Текст книги "Брад"

Автор книги: Кеннет Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Тут уж либо мы, либо – нас.

Глава третья
ВСЕ ИДЕТ ПО ПЛАНУ

Андрена услышала, как открывается входная дверь, быстро села на диван и приняла скучающий вид. Она положила правую ногу на левую, потом левую на правую, протянула руку вдоль спинки дивана. Выпрямилась и взяла со столика журнал.

Когда Андрена подняла голову, Джим стоял в дверях, задумчиво глядя в пол. Было уже почти восемь. Муж не звонил ей и не оставлял сообщения на автоответчике. Разумеется, он искал Брада. Она старалась относиться к переживаниям Джима с пониманием, и ей это почти удавалось, но все равно было обидно, что он подвел ее, что не обращает на нее внимания. Андрена считала это проявлением эгоизма. Нет, «эгоизм» – слишком сильное слово, учитывая обстоятельства. Ладно, пусть он будет «думающим только о себе».

– Нашел? – Андрена с надеждой поднялась ему навстречу, она даже не понимала, что двигается, ее просто влекла к нему забота и тревога. Ей хотелось поцеловать его, но Джим не обращал на нее внимания, был задумчив и не реагировал на внешние раздражители.

– Нет, – блекло ответил он, снял пиджак и постарался улыбнуться жене. Даже нагнулся и поцеловал ее в щеку, но, как только выпрямился, лицо его снова стало озабоченным, взгляд беспокойно скользил по комнате.

– Ты-то как? – спросила Андрена.

Джим замер и уставился на нее, но быстро опомнился, устало кивнул, ослабил узел галстука и начал расстегивать рубашку.

– Прости. – Он вернулся к дивану. На взгляд адвоката, другого объяснения и не требовалось. Он повесил пиджак на спинку стула и упал на диван. Андрена подошла поближе, но Джим даже не взглянул на нее.

– Тебе принести чего-нибудь? – спросила она, подавляя желание напасть на него, потребовать извинений за такое невнимание.

– Нет, спасибо. – Он снова рассеянно улыбнулся.

Андрена села рядом.

– Судя по всему, спрашивать, как прошел твой день, не стоит.

Джим хмыкнул, уголок рта пополз вверх.

– У меня тоже был ужасный день, – намекнула Андрена.

– Хорошо, – пробормотал он.

– Джимми! – Она толкнула его.

– Что? – Адвокат поднял голову и прищурился.

– Ты где?

– Здесь. – Он встал и пересел в кресло-качалку, продолжая разглядывать Андрену.

– Я устал, – сказал Джим.

– Я тоже. Почти восемь.

– Да, уже поздно.

Джим посмотрел в окно. За стеклом темнело, в домах зажигались яркие огни, углы зданий расплывались в сгущающейся мгле. Оранжевые тени исчезали, уползали к горизонту, отступали перед натиском сумерек.

Андрена встала рядом с мужем на колени и провела рукой по его волосам.

«Я люблю его, – подумала она, – а все остальное не важно. – Андрена и сама верила в это, старалась не думать о том, что ей хочется отгородиться от мужа. – Почему? – Она не могла этого понять, любуясь Джимом. – Зачем мне от него отгораживаться?»

Джим откинулся назад и закрыл глаза. Он вздохнул. По телу разливалась тяжелая усталость, словно он весь день ворочал бетонные плиты. Вдруг вспомнились детские годы. Подростком Джим подрабатывал на стройке, работал на того самого человека, который хотел купить теперь землю Брада. Джим подумал о своем старом боссе, мистере Квейгмайере. Представил себе его хитрый взгляд, тщедушное некогда тело, располневшее с годами. И желтые зубы. Квейгмайер всегда обнажал их в широкой улыбке, когда совершал удачную сделку, обходил законы или преимущественное право другого покупателя. Жизнь Квейгмайера вроде бы удалась, но жадность и напористость никуда не девались. Да и зубы давно можно было отбелить или заменить. Вид омерзительный. Джим понимал, что Квейгмайер – всего лишь инвестор, удачливый бизнесмен, который умеет вертеться и приспосабливаться к рынку, но ничего не мог с собой поделать.

Джим открыл глаза.

– Я такая усталая, то есть я так устал. – Он потер щетину на лице. – Проверил морги, больницы. Обежал бог знает сколько улиц. Еще на вокзале был.

