобы почувствовать под пальцами песок.
– Я хотела сказать тебе, как сильно дорожу нашей дружбой, – говорит Клаудия, глядя на океан. – Когда Клара… погибла, я боялась, что у меня никогда больше не будет подруги.
Она вытирает скатившуюся по щеке слезу.
– Я не думала, что у меня когда-нибудь снова будет такая же подруга, как она, но ты оказалась именно такой. У тебя такой ясный ум при том, что всю свою жизнь ты слушала только проповеди твоего отца.
– Я читала, – пожав плечами, ухмыляюсь я. Это книги, которые она тайком привозит мне из внешнего мира.
– Я уезжаю, – прозаично заявляет она.
У меня замирает сердце, холодеет внутри. Я знала, что это произойдет, но почему именно сегодня?
Клаудия замедляет шаг, останавливается и сжимает в своих руках мои ладони.
– Если хочешь, я возьму тебя с собой.
«Та-дам. Та-дам. Та-дам».
Хочу ли я этого? Да.
Слова матери вступают в противоборство с моими желаниями сбежать из этого места, найти то хорошее, что искала Клара. Почувствовать себя ближе к ней, жить ради нее, ради нас обеих.
«Обещай мне, что никогда меня не оставишь». Все это время эти слова не выходили у меня из головы.
– Я понимаю, что это слишком, и мне не следовало сваливать это на тебя, но мой отец настаивает на том, чтобы я вышла замуж, родила детей, – она вздрагивает. – Я кое-кого встретила.
Я распахиваю глаза, в животе у меня все переворачивается, как будто я съела выловленную прямо из воды рыбу.
– Как… кого? – еле слышно произношу я.
Ее щеки заливаются розовым румянцем, в красивых глазах появляется мечтательный взгляд.
– Она один из наших поставщиков. Я хочу быть с ней.
– Ты действительно уезжаешь от нас, – вздыхаю я.
– Если я этого не сделаю, то буду жить во лжи. Это нечестно по отношению ко мне и к тому, за кого меня заставят выйти замуж. Я больше не могу притворяться.
Она – глоток свежего воздуха. Она вселяет в мое сердце надежду на то, что я тоже смогу найти место за пределами острова.
– Я горжусь тобой.
Я обнимаю Клаудию и очень за нее рада, но мне грустно, потому что я буду по ней скучать. Она единственный человек, который понимает мое стремление увидеть своими глазами, что там во внешнем мире.
– Моя девушка поможет мне найти жилье, работу. Я вижу, тебе, как и Кларе, не нравится быть привязанной к этому месту, так что, если хочешь поехать со мной, встретимся сегодня в полночь на пристани. Если ты не придешь к пяти минутам первого, я уеду, и у тебя больше никогда не будет такого шанса.
– Что, если я туда приду, а тебя нет? – спрашиваю я, приподняв бровь.
– Тогда ты садишься в лодку и покидаешь остров. Не жди меня.
В ее голосе нет ни капли юмора. Между нами повисает молчаливое обещание жить той жизнью, которую мы заслуживаем.
У меня в груди бешено колотится сердце, в животе что-то кружит, выбивая меня из колеи.
– Вот, – Клаудия достает из кармана конфеты и насыпает их мне в ладони. – С Днем рождения, Мона.
– О боже мой! – визжу я.
– Не забудь, в полночь.
– В полночь, – киваю я.

К моему возвращению домой я уже съедаю половину конфет, остальное прячу в карман куртки и провожу пальцами по губам, чтобы скрыть все следы сладкого, сахарного, запрещенного лакомства.
Мой взгляд натыкается на аккуратно упакованный сверток на ступеньках ведущего к дому крыльца.
Подарок? Он маленький с аккуратно перевязанной бантиком лентой.
Я поднимаю его, и красная лента выпадает из моей руки. Нет ни карточки, ни ярлычка, на котором было бы написано, от кого он. Я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, не прячется ли тут кто-нибудь, но, кроме меня, здесь никого нет. Прикусив губу, я решаю, что это, видимо, мне.
Внутри меня загорается трепет предвкушения. Я рву бумагу, кидая на землю обрывки, пока у меня в руках не остается спичечный коробок. Я смотрю на коробочку, недоумевая, зачем кому-то понадобилось такое дарить… и красиво это заворачивать.
Я встряхиваю коробок, и слышу, что внутри что-то гремит. Нахмурившись, я его открываю.
Нет…
У меня подгибаются ноги. Я падаю на ступеньки, выдохнув из легких весь воздух.
