Текст книги "Брад"

Автор книги: Кеннет Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава одиннадцатая
БРАД СТАНОВИТСЯ ДЖОНОМ

Сквозь полупрозрачное стекло сержант Келли наблюдал, как допрашивают Брада. Голоса в динамике звучали глухо и неразборчиво. Сержант только что вернулся из лаборатории и теперь держал в руках пластиковый мешочек. В мешочке лежала улика – отмытый от крови зуб.

* * *

Детектив непринужденно сидел на краешке длинного стола, положив руки на колени.

– Просто скажи, как тебя зовут, – раз за разом повторял он, постепенно теряя терпение. – Тебе же лучше. Меня, например, зовут детектив Перси. А тебя?

Брад разглядывал свои ладони. Ему казалось, что он уже никогда не будет разговаривать. Пятна засохшей крови на пальцах. Раньше, на ферме, тоже так было, но эта кровь важнее. Она людская. Брад испугался. Что же с ним теперь сделают там, за границами этого мира? Вернулся страх, который возник в душе Брада при первой встрече с городом. Страх накатывал волнами, стискивал виски, мельтешил хороводом жутких безымянных тварей, что являются по ночам. Брад вконец обессилел. Он начал погружаться в забытье. Приходилось глубоко дышать, хватая ртом воздух, чтобы не отключиться совсем.

– Ты мне самое главное скажи. – Перси склонил голову набок и облизнул губы. – Только честно. Ты ведь можешь, я знаю.

Он тронул Брада за руку. Ох, закурить бы сейчас! Сразу легче станет. Вот только коллеги и любовница не поймут. Сокрушенно поцокав языком, детектив подтащил стул, сел на него верхом и уперся подбородком в кулаки. Одно приятно: в машине уже лежат туристические проспекты. И авиабилет. Свобода! И кожа вполне прилично выглядит – не зря в солярий ходил.

Брад задумчиво разглядывал детектива. Как-то все стало не так. Гулял. Нашел цветы. Подружился с мальчиком. Мальчик повел между домов. Там был грубый человек. Потом – гром и молния. Прибежал полицейский. Грубый человек упал. А этот кто такой? Чего он хочет? Что ему дать?

– Это ты убил того человека в переулке? Ты? – Перси машинально погладил себя по лысине и продолжил вкрадчиво: – Сказать все равно придется. Ничего не поделаешь. – И детектив уставился в потолок.

«Не убий, – вспомнил Брад. Его четырехпалые руки сделали плохое дело. Все стало плохо. Ничего-то у него не выходит как следует. – Глупый, – укорял он себя. – Глупый и есть».

«Не убий!» – гремело в голове у Брада. От этих слов вскипала ненависть к себе. Вскоре ненависть сменилась ужасом: он убил человека! Человек упал, его нету. И все из-за Брада. Это он виноват. Что же с ним теперь сделают?

Брад смотрел на круглое, как у младенца, лицо Перси и пытался понять, о чем тот думает. А детектив думал: «Неужели это зубной маньяк? А черт его знает. Сержант, который его арестовал, клялся, что видел на месте преступления зуб. И куда этот зуб делся? Как вообще такой идиот мог кого-то убить? Вы только поглядите на него. Хоть бы сказал что-нибудь. Ничего не понимаю. Ничегошеньки. Дико хочется курить. Может, поэтому мысли не идут? Может, дело в этом? Или не в этом? Бедняга похож не на убийцу, а на маленького мальчика. Того гляди заплачет. По-моему, он невиновен. Будь у меня этот зуб, тогда, конечно, другой разговор. А так – невиновен, и все тут. Надо бы сержантов рапорт перечитать».

Перси поднялся и с грохотом отодвинул стул. В тишине звук прозвучал так резко, что Брад дернулся и всхлипнул.

– Прости. – Детектив мягко положил руку ему на плечо.

В животе у Брада заурчало. Брад опустил глаза и подумал, что есть ему теперь может и вовсе не придется.