– Давай заберемся в кровать, – прошептала Андрена ему на ухо.

– А ты с Милдред говорила?

Джим быстро глянул на жену, потом на газету на журнальном столике. Читать уже сил нет. Может, он упустил из виду что-нибудь важное?

– Нет, ничего особенного, – заверил он себя. – Мир пока еще не перевернулся.

– Ой, совсем забыла. Ты представляешь, я ей позвонила, искала тебя, так она сказала, что это все она виновата и что теперь она станет сестрой. Короче, какой-то там монашеский орден. Не помню, как называется. – Андрену передернуло, по коже побежали мурашки. – Милдред плакала и обвиняла во всем себя, еще сказала, что недостойна такой работы. Нет, ты представляешь? Собралась уйти в монастырь. Неужели это до сих пор возможно?

– Не знаю, – ответил Джим.

– Я поднялась наверх, чтобы поговорить с ней, но она никого не слушает. Говорит, она давно уже об этом подумывала. И такая молоденькая. Брад стал последней каплей. Она уже и чемодан собрала. Я проводила ее до лифта. Все надеялась уговорить. Но Милдред и слушать меня не стала. Уехала, и все. Может, у нее крыша съехала, а?

Джим покачал головой.

– Подумать только.

– Андрена встала за спиной у мужа и принялась массировать ему плечи.

– Ох, хорошо! М-м-м, замечательно.

– Может, поешь? – Она попыталась сменить тему. – Бутерброд с курицей будешь?

– Не-а, – довольно промычал Джим.

– Я сегодня тоже справки наводила. Только у меня теперь свободного времени почти нет. Дали новое задание. Криминал. Буду писать про зубного маньяка – Она нагнулась, чтобы увидеть выражение мужниного лица. Муж глупо улыбался.

– Здорово. – Вот и все, что он соизволил сказать.

Андрена делала массаж, а сама глядела то в потолок, то на город за окном. Дни становятся короче. Точно, короче. С каждым годом. Кажется, короче уже некуда, а все равно укорачиваются. Она тяжело вздохнула и впилась ногтями мужу в плечи. От отчаяния.

– Ой! – Джим подпрыгнул.

– Извини, – рассеянно произнесла Андрена и подумала: «Вот видишь, просить прощения не так уж трудно».

Джим вывернул шею и сердито посмотрел на жену:

– Ты что?!

– Ничего.

Скорчив обиженную гримасу, она уселась на диван и сложила руки на коленях. Андрена сама удивлялась, как быстро сегодня меняется ее настроение. Из-за этой истории дела в семье пошли шиворот-навыворот. Скорее бы все закончилось. Найти этого Брада и забыть о нем наконец. От него одни неприятности. Зачем Джимми с ним связался? На кой черт нормальному взрослому человеку понадобилось нянчиться с придурком? Может, потому, что Андрена не хочет заводить детей? Может, Джимми считает Брада своим пасынком?

Ее так и подмывало закатить скандал, но, посмотрев в затуманенные глаза мужа, Андрена решила оставить его в покое. Уж очень у бедняги был несчастный вид.

– Да плюнь ты, – прошептала она.

Джим не ответил. Он уже дремал и во сне видел лицо Брада, разрисованное, как у клоуна. Лицо смотрело на Джима с боксерской груши, которая возвращалась после каждого удара. И чем сильнее Джим бил, тем стремительнее груша прилетала обратно, тем ехиднее и увереннее становилась нарисованная улыбка.

* * *

Полицейский улыбался и вертел в пальцах рюмку. Ему нравилось сочетание гладкого стекла и колючего бурбона. Сержант медленно поднес рюмку к губам, помедлил, словно что-то разглядывал сквозь янтарную жидкость, и проглотил. Во рту вспыхнуло бархатистое пламя. Огонь и лед. Вот оно, двуличие. Просто идеальный пример. Сержант облизнул усы.

– Сейчас вернусь, – крикнул он бармену. – Повтори.

И кинул купюру на барную стойку.

