Текст книги "Амулет Судьбы"

Автор книги: Кеннет Андерсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

12
Ужасное открытие

Подвал был залит пульсирующим светом. Жизнью.

Сердце Филиппа бешено стучало, когда он шел по длинным проходам, минуя десятки, сотни тысяч стеклянных сосудов, песок в которых едва слышно струился в ночной тишине. Странное чувство – быть здесь в полном одиночестве. Это внушало необычное чувство всемогущества.

Когда Филипп проходил мимо часов, в их выпуклых колбах мелькали обрывки воспоминаний. Иногда он останавливался и рассматривал их, стараясь не заглядывать в нижнюю половинку. Он не хотел видеть в ней картинку.

И все же удержаться было сложно. Нижняя половинка часов притягивала взгляд как магнит, и то, что открывалось ему в некоторых сосудах…

О нет! Он заставлял себя отворачиваться – мерцающий песок готов был поведать нечто ужасное – и торопился дальше.

Непонятно, сколько он уже пробыл в подвале, как вдруг взгляд его упал на одни из песочных часов, и он замер, как вкопанный. Живот скрутило, резким ознобом по всему телу пробежал холодок.

Эти непримечательные часы по виду не выделялись из большинства других. Только одно отличало их от всех: часы лежали на боку. Светлый, почти белый песок оставался неподвижным Человек, которому они принадлежали, был сейчас между жизнью и смертью. Это была пауза.

«Вот он – мой сосуд жизни, – при этой мысли у Филиппа пересохло в горле. Не было ни капли сомнения. Не потому, что часы были опрокинуты. Само тело подсказывало, что ошибки быть не может. Лихорадочная дрожь была в его мыслях, в самой душе. – Мой сосуд времени».

А что, если поднять его? Он вернется к жизни? Моментально перенесется из подвала Смерти обратно в реальность, которая так ему знакома? Мама, его комната, спокойствие и безопасность – свобода от ответственности за мир, который снова нужно спасать, на этот раз от бессмертия. Он был вынужден признать, что эта мысль кажется ему привлекательной.

А если он случайно перевернет часы вверх дном? Что тогда? Время его жизни повернется вспять? Он будет молодеть с каждым годом, чтобы в конце концов превратиться в младенца и испариться?

Был только один способ узнать, где верх, а где низ у его часов.

Сердце перешло на бешеный галоп, когда Филипп наклонился к часам и заглянул в ближайшую к нему колбу. Белый песок взметнулся, открывая картину…

…страшной грозы. Ветер трепал небо, которое сотрясал гром и раскалывали на части вспышки молний. На земле под расщепленным надвое деревом без сознания лежал Филипп. Без признаков жизни. Грудь придавлена толстой веткой, черные струи дождя…

…превратились в песок, как только Филипп отодвинулся от колбы. В горле застрял комок. Только что он видел свою собственную смерть. Теперь стало ясно, как поставить часы.

Он потянулся к стеклянному сосуду.

«Жалкий трус! —закричал голос в его голове. Его голос? Не очень похож.  – Хочешь сбежать, пока никто не видит. Тебе не стыдно?»

– Я ничего никому не обещал, – упрямо зашептал Филипп. Шепот казался громким в тишине подвала Шишки на лбу, откуда когда-то росли рога, неприятно покалывали.

« Полуправда – это ложь, – продолжал голос. – Ты дал обещание Сатине».

– Дьявольское обещание, – возразил он. – Так что молчи!

На его удивление голос послушался.

Филиппа бросало то в жар, то в холод, когда он дрожащей рукой схватил часы, песок в которых тут же потемнел. Словно был отравлен скрытым в его недрах ненастьем.

Поднять часы оказалось невозможно. Даже сдвинуть их с места, как бы Филипп ни старался. Сосуд словно прирос к столу, он с таким же успехом мог попытаться сдвинуть с места целый дом.

«Я не могу вернуться обратно, – подумал мальчик и, как ни странно, не почувствовал ни отчаяния, ни огорчения. – Мне придется остаться. Остаться и помочь».

И, если быть честным до конца, от этого на душе стало гораздо легче.