– Все. Умываю руки, – объявил Перси. Он шагнул к двери, обернулся и добавил: – Не могу больше. Без толку. – Детектив потер затекшую шею. – Придется в этом убийстве обвинить тебя. Сейчас пойдешь под замок. И будешь сидеть, пока эксперты переулок не прочешут. – Он незаметно взглянул на Брада Ноги у Перси стали ватными. «Бедный парень!» Детектив наклонился над столом. – Ты меня понял?

Брад кивнул. Он решил, что именно такого ответа ждет этот человек.

– Тебе понадобится адвокат. Это как пить дать.

– Адвокат, – повторил Брад. Пляшущие тени начали менять форму, перестали быть такими страшными. Мелькнул Джим, потом. – Милая, квартира, еда. В голове один за другим возникали образы, которые нельзя потрогать. Как же их оживить?

– Если не хочешь нанимать своего, мы тебе предоставим нашего. – Детектив выпрямился. – Завтра будет предварительное слушание твоего дела.

«Кто кого допрашивает?» – с досадой думал Перси. Он облизнул губы и поправил очки. Откашлялся. Кашель был мокрый, булькающий. Внезапно детективу стало очень неловко. Он кивнул Браду и быстро вышел из комнаты. Через несколько минут Перси вернулся. За все это время Брад даже пальцем не пошевелил.

– Ты сейчас наблюдаешься у врача? – спросил детектив, вспомнив, что обязан задать этот вопрос. – Лекарства пьешь?

Брад кивнул.

Перси недоверчиво посмотрел на него.

– Как тебя зовут, приятель? Чего ты уперся, скажи, как тебя зовут?

Брад знал, что убийце не положено иметь имя. Имя уходит вместе с жизнью, отнятой у другого человека.

– Не зовут.

Брад опустил глаза и горько заплакал. Он подумал о матери. Она была такая ласковая, такая терпеливая. Она учила добру, учила совершать хорошие поступки. А Брад предал ее. Обидел родную мать. Все пропало.

Детектив застыл. Он закусил нижнюю губу и дотронулся до широкого плеча Брада.

* * *

Сержант за стеклом помахал мешочком с уликой. Из динамика доносился голос детектива:

– Тогда запишем тебя Джоном Доу. [1]1
  Этим именем в англоязычных странах обозначают среднестатистического гражданина – Васю Пупкина.


[Закрыть]Да я и сам понимаю, что это банально. Ты ведь это хотел сказать? – Он хмыкнул и тепло улыбнулся.

«Упорство, – думал сержант, – вот что главное в нашей работе. Улики надо собрать? Надо. Я же говорил, что был зуб. Мало ли где я его нашел! Просто он случайно оказался у трупака во рту. Кому какое дело? Зато теперь – вот она, улика. – Полицейский еще раз встряхнул мешочек. – Он и сидел-то не крепко».

* * *

В клетке было темно, тихо и удивительно спокойно, не то что на допросе. И пахло почти как в хлеву. Аммиаком. Приходилось смотреть под ноги: поскользнуться на мокром полу было проще простого.

В соседней клетке кто-то застонал. Кашлял и кашлял, пока звук не превратился в ужасный визг, постепенно растаявший в темноте.

Брад поднес пальцы к глазам. Он почти ничего не видел, но чувствовал запах крови и засохших чернил Брад вспомнил, как подушечки пальцев прижимали к бумаге. Чудно было чувствовать, что не он управляет своими руками и не он давит на листок. Женщина в форме потянулась за большим пальцем, ее рука скользнула по гладкой коже. Женщина покраснела и оставила место на своей бумажке пустовать.

Брад рассмотрел странный закручивающийся узор на подушечках. Похоже на маленькие пруды у него на ферме. Утки всегда спешили к нему, когда Брад подходил поближе. Их клювы, блестящие и твердые, как ракушки, щипали его за пальцы, если кончалась еда. Брад вспомнил, как, закончив кормить уток, он бросал в воду камушки, а потом смотрел на разбегающиеся круги. Вот такие же круги остались у него на подушечках. И мысли его точно так же двигались от центра к краям, как круги на воде. Вспоминать о воде было приятно, но совсем отвлечься от происходящего он не мог. И все же Брад чувствовал шероховатые углы камня и улетал вместе с ним. Тонул, медленно погружался в глубину, ждал, когда коснется илистого дна.

