Текст книги "Амулет Судьбы"

Автор книги: Кеннет Андерсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

30
Неожиданная встреча

Еще не раз в эту ночь друзья проходили мимо жилища привратника, но дома никого не было. На двери висела записка из трех коротких слов, выведенных дрожащей рукой: «Скоро вернусь, надеюсь».

Но скоро он не вернулся, ни в первый, ни во второй, ни даже в третий и четвертый раз, когда они попытались застать его дома.

В остальное время Сатина и Филипп наудачу слонялись по городу, но дьявол с обломанным рогом им так и не повстречался.

Еще они заглянули к Сатине домой и захватили учебники и рюкзак. Следующей ночью, по ее словам, ей надо было обязательно пойти в школу – слишком много занятий пропущено. Когда Филипп поинтересовался, почему она не ходила в школу сегодня, Сатина, покачав головой, ответила, что был выходной.

«Вашгрешный»день, как она называла его вместо «воскресный».

Выходной также означал, что дома был отец Сатины. И это значило, что даже стены пропитались раздражением, которое витало здесь повсюду.

Чернорог был в ванной, оттуда непрерывным рокотом доносился его возмущенный голос.

– Сначала помыть лестницу, потом пропылесосить, потом помыть туалет, потом это, потом то… Можно подумать, что я, черт меня побери, помер и попал в Ад! Но нет, я всего лишь женат. Состою в браке. Так оно и есть. Забракован!

Сатина предложила незаметно прошмыгнуть наверх. Филипп не возражал.

* * *

Во второй половине ночи, когда они в пятый раз оказались у домика Драной Бороды, в окнах горел свет.

– Он вернулся! – воскликнул Филипп, и оба бросились к воротам.

Записки на двери не было, и Филипп с таким усердием принялся колотить дверным молотком, что медная голова истошно завыла и слезы рекой потекли по ее щекам.

– Драная Борода! Драная Борода, это мы! Открывай!

– Хватит, хватит! Пожалуйста, прекратите! – умолял дверной молоток. – Хозяина нет дома, так какой смысл барабанить? Ох, мой лоб, мой бедный несчастный лоб!

– Как это, нет дома? – спросил Филипп. – А где он?

– Я не знаю. Но добрый господин Драная Борода нынче всю ночь не показывается дома. Он ушел вскоре после того, как попрощался с вами.

– А кто тогда в его доме? Там ведь горит свет?

Понтий Пилат, когда-то отправивший на крест Иисуса Христа, а теперь превращенный в медную бляшку у входа в Преисподнюю, посмотрел по сторонам, словно боялся, что кто-то может подслушать. Затем снова взглянул на Филиппа: казалось, молоток наклонился к самому его уху.

– В доме она, – шепнул он дрожащим голосом, и Филипп заметил, как его глаза наполнились страхом.

– Кто?

Капелька пота стекла по потрескавшемуся лбу, и шепот стал еще тише, как выдох: – Ее язык… как кнут! Тише, она идет сюда. Берегитесь!

За дверью послышались шаги, Филипп и Сатина испуганно отскочили. Дверь распахнулась, и на пороге показалась…

– Равина? – воскликнул Филипп, в изумлении вытаращив глаза на кухарку. Без своего фартука она выглядела совсем непривычно. И без своей кухни. – Что ты здесь делаешь?

– Проходите, – коротко пригласила она. Голос показался Филиппу странным, сначала он не мог понять почему. А потом догадался – Равина, вероятно, плакала. Ее глаза были красными. Смущение улеглось, и ему стало очевидно то, что давно следовало понять: тайной подругой Драной Бороды была Равина!

– Малыш говорил, что вы обязательно зайдете, – сказала она, закрывая за собой дверь.

– Малыш? – повторил Филипп. Неужели Равина так называла его? Этого жуткого громилу? Он чуть не рассмеялся. А потом заглянул в грустные глаза кухарки, и смех прошел сам собой.

– Хотите чаю? – предложила Равина.

Они отказались.

