Текст книги "Вторжение, которого не было"

Автор книги: Кеннет Макси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Битва при Мэдстоуне

35-й пехотной дивизии была поставлена задача атаковать противника в излучине реки Медуэй. Здесь, на узком участке, были [258] собраны вся дивизионная артиллерия и минометы. После первоначального успеха к сражению должна была присоединиться 9-я танковая дивизия. Самолетам Кессельринга было приказано бомбить прямоугольник в три мили шириной и четыре мили длиной, полностью простреливающийся немцами.

Начиная с вечера 20 июля, бомбардировщики приступили к изоляции этой территории. Они также атаковали позиции британских орудий. Ночью отряды пехотинцев пересекли реку и направились к Оуквуд-Парку. При встрече с новозеландскими войсками разразилась свирепая рукопашная схватка. Немцы были отброшены за реку, но не уничтожены; стрелки удерживали небольшой плацдарм.

С утра пикирующие бомбардировщики перешли к точечным ударам по английским орудиям. В ответ они были атакованы истребителями, вызванными с севера (один из пилотов назвал это “прощальным жестом”). Представление было запоминающимся. “Штука” были застигнуты врасплох; немцы потеряли несколько самолетов до того, как на помощь прибыли “мессершмитты” и возвратили потерянное господство в воздухе.

“Прощальный жест” RAF никак не отразился на развитии событий на суше. В районах Эллингтона и Ист-Фарли порыв немецкой пехоты позволил переправиться через реку. 35-й и 11-й полки заняли позиции еще ночью, теперь они при поддержке 88-мм и 37-мм артиллерии прямой наводкой обстреливали укрепления врага.

Подробности сражения, кипящего среди домиков и садов, можно найти в дивизионных дневниках, личных воспоминаниях выживших и в архивах музея Мэдстоуна. “Британский Верден” – так иногда называют Мэдстоунскую битву, намекая на то, как дорого она обошлась Англии. Однако в противоположность Вердену, немецкие силы не были истощены, и это быстро решило ситуацию в их пользу. У британцев, на самом-то деле, уже не было выбора: они знали, что в случае отступления с одного сектора “Линии Генерального штаба” рухнет весь фронт.

Хотя Буш и сомневался, хватит ли ему боеприпасов, яростная битва продолжалась, принося обеим сторонам тяжелые потери. В середине дня немецкие войска, наступающие с двух предмостных укреплений, соединились у станции Барминг. Еще через 12 часов [259] последние новозеландцы были выбиты с излучины реки. Теперь путь для танков был открыт.

Однако все попытки продвинуться западнее были парализованы огнем английской артиллерии и уверенной контратакой австралийских войск, которая состоялась на рассвете 22 июля. Австралийцы пробрались к стенам психиатрической лечебницы Барминга и там столкнулись с неприятелем. Два часа Буш и фон Фитингоф напряженно следили за развитием событий. Командующий корпусом лично подъезжал к строителям мостов, чтобы поторопить их. В два часа дня первые танки (Pz.III и Pz.IV) пересекли реку. Это решило исход дела не в пользу австралийцев, хотя последние оказались такими же хорошими бойцами, как и немцы.

Последняя английская танковая атака

Все утро Торн обдумывал возможность отбросить немцев с помощью танков 3-й бригады. Он отправил на помощь австралийцам батальон “матильд”. Судьба этого подразделения убедила генерала в невозможности использовать танки на местности, которая полностью простреливалась неприятелем. (Танки попали под перекрестный огонь и были быстро уничтожены.)

Не оставалось иного выбора, кроме как отдать той же ночью приказ об отступлении к возвышенностям за Вест-Моллингом. Центр сопротивления англичан сместился к крутым склонам Ротхема. Немцы перешли к преследованию, безжалостно разрушая защитные сооружения “Линии Генерального штаба” и захватывая доты. Последние зачастую сдавались сами, видя невозможность борьбы против вражеских танков.