Он уже собрался вернуться на лестницу, как вдруг взгляд его упал на песочные часы, стоявшие рядом с его собственными. Мимолетный взгляд, но и этого было достаточно. В верхней половинке сосуда мгновенно вспыхнула картинка, на которой он узнал…

– Мама? – ахнул Филипп и широко раскрыл глаза. Это была она. Без всякого сомнения. Хотя выглядела немного иначе. Волосы длиннее, другие очки, кожа более гладкая. Она была моложе. Как десять лет тому назад. Мама широко улыбалась Филиппу, стоявшему по ту сторону стеклянной преграды, и нежно поглаживала живот. Филипп улыбнулся ей в ответ.

Внезапно на картинке появилась рука, и мама отвернулась от Филиппа. Теперь она улыбалась тому, кто протянул к ней руку.

– Как поживает наш сыночек? – спросил незнакомый голос, и рука легла на мамин живот. Дрожь пробирала до самых костей. Отец! Он видел руку отца! Слышал его голос!

Филипп наклонился ниже, чтобы разглядеть лицо отца, но картинка тут же сменилась.

Теперь перед ним было кладбище под серым небосводом. Мама стояла у могилы с букетом цветов, по щекам тихо струились слезы. Рядом – детская коляска и…

Филипп отвернулся. Радости от того, что он впервые услышал голос отца, словно и не бывало. Мортимер был прав: самые важные воспоминания не обязательно хорошие. Это ведь была могила его отца.

Филипп снова взглянул в мамин сосуд жизни, но на этот раз картинка не появилась. Перед ним были просто песочные часы.

Внезапно ноги у него подкосились.

Перехватило дыхание.

Он никак… никак… не мог набрать воздух в легкие.

В сосуде почти не осталось песка.

– Она умирает, – прошептал Филипп, слова казались ему невероятными. Может, их произнес не он, а кто-то другой?

Он снова наклонился к стеклу, и хотя не хотел этого, сопротивлялся всем сердцем, удержаться не смог. Ему было необходимо знать правду.

В нижней половинке колбы вспыхнула картинка.

13
Темная сделка

Вокруг кромешная темнота, разглядеть что-либо невозможно. Постепенно глаза начинают привыкать, очертания предметов вырисовываются все отчетливее. Он в ванной комнате. Комната ему знакома. Он у себя дома.

Раздается щелчок, и лампочки над зеркалом прогоняют темноту. Филипп что есть сил зажмуривает глаза.

В дверях появляется мама. На ней пижама, вид усталый. Похоже, она только что проснулась. И, похоже, ей совсем худо. Она двигается медленными шажками, плечи опущены, рука касается изможденного от боли лица. По щеке катится слеза.

Она пробирается к шкафчику с лекарствами и достает коробку с таблетками от головной боли. Кажется, все силы, которые ей с таким трудом удалось собрать, уходят на то, чтобы добраться до заветного лекарства. Она уже готова проглотить таблетку, как вдруг дрожь пронзает ее тело. Резкий вздох, она вытягивается в струну и замирает. Выпученные глаза смотрят прямо в зеркало, смотрят прямо на Филиппа, сердце его леденеет.

Она падает замертво.

Картинка гаснет.

– Мама! – Филипп жадно хватает ртом воздух. Этого не может быть! Только не она! Господи, только не его мама!

Краем глаза он замечает змея, извивающегося среди стеклянных сосудов. Желтые глаза смотрят на него со злобой и тоской.

Филипп снова переводит взгляд на песочные часы, песчинки в которых с бешеной скоростью падают вниз, и чувствует, как сердце переполняет отчаянье. Что делать? Что он можетсделать?

Ничего он сделать не может. Только стоять и смотреть, как ее жизнь ускользает сквозь пальцы. Власть и сила, которую он чувствовал, входя этот подвал, сменились ощущением полного бессилия. Такого глубокого и всеобъемлющего, что голова шла кругом.

Мама должна умереть. Упасть замертво в ванной поздней ночью или ранним утром, и ничего с этим он поделать не может, не может ее спасти…

Комната шаталась и кружилась, а песчинки неумолимо падали и падали вниз.

Затуманенный взгляд Филиппа остановился на одном из соседних сосудов, и его осенило. Возможно… возможно, есть один способ спасти маму.