Бармен посмотрел ему вслед, что-то сказал другому посетителю и покачал головой. Снаружи воздух был свеж и напоен ночными звуками. Над головой шелестели могучие клены. За ними огненными прочерками мелькали автомобили. Люди в салонах разговаривали, высовывались из окон, окликали друзей на тротуарах. Стива едва не захлестнула волна воспоминаний, но он тут же одернул себя. Воспоминания теперь ничего не значат. Прошлое обесценилось. Ушло. Ни прикоснуться, ни вернуть. Хоть оно и стоит до сих пор перед глазами.

Полицейский поднялся на веранду, куда днем выносили столики. Вон она, больница, огромное кирпичное здание в двух кварталах к западу. Кое-где в окнах еще горит свет, можно даже разглядеть занавески. Как живется там, внутри?

Разве можно забыть огромный пустой холл, затхлый воздух лифтов, бесконечные извилистые коридоры? Когда-то Стиву казалось, что он сливается с холодными белыми стенами этого странного дома, где время остановилось. И женщина, которую он навещал (просто женщина, а не жена, потому что узнать ее было нельзя), тоже таяла, растворялась на глазах. Болезнь украла ее красоту, иссушила тело. Под конец кожа на скулах так натянулась, что стала прозрачной, как целлофан.

А потом вдруг появилась надежда. Женщина снова начала есть и улыбаться. Улыбаться! Пусть робко, пусть едва заметно, но это была настоящая улыбка. Вернулись знакомые жесты, знакомый свет в глазах. Шаг за шагом она становилась похожей на себя прежнюю. Стив верил, что женщина одержит победу над собой, найдет дорогу обратно и все будет как раньше. «Приемлемое качество жизни» – так назвал это лечащий врач.

Оглушенный больничной тишиной, озверевший от долгих часов, что протекли впустую, Стив потребовал объяснений. Он спросил, что, черт возьми, значит «приемлемое качество жизни»? Но врач только улыбнулся и ободряюще похлопал его по плечу.

Женщина поправилась. Медленно, но верно она входила в роль жены.

«С ней все хорошо», – твердил себе Стив.

Когда он забегал домой пообедать, жена тоже садилась за стол. Взгляд ее все еще был отстраненным, временами застывал, становился жестоким и кротким одновременно. Вызов и покорность судьбе – вот что отражали ее глаза. Нет, не глаза, скорее две ракушки с какими-то жалкими, безмозглыми, ненужными моллюсками.

Обедали вместе каждый день. Иногда разговаривали. Делились новостями. Стив наблюдал за женой, пытался приподнять таинственную завесу, разглядеть страдание за маской безразличия, увидеть то, что видела только она.

Когда глаза жены остановились и опустели, настенные часы показывали 12.20. Эти цифры врезались в память навсегда. Под часами стоял стул. На спинке – кобура, которую Стив снял, садясь обедать. Пустая. Он обернулся к жене, но в комнате ее уже не было.

Стив запомнил все: как вскочил рывком, как задрожали колени, как зазвенели стекла от оглушительного хлопка. Этот хлопок оборвал что-то в голове у Стива. За дверью ванной шлепнуло. Это ударилось о кафель тело.

Стив не мог взять в толк, как жене удалось незаметно выйти из-за стола и украсть оружие. А что, если он все видел? Видел, как в глазах у нее поселилась тоска, от которой есть только одно средство? Видел и не стал мешать?

– Ей так лучше.

Стив сказал это, и правда обожгла его. Как он посмел признаться самому себе? Он что же, с самого начала все понимал? А может быть, даже стремился к такой развязке?

– Ей лучше, – шептал полицейский, глядя на окна больницы. Он стоял неподвижно, щеки обдувало ветерком. Жив. Подонок. Ничтожество. Стив вытер усы. Раньше их подстригала жена. Такие веселые глаза. Так близко! Молодость. Неловкие пальцы. Невероятная легкость, с которой давалась жизнь.

С тех пор каждую ночь стали сниться цифры. 1, 2, 2, 0. И рука, которая лезет в кобуру. Пустую. Опять пустую. И часы.

0, 1, 2, 2.

1, 0, 2, 2.

1, 2, 2, 0.

Стив не заходил в ванную. Так и стоял, прислушиваясь. Уже умерла? Или агония еще продолжается? Его сотрясала дрожь. Не от ужаса. От облегчения. Душа словно оторвалась от плоти, и стало легко. Он вызвал «скорую». Но когда оператор ответил, Стив понял вдруг, что набрал этот номер по ошибке. Почему? Да какая разница. Что толку об этом думать?