Не прекращались бомбардировки и обстрелы с воздуха, наносившие огромные потери обороняющимся. Сократились поставки [262] продовольствия. Сцены насилия на дорогах, в городах и селах приводили солдат в уныние.

В этой обстановке Черчилль приказал Айронсайду лично прибыть в расположение 2-й бронетанковой дивизии и сообщить ее командиру, генерал-майору У.С.Тилли, что дивизия должна утром 22-го двинуться на юг, и на следующий день, 23 июля, принять участие в контратаке под Мэдстоуном, которую организует XIII корпус. Торн предупредил своего главнокомандующего, что это будет самоубийством. “Вам недостаточно уничтожения 1-й бронетанковой дивизии? – спросил он. – Что могут сделать легкие танки с менее чем 10-миллиметровой броней, когда танки с 80-миллиметровой броней потерпели поражение?” Но премьер-министр был непреклонен.

Немцы, заранее все узнавшие, смогли достойно встретить атаку. Между Бирлингом и Вест-Моллингом расположились противотанковые орудия, у Оффхема и Эддинггона сооружались блокпосты, а танковый резерв был укрыт от глаз врага в лесу. В процессе движения 2-я бронетанковая дивизия регулярно попадала под немецкий обстрел. В результате боевое охранение рассеялось, и малоопытные войска, впервые участвующие в настоящей войне, пришли в беспорядок.

Танки понесли значительные потери еще до выхода на рубеж атаки. Данные разведки были обрывочными. Поддержка со стороны артиллерии и пехоты почти отсутствовала, то и дело пропадала связь. Но дивизию торопили из-за важности момента и боязни того, что, если наступление не начнется немедленно, войска Тилли серьезно пострадают, не вступив в сражение. Задачи батальонам были поставлены наспех. В результате машины, двигаясь небольшими группами, попали под немецкий обстрел, и большая часть войск была уничтожена.

К исходу дня дивизия была разбита, а немцы невозмутимо просматривали территорию до Ротхема, ожидая нападения, – кажется, они не понимали, что оно уже состоялось и было ими отражено.

Это несчастное утро открыло целый день неприятностей. Сообщения с запада говорили о свободном наступлении немцев. Петерсфилд находился в руках врага, и новые силы продолжали высадку на все расширяющемся пространстве. Наиболее тревожащим был звонок из Биллингсхерста. Почтмейстер, который смог сохранить связь даже после того, как враг захватил город, сообщил о потоке мотоциклов, бронированных машин, танков, грузовиков и орудий, двигавшихся в сторону Хезлмира. Это шла в прорыв 7-я танковая дивизия. [263] Айронсайд понимал, что в течение нескольких часов пальцы, тянувшиеся вдоль “Линии Генерального штаба” по направлению к Гилдфорду и Бесингстоуку, сцепятся в кулак. Очень слабым утешением для главнокомандующего служило то, что Хогсбек и Бесингстоук обороняют 43-я пехотная дивизия генерал-майора Р.В. Поллока и 3-я пехотная дивизия генерал-майора Б.Л. Монтгомери, которые были, возможно, самыми сильными и хорошо вооруженными соединениями его армии.

Третья дивизия была кадровой и имела боевой опыт. С танками дело обстояло хуже. Дивизия располагала только 60 процентами штатной артиллерии, а фронт ее был слишком растянутым. Пытаясь надежно прикрыть хотя бы линию Темзы, Айронсайд привлек к операции 52-ю пехотную дивизию (генерал-майора Дж.С. Дрю) из резервов Восточной Англии и 2-ю пехотную дивизию (генерал-майора Н.М. Ирвина) из Линкольншира. Впрочем, командующий прекрасно понимал, что, какими бы сильными и тренированными эти подразделения ни были, им удастся только задержать врага. Зато с изъятием этих частей береговая линия осталась незащищенной, если не считать нескольких дивизий, так же плохо снаряженных и столь же немобильных, как растаявшие при вторжении 1-я лондонская и 45-я пехотная дивизии.