В них было много песка. Горы песка.

«Давай, – вкрадчиво нашептывал голос, похожий на голос Сатины. – Возьми у кого-нибудь другого».

Тяжелые удары сердца глухо отдавались в ребрах, когда он протягивал руку к соседним часам, до краев заполненным песком. Филипп на удивление легко оторвал стеклянный сосуд от стола, хотя свой не мог сдвинуть даже на миллиметр. Он открутил крышку. Оценивающе посмотрел на песок. Так много песка. Так много жизни.

Снял крышку с маминых часов.

«Смелее».

Филипп кивнул и приготовился пересыпать песок. Он больше не слышал ударов сердца.

«Так и сделай».

Снова кивнул. И наклонил часы.

Еще немного.

Еще чуть-чуть.

Нет.

Нет, он не мог. Так нельзя. Он не мог просто взять и украсть время жизни у другого человека. Ведь он сам слишком рано лишился отца. Разве мог он пожелать такое кому-то другому? Отнять у ребенка отца или мать до срока? Или отнять дитя у родителей? Нет! Он не хотел становиться убийцей. Даже если речь шла о жизни его собственной матери.

Дрожащими руками Филипп опустил сосуд на стол и вернул на место крышку. Сердце рвалось на части, по щекам катились слезы. Он не убийца. Не убийца!

– Весьма достойно, – нарушил тишину голос. – Недаром Люцифер называл тебя добрым малым.

Филипп обернулся. Позади него Мортимер выглядывал из-за шкафа. Даже в этом переливающемся живом свете взгляд его казался каменным, мертвым.

– Вы… вы давно уже здесь стоите? – спросил Филипп, пытаясь подавить рыдания.

– Какое-то время. Я наблюдал за тобой. На то, что ты сейчас сделал, не многие способны. Каждый думает о себе. О том, что нужно только ему.

Филипп молчал. Он не мог вымолвить ни слова. Ему было абсолютно безразлично, как поступили бы другие, и что о нем подумал Мортимер. Он ни капли не гордился собой. Напротив. Проклинал себя за то, что не хватило равнодушия. Не хватило жестокости.

Мортимер подошел поближе.

– Я не думал, что ты это увидишь, Филипп, – сказал старик, хотя в его хриплом голосе не слышалось ни горечи, ни сожаления. Ни на единый волосок. Наверное, именно это немного притупило боль Филиппа. Превратило ее в озлобленность.

– Твоя мама умрет от инсульта, – продолжал старик. – Поэтому у нее так часто болит голова.

Еще чуть меньше боли, и чуть больше гнева. Как мог он оставаться таким бесчувственным? Сердце Филиппа накалилось до предела, шишки на лбу горели, порождая черные мысли. И породили… одну идею.

– Вы во всем виноваты, – процедил Филипп сквозь зубы. – Это все ваша вина. Ваша и вашего проклятущего амулета. Он убил моего отца, а теперь добрался и до матери!

– Здесь нет ничьей вины, Филипп! – всплеснул руками Мортимер. – Это случайность. Мой амулет…

– Ваш амулет, – перебил Филипп клокочущим от негодования голосом. – Вы и вправду верите, что я помогу вам найти эту чертову штуковину?

Впервые за все то время, которое Филипп был знаком с Мортимером, – может быть, в первый раз вообще – Мортимер выглядел потрясенным.

– Э-э… Д-да. – он запнулся он, судорожно моргая. – Тебе придется найти его.

– Неужели? – заорал Филипп так, что Смерть попятился назад.

– Послушай, Филипп. Ты должен понять…

– Я уже достаточно наслушался и насмотрелся! – юноша ткнул пальцем в полупустую колбу, заполненную ядовито-желтым песком. – Если вы откажетесь помочь моей матери, я не буду помогать вам. Выпонимаете это?

Растерянное выражение мгновенно стерлось с лица Смерти, глаза под густыми бровями превратились в узенькие щелки.

Мортимер заговорил, и голос его был тяжелым от гнева.

– Так ты начал требовать плату за свои добрые дела, Филипп! Я не ошибся – ты и в самом деле не забыл уроков Люцифера! Но торговаться со Смертью бесполезно, ты в курсе?