Этого не может быть…
Я вытаскиваю из коробка цепочку и накручиваю ее на пальцы. Серебряное сердечко, точно такое же, что и у меня в кармане.
На нем выгравирована буква «М» – «Мона», чтобы я всегда была рядом с ее сердцем.
Изящный красный драгоценный камень.
Это цепочка Клары.
Та самая, что была на ней в ту ночь, когда она ушла.
Как это сюда попало? Кто мог это сделать?
Мое сердце сковывает боль, а глаза застилают слезы. Мне нужно узнать, что с ней случилось. Нужно найти похитителя сердец.

7
МОНА
Я возвращаюсь в дом, и все взгляды тут же устремляются на меня. У меня подкашиваются ноги. В голове все как в тумане. Сквозь небольшое скопление людей проталкивается Илай, его брови нахмурены.
– У тебя такой вид, словно ты увидела привидение. Ты в порядке? Куда ты ходила?
Я не беру его протянутую руку, несмотря на то, что едва стою на ногах.
– Со мной все в порядке.
– Хорошо. Потому что…
Он поворачивается лицом ко всем гостям и поднимает руки, чтобы привлечь их внимание.
– Я очень рад, что мы все собрались здесь, чтобы отпраздновать восемнадцатилетие Моны, такой особенный возраст. А она такая особенная женщина. Я хочу воспользоваться этим моментом и перед всеми самыми дорогими ей людьми сказать ей…
Повернувшись, Илай опускается на колено.
«Нет, нет, нет. Этого не может быть».
– Я люблю тебя.
«Нет… остановись».
Он лезет в карман и достает коробочку.
К глазам подступает чернота. Я сейчас упаду в обморок. У меня сводит живот.
– Мона Уолтерс, сделаешь ли ты меня самым счастливым мужчиной на этом острове и в целом мире, оказав мне честь стать моей женой?
Вверх по моему пищеводу поднимается жар. Я открываю рот, и в этот момент меня выворачивает. Я не в силах это контролировать или остановить, и все съеденные мною конфеты выплескиваются на него.
По комнате прокатывается сокрушительная волна вздохов.
Я смаргиваю застывшие слезы.
– Прости, – выдыхаю я и, зажав рот ладонью, проношусь мимо Илая, чтобы сбежать в ванную.
Я сплевываю в унитаз остатки кислоты и прополаскиваю рот водой, а затем умываюсь.
Несколько мгновений спустя в дверь стучит мой отец.
– Мона, у тебя все в порядке? Ты больна?
– Да, – со стоном произношу я, опуская голову в раковину.
Ложь, ложь, ложь. Этот остров – вот где настоящая болезнь.
– Я скажу всем, чтобы уходили. Тебе следует умыться и отдохнуть перед очищением.
– Думаю, мне придется его пропустить. Я больна.
«Ложь, ложь, ложь».
Я снова ополаскиваю лицо водой и чищу зубы, чтобы избавиться от неприятного запаха изо рта. Боже, каким же унизительным все это было. Илай знал, что я не готова к браку. Возможно, для девушек нашего острова восемнадцать, а иногда и меньше – это стандартный возраст для вступления в брак, но для меня это знак конца. Отказ от молодости, от своей свободы. Что ожидается после замужества, так это дети, а я даже не знаю, хочу ли детей.
Я не могу этого сделать. Я открываю дверь и, ахнув, пячусь назад. На меня надвигается отец, вынуждая отступить внутрь. Схватив меня за лицо, он просовывает пальцы мне в рот и, открыв его, принюхивается к запаху моего дыхания. У него в руках обертка от конфеты.
– Ты выронила это, когда спасалась бегством!
«Бух. Бух. Бух».
– Это не мое.
– Лгунья! – рычит он.
Заткнув раковину, он наполняет ее водой.
– Я предупреждал тебя, что внешний мир – это яд. Даже их конфеты, замаскированные под сладости, в желудке превращаются в кислоту.
Отец окунает меня головой в воду, и она попадает в мой открытый рот. Когда я нечаянно вдыхаю, затекает мне в горло и легкие. Отец рывком вынимает мою голову из воды. Она струями стекает по моему лицу и телу. Волосы прилипают к голове.
– Где ты их взяла?
– Они не мои, – выдыхаю я, затем делаю большой глоток воздуха, и отец снова погружает меня под воду. У меня в груди горят легкие, требуя воздуха.
Он вытаскивает меня обратно.
– Где?
– Они лежали на ступеньках в спичечном коробке.
Ложь.
Отпустив меня, отец убирает с моих глаз волосы.