“Соединение Эйч” в Ла-Манше

20-го числа соединение “Н”, потеряв по пути миноносец, прибыло в Плимут. После дозаправки корабли вновь попали под удар с воздуха. (Их бомбили все время – с тех пор, как они оказались в пределах досягаемости самолетов Третьего воздушного флота Шперле.)

Соммервилл не понимал, какую роль планы сражения отводят его флоту. Прежде всего, он решил оставить в Плимуте [264] авианосец “Арк Ройял”: ни этот большой корабль, ни его устаревшие самолеты не могли принести какой-либо пользы в узком проливе. С оставшимися кораблями (линейным крейсером “Худ”, линкорами “Резолюшн” и “Вэлиант”, двумя крейсерами и двадцатью миноносцами) Соммервилл вошел в Ла-Манш. Это случилось днем 21 июля, в тот самый день, когда немцы прорывали английскую оборону при Мэдстоуне.

Препятствия, с которыми столкнулся Соммервилл, оказались гораздо более серьезными, чем те, что находились в Ла-Манше вечером 15 июля. Следовало также учитывать, что диверсионные операции Форбса в Северном море, вероятно, не отвлекут внимание немцев от событий в Дуврском проливе. На самом деле время было упущено. Оккупанты больше не зависели от военных кораблей. Коммуникации 16-й армии охраняли минные поля и тяжелые орудия, расставленные по обеим берегам Английского канала и простреливающие перекрестным огнем весь пролив, а также торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики, которых было предостаточно. Черчилль через Паунда приказал Форбсу и Соммервиллу “овладеть каналом и выбить из него весь немецкий флот”. Но в этом обращении звучали нотки политической расчетливости: “Вы должны сражаться с максимальной решимостью, отдавая себе отчет в том, что в ваших руках не только судьба нации, но и последняя козырная карта, позволяющая Империи победить в предстоящей борьбе”. Эти слова разъяснили адмиралам все. Битва до победного конца больше не приветствовалась, – Черчилль решил искать новое решение “английской проблемы”.

Поэтому и Соммервилл и Форбс выбрали тактику, позволяющую действовать с наименьшим риском. Это означало держаться в отдалении от противника и заходить в контролируемые им воды только ночью или, в редких случаях, днем под прикрытием истребителей. Другими словами, они пожертвовали свободой действий и сражались со связанными за спиной руками. Впрочем, адмиралы уже понимали, что их действия никак не отразятся на конечном результате.

Королевский флот четыре раза обстрелял вражеские корабли и береговые батареи – и это все! Немцы даже не изменили график отправления конвоев. “Люфтваффе”, между тем, постепенно выводили из строя британские корабли. Когда вечером [265] 22 мюля Соммервилл возвратился в Плимут, лишь “Вэлиант” оставался вполне боеспособным, остальные линкоры и крейсеры получили повреждения разной степени тяжести, Два миноносца были потоплены и три – выведены из строя.

Схватка за Норт-Дауне

Немецкое присутствие в юго-восточной Англии было, в некотором роде, блефом. Сколько-нибудь заметные части вермахта действовали только в местах проведения крупных военных операций. Нигде обман не был более очевидным, чем на территории, контролируемой 17-й пехотной дивизией, которая оккупировала огромную территорию. Люди, живущие на захваченном пространстве, сплошь и рядом даже не видели немцев. Участок Литтлехемптон – Петерсфилд контролировали столь незначительные силы, что Лок наотрез отказался двигаться дальше, пока не прибудут части VII корпуса.

23-го числа левый фланг 16-й армии был усилен частями 7-й пехотной дивизии фон Габленца из состава этого корпуса. Уже сосредоточившуюся 7-ю танковую дивизию Буш направил к “Линии Генерального штаба” в район Бесингстоука. Хотя Буш и требовал “решительных действий”, он приказал Роммелю “воздержаться от крупного нападения до прибытия 7-й пехотной дивизии и объявления VII корпуса боеспособным”. Но Роммель был известен своим неповиновением, он рисковал всегда, особенно же – когда замечал слабость врага.