– Вы не Смерть, – бросил Филипп в ответ. – Больше не Смерть. Вы – ничто без своего жалкого амулета, а я и пальцем не пошевелю, чтобы найти его, если вы не пообещаете помочь моей маме.

Старик погрузился в раздумья. Он впился глазами в Филиппа, дерзко смотревшего в ответ. Холод между ними стоял гигантской ледяной стеной.

– Ты пытаешься вмешаться в ход Судьбы, Филипп, – мрачно начал Мортимер. – Нет ничего опаснее. Последствия невозможно предугадать. Если бы не твое дурацкое любопытство, ты никогда бы не узнал этого.

Филипп пожал плечами.

– Значит, мне суждено было узнать.

– Нельзя просто так вмешиваться в Судьбу, неужели тебе не ясно? Не в таком масштабе! Поэтому ты и передумал брать песок из других сосудов. Это было бы самым страшным преступлением.

– Вы правы.

В первое мгновенье Мортимер был готов облегченно вздохнуть. Но только сначала, потому что Филипп продолжил:

– Я не в силах ничего изменить, но вы-то можете! Если вернете свой амулет. Я знаю, что вы можете мне помочь. Мне нет никакого дела до Судьбы и до последствий. Я увидел ее будущее, и я не хочу… не хочу, чтобы это произошло!

Снова долгая пауза, заполненная холодом и напряженным дыханием.

Оба смотрели в упор. Песок вокруг струился и шелестел. Струился и шелестел.

– Хорошо, – заговорил Мортимер. – Предлагаю компромисс. Филипп, ты меня слушаешь?

– Слушаю.

– Если сможешь вернуть амулет, я разрешу тебе бросить жребий еще раз. Но только один раз. Не больше. – Он протянул Филиппу костлявую ладонь. – По рукам?

Немного помедлив, Филипп пожал руку Смерти. Ледяная ладонь больно стиснула его пальцы. Но Филипп ничем себя не выдал.

– По рукам!

– На том и порешили. – Мортимер ослабил хватку, не отводя от него глаз. – С тобой нелегко иметь дело, Филипп!

– Я… – начал было Филипп, но осекся.

« … не ангел», – прозвучало в его голове.

– Что, Филипп?

– Я устал, – ответил он и направился из подвала.

14
Без следов – почти

Филипп проснулся рано, с ощущением тяжести во всем теле. Вчера ночью он еще долго не мог уснуть, и те несколько часов сна, которыми пришлось довольствоваться, были полны кошмаров. Страшных видений, где он вновь оказывался в ванной комнате, и мама внезапно…

Чтобы прогнать неприятный осадок, он быстро вскочил с кровати и бросил взгляд в окно.

Сумерки все еще окутывали долину, лучи утреннего солнца были просто красноватыми проблесками в небе. На его глазах тучи поспешно затянули солнце, и все вокруг снова стало бесцветным и печальным.

С дивана доносилось размеренное посапывание Сатины. От ее дыхания поднимались клубы пара. Похоже, она мирно спала, и Филипп немного позавидовал ей.

– Сатина, – позвал он. Пришлось откашляться, чтобы голос смог восстановиться после сна. Он был хриплым и сдавленным. Скорее всего, Филипп плакал во сне.

– Сатина, просыпайся! Нам пора!

Он осторожно потормошил ее.

Сатина промычала в ответ что-то невнятное и медленно раскрыла глаза.

– Что случилось, Филипп?

– Нам пора, Сатина. Нужно искать амулет.

Сатина потянулась, с хрустом расправив крылья.

– Который… сейчас час? – зевнула она.

– Какая разница? Мы оба уже проснулись.

– Ну и холодрыга! – воскликнула Сатина, скинув одеяло. Она прикрылась крыльями, чтобы хоть немного согреться. – Ты не замерз?

– Слегка, – ответил Филипп, натягивая одежду. По правде говоря, он очень продрог. Но даже самая теплая одежда вряд ли бы спасла его. Холод шел изнутри.

Оказалось, что друзья одни во всем доме. На кухне их ждал мешок с черствым хлебом и крохотная записка, на которой причудливым почерком Мортимера было выведено следующее:

Только одна попытка, Филипп.