– Почему ты так меня испытываешь?
Мне хочется закричать: «Потому что ты никакой не глас Божий!» Но я этого не делаю. Вместо этого я даю ему ответ, которого он жаждет.
– Прости.
– Возьми себя в руки. Нам нужно присутствовать на очищении.
– Пожалуйста, отец, можно мне отдохнуть?
– Твоё чревоугодие – грех, и от этого ты заболела. Возьми себя в руки.
Я склоняю голову, к желудку снова подступает тошнота.
– И, Мона…
Я поднимаю глаза.
– Ты примешь предложение Илая.
– А если я откажусь?
– Ты этого не сделаешь.
Неужели он не понимает, что убивает меня?

– Я не хочу быть частью этого.
Я проглатываю беспокойство, омывающее содержимое моего желудка.
– Она нечиста на руку, Мона. Одному богу известно, сколько раз она тайком сбегала с острова и общалась с нечистыми, – цыкает на меня Мэри.
Она и впрямь идеальная пара для Илая.
– Я с нетерпением жду вашей свадебной церемонии, – вставляет Мэри, как будто в этом нет ничего особенного.
В историях, дошедших от нас из внешнего мира, таких ритуалов нет. Мой отец называет их ритуалами, но на самом деле это наказания. В комнате полно мужчин, женщин и детей в возрасте от тринадцати лет и старше. Это не их выбор. Все очищения обязательны. К счастью, на моем счету, это всего четвертая.
Мой отец занимает центральное место в нашей церкви, и в комнате воцаряется тишина. Он читает из книги Священных Писаний, в которой содержится история верований “наших народов” – священной книги, дополнять которую могут только вожди света.
Однажды Клара сказала мне, что во внешнем мире нас называют сектой, и что наши вожди манипулируют книгой Священных Писаний. Это не истинные слова Бога. Яи без нее это знаю.
– Да будет она очищена от тьмы и греха. Вверив свое тело людям света, если она будет благословлена ребенком света, она очистится и возродится в вере, – продолжает бубнить мой отец, пока я пытаюсь от него отгородиться.
Он жестом велит Меган выйти вперед. Ее белое одеяние развевается за ней, как вуаль.
– Ты хочешь, чтобы тебя простили за твои греховные поступки? – спрашивает ее он.
Меган выглядит совсем не так, как я ее помню. У нее бледная кожа, а лицо осунувшееся из-за потери веса. Волосы коротко подстрижены по всей голове.
Мой взгляд падает на мать Меган, она сидит, сжав руки на коленях. Её лоб нахмурен от выражения тревожного напряжения, а в уголках глаз залегли тонкие морщинки, как будто за последние двенадцать месяцев она постарела на десять лет.
– Да, хочу, – заявляет Меган, к облегчению своей матери. Она расстегивает халат и подходит к тому месту, где на подушке лежит книга света.
Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от вида ее выпирающих из исхудавшего тела ребер и едва заметной груди.
Она опускается на колени, кладет руки по обе стороны от книги и утыкается лицом в обложку, выставив при этом ягодицы. У меня разрывается сердце от того, что нам всем приходится видеть ее такой.
– Избранные, пожалуйста, выйдите вперед, – приказывает мой отец.
Мой отец выбрал десять мужчин, чтобы они заполнили ее чрево своим семенем в надежде снискать ей прощение. Если это не поможет, она проведет еще один год в заключении, и ей придется проходить через это снова и снова, пока она не “очистится” – не забеременеет от кого-то, кого она не любит, за кого не выходила замуж и не выбирала. У меня гудят ноги от желания сбежать. Но если я это сделаю, то следующей буду уже я. Напряженная тишина почти оглушает. Какое-то движение привлекает все взгляды к передней части церкви. Там в своих одеждах стоят двое избранных, это братья. Одному еще нет и шестнадцати. По помещению эхом разносится приглушенный шепот, когда со своего места поднимается Дэниел. Он вместе со своим отцом, который уже женат и имеет трех жен.
Меган обшаривает глазами толпу, без сомнения, пытаясь различить, кто одет в халат, а кто нет.
Все головы поворачиваются к Джейсону Нексту, старшему брату Мэри, он недавно женился и теперь в ожидании первенца. От лица его жены отливает кровь, одной рукой она инстинктивно потирает растущий живот, а другой – вцепляется в сиденье так, что белеют костяшки пальцев.