Брад закрыл глаза, под веками вдруг вспыхнул яркий свет. Свет от фонарика, который недавно направили ему в лицо. Он так и остался с Брадом и теперь жил внутри его глаз. Брад знал – такое бывает, если посмотреть на солнце. Эти люди хотели продемонстрировать свое могущество и власть над Брадом и, сами того не зная, подарили ему солнце. Женщина в форме повернула Брада боком, и на него снова посветили солнцем. Свет был ослепляющим, но стерильным и холодным, не то что настоящий солнечный луч. Он ничего не давал: ни уюта, ни сил для роста, разве только странное ощущение ловушки.

В той комнате все шумели и суетились, а сейчас наступила наконец долгожданная тишина. Только изредка ее нарушали вновь прибывшие. Тогда во всем отсеке включали свет, и их помещали в такую же, как у Брада, клетку. Потом человек, распределяющий людей по клеткам, уходил и уносил свет с собой.

Молчание повисло над камерами. Даже посетители не произносили ни слова. Их беззвучно проводили к нужной клетке и закрывали за ними дверь, будто и им тоже место взаперти. Молчание подавляло любой шум. Оно, словно тяжелое одеяло, оборачивалось вокруг Брада и крепко спеленывало его. Молчание стало формой тьмы.

Брад потрогал решетку. Железо оказалось не горячим, как он ждал, а совсем холодным Брад успокоился. Приятно было прижаться лицом к прохладным прутьям. Он снова вспомнил о ферме. О том, как пах после заката воздух, как ветерок касался каждой травинки на освещенном лунным светом поле, и ступенек крыльца, и самого Брада на этих ступенях. А мама и папа спокойно спали на втором этаже дома. Брад часто выходил по ночам на улицу и выглядывал что-то в темноте. Нежность хранилась и во вспаханном поле, и в погруженном в сон сарае, где посапывали животные, и в прутьях загона. Нежности и совершенства он искал во тьме, старался удержать в своем сердце, но они всегда ускользали, просачивались, как песок сквозь пальцы. Может, это его неправильные руки виноваты? А может, такие вещи вообще невозможно удержать? И все-таки одно только это ощущение успокаивало его.

В железных прутьях жила ночная прохлада Брад чувствовал ее и понимал, что никогда не сможет единолично обладать этим совершенством.

«Восемь, – подумал он. – Десять».

И тихонько повторил в темноте:

– Восемь, десять. Только восемь. Десять – никогда.

Он думал о маме с папой. Сжав губы, Брад старался сдержать всхлипывания. Это его наказывала искренняя любовь.

* * *

– Знаешь, его отец надеялся, что Брад умрет первым.

Джим смотрел в потолок. В комнате было темно.

Голос казался далеким и безжизненным. Правую руку адвокат уронил на лоб, приятно было ощущать ее тяжесть.

– Я понимаю, это звучит жестоко, но если подумать, так, может, он и был прав, а?

– Тогда ему надо было убить Брада перед смертью, – ответила жена.

– Да ладно, чего уж теперь. Надо мне выспаться.

Андрена подтянула одеяло к подбородку. Ткань приятно пахла и холодила кожу. Девушка тихонько принюхалась и погрузилась в воспоминания юности.

– Ладно, давай спать, – согласилась она, зная, что муж не сможет уснуть. Ему надо выговориться.