С тех пор он перебрал в уме все слова, все поступки, которые могли бы ее спасти. Но сделанного не воротишь.

Брад теперь тоже в больнице. И хорошо. И правильно. Так ему и надо. Вот она – справедливость. Каждому по заслугам. Стив хотел наказать Брада, потому что в его глазах увидел то самое, уже знакомое выражение. Мягкую отстраненность, точно такую же, что и у жены. А потом ее взгляд стал жестким, она как будто узнала что-то о нем. На самом деле Стив наказывал жену за все, за горе, свалившееся на его голову, за спущенный курок.

«Тупари и растяпы, – твердил полицейский. – Им просто силенок не хватает, чтобы выжить в смутные времена. Слабаки, уроды, ушибленные. Никчемные существа. Боже, прими их. Прими их всех. Нищих духом. Блажженных. Почему они блаженны? Бот истинное двуличие».

Полицейский сплюнул на землю и рывком открыл дверь бара. В нос ударил знакомый запах, глаза застилал дым сигарет. Стив посмотрел на часы: 9.15.

– Время, – сказал он и улыбнулся, заметив следующую рюмку, уже поджидавшую его на стойке. Он поднес стекло к губам. Бурбон обжег язык еще сильнее, словно во рту открылась рана. Стив дважды кашлянул, взял себя в руки, потом попросил еще.

Он все думал о Браде. И о Джиме.

«Боже, прими их», – повторил он.

Полицейскому нравилось пробовать эту фразу на вкус. Он кивком поблагодарил бармена, когда на стойке появилась новая рюмка. Семьи у него больше не было. Один. Бурбон спускался к желудку с печальным урчанием. В голове громко плеснуло. Хотелось чего-то неопределенного, то ли – чтобы вернулась жена, то ли – чтобы растаяла иссушающая ненависть. Эта потребность раздирала когтями живот в том месте, где сердце переходит в кишки. Надо утопить эту боль. Убить ее. Снова убить.

«Часы посещения почти закончились», – напомнил он себе.

Надо торопиться.

* * *

На ферме было по-ночному темно и спокойно. По залитой лунным светом тропинке кто-то крался к дому. Остановился, прислушался. Тихо. Даже животные не шумели. Никто не блеял, не мычал и не фыркал. Всех распродали и зарезали. А жаль. Он бы с удовольствием сам их изрубил на куски. Запах стойла все еще разливался в воздухе, жался к земле. Словно давно прошедшие каникулы, он особенно остро напоминал о себе теперь, когда здесь было пусто.

Человек оглянулся на смутный силуэт грузовика. Едва различимо чернел логотип компании на двери: слова и буква «К» – строительная компания Квейгмайера. Полы черного пальто захлопали, человек вытащил из-за пазухи длинный картонный тубус. Он снял крышку и достал выполненный синими чернилами план.

Квейгмайер встал на колени, луна освещала его плешивую голову. Оставалось только два-три волоска, вдумчиво зачесанных через макушку. Человек с желтыми зубами развернул план и принялся разглядывать его, улыбаясь и придерживая уголки пальцами.

Еще одно завоевание его компании. Скоро сделка будет оформлена. Осталась только маленькая деталь, и это его очень беспокоило. Адвокат. Сколько раз он звонил и отправлял факсы Джиму Келли, требовал, чтобы придурок подписал соглашение.

«Завтра, – сказал он себе. – Я верю в свои силы».

Человек с желтыми зубами уверенно улыбнулся и поднял голову. Лунный свет залил его неприятное лицо.

«Ну давай, – велел он тусклому свету. – Попробуй, посвети».