Рядом, не без помощи сына, поднимается Гилберт, поскольку путается ногой в своем балахоне. Видя это, Меган сильно зажмуривает глаза, и из них вытекает слеза. Я молюсь, чтобы по пути к алтарю он споткнулся и вывихнул бедро. Ему за шестьдесят, и он ужасный, преданный исполнитель воли моего отца, а до этого его отца – искренне верующий и один из основоположников наших законов и книги света.
У меня сводит желудок.
Меган девятнадцать.
«Прекрати это. Не делай этого. Меган, скажи им «нет»!»
Далее встают еще двое мужчин и присоединяются к остальным.
Из-за внезапного вздоха Мэри несколько человек поворачиваются в ее сторону. Она распахивает глаза и краснеет. Проследив за ее взглядом, я вижу стоящего там Илая.
«Нет».
Он останавливает свой взгляд на мне, затем переводит его на алтарь.
Душа сотрясает кости у меня под кожей, желая прорваться сквозь плоть и исчезнуть. Я хочу, чтобы он отказался, но ноги сами несут его к моему отцу, как послушную овечку. Я даже не заметила, что на нем был балахон.
Я ненавижу его.
– Да прольет наш Господь свой свет на тебя, – говорит мой отец, затем кивает сыну рыбака.
Тот раздевается и занимает свое место позади Меган. Мое горло обжигает тошнота, когда он прикасается к себе, чтобы иметь возможность в нее проникнуть. Парень хватает ее за бедра, и Меган впивается зубами в нижнюю губу, затем из-за его вторжения издает вздох и всем своим хрупким телом дергается вперед. Он кряхтит, двигая бедрами, и все взгляды прикованы к этой мерзости. Я закрываю глаза и пытаюсь не обращать внимания на стоны и шлепки по коже.
Когда этот заканчивает, на колени позади Меган встает другой, а затем следующий, и все они оставляют в ней свою сперму. Повисает пауза. Я открываю глаза, чтобы посмотреть, что происходит. Самый младший из избранных, Дэниел, плачет.
– Я не могу, – выдыхает он, потирая свой член. Мой отец жестом приказывает ему отойти с дороги и начинает раздеваться.
«О Боже, пожалуйста, нет».
Он шлепает Меган по ноге, заставляя ее еще больше приподнять ягодицы, затем жестоко берет ее, от чего она вскрикивает. Отец набрасывается на нее как животное, от чего она так сильно впивается руками в подушку под книгой, что у нее белеют костяшки пальцев. Рядом, ожидая своей очереди, пускает слюни старик.
У меня сводит челюсть от того, что я так сильно ее сжимаю, по щекам текут слезы, когда я вижу, как позади заплаканной Меган занимает свое место Гилберт. Он делает внутри нее всего три толчка, а затем падает ей на спину и со стоном высвобождается.
Жаль, что я не могу улететь с ней отсюда, отрастить крылья и унести ее в лучшее место. Где оно?
Илай занимает свое место последним, его взгляд прикован ко мне.
Я смотрю прямо на него в упор, прищурив глаза, от меня волнами исходит лютая ненависть.
«Я никогда тебе этого не прощу».
Из его глаз сочатся извинения, но он не сожалеет. Будь это действительно так, его бы там не было. Я почти умираю, когда Илай входит в измученное, израненное тело Меган. Она издает страдальческий стон, закрывает глаза и стискивает зубы.
Он держит ее за бедра, из которых торчат маленькие, хрупкие косточки, толчки Илая медленные и мучительные. Отголоски ее страдальческих стонов наполняют ядовитую атмосферу, обжигающую мозг. С каждой секундой, когда Илай соприкасается с ее кожей, я все больше впиваюсь ногтями в свою. Мою ногу пронзает боль, даруя мне передышку. Мы крутимся в ловушке бесконечного цикла, пока он пытается исполнить свой долг, полностью осознавая, что я здесь и наблюдаю. Мне бы хотелось, чтобы ему было легче, лишь бы Меган не приходилось терпеть его дольше, чем это необходимо.
Наконец, он со стоном выходит из нее, и его кожа блестит от пота. Мой отец одаривает его лучезарной улыбкой. Я хочу убить их всех.
Наконец опускается завеса, объявляя о завершении ритуала. Я выбегаю из этого места раньше всех остальных. Мне хочется вырваться из своей кожи и развеяться по ветру. Я не могу так жить, с такими традициями. Это болезнь, под маской веры. Как может какой-либо Господь, любой Бог хотеть, чтобы его дети терпели такое?
– Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает Мэри, догнав меня.
Мне хочется закричать ей в лицо, но я сдерживаюсь. Она верующая, преданная и очень правильная.