– Он мне всегда говорил: «Если я умру раньше Брада, ему придется худо». Мысль о том, чтобы убить сына, ни разу не пришла ему в голову. Да и не могла прийти. Люди, живущие на природе, не способны на такое. Это простые, основательные работяги. Мы все такими были до того, как поселились в городах. Они не помышляли о том, чтобы преждевременно оборвать чью-то жизнь. Отец Брада говорил: «Если Брад умрет первым, я хотя бы буду знать, что он находится в руках Божьих». Это слова доброго человека, и дальше таких разговоров дело никогда не заходило. Пересечь черту, перейти от добра к жестокости, он не мог.

Андрена положила руку на его теплое колено.

– Знаешь, – сказала она спокойно, – если когда-нибудь я начну мочиться в постель и пускать слюни, я очень надеюсь, что ты поможешь мне уйти из жизни.

– Давай не будем об этом говорить.

– Считается, что из нас двоих ты самый практичный. Но я-то знаю. Это твое слабое место.

Андрена придвинулась к мужу, на губах ее играла нежная улыбка.

– Ага, – сказал он.

– Ага, – откликнулась она.

В комнате было тихо. Джим заметил, как мигнули и одновременно поменялись три циферки на электронных часах. Новый час.

Он закрыл глаза. Стало еще темнее, страшнее. Его одолевали мысли о смерти. О конце.

– Я прямо чувствую, как ты думаешь, – прошептала Андрена. – Как волна. Странно, что мы можем такое чувствовать, знать, когда другой не спит? По-моему, это просто удивительно.

– Это всего-навсего твое восприятие. Обыкновенная биология.

– Ну ладно, ладно. Спокойной ночи.

Андрена вздохнула и перекатилась на другой бок. Через пару секунд она снова повернулась.

– Да хватит тебе думать об этих ужасах.

– Мне платят, чтобы я о них думал.

– А ты подумай обо мне.

Джим открыл глаза и посмотрел на смутный контур лица жены. Андрена глядела прямо на него.

– А я всегда о тебе думаю. – Черты его лица, заостренные мыслями о смерти, смягчились от обиды.

Андрена устало засмеялась.

– Конечно, – ответила она – Откуда столько трагизма?

– Просто сейчас, когда я закрываю глаза, я вижу, как Брад бредет по улицам. Он похож на зомби. Странно, правда?

– Ты вечно выдумываешь всякие кошмарики. Хватит. Давай спать, а?

– Брад напуган. Нельзя все-таки пугать невинных. Наверное, это меня и гложет.

– Джимми, это сплошная мелодрама, – умоляюще сказала Андрена. – Спи, наконец! – Она погладила его ногу. – Расслабься, малыш. Тс-с.

Джим закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями. Он тут же увидел Брада, увидел широко раскрытый рот, услышал его крик: «А-А-АД»!

«Идиот. Это же глупо», – подумал адвокат.

– И почему нам обязательно надо кому-то угрожать?

– А? – пробормотала в полусне Андрена.

– Картинками ада. Надо как следует напугать ими людей. А без угрозы проклятия люди не могут жить правильно? Да что с нами такое? Мы и в самом деле должны жить честно или все это одна большая ложь? Обман. Религия убеждает нас в том, что мы должны вести жизнь праведную, а люди говорят, что больше не верят в Бога, а все равно совершают добрые дела. Почему? Во что-то же они верят. Иначе зачем им поступать хорошо?

Он поглядел в спину жене. Джим прижался к теплому телу, он до сих пор удивлялся тому, как его линии подходят к ее линиям.

– Спи, – прошептал он, позабыв о своих метаниях. – Помнишь стихи: «Как только в раннем детстве спят»? – Джим мягко тронул жену за плечо, но она не ответила. – Кто это написал? Кто-то из русских?

Андрена довольно замычала.

Джим выгнулся, чтобы оглянуться на темный квадрат окна у него за плечами. Жалко, что тяжелые синие шторы плотно сдвинуты. Ему хотелось увидеть огни города. Издалека, с такой высоты, они казались волшебными. Столько света. Без этих огоньков все окрестности погружались бы по ночам в непроглядную тьму. Джим снова подумал о пугающих картинках ада. Разве можно вбивать их в детские головки? Сердце забилось чаще. Нет, это неправильно. Брад решил, что город – это ад. А он совсем не ад.