Квейгмайер сунул руку в карман и достал оттуда черный лакричный леденец. Положил в рот, облизнул, подождал, пока на языке разольется чудесный вкус. В темноте эта земля особенно хороша. Сейчас его план представлялся ему во всех деталях. Квейгмайер поискал в карманах зажигалку и поднес огонек к бумаге. Будущее как на ладони. Здесь будет торговый центр. Квейгмайер поднял зажигалку повыше. Здесь – ряды одинаковых домов. Здесь – отвратительные душные офисы. Здесь – медицинский центр для целителей-шарлатанов. Пригород на полном самообслуживании. У них будет все, а значит, они в полной мере ощутят свою никчемность. Он чувствовал запах асфальта. Скоро поля закроет черная гладь. Квейгмайер страстно желал ощутить в ноздрях жаркое дыхание битума. Услышать нарастающий рев бульдозеров. И звон кувалды. Стереть все в пыль. Чтобы в ушах скрипело и стонало. Ему хотелось увидеть, как разрывается земля, открывается только для него одного. Как в красной глине извиваются разрубленные черви. И все это закроет толстая черная корка. Последняя печать.

Большой палец соскользнул с колесика зажигалки, и улыбка растаяла. Теперь мир стал еще темнее. Квейгмайер ждал, глаза вглядывались во мрак, приспосабливались. Постепенно проступали очертания предметов. Он похрустел пальцами, медленно, с наслаждением, каждым по очереди.

– Сначала мы тут все сожжем, – злобно прошептал он, глядя на звезды, словно насмехался над их наивной красотой. – То-то будет зрелище!

Квейгмайер подпрыгнул и полетел над фермой. Вот он на поле, через секунду – в окне дома, прижимает нос к стеклу, и вот уже на крыше сарая, флюгером вертится на шесте и помирает со смеху.

Глава четвертая
РАЙ СТАНОВИТСЯ АДОМ

Да, здесь было тихо и спокойно, но Брад считал, что рай – это не только тишина и спокойствие. Он встал и выглянул в окно. Двор погрузился в темноту. Вдалеке высились небоскребы, их окна горели яркими цветными пятнами. Брад задумался о расстоянии. Как может быть рай так близко от мира за стеклом? Как он может быть таким маленьким? Или сюда пускают очень немногих?

Он думал увидеть здесь маму и папу, был уверен, что уж их-то сюда приняли. Брад сел на краешек кровати и стал ждать, когда начнет происходить все то, чему положено происходить в раю. Двое детективов провели его через главный вход и оставили у стойки. Брад слушал, что ему говорила женщина за стойкой, и ждал встречи с родителями. Одетая в белое женщина улыбалась, словно обещала, что все теперь будет хорошо. Он добрался до рая, никаких неприятностей больше не случится. Экзамен сдан. Потом пришел человек в длинном белом халате. С ним были еще двое, и тоже в белом. Человек сказал, что они с Брадом будут часто видеться. Он улыбался точно так же, как женщина за стойкой, но те двое не улыбались. Они начали улыбаться позже, как будто им полагалось улыбаться только на следующем этапе. То есть когда человек в белом халате кивнет, чтобы они отвели Брада в его комнату.

– Доверься нам, – сказал человек. – Мы тут все – одна большая семья.

Брад улыбнулся, он понял слово «семья» и окончательно уверился в том, что скоро увидит родителей.

Да уж, не очень бурно его приветствуют в раю. Отец говорил, что будет играть особенная музыка. А еще у рая должны быть золотые врата. Врата Брад видел, но вовсе не золотые. Они были высокие и железные и походили на прутья решетки в его клетке. Выглядело все так, будто внутри кого-то заперли.

Брад уверял себя, что крики, которые раздавались из-за стен, были криками радости. Они ведь порой переходили в смех. Смех и крик одновременно. Может, чистое, ничем не замутненное счастье заставляло людей кричать? Трудно было разделить смех и крик. В целом в раю оказалось ничего. Жить можно. Надо только дождаться родителей.

Брад терпеливо смотрел на дверь. Один или два раза в круглом окошке появлялись глаза. Они смотрели прямо на Брада, словно чего-то ждали. Брад не знал, правильно ли онсебя ведет. Наверное, надо сделать что-то, подтверждающее, что онхороший? Может, это все еще экзамен? Брад выпрямился, улыбнулся, и глаза пропали.

Он вычистил из-под ногтей грязь. Провел языком по щербатым зубам. Стало больно. Больно там, где язык касался маленьких дырочек. Боль распространялась, как огонь по сухой траве. Свет в комнате погас, стало темно. Зубная боль усилилась.