– Чего-нибудь другого? Фруктов? Хлеба? Немножко…

– Равина, не беспокойся о нас, – перебил ее Филипп. – Расскажи, что случилось.

– Я пыталась отговорить его, но он был непреклонен, – тяжело вздохнула кухарка.

Они прошли в гостиную, где на полу стояли картонные коробки. Закрытые и открытые, наполовину забитые вещами Драной Бороды. Многочисленные Книги Смерти остались на полках, так же как и бюсты прежних привратников, но все мелочи и украшения были упакованы, картины сняты со стен.

«Никакими правдами и неправдами вы меня не отговорите», – сказал он. Он просто сделал то, что должен был сделать сто пятьдесят лет тому назад.

Сатина кивнула в сторону бюста Ядовитого Рога.

– Значит, ты знаешь!

– Да. Перед тем как отправиться к Люциферу, он рассказал мне все. Но почему вдруг понадобилось идти с повинной прямо сейчас, он не признался.

Филипп и Сатина переглянулись, но оба промолчали.

– Я пыталась объяснить ему, что это всего-навсего прошлое, он был молод и наивен и не ведал, что творит. А он приободрял меня, говорил, что Люцифер наверняка воспримет все так же. Простодушный дурак!

Она шмыгнула носом и взяла в руки подушечку с сердцем, которую сама вышила ему в подарок. Равина ласково погладила ее и уложила в коробку.

– Значит… значит, он не вернется? – спросил Филипп, в горле у него пересохло.

Кухарка смахнула со щеки слезу.

– Меня попросили собрать его вещи. Ворчливый Коготь временно займет место привратника.

– Почему не Ядовитый Рог? – хотела узнать Сатина. – Разве должность не вернется к нему?

Равина покачала головой:

– Дело старое – сто пятьдесят лет. Ядовитый Рог давно уже на пенсии. Он целый век живет в Доме престарелых.

– Что же будет с Драной Бородой?

Голос Филиппа от отчаяния сорвался на крик. Он не мог больше выносить неведения.

– Он обязательно вернется, – ответила Равина, и грустный взгляд ее глаз неожиданно сделался суровым. Голос стал холодным и твердым как металл, без намека на слезы. Она как будто говорила сама с собой, погруженная в бесконечные мысли. Вынашивала планы. – Уж об этом я позабочусь. Вы сами убедитесь. Еще убедитесь!

– Но что с ним сейчас, Равина?

– Purgatorio, – тихо прозвучал ответ, слезы снова подступили к глазам и послышались в голосе. – Чистилище. Его отправили в Чистилище.

31
Черное пламя

– Что такое Чистилище? – спросил Сатину Филипп, когда друзья вновь оказались по эту сторону крепостных стен Преисподней. За их спиной под сонм мучительных криков черные ворота медленно затворились.

– Это место, где люди, раскаявшиеся по-настоящему, очищаются от своих грехов, – ответила Сатина.

– Мы можем туда попасть?

– Ну, в принципе можем, – Сатина призадумалась. – Только это, вообще-то, запрещено.

– И что?

Она кивнула:

– Говоришь моими словами! Пойдем, нам сюда.

Сатина повела Филиппа на окраину города, а затем еще дальше, к огромной реке, за которой возвышались горы.

– Что это за странный свет? – спросил Филипп, указывая на вершины гор.

Морщинистые склоны освещало необычное сияние, которое Филипп заметил еще тогда, когда впервые оказался в Аду. Свет и в самом деле был особенным. Таким странным, что это не укладывалось в голове. Он был черным. Черным, как пылающая тень.

– Чистилище, – ответила Сатина. – Черное сияние исходит оттуда. Осторожно, не прикасайся к воде. – Она оттянула Филиппа от реки, мирно несшей свои глубокие черные воды. Водную гладь покрывала едва заметная призрачная дымка. Вода казалась холодной. – Река никогда не замерзает, хотя вода в ней холоднее самого льда.