«Как парень далек от истины», – подумал Джим.

В душе он жалел Брада, ведь тот искренне верил басням, которым его научил отец.

* * *

– Знаешь что?

Голос казался хрупким и далеким, вот-вот сломается.

Брад быстро сел и прислушался. Он напрягал зрение, будто старался увидеть звук, но тщетно. Никаких признаков жизни, ничего похожего даже на видимые иногда потоки воздуха, когда ветер несет с собой хлопья снега. Никакие контуры не проступали в темноте. Только этот сильный запах, который Брад помнил по сараю на ферме, и абсолютная тьма.

Через некоторое время в тишине снова раздался слабый, неуверенный голос:

– Я не знаю, где я… – Нервный взрыв неразборчивых слов. – Где я? Где?

Брад встал и пошел сквозь черноту. Ему показалось, будто его тело плывет по направлению к голосу.

– Я жив? – взволнованно спрашивали где-то, в воздухе разливался смертный ужас – Прошу вас. Кто-нибудь. Ответьте. Я жив?

Брад прислушивался.

– О Боже! Не надо так со мной. Прошу Тебя, Господи! Ты просто прячешься. Это шутка. Это Ты скорчился там в углу? По-моему…

Брад продвигался вперед, пока не подобрался к голосу вплотную. Прутья вдавились в грудь. Руки вцепились в железо. Прохладные. Не пройти.

– Боже правый! – взмолился голос. – Если только есть на свете Бог. Я знаю, Он есть. Сейчас. Я знаю, должен быть. Неужели это конец, вот так оно все кончится? Я здесь, а вокруг ничего. Нет, не может быть. Я обещаю. Обещаю. Обещаю. Просто… Обещаю.

Брад старался угадать, кто этот человек. И почему ему так отчаянно потребовался Господь Бог.

– Здравствуйте, – застенчиво поздоровался он.

– Кто там? – Голос свернулся клубком и словно возвратился в тело.

Брад подумал о своем имени, о своем новом имени. Он больше не знал точно, кто он такой. Его превратили в кого-то другого.

– Никто, – ответил он.

– О господи, прошу вас, просто скажите, я жив?

Брад не понял вопроса. Он ждал, пока голос заговорит снова.

– Это наверное… – Голос замолчал. Брад услышал, как кто-то медленно двигается в темноте, как шаркают ноги по бетонному полу. – Это… Я в камере, в тюрьме. – Голос захлебнулся в экстазе. – Я жив. Ну скажите же, ведь жив? Вы. Кто вы такой? Вы, Никто! – Голос яростно взвыл: – НИКТО!

Брад провел пальцами по прутьям. В голосе звучало такое волнение, что Брад почти понял, что он говорит. Ощущение разливалось в воздухе, но, к своему стыду, удержать это понимание Брад не мог.

– Скажите, что жив, Никто, – умолял голос. – Я жив, и только вы можете мне об этом сказать. Я точно жив. – Он перешел на визг, звук почти материализовался в темном помещении. – КТО-НИБУДЬ! ПРОШУ ВАС, НУ КТО-НИБУДЬ! СКАЖИТЕ МНЕ, ЧТО ЭТО НЕ КОНЕЦ. ПРОСЫПАЙТЕСЬ ЖЕ!

Брад услышал, как кто-то пнул ногой человека в бок.

– ПРОСЫПАЙТЕСЬ! ВСТАВАЙТЕ! КТО БЫ ВЫ НИ БЫЛИ!

В темноте забормотали. Со всех сторон неслись стоны и проклятия, постепенно все стихло, и снова наступила тишина.

Кто-то крикнул.

– Заткнись!

Голос засмеялся.

– Слава Богу. Слава Богу. Спасибо вам за этот знак. За вашу угрозу. Я заткнусь. Я знал. Я здесь, все это время был здесь. Просто в темноте иногда такое случается. Ничего. Ничего. Ничего. Мы здесь, Никто.