Филипп схватил листок, скомкал его так, что ногти прорвали бумагу насквозь и больно впились в ладонь.

– Что он написал? – спросила Сатина, наливая воду в чайник.

– Ничего особенного. Пожелал нам удачи.

– Правда? Странно.

Филипп сунул записку в карман.

– Что в этом странного?

– Насколько мне известно, господин Смерть не верит в удачу. И больше ничего?

– Да, – ответил Филипп, удивительно, но соврать оказалось так легко. Ему совсем не хотелось распространяться о том, что произошло в подвале. Не было никакого желания делиться увиденным. И без того слишком много сил ушло на то, чтобы выкинуть из головы неприятные мысли. К тому же вряд ли Сатина поймет его. Ее родители бессмертны. Откуда ей знать, каково это – потерять близкого человека? Ей повезло, она никогда этого не узнает.

* * *

Сатина и Филипп приступили к поискам после завтрака, состоявшего из пары ломтей черствого хлеба и чашки чая, успевшего остыть уже к третьему глотку. Они сразу сошлись на том, что первым делом нужно как следует прочесать места в доме, где вор мог оставить следы. Начать, очевидно, стоило со спальни Мортимера, откуда и был украден амулет.

В спальне царила непроглядная тьма. Окон здесь не было, а свет, падавший из коридора, освещал пространство не более чем на метр, потом его пожирали тени. Как в склепе.

Они взяли из гостиной свечку, и Сатина, как обычно, зажгла фитиль. Толку от свечки оказалось мало. На фоне слабого неровного пламени тени вокруг казались еще черней.

– Нужно зажечь больше свечей, – предложил Филипп.

Но и это не помогло. В густой, непроницаемой темноте спальни несколько свечек светили не ярче, чем звезды на ночном небосводе. Языки пламени выхватывали из мрака очертания кровати, угол шкафа, контуры вазы.

– Ничего не выходит, – Сатина совсем пала духом. – Что мы можем так увидеть?

– Надо принести еще свечей.

– Свечи кончились, Филипп. Мы забрали все.

Вокруг них было расставлено четырнадцать свечей, окутанных плотной темнотой. И хотя Сатина стояла в нескольких метрах от Филиппа, он едва различал ее силуэт.

– Что же нам делать?

Она растерянно пожала плечами.

– Что за черт! – выругался Филипп и от отчаяния брыкнулся. Нога ударилась обо что-то твердое, и комнату внезапно озарила яркая вспышка. Она была такой недолгой, что друзья даже не успели зажмурить глаза.

– Что это было? – спросила Сатина. – Что ты сделал?

– Понятия не имею. Ударил по чему-то ногой.

Он ударил еще раз, и комнату на долю секунды вновь озарила белая вспышка молнии. Затем все опять погрузилось в темноту. Филипп протянул вперед руку и нащупал твердый прямоугольный деревянный предмет.

– Это какой-то комод, – сказал Филипп. – На нем что-то лежит. Не пойму, что это. Сейчас попробую…

В ту же секунду комнату залил слепящий свет. Постепенно глаза привыкли к нему, и удивленному взору друзей представилась скромно обставленная спальня с кроватью, шкафом, комодом и кое-какими мелочами – большой вазой, старым сундуком, скрипкой на стене. Тени бесследно испарились, стало светло как в ясный летний день.

– Что ты сделал?

Сатина открыла рот от изумления.

Филипп посмотрел на комод. На нем стоял портрет в рамке. Свет исходил от него.

– Фотография, – ответил Филипп, указывая на портрет. – Я просто поднял ее.

Сатина задержала взгляд на сияющей картинке, но только на пару секунд. Пришлось быстро отвести глаза. Картинка сияла, как яркое солнышко.

– Что на ней?

– Вита, – ответил Филипп, глядя с улыбкой на различавшуюся за потоком света фигуру женщины. Женщины, которая сама источала свет. – Сестра Мортимера.

– Неплохой ночник. Теперь мы, по крайней мере, все видим.

Филипп кивнул.

– Тогда давай приступим.