Роммель начал с разведки оборонительных сооружений противника. Выяснив, что 3-я английская пехотная дивизия находилась в полной боевой готовности, он переместил свои танки несколько западнее и обнаружил, что правый фланг “Линии Генерального штаба” отодвинулся за Бесингстоук. Когда утром 24 июля танки Роммеля подошли к Уолвертону, генерал испытал то чувство приближающейся удачи, которое нередко приходило к нему во Франции. Он нащупал стык между 3-й дивизией и ее соседом [266] справа – 1-й пехотной дивизией (генерал-майор К.А.Н. Андерсон). Тотчас же 25-й танковый полк “вклинился” в это слабое место и окончательно разъединил подразделения противника.

В то же время 9-я танковая дивизия, помогавшая 35-й пехотной дивизии в атаке на Норт-Даунс, столкнулась с английскими войсками, охраняющими Пилгримс-Вей. За этот день дивизия выдвинулась к Вест-Кингсдауну и теперь собиралась штурмовать восточный фланг английской оборонительной позиции. Танки и бомбардировщики проделали брешь в обороне противника, и теперь немецкая пехота, сильно пострадавшая в боях с новозеландцами, австралийцами и канадцами, смогла захватить большое количество пленных. Умный и находчивый противник атаковал “Линию Генерального штаба” с воздуха и земли – в результате она начала давать трещины повсюду. Осознавая это, Буш приказал фон Фитингофу бросить в наступление все наличные силы.

22-я воздушно-десантная дивизия прикрыла фланги 35-й пехотной дивизии. Вместе они начали продвижение к Оффорду, пытаясь найти прорехи в обороне между Брайстедом и Вестерхемом.

К исходу этого дня немцы развернули один из оперативных штабов в Чартвелле, личной резиденции Уинстона Черчилля. Однако не стоит думать, что они не встречали сопротивления, – нет, совсем наоборот. Просто англичане, хотя они были столь же упорны в достижении своих целей, ничего не могли противопоставить прежде всего огромной боевой мощи врага, а уже потом его мастерству.

Приближение к Лондону

В руки немцев попадало все больше жизненно важных центров и линий связи. Это мешало нормальному управлению вооруженными силами Англии и расстраивало все планы британских военачальников. 7-й немецкий корпус, захвативший Бесингстоук, перекрыл шоссе и железные дороги, связывающие Лондон с Портсмутом, Саутгемптоном и всей юго-западной частью страны. Угроза нависла над дорогами в Бристоль и Саут-Вейлс. 6-я горнострелковая дивизия собиралась занять все северное побережье Кента, тем самым блокируя эстуарий Темзы. Военно-морская верфь в Ширнессе была осаждена, [267] но все еще работала. Гидлингхем, Чатем и Рочестер были окружены. Немецкие войска прекратили подвоз продовольствия и остановили работу некоторых фабрик, включая стратегически важный завод компании “Шорт”. Вспоминая те дни, мисс Анна Прайс из Рочестера писала:

“Я была одной из тех, кто решил остаться, – потом мне пришлось пожалеть об этом. Нам посоветовали запасать еду, но никто из нас особенно этим не занимался. Мне кажется, мы не очень-то верили в то, что случится худшее. Но в разгаре бомбардировки, которая уничтожила несколько магазинов и отключила электричество, мы обнаружили, что еда в магазинах стала заканчиваться. Люди бросились панически закупать продовольствие. Я видела, как люди стояли в очереди во время налета. Затем более сильные начали проталкиваться ближе к прилавкам, а полиции, конечно, не было видно: она контролировала движение автомобилей и спасала людей из разрушенных домов. Затем поползли слухи, что немцы скоро будут в городе, а полиция и добровольцы перекрывают дороги и укрепляют ратушу. Начался артобстрел, который разрушил главные водохранилища. Время от времени мы слышали оружейную стрельбу и рокот пулеметов. Я помню, как один раз привели немецкого военнопленного. Он вел себя вызывающе, а мы все свистели. Но час за часом становилось все хуже, и мы не видели выхода”.