Тишина снова окутала всех мягким одеялом. Брад пожелал голосу доброй ночи. Пожелал так, как желал обычно маме и папе. Сначала он был рад, что произнес эти слова. На губах его появилась грустная улыбка. А потом навалилась тоска по тому далекому времени.

Голос ответил:

– Спокойной ночи, Никто. Теперь все хорошо. Это не конец. Смерть не такая. Не такая.

* * *

Джим таращился на пакет с молоком, придерживая дверцу холодильника рукой, когда раздался телефонный звонок. Адвокат вздрогнул и повернулся, но Андрена схватила трубку первой.

– Взяла, – крикнула она из соседней комнаты.

Джим прислушался, подошел к кухонной двери и высунулся в коридор. В гостиной на диване сидела Андрена. Она неуклюже придерживала трубку плечом. Бордовый махровый халат был небрежно стянут на поясе, в одной руке Андрена держала полотенце и пыталась вытирать им волосы.

«Кто это в такую рань? В понедельник?» – подумал Джим.

Андрена посмотрела на кухонную дверь. Увидев мужа, она произнесла в трубку:

– Одну минуточку.

– Кто это? – тихонько спросил Джим, он протиснулся через двери кухни, и они хлопнули у него за спиной.

Андрена пожала плечами.

– Я тебе принесу завтрак сюда, – сказала она, протянула ему телефон, улыбнулась и поцеловала Джима в щеку, но с места не двинулась. Так и стояла рядом, вытирая волосы влажным полотенцем.

– Слушаю, – произнес Джим, глядя ей в глаза.

Голос на том конце объяснил ему подробности дела. Нужен адвокат, общественный защитник. Некто обвиняется в убийстве. Преступление было совершено два дня назад. Некий Джон Доу, вполне вероятно психопат.

– Кого он убил? – спросил Джим и сразу вспомнил, чего он так боялся последние пару дней: Брада убили. Адвокат старался говорить спокойно. Он всегда спокоен. Его специально учили не волноваться, и Джим верил, что прекрасно умеет держать себя в руках. Он прикрыл трубку рукой и одними губами произнес – Это по делу.

Андрена кивнула и ушла на кухню.

– Парня с бурным криминальным прошлым. Некого Джейка Черрепью. Слышал о таком?

– Нет.

Джим облизнул губы. Он думал о словах брата. И думал о том, в чем этого человека обвиняют. Убийство. Ему хотелось впутаться в это дело хотя бы для того, чтобы насолить Стиву, бросить ему в лицо вызов, но Джим знал, что это глупо. Просто он очень устал, вот и злится. Сейчас Джим вряд ли мог доверять своим инстинктам, а значит, и дело принимать не следует.

– Я бы хотел за это взяться, да вот только момент неподходящий. В другое время взял бы без вопросов, но сейчас у меня работы – завались. Уже просто деваться от нее некуда.

– И переубедить вас не удастся?

– Нет, серьезно…

– Этому парню понадобится очень хороший адвокат. Подозревают, что это он и есть – зубной маньяк. Странноватый он тип. Маменькин сынок. Плакса. Я с ним встречался. Ни слова не говорит. Просто рта не раскрывает. Сумасшедший.

– Сумасшедший, говорите? – пробормотал Джим. – Знаю я сумасшедших.

– Такого вы наверняка не видали.

– Уж поверьте, видал.

Джим смотрел, как жена поворачивается и открывает дверь кухни спиной. Она остановилась, чтобы послушать его разговор, потом повесила на плечи полотенце. Блеснули мокрые волосы. Дверь захлопнулась, и Андрена скрылась из виду.

– Ну ладно, – произнесли в трубке. – Спасибо, что уделили мне время.

– Слушайте, а вы Роу звонили?

– Кому?

– Попробуйте позвонить Роу. Тоби Роу. Я уверен, он согласится.

– Это в вашей конторе?