Они перевернули вверх дном всю комнату. Обыскали каждый закуток, каждый уголок. Сначала шкаф, где висели десять абсолютно одинаковых костюмов. Затем ящики комода, забитые носками и нижним бельем. Заглянули в вазу, за сундук, под кровать, и Филипп вспомнил, как когда-то обнаружил воронье перо в спальне Люцифера. Это была серьезная улика. Хорошо бы найти нечто подобное.

Но все было безрезультатно. Даже когда они перерыли комнату во второй раз. А потом и в третий.

Поиски продолжились в прихожей. На крючок вместо лампы повесили фотографию Виты.

Ничего.

Затем пришла очередь гостиной. Кухни. Ванной. Вдоль и поперек каждый уголок. Кем бы ни был вор, ему удалось замести все следы до единого. По крайней мере, в самом доме.

– Может, поискать в саду? – предложил Филипп, когда они закончили с комнатами, и все тело у обоих ломило от бесконечного ползания на коленках, чередовавшегося с подъемом на цыпочки. – Вор вышел из дома через входную дверь, так что он точно прошел через сад.

На пороге их встретили неистовые завывания ветра, и они резко остановились.

– Сколько времени мы уже ищем? – в недоумении спросил Филипп.

Сатина задумалась.

– Часа три-четыре.

– Тогда почему на улице так темно? Сейчас же середина дня. А где солнце?

– Думаю, оно зашло, – покачала головой Сатина. – Мы проходили это в школе. В царстве Смерти всегда вечер или ночь. Как и у нас, здесь никогда не бывает дня. Солнце встает по утрам и сразу же начинает садиться.

– Так уже вечер? – огорченно пробормотал Филипп.

Сатина помотала головой.

– Ты не совсем понял. Вечер был все время, с тех пор как мы проснулись.

Филипп озадаченно всмотрелся в тусклый пейзаж. Солнце снова скрылось за лесом, где небо было на малую толику светлее, чем по другую сторону. Громадные тучи, нависшие над долиной, распухли еще больше.

– Фотография должна нам помочь, – сказал Филипп, возвращаясь в дом за портретом Виты. Но даже яркий свет, источаемый снимком, был бессилен перед мраком долины Смерти. Толку от него было не больше, чем от карманного фонарика.

– Так не пойдет, – сказала Сатина. – Мы рискуем упустить что-то важное. Давай дождемся следующего вечера. К тому же похолодало.

Она покосилась на небо, где темнота жадно пожирала клочки стальных туч.

– И, кажется, вот-вот пойдет дождь.

– Ты права, насчет первого, а насчет дождя ошибаешься, – раздался во мраке чей-то голос.

Филипп развернул фотографию, направив пучок света в темноту, и высветил лицо Мортимера, походившее на скривившуюся луну. Он шел к дому по тропинке, ведущей через сад, но даже сейчас, когда друзья знали о его присутствии, они не слышали шагов. Он ступал абсолютно беззвучно.

– Где вы были? – поинтересовался Филипп.

– Работал. Еще остались смертные люди, – ничего не выражающий взгляд посмотрел на Филиппа в упор. – Надеюсь, ты этого не забыл?

Филипп бросил дерзкий взгляд в ответ:

– Нет, я помню!

– Я зашел выпить кофейку. Потом снова по делам. На этот раз надолго. Сначала землетрясение, потом – крушение самолета. Приходится задерживаться допоздна.

Мортимер подавил зевок, и серьезная мина сошла с его лица. Сейчас он стал похож на обычного усталого старика. Очень усталого и очень старого.

– Почему вы сказали, что я ошибаюсь насчет дождя? – спросил Сатина, указав взглядом на небо. – Вполне грозовые тучи.

– Здесь небо всегда такое, – ответил Мортимер. – Но дождя не бывает.

– Почему?

– Вода, как и солнечный свет, дает жизнь. Поэтому здесь вы не встретите ни того ни другого. Ну, рассказывайте, удалось что-нибудь найти?

– Мы перерыли весь дом, но… – Филипп покачал головой, – ничего.

– Хм.

На секунду показалось, что Мортимер огорчен. Но вскоре лицо его снова приняло привычное суровое выражение. Поравнявшись с Филиппом у входной двери, он сухо бросил:

– Тогда у тебя не будет твоей попытки!