Состояние гражданского населения беспокоило правительство в такой же степени, как и развал вооруженных сил. Ни министры, ни руководители, ни администраторы не знали, что делать.

У немцев были свои заботы. Фон Рунштедт встретился с Бушем и потребовал от него, чтобы 16-я армия не рассредоточивалась. Во время Французской кампании Рунштедт беспокоился всякий раз, когда одна из его танковых дивизий заходила слишком далеко в тыл врага, – он опасался решительного контрудара со стороны французов. Теперь он волновался из-за возможного английского отпора. Все предприятие до сих пор казалось ему рискованным, а территория – чрезмерно обширной для наличных сил. Но командарм убедил командующего группой армий “А” в том, что ситуация находится под контролем. “Нигде войска не сталкиваются с действительно опасными обстоятельствами”, – утверждал генерал Буш. [268]

Дувр, наконец-то, стал доступен для транспортных судов. По мнению Буша, англичане и хотели бы сопротивляться, но уже не имели такой возможности. У военнопленных немцы обнаруживали самое устарелое оружие, иногда они были и вовсе безоружны. После битвы у Вест-Моллинга 23 июля, когда были уничтожены или оставлены на поле сражения 60 английских танков, тяжелая техника противника попадалась совсем редко.

Соглашаясь с намерением Буша продолжать штурм “Линии Генерального штаба”, фон Рунштедт запретил войскам пробиваться к пригородам Лондона. “Следует придерживаться первоначального плана. После прибытия подкрепления 16-я армия должна осадить английскую столицу и начать проводить рейды в северном и северо-западном направлениях, имея целью окончательно сломить британское сопротивление”.

Айронсайд подает в отставку

В течение 24 июля обстановка на фронте продолжала ухудшаться. Айронсайд решил предстать перед премьер-министром и его ближайшими советниками и объявить им о поражении. Он подъезжал к Уайтхоллу в разгар воздушных ночных налетов: окраины сильно пострадали от бомбежек. Когда Айронсайд приближался к Вестминстеру, он увидел противовоздушные орудия в действии. Но, казалось, что вражеские самолеты не обращают на них внимания и спокойно опускаются гораздо ниже аэростатов заграждения. Генерал был доволен тем, что на улицах было мало беженцев: в основном, вне укрытий находились ополченцы гражданской обороны. Люди выглядели так, как будто все находилось под контролем, но машину главнокомандующего часто обгоняли “скорые” и регулярно останавливали на дорожных блокпостах нервные часовые. В итоге он опоздал на встречу с нетерпеливым премьер-министром, который не любил долгих вступлений.

“Я должен сообщить вам, – начал Айронсайд, – что, по моему мнению, битва за “Линию Генерального штаба” обернулась против нас”. Затем он обрисовал положение немцев и потери британской армии, которые составили 75 процентов вооружения и три пехотные дивизии из 25 имеющихся. Главнокомандующий пояснил, что всеми силами он старался выполнить приказ Черчилля о “быстром, решительном сражении” с высадившимися [269] подразделениями противника. Но в этой схватке подвижные резервы армии метрополии были разбиты. “Армия, – продолжил Айронсайд, после того, как Черчилль ответил резкостью, – была не готова к решительному наступлению: совершить его без мобильных войск, вооружения и достаточной тренировки оказалось невозможным”. “Учитывая неспособность флота разрушить немецкие коммуникации в Английском канале и полное господство авиации противника в воздухе, – заключил он, – шансы остановить противника, не говоря уже о том, чтобы отбросить его, были ничтожно малы. Поэтому пришло время делать выводы, как бы печальны они ни были”. И, по-английски сдержанно, скрепя сердце, Айронсайд положил на стол премьер-министра заявление об отставке. [270]