– Да. Только не говорите, что это я вас послал. Не хочу, чтобы он чувствовал, что на него давят. Роу новичок, и амбиций у него море, а опыта не хватает пока. Он отлично справится.

– Ладно, до скорого.

– До скорого.

Джим повесил трубку, с минуту постоял, размышляя об этом деле, потом поднял телефон, перевернул его и включил громкость звонка на максимум.

– Андрена, – позвал Джим, возвращая аппарат на стол. Когда адвокат поднял голову, жена стояла в дверях.

– Что?

Джим улыбнулся.

– Ты не видела мой сотовый?

– Он в ванной.

«В ванной, – подумал Джим. – Хорошо. Значит, я услышу звонок, когда буду принимать душ».

– Завтрак готов.

– Завтрак, – прошептал Джим.

На кухне засвистел чайник. Адвокат взглянул на свои ноги. Он стоял босиком, между пальцами пробивался ворс ковра.

– Какая роскошь! – Он почувствовал, как стыд гложет душу, старается сделать его порядочным человеком.

– Надо было мне взяться за это дело, – сказал адвокат по пути в кухню.

Андрена ждала его на пороге. Она держала полотенце обеими руками. Кожа у нее была свежая и розовая, словно ее долго оттирали пемзой.

– Что-то я сам себе в последнее время не нравлюсь, – сказал ей муж.

* * *

Утро не принесло никакой ясности. Брад обрадовался, когда снова увидел свет… но непонятно было, что будет дальше, кто еще придет его навестить. Рано утром явились двое. Они задали ему несколько вопросов и ушли. Брад не ответил им. Он ведь не знал этих людей. Тогда зачем с ними разговаривать? Они задавали те самые вопросы, на которые его родители велели ему никогда не отвечать. Чужаки. Потом с той стороны решетки появился детектив. Брад приветливо улыбнулся и прижался лицом к прутьям. Кивнул, закрыл лицо руками и грустно посмотрел сквозь щелочки между пальцами.

Вместе с детективом Перси пришел еще один человек, тоже в костюме. Очень высокий худощавый блондин. Человек в форме открыл дверь и махнул Браду рукой, чтобы тот выходил. А потом еще надел ему на запястья два железных ободка и обвязал вокруг лодыжек гремящую цепь.

– Доброе утро. – Детектив похлопал Брада по плечу.

– Доброе утро. – Брад улыбнулся и стал разглядывать цепи. Надо быть приветливым, от этого вреда не будет, даже если он и проклят.

– Это детектив Лилли. – Перси кивнул на блондина – Он побудет с нами. Так положено.

Детектив Лилли даже не улыбнулся. Он оглядел ряды камер, потирая большой палец об указательный, потом сунул руку в карман и достал оттуда три жевательные мармеладки.

– Хочешь черную? – спросил он Брада.

Брад кивнул, глаза его заблестели от радости, он почувствовал, что мир все-таки необыкновенно добр.

Лилли положил мармеладку Браду в широко открытый рот. Тот немедленно задвигал челюстями, глаза его увлажнились.

– А как же я? – возмутился детектив Перси. – Мне разве ничего не полагается?

Он протянул руку вперед и пошевелил пальцами. На его лице сияла широкая улыбка.

Человек в форме хмыкнул, схватил Брада за рукав и потащил по коридору. Два детектива шли следом, рассуждая о предпочтительных цветах мармеладок: красный, нет, лучше черный, зеленый, если это мятный вкус, а не тот, другой, фисташковый, и об одежде. Они спокойно говорили о распродажах костюмов в городе. На Восточной Слеттери предлагают два по цене одного. Полная безвкусица.

Снаружи воздух был влажный и противный. Их поджидала толпа скучающих репортеров. При виде Брада они оживились и начали подтягиваться поближе к высоким деревянным дверям.

В ушах Брада зазвенела мешанина мужских и женских голосов. Каждый старался перекричать другого. Одна журналистка завопила.

– Говорят, вы полагаете, что это и есть зубной маньяк. Это правда?