Брад подошел к окну. Во дворе было пусто. Только знакомая тьма, она путалась в покачивающихся ветвях деревьев. Деревьев в раю было почему-то мало. Браду хотелось открыть окно, послушать, как шуршит листва, но ручки на толстой раме не было. Странная это была рама на ощупь – стекло и резина одновременно. А на вид деревянная, как дома, на ферме. Этот обман расстроил Брада.

Ветер шумел в ветвях. Листья рвались на волю. Смогут ли они освободиться? И когда? Они же еще зеленые, не желтые и не оранжевые. Желтый и оранжевый – цвета побега. Осень. Тогда листья обретают силу. Целый год они копят эту силу, забирают ее у ветра, день за днем, без конца крепнут, и вот осенью силы набирается достаточно, и листья освобождаются. Брад всегда зачарованно наблюдал за их плавным падением. Он бегал под деревьями и собирал целые охапки, хлопал в ладоши, смеялся. Листья падали специально для него.

На земле их подхватывал ветер, они носились туда-сюда, наслаждаясь новым ощущением свободы. Это был момент их триумфа, короткий миг счастья перед полным освобождением.

Но в стенах рая не было ни деревьев, ни листьев, ни животных. Если это рай, то где же вечный свет? Брад оглянулся на темную комнату. Светилось только круглое окошечко в двери.

Браду стало грустно. Почему Господь заставил его так остро ощутить одиночество? Где животные? Браду не хватало их теплых шкур и знакомого запаха. Где листья? Где деревья? Где бескрайние поля? Куда все подевалось? В раю не должно быть стен.

Брад не решался произнести все это вслух. Невозможно было выговорить такие слова – «поддельный рай». Да, здесь тихо. Это Брад понимал. Здесь спокойно. Но где же мама с папой? Ведь Браду обещали… Он вспомнил слова отца: «Терпение – это добродетель». Добродетель – это что-то очень хорошее. Значит, надо терпеливо ждать.

Брад сел на кровать и прислушался. Было совсем тихо. И все-таки происходило что-то странное. Оно разливалось в воздухе, просачивалось сквозь дверь. Брад принюхался и испугался.

Что-то резко зазвенело. Коровий колокольчик. Так быстро, не переставая, будто по проходу неслось стадо. Дышать становилось все труднее. Воздух густел. Покрывался пятнами. Запахло остывшими головешками из камина. Все неправильно. Пепел. Пыль. Да, Брад обманулся. Огонь.

* * *

Сержант вышел из уютного бара. По улице с воем пронеслись две пожарные машины. Он подошел к краю тротуара, вытянул шею и увидел, что пожарники въезжают на территорию больницы. Стив поспешил за ними. У восточного крыла здания понемногу собиралась толпа, люди переговаривались, обсуждали происходящее. Из окон вырывались клубы густого дыма. Огня видно не было. Потом лопнули стекла, пламя взревело, и провалы окон окрасились оранжевым.

Пожарные тянули шланги. Брандмейстер громко выкрикивал команды, но остальные, похоже, не слушали его, просто действовали по наитию. Огонь бушевал, жар давил на грудь. Сержант впал в транс и, не зная, что делать, пошел туда, где полыхало сильнее всего.

Из дверей выбегали больные. Они собирались кучками во дворе – дрожащие, одетые в пижамы и ночные рубашки. Все кашляли, кричали, махали руками, словно отмахивались от искр.

В ушах стоял оглушительный треск. Вопли. Стив огляделся. Все вокруг заволокло красно-черной пеленой. Перед глазами встал смутный образ человека, которого надо найти. Брад. Сержант всмотрелся в толпу. Какая-то женщина, высокая и худая, замерла, не отрывая глаз от огня. Она тоненько визжала, словно младенец, но лицо ее при этом оставалось абсолютно спокойным. Другая сумасшедшая прижимала ладони к щекам, как будто водворяла на место слетевшую маску. Потом раскинула руки, оглянулась, ожидая реакции, и вцепилась ногтями себе в лицо. Еще один пациент показывал на пламя, икал и смеялся. Рядом коротконогий человечек, встав на цыпочки, что-то шептал на ухо своей соседке. Та в панике хрипела.

– Неправда! Бог свидетель, это неправда.

Некоторые больные хватали пожарных за полы одежды. Пожарные яростно отмахивались, поминая Господа Бога Иисуса Христа. По двору сновал персонал, медсестры отводили пациентов подальше, а те немедленно возвращались обратно.