XV. Поворот судьбы

Массированные маневры

Уинстон Черчилль без колебаний принял отставку Айронсайда. Он никогда особенно не надеялся на командующего армией Метрополии и был не против заменить его наиболее активным и молодым человеком. Генерал Алан Брук отличился во Франции, но он звезд с неба не хватал. Это был солдат-практик с очень твердым характером. В отличие от Дилла и Айронсайда, он мог отстаивать свою точку зрения перед Черчиллем. Премьер требовал, чтобы Брук восстановил линию обороны и продолжал борьбу. Нужно было выиграть время до поступления американской помощи или же уповать на чудо.

Брук быстро и четко проанализировал ситуацию. Его оценка исключала напрасные надежды. Уже через несколько часов после назначения Брук отчитывался перед кабинетом министров. Он разделял точку зрения Айронсайда: возможностей для массированной контратаки, столь желанной для Черчилля, более не существовало.

Брук заявил: “В моем распоряжении всего лишь горстка танков, которые могут наносить незначительный урон противнику. Пехота не моторизована или полумоторизована. Ее огневая мощь не соответствует современным требованиям. Солдаты могут принимать участие лишь в локальных операциях. [271]

У меня почти нет связи с подразделениями. Сеть гражданских коммуникаций, которой я мог бы воспользоваться, ежечасно подвергается разрушению. Я сделаю все, что смогу, – пообещал он,– но я должен констатировать, что противник может спокойно маневрировать силами: количество бронетехники у них и у нас, по самым приблизительным оценкам, относится как три к одному. В настоящий момент немцы могут действовать там, где захотят, и так, как им заблагорассудится”.

Премьер и кабинет выслушали Брука в полном молчаний. Затем они принялись обсуждать политические вопросы, которые были для них более понятны, нежели военные. Еще в 1938 году лорд Горт имел беседу с Айронсайдом. “Если англичане потерпят поражение в Европе, – заметил он тогда, – силы, расположенные на Среднем Востоке, могут сыграть роль восстановительного резерва”. Эта тема в настоящий момент и занимала членов кабинета.

А утром 26-го числа Черчилль получил очередную сводку о прорыве в районе Бесингстоука и перестал сопротивляться новому политическому курсу. Танки Роммеля ночью прорвали фронт и теперь быстро продвигались к Темзе со стороны Ньюбери. Ничто уже не могло остановить их.

Танковое сражение

Такого рода действия Роммель уже испробовал в мае при прорыве линии Мажино. И тогда, и сейчас удар был смертоносным. Еще одна артерия Лондона – железная дорога “Грейт Вестерн” , соединяющая город с западными районами страны и с дорогой А4, могла быть перерезана в ближайшее время. Так оно в действительности и произошло.

13-й корпус вермахта продвигался по границам Севеноукса, преодолевая сопротивление 43-й дивизии. Участок “Линии Генерального штаба”, включающий аэродром Биггинхилл, к концу дня перешел в руки немцев. Не желая разбираться в путанице пригородных улиц большого Лондона, фон Фитингоф [272] и подчиненные ему командиры целенаправленно уничтожали вражеские силы, попадавшиеся им на пути, однако не преследовали тех, кто укрывался в пригородах. Немецкая пехота сформировала неплотный кордон вдоль южной границы города. Англичане, если их вынуждала необходимость, могли пересекать эту границу. Немцы знали об этом, но они пока не располагали ресурсами для установления “железного занавеса”.

9-я танковая дивизия форсировала “Линию Генерального штаба” и развернула наступление по возвышенности, простирающейся в направлении Ледерхеда и Бэгшота. Ее целью было добраться до Мейденхеда. Часто на пути немецких подразделений оказывались отдельные группы английских солдат. Каждое такое столкновение было чревато задержками и приносило новые жертвы. Обычно у немцев оказывалось больше пленных, чем они могли охранять. Приходилось тащить за собой и захваченную технику, которая, в противном случае, могла попасть в руки партизан.