Она сунула микрофон прямо под нос детективу Перси, так что ему даже пришлось отмахнуться от ее руки. Толпа ощетинилась диктофонами и микрофонами, репортеры привставали на цыпочки, глаза слепили вспышки фотоаппаратов и прожекторы камер. Операторы осторожно отступали, расчищая себе путь через столпотворение.

– Прошу вас! – запротестовал детектив убойного отдела, проталкиваясь сквозь шеренги репортеров. Ему приходилось работать кулаками. Сзади напирали те, кому было плохо видно или слышно.

– Правда ли, что этот человек расист? – выкрикнул кто-то, потерял равновесие и скатился по ступенькам. Детективы улыбнулись, вокруг сразу же заблестели вспышки.

– Дайте пройти, – потребовал Перси. – Да когда же это кончится? – Кто-то наступил ему на ногу, детектив скривился. – Матерь божья!

Брад видел только водоворот красок, словно он долго кружился на месте, раскинув руки, а теперь вот остановился. И слышал звук, похожий на жужжание встревоженного улья, только более громкий и с отдельными всплесками. Перед глазами все плыло от количества впечатлений. Брада подташнивало. Он не видел, куда ступает, как они продвигаются к машине. Толпа чего-то хотела от него. Этим людям совершенно необходимо было что-то, и Брад не понимал, что он может им дать, чего им не хватает. Его привели сюда, поставили перед бескрайней колышущейся массой, в которой он не мог различить ни одного лица. Слишком быстро все двигались. Именно поэтому Брад и не заметил мальчика на другой стороне улицы.

* * *

Щен увидел Брада. Он очень надеялся, что с несчастным дураком все будет хорошо. Надо бы сказать полиции, что они ошиблись. Странное желание. Ему-то какое до всего этого дело? Он свободен, чего же еще? А вдруг они схватят его, запрут, подберут ему ненастоящую семью? Он этого не вынесет. Мальчик специально выбирал для ночевок здания без окон и дверей. Там не было ничего, кроме мусора на полу. Стены стоят, и ладно. Когда по кирпичам ударяла чугунная шар-баба или дом разносило взрывом, он просто перебирался в другое место. Мальчик не задумывался о том, что осталось позади, о вещах и людях, застрявших в прошлом.

Полицейская машина отъехала. Парнишка набрался смелости и решил рассказать правду хотя бы репортерам. Он сошел с тротуара. Они-то не станут его хватать. Нет у них такого права. Но не успел он к ним подойти, как толпа рассосалась, дорога опустела, люди расходились, что-то бормоча в свои мобильные телефоны.

Тот самый полицейский из переулка спускался по бетонным ступеням. Он смотрел вслед патрульной машине, свернувшей на боковую аллею, чтобы избежать пробки на Слеттери. Фараон шагал уверенно и спокойно, на лице его сияла ухмылка. Он отдал зуб дежурному полицейскому и заявил, будто нашел его на месте убийства, а потом потерял. Позже он заметил зуб на полу своей машины. Наверное, выпал во время потасовки с подозреваемым.

Мальчик не боялся полицейского. Он всегда успеет сбежать. Фараон прошел на стоянку и остановился рядом со своей машиной. Нет, парнишка боялся не закона. Дело было куда серьезнее. Он боялся сказать правду. Вранье самому себе и другим стало для него законом выживания. Так легче было поверить, что он особенный, не такой, как все. Парнишка знал, что правда уничтожит его, обнажит его ничтожность и малозначительность. Вранье сдерживало боль. А правда и была той самой болью. Она делала его уязвимым. Мальчик стремился не замечать правды, отрицать ее. Так он мог поверить в себя, в свою самоценность. А вот теперь этот дурак заставил парнишку задуматься над правильностью этого принципа. Они с дураком ведь очень похожи. Мальчика переполняло отчаяние, но плакать он не станет. Это явный признак слабости. Слезы отнимут его силу, опустошат его. Вместо этого парнишка выругался, чтобы показать всему миру, какой он храбрый и уверенный в своей правоте.