Краем глаза полицейский заметил, что из дверей никто больше не выбегает. Но где же тогда его жена? Получается, спасать некого? А ведь он за нее в ответе! Надо хоть на этот раз предотвратить ее гибель.

Полицейский подошел к дверям. Жара душила. Кожа на лице сморщилась, пот хлынул в глаза. Подоспел пожарный и схватил сержанта за рукав. Стив показал полицейский жетон, но пожарный прокричал, перекрывая рев огня:

– Мне плевать! Назад!

Стив отошел. Легкие жадно хватали прохладный воздух. Сержант вспомнил, что сзади был еще один вход, и обошел больницу кругом. Так и есть! Двери, а рядом – никого. Хотя на лестнице дыма почти не было, Стив понимал, что при такой жаре долго не продержаться. Он, задыхаясь, рванулся по ступеням наверх, туда, где, как он знал, содержатся преступники. В коридоре шестого этажа суетился медперсонал. Огонь сюда еще не добрался, но в воздухе висел густой дым. Было очень жарко, скоро провалятся перекрытия. Пол обжигал ступни. Дым сочился во все щели. Стив прислушался к грохоту. Точь-в-точь артобстрел.

К сержанту подбежали медсестры.

– Бегите, – закричали они и потянули его к лестнице.

– Уберите руки! – оттолкнул их Стив. – Я полицейский.

– Там один парень не хочет выходить, – тут же откликнулся с другого конца коридора медбрат и закашлялся. Он показал, куда идти, и кинулся к выходу.

Еще один подтвердил на ходу:

– Мы его сдвинуть не можем!

И железная дверь закрылась.

Полицейский бросился в указанном направлении. Что-то не так. Он не увидит жену. Он ошибся. Стив подбежал к двери и прищурился. Комната казалась знакомой и все же другой. Он даже развеселился. Кто это играет с ним в загадки?

Брад сидел на краю кровати, по его лицу ручьями струился пот, капли падали на рубашку. Стива передернуло.

– Понятно, – пробормотал он и горько рассмеялся. – Надо спасти дурака… Тогда и сам спасусь. Все просто.

Брад облизывал губы, кашлял, принюхивался, выглядывал в окно и печально качал головой.

Полицейский шагнул в комнату и тоже закашлял, словно кашель вдруг стал здесь языком общения. Брад оглянулся и слегка повеселел. Он даже попытался улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной и быстро растаяла. Брад вспомнил. Этого человека зовут Стив. Он – брат Джимми.

– Тут сейчас все сгорит, – спокойно сказал брат Джимми.

Брад кивнул. Ему было стыдно.

– Суд неправильный.

– Суд?

Стив нагнулся и заглянул Браду в глаза.

– Рай, нет рая. – Брад кашлянул, в горле совсем пересохло, и голос сорвался на писк. – Ад.

Стив схватил Брада за руку и потянул, но идиот так и остался сидеть.

– Давно надо было это сделать. Надо было тебя забрать отсюда, заставить радоваться миру, городу. – Слова сержанта лились, как вода на пламя. – Надо было сохранить в себе хоть каплю жизни для тебя.

– Извините, – ответил Брад. Он знал, что разочаровал Стива.

– Пошли. Тебя еще можно спасти.

Брад покачал головой. Он смирился с постигшим его несчастьем. Стив поглядел ему в глаза. Дурак. Да, этот парень дурак, и она, она тоже была дурой.

– ВСТАВАЙ! – заорал на нее Стив. – Другого шанса у тебя не будет! У насне будет!

Брад равнодушно глядел в пол.

– Уходим!

– В огонь. Ты хочешь меня в огонь.

У Стива разрывалось сердце.

– Не хочу, – заверил он его. – И никогда не хотел.

– В огонь – страшно.

– Я тебе помогу выбраться.

Деревянную балку в коридоре охватило пламя. Стив смотрел в глаза жене и видел, что она перестает сопротивляться и даже, кажется, узнает его. Блеснула надежда.

– Уходим? – Брад кашлянул – Не сгорим в аду?

– Скорее.

Стив вдруг с удивлением почувствовал, что в его глазах стоят слезы. Горячие. Не может быть. Дым наползал тяжелой серой пеленой, не давал дышать, царапал грудь, лип к коже. Он стал почти что твердым.