В течение 25-го и до наступления утра 26 июля 9-я танковая дивизия значительно продвинулась вперед. К удивлению немцев, их триумфальное шествие было приостановлено между Байфлитом и Чобхемом, где наступающие войска неожиданно натолкнулись на свирепую контратаку английских танков. Это были остатки 1-й и 2-й бронетанковых дивизий. Брук собрал их на этом участке в надежде пусть и не на успех, но хоть на какое-то достойное противодействие врагу.

Сражение этого дня было примечательно одним фактом: “На этот раз, – вспоминает капитан Р.Бингли из 4-го танкового полка, – пришла наша очередь застать фрицев врасплох. Группа их легких танков и несколько Pz.III и Pz.IV натолкнулись на наши "матильды". Мы оставались в засаде, пока они не подошли на 200 метров, а потом открыли огонь двухфунтовыми снарядами. В следующую минуту все вокруг было усеяно горящими танками и бегущими людьми. Когда немцы открыли ответный огонь, нас это не пугало, так как их снаряды отскакивали от брони "матильд"“.

9-я танковая дивизия, конечно, пережила шок. Мало того, что их танки были беспомощны против “матильд” и крейсерских [273] танков, они еще и нарвались на засаду. Немцев спасло единственное 88-миллиметровое орудие, которое буксировалось одним из танков к линии фронта. Его огонь перевесил чашу весов в пользу немцев и заставил англичан отступить.

В тот же день 7-я танковая дивизия Роммеля столкнулась на реке Кеннет около Ньюбери с упорным сопротивлением арьергардов 2-й пехотной дивизии.

При переправе через реку первая же рота танков была неожиданно обстреляна из засады прицельным огнем “Валлентайнов” 7-го танкового полка. Поначалу казалось даже, что немецкие солдаты обратятся в бегство. Потребовалось личное вмешательство Роммеля, чтобы передовые части развернулись лицом к врагу и отразили его натиск. В конце концов, главные силы дивизии переправились через реку в другом месте, а англичане вынуждены были отступить.

Очередные плохие вести достигли кабинета министров. Красные стрелки на картах говорили о неуклонном приближении противника к сердцу Англии. Непрочность немецкого присутствия никому не бросалась в глаза. Информация, поступающая в распоряжение англичан, была скудной и доставлялась медленно, так как линии связи находились в плачевном состоянии. Вследствие этого положение выглядело даже еще более мрачным, чем оно было на самом деле.

Впрочем, каким бы тернистым ни было продвижение немцев, какой бы скудной ни была информация об их намерениях, это уже ничего не меняло. Благодаря данным из Кента и Сассекса, Уайтхолл знал, что вермахт преодолел трудности, связанные с десантированием и налаживанием системы снабжения. (Если эти трудности вообще когда-либо существовали.) Немцы устанавливали на английской территории свои порядки. Хорошо ли, плохо ли, но их администрация функционировала. Оккупанты обустраивались на завоеванной земле.

Согласно полученным данным о прохождении немецких транспортов через порты и аэродромы, было известно, что пока на территории Англии находилась только одна немецкая армия – 16-я.

Вскоре должна была начаться переброска следующей армии. “Люфтваффе” располагали теперь достаточным числом аэродромов в Англии и могли поднимать в воздух значительно больше [274] самолетов, чем несколько дней назад. Другими словами, вермахт мог бы справиться с противником и меньшими силами, чем он в настоящий момент располагал.

Пора остановиться

26 июля высшее командование в отчете перед кабинетом вынуждено было признать, что, несмотря на локальные победы, англичанам не одолеть противника. Танковые вылазки, имевшие место в течение последних 24 часов, были скорее эффектными, нежели эффективными. Даже вмешательство США не могло ничего изменить. Американский конвой, договоренность о котором была достигнута еще в июне, все еще не прибыл, хотя и находился на подходе к Британским островам.