– Как нам перебраться на тот берег? – спросил Филипп, оглядываясь по сторонам. – Здесь нет моста.

– Конечно. Иначе грешники попытались бы перебежать по нему. Дело в том, что здесь пролегает граница Преисподней.

– Так Чистилище – это уже не Ад?

– Нет, скорее… как бы сказать?.. соседние земли. Секунду, – Сатина сложила руки трубочкой, поднесла их ко рту: – Герион!

Ее голос разнесся над рекой, растаял в тумане и через мгновение откликнулся далеким эхом. Зеркальная гладь воды была неподвижна, ни единой волны, ни даже легкой ряби.

– Где же он? – Сатина взобралась на обломок скалы, возвышавшийся над рекой. – Герион!

– Кого ты зовешь? – спросил Филипп, всматриваясь в темную воду, чье неестественное спокойствие внушало тревогу. Обычно вода вела себя иначе.

Он нашел на земле камешек и запустил его в реку. Камень беззвучно опустился на дно, не оставив даже кругов на воде. Она просто сомкнулась над ним, как густая черная нефть, и снова стала гладкой как стекло.

Филипп тоже вскарабкался на скалу и встал рядом с Сатиной. Точнее, позади нее.

– Хранитель Ледяной Реки, – ответила она и улыбнулась, заметив что-то в призрачном тумане. – А вот и он.

По реке, приближаясь к ним, скользило нечто. Нечто огромное. Семь черных плавников, острых как лезвия топоров, бесшумно резали водную гладь и туман. За плавниками вздымался толстый чешуйчатый хвост. Голова существа была скрыта под водой, и Филипп разглядел ужасные огненные глаза и пасть, заполненную зубами, острыми, как зубцы пилы.

Филипп попятился, но Сатина удержала его.

– Подожди, – сказала она, и тотчас чудовище вынырнуло из воды.

Филипп ахнул от изумления. Зрение обмануло его. У существа, поднявшегося на поверхность, не было ни желтых глаз, ни ужасных зубов, напротив, у него было лицо с милыми человеческими чертами. Голубые глаза сияли, губы расплывались в дружелюбной улыбке. Лицо так странно не сочеталось с острыми когтями и телом рептилии.

– Это Герион, – украдкой шепнула Сатина. – Он отвечает за обман и притворство.

– Неужели Сатина? – запел голос Гериона, напомнивший Филиппу кошачье мурлыканье. – Чем я могу служить самой прекрасной юной дьяволице всей Преисподней?

Сатина представила Филиппа и рассказала о том, что он давно уже мечтает побывать в Чистилище, не будет ли Герион столь любезен перевезти их на тот берег.

Водный демон призадумался, а потом согласился, добавив, что честный ответ открывает все дороги.

Герион развернулся, и друзья взобрались на покрытую чешуей спину. Каждый схватился за плавник, и они отправились в путь.

Пока они плыли, Филипп то и дело замечал под толщей ледяных вод чьи-то темные силуэты.

– Кто это? – спросил он, крепче держась за плавник.

– Лгуны, мошенники и предатели, – ответил Герион. – Те, кто одну руку протягивает для рукопожатия, а в другой – прячет нож. От их медовых речей потемнела вода в реке. Смотрите, вот один из самых подлых.

Темноволосый мужчина подплыл к самой поверхности воды, и черты его лица немного оттаяли, чтобы он смог говорить. Тело его прикрывал потрепанный балахон, оборванная веревка глубоко впивалась в шею.

– Тридцать сребреников, – стонал человек, и холодные слезы струились по его щекам. – Я продал душу свою за тридцать сребреников. Они звенят в моих карманах и тянут на дно. Они тяжелы, как камни.

– Иуда! – воскликнул Филипп, вытаращившись на веревку, обвитую вокруг шеи. Ту самую, которой он удавился. – Ты предал Христа!

– Поцелуем я указал на него, – рыдал грешник. – Уста мои все еще объяты пламенем.

– И так будет вечно, ты, самый лживый из всех лжецов, – прорычал Герион и выдохнул из ноздрей струю воздуха так, что волна мгновенно накрыла Иуду с головой, и он снова застыл в ледяной воде. Окаменев, словно статуя, он медленно опустился на дно.

В туманной дымке показался противоположный берег, и вскоре под ногами Филиппа и Сатины снова была земля.

Они поблагодарили Гериона и извилистыми тропками направились туда, откуда исходило странное черное сияние.

– Мы уже больше не в Аду? – спросил Филипп, оглядываясь по сторонам.

Над бесплодной пустыней возвышались высокие скалы.

– Нет, – ответила Сатина. – Ты сам это поймешь, если прислушаешься.

Филипп не совсем понял, что она имела в виду, ведь он ничего не слышал. И вдруг его осенило: об этом и говорила Сатина. Вокруг было совсем тихо. Ни криков грешников, ни ударов кнутов, ни шипения огня. Совсем тихо и безлюдно. Он даже не слышал звука собственных шагов.

Они продолжили путь наверх по безмолвному склону горы. Впереди воздух трепетал от черных как уголь всполохов.

«По официальной версии, его отправили в принудительный отпуск, —звучали в ушах Филиппа всхлипывания Равины.  – А на самом деле он в Чистилище. Люцифер сказал, что наказание мягкое. Но Чистилище… Это ужасное место…»

Они повернули и оказались на противоположном склоне горы, и тут Филиппу пришлось прижаться к каменной стене, потому что ноги у него подкосились. Настолько потрясло его представшее глазам зрелище.

Перед ними простиралось бесконечное огненное месиво. Языки пламени, высокие как башни замка, вырывались из гигантской бездны, без конца и края простиравшейся у их ног. Жар, исходивший из огненного котла, колебал воздух. Как будто они стояли у кратера самого большого в мире вулкана и смотрели прямо в его пылающее сердце.

Но цвет огня был вовсе не привычным для глаз красным, желтым или оранжевым. Он был черным. Черным, как ночное небо на фоне звезд, и к своему глубокому изумлению, Филипп обнаружил, что его собственная тень, трепетавшая на фоне пылающей черноты, была пронзительно белой.

Непривычной казалась и тишина. Огненные массы должны были шипеть, бурлить и неистовствовать, но полыхание их было беззвучным, как взмах крыльев ночной птицы.

Из центра огнедышащей бездны ввысь вырастала колоссальная гора. Она поднималась так высоко, что Филипп едва мог разглядеть вершину. Поначалу он подумал, что гора черная, потому что выжжена черным огнем. Но потом рассмотрел языки пламени, ключом бившие из скалистых боков, и понял, что это не обычная гора, а…

«Горящая гора», – думал Филипп, не в силах оторвать глаз от черного пламени, спиралью поднимавшегося к небесам.

Крутая лестница семь раз огибала огненную гору и восходила к самой вершине. И Филипп обнаружил то, что до сих пор не способен был осознать: наверх медленно шли люди. Тела их были объяты пламенем.

– Чистилище, – сказала Сатина, – они поднимаются вверх, а черный огонь пожирает их грехи.

– Должно быть… должно быть, им очень больно? – Филипп вглядывался в толпу людей, взбиравшихся по крутой лестнице. Одни двигались быстро, перешагивая через три ступеньки. Другие ползли наверх медленно как улитки, и когда они преодолевали две ступеньки, их снова отбрасывало на ступеньку назад. Но все они горели. Большинство были с ног до головы окутаны черным пламенем, у некоторых горели только руки, грудь или волосы. В воздухе стоял запах гниения.

«Сгоревшие грехи, – удивлялся Филипп. – Так пахнут сгоревшие грехи».

– Разумеется, им больно, – ответила Сатина. – Они ведь горят в огне.

– Почему они не кричат? – он вспомнил о том, как сам завопил от боли, когда однажды обжег палец о горячую конфорку. Невозможно вообразить, какую ужасную боль испытывали эти люди. – Почему ни чего не делают, чтобы погасить пламя?

– Потому что знают, что заслужили это. Как я и говорила, Чистилище предназначено для тех, кто на самом деле раскаивается в своих поступках. Они охотно платят такую цену за избавление от грехов.

– Но многие грешники в Аду тоже раскаиваются. Почему одни – здесь, а другие – там?

– Последние раскаиваются из-за наказания. Если бы не мучения в Аду, они ни за что не пожалели бы о своих поступках.

Из огненной пелены, окружавшей гору, появлялось все больше и больше людей. Они тяжелыми шагами направлялись вверх по лестнице, пожираемые черными языками пламени.

– Сколько времени надо, чтобы взобраться на вершину? – спросил Филипп, наблюдая, как одна старушка споткнулась об уголек и покатилась вниз, где какой-то мужчина с горящими ладонями помог ей подняться.

– Для некоторых путь наверх длится несколько сотен лет, – ответила Сатина. – Другим же хватает нескольких минут.

– А когда они оказываются на вершине, что тогда?

– Дым образует лестницу, ведущую в Рай, – Сатина показала на пик горы, откуда едва различимая тоненькая струйка дыма зигзагом поднималась в темноту. – Если лестница выдерживает их, значит, срок наказания истек. А если нет… Взгляни-ка на этого мужчину. Готова поспорить, что он все еще слишком сильно горит.

Человек, издалека казавшийся размером со спичку, почти добрался до вершины горы. Но его тело все еще пожирали огненные языки.

Он преодолел последние метры, отделявшие его от лестницы. Поднялся на пять ступенек вверх. И тут воздушная лестница прорвалась, а человек, подобно черной комете, низвергнулся в огненное озеро.

– Ему придется начинать все сначала! – Сатина еле сдерживала смех. – Бедняжка!

– Ты нигде не видишь Драную Бороду? – Филипп всматривался в даль в поисках привратника, но не мог найти его.

– Нет, я… Ой, кажется я знаю, кто это! Точно, это он! Мы на уроках истории читали о нем.

– О ком?

– Вон о том старике на середине лестницы. Разглядеть сложно, но у него горит рот.

Человек, о котором говорила Сатина, и вправду был древним стариком. Он двигался очень медленно. Так медленно, что Филипп даже засомневался, что старик вообще шевелится. Ему потребуется не одна сотня лет, чтобы добраться до вершины в таком темпе.

– Кто он?

– Его зовут Экипур, или Эпукир, что-то в этом роде. Он был философом и оказал своим учением большую услугу Преисподней. Его портрет, кстати говоря, висит на Стене Боли. Суть его философии была в том, что человеку дозволено делать все, что пожелает. За этот смертный грех он и отбывает наказание здесь, в Чистилище.

– Почему в Чистилище, а не в Аду?

– Потому что намерения у него на самом деле были хорошие. Если, делая то, что хочешь, ты можешь навредить другому или – в далеком будущем – самому себе, то откажись от этого, так считал Экипур. Но его последователи, экипурейцы – совсем другой разговор. Многие из них использовали учение, чтобы оправдать прожигание жизни в вихре удовольствий, и теперь им вечно суждено надрываться до изнеможения под визг кнута. Как-нибудь покажу их тебе, – Сатина улыбнулась. – Кстати говоря, Экипур много размышлял о смерти. Он считал, что бояться смерти нет никакого смысла, потому что – звучит это, наверно, слегка запутанно – вроде как, раз уж человек все равно не существует одновременно со смертью – ведь если человек умер, он сам не знает об этом, – то бояться нечего. Адские муки, по его мнению, были всего лишь вымыслом. – Сатина рассмеялась. – В этом он ошибался!

По склону с объятым пламенем языком улиткой полз Экипур.

– Там! Он там! Я вижу его! – неожиданно воскликнула Сатина и показала куда-то рукой.

– О, нет! – ахнул Филипп, чувствуя, как кольнуло под ложечкой при виде двигавшегося вверх по горе силуэта. Не было никакого сомнения в том, что это Драная Борода – ростом привратник в два раза превосходил остальных грешников. Но узнать его было невозможно, ведь он с ног до головы был одет в пламя. Горели даже рога.

– Бедняга, – вздохнула Сатина и с сожалением покачала головой.

– Сто пятьдесят лет, – бормотал Филипп, и голова у него кружилась при одной мысли о том, как это долго. К такому сроку приговорил привратника Люцифер. – Не знаю, что задумала Равина. Только бы ей удалось как-нибудь вызволить его отсюда!

Драная Борода бодро шагал по огненному склону, расталкивая прочие души, попадавшиеся на его пути. До Филиппа доносись далекие крики, но то были не стоны боли, а возгласы ужаса тех, кто встречал на своем пути горящее чудовище.

– Он делает все возможное, чтобы чувствовать себя здесь как дома, – заметила Сатина, и Филипп спросил, не пора ли им возвращаться. Он достаточно уже насмотрелся.

Друзья спустились к реке, где Герион встретил их широкой улыбкой. На полпути, когда они были на середине реки, демон спросил Филиппа, как ему понравилось в Чистилище, и Филипп неуверенно сказал, что там было… очень необычно.

Не успели слова слететь с его губ, как Герион щелкнул хвостом по воде с такой силой, что Филипп и Сатина чуть не полетели в воду.

– Лжец! – зашипело водное чудовище, повернув к нему голову.

Дружелюбное лицо сменила ужасная морда. На лбу выросли изогнутые дугой рога, под ними бешеные огненные глаза насквозь пронзали Филиппа своим взглядом. Из жуткой пасти показались кровожадные зубы, подобные истекающим кровью осколкам стекла.

– Последняя попытка или окажешься в реке, как все они! Как тебе понравилось в Чистилище?

– Быстрее, Филипп! – отчаянно повторял за его спиной голос Сатины. – Отвечай ему!

– Там было ужасно! – закричал Филипп, крепче сжимая плавник, он готовился ощутить леденящий холод речной воды. – Там был ужасно!

– Так-то лучше! – сказал Герион, и его лицо вновь приняло привычные черты. Рога и зубы испарились, красный огонь в глазах погас – они снова сделались голубыми и добрыми: – Честный ответ открывает все дороги, – улыбнулся демон и доставил их на противоположный берег.

* * *

На обратном пути оба были немногословны. Мысли переполняли происшествия этой ночи, а в голове Филиппа за первенство боролись горящий силуэт Драной Бороды и шипящая морда речного демона. Вероятно, именно поэтому Филипп заметил слежку, только когда они почти добрались до замка.

Они уже поворачивали на Центральную улицу, когда внимание Филиппа привлек силуэт, кравшийся за ними следом.

Поразмыслив, Филипп спросил себя, как давно их преследуют? В действительности с той самой минуты, как они попрощались с Герионом. Точнее, с Герионом прощалась только Сатина. Филипп молча поспешил прочь.

Верно. Кто-то шел за ними с той самой минуты. Тень, которую видишь краем глаза. Едва заметная помеха в поле зрения.

Преследователь.

Филипп резко обернулся, но, если не считать стайки грешников, которых кнутами подгоняла пара рычащих грагорнов, улица была пуста.

– Что случилось? – спросила Сатина.

– Идем, – ответил он. – Идем быстрее!

Друзья свернули с Центральной улицы и побежали к внутреннему дворику замка, а там спрятались за большим фонтаном.

– Филипп, что происходит?

– Кажется, за нами следят, – шепнул он, не сводя глаз с ворот. Подождал, не объявится ли преследователь. Подождал еще.

Никто так и не появился.

Неужели просто разыгралось воображение? Результат многочисленных событий этой ночи? Переутомление?

– Может быть, я ошибся, – сказал Филипп, неуверенно пожав плечами.

Может быть…

Но сам он не очень верил своим словам.

Их совершенно точно преследовали. Просто преследователь понял, что его обнаружили.