– Пошли!

Полицейский поднял Брада с кровати, и тот безропотно пошел следом. Брад понял, что может уйти и его не бросят вечно гореть в аду. Ему даровано прощение. И конец может быть другим. Решение можно изменить. А в душе Стива бушевал очищающий огонь.

Они вышли на лестницу, позади взрывались стекла, поток горячего воздуха распахивал двери. Почти невидимые языки пламени карабкались по стенам, огонь разрастался, вырывался на волю и начинал бушевать. Стив шепотом позвал жену. Ему показалось, будто она откликнулась, прижалась к его щеке, что-то утешительно пробормотала.

Брад по примеру Стива прикрыл рот рукавом рубашки. Он смотрел на сноп искр и струи воды, которая била в окно и растекалась под ногами. Стив втянул Брада на лестницу и быстро захлопнул железную дверь. Брад вздрогнул от удара.

Они начали спускаться. Брад неуклюже топал следом за полицейским, почти наступая на пятки, и был счастлив, он понимал, что с огнем сражаются, сквозь окна льется вода. Брад подумал об очищении, о том, что ад отступает. С ними пребывает сила, нечто доброе, готовое помочь, научить чему-то новому и праведному. Когда-нибудь он во всем разберется. И все поймет.

– На улицу! – крикнул Стив и придержал перед Брадом дверь. Сержант задел плечом металлический косяк и обжегся.

Они вместе вышли из здания, от прохлады ночного воздуха даже заболели легкие. Обоих скрутил кашель. Стив упал на землю, выставив руки вперед. У Брада забурлило в животе, потом жидкость обожгла горло, он оперся ладонью о кирпичную стену, на траву полилась бурая масса.

Стив отчаянно старался сглотнуть. Придурок вроде продышался, он больше не был похож на его жену, снова стал Брадом. Дыхание вернуло ему индивидуальность, и трагическое сходство пропало. Стив понял, что должен вернуться, найти жену, найти себя. Он знал, что часть его уже там, внутри, ждет, когда можно будет воссоединиться с телом.

Рядом внезапно появились пожарный и медсестра. Стив с трудом показал им полицейский значок и принялся убеждать, что все хорошо, никто не пострадал.

– За этого… больного… отвечаю… я.

А с ним и не спорили. Пожарный с медсестрой бросились обыскивать задний двор, они искали других пострадавших.

Брад вытер рот, выпрямился и посмотрел на полицейского. Это ведь Стив вывел его из того проулка и заставил предстать перед судом. А вот теперь тот же самый человек спас его от огня. Он поступил хорошо. Брад не понимал, зачем Стив возвращается к зданию. В глазах брата Джимми Брад видел грусть и надежду.

– Давай, давай! – крикнул Стив и кивнул на забор. – Убирайся отсюда.

Брад, спотыкаясь, отступил. Его испугала сердитая интонация.

– Ты? – Он обращался к тому, кого считал своим другом.

– Там еще остался человек.

Стив махнул рукой в сторону двери. Из-под нее сыпались искры.

– ПОШЕЛ ОТСЮДА К ЧЕРТУ!

Брад отступил, но продолжал смотреть на Стива. Полицейский явно страшился уготованной ему судьбы. Брад помахал другу рукой и подумал: «Восемь, десять. Только восемь. Десять – никогда. Все. До свидания».

Стив не стал махать в ответ. За его спиной ревело пламя. Он улыбался Браду и смотрел, как дурак карабкается через забор, через железные черные колья. Бежит навстречу свободе. Брад перелез, повернулся и прижался к прутьям. Он видел, как Стив входит в охваченную огнем дверь. Медленно шагает к смерти.

Стив почуял запах горящих волос, секунда – и усов как не бывало. Голос жены просачивался в поры. Облизывал лицо. Превратился в горячий страстный поцелуй. Цвета поражали своей красотой, и эта красота выжигала глаза, языки огня иссушали плоть, тянули вниз, к земле. Одежда горела. Стив услышал, как в его теле рождается крик. Слишком громкий, непохожий на его собственный голос, громкий даже, несмотря на то, что несколько секунд назад лопнули барабанные перепонки. Раньше он никогда не слышал такого крика. Стив не узнавал ни себя, ни других, столпившихся вокруг.