И без лишних вопросов членам кабинета было ясно, что дальнейшее сопротивление ничего не даст. Командованию оставалось лишь окончательно убедить правительство, что военные действия должны быть прекращены. Черчилль, стараясь найти повод для оптимизма, уверял, что оборона Лондона способна выдержать натиск противника, но даже его одолевали сомнения. Министр внутренних дел Джон Андерсон говорил о несчастном положении людей, которые оказались в оккупированных городах. Министр пищевой промышленности лорд Вультон обрисовал мрачные перспективы надвигающегося голода. Немцы перекрыли почти все каналы доставки продовольствия. Лорда Вультона поддержал министр снабжения Герберт Моррисон. Он говорил, что промышленность приходит в упадок, так как из-за нарушения работы транспорта уже сейчас испытывает недостаток сырья. Рабочие находятся в постоянном страхе перед воздушными налетами.

Лорд-хранитель печати Клемент Эттли подвел печальные итоги. Он тщательно проанализировал все “за” и “против” продолжения войны на территории Англии и закончил выступление призывом сражаться, опираясь на заокеанские имперские территории. Он напомнил, что правительства оккупированных стран Европы, исключая Францию, перенесли свое местопребывание в Англию или другие безопасные места, чтобы продолжать сопротивление, не подвергая свой народ риску физического уничтожения. И именно Англия вдохновляла их на подобные действия. Следовательно, теперь она сама должна поступить согласно провозглашенным [275] ею принципам. Эттли ничего не имел против продолжения боевых действий, если уже на то пошло, но он считал безнравственным навлекать несчастья на свой народ ради практически недостижимой победы. “При осаде, – закончил он, – наступает момент, когда следует прислушаться к здравому смыслу и, пренебрегая традиционными убеждениями, сдаться. Боюсь, этот момент наступил”.

Черчилль упорствовал. Его патриотический дух бунтовал. Он не желал прислушиваться к мнению его разумных коллег.

Наконец, премьер-министр все-таки позволил себя уговорить. Но он потребовал немедленно доложить королю об отставке кабинета и его собственной. С большим трудом Черчилля заставили отказаться от этого демонстративного шага. Затем последовали изматывающие и бурные дебаты, что же конкретно следует предпринять в первую очередь.

Смена правительства

Прежде всего, было решено, что ни правительство, ни король не должны стать немецкими заложниками. Героический сюжет о благородных национальных героях, до последнего сражающихся среди развалин во главе своего народа, министры сочли несовременным. Было принято решение об эвакуации и последующем управлении Империей из-за границы.

Другими словами, следовало найти удобный момент, чтобы переправить высших должностных лиц государства в один из доминионов или в какую-нибудь колонию. Более всего подходила [276] Канада, хотя эти планы не очень-то устраивали канадского премьера Макензи Кинга. Страна слишком гордилась недавно обретенной независимостью, к тому же присутствие имперского “правительства в изгнании” могло усугубить трения между французским и английским населением Канады. “Конечно, к королевской семье будет проявлена лояльность, учитывая исторические связи Канады и Великобритании”. Наконец, решили, что правительство отправится на Багамы и будет работать там – по крайней мере, на первых порах.

Кабинет не представлял, как будет организована государственная власть на оккупированных территориях Великобритании и кто будет править ими от имени немцев. Называлась кандидатура сэра Освальда Мосли, который вместе с другими английскими фашистами находился сейчас в тюрьме. Мосли обладал определенным политическим весом, был лично знаком с Гитлером и Муссолини и не одобрял войну ни с Германией, ни с Италией. С другой стороны, в сентябре 1939 года он резко заявил, что фашистские государства не “присоединятся к какой-либо силе, воюющей с Англией”. 9 мая, накануне немецкого вторжения в Западную Европу, он сделал следующее заявление: “Мы считаем своим долгом мобилизовать все силы на борьбу с захватчиками”. По мнению Мосли, ни один англичанин не мог и не должен был сотрудничать с оккупантами.