Филипп сжал в карманах кулаки, а Сатина наклонилась к нему и шепнула на ухо:

– О чем он говорит, Филипп?

– Ни о чем, – как ни в чем не бывало ответил Филипп и отвернулся. – Мортимер?

Смерть остановился на пороге и повернулся к нему лицом:

– Слушаю тебя, Филипп.

– Мы с Сатиной хотим поиграть в кости, – сказал он. – У вас нигде не завалялась парочка?

Мортимер постоял какое-то время в дверях, пристально глядя на Филиппа. Потом повернулся спиной и исчез в доме.

– Это что еще такое? – взгляд Сатины выражал полное недоумение. – Что между вами происходит?

– Ничего, – вздохнул Филипп. – Ничего такого. Пойдем в дом, я совсем продрог.

Где-то позади них послышался храп Адской лошади. Филипп покрылся мурашками.

– «У вас нигде не завалялась парочка?» – тихо повторила Сатина, закрывая за собой дверь, и исподтишка хихикнула. – Как ты его, Филипп! Хотя на тебя такие проделки не очень похожи. Если продолжишь в этом духе, у тебя точно снова вырастут рога!

* * *

На следующий вечер друзья возобновили поиски в саду. В их распоряжении было несколько часов от восхода солнца до наступления полной темноты. Но этого явно не хватало.

Они обшарили весь сад от одного конца до другого, но ничего необычного так и не обнаружили. Вдобавок находиться на улице слишком долго было невозможно. Ветер пронизывал до костей.

– Теперь остались только лес и долина, – сказал Филипп. Он стоял у облезлой калитки, за которой начинались холмы и лес.

– Ну где-то же есть хоть какой-то след, должен быть след.

– Мы здесь завязнем на целую вечность, – недовольно бурчала Сатина.

И она была права. Лес был очень обширным. На самом деле бесконечным. Мортимер так и сказал им. Но нужно было попытаться, потому что…

– У тебя есть другие предложения? – съязвил Филипп.

Сатина молчала, уставившись в землю, и Филипп понял это молчание как отрицательный ответ. Он уже повернулся спиной к калитке, чтобы пойти обратно в дом, как вдруг Сатина вцепилась в него. Она прищурилась, как будто что-то заметила.

– Портрет Виты у тебя с собой?

– Нет, он в спальне. А что?

– Беги за ним скорее.

Через пару секунд Филипп снова стоял рядом с темптаном, в руке у него была светящаяся рамка, посылавшая в темноту белый луч света. Он протянул снимок Сатине, смотревшей на что-то в упор.

– Что ты увидела?

Она не отвечала, просто направила луч на траву, которая росла за калиткой. Потом кивнула.

– У преступника на ногах была земля.

– Земля? – удивленно повторил Филипп. Он перегнулся через изгородь и посмотрел на освященное пятно. – Но тогда и в доме остались бы следы… – Филипп запнулся, догадавшись, что Сатина имеет в виду.

Сухая трава на крохотном пятачке перед калиткой была примята. Словно притоптана и присыпана грязью.

– Конечно, нет, если он сначала вытер ноги, – сказала Сатина. – Здесь он их и вытер.

– Или она, – добавил Филипп, и сердце его забилось чаще. – След! Наконец-то у нас есть след!

– Хотя этот след нам, в общем-то, ничего не дает, – Сатина кивнула в сторону примятой травы. – Здесь он заканчивается.

– Вовсе нет, Сатина. Он здесь только начинается! Если преступник испачкал ноги по дороге сюда, то и на обратном пути он наверняка тоже их испачкал. Значит, где-то в лесу…

–..должны быть его следы, – подхватила Сатина.

– …или ее следы.

Сатина уставилась в темноту, заключившую осенний пейзаж в свои крепкие объятья.

– Найти их будет непросто.

Филипп кивнул и посмотрел в том же направлении.

Где-то вдали за грядой холмов простирался лес, бесконечный, как сама смерть. Там, в лесу, под согнутыми ветвями деревьев, под ковром из сухих листьев в грязи отпечатались чьи-то следы.

– Теперь мы, по крайней мере, знаем, что нам есть что искать!