Текст книги "Девушка из кошмаров (ЛП)"

Автор книги: Кендари Блэйк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 15

Во время полета в Торонто Томас чувствовал себя хорошо, но, теперь направляясь в Лондон, первые полтора часа в самые опасные моменты он сжимает в руках бумажный пакет. На самом деле, его не тошнит, но он определенно выглядит зеленым. Позже он заказал парочку имбирной газировки, даже если и устроился на новом, достаточно комфортном месте, чтобы попытаться прочесть книгу Джо Хилла[33]33
  Джо Хилл (англ. Joe Hill; Джозеф Хилстром, настоящее имя Йоэль Эмануэль Хеглунд; 7 октября 1879 – 19 ноября 1915) – американский поэт шведского происхождения, рабочий, борец за права трудящихся, революционер, активист профсоюза «Индустриальные рабочие мира».


[Закрыть], которую он прихватил с собой.

– Сложно понять, – через минуту бормочет он, закрывая ее.

Он смотрит в окно (я позволил ему сесть у окна), вглядываясь в мрачную темноту.

– Во всяком случае, нам нужно поспать, – сообщаю я, – так что мы не будем увиливать от этого, когда приземлимся.

– Но там будет уже десять вечера. Может, нам стоит быть начеку, чтобы не уснуть?

– Нет. Кто знает, сколько у нас будет времени, прежде чем нам выпадет еще такой шанс. Отдыхай, пока есть такая возможность.

– В этом-то и проблема, – ворчит он, взбивая не отвечающую требованиям рейса подушку.

Бедный парень. В мыслях он прокручивает миллион вещей, и уж точно меньшее из всего – страх полета. Я не смог набраться наглости спросить, разговаривал ли он с Кармел, а он и не упоминал об этом. Он также много не расспрашивал, чем мы собственно собираемся заниматься в Лондоне, что как-то вовсе не по-Томасовски. Вполне вероятно, что данная поездка – своего рода удобный побег от проблем. Но он полностью осознает опасность. Затяжное рукопожатие, которым он обменялся с Морфаном в аэропорту, говорит красноречивее всяких слов.

Он ворочается настолько, насколько ему позволяет узкое сиденье второго класса. Томас до неприличия вежлив, поэтому не откидывает спинку кресла назад. Когда он проснется, его шея будет чувствовать себя как растоптанный сухой кренделек, если ему вообще удастся уснуть. Я закрываю глаза и пытаюсь устроиться поудобней. Кажется, это почти что нереально, потому что я не могу перестать думать о спрятанном в моем багаже атаме, находящимся в нижней части фюзеляжа, или вовсе послать все к черту. Не могу перестать думать об Анне, и как звучал ее голос, умоляющий вытащить ее оттуда. Самолет летит со скоростью приблизительно 500 миль в час, но это далеко не так быстро.

* * *

К тому времени, когда мы приземлились в Хитроу, я официально вошел в режим зомби. Сон был мимолетным: полчаса здесь, пятнадцать минут там, и, как следствие, моя затекшая шея. Томас выглядел не намного лучше. Наши глаза покраснели и теперь чешутся, так как воздух в самолете был настолько сухим, что мы почти были готовы свалить оттуда и превратится в окрашенную Томасом и Касом кучку песка. Всё кажется невероятным: цвета слишком яркие, а пол под ногами не таким твердым. В десять тридцать ночи по лондонскому времени в терминале царит тишина, и этот факт в какой-то степени облегчает нам жизнь. Ведь нам не нужно протискиваться через толпы людей.

Тем не менее, наши мысли текут медленно, и после того, как мы забрали свой багаж (что оказалось выматывающей и тяжелой задачей – ожидать его, упираясь кончиками пальцев в ленту выдачи багажа, и переживать, что я не переложил себе атаме на пересадочном рейсе Торонто или кто-то другой заграбастал его прежде, чем это сделал я), кружимся, понятия не имея, в какую сторону двигаться дальше.

– Я думал, ты уже был здесь, – ворчливо заявляет Томас.

– Да, когда мне было четыре, – отвечаю я, тоже ворча.

– Давай просто возьмем такси. У тебя же есть его адрес, так ведь?

Я осматриваю терминал, изучая над нами знаки. Я планировал приобрести проездной и воспользоваться метрополитеном. Теперь это кажется не такой уж хорошей идеей. Я не горю желанием начинать нашу поездку с компромиссов, поэтому тащу чемодан через весь терминал, следуя по указателям в сторону поездов.

* * *

– Было не так уж и трудно, правда? – через полчала спрашиваю я Томаса, пока мы, измученные, сидим на сиденьях поезда метро.

Он выгибает бровь, и я улыбаюсь. После еще одной короткой пересадки, мы выходим на станции «Highbury and Islington» и тащимся к нулевому уровню.

– Что-нибудь знакомо? – интересуется Томас, пробегая взглядом по улице, огни которой освещают тротуар и витрины.

Все выглядит смутно знакомым, но подозреваю, что в Лондоне все будет именно так. Я глубоко вдыхаю. Воздух кажется чистым и прохладным. После второго вдыхания ветер доносит мне запах мусора. Это навевает мне кое-какие воспоминания, но, вероятно, все только потому, что Лондон практически ничем не отличается от других, таких же крупных деловых центров.

– Расслабься, чувак, – заявляю я. – Мы доберемся.

Я опускаю чемодан боком и расстегиваю. Кровь перестала так сильно бурлить, как только атаме оказался в заднем кармане моих брюк. Мое тело накрыло спокойствием, но все же не стоит бить баклуши; Томас выглядит достаточно уставшим, чтобы меня грохнуть, прогрызть дыру в голове или использовать в качестве гамака. К счастью, карта Гугл показывает адрес Гидеона, проложив путь от нашей последней станции, поэтому его дом находится в какой-то мили отсюда.

– Идем, – говорю я, а он ворчит.

Мы шагаем быстро, поэтому на неровном тротуаре наши чемоданы чуть ли не подпрыгивают, и проходим мимо придорожного индийского кафе с неоновыми вывесками и пабов с деревянными дверями. Пройдя четыре блока, я двигаюсь прямо к цели. Дороги не обозначены должным образом, или мне только кажется так, но все же я не могу разглядеть их в такой темноте. В переулке освещение регулируется лампами, поэтому место, которое мы сейчас осматриваем, никак не похоже на окрестности Гидеона. С одной стороны нас окружает ограждение из проволочной сетки, а с другой – возвышается высокая кирпичная стена. Сточная канава заполнена пивными банками и мусором, и все вокруг кажется унылым. Но, возможно, так было всегда, а я был слишком юным, чтобы хоть что-нибудь вспомнить. Или, возможно, все стало таким именно после моего последнего визита сюда.

– Ладно, остановись, – задыхается Томас.

Он вытягивается и опирается на свой чемодан.

– Что?

– Ты заблудился.

– Это не так.

– Не гони пургу, – он постукивает указательным пальцем по виску. – Ты все кружишься и кружишься здесь.

Его самоуверенное лицо действует мне на нервы, поэтому я думаю очень громко «Это гребаное чтение мыслей меня чертовски раздражает», на что он улыбается.

– Даже если и так, но ты все равно заблудился.

– Я всего лишь раз обернулся, вот и все, – отвечаю я.

Но он прав. Нам нужно найти телефон или добраться до ближайшего паба. Последний, который мы проходили недавно, выглядел прилично; двери были распахнуты, и желтый свет струился по нашим лицам. Внутри смеялись люди. Я обернулся посмотреть, откуда мы пришли, и заметил одну двигающуюся тень.

– Что это? – спрашивает Томас.

– Ничего, – моргая, отвечаю я. – Показалось.

Но мои ноги будто приросли и не желали двигаться в том направлении.

– Идем дальше.

– Лады, – отзывается Томас и смотрит через плечо.

Хоть мы и двигаемся в полной тишине, но я прислушиваюсь, не обращая внимания на грохот, который издают колесики наших чемоданов. Позади нас ничего нет. Я истощен, поэтому виденье сыграло со мной злую шутку, расшатывая мои и так напряженные нервы. Мне кажется, что звуки моих шагов слишком громкие и сильные, словно что-то пытается скрыться с их помощью. Томас укорил свой шаг, чтобы идти рядом со мной наравне, а не плестись сзади. Он также что-то уловил, но, возможно, только благодаря моим ощущениям. Никогда бы не подумал, что мы окажемся в таком ужасном месте, как этот пустынный темный переулок, помещенный между зданиями, черным пространством впереди и припаркованными автомобилями. Лучше нам продолжать разговаривать, так как кое-что может тут же развеять эту жуткую тишину, которая усиливает и так каждый новый шум здесь. Но тишина берет над нами верх. За нами никто не следует, и впереди никого тоже нет.

Шаги Томаса ускоряются. В нем зарождается паника, и, если бы ему выпала возможность сражаться или дать деру, то догадываюсь, к какому варианту он бы склонился. Но куда бежать? Мы понятия не имеем, куда идти дальше. Как далеко мы зашли? И что из всего этого является продуктом недосыпания или богатого воображения?

Впереди, в десяти футах от нас, тротуар размывается и превращается в длиннющую тень. Нам придется пройтись в темноте около двадцати ярдов. Я останавливаюсь и оборачиваюсь, осматривая позади припаркованные авто и ожидая увидеть кое-какое движение, но ничего такого там нет.

– Ты не прав, – шепчет Томас. – Там все же что-то есть. Думаю, оно следует за нами с самой станции.

– Возможно, это всего лишь карманный воришка, – бормочу я.

Все тело напряжено как виток веревки, реагирующий на звук движения впереди нас, в темноте. Меня толкает Томас, который сосредоточенно прислушивается. Оно каким-то образом появилось теперь впереди. Или, возможно, обладатель звука совсем не один, а их несколько. Я вытаскиваю атаме из кармана, затем из ножен, и уличный фонарь тут же освещает мое лезвие. Мое действие кажется глупым, но, возможно, это их испугает. Находясь в изнуренном состоянии, моей энергии хватит лишь на то, чтобы расправиться не более чем с одной бездомной кошкой, не говоря уже о чем-то более серьезном.

– Что будем делать? – спрашивает Томас.

Почему он спрашивает меня? Все, что я знаю, пока не наступит рассвет, мы не можем оставаться под этими уличными фонарями. У нас нет иного выбора, кроме как идти вперед, прямиком в темноту.

Когда я стал двигаться, подумал, что Томас меня опередил, пока он не закричал «Берегись!» тремя секундами позже. Мой кулак задевает нечто реальное, поэтому я отступаю назад. Я устало мигаю в темноте, пока возвращаю атаме назад в карман. Чтобы это ни было, напавшее на меня не было мертвым, поэтому нож здесь не сможет помочь. В мою сторону приближается круглый предмет; я приседаю, и оно с грохотом ударяется о здание позади меня.

– Что это? – спрашивает Томас, а затем оседает, или, возможно, только кажется так.

На улице слишком темно, но заведение находится так близко. Томас выходит под освещение лампы, где тут же отшатывается от припаркованной у обочины машины и отступает, чтобы затем швырнуть кирпич о стену, представляя себе, что играет в пинбол на автомате. Фигура попадает в мое поле зрения и жестко наносит удар ногой по груди. Я задницей приземляюсь на тротуар. Она снова нападает, поэтому я поднимаю руку в защите, но все, что мне удается сделать, это грубый толчок. Ее движения дезориентируют меня; они быстры и прерывисты. Они отвлекают мое самообладание.

Нужно взять себя в руки. Это всего лишь истощение; а не наркотик. Сфокусироваться и прийти в себя. Когда он снова набросится, я пригнусь и заблокирую удар, а затем нанесу ответный короткий удар в голову, чтобы вырубить того.

– Убирайся отсюда! – кричу я, едва избегая неуклюжей попытки замахнуться ногой.

На секунду мне показалось, что он просто отступит и убежит, но вместо этого он продолжает стоять прямо и становится на фут выше. В ушах звучат слова, похожие на гаэльский, и вокруг меня кольцом сжимается плотный воздух.

Он насылает проклятие. Зачем, я не знаю, но появляющееся давление в ушах в десять раз хуже, чем в самолете.

– Томас, что он делает? – кричу я.

Это какая-то ошибка. Мне нельзя выдыхать. Слишком сжатые легкие препятствуют малейшему вдоху. Песнопение охватывает все вокруг. Глаза горят. Не могу дышать. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все вокруг застывает. Тротуар давит на колени, поэтому я падаю.

Мой разум взывает Томаса, о его помощи, но я всего лишь слышу, как он шепчет другое заклинание, нейтрализуя первое. У атакующего голос лирический, с гортанной смычкой[34]34
  Гортанная смычка, твёрдый приступ – глухой гортанный взрывной согласный звук, используемый во многих языках и получаемый смыканием голосовых связок, которые затем под напором воздуха резко размыкаются со взрывным звуком.


[Закрыть], а у Томаса – более глубокий и полный мелодичности. Голос Томаса постепенно набирает обороты, превосходя другой до тех пор, пока последний не запинается и не умолкает. Мои легкие отпускает боль. Внезапный поток воздуха к горлу и прилив крови в мозг вызывают во мне дрожь.

Томас не отступает, даже когда фигура, напавшая на нас, сгибается пополам. Рука взмахивает в слабой обороне, а звук, когда он втягивает воздух в легкие, кажется острым и тонким.

– Остановись!

Я протягиваю руку, и Томас останавливается. Но сказал это не я.

– Остановись, остановись же! – вопит фигура, жестом показывая нам убираться. – Вы выиграли, ладно? Выиграли.

– Что именно? – рявкаю я. – Что ты пытался сделать?

Фигура медленно отступает по тротуару назад. Среди того, как он задыхается, до уха доносятся еще обрывки смеха. Особа оказывается под лучами фонаря, хватается за грудь и снимает капюшон толстовки.

– Это девушка, – ворчит Томас, а я выгибаю бровь.

Но он прав. Это определенно девушка, стоящая напротив нас в клетчатом чепчике и кажущаяся невинной. Она даже улыбается.

– Вы выбрали неправильное направление, – сообщает она.

Ее акцент схож с акцентом Гидеона, но звучит свободнее и менее четко.

– Если вы ищете Гидеона Палмера, вам лучше пойти со мной.

Глава 16

Девушка поворачивается на каблуках и незамедлительно уходит. Просто уходит, словно две минуты назад она не устраивала здесь засаду и не пыталась меня прикончить. Она ожидает, что мы последуем за ней, поэтому показывает жестом, что нам придется это сделать, если мы хотим увидеться с Гидеоном прежде, чем наши ноги совсем обессилят. Хоть и с оговорками, но мы следуем за ней. С таким поведением, включающим недавнюю атаку, с вероятностью можно квалифицировать ее как минимум смелую или дерзкую девушку. Разве не так бы сказал Гидеон?

– Вы ошиблись только двумя улицами, – говорит она. – Но здесь это может оказаться большой разницей, – ее рука указывает направо, и мы вместе поворачиваемся. – А вот правильное направление.

Я смотрю ей в спину. Под клетчатым чепчиком заметен хвост светлых волос, заплетенный в тугую косу. В ее быстрых шагах чувствуется уверенность, и, двигаясь вперед, она не обращает на нас, плетущихся позади, внимание. Стоя тогда на тротуаре под фонарем, она не извинилась. Даже не показалась смущенной. Не только из-за того, что напала на нас, но даже когда мы заблудились.

– Кто ты? – спрашиваю.

– Гидеон послал меня забрать вас со станции, – это не совсем то, что я ожидал услышать. Скорее, наполовину. Я должен что-нибудь ей ответить.

– Моя мама предупредила его, что мы приедем.

Она пожимает плечами.

– Возможно. А может быть, и нет. Разве имело бы это значения? Гидеону все равно стало бы все известно. У него очень хорошо получается быть в курсе всего происходящего. Ты со мной согласен?

– Почему ты на нас напала? – спрашивает Томас.

Он выпаливает вопрос через стиснутые зубы и продолжает буравить меня своим резким взглядом. Томас считает, что нам нельзя ей доверять. Я ей не верю, просто следую за ней, так как мы потерялись.

Она улыбается; звук ее голоса по-девчачьи живой, но не высокий.

– Я не собиралась, но когда увидела, как ты размахивал ножом словно Данди Крокодил[35]35
  «Данди по прозвищу „Крокодил“» (англ. Crocodile Dundee, Крокодил Данди) – комедия режиссёра Питера Файмана. Премия «Золотой глобус» за исполнение лучшей мужской роли.


[Закрыть], не смогла устоять от соблазна, – она наполовину оборачивается, и на лице расползается ухмылка проказницы. – Хотела лично убедиться, кем представляет собой охотник за призраками.

Возможно, с моей стороны покажется нелепостью, но я хочу объяснить ей, что у меня появился синдром смены часовых поясов и что я продолжал спать еще час, но не хочу впечатлять ее этим. Определенно нет. Просто ее дерзкая улыбка заставляет меня так считать.

Улица, по которой мы сейчас топаем, кажется более знакомой, чем остальные. Мы минуем дома с кирпичными заборами и низкими железными воротами, хорошо подрезанными кустарниками и милыми припаркованными машинами у подъездных дорожек. Сквозь задернутые шторы украдкой пробиваются лучи белого и желтого света, а вокруг фундамента пестрят цветочные клумбы, лепестки которых еще не свернулись в бутоны на ночь.

– Вот и пришли, – сообщает она, останавливаясь так резко, что я чуть ли не врезаюсь в ее спину.

То, как она кривит щекой, говорит мне о том, что она нарочно так поступила. Эта девушка способна очень быстро меня раздражать, но когда она улыбается мне, я подавляю в себе желание улыбнуться ей в ответ. Она отпирает замок и с преувеличенным жестом приветствия удерживает ворота открытыми. Я останавливаюсь ровно на то время, пока идентифицирую дом Гидеона, которого практически не коснулись изменения, а возможно, и вовсе не коснулись. Затем она медленно двигается вперед, чтобы открыть входную дверь. Проделывает она это без стука.

Мы втискиваемся во входной проем Гидеона, создавая столько шума, что и бизоны могли бы испугаться, звук от наших чемоданов отскакивает от стен, а от обуви скрипит деревянный пол. Впереди, через узкий проход, расположена кухня. Я вскользь замечаю на плите парующий чайник. Он ждал. Его голос долетает до меня быстрее, чем я вижу его лицо.

– Ты, наконец-то, нашла их, моя дорогая? Я собирался позвонить в аэропорт Хитроу, разузнать о рейсе.

– Они немного зашли не с той стороны, – отвечает девушка. – Но целы и невредимы.

Нет, все благодаря тебе, думаю мысленно я, но впервые за последние десять лет Гидеон появляется из-за угла собственной персоной, останавливая меня своим холодным тоном.

– Тесей Кассио Лоувуд.

– Гидеон.

– Тебе не следовало приезжать.

Я проглатываю. Спустя годы голос все же не лишился эдакой стали и серьезности.

– Как ты узнал, что это я? – спрашиваю.

– В том же порядке, откуда мне все известно, – отвечает он. – Мои шпионы повсюду. Разве ты не заметил, как наблюдали за твоим домом?

Не знаю, смеяться мне или нет. Это определенно была шутка, вот только звучала она далеко не так. Я не навещал его более десяти лет, поэтому теперь складывается такое впечатление, словно меня отсюда вышвырнули.

– А я Томас Сабиен, – заявляет Томас.

Хорошая мысль. Гидеон стоит на кухне всего несколько секунд, прежде чем позволяет английским манерам взять над собой верх. Он подходит пожать руку.

– Поосторожней с ним, – раздается голос девушки с кухни, где она стоит со скрещенными на груди руками.

Теперь, при лучшем освещении, я замечаю, что она приблизительно нашего возраста, а возможно, даже младше. У нее острый темно-зеленый взгляд.

– Я думала, он разорвет мне сердце. Мне казалось, ты утверждал, что он не одобряет черных магов.

– Я не черный маг или что-то в этом роде, – проговаривает Томас.

Он краснеет, но, по крайней мере, не переминается с ноги на ногу.

Наконец, Гидеон снова смотрит на меня, в то время как я не могу оторваться от пола. После усталого взгляда и словно прошло несколько часов, он заключает меня в объятия. За эти годы даже хватка осталась такой же сильной как прежде. Но странным является то, что, будучи достаточно высоким, моя голова теперь выше его плеч, а не вдавливается в живот, как раньше. Это печально, но я совсем не могу взять в толк, почему так себя чувствую. Может, потому что прошло так много времени.

Когда он выпускает меня из своих объятий, его глаза искрятся нежностью, и даже крепко стиснутая челюсть не может скрыть этот факт от меня. Но он старается.

– Ты не изменился, – сообщает он. – Только немного вытянулся. Ты должен простить Джесси, – он наполовину обернулся и жестом указывает на девушку. – У нее всегда сначала в бой идут кулаки, – когда Гидеон вытягивает руку, она медленно движется в его объятия. – Так как по природе она слишком груба, чтобы самой представиться, я познакомлю вас. Тесей, это Джестин Риден. Моя племянница.

Единственное, о чем я могу сейчас думать, это «А я даже не знал, что у тебя есть племянница».

– Мы были не очень близки, – Джестин пожимает плечами. – До недавнего времени.

Гидеон ей улыбается, но эта улыбка напоминает скорее ледоруб. Это правда и в то же время ложь, и мне приходит в голову, что Джестин вовсе не племянница Гидеона, а, скорее всего, его девушка или что-то в этом роде. Но это не так. И что на самом деле я просто хочу немного пообвинять его.

– Дашь нам минутку, дорогая? Я уверен, Томасу и Тесею следует немного отдохнуть.

Джестин кивает и улыбается, не показывая зубы. Ее смешной и одновременно оценивающий взгляд задерживается на мне. На что она там уставилась? После перелета все выглядят хреново. Когда она уходит, не попрощавшись, ей в след Томас громко желает доброй ночи, и закатывает глаза. Кем бы она ни была, вероятно, занесла его в свой черный список.

После того, как мы с Томасом несколько минут потратили на звонки Морфану и маме, успокаивая их, что мы доехали в целости и сохранности, Гидеон ведет нас наверх, в комнату для гостей, где жил я, когда был ребенком, и вместе со своей семьей проводил здесь лето.

– И это все? – интересуюсь я. – И ты не спросишь меня, почему я здесь?

– Я знаю причину, – мрачно отвечает Гидеон. – Можете ночевать здесь. Утром вернетесь домой.

* * *

– Та еще чертова реклама здешнего бизнеса[36]36
  Welcome Wagon. Как только появляется новый дом, специальная дама от имени всех местных лавок и контор приезжает к новоселам с кучей всякой ерунды: мелкие подарки вроде зажигалки или штопора, купоны на скидки, рекламки и брошюрки. Традиция эта возникла во времена первых поселенцев, когда обжившиеся иммигранты встречали вновь прибывших корзинкой с едой и предметами первой необходимости, чтобы помочь им обосноваться на новом месте. Теперь, конечно, цель другая – прорекламировать здешние бизнесы, чтобы люди пользовались ими почаще, а не ездили за каждой мелочью в Галифакс.


[Закрыть], – ворчит Томас, после того как мы затащили свои чемоданы на второй этаж, и поэтому я подавляю улыбку. Когда он расстроен, то разговаривает в точности как Морфан.

– Я даже не знал, что у него есть племянница.

– Я тоже не знал, – отвечаю я.

– Ну, она прямо настоящее золотце, – он опустил свой багаж у подножия кровати.

Как нестранно, гостевая комната словно была оборудована только под нас, вмещающая всего две односпальные кровати, а не одну двуспальную, как это обычно бывает в таких ситуациях. Тогда это означает, что Гидеон определенно знал о нашем приезде. Томас убирает стеганое одеяло и садится, поддевая ботинки пальцами ног.

– Что тогда вообще такое было, ну, то, что она пыталась со мной сделать? – спрашиваю я.

– Что-то типа насылания проклятия. Точно не уверен. Ты не так уж часто с этим сталкивался.

– Я мог погибнуть?

Он собирается ответить утвердительно, но ведет себя честно, даже когда капризничает.

– Она остановилась бы только в том случае, потеряй ты сознание, – наконец, отвечает тот. – Но кто его знает, остановило бы ее это или же нет.

Ей пришлось бы это сделать. Кое-что все же есть в том, как она прыгнула на нас, как напала с кулаками; хотя все это было лишь практикой, тестом. Я заметил это по ее уверенному тону и по тому, как она сдалась. Она забавлялась тем, что якобы проиграла нам.

– Утром все выясним, – заявляю я, откидывая одеяло.

– Мне просто все это не по душе. В этом доме я совершенно не чувствую себя в безопасности. Сомневаюсь, что у меня получится сомкнуть хоть глаз. Может, давай спать по очереди?

– Томас, здесь нам никто не причинит вреда, – отвечаю я, снимая обувь и ложась в постель. – К тому же, я уверен, ты справишься с ней, если что. И вообще, где ты научился этому заклинанию?

Он пожимает плечами в подушку.

– Морфан научил меня соприкасаться со своей чернотой, – его губы сжимаются в твердую линию. – Но мне не по душе использовать свою силу. Из-за этого я раздражаюсь и чувствую себя оскорбленным, – затем смотрит на меня осуждающе. – Но ей, похоже, начихать на это с высокой колокольни.

– Томас, давай поговорим об этом утром, – предлагаю я.

Он еще немного ворчит, но, невзирая на то, как он упомянул о своем чувстве небезопасности здесь, как только гаснет свет, через тридцать секунд раздается храп. Бесшумно укладывая атаме под подушку, я пытаюсь последовать его примеру.

* * *

Когда я спускаюсь на следующее утро, на кухне обнаруживаю Джестин. Она стоит спиной ко мне, моя посуду, и не оборачивается, хотя знает, что я здесь. Сегодня на ней нет кепки, поэтому в двух футах от себя становлюсь свидетелем, как ниспадают на спину ее темно-золотистые волосы. На их фоне красные пряди кажутся лентами.

– Приготовить что-нибудь на завтрак? – спрашивает она.

– Нет, спасибо, – отвечаю я.

На столе я замечаю корзинку круассанов. Я беру один и отщипываю кусочек.

– Может, масла? – спрашивает она, поворачиваясь.

На ее челюсти красуется большой, темный синяк, и в этом виноват я. Помню, как поставил его, заставив согнуться ее пополам. Когда это произошло, я еще не знал, кто она на самом деле. А теперь, словно в обвинение, синяк взирает прямо на меня. Но о чем я должен сожалеть? Она первой напала на меня и получила по заслугам.

Она подходит к шкафчику, вытаскивая чайное блюдце и нож, затем кладет на стол пачку масла, перед тем как нырнуть в холодильник за джемом.

– Извини, что так получилось с твоим лицом, – сообщаю, жестом указывая в сторону фингала.

Она улыбается.

– Нет, что ты. Не больше чем я сожалею, как лишила твои легкие воздуха. Мне пришлось испытать тебя, и, честно говоря, ты меня не впечатлил.

– После перелета я чувствовал себя уставшим.

– Одни оправдания, – она опирается на столешницу и запускает палец в петлю джинсов. – Я слышала истории о тебе, еще когда пешком под стол ходила. Тесей Кассио, великий охотник за призраками. Тесей Кассио, владелец оружия. А когда, наконец, встретила тебя лично, в том переулке надрала тебе зад, – она улыбается. – Но, кажется, была бы я мертвой, все закончилось бы по-другому.

– Кто обо мне рассказывал? – интересуюсь.

– Орден Черного Кинжала, – отвечает та, а глаза мерцают зеленым цветом. – Кончено, из всех нынешних членов ордена Гидеон знает больше всех о тебе подобных историй.

Она отщипывает круассан и кладет себе за щеку, словно белка. Орден Черного Кинжала. Еще несколько дней назад я и не догадывался о его существовании, а теперь вот знаю, и даже как правильно оно произносится. Я борюсь, чтобы голос не звучал слишком хрипло.

– Ордер чего? – переспрашиваю я, дотягиваясь до масла. – Кинжала косяка[37]37
  Beedak (с гаэльского) переводится как клинок, кинжал. Dubh (с гаэльского) означает «черный», а Dube – косяк, тот, кто курит марихуану. Здесь имеется в виду неправильное произношение слова под влиянием акцента.


[Закрыть]?

Она ухмыляется.

– Смеешься над моим акцентом?

– Немного.

– О. Или просто прикидываешься дурачком?

– Тоже есть чуток, – было бы ошибкой много над ней потешаться. Тем более, над чем бы я насмехался уж точно, так это над тем, что примерно представляю, как мелкая сгибается пополам.

Джестин возвращается к раковине и погружает руки в воду, заканчивая домывать последние тарелки.

– Гидеон вышел за кое-чем на обед. Он хотел вернуться прежде, чем вы проснетесь.

Она спускает воду в раковине, вытирая руки полотенцем.

– Послушай, мне жаль, что напугала твоего друга. Если честно, не думаю, что у меня получилось бы одержать над тобой победу, – она пожимает плечами. – Как говорит Гидеон, я всегда применяю без раздумий кулаки.

Я киваю, но Томасу больше нужны извинения, чем мне.

– Кто научил тебя магии? – спрашиваю я. – Это Ордер?

– Да. А также мои родители.

– А кто научил драться?

Она задирает подбородок.

– Для этого не нужно много учиться. Некоторые люди обладают подобными талантами, правда же?

Из-за этой девушки у меня внутри все сжимается, вызывая противоречивые чувства. С одной стороны мне кажется, что она – племянница Гидеона и уже только по этой причине я могу ей доверять, а с другой стороны – племянница она или нет, но Гидеон не мог ее вечно контролировать. Никто не мог. План исписан на каждом сантиметре ее тела.

На втором этаже я слышу, как передвигается Томас. Скрипят половицы, а затем доносится шум воды, когда включается душ. Находясь здесь, я чувствую себя немного странно. Словно это иллюзия, и я нахожусь не в своем теле. Большинство вещей, насколько я помню, не коснулось изменений, вплоть до расположения всей мебели в доме. Но кое-что все-таки изменилось. Например, присутствие Джестин. Двигаясь по кухне, она убирает и протирает все тряпкой. Она взывает к своей совести; и пытается быть семьей для Гидеона. Не знаю почему, но такой тип связи вынуждает меня скучать по отцу отчасти, потому что уже давно так не скучал за ним как сегодня.

Дверь открывается и через секунду на кухню тяжело входит Гидеон. Джестин отбирает у него пакет для продуктов и начинает опустошать.

– Тесей, – говорит Гидеон, поворачиваясь. – Как спалось?

– Отлично, – отвечаю я, хотя это вежливая ложь.

Несмотря на смену часовых поясов и общее истощение, в воздухе витает слишком много тревоги. Я бодрствовал, пока не потерял счет времени, прислушиваясь к мягкому храпу Томаса. Когда же меня настиг сон, он был ярким и с толикой опасности.

Гидеон тем временем меня изучает. Он до сих пор выглядит слишком молодым. То есть, я хочу сказать, он выглядит старым, но не настолько, чем десять лет назад, так что, по моему мнению, он все еще в рассвете сил. Рукава серой рубашки закатаны до локтей, а ее края заправлены в брюки цвета хаки. У него эдакий щегольской взгляд Индианы Джонс, вышедшего на пенсию, поэтому мне становится жаль, что собирался обвинять его во лжи и предательстве члена тайного общества.

– Нам нужно поговорить, – заявляет он, выходя из кухни.

Когда мы добираемся до его рабочего кабинета, он тянет двери на себя и закрывает, стоит нам только оказаться внутри, пока я делаю глубокий вдох. Говорят, что запах – память наших эмоций, и я согласен с такой трактовкой. Наш разум всегда помнит характерный и специфический запах старинных в кожаном переплете страниц, находящихся в этой комнате, и, безусловно, он очень своеобразен. Я вскользь обвожу взглядом полки, встроенные в стену и забитые не только книгами по оккультизму, но и такими копиями классиков как: Приключения Алисы в стране чудес, Повесть о двух городах[38]38
  «Повесть о двух городах» (A Tale of Two Cities) – изданный в 1859 году исторический роман Чарльза Диккенса о временах Французской революции.


[Закрыть] и Анна Каренина, выделяющаяся ярким пятном на общем фоне книгохранилища. В углу также стоит без дела старая лестница на колесиках, ожидающая своего часа, когда решат на ней прокатиться. Или воспользоваться, так будет правильнее.

Я оборачиваюсь с широкой улыбкой на лице, словно мне опять четыре, но она также быстро сползает, когда замечаю, как очки Гидеона почти спустились к кончику носа. Сейчас предстоит один из тех разговоров, когда сказанное не воротишь назад, и я удивился, обнаружив, что пока не хочу этого. Было бы хорошо снова прожить те моменты, слушая давнишние рассказы Гидеона о моем отце, и позволить ему все показывать наглядно.

Я был бы не против.

– Ты знал, что я приеду, – нарушаю тишину я. – И почему оказался здесь?

– Думаю, большинство паранормальных миров знает, почему ты здесь. Твои поиски такие же умелые, как, например, панический страх у слона, – он останавливается и поправляет очки. – Но это не совсем правильный ответ на твой вопрос. Полагаю, ты считаешь, что я знаю, зачем ты пришел, но я не уверен на сто процентов, почему ты здесь.

– Я пришел сюда за твоей помощью.

На лице вспыхивает улыбка.

– Только какого рода поддержку я могу оказать тебе, как думаешь?

– Что-то типа помочь нам с Томасом открыть дверь в иной мир.

Глаза Гидеона, мерцая, обратно обводят взглядом зал.

– Я уже говорил тебе, Тесей, – осторожно начинает он, – что это невозможно. Ты должен отпустить эту девушку.

– Не могу. Когда ее порезали ножом во время ритуала в доме, это каким-то образом связало ее с атаме. Она прорывается через разделенные нами преграды. Просто скажи мне, как ее оттуда вытащить, и все станет на свои места, – или, по крайней мере, вернется все на круги своя.

– Ты вообще слушаешь, о чем я говорю? – рявкает он. – Почему ты считаешь, что я знаю, как